Текст книги ""Фантастика 2024-21". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Апраксина

По мосту бежать не получается, но я стараюсь передвигать ноги побыстрее. За спиной – яркий свет. Пытаюсь обернуться, не обращая внимания на крик Киры: «Не оглядывайся!», но вижу только сияющий белым светом оттенка люминесцентной лампы женский силуэт. Действительно Белая, действительно Дева. Почти Орлеанская – в руке у нее сияющий длинный клинок. Альдо толкает меня в спину ладонью. Еще шаг. Я уже чувствую на плече руку Киры, оборачиваюсь, чтобы схватить Альдо, но промахиваюсь: на моих глазах белобрысый неловко взмахивает руками и падает. В воздухе за его спиной тает сияющая черта. Она ударила его, ударила в спину, и он потерял равновесие, понимаю я.

Больше ничего мне понять не удается – Кира тащит меня в провал непроглядной тьмы.

Упавший с Кровавой Дорожки умирает навсегда, вспоминаю я.

Скалятся, облизываются уродливые морды перед глазами.

Счет два-ноль в пользу Белой Девы.

15

Пустота – и нет в ней ничего, кроме тишины и покоя. В окутывающей меня пленкой пустоте – безмолвие, бессилие и отсутствие боли. Не помню себя, не знаю, кто я и где я, только ощущаю, что за этой оболочкой нет ничего хорошего. Там мне будет больно, я не хочу туда, хочу остаться здесь, где нет ни света, ни тьмы, ни голосов. Почти небытие – и я в нем лишь пульсирующая бессознательная слизь, бактерия, одноклеточное. Я не хочу боли, не хочу наружу...

Но защитная пленка рвется с треском, и приходит боль, которой я боялась. Кажется, у меня сломан позвоночник; от шеи до поясницы мое тело нанизано на огромную булавку, плечи сведены судорогой. Это боль, которую слишком трудно описать – она зеленая и пурпурная, как пятна перед глазами, острая, как когти тигра, и назойливая, как оса над ухом. Я хочу забыться – но кто-то настойчиво тянет меня к более сильной боли.

– Кира, прекрати... – Получается не то стон, не то всхлип.

– Вставай, вставай, – теребит он меня. – Поднимайся!

– Я не могу... спина... – Мне и говорить-то больно.

Кажется, я упала на спину с высоты не меньше десятка метров – на что-то твердое, на чем и лежу. Асфальт? Камень? Земля, пожалуй, была бы помягче. Открываю глаза – Кира сидит рядом, держит меня за руку. Лицо у меня мокрое, майка на груди промокла тоже. Откуда вода? Мы на каком-то берегу – пахнет водой, а упала я на бетонные плиты, которыми он выложен. Я не могу пошевелить ни руками, ни ногами. Паралич? Чувствуют ли парализованные боль? Между лопатками словно загнали коловорот и продолжают высверливать позвонки по одному, наматывая нервы на сверло.

– Только этого еще не хватало, – стонет Кира. – Мы вообще где? Ты можешь определить?

Через боль я пытаюсь взять координаты.

– Кажется... четвертая завеса... или третья...

Кира хватается за голову. Если я не ошиблась – мы еще и отрезаны от верхних уровней. Кира переворачивает меня, не обращая внимания на визг, кладет на живот, задирает майку и начинает гладить вдоль по позвоночнику. Боль в спине постепенно ослабевает и возвращается, только когда он давит указательным и средним пальцем вокруг позвонков.

– Полежи немного, скоро пройдет. Не будь ты Смотрителем...

Не будь я Смотрителем, я вообще не пережила бы падения и где оказалась бы тогда – лишь Городу ведомо. Но мне повезло – я живуча, так просто меня не убьешь. Нужно что-нибудь особенное: оглоед или меч Белой Девы, Гиблый Дом или... что там еще заготовлено для нас на сегодня? Кажется, мы начисто исчерпали лимит везения, спасаясь из одной за другой передряги и громоздя глупость на глупость.

