Текст книги "Хроника"

Автор книги: Салимбене Пармский

 
Felix quem faciunt aliena pericula cautum:
nam tua res agitur, paries cum proximus ardet.
 
 
Счастлив, кого чужая беда осторожности учит:
Поберегись, если видишь: горит стена у соседа.
 

(с. 453; пер. М. Л. Гаспарова)

Повествуя о проповеднической деятельности брата Уго Прованского, «великого клирика» и «великого диалектика» (спорщика), о его диспуте с братом Петром из ордена братьев-проповедников по поводу учения аббата Иоахима Флорского, Салимбене в подтверждение мысли Уго, что не следует пренебрегать благим, полезным и истинным словом, даже если оно сказано дурным наставником, приводит вначале двустишие поэта Генрика из Сеттимелло:

 
Non rosa dat spinas, quamvis sit fllia spine,
nec viole pungunt, nec paradisus obest.
 
 
Роза в шипах рождена, но нет шипов у цветущей;
Нет и в фиалке шипов, нет воспрепятствий в саду, –
 

а затем – стихи, приписываемые Вергилию, помещенные в «Жизнеописании Вергилия» («Vita Virgilii»), автор которого – Донат Младший (IV в.):

 
Hos ego versiculos feci, tulit alter honorem.
Sic vos non vobis vellera fertis oves,
sic vos non vobis fertis aratra boves,
sic vos non vobis mellificatis apes,
sic vos non vobis nidificatis aves,
 
 
Эти стихи сочинил я, а слава досталась другому;
Так-то ваше – не вам, овцы, дающие шерсть,
Так-то ваше – не вам, пахари поля, волы,
Так-то ваше – не вам, пчелы, слагатели сот,
Так-то ваше – не вам, птицы, слагатели гнезд.
 

(с. 268; пер. M. Л. Гаспарова)

Однако роль и значение литературных вставок не ограничиваются содержательным аспектом. Они несут и важную эстетическую нагрузку. Их присутствие в тексте, не обусловленное узкопрактическими задачами, а, следовательно, с очевидностью направленное на удовлетворение художественных вкусов, является отражением духовной жизни того времени, литературных запросов читателей XIII в.

Созданное Салимбене повествование представляет интерес и для людей нашего времени – не только специалистов, для которых оно является важным источником, документальным свидетельством жизни европейского общества XIII в., но и для широкого круга читателей, которым оно открывает возможность «заглянуть» в далекие времена и при этом не просто увидеть череду событий, но и попытаться понять человека той эпохи, его мысли и чувства, вкусы и пристрастия.

Если содержание «Хроники», стиль изложения и литературная «орнаментировка» обусловлены сознательным авторским выбором, то язык сочинения – это объективная «фотография» языка и языкового мышления как автора, так и его читателей-современников.

Латинский язык, на котором написана «Хроника», выполнял на протяжении всего средневековья в государствах Западной и Центральной Европы роль языка письменности и литературы. В ходе длительного сосуществования с устными народными говорами (на территории Италии – с так называемым вольгаре) он постоянно пополнялся разговорными элементами, все больше утрачивая сходство с латынью прежних времен, периода расцвета Римского государства. Этот процесс не смогла остановить и деятельность ученых при дворе императора Карла Великого (эпоха Каролингского возрождения, конец VIII – начало IX в.), направленная на сохранение античного литературного наследия и восстановление утраченной литературной языковой нормы классического периода (I в. до Р.Х. – I в. по Р.Х.)[2864]2864
  Подробнее об этом периоде истории латинского языка см.: Таривердиева М. А. Истоки романских языков // Алисова Т. Б., Репина Т. А., Таривердиева М. А. Введение в романскую филологию. М., 1987 (2-е изд., испр. и дополн.). С. 69–138.


[Закрыть].

«Хроника» Салимбене является наглядным свидетельством изменений, которые претерпел латинский язык в этот, позднейший, период своей истории. В ее тексте получили отражение многие фонетические и грамматические процессы, происходившие в латинском языке в эпоху кризиса и падения Римской империи, когда была утрачена литературная, культурная и школьная традиции.

