Текст книги "Лучшее в Королевствах. Книга III"

Автор книги: Элейн Каннингем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 159 (всего у книги 284 страниц)

Глава 2

Интерлюдия 1

Глава 3

— Я не могу посвящать тебя в ТАКИЕ детали. Это касается всей диаспоры. — Юнь, судя по лицу, что-то решила для себя и сейчас откровенно упёрлась. — По крайней мере, в школе. Для ясности: я понимаю, что вы сейчас на коне. У меня тоже есть свой прогноз о том, что будет на выборах. Но...

— Хочешь, в морду дам? — абсолютно спокойно предложила Ана.

— Попробуй! — китаянка мгновенно изобразила свернувшегося в клубок ежа.

Эрнандес молча уронила под ноги два рюкзака (свой и Рыжего) и сгибом локтя захватила шею собеседницы. Соединив ладони в замок, баскетболистка одновременно согнула свои ноги в коленях и без особого труда повалила более лёгкую Сяовэнь на землю, оказавшись сверху.

"О. А вас борьба в партере, хе-хе, 😍" — пришло от Мартинес без пауз.

В переводе на человеческий это значило: та как обычно валяет дурака, но за обстановкой наблюдает через расширение ускорения. Почему — сказано не было; значит, она сама ещё не во всём уверена. Но мысли по поводу происходящего имеет.

Видимо, грядёт разбирательство с родней Лысого, подумала про себя баскетболистка, а вслух продолжила общение с одной из двух глав школьного самоуправления:

— Тебе удобно?

Повозившись, Ана разбросала пятки пошире, исключая на всякий случай контратаку китаянки.

Хань заворочалась под более рослой противницей, потешно болтая в воздухе ногами и не имея сил разорвать чужой борцовский захват. Ещё она попыталась наносить какие-то удары, но на это латиноамериканка только глумливо хмыкнула:

— Чё, не работает?

Даже ежу было понятно, что на этом уровне рулит борьба, а не замудреные китайские техники третьей левой пятки кого-нибудь небритого семизвёздного богомола.

"Вау. А у неё розовые трусики! 😝🤩" — Мартинес, наблюдая элементы убеждения подругой китаянки со стороны, то ли скучала, то ли развлекалась, то ли просто информировала. — "О, и в попку ей врезались. А ещё она ножками смешно болтает — и под юбкой всё видно 🤩. Ты это, разверни её на 90° в любую сторону? 😌 А то потом вы помиритесь, а к её роликам с голыми сиськами добавят эти, с распахнутой ****ой: и будет она тебе злейший враг, а не временный союзник".

"Не мешай" — бросила Ана. — "Ты же видишь, я работаю!!!".

В ответ пришло тявканье койота, валяющегося на спине и сучащего в воздухе всеми четырьмя лапами: "Кстати, твои стринги тоже видны 😛. Но оно тебе пофиг, я знаю. Красоту ничем не испортишь 😘".

— Сяовэнь, давай не будем ссориться? — рассудительно предложила Эрнандес вслух, не ослабляя давления и смахивая сообщения от подруги вниз.

На открывшиеся детали собственных анатомии и нижнего белья ей было решительно плевать.

— Лично мне не очень нравится в не самой дешёвой одежде валяться по земле, собирая харчки и собачьи какашки, — продолжила спортсменка, прикидывая, на какие бы ещё струны надавить, раз эти не работают.

— Тут нет собак! — прохрипела хань, всё ещё силясь высвободиться. — Встань с меня, сука толстая!

— Как скажете. — Весело фыркнула Ана, перекатываясь в сторону и поднимаясь на ноги.

Подбирая два рюкзака и не делая ни малейшей попытке помочь встать Юнь.

Коль скоро речь зашла о её весе, конкретную тактическую ситуацию можно было считать выигранной — давно известные внутришкольные нюансы.

"Завидует! 😝" — тут же отреагировала Мартинес, демонстрируя то ли чтение по губам, то ли невероятно усиленный (непонятно чем) слух. Уточнять не было ни возможности, ни желания, а смешной навет по поводу собственной привлекательности баскетболистки был именно что смешным.