Так оно и получается. Пока мы сидим, точнее, я лежу, а Кира сидит рядом, у небольшого бассейна с фонтанчиками, к нам подходят три молодых человека. Сначала я вижу только их ботинки – что-то навороченное, кожаное и со стальными пластинками на мысках. При этом и кожа, и сталь исцарапаны. От владельцев таких ботинок почему-то заранее не ждешь помощи и заботы. Поднимаю голову и вижу – три богатыря, побритых налысо, в широких джинсах, кожаных куртках и темных очках. На куртках нашиты свастики. Худшая разновидность хулигана – хулиган с идеями. Даже если он получает ногами по голове, то считает себя морально правым – его же бьют за идею, а не за учиненный дебош. И бьют враги народа, кто же еще?

Интересно, подходим ли мы под категорию врагов народа? И какого народа мы можем быть врагами?

– И че это ты тут делаешь? – интересуется один у Киры.

– Сидим, отдыхаем, – спокойно отвечает он.

– А че это ты с нашей девушкой делаешь? – Это уже второй голос.

Чего только не узнаешь о себе из уст юного идиота, думаю я, но прикусываю губу и стараюсь встать. Получается довольно уверенно, хотя сверло в спине вновь принимается за работу. Поправляю волосы, с интересом смотрю на богатырей, которым я в лучшем случае до плеча.

– Да нет, ты ошибся. – Я стараюсь говорить мило и приветливо. – Мы не знакомы. Мы оттуда, через дорогу...

Я чуть-чуть знаю это место, понимаю я, когда встаю и оглядываюсь. Перед нами гостиница, за спиной лесопарк, а слева проходит широкий проспект. Кира молчит, и я ему благодарна. С представителями своего пола эти не церемонятся, с девушками обычно разговаривают без особого хамства, по крайней мере – поначалу. Если, конечно, в ком-то не начинают играть гормоны. Как у этих с гормонами, я пока определить не могу. Начало вечера, и выглядят они если не совсем трезвыми, то пока что ударившими только по пиву.

Вокруг, как назло, нет никого, и даже ни одна машина не проезжает мимо. Неприятная ситуация, учитывая, что их трое и драться – их любимое хобби, а нас двое, и у меня болит спина. Кира, как я помню по драке, с которой началось наше знакомство, отнюдь не мастер рукопашного боя, я, в общем, тоже – серединка на половинку.

Удастся ли убежать? Ох, бежать я буду не очень-то ловко, все из-за той же проклятой спины. Пробежать нужно от силы полкилометра – там перекресток, людно, и догонять нас никто не будет. Но милые мальчики как раз отрезают нас от дороги. Пока они переваривают идею, что мы – из соседнего квартала, я улыбаюсь им мило, но совершенно бесстрастно, как дорогим братьям. Кира подбирается, садится поудобнее – он готов вскочить.

– Не знакомы, так познакомимся. Пойдем, мы тебя до дома проводим, – пытается облапить меня один из парней.

Я осторожно выскальзываю из-под его руки, продолжая улыбаться.

– Да нет, мы пока тут посидим. Я упала, спину ушибла, никуда идти не хочется. Лучше вы с нами посидите. Вас как зовут? Меня – Ира, его – Сергей, мы через дорогу живем, а что мы вас раньше тут не видели? – трещу я, продолжая улыбаться всей собой.

Драки не хочется, ох как не хочется – даже минимальной. От того, что кто-то попытался положить мне руку на плечо, я не переломлюсь. А закончить дело миром очень хочется. Особенно когда внутри закипает белая ярость, такая, что слегка подрагивают колени. Я ненавижу всех этих идейных и безыдейных хулиганов острой злобной ненавистью.

– А ты чего такой вялый? – Тот, что говорил первым, он выглядит наиболее опасным, чуть пошатывается – может быть, обкурился? или теперь в моде грибочки? – пинает Киру в бедро.

Такое по правилам улицы прощать нельзя, и начинается вульгарное махалово.