В условиях значительных перемен в фонетическом строе латинского разговорного языка пишущие на латыни стремились по памяти и по книжным образцам воспроизводить традиционную орфографию, что нередко приводило к так называемой «гиперкоррекции» – восстановлению на письме «утраченных» звуков в тех словах, в которых этих звуков никогда не было, или к их неточному воспроизведению. Так, в «Хронике» многократно встречается написание hostium вм. ostium «порог», hostiarius вм. ostiarius «привратник», michi вм. mihi «мне», nichil вм. nihil «ничто», которое так же, как и отображающее реальную фонетическую картину написание scolis вм. scholis «школам», «школах», pulcritudo вм. pulchritudo «красота», свидетельствует о «замолкании» придыхательного звука h. Написание convitium вм. convicium «крик, брань», offitium вм. officium «долг, обязанность», spetiosa вм. speciosa «миловидная», iuditium вм. iudicium «суждение, суд», наряду с реально отражающими изменение в произношении словами ocio, ociosi вм. otio, otiosi «праздности, праздностью», «праздные», stulticia вм. stultitia «глупость», amicicia вм. amicitia «дружба», указывает на палатализацию звука t в позиции перед i с последующим гласным (при его произнесении кончик языка прижимался теперь не к средней части, а к переднему краю нёба); результатом такого изменения стало практически одинаковое произношение сочетаний ti и ci в этой позиции. Другие примеры «гиперкоррекции»: hyemem вм. hiemem «зиму», ymbre вм. imbre «дождем», laycus вм. laicus «мирской», Ysaia вм. Isaia «Исаия»; в этих словах отразилась память о звуке, среднем между i «и» и u «у», некогда существовавшем в древнегреческом языке; его графическое изображение проникло в латинскую письменность вместе с заимствованными из греческого языка словами; число этих слов заметно увеличилось в средние века в связи с проникновением на Запад христианской литературы на греческом языке.

В других случаях, когда фонетическое изменение произошло достаточно давно и уже прочно закрепилось в языке, автор «Хроники» регулярно фиксирует новые формы написания: vite вм. vitae «жизни», terre вм. terrae «земли», ville вм. villae «поместья», tedet вм. taedet «неприятно, противно», precipio вм. praecipio «предписываю», ceperunt вм. coeperunt «начали», in eternum вм. in aeternum «навечно», celum вм. caelum «небо», obedientia вм. oboedientia «послушание», menia вм. moenia «городские стены», ascultando вм. auscultando «выслушивая» – эти и множество других примеров являются убедительным свидетельством исчезновения дифтонгов в латинском языке позднего периода. Написания gramaticus вм. grammaticus «грамматик», intromitunt вм. intromittunt «вводят» указывают на упрощение двойных согласных, также отмечаемое в поздней латыни большей части романского ареала.

«Гиперкоррекция» встречается в тексте и на грамматическом уровне. В поздней латыни нарушается обязательное для латыни классической соотнесение возвратного местоимения только с субъектом-подлежащим в 3-м лице. По-видимому, желание соблюдать это классическое правило при слабом его знании привело автора «Хроники» к неумеренному употреблению возвратного местоимения в совершенно не подходящих для этого ситуациях: ibat ad eum et sibi dicebat «шел к нему и говорил ему», dicebam sibi «я говорил ему», precipio ex parte sua «я, со своей стороны предписываю», respondit sibi «он ответил ему» и т. п.

Язык «Хроники» демонстрирует происшедшее в раннем средневековье в разговорной речи романского ареала и проявившееся в латинских текстах этого периода изменение грамматического строя языка от синтетического к аналитическому (замена большинства флективных форм, выражающих грамматические отношения путем изменения окончаний, перифразами – описательными выражениями). В тексте «Хроники» наблюдается довольно частое употребление нетипичных для классической латыни аналитических глагольных форм – например, новых форм аналитического пассива: factus fuerat вм. factus erat «был сделан», facte fuerunt вм. factae sunt «были сделаны», captus fuisset вм. captus esset «был бы схвачен», – свидетельствующих о развитии системы аналитического пассива путем привлечения всех форм глагола esse «быть», выступающего в этих формах в качестве служебного компонента. Можно найти в тексте и еще одну форму выражения пассива, также получающую все большее распространение в разговорной речи на территории Италии, – рефлексив (использование возвратного местоимения): se invitavit вм. invitatus est «был приглашен».

