Текст книги "Хроника"

Автор книги: Салимбене Пармский

Публикации «Хроники» на языке оригинала и в переводах

«Хроника» Салимбене получила известность заслуженную, хотя и весьма запоздалую, после ее первого издания на латыни в Парме в 1857 г.[2842]2842
  Chronica, fr. Salimbene Parmensis, Ordinis Minorum, ex codice Bibliothecae Vaticanae, nunc primum edita. В серии: Monumenta Historica ad provincias Parmensem et Placentinam pertinentia. III. Parmae, 1857.


[Закрыть], изобиловавшего, впрочем, многими изъянами и неточностями, о которых вскоре было сказано в исследовательской литературе[2843]2843
  См.: Cledat L. Op. cit.


[Закрыть]. Прошло более полувека, прежде чем вышло новое, теперь уже научное, критическое издание «Хроники», снабженное палеографическими, текстологическими и историческими комментариями, обширным индексом имен собственных и библейских цитат; подготовил его немецкий ученый Освальд Гольдер-Эггер для «Памятников германской истории», однако из-за смерти издателя работа вышла с предисловием Б. Шмейдлера[2844]2844
  Cronica fratris Salimbene de Adam Ordinis Minorum. Ed. O. Holder-Egger (Monumenta Germaniae Historica, Scriptorum tomus XXXII). Hannoverae; Lipsiae, 1913. Эта публикация была переиздана в 1963 г. в Ганновере.


[Закрыть]. В 1942 г. латинский текст «Хроники» в серии «Писатели Италии» выпустил Фердинандо Бернини[2845]2845
  Salimbene de Adam. Cronica. A cura di F. Bernini (Scrittori d'Italia. 187–188). Vol. 1–2. Bari, 1942.


[Закрыть]. В 1966 г. для этого же серийного издания его подготовил Джузеппе Скалиа, продолживший и уточнивший в некоторых случаях критические изыскания Гольдер-Эггера[2846]2846
  Salimbene de Adam. Cronica. Ed. G. Scalia (Scrittori d'Italia. 232–233). Vol. 1–2. Bari, 1966. В 1998–1999 гг. под редакцией Дж. Скалиа было осуществлено уточненное издание текста Салимбеновой «Хроники»: Salimbene de Adam. Cronica. Ed. G. Scalia (Corpus Christianorum. Continuatio Mediaevalis 125, 125A). Brepols, 1998–1999. Vol. 1–2.


[Закрыть]; Скалиа, в частности, пересмотрел прочтение целого ряда мест, дал развернутый индекс собственных имен и глоссарий редких или употреблявшихся в особенных значениях латинских терминов, а равно и слов на народном языке; он также сделал два свода цитат (один – библейских, второй – установленных и неустановленных авторов), которые, как и текстологические примечания, основывающиеся на рукописи «Хроники», и биобиблиографическую статью о Салимбене, о рукописи и изданиях его «Хроники», вывел в конец работы.

В 1882 г. вышел в свет полный перевод «Хроники» на итальянский язык, однако основывался он на ненадежном первом (пармском) ее издании[2847]2847
  Cronaca di Fra Salimbene Parmigiano... volgarizzata da C. Cantarelli sull'edizione unica del 1857. Vol. 1–2. Parma, 1882.


[Закрыть]. Затем в течение длительного времени в Италии появлялись лишь фрагментарные переложения «Хроники»[2848]2848
  La bizzarra Cronaca di frate Salimbene. Traduzione di F. Bernini. Lanciano, 1926 (в серии: Scrittori Italiani e Stranieri); Fra'Salimbene. La Cronaca. A cura di G. Pochettino. Sancasciano Val di Pesa, 1926; Salimbene de Adam. La Cronaca. Versione di G. Tonna. Milano, 1964; Salimbene da Parma. La Cronaca. A cura di N. Scivoletto. Firenze, 1966.


[Закрыть], и только в 1987 г. был, наконец, опубликован новый полный перевод по изданию Скалиа, снабженный хронологической таблицей важнейших дат жизни Салимбене и политических и религиозных событий эпохи[2849]2849
  Salimbene de Adam da Parma. Cronaca. Traduzione di B. Rossi. Bologna, 1987.


[Закрыть]. Уже после него вышло в свет еще одно частичное итальянское переложение труда Салимбене[2850]2850
  Salimbene da Parma. Storia di santi e ciarlatani. Traduzione di V. Dornetti. Milano, 1989.


[Закрыть].