Кира, не вставая, хватает обидчика за ногу, тянет вверх, вскакивает, уворачиваясь от ботинка другого, летящего ему в висок. Первый падает, как и положено по законам физики, с грохотом – чем больше шкаф, тем дольше падать. Того, который пытался меня обнять, я хватаю за запястье и пытаюсь, поставив подножку, скинуть в бассейн – не тут-то было. У нас, конечно, были разные учителя, но техника – одна, и использовать силу и массу противника на вред ему самому мне не удается. Он пытается меня схватить, я уворачиваюсь, спотыкаюсь и падаю очень удачно – поперек того, которого уронил Кира. Парень как раз пытается подняться, но я валюсь на него, об него же и споткнувшись, и, видимо, тратя последние капли везения, приземляюсь локтем точно ему в нос. Мне повезло – ему нет, кажется, травма достаточно серьезна: он не пытается меня схватить, он вообще ничего не пытается делать, только взмахивает руками и отрубается. От души надеюсь, что я вогнала носовую перегородку прямиком в желе, заменяющее ему мозги.

Недостатком падения является то, что мой любитель обниматься схватил меня за обе щиколотки над кроссовками. Сейчас он извернется и пнет меня в живот или в голень, и я на пару минут лишусь возможности сопротивляться. Дрыгаю ногами, смотрю на пляшущую передо мной пару тяжелых поцарапанных ботинок. Кажется, они с Кирой решили станцевать ритуальные боевые танцы разозленных самцов. Парень переминается с ноги на ногу, как боксер, делает шаг вперед и тут же отступает, видимо, примериваясь. Напрасно он это – когда он во второй раз отступает, я вцепляюсь в его ногу со всей силы, а тот, что держит за ноги меня, проявляет крайний идиотизм. Или гуманизм, уж не знаю. Вместо того чтобы меня ударить, он резко тянет меня за ноги. А я крепко держу его товарища. Это не драка – это какая-то пародия на сказку про Репку!

Кира, не раздумывая, пользуется временной неподвижностью противника. Короткий резкий удар – и разумеется, здоровенная туша валится на меня. Напоминаю, что на одном я уже лежу. Руки я разжимаю, и третий послушно вытаскивает меня за ноги из-под своего товарища. Не особо крепкие оказались драчуны, судя по результатам. Но рывок за ноги что-то смещает в позвоночнике, и я ору как резаная. Наверное, от удивления – молчала-молчала и вдруг завопила – меня отпускают, и я лежу на траве, стараясь не шевелиться, – прямо надо мной происходит мордобоище. Кира пытается достать противника, тот уворачивается. Кто-то наступает мне на руку – я не хочу выяснять, кто это, я хочу только встать на ноги и убраться из опасной зоны. Но мне не дают. Я слышу резкий выкрик Киры, и с громким плеском мой обидчик летит в бассейн, как я и хотела. К сожалению, там всего-то по бедро, и парень немедленно встает на ноги.

Кажется, все это безобразие заняло не больше тридцати секунд.

Путь свободен: искупавшийся в фонтане хулиган вовсе не горит желанием в одиночку лезть на нас двоих – я уже встала и оглядываю поле боя. Один отрубился накрепко, другой только поднялся на четвереньки. Напрасно он это – я размахиваюсь и с удовольствием пинаю его в пах. Надеюсь, повреждения серьезны. Говорят, кастрация снижает агрессивность. Уповаю на это всей душой.

Мы не собираемся искушать судьбу и уносим оттуда ноги. Добегаем до остановки, впрыгиваем в удачно подошедший автобус. Нас не догоняют – видимо, некому, двое разбираются с третьим товарищем. Спина прошла – может, во время пробежки позвонок встал на место.

Вовсе не подробности драки, а последние мгновения пребывания в Гиблом Доме стоят у меня перед глазами, пока я сижу на сиденье в тряском автобусе. Альдо знал, что погибнет, вдруг понимаю я. «И помнят все цену победы над мраком. Цена эта – жизнь. Но платить ее стоит», – так звучали последние слова его баллады. Кто-то должен был заплатить за ритуал своей жизнью. Я забыла об этом, а Кира и Альдо помнили. Что же, Альдо знал, что погибнет так или иначе? И согласился на ритуал, зная, что ему с того не будет проку? Я совсем не знала его, понимаю я вдруг. Это очень больно – понимать, что тот, кого всю жизнь в Городе считала подлецом и дураком, спас тебе жизнь. Где были мои глаза? Почему я смотрела только на внешнее? Я так мало знала о нем, о его жизни... Почему он предпочел спасти Киру и меня? Допустим, меня – потому что я Смотритель. Один или другой – не так уж и важно. Но тенника Киру? Только ради меня – или еще было что-то, о чем я не знаю?