— Что ты рассчитываешь выиграть, задерживая меня в шаге от победы? — латиноамериканка мысленно позавидовала Мартинес, умеющей так естественно менять стиль общения по ходу беседы, и решила для разнообразия задать лобовой вопрос.

— Я этого пока не готова обсуждать. ПОКА. — Похоже, Сяовэнь сейчас что-то напряжённо прокручивала в голове и где-то даже дрогнула.

Нужно дожимать?

— Хорошо, спрошу иначе. Что ты потеряешь — безоговорочно и наверняка — если моё назначение станет решенным вопросом сегодня, а не завтра и не через два дня?

— Зачем тебе? — китаянка в очередной раз изобразила дикобраза.

— Если я не могу заинтересовать тебя плюшками, то хочу понять, могу ли компенсировать твои минусы, — пожала плечами Эрнандес. — Как говорится, есть две стратегии управления: нужно либо дать хлеба голодным, либо избавить от страхов боящихся. С хлебом у меня не вышло, вот пробую с твоими страхами.

"Ана, не меняй лица! Вот так и шагай! Как будто скучаешь и отрабатываешь прописанный номер!".

"???" — баскетболистка всегда внимательно относилась к замечаниям подруги, но сейчас её просто не понимала.

"Я ж вместе с Миру, мы от вас на 30° сзади справа!".

"Вижу. И чё?".

"Миру заделилась одним расширением, мы с ней сейчас обе через мост на вас смотрим! Я вижу ваши рожи через имплант и сливаю ей мимику и глаза, а она даёт расшифровку! Она хорошо знает Юнь: говорит, что понимает её!".

"Ухтыбл*. Приняла. Мои действия?".

"Продолжай изображать здоровую отмороженную дуру. Миру говорит, ты всё правильно делаешь, только лицо сейчас не меняй. Это важно".

"Пф-ф-ф, да ради бога 🙄".

"СПАСИБО!".

По каким-то неуловимым признакам Ана поняла, что последнее сообщение пришло от Хамасаки.

"Нзчт" — отправила она в ответ. — "У меня всё равно кризис жанра. Уже не знаю, как её уламывать — не душить же, в самом деле".

"Миру говорит, ты её и не уломаешь: она в курсе анамнеза! Но продолжай".

"???".

"Нейровирус. Юнь что-то знает по одной очень скользкой теме и сейчас лихорадочно висит с кем-то ещё сразу на паре линий — параллельно с твоим разговором. Сама она решает не всё и, как вариант, тупо выполняет команды снаружи. Местами".

"Вот же падла" — грустно вздохнула в чате Эрнандес. — "А я тут распинаюсь, время трачу. А оно бестолку. Так её чё, типа втёмную играют?".

"НЕТ! НЕ БЕСТОЛКУ! ДАВИ ЕЁ! Может, и не втёмную, но снаружи явно влияют" — это сообщение тоже было от японки.

Видимо, та, как и Рыжий, без импланта успевала без проблем читать, но со скоростью ответной коммуникации была напряжёнка.

— Чего ты боишься? — добросовестно продолжила спортсменка. — Не хочешь попробовать попытаться договориться вместо того, чтобы быковать?

— Тут всё сложно... Я не могу сказать...

— Зачем тогда лезла разговаривать с Миру? Ты что, не понимаешь, что она сейчас ближе к нам в альянсе?

— А у вас пока нет никакого альянса. — За жёсткостью формулировок китаянка попыталась скрыть неуверенность.

— Есть. Мы плюс Рыжий. Это ещё не считая кое-кого из латинос, но тут будет понятно буквально в течение часа.

Юнь вздохнула и словно бросилась в воду с головой:

— Я НЕ МОГУ сейчас выступить таким образом. Просто НЕ МОГУ.

Ана уже и сам определила, что азиатка чего-то панически боится — а с перепуганным человеком к логике взывать бесполезно.

— Хорошо, как скажешь. — Баскетболистка развернулась на сто восемьдесят градусов и без лишних слов пошла к своим.

_______

Они только и успели проводить взглядами трёх пар глаз Сяовэнь, исчезнувшую за дверями учебного корпуса и сверлившую глазами землю под ногами, как со стороны административного здания показался шагающий широкими шагами Рыжий.