Часто встречается неизвестная в латыни классического периода описательная конструкция – сочетание глагола facere «делать» с инфинитивом глагола действия или состояния. Назначение этой перифразы – передать воздействие человека на окружающий мир, в том числе и на другого человека, с целью вызвать названное действие или состояние: faciebat iurare «заставлял клясться», fecit venire «заставил прийти», fecit decapitari «казнил» (букв, «заставил быть лишенным головы»), fecit fieri «сделал» (букв.: «заставил стать»). Существует мнение, что эта конструкция появилась в поздней латыни под влиянием греческого языка, который, как уже говорилось, в это время получил большое хождение на римских территориях в связи с распространением христианства и, соответственно, религиозных текстов на греческом языке.

Регулярно используется сочетание смыслового глагола с глаголом coepi «начал» для обозначения начала действия вместо принятого в классической латыни употребления в этой функции имперфекта (imperfectum de conatu): ceperunt (вм. coeperunt) nascondere «начали прятать», ceperunt contendere «поспешили», tremere ceperunt «задрожали», febricitare cepit «заболела лихорадкой» и т. д.

Среди грамматических новообразований в языке «Хроники» есть и глагольная перифраза, обозначающая результат действия, – прототип аналитического романского перфекта: habeo excusatos «оправдал их». Примечательно, что в приведенном примере перифраза еще не носит формализованного характера, на что указывает согласование причастия с объектом (употреблено в форме мужского рода множественного числа). Буквальный лексический смысл данной перифразы: «обладание» и «результат действия как признак» (букв. перевод: «имею оправданными»). Нередки, описательные формы степеней сравнения прилагательных: valde grande «очень большое», erant multe valde «были очень многочисленны». Предложные конструкции заменяют падежное управление: frater de Penitentia (вм. родительного падежа) «брат из ордена "кающихся"».

Указательное местоимение ille «тот» довольно часто употребляется в самом общем указательном значении (без локализации в пространстве, свойственной этому местоимению в классической латыни), что заставляет вспомнить о сформировавшемся на его основе в романских языках (в том числе и в итальянском) определенном артикле: Illam etiam congregationem illorum ribaldorum et porcariorum et stultorum et ignobilium qui se dicunt Apostolos esse... omnino destruxit – «он также совершенно упразднил орден тех самых мошенников и свинопасов, и дураков, и простолюдинов, которые „говорят о себе, что они“ апостолы...» (с. 278). Ideo isti Ghirardino, qui fuit eorum principium, illud Ysaie verbum non immerito convenire videtur «представляется, что к этому самому Герардину, который был их главой, вполне заслуженно подходят такие слова Исаии» (с. 279). В свою очередь, числительное unus «один», которое легло в основу романского неопределенного артикля, также весьма часто встречается в этом новом употреблении на страницах «Хроники»: Non sum ego bene unus homo? «Разве я уже не человек?» (с. 402). Rogant me fratres de Ianuensi conventu quod satisfaciam eis de uno bono lectore «Братья из генуэзского монастыря просят меня, чтобы я направил к ним хорошего лектора» (с. 325).

«Романское» языковое мышление автора отчетливо проявляется в структуре предложений на протяжении всего текста «Хроники». Свидетельство тому – «прямой» порядок слов, обилие предложных конструкций, замена компактных инфинитивных оборотов, характерных для литературного латинского языка, придаточными предложениями и т. д. Примеров проявления «романского» синтаксиса в языке «Хроники» – огромное множество. Приведем лишь некоторые. Так, большое распространение получают конструкции с предлогами ad и de, потеснившими другие латинские предлоги и взявшими на себя их функции: emissus de ordine «изгнанный из ордена»; venerunt de Ianua «прибыли из Генуи»; ludam ad taxillos «сыграю в кости» и др. Примеры придаточных предложений, заменивших инфинитивные обороты: nolens quod tot essent Ordines mendicantes... «не желая, чтобы было так много нищенствующих орденов...» (с. 292); et dicimus quod non «а мы говорим, что нет» (с. 310); ego scribam ministro et fratribus illis quod habeant te bene recommendatum «я напишу настоятелю и братии (illis – в значении определенного артикля), чтобы они тебя хорошо приняли» (с. 325); video quod cor habetis attonitum «вижу, что вы смятены духом» (с. 289); ordinavit quod mulieres longas caudas vestium non haberent «повелел, чтобы женщины не носили платьев с длинными шлейфами» (с. 473).