Автобус привозит нас к метро, мы выходим и садимся на выступ стены вестибюля.

– Это, конечно, нам редкостно повезло, – потирая переносицу, говорит Кира. – Но делать здесь совершенно нечего, надо идти наверх.

– Через искаженную вуаль? – с сомнением спрашиваю я.

– А что делать? Дева к нам не придет, скорее уж пошлет еще банду гопников, или наряд милиции, или террориста с бомбой. Работать с вероятностями у нее получается великолепно. Даже если ничего серьезного не случится, нас раскидает по разным вуалям, и будет еще хуже.

Я задумываюсь о нашей неистребимой живучести. Выбрались с искаженной завесы, выбрались из Гиблого Дома. Правда, такая маленькая деталь – оставив за спиной двоих погибших. Но нам все нипочем. Дорожку из Дома проложим, хулиганов раскидаем голыми руками. Что дальше? Перевернем Город вверх дном и присядем выпить по стаканчику пива? Я в бешенстве, которому не помогла и пробежка. Что творится? Что за идиотская игра в непобедимых спецагентов? Нет, мне вовсе не хочется сложить голову в очередной неприятности, но кажется, что Город забавляется, используя нас как марионеток. Туда засунет, сюда засунет – как смешно, живые куколки ухитряются вывернуться из любой беды.

Мимо нас проезжает на велосипеде парнишка лет одиннадцати. В руке у него здоровенный водяной пистолет, и он щедро обливает нас обоих, после чего начинает истошно работать педалями. Я отфыркиваюсь – струя попала в рот, и вдруг понимаю, что вода – святая. Мне все равно, а вот на тенников она действует как кислота. Не смертельно опасна, но оставляет болезненные ожоги. Кира успел прикрыть лицо руками и теперь дует на покрывшиеся пузырями кисти.

Водяной пистолет, заправленный святой водой? На третьей вуали, где, конечно, водится кое-какая нечисть, но средь бела дня у метро не сидит никогда. Интересная случайность, очередная маленькая неприятность. Видимо, Дева использует всех, до кого может дотянуться, но не очень хорошо чувствует, чем оборачивается ее воздействие. Что ж, ребенок с пистолетом лучше, чем смертник с гранатой, – но ясно, что и здесь мы себя в безопасности чувствовать не можем. Весомый аргумент в пользу предложения Киры подкинул нам ребеночек...

– Может, в конце концов, найдем ее уже? – спрашиваю я.

– Пожалуй, пора. – Кира разглядывает ожоги на руках и морщится.

– Больно?

– Да нет, терпимо. Но неприятно. Какой идиотизм! – топает он ногой. – Дети всякие, хулиганы...

– Взрывы и оглоеды, – подсказываю я. – Это уже посерьезнее. На инициирующей завесе сроду никаких оглоедов не было, мы следим.

– Я же говорю – она работает с вероятностями. И работает хорошо. Поэтому ей и удается гонять нас, как зайцев, по всему Городу. Бесполезно от нее уворачиваться. Пес, где Лаан с Хайо, почему они хотя бы не ищут Витку?

Я пожимаю плечами. Мы – Смотрители – вроде бы одна команда и прекрасно умеем работать вместе. Но, как показывает практика, в случае опасности действовать вместе мы не умеем. У горожан есть мобильные телефоны, они всегда могут связаться друг с другом, невзирая на приличия. А у нас – работа вместе, в свободное время – каждый сам по себе, и проверять, где твои приятели, не особо прилично. К тому же большинство предпочитают на отдыхе начисто закрываться – получить привет от коллеги, когда ты находишься в постели с девушкой, не хочется никому. Витка вообще подолгу уходит на завесы – у нее там дел хватает, больных в Городе полно.

Как удачно староста нижних назначил зачистку – знал, собака облезлая, что мы хорошо вымотаемся по-любому, а там еще и три оглоеда. Могли бы там все и лечь, если подумать. Но нам не показалось, что это – не случайность. Подумаешь, чего не встретится в подземке. Даже три оглоеда... Оглоеды, конечно, дело лап нижних. Может быть, и не самого старосты, но у него нашлась пара помощников. Должно быть, выманили их с других веток или еще откуда-то.