Близорукий Седьков не узнавал их до того момента, пока не оказался рядом. Уже на расстоянии пары метров метры он прищурился и весело заулыбался:

— О, и вы трое здесь? Салют. Дамы, у меня освобождение Трофимова от этого урока, рейтинг за опоздание срезан не будет. А вы чего прогуливаете?

— Одного хитрожопого очкарика ждём, — спокойно ответила Мартинес. — Который притворяется беззащитным и набивается на сочувствие, нас под штрафы подставил — а сам сухим из воды. Договорился с соплеменником — и ему за прогул даже рейтинг не тронут.

— Эй, ты чего?! — Виктор резко вспотел, напрягся и разволновался.

— Бл*, Рыжий, завязывай с такой чувствительностью, — весело хихикнула Айя, меняя замогильное выражение лица на нормальное. — Шучу я!

— Тьху ты. — Седьков пару секунд беззвучно, но весьма красноречиво шевелил губами, глядя ей в глаза.

— Я ж не виновата, что ты адаптируешься со скоростью динозавра! — латиноамериканка первой подхватила его под руку и сделала невинное лицо. — Мог бы уже и привыкнуть к особенностям любимой девушки.

— А со скоростью динозавра — это как? Они же вроде быстро бегали? — далёкий от биологии соученик как обычно свернул рассуждениями не на ту дорожку.

— Ага. Ещё ты очень внимательный. Я сказала, ты адаптируешься с их скоростью, а не бегаешь.

— Динозавры вымерли потому, что не успели с эволюцией. — В своей обычной манере серьёзно пояснила Миру. — Она намекает, что ты здорово рискуешь с такой соображалкой.

Женская часть компании взорвалась хохотом.

— А чё, я никогда и не претендовал на искромётность! — сконфужено потупился Седьков. — Тем более, меня только что Трофимов удивлял. Я до сих пор в шоке.

— В приятном? — уточнила Мартинес.

— Местами. Слушайте... — Рыжий быстро передал содержание той четверти часа, которую его не было.

— Ну, особых поводов для радости нет, но слава помидоркам, что он хотя бы в нейтралитет перешёл, — резюмировала Айя. — И то хлеб. Раньше хуже было. Так, народ, чё, идём в класс?

— Вы идите. Мне же с ним поговорить надо, — тихо напомнила Миру.

— А, точно. Пошли. — Латиноамериканка подцепила свой школьный рюкзак с земли и водрузила его на Эрнандес. — Ты большая, два уже всё равно тащишь, — пояснила она, не дожидаясь вопросов.

Баскетболистка очень красноречиво раскрыла глаза, пристально глядя на подругу с очень близкого расстояния.

— Где два, там и три! Эй, ну чё ты такая зануда?! — Мартинес резко рванула с места в сторону учебного корпуса. — Догоняй! — бросила она, не оборачиваясь.

— Вот сука! — удивлённо ответила Ана ей в спину, не думая бежать и шагая не спеша.

— ДА! Но я прикольная! Не догонишь, не догонишь.

— Вот дура.

***

Когда я выхожу от Трофимова, оказывается: меня на улице ждут девочки (что интересно, вместе с Хамасаки).

Латиноамериканки почти сразу, многозначительно переглянувшись, тактично уходят на урок, забрав и мой рюкзак с учебниками, а Миру с немигающими глазами подступает вплотную и буквально требует:

— Нам нужно поговорить!

— Да без проблем, — даже слегка подаюсь назад.

Становится в высшей степени любопытно: чего она хочет?

— Вон туда иди, на скамейку.

Абсолютно рефлекторно протягиваю руку, чтобы взять её вещи, но одноклассница не позволяет:

— Мне не тяжело нести, не сбивай с настроя. — Усевшись, японка с серьёзным выражением лица выдаёт. — Как между собой делиться будем и какие твои планы? На ближайшее будущее и вообще?

— Ты сейчас о наших с тобой "семейных" отношениях? Или о чём-то другом?

— О них. — Какое-то время Хамасаки молчит, глядя вперёд. — Я планировала этот разговор иначе. Мартинес только что слегка поменяла моё мнение о самой себе — теперь не знаю, с чего начать.

— А какая у нас с тобой цель и этой беседы, и вообще? Она общая или это разные вещи? У каждого своя?