В лексике «Хроники» – обилие новых слов, отсутствовавших в латинском языке классического периода или имевших несколько иное значение. Эти инновации объясняются потребностью обозначить новые реалии в жизни итальянского общества XIII в., они вызваны внешними, экстралингвистическими факторами. Одновременно лексические новообразования отображают и внутренние процессы развития языка – в частности, стремление разговорной речи к «прозрачности» значения слова, поиск большей фонетической выразительности, эмоциональной экспрессивности. Отсутствие четких границ между разговорной и книжной традицией, обычно создаваемых литературной нормой, открывает дорогу в литературу разговорным словам, выражениям, оборотам речи. Происходят изменения в значении слова в результате его переноса на основании смежности понятий (метонимия) или их сходства (метафора), расширения или, наоборот, сужения первоначального значения. Вот несколько примеров такой новой (или обновленной) лексики: firmavit употреблено в значении «запер» (ср. франц. fermer «запирать»), в то время как класс. лат. firmare – «укреплять»; potestas, класс. лат. «власть, могущество», стало обозначать человека, обладающего властью: «глава города», исторический термин «подеста» (ср. итал. podesta); commune (от класс. лат. communis,-е «общий,-ая,-ее») «коммуна», то есть средневековый свободный город (итал. comune cittadino «городская коммуна»); custos, класс, лат. «страж, сторож», обрело новое значение «кустод, старший священник, настоятель провинциального монастыря в ордене францисканцев»; locus «место», domus «дом» употребляются в значении «обитель, монастырь», наряду со словом conventus (ср. итал. convento).

Возникает большое количество новых слов, образованных с помощью суффиксов, уже ранее использовавшихся в разговорной латинской лексике: arcarius (в класс. лат. – sagittarius) «стрелок из лука, лучник» (ср. итал. arcare «гнуть»); infirmitorium (от лат. infirmus «больной») «больничный покой» (ср. итал. infermeria «изолятор, приемный покой, приемная врача»); refectorium «трапезная в монастыре» (итал. refettorio); carrocium (от лат. carrus «телега») «боевая повозка» (итал. carroccio); глаголы stultigare (от лат. stultus «глупый») «делать глупости», evangeligare (от греч. заимствования evangelium «благая весть») «благовествовать», scandaligare (грецизм scandalum «соблазн») «соблазнять, искушать» и др.

Стремление к прозрачной «внутренней форме» ведет к возникновению новых сложных слов: forinsecus и extrinsecus (лат. foris и extra «вне») «изгнанный из города, находящийся вне города» (ср. итал. fuoruscito); intrinsecus (лат. intra «внутри») «находящийся внутри городских стен»; crucesignare (из лат. crux «крест» и signare «отмечать, обозначать») «принимать, носить знак креста» (об участниках крестового похода); crucesignatus «отмеченный знаком креста», «крестоносец» (итал. crociato); наконец, crucis signatio «крестовый поход». К числу неологизмов в средневековом латинском языке относится и слово dictamen «искусство сочинения», «искусство составления писем», а затем и «прозаическое сочинение» (ср. итал. dettame «предписание») – от латинского глагола dictare «диктовать, сочинять».

Салимбене охотно разнообразил свою лексику словами греческого происхождения, так называемыми грецизмами: andria (греч. ανδρια) «мужество»; bissus

В тексте встречается очень много латинских слов, имеющих точные итальянские эквиваленты, видимо, привычные и часто употребляемые автором «Хроники»: уже упоминавшаяся carrocium «боевая повозка» (итал. carroccio), rebellavit «восстал» (итал. глагол ribellare), assasini «убийцы» (итал. assassini), mercatum «рынок» (итал. mercato), maritare «выдавать замуж» (итал. maritare), fornata «выпечка» (итал. fornata), incarcerati «заключенные в тюрьму» (итал. incarcerati), salarium «жалованье» (итал. salario), fortilitium «укрепление, крепость» (итал. fortezza), beccarius «мясник» (итал. beccaio), bannus «ссылка, изгнание» (итал. bando, арх. banno), ribaldus «грабитель, мошенник» (итал. ribaldo), parrochiales «приходские» (итал. parrocchia «церковный приход»), caputium «капюшон» (итал. cappuccio), guerra «война» (итал. guerra), treugua «перемирие» (итал. tregua), toalia «скатерть» (итал. tovaglia) и др.