На немецком языке до сих пор имеется единственное издание «Хроники», опубликованное Альфредом Дореном еще в 1914 г.[2851]2851
  Die Chronik des Salimbene von Parma. Uebersetzt von A. Doeren. Leipzig, 1914. Bd. 1–2 (в серии: Die Geschichtsschreiber der deutschen Vorzeit. 93–94). Книга переиздана в 1965 г. в Нью-Йорке.


[Закрыть]. Перевод этот выполнен по тексту Гольдер-Эггера, однако памятник он воспроизводит не полностью (опущены заимствования из хроники Сикарда, библейские цитаты и некоторые другие фрагменты).

Нет полного перевода «Хроники» и на французский язык, хотя известно, что он должен появиться в ближайшее время[2852]2852
  См. об этом: Guyotjeannin О. Op. cit. Р. 325.


[Закрыть]. Все существующие французские переложения касаются отдельных и, как правило, небольших сюжетов[2853]2853
  D'Ancreville P. M. Voyage de Fra Salimbene en France (1247–1249) // La France franciscaine. Т. 1 (1912). P. 25–75; Jourdain de Giano, Thomas d'Eccleston et Salimbene d'Adam. Sur les routes d'Europe au XIIIe siecle. Traduit par M.-Th. Laureilhe. Paris, 1959; Salimbene. Comment on entrait dans l'Ordre des Freres Mineurs en 1238. Traduit par M.-Th. Laureilhe // Amis de Saint Francois. Vol. 3 (1962). № 1. P. 13–20; наконец, подборка различных отрывков опубликована в приложении к книге Гийожаннена: Guyotjeannin О. Op. cit. Р. 115–319.


[Закрыть].

Впервые на английском языке «Хроника» Салимбене была напечатана во фрагментах в 1907 г.[2854]2854
  From Saint Francis to Dante: translations from the Cronicle of the Franciscan Salimbene (1221–1288) with notes and illustrations from other medieval sources. By G. C. Coulton. London, 1907 (переиздания – Нью-Йорк, 1968; Филадельфия, 1972).


[Закрыть]. Еще одно ее неполное издание, составленное по образцу французской публикации 1959 г., появилось в 1961 г.[2855]2855
  Jordan of Giano, Thomas Eccleston, Salimbene degli Adami. XIIIth Century Chronicles. Translated by P. Hermann. Chicago, 1961.


[Закрыть]. Наконец, в 1986 г. вышел перевод почти всей «Хроники» на английском языке, авторы которого, правда, сочли возможным опустить начальную часть текста на том основании, что она взята из хроники Сикарда Кремонского[2856]2856
  The Chronicle of Salimbene de Adam. Translated by J. L. Baird, G. Baglivi, J. R. Kane. New York, 1986.


[Закрыть].

Исследовательская литература о Салимбене исчисляется сотнями работ. Наиболее полные их перечни приведены в трудах Ф. Бернини, Д. К. Уеста, М. Д’Алатри и О. Гийожаннена[2857]2857
  Bernini F. Bibliografia Salimbeniana // Studi francescani. Serie 3а, IV. Firenze, 1932. P. 80–85; West D. C. The present state of Salimbene Studies with a bibliographic Appendix of the Major Works // Franciscan Studies. T. 32 (1972). P. 225–241; D'Alatri M. Bibliografia salimbeniana, 1930–1991 // Paul J., D'Alatri M. Salimbene da Parma. P. 245–257; Guyotjeannin O. Op. cit. P. 323–339.


[Закрыть].

О языке и стиле «Хроники» Салимбене де Адам

По наблюдению Э. Ауэрбаха (в изложении Г. М. Фридлендера), «европейская литература унаследовала от прошлого две разные традиции изображения жизни – античную, основанную на разграничении „высокого“ и „низкого“, возвышенно-героического и повседневного, и другую, восходящую к ветхозаветной и новозаветной литературе, где оба эти плана смешивались. Особенно очевидно с этой точки зрения противоречие между античным каноном и Евангелием, рисующим в высоких, трагических и патетических тонах жизнь простых, незнатных людей – Христа и его учеников... В ходе развития средневековой литературы в ней происходило притяжение... то к одной, то к другой из этих традиций. Там, где средневековая литература обращалась к народу, или там, где в ней оживали демократические и социальные чаяния низов, она допускала в различных жанрах – в том числе проповеднических – смешение стилей. Там же, где она (например, в рыцарском романе) приобретала строго сословный характер... она тяготела к построению мира эстетической иллюзии и разработке „высокого стиля“, исключавших обращение к обыденной действительности и жизни социальных низов»[2858]2858
  Фридлендер Г. М. Э. Ауэрбах и его «Мимесис» // Ауэрбах Э. Мимесис. М., 1976. С. 17.