— Вначале скажи, что ты знаешь. — Миру здорово напряжена и почему-то говорит загадками.

— Знаю, что ты ребёнок нового поколения и проживешь полтысячи лет. У твоих родителей есть пикантные нюансы во взаимоотношениях, с которыми был косвенно связан и мой отец. Хватит или продолжать?

— Да ты в принципе всё сказал. Получается, мама от тебя ничего не скрывает... А с другой стороны предсказуемо: нафига брать тебя под опеку, будь ты ей чужой...

— Я и сам был удивлён степенью её откровенности. Можешь сформулировать, чего ты ждёшь от нашего с тобой разговора?

— Спокойствия, — ворчит она, откидываясь на спинку скамейки. — Которого и так было немного, а теперь ещё ты появился!

— Тебе не кажется, что ты выбрала не лучший тон для налаживания отношений? Или ты пришла тупо поругаться? Так скажи сразу — я буду понимать, что делать.

— Не ругаться. Мартинес считает, что я в тебя втрескалась и что этот разговор был нужен мне, чтобы понять себя получше. — Одноклассница сообщает это со своим обычным сосредоточенным выражением лица. — Я, когда говорила с ней, под её влиянием подумала так же. А сейчас сижу рядом с тобой — и в твой адрес почему-то ничего не ёкает. Хм.

— Заня-ятно. — Теперь на спинку скамейки откидываюсь и я. — Давай, жги дальше. Какие ещё новости?

— Ты меня любишь?

***

Сегодня не всё✋

Глава 4

В последний момент чудом успеваю сдержаться и не ответить "А какая разница?".

— Не в том смысле, который ты сейчас в это вкладываешь. — К беседе я не готовился, но говорю правду.

По-хорошему, сейчас следовало бы сказать больше. Но если я хоть немного понимаю в школьницах, то ей этот разговор нужен скорее для того, чтоб выговориться, а не чтобы что-то там мифическое в себе раскопать в моём присутствии.

— Хренасе заявления. Слушай, а какие тут могут быть ДРУГИЕ варианты? — на лице Миру отражается её типичная работа мысли, когда она заинтересована в обсуждаемой теме.

Не эмоции, скорее интерес исследователя.

И слава богу. Когда работает её аналитика, психика не напрягается, насколько я успел заметить. По-моему, это именно то, что ей сейчас больше всего нужно.

— Ты под "любишь" имеешь ввиду романтическую часть отношений? — уточняю.

— Ага. Ты же сам подкатывал яйца! Считаешь, это было так таинственно и неясно?

— Не считаю. Ты тогда очень чётко дала понять... дала обратную связь по теме, короче. Крайне недвусмысленно расставила точки над i.

— Обычно пацаны не слушают голосов разума, — вздыхает моя вроде как ситуативная сестра. — У меня, конечно, тоже есть личный опыт — но со стороны настолько немало видела, что твоим здравомыслием просто изумляюсь.

— А что там было? Когда со стороны наблюдала?

— Кринж там был. Очень мало кто из вашего брата сдаёт назад, если в яйцах запищал спермотоксикоз.

— Я ж вроде тебе не сильно докучал собачьими глазами и серенадами под окнами?

— С твоей целеустремленностью по-любому было впору пугаться.

— Чего?!

— Ты же маньяк, — она спокойно пожимает плечами. — Пока не реализуешь свои, г-хм, поползновения — явно не успокоишься, взять хоть и все твои дуэли! А на каком-то этапе тебе взбрело в голову, что мы с тобой — пара. Как было не переживать? Вдруг ты в твоего отца пошёл?

— Я не в курсе, как мой отец ухаживал за твоей матерью, — надеюсь, я верно истолковал её намёк. — Наверное, четверть часа тому был первый раз в жизни на моей памяти, когда ошиблась в анализе Мартинес, — бормочу себе под нос через секунду. — Когда говорила с тобой. И это странно.

— Ты о чём вообще?!

— Обычно она только притворяется не пойми кем, а на самом деле людей видит глубже. Она ж, по твоим словам, тебе же и сказала, что ты от меня без ума? Я по тебе этого сейчас в упор не вижу.