Все было просчитано заранее, начинаю понимать я. Двоих она заперла, четверо были хорошенько вымотаны и сутки-двое отдыхали бы, стараясь ничем не интересоваться и не связываясь друг с другом. Она не могла угадать, что я решу задержаться наверху, а Кира решит вопреки всем обычаям тенников поучаствовать в зачистке.

Все прошло почти по плану: ребята разбежались отдыхать, что вполне естественно. И у девы были развязаны руки. Альдо она заманила в Дом. Лик погиб довольно странным образом – оглоед появился в тоннеле вроде бы случайно, и мы еще не поняли, за счет чего именно она добивается успеха. Пока мы с Кирой играли в сыщиков, разбираясь с рукописью, дева и староста не дремали, и когда мы сами сунулись к старосте, те, наверное, были рады нашей глупости. Мы вырвались – но потеряли Альдо и из ловцов превратились в добычу.

Так охотник уверен, что в кустах притаился барсук, но навстречу ему выходит медведь, а дальше – как в анекдоте: «Это я – турист. А ты – завтрак туриста».

В роли завтрака туриста я чувствую себя крайне неуютно.

– Привет освободителям Харькова от немецко-фашистских захватчиков, – вдруг хихикаю я.

– Чего-о?! – изумляется Кира.

– Говорят, где-то такой плакат был. Не у нас в Городе. Но кто-то из приезжих видел, клялся, что так и было написано...

– Это ты к чему?

– Это я к тому, что мы сейчас возьмем по бутылке пива, выпьем и пойдем к этой маньячке. И пойдем уже не как в прошлый раз, а осторожно и прямиком к ней.

Кира пожимает плечами, идет к киоску. Мы сидим и мирно пьем чуть теплое баночное пиво, когда к нам подходит милиционер и настоятельно требует предъявить разрешение на распитие спиртных напитков. Разумеется, ничего подобного у нас нет и получать мы его не собираемся. Даже за умеренную сумму в пятьсот рублей. По-моему, местный сотрудник милиции только что выдумал это «разрешение» сам, из своей головы, накрытой фуражкой. Минут пять мы нудно разговариваем о необходимости оплатить штраф, о поведении в общественном месте, о том, что на установление личности отведен срок до тринадцати суток... последнее число меня удивляет. Интересно, включая или исключая выходные?

Я обнимаю Киру за талию, спрашиваю без слов: «Готов?» Он отвечает утвердительно.

– На месте преступления орудие преступления не обнаружено. Из протокола по делу об изнасиловании! – выговариваю я четко, стараясь не засмеяться.

И когда милиционер начинает продвигать кустистые брови по лбу, мы нахально исчезаем у него на глазах...

...оказываясь в киселе.

Это натуральный клюквенный кисель, густой, липкий и, кажется, даже сладкий. Причем мы угодили не на дно и не на поверхность – куда-то, где даже не поймешь, где дно, где берег. Кисель везде. Розово-красный, мутный и совершенно непрозрачный. Не видно вообще ничего. Я вцепилась в куртку Киры, поэтому знаю, что он где-то рядом. Плыть не получается – кажется, такая плотная жидкость должна бы вытолкнуть нас вверх. Но ей так не кажется, вот она и не выталкивает. Дышать нечем, больше чем на пару глотков меня не хватает, и скоро перед глазами от недостатка воздуха начинают плыть круги. Кира тащит меня куда-то, я надеюсь, что наверх, а не на дно.

Когда моя голова показывается над слоем киселя, я начинаю кашлять, потому что слишком жадно глотаю воздух.

Обиженному нами менту понравились бы наши «успехи», обладай он настоящим, а не притворным садизмом.

Оказывается, в гигантскую лужу киселя превратилось здешнее Озеро.

Слов нет, даже нецензурных. Еще только молочного дождя не хватает! И мармеладного града!

Я вся в этом киселе, пропиталась им насквозь, хуже того – с растрепавшейся косы тоже стекает кисель. Обращаю внимание на то, что с момента гибели Лика Город, словно услышав мои мольбы, оставляет меня в неизменном виде, меняя только одежду. Но это же значит – если только я срочно не отмою волосы от киселя – мне придется стричься налысо?!