[Закрыть].

Если взглянуть на сочинение пармского монаха XIII в. Салимбене де Адам с этой точки зрения, то нетрудно убедиться, что стиль «Хроники» тяготеет преимущественно к библейской традиции, а именно – к смешению «высокого» и «низкого» стилей. Многоплановость и многосюжетность «Хроники», обилие описываемых исторических и религиозно-культурных событий, деяний отдельных персонажей, в том числе германских и французских королей и римских пап, множество жанровых сцен из жизни и быта светского и церковного общества обусловили разнообразие стилевой окраски повествования.

Салимбене хорошо знал современную ему действительность, встречался со многими выдающимися людьми своего времени из светских и церковных кругов, интересовался всеми политическими и религиозными событиями как давно минувших дней, так и теми, современником которых он оказался. Все, что он видел и узнал, он постарался описать в своей книге. Вот почему его «Хроника» так пестра по содержанию и стилю изложения. Часто она напоминает то анналы и городские хроники, то исторические сочинения, то проповедническую литературу. Сочинение Салимбене начинается с кратких сообщений о различных исторических фактах, заимствованных из «Хроники» Сикарда, епископа Кремонского (конец XII – начало XIII в.). Из этого источника Салимбене черпает информацию вплоть до событий 1212 г. Для дальнейшего повествования он использует сочинение Альберто Милиоли «О временах и летах», историческая канва которого охватывает промежуток времени до 1283 г. Наконец, Салимбене переходит к современной ему жизни: он рассказывает о междоусобицах, сражениях враждующих политических группировок и городов-коммун, державших либо сторону пап, либо сторону императора, о землетрясении, затмении луны и о многих других событиях, происшедших в том или ином году, свидетелем или современником которых он являлся. Это повествование выполнено в стиле анналов и городских хроник, о чем свидетельствуют характерная для этого жанра краткость и лаконичность изложения, а также такой стилистический прием, как употребление сочинения (соединения частей повествования повторяющимся союзом «и» как не зависящих друг от друга) вместо подчинения (обозначения специальными союзами смысловой зависимости между частями высказывания). С помощью этого приема автору удается не только воспроизвести хронологическую цепочку событий, но и добиться путем поступательного «наращивания» информации эмоционального воздействия этого описания на читателя. Например, так построены две главы, повествующие о смерти графа Лодовико в обители братьев-миноритов в Реджо и об убранстве его останков (с. 562): Et sequenti nocte ... mortuus est presentibus fratribus Minoribus... Et optime ordinavit de anima sua ... Et in suis exequiis fuerunt omnes religiosi de Regio et multe religiose et tota civitas Regina ... Et nobiliores de Regio fuerunt corporis portitores, feretrum deportando. Et in loco fratrum Minorum fuit sepultus. Et indutum erat dictum corpus eius de scarleto cum pulcra pelle varia et cum pulchro pallio, et ita ornate positum fuit corpus eius ... in pulcherrimo mausoleo ... Et habuit ensem precinctum et in pedibus calcaria deaurata et ad cingulum de serico magnam bursam et in manibus cyrotecas et in capite pulcherrimam capellinam. ... Et dictus comes reliquid dextrarium et arma sua predicto loco fratrum Minorum. «И на следующую ночь ... он умер в присутствии братьев-миноритов... И он наилучшим образом распорядился своей душой... И в его похоронах участвовали все монахи и много монахинь города Реджо, да и весь город Реджо... И самые знатные люди Реджо на своих плечах несли гроб с его телом. И был он погребен в обители братьев-миноритов. И одето было названное его тело в пунцовую ткань с красивым беличьим мехом и в красивый покров, и... убранное таким образом его тело было положено в прекраснейшую усыпальницу. ... И был он препоясан мечом, и на ногах у него были золоченые шпоры, и большая сумка на шелковой перявязи, и на руках перчатки, и на голове весьма красивый берет... И названный граф оставил своего боевого коня и оружие вышеназванной обители братьев-миноритов».

Заметим, что в русском переводе «Хроники» нередко приходилось отказываться от буквального воспроизведения этого приема, поскольку в нашей языковой стилистике он ассоциируется с жанром былин и не отражает возникающего в латинском тексте эмоционального напряжения.