— Да, у неё всегда точные диагнозы, — со вздохом соглашается Хамасаки. — Только говорит она их далеко не всегда и не всем. А даже когда и сообщает, то через раз непонятно — валяет дурака? Или за маской по*уизма просто остаётся в тени, для собственного спокойствия?

— Миру, мы будем с тобой гораздо конструктивнее оба, если определим цели нашего общения и задачи этого разговора.

— Фигасе ты запел. То буквально последнюю копейку доставал, чтобы меня выручить. — Она снова констатирует без эмоций, не рисуется и не кокетничает. — А сейчас натуральным образом указываешь на дистанцию? Интересно. Раньше такого не встречала. Хм, а ещё я почему-то заговорила словами твоей подруги! Бл...

— Раньше у меня рулили эмоции, а мозги отдыхали — по крайней мере, в отношениях с тобой.

— У пацанов оно всегда так, ты не исключение. Слушай, а что с твоей стороны поменялось? Я не набиваюсь и не переживаю! — торопится добавить одноклассница. — Голое любопытство, клянусь! Ты как-то резко стал другим настолько, что у меня даже нет предыдущего к тебе отвращения. Вот, пытаюсь в себе разобраться.

— С моей стороны в первую очередь изменилось понимание ситуации. Ты спрашивала про любовь? Я бы поделил этот вопрос на части.

— Продолжай.

— Романтичная составляющая: мужчина и женщина, сексуальный подтекст, всё такое. В твой адрес почти ничего подобного нет. Уже.

— Совсем-совсем?

— Разок перепихнуться согласился бы — из соображений физиологии. Но серьёзно сейчас отношусь к Эрнандес и Мартинес. Объяснять, почему?

— Да.

— Они встали рядом со мной в тот момент, когда у меня ничего не было.

— Логично... А какая вторая составляющая? Ты про любовь говорил.

— Искреннее и бескорыстное желание, чтобы другой человек был счастлив. Без физиологического желания размножаться. С этим пунктом всё в порядке: очень хочу, чтобы тебе было хорошо. Но с инстинктом размножения никак не связано.

— Раньше ты старательно скрывал, что не идиот. Сейчас изрядно изменился.

— Жизнь заставила, — вздыхаю. — Знаешь, давай упростим эту ситуацию...

— Как в математике?

— Примерно. Давай условно поделим всех пацанов на две группы: одни наплюют на твоё "отстань", а вторые задумаются.

— Ты из вторых?

— Из их производной: после твоих слов и своих размышлений я пришёл к выводу, что ты права: мы не пара. На каком-то этапе решил тебя послушаться.

— Сейчас должно моё женское самолюбие заиграть по идее, — задумчиво делится "сестра". — Если верить теории, то я из противоречия должна захотеть надеть на тебя ошейник и изо всех сил потащить в свою сторону. Хватательный рефлекс.

— Ты же этого не делаешь?

— Нет. Сама удивляюсь. Стало спокойно и легко, тревожность ушла. Чем объяснить?

— Может, тебе просто нужен не мужчина физически, а точка опоры?

— Опять странно — ты снова не дурак. Непривычно. — Миру встряхивается. — Слушай, я вот прямо сейчас чувствую, что говорить с тобой надо о другом. Не о том, о чём я хотела!

— Так говори?

— Хорошо, но сперва ответь на вопрос?

— Задавай?

— А как вышло, что ты перестал размазывать сопли по своей несостоявшейся любви ко мне? Мало того, что взял себя в руки, так ещё и человеком стал за мгновение? Не бывает таких изменений, блин.

— Это два разных вопроса. Человеком стал легко: жизнь научит и не такому. Просто захотел выжить.

— Как?

— На каком-то этапе решил: всё равно жизнь — говно. Если так жить дальше, то что сотня лет, что день — без разницы. Никакой радости.

— И?

— Взял и перестал сдаваться и уступать. Подумал, что иногда надо просто стоять на ногах и бить врага по морде — до тех пор, пока сам в сознании.

— Это тогда произошло, когда тебе последний раз очки разбили?

— Ага.

— Я помню. Но тебе же тогда не дали победить. — Она о чём-то размышляет, сопоставляя некие детали.

— И в следующий раз тоже не дали, — соглашаюсь. — Я тоже помню. А потом Лысый вдруг бац — и сломался. Неожиданно и сразу. Я именно в тот момент и почувствовал, что всё.