Многочисленные отступления от правил орфографии, обилие новых грамматических и лексических элементов, характерных для поздней латыни и формирующихся романских языков, сам строй предложения, «линейный» (а не «рамочный», как в литературной латыни классического периода) порядок слов, замена характерных для классической латыни инфинитивных оборотов придаточными предложениями – все эти особенности «выдают» время написания «Хроники», убедительно свидетельствуя о «романском» языковом мышлении ее автора, о происшедших необратимых изменениях в развитии языка, прочно утвердившихся в языковом опыте его носителей.

Наглядной иллюстрацией тому служат многие места «Хроники», когда увлеченный эмоциональной волной собственного повествования Салимбене сбивается на буквальное цитирование реплик своих героев, изъясняющихся на вольгаре, да и сам он нередко перемежает свой рассказ по тому или иному поводу стихами, пословицами, поговорками, присловьями также на вольгаре. Таковы, например, стихи об Адаме, первом человеке:

 
О lasso me, ке fu' temptato,
cum fo Adam el paradhiso,
ki volse plu ке no i fo dato,
perde lo bene о' era miso.
Perco ne prego ogne amadhor,
ke no alce tanto l’ core,
ke cadha in terra e sia damnato.
 
 
О, сколь подобен я, несчастный,
Адаму,павшему в Эдеме,
Который возжелал сверх меры
И был от блага отлучен!
О ты, стремящийся душою,
Не возносись, дерзая, сердцем:
Падешь – и будешь осужден!
 

(с. 320; пер. М. Л. Гаспарова)

Выражение L'asen da per la pare: botta da, botta receve «как аукнется, так и откликнется» (букв. пер.: «Осел лягает стену, удар наносит, удар и получает»), цитируемое Салимбене (с. 185), встречается и в «Декамероне» Боккаччо (8, 3); поговорка: Erla ke l’e farina (букв. пер.: «Это та же мука») примерно соответствует русской поговорке «голова – мякина» и приводится по поводу глупого человека, которому бесполезно что-либо втолковывать (с. 236). Цитируя назидательный стих из Екклесиаста (11, 29): «Не всякого человека вводи в дом свой...», Салимбене припоминает и подходящую к случаю поговорку тосканцев: D'ohmo alevandhico et de pioclo apicadhico no po l’ohm gaudere «мало радости человеку и от незваного гостя, и от присосавшейся вши» (с. 99). Слова из басни: rex illitteratus est quasi asinus coronatus «необразованный король – все равно что коронованный осел» перефразированы Салимбене и употреблены им для характеристики необразованного прелата: praelatus enim sine scientia est sicut asinus coronatus «ведь необразованный прелат – все равно что коронованный осел» (с. 135).

И наряду с этим хорошее знание латыни позволяет автору «Хроники» использовать стилистические фигуры, обороты речи, свойственные классической литературной норме. Таков, например, «гендиадис» (букв. перевод «одно через два») – выражение единого понятия двумя грамматически взаимонезависимыми словами: Et plebes et ecclesias dabat, букв.: «И раздавал прихожан и церкви» = «И раздавал церковные приходы»; plebes et ecclesias = ecclesias parrochiales.

Таким образом, как это хорошо видно из сочинения Салимбене, латынь позднего средневековья представляла собой достаточно гибкую языковую систему с прочной, сохраненной от классической латыни грамматической и лексической основой, но обновленную многочисленными разговорными вкраплениями позднего происхождения, порожденными необходимостью описать новые жизненные реалии и отражающими влияние народных говоров. Как пишет Э. Ауэрбах, «латинский язык, ... насквозь пропитанный вульгаризмами, ... заключал в своих недрах гораздо большую жизненную силу, чем письменный итальянский конца XIII столетия». Итальянский язык «был еще слишком беден и неповоротлив, горизонт взглядов и суждений – слишком тесен и скован, так что невозможно было вольно и гибко распоряжаться фактами рассказа и добиваться чувственной наглядности разнообразных жизненных феноменов»[2865]2865
  Ауэрбах Э. Мимесис. М., 1976. С. 221.


[Закрыть].