Но автор далеко не всегда краток и лаконичен. Так, при описании деяний императора Фридриха II, его полной драматизма борьбы с папством и городами Северной и Средней Италии, поддерживавшими папу в его споре с императором за власть, и тех бед, которые эта борьба принесла народу, Салимбене создает красочные картины, проявляя талант тонкого наблюдателя и рассказчика, метко схватывающего и подчеркивающего характерные детали при обрисовке внешнего облика и передаче внутреннего состояния того или иного персонажа. В такие моменты его изложение становится страстным и живым, что свойственно стилю исторических повествований. Автор динамично и увлекательно описывает яркие, запоминающиеся эпизоды этой борьбы, дает портретные зарисовки, раскрывающие характеры Фридриха II и его окружения, церковных сановников, простых монахов, людей из народа. В «Хронике» немало глав, написанных в возвышенном ключе, – в частности, красочное описание одного двора в Пизе, куда Салимбене и его товарищ зашли просить подаяния (с. 51). В то же время, когда автор рассказывает забавные истории из жизни отдельных персонажей, манера его изложения весьма схожа с художественной стилистикой новелл. В тех местах «Хроники», где даются зарисовки жанровых сцен из жизни простого народа, преобладает «низкий» стиль, нередко тяготеющий к натурализму и буффонаде, – такова, например, история с пирогом, подаренным священнику одной женщиной (с. 443–444).

При создании своего исторического полотна Салимбене использует определенные художественные приемы. Как правило, при описании положительных персонажей, особенно лиц благородного происхождения, он прибегает к шаблонным «постоянным» эпитетам: curialis et liberalis homo et largus «приветливый и радушный человек, и щедрый», или: homo litteratus «образованный человек» (и антитеза к нему: homo illitteratus «необразованный человек»). Папе Иннокентию III также вначале дается шаблонная характеристика: Innocentius papa fuit audax homo et magni cordis «папа Иннокентий был человеком смелым и великодушным», homo sapiens et litteratus «человеком мудрым и образованным». Но после этой достаточно безликой характеристики, чтобы подчеркнуть шутливый нрав папы, Салимбене использует строфу из «Двустиший» Катона Дионисия (III, 7), отмечая таким способом, что папа interponebat suis interdum gaudia curis «в ткань своих забот вплетал порой и веселье» (с. 39). В подтверждение этого Салимбене приводит забавный диалог между Иннокентием и повстречавшим его неким жонглером, который приветствовал папу стихами собственного сочинения, а тот, в свою очередь, отвечал ему в том же духе, очевидно, давая понять, что per quemcumque casum fit interrogatio, per eumdem debet fieri responsio – «в каком духе вопрос, в таком же духе должен быть ответ», и демонстрируя тем самым остроумие и находчивость:

 
Papa Innocentium
doctoris omnis gentium,
salutat te Scatutius
et habet te pro dominus.
Папу Иннокентия,
смертных просветителя,
приветствует Скатуччи,
о, господин мой лучший!
 

В ответ ему папа:

 
Et unde est Scatutius?
Откуда ты, Скатуччи?
 

Скатуччи:

 
De Castro Recanato, et ibi fui nato.
Из замка Рекано, я родился тамо.
 

Папа:

 
Si veneris Romam,
habebis multam bonam.
Если в Рим твоя дорога,
то даров получишь много.
 

(с. 39–40; пер. М. Л. Гаспарова)

К сожалению, стихотворный перевод не может передать того, что, несомненно, вызывало смех у современников Салимбене, читающих или слушающих эти стихи, – чудовищных ошибок в латинском языке невежественного жонглера, превращающих его речь почти в бессмысленный набор слов, где прилагательное не согласовано с существительным, а падежи существительных не соответствуют требованиям правильного построения фразы. Первая строфа должна была бы выглядеть так: «Papam Innocentium, / doctorem omnium gentium, / salutat te Scatutius / et habet te pro domino (или: habet te dominum)», – буквальный перевод: «Тебя, папу Иннокентия, учителя всех народов, Скатуччи приветствует и считает [своим] господином»; возможен и такой вариант первых двух строк (в форме обращения, в латинском языке – звательный падеж): «Рара Innocenti, / doctor omnium gentium». В ответе Скатуччи на вопрос папы вместо «fui nato» должно быть: «fui natus» («я родился»). И образованный Иннокентий, подстраиваясь под собеседника, сознательно делает ошибку в последней строке приводимого текста: «habebis multam bonam» (также не имеющее смысла выражение, в буквальном переводе: «будешь иметь многочисленную хорошую») вместо «habebis multa bona» – «будешь иметь много благ»[2859]2859
  Ср. оригинальную трактовку этого диалога в кн.: Guyotjeannin О. Salimbene de Adam: un chroniqueur franciscain. Brepols, 1995. P. 99–100.


[Закрыть].