– Тэри, у нас что, нет проблем поважнее? – Кира весь бледно-розовый и липкий, а глядя на его волосы, я ойкаю и стараюсь не думать о том, что со мной – то же самое, только еще похуже.

– Но так же нельзя никуда идти! – кричу я, и вдруг с неба на нас обоих обрушивается стена воды.

Впрочем, не стена, а скорее колонна – словно кто-то открыл на небе кран. Кто-то? Этот кто-то стоит рядом со мной и с наслаждением выполаскивает из одежды кисель.

– Ну ты даешь! А что ты раньше ничего такого не делал?

– А раньше я боялся попробовать, – объясняет Кира. – Я на вуалях был всего-ничего, пару раз. И понятия не имею, получится у меня то, что я хочу, или нет. А тут – вроде безопасная идея и полезная.

Ну да, действительно – мы промокли вновь, но отмылись от липкой дряни, начавшей стремительно застывать, как только мы вышли из Озера.

– Пойдем попробуем забрать Витку? – спрашиваю я, когда мы немного обсыхаем на жарком солнце.

– Нет, пойдем попробуем найти деву, – в тон мне говорит Кира. – Витку заберем потом. Хватит с нас случайностей и неожиданностей. Где она?

Прикрываю глаза, пытаюсь разыскать ее на ее собственной завесе – дело весьма неблагодарное. Но я слишком хорошо запомнила ощущение от нее. Рукопись, явление в Доме – достаточно, чтобы ни с кем ее не перепутать.

– Подвал... большой... сухой и чистый... музыкальное заведение какое-то сверху, – выдаю я впечатления.

– Ага, понял, – кивает Кира. – Это под концертным залом, я думаю, он везде расположен более-менее одинаково. Не очень далеко. Пешком доберемся.

Иных вариантов все равно не представляется – квартал рядом с Озером выглядит так, словно его засунули в кухонный комбайн. Здесь, наверное, были раньше дома и деревья, дорожки, заборы, стояли автомобили – теперь ничего этого нет. Еще одно подходящее сравнение – кто-то прогулялся щеткой по картине с недосохшей масляной краской, размазав тщательно выписанные детали пейзажа до неузнаваемости. И это простирается до самого горизонта, понимаю я, когда мы поднимаемся на один из холмов, между которыми расположено Озеро.

А над горизонтом стоит высокая, до самого неба, темно-серая туча. Только в отличие от обычной эта опустилась до самой земли.

Я застываю как вкопанная.

– Кира, что это?

Он тоже смотрит вдаль, прищурившись, потом трет себе виски и приглядывается к туче вновь. Это и не туча даже – кажется, что кто-то поднес спичку к листу бумаги, на котором расположена эта завеса, и теперь край сворачивается, обугливаясь, и осыпается пеплом.

– Что это, Кира?! – кричу я, видя, как черная стена медленно приближается к центру Города.

– Она сворачивает вуаль, – совершенно мертвым голосом говорит Кира, я оглядываюсь и вижу, что по подбородку у него течет струйка крови – прокусил губу.

– Здесь же Витка!

– Я знаю! Ты можешь ее найти? Попробуем вместе?

Здесь все перепутано, перемешано, информационного поля больше нет, и найти Виту куда сложнее, чем найти деву. Проклятой идиоткой пропиталось здесь все, каждый камень несет отпечаток ее безумия. А вот Витку я не чувствую, не могу ее найти. То ли она ушла – вот это было бы счастье, то ли встреча с девой слишком сильно повлияла на умственное здоровье нашей целительницы. Ни я, ни Кира не находим никого, хотя бы смутно похожего на Витку.

Я оглядываюсь. С холма мне виден почти весь Город, и я замечаю, что туча окружает его со всех сторон, движется не только с севера, как показалось мне раньше. Нет, чернота берет всю завесу в кольцо осады, и кольцо это медленно сужается. Судя по тому, как туча набирает скорость, завеса продержится не больше получаса – потом тучи сойдутся, и не останется ничего.

– До Бассейна далеко? – спрашиваю я Киру.

– Нет, минут пятнадцать бегом. Думаешь, она там?

– Надеюсь, – говорю я на бегу. – Очень надеюсь...