— В плане?

— Старой жизни больше не будет. Будет новый Виктор Седьков, другой. У него всё будет иначе.

— Ты после этого охладел ко мне?

— Миру, я к тебе не охладел. Точнее, назвал бы это другими словами.

— Какими?

— Переосмыслил нашу с тобой совместную перспективу под твоим влиянием. Ты же сама этого хотела?

— Романтичного не осталось? — она с интересом заглядывает мне в глаза.

На влюблённую или страдающую от безответных чувств японка точно не похожа.

Мартинес тоже может ошибаться?

— Наверное. В том смысле, что у меня точно нет навязчивой потребности в тебе. Если ты переживала по поводу моей маниакальной страсти, можешь успокоиться: навязываться не планирую.

— Слушай, честно, вот реально невтерпёж стало. — Хамасаки поворачивается ко мне. — На всякий случай: у меня к тебе смешанные чувства, но это точно не та слепая любовь, о которой говорила Айя! Обидеть или огорчить меня отказом не бойся — это самые приятные слова, как ни парадоксально.

Будто по заказу, от упомянутой всуе латиноамериканки именно в эту секунду приходит: "Ну чё? Она тебе уже призналась в своей любви до гроба? 😛"

"Будешь смеяться: сказала, что ты об этом говорила. Но ты ошиблась".

Наверное, я ещё не очень хорошо умею скрывать переписку в привате, потому что "сестра" мажет по мне взглядом и саркастически ухмыляется, не говоря ни слова.

Хамасаки поворачивает голову в сторону школы, достаёт из своего рюкзака бутылку с водой и некоторое время пьёт мелкими глотками. Затем снова откидывается на спинку, разбросав руки в стороны.

"Говори! 😫😫😫 Быстро пиши без пауз!" — любопытство является самой сильной характеристикой Мартинес, не новость.

— Да ответь ты уже ей, — красноречиво двигает бровями Миру, не поворачиваясь ко мне. — Она настырная: всё равно пообщаться не даст.

Удивляясь про себя, пишу во внутреннем интерфейсе: "Не ведёт себя как влюблённая или втрескавшаяся. Спокойная, рациональная, откровенная. Какая угодно — но это не любофьфь".

"Хм. Неужели я облажалась🐣".

— Скажи ей, что мне просто не хватало толчка, чтобы понять себя лучше, — спокойно предлагает "сестра". — А то она с тебя не слезет. Успокой её: она не то чтобы ошиблась, просто я себя тогда не понимала. А сейчас разобралась.

Делаю, что предлагают умные люди титульной нации.

"Окей. Тогда на перемене идём в столовую жрать вчетвером: вы меня заинтриговали ✋👀" — Айя отключается.

— Если мама и папа разведутся, лично ты что будешь делать? — Хамасаки явно подразумевает какой-то подтекст.

— Не моё собачье дело. Я дружу с Тикой, знать не хочу твоего отца. Живу у себя, работаю, скоро ещё кое-чем займусь. Личная жизнь твоей матери — не моя компетенции, до отца дела нет.

— У тебя есть какие-нибудь материальные планы в наш адрес?

— НЕТ. Вернее, только один: поскорее вернуть вам долг за клинику моей маман плюс прочие расходы.

— Хренасе. Опять не врёшь. Бывает же. Ты странный.

— Какой есть.

— Со мной будешь дружить? — она выглядит озадаченной.

— Мы же уже дружим, нет?

— Я должна была это услышать от тебя... Слушай, я сейчас выгляжу дурой, но спрошу ещё раз. Что ты обо мне думаешь? Вернее, что в тебе изменилось?

— Вот ты зануда.

— Это не секрет. Первый раз нормально общаемся, отвечай.

— Ты будешь жить полтысячи лет, а мне столько не нужно. Какие могут быть общие интересы на ниве романтики?

— Не хотела говорить первой. Да... Сама вот подумала: допустим, тебе девяносто девять, ты уже дряхлый.

— И как тут не ржать, как говорит одна наша общая близкая знакомая.

— Мне по-прежнему двадцать семь биологических — а рядом старик. И наши с ним дети старше меня...