Многочисленные жанровые сцены из быта монахов и мирян, созданные Салимбене, дают возможность не только узнать о различных сторонах повседневной жизни, но и увидеть живого человека той далекой эпохи. Так, рассказывая о проделках монаха из ордена миноритов Диотисальви и называя его изрядным насмешником (magnus trufator), Салимбене подробно описывает, как тот подшутил над монахами из ордена проповедников: он попросил у них на память часть рубашки брата Иоанна Виченцского, много возомнившего о себе, и затем непотребно обошелся с этим куском ткани (с. 88). Салимбене не забывает подкрепить рассказ о проделках Диотисальви цитатой из Библии, часто приводимой в «Хронике» по разным поводам: «Не отвечай глупому по глупости его, чтобы он не стал мудрецом в глазах своих» (Притч 26, 5).

Живую сцену создает Салимбене и в рассказе о магистре Бонкомпаньо Флорентийском, который был известным учителем грамматики и, «как все флорентийцы, был великий шутник» (trufator maximus). Салимбене повествует, как этот человек одурачил жителей Болоньи, пообещав показать, что он умеет летать с помощью приделанных к спине крыльев. Весь народ собрался, от мужчины до женщины, от отрока до старца. Но после того, как все долго смотрели на стоявшего на вершине горы Бонкомпаньо, они услышали от него такие слова: «Ступайте с Богом, и да будет вам достаточно того, что вы узрели лик Бонкомпаньо» (с. 87). Ив данном случае для полноты обрисовки образа этого острослова Салимбене прибегает к стихам – он приводит по памяти сочиненный Бонкомпаньо ритм-эпиграмму (стихи с однородными окончаниями строк)[2860]2860
  О ритмических стихах см.: Гаспаров М. Л. Средневековые латинские поэтики в системе средневековой грамматики и риторики // Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье. М., 1986. С. 154–155.


[Закрыть] на брата-проповедника Иоанна Виченцского:

 
Et Iohannes iohannicat
et saltando choreizat.
 
 
Иоаннствует Джованни
И усердствует в плясанье…
 

(с. 86; пер. M. Л. Гаспарова)

Среди событий, попавших в поле зрения Салимбене, – «Аллилуйя», народное движение за прекращение междоусобиц и войн, участники которого отличались чрезвычайной набожностью. Салимбене рассказывает о появившихся в то время во множестве проповедниках, среди которых было немало как выдающихся личностей, так и вполне заурядных, нередко и малообразованных, но преданно и усердно славящих Господа. Таков в описании Салимбене брат Бенедикт, «человек простой и необразованный, но весьма безупречной и честной жизни» (homo simplex et illitteratus et bone innocentie et honeste vite). Салимбене живописует его колоритную фигуру в необычном длинном черном одеянии с нашитым на спине и на груди большим красным крестом. Ходил он с трубой в руке, в сопровождении огромной толпы отроков. Он произносил проповеди на вольгаре (народном говоре Италии), и отроки повторяли его слова. Заканчивал он свою речь пением «Ave Maria» в народном варианте (с. 80– 81). Антиподом брату Бенедикту в описании Салимбене является фигура другого проповедника, широко известного в то время Якобина Реджийского, родом из Пармы. Салимбене характеризует его в таких словах: «Якобин Реджийский, родом из Пармы, был человеком образованным (homo litteratus), лектором богословия (lector in theologia) и даровитым (copiosus), красноречивым (facundus) и изящным проповедником (gratiosus in predicationibus); он был живым (alacer), радушным (benignus), милосердным (caritativus), общительным (familiaris), любезным (curialis), благородным (liberalis) и щедрым (largus)».

А вот каким предстает перед нами король Иерусалимский Иоанн, тесть Фридриха II: «Король Иоанн был большим (magnus), плотным (grossus), высоким (longus statura), сильным (robustus), храбрым (fortis) и опытным в бою (doctus ad prelium), так что его считали вторым Карлом» (с. 50)[2861]2861
  Об употреблении Салимбене эпитетов и слов-терминов, обозначающих положительные качества персонажей «Хроники», см.: Paul J., D'Alatri М. Salimbene da Parma. Roma, 1992. Cap. 2. Elogie delle persone e ideale umano. P. 35–58.


[Закрыть]. Салимбене, помимо традиционной для него характеристики личных качеств своего героя, дает описание и его внешнего облика, прибегая при этом к образным параллелям: он сравнивает короля Иоанна не только с Карлом Великим, но и с библейским персонажем Иудой Маккавеем, приводя стих из Библии (1 Мак 3, 4): «Он уподоблялся льву в делах своих и был как скимен, рыкающий на добычу» (с. 51) – имеется в виду схожее поведение в бою Иуды Маккавея и короля Иоанна.