Письменный латинский язык этого времени такую возможность предоставлял, и страницы «Хроники» Салимбене – наглядное тому подтверждение. Помимо различных стилистических средств, уже описанных выше, Салимбене использует и нехитрые риторические приемы, основанные на лексическом богатстве латинского языка, к которым прибегали авторы хроник и историй: привлечение многочисленных синонимов с целью уточнения смысла какого-либо словечка на вольгаре или малоупотребительного латинского слова, антитезу, игру слов.

Вот примеры употребления синонимов: stultus – fatuus «глупый», pulcher – formosus «красивый», verberatores – flagellantes «бичующиеся» (об имевшем место во времена Салимбене движении), eximium – munus «дар, подарок», egritudo – languor «недуг», varietas – diversitas «разнообразие», habitus – vestimentum «одежда», expulsi (от expellere) – forbanniti (от forbannire – словечко на вольгаре) «изгнанные (из города)», capitaneus – dux «капитан» = «предводитель», capitaneus – vexilliferus, «капитан» = «знаменосец».

Параллельное употребление в тексте синонимов восходит к античной и библейской традициям. В античности таким способом обозначалась высшая степень качества или признака и этот прием использовался, как правило, применительно к прилагательным. В библейских текстах синонимы привлекались и при указании на действие – очевидно, с целью максимально точно его описать. У Салимбене этот прием нередко используется в чисто стилистических целях – как своего рода дань литературной традиции. Подтверждением тому, на наш взгляд, является частое употребление в «Хронике» синонимов-существительных, при назывании лиц, предметов, качеств, когда уточнение требуется в гораздо меньшей степени, нежели при указании на действие или состояние.

Примеры антитезы: litteratus – illitteratus «образованный» – «необразованный» (встречается довольно часто); ...in corvo et columba, quia et ille totus niger, et illa tota varia «...в вороне и горлице, ибо тот весь черный, а эта вся пестрая» (с. 28); apparentia – existentia «внешность» – «сущность» (телесный вид – духовная сущность). Довольно часто противопоставляются, с одной стороны, largitas et curialitas «щедрость и обходительность», а с другой – rusticitas et avaritia «грубость и скупость»[2866]2866
  Бицилли П. М. Салимбене (Очерки итальянской жизни XIII в.). Одесса, 1916. С.


[Закрыть].

В использовании такого художественного приема, как игра слов, Салимбене следует за своим предшественником Сикардом, нередко заимствуя у него конкретные примеры. Вот некоторые образцы игры слов в «Хронике»: maledicta turns... palacium Malivicinum... «проклятая башня... дворец "Злой сосед"», (с. 22): оба определения содержат корень одного и того же прилагательного malus «дурной, злой»; о felix impietas... pia impietas «о, счастливое нечестие... благочестивое нечестие» (с. 13); cardinales carpinales «кардиналы – обиралы» (с. 247): здесь обыгрывается, во-первых, буквальное значение слова cardinalis «главный» и, во-вторых, значение глагола carpere «похищать, обирать», от которого образуется созвучный первому слову неологизм; таким образом, полный смысл выражения: «кардиналы – главные обиралы»; invictus duritia, ferri fluidi mollicie vincitur elementi «не побежденный крепостью меча побеждается мягкостью текучей стихии» (с. 21): обыгрывается противоположный смысл однокоренных слов «непобежденный» и «побеждается».

Рамки статьи не дают возможности подробно проанализировать все особенности языка и стиля «Хроники» Салимбене де Адам. Но авторы и не ставили перед собой этой цели. Их задачей было привлечь внимание читателя к труду Салимбене не только как к источнику по истории Италии и Европы XIII в., но и как к литературному памятнику. «Хроника» является своеобразным «зеркалом» эпохи, и прежде всего потому, что описанные в ней события, большие и малые, излагаются, как правило, их очевидцем или, во всяком случае, современником. То, как Салимбене делает это, его язык, используемые им литературно-художественные приемы являются отражением языковой ситуации и художественных вкусов времени создания «Хроники».

По мере чтения «Хроники» все отчетливее вырисовывается образ автора – рядового, обычного человека своего времени, с его привычками и представлениями о жизни, интересами и пристрастиями, во многом определяемыми монашеским бытом и мировоззрением, образ человека не всегда объективного, но такого естественного, живого и по-житейски понятного. Вот почему «Хроника» остается и в наши дни не только историческим документом, но и интереснейшим свидетельством жизни людей той далекой эпохи.