Пока мы бежим вниз по холму, я смотрю вдаль и вижу панику на улицах. Паникующая толпа всегда выглядит одинаково, и здесь ничего принципиально нового не происходит. Люди и тенники (этих, впрочем, совсем мало, одна молодежь) носятся без всякого смысла, кто-то с кем-то дерется, остальные пытаются разнять или просто смотрят, те, кто знает, как уйти, – уходят. Кольцо туч уже сожрало не меньше половины Города. Я старательно не думаю о том, что случится внизу с теми, кто погиб в черной буре. Надеюсь, просто проснутся, увидев кошмар необыкновенной силы, глотнут водички – ну или водки – и мирно заснут вновь сном без сновидений.

Я дважды падаю, по очереди разбивая обе коленки, но боли не чувствую – мгновенно вскакиваю и опять бегу следом за Кирой, который даже не останавливается. Мне кажется, что кольцо туч сужается все быстрее, вот уже накрыты и прилегающие к Бассейну кварталы. А нам бежать еще добрых пять минут.

Ускоряемся – не знаю, как это получается, но я уже не бегу, почти лечу над землей, едва отталкиваясь от поверхности земли. Минута, две... Бассейн! В проклятом здании не меньше десятка этажей. Где искать Витку? В медицинском кабинете? На площади перед Бассейном собралось не меньше пяти сотен местных обитателей. Кира идет сквозь толпу, как нож сквозь масло. В руках у него что-то вроде монтировки. Я не задумываюсь, где он взял ее, как он пробивает дорогу, – просто иду следом со смутным и тоскливым ощущением, причины которого понять не могу. Мне кажется, я растворяюсь, таю, кажется, что тело мое движется независимо от моей воли. Оно идет куда-то, а я смотрю сверху.

Я вижу, как Кира оборачивается ко мне, говорит что-то. Мне не слышно, я далеко, я почти уже не здесь. Я только смотрю, как движутся его губы. Мне все равно. Смотрю, как он теребит меня, стоя у входной двери.

Рука Киры выворачивает мое запястье, и я падаю сверху в свое тело, а потом и на колени от боли. Кира смотрит мне в лицо – в глазах две злые вертикальные щели зрачков – и продолжает выворачивать руку.

– Оставь девчонку! – говорит мужчина за моей спиной.

Кира медленно поднимает голову, не отпуская моей руки, и я слышу приглушенный вздох сзади. Неизвестный непрошеный защитник умолк, напоровшись на взгляд Киры, и я его понимаю.

– Отпусти, – прошу я.

– Ты уже пришла в норму? – Кира опускает глаза на меня.

– Да.

– Нашла время! – Кира поднимает меня за воротник, ставит на Ноги. – Показывай дорогу...

Мы входим внутрь, в холле тоже толпа народа, но здесь пройти легче. Нас пропускают, кто-то в толпе говорит «Смотритель», и тут я прихожу в себя окончательно. Новость обо мне передается по скоплению людей, как пламя лесного пожара по кронам, кто-то пытается нас догнать.

– Кира, подожди... – тяну я спутника за рукав. – Подсади меня.

– Что ты еще вздумала? – злится он.

– Надо сказать им...

– Плевать на них, нужно найти Витку!

– Нет, пожалуйста! – Я упираюсь, ухватившись рукой за дверной косяк.

Кира останавливается, смотрит на меня, плюет себе под ноги, потом поднимает меня и ставит на стол. Люди толкают друг друга, хлопают по плечам, через полминуты все взгляды прикованы ко мне.

– Уходите отсюда, все! Идите на улицу и скажите остальным, что вы все должны уйти отсюда, из Города! Немедленно! Вы должны проснуться... покончить с собой... все равно! Только не входите в эту черную стену!.. Идите скажите всем!

Толпа гудит, и я понимаю, что мои слова скорее всего пропали втуне. Может быть, хоть кто-то поймет, о чем я говорила. Но у меня нет убедительных слов... Кира стаскивает меня, тащит вглубь.

– Ораторша... – сердито ворчит Кира. – Где здесь этот медкабинет?

Я оглядываюсь, почти не узнавая Бассейн. Кажется, здание стало выглядеть по-иному. Точно – стены были мраморные, а не обшитые пластиковыми панелями. И двери были другие.

– Не знаю... Кажется, за тем поворотом...