Необходимо заметить, что Салимбене вообще весьма часто использует библейские метафоры при обрисовке поступков, внешности и характера людей. Вот еще один пример такого сравнения – при описании поведения Фридриха II после того, как тот потерпел неудачу в сражении при Парме и его город Виттория был разрушен. Салимбене уподобляет Фридриха разъяренной медведице, у которой отняли детей, заимствовав метафору из 2 Цар 17, 8 (с. 229).

Считая вслед за иоахимитами (последователями учения аббата Иоахима Флорского) Фридриха II антихристом, от которого исходит все зло на земле Италии, Салимбене наделяет его соответствующими этой оценке эпитетами: «Сам же Фридрих был человеком, несущим гибель (pestifer), проклятым (maledictus), раскольником (scismaticus), еретиком (hereticus) и эпикурейцем (epycurus); разорителем всей земли. Ибо он посеял в Италии семена разделения и раздора, которые произрастают по сей день, так что сыновья могут посетовать на своих отцов словами пророка Иезекииля, 18, 2: "Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина"». Затем Салимбене для полноты и усиления отрицательной характеристики Фридриха приводит еще одну цитату, на сей раз из Плача Иеремии, 5, 7, и пророчество аббата Иоахима о Фридрихе как о будущем разрушителе страны, якобы предсказанное им Генриху VI, отцу Фридриха II (с. 39).

Подмечая отрицательные черты своих героев, особенно если это – люди незнатного рода, Салимбене и здесь нередко прибегает к стихам, в том числе и на вольгаре, подходящим для данного случая. В трактате, посвященном деятельности брата Илии, генерального министра ордена миноритов, Салимбене, отмечая его незнатное происхождение и бросающееся в глаза мужланство, для наглядности приводит стих из «Книги досад» поэта Паттеккьо, в котором сатирически изображены люди подобного рода, достигшие высокого положения (с. 109). В другой раз, в этом же трактате, Салимбене, перечисляя недостатки Илии, цитирует, кроме подходящих мест из Библии, четверостишие поэта Клавдиана (IV–V вв.), – по поводу жестокости рабов, достигших власти:

 
Asperius nichil est humili, cum surgit in altum:
cuncta ferit, dum cuncta timet, desevit in omnes,
ut se posse putet; пес belua sevior ulla est,
quam servi rabies in libera terga furentis.
 
 
Хуже нет ничего, чем подлый, поднявшийся к власти:
Всех он крушит, ибо всех трепещет; над всеми бушует,
Чтобы поверить в себя; нет более лютого зверя,
Чем разъяренный холоп, бичующий спины свободных.
 

(с. 117; пер. М. Л. Гаспарова)

Рассказав о том, как Илию на капитуле отрешили от должности генерального министра ордена, Салимбене заключает это повествование распеваемой в народе песенкой про Илию на вольгаре:

 
Hor atorno fratt' Helya,
Ке pres’ ha la mala via.
 
 
Теперь у нас Илья в примете,
Который худо жил на свете.
 

(с. 179; пер. М. Л. Гаспарова)

Как видим, Салимбене оказывается весьма пристрастным в своих описаниях. Рассказывая о Фридрихе II и Илии – людях, к которым он не испытывает добрых чувств, чьи поступки осуждает, – он пользуется всеми доступными ему стилистическими средствами для создания отрицательных образов.

Интересен и неоднозначен нарисованный Салимбене образ поэта XII в. Примаса. Называя поэта великим пройдохой, великим насмешником и величайшим стихотворцем, Салимбене прежде всего отмечает его способность сочинять стихи экспромтом на заданную тему и подтверждает свое сообщение стихами-экспромтами, сочиненными Примасом в различных обстоятельствах (с. 93–94). Стихи эти по своему содержанию характеризуют поэта как человека остроумного, насмешливого, веселого, думающего больше о развлечениях, нежели о спасении своей души. Но сразу вслед за этими стихами Салимбене приводит великолепный ритм Примаса «Осудивши с горечью жизни путь бесчестный...», в котором автор оправдывается перед своим епископом, упрекающим его в легкомысленном поведении (с. 94–96).

Автор «Хроники» не обладал серьезными познаниями в античной литературе. Сочинения известного римского историка Тита Ливия кажутся Салимбене темными, непонятен ему и слог христианских писателей Амвросия Медиоланского и Павла Орозия. Салимбене не прочь украсить свой труд реминисценциями из римских поэтов – Горация, Овидия и Ювенала; но эти вставки довольно малочисленны и обычно носят нравоучительный характер – видимо, поэтому они были хорошо известны в монастырских кругах. Есть в «Хронике» и выдержки из сочинений Сенеки; как правило, они почерпнуты из вторых рук. Автор охотно цитирует и популярные в средние века «Катоновские дистихи» на темы морали. Однако очевидно, что основу образования Салимбене составляло Священное Писание, которое он хорошо знал и плодотворно использовал при написании «Хроники». Салимбене все время сопровождает свой рассказ явными и скрытыми, растворенными в авторском тексте, цитатами из Библии и из сочинений отцов Церкви. Эта постоянно ощущаемая склонность автора к христианской проповеди, призванной разбудить души слушателей и донести до них истину божественного слова, является характерной чертой «Хроники». Как пишет М. Л. Гаспаров, в отличие от античного оратора, для которого абсолютного авторитета ни по какому обсуждаемому вопросу быть не могло, иначе невозможен был бы и спор, для христианского проповедника абсолютным авторитетом было Священное Писание; рассуждения ему были нужны только для того, чтобы подвести тот или иной конкретный случай под то или иное высказывание Писания[2862]2862
  Гаспаров М. Л. Указ. соч. С. 98–99.


[Закрыть]. Будучи проповедником, Салимбене строит свое изложение конкретных фактов и событий по канонам проповеди, дополняя собственные наблюдения и рассуждения многочисленными цитатами и примерами из Писания и сочинений Августина, Бернарда Клервоского, Григория Великого, Иеронима и других богословов, от чего иногда изложение может показаться неподготовленному к литературе такого рода читателю несколько растянутым. Иные места из Писания разделяются на отдельные части, содержание которых в свою очередь подкрепляется цитатами и доказательствами из того же Писания. После истолкования приводимых цитат делаются соответствующие заключения. Такой стиль изложения характерен, например, для глав «...Господь не допускает терпеть голод душе праведного...» (с. 55), «О том, как в некоем сновидении Сын Божий беседовал с неким братом на прекрасную тему, приводя подтверждения из Священного Писания» (с. 57), «О двух видах бедности» (с. 60), «О качествах, необходимых хорошему прелату» (с. 133) и многих других, посвященных истолкованию отдельных мест из Библии, приведенных для пояснения описываемых автором событий и жизненных ситуаций. Повествуя о городе Альтисиодоре, Салимбене упоминает о магистре Гульельме Альтисиодорском, «наделенном великой благодатью диспутировать, но не проповедовать» (с. 232), написавшем «Сумму» о различениях. Салимбене развивает эту тему в главе «Примеры различений, приводимые Апостолом, когда он говорит: „Одному дается Духом слово мудрости...“» (с. 232 и сл.). В этой главе Салимбене приводит цитаты из Первого послания апостола Павла к Коринфянам о различных дарованиях: «Иному (дается) вера, тем же Духом; иному дары исцелений...; иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков» (1 Кор 12, 9, 10). И к каждому определению дара, приводимому Апостолом, Салимбене присоединяет другие подтверждения из Писания, дополняя их примерами из книги Григория Великого «Диалоги». Далее он рассуждает о даре «истолкования языков», осуществляемого, по объяснению Салимбене, двумя способами, которые он подробно описывает (с. 235–236). После всех этих рассуждений, предназначенных для проповедников и учителей, излагающих слово Божие, автор заключает, вновь прибегая к словам Апостола: «Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно» (1 Кор 12, 11). Затем автор вновь вспоминает о магистре Гульельме, в связи с которым написана глава о разделении даров Божиих, повторяя, что он обладал «даром диспутировать и сочинять книги, но не даром проповедовать народу» (с. 236), и только после этого он, наконец, возвращается к прерванному рассказу об Альтисиодоре.

Подобный стиль повествования мы наблюдаем и в рассказе о диспуте брата Уго Прованского с братом Петром по поводу учения Иоахима Флорского. Здесь также задана тема, вступление к ней, доказательства из Писания, из сочинения Псевдо-Иоахима и из пророчеств английского предсказателя Мерлина. При этом стиль собственно авторского повествования выгодно отличается от стиля проповеднического отступления динамичностью и эмоциональностью; вопросы Петра и ответы Уго являют собой примеры живой разговорной речи (с. 259–274).

Привлечение текста Библии в качестве постоянного нравственного мерила свидетельствует об огромном духовном авторитете этой книги не только для Салимбене и его собратьев-клириков, привычно мыслящих библейскими категориями и образами, но и для всех остальных людей той эпохи – потенциальных читателей «Хроники».

Многие слова и выражения из Священного Писания органично вошли в текст «Хроники». Это и неудивительно. Салимбене был монахом, а Библия составляла не только основу духовной жизни клириков, но и главное пособие в их проповеднической деятельности, вследствие чего многие места из нее запоминались и прочно входили в повседневный лексикон, в разговорную речь лиц духовного звания[2863]2863
  Савукова В. Д. Язык и стиль Григория Турского // Григорий Турский. История франков. М., 1987. С. 349.


[Закрыть]. Эти выражения благодаря их частой повторяемости нетрудно обнаружить даже несведущему в религиозной литературе читателю: «с душою огорченною», «не восхотел благословения, – оно и удалится от него», кормить «скудно хлебом и скудно водою», «опытный в бою», «Дух дышит, где хочет», «как тростник, колеблемый в воде», «не раз и не два», «от малого до большого», «и мужи, и жены», «юноши и девицы, старцы и отроки», «надменного сердца», «исполнился гневом», «до основания его», «выпил чашу ярости Господа, выпил до дна» и многие, многие другие.

Присутствие в тексте «Хроники» библейских выражений формировало определенный коннотационный фон, воспроизводя для средневекового читателя знакомую и потому психологически комфортную интеллектуально-эмоциональную ауру, делая чтение «Хроники» неутомительным и привлекательным. Для современного читателя данный ассоциативный ряд не столь очевиден и, разумеется, не столь привычен. Однако сохраняется образно-художественный эффект, создаваемый обилием этих выражений в тексте «Хроники», что составляет ее неповторимое стилистическое своеобразие.

При неоспоримом преобладании цитат из Священного Писания и сочинений отцов Церкви, «Хроника» богата и другими литературно-художественными реминисценциями, отображающими духовную жизнь средневековой Европы. Страницы «Хроники» пестрят цитатами из сочинений античных классиков, небольшими фрагментами произведений позднеримских поэтов – Катона Дионисия, Проспера Аквитанского – стихов и песен вагантов, стихов итальянских поэтов XII–XIII вв. – Примаса, Генрика из Сеттимелло (Арриго да Сеттимелло), Патеккьо, неизвестных авторов. Эти вставки регулярно перемежают авторское повествование, избавляя его от монотонности. Так, например, в главах, посвященных деяниям Фридриха II и раскрывающих его коварный характер, основываясь на примерах взаимоотношений Фридриха с его приближенными Бернардо ди Роландо Росси, Пьером делла Винья, Салимбене утверждает, что Фридрих никогда не был верен своим друзьям, и, развивая тему о настоящих и мнимых друзьях (с. 220–221), подкрепляет свои рассуждения не только цитатами из Библии, но и поэтическими двустишиями – сначала Генрика из Сеттимелло:

 
Dum zephyrus flabat, nimiis comitabar amicis;
nunc omnes aquilo turbine flante fugat.
 
 
Дул покуда Зефир – друзья толпились толпою;
Только дохнул Аквилон – все разбегаются вмиг.
 

(Пер. М. Л. Гаспарова)

а затем – Овидия («Скорбные элегии», 1, 9):

 
Cum fueris felix, multos numerabis amicos;
nubila si fuerint tempora, solus eris.
 
 
В счастье покуда живешь, ты много друзей сосчитаешь,
А как туманные дни явятся, будешь один.
 

(Пер. A. A. Фета)

Неоднократно обращается Салимбене и к Горацию. Повествуя о знаменитых певчих – брате Генрихе из Пизы и брате Вите из Лукки (с. 199– 202), – Салимбене цитирует сочиненные ими канты, кантилены и секвенции. Восхищаясь великолепными голосами своих героев и сравнивая пение брата Виты из Лукки с пением соловья, Салимбене подчеркивает, – и это, пожалуй, гораздо важнее для него – что, в отличие от других певцов, Вита никогда не отказывался петь, если его просили друзья. И тут Салимбене приводит две строки из Горация («Сатиры», 1, 3):

 
Omnibus hoc Vitium est cantoribus, inter amicos
ut nunquam inducant animum cantare rogati.
 
 
Общий порок у певцов: когда их друзья приглашают
Спеть, они под любым предлогом спешат уклониться…
 

(с. 201; пер. М. Л. Гаспарова)

Но эти стихи, предупрждает читателя Салимбене, никоим образом не относятся к Вите из Лукки.

В другой раз Салимбене, толкуя отдельные эпизоды из истории иудейского народа (с. 451–453) и приводя к ним соответствующие цитаты из Библии (например, «не гордись, но бойся», «не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным», «держи, что имеешь» и др.), подкрепляет свои рассуждения двумя стихотворными строками, первая из которых заимствована из басни Гвалтера Англичанина (IX, стих 59), а вторая – из Горация («Послания», I, 18, 84):