— Бр-р-р, — встряхиваюсь и искренне веселюсь. — Знаешь, если жене двадцать пять, а мужу — шестьдесят, всё самое интересное в их браке только начинается.

— У жены, — коротко кивает "сестра". — Сама об этом думала. Мир? — она протягивает ладонь для рукопожатия.

— Да мы вроде и не ссорились.

Её ладонь тёплая и неожиданно мягкая.

"Спроси её, что она будет делать, если передумает!" — Айя, кажется, не успокоилась.

"В плане?!".

"Она поймёт. Спрашивай!".

Хамасаки незнакомым мне раньше ироничным взглядом сопровождает моё чтение внутреннего интерфейса.

— Мартинес просит у тебя узнать, что будет, если ты передумаешь. Говорит, ты понимаешь, о чём речь.

— Напиши ей, что с моей продолжительностью жизни я не такая дура, чтобы не понимать: ты — моя временная игрушка, — легко отвечает японка, абсолютно не напрягаясь. — Если говорить приземлённо, я не думаю, что ты удержишься, если я начну делать тебе м***т или активно домогаться наедине.

— К-хм.

— Да, — она спокойно хлопает меня по спине. — Это ты в драке можешь сопротивляться, а меня же ты не будешь бить в такой ситуации? Своим кастетом по морде... Дёрну тебя пару раз за х*й в интимной ситуации — не думаю, что ты вот прям принципиально откажешь.

— Она спрашивает, а потом?

— А потом я когда-нибудь с тобой просто наиграюсь. Ты будешь стареть, дряхлеть, а у меня появятся другие интересы. Моложе тебя, выше ростом и сексапильнее. Записал голосом? — она снова ухмыляется.

— Э-э-э, как заметила?

— Отправляй, — фыркает Хамасаки. — А то Мартинес нам обоим головы откусит по сети... Слушай, а ведь я ещё думала с тобой за власть в школе драться, — добавляет она после паузы.

— Впору хохотать дуэтом: школа мне тоже неинтересна.

— Ты не пойдёшь на выборы?! — "сестра" вспыхивает лёгким интересом. — Не хочешь попробовать баллотироваться? А вдруг получилось бы?

— Я не "не собираюсь баллотироваться". Трофимов сказал, не имею права без гражданства идти в местное самоуправление.

— А-а-а, не подумала. Точно.

— Вот поэтому ваши детские игры в песочнице мне тоже неинтересны.

— Что сейчас чувствуешь?

— Неожиданно стало уютно. Солнце, природа, с тобой первый раз за всё время нормально общаемся.

— Сама удивляюсь. Знаешь, не хотела говорить, но есть кое-какие нюансы в семье. — Одноклассница чуть напрягается, будто решаясь. — Пошли после школы пообедаем и поговорим вдвоём?

— Айя, Ана?

— На твоё усмотрение. Но я бы предпочла сперва по-семейному — касается матери и отца. Тебе лично есть повод быть осторожным.

— Почему не сейчас?

— Очень сложная тема. И так чувствую себя предательницей, что расскажу, а сейчас ещё на часы смотреть. Давай после школы?

— Как скажешь. — Какое-то время спокойно сидим молча. — Кто бы мог подумать, что мы с тобой когда-нибудь так будем общаться.

— Я тоже не могла представить такого "родства", пф-ф.

— То есть?

— Мы с тобой по факту как сводные. Я думала, потребуются усилия, и то... — Миру осекается и не договаривает, меняя тему. — Слушай, а какая у тебя сейчас цель или мечта? Ты сказал, школьные игры в песочнице неинтересны? — японка прикладывается к бутылке с водой. — Значит, должно быть что-то ещё. Я должна знать.

— Мне нужен мой первый миллион как можно скорее. Это пока мечта, но к ней есть небольшие цели. Готов рассказать, когда по-семейному будем обедать после занятий. Если тебе и правда интересно.

— Договорились, — Миру начинает подниматься. — Погнали? Ха, кстати, щ-щас столько слухов поднимется!

— Из-за нас?

— Ага. По всей школе. Когда мы вместе опоздаем и потом тоже ходить будем.

— Вчетвером, — напоминаю.

Кажется, Эрнандес и Мартинес она регулярно не учитывает.

***

Рыжий с Миру пришли в