Мы находим медкабинет, влетаем туда – но там пусто, и в приемной, и в операционной. На стуле, аккуратно сложенная пополам, висит шаль Витки, и это единственное доказательство того, что наша целительница вообще была здесь. Кира застывает как вкопанный. Он уже просчитал все на три хода вперед – вот сейчас мы найдем Витку, утащим ее отсюда и приступим к охоте на деву. И тут все планы пошли под откос...

Я бы посмеялась, если бы ситуация была не столь критической.

– Пошли отсюда, Кира. Ее здесь нет.

– Где она может быть?

– На площади, наверное.

Мы бегом возвращаемся к выходу, открываем дверь и выглядываем на площадь. Здесь собралось уже добрых тысячи три. Люди стоят вплотную друг к другу, и здесь уже ни с какой монтировкой не прорвешься, да и Кира ее куда-то дел. Самое страшное – я не могу найти в толпе Витку, информационное поле бесследно исчезло, а в такой массе перепуганных людей искать одного, даже Смотрителя, – дело безнадежное. Черная стена уже вплотную окружила площадь. Сейчас мне хорошо видно, как это выглядит. Сверху – тучи, беззвучная гроза, вспышки молний. От края туч отвесно вниз падает стена непроницаемой черноты. Тучи надвигаются, и следом за ними надвигается угольно-черная непроглядная тьма.

На площади тихо, только слышны негромкие всхлипы и ругань, безнадежная и бессильная. Я смотрю на людей, стоя на крыльце, – от силы пару секунд; но вижу много, слишком много. Больше, чем хотелось бы.

Женщина стоит на коленях, обнимая ребенка лет пяти, гладит его по голове, не дает мальчику отвернуться от ее груди...

Молодые совсем парень и девчонка, взявшись за руки, стоят, глядя вверх, на полыхающие неподалеку молнии. На лицах – наивное удивление; должно быть, обоим еще не приходилось умирать в Городе...

Мальчик лет пятнадцати, узколицый, длинноволосый, кажущийся горбатым – тенник из крылатых, наверное, только-только полностью осознавший себя, переставший быть тем, что Кира называет «зародыш»...

Вот этого спасти бы – сам он не сможет уйти, если уже не ушел. Значит, жить ему осталось считанные минуты. Он-то не проснется где-то в своей квартире; ему просыпаться уже негде.

Дергаю Киру за рукав, киваю на мальчишку. Он близко к нам. Но Кира резко сдвигает брови и отрицательно качает головой.

– Нам нужна Витка.

– Ты ее видишь?

– Нет... но всяких пацанов отсюда таскать я не нанимался.

– Он же из крылатых!

Крылатые, одна из рас тенников, очень редки и очень нужны Городу. В случае Прорыва один такой мальчишка способен заменить собой пятерку опытных старших тенников. Прирожденные бойцы, болезненно честные и справедливые... их слишком мало.

Кажется, их всего трое или четверо сейчас.

– Да наплевать! – Кира тоже оглядывает площадь, но интересует его только Витка.

Мне раза три кажется, что я вижу ее в толпе, но каждый раз это оказываются совсем другие, только на первый взгляд похожие женщины. Кира тоже временами напрягается – и разочарованно выдыхает через стиснутые зубы.

– Вита! – Я пытаюсь кричать, но что-то странное творится с воздухом, звук тает, не достигая и пятой шеренги толпы.

А черная граница темноты перешагнула через дома. За несколько метров до нее поднимаются маленькие ураганчики, темная стена словно пылесос втягивает в себя мусор, листья, предметы покрупнее – доски и урны. Люди пятятся перед ней, но отступать им некуда – за спиной другие. И вот кого-то втягивает в темноту.

Вдруг я вижу Витку – она далеко от нас, в левом углу площади, у самой границы. Толкаю Киру, показываю, он бросается туда, расталкивая людей ударами локтей и пинками. Я бегу следом, мальчишку-крылатого хватаю за руку и тащу, он сначала сопротивляется, но со мной сейчас спорить бесполезно – я просто волоку его, на всякий случай отгибая большой палец тонкой когтистой лапы болевым приемом. Он не понимает, куда и зачем я его тащу, что-то кричит мне в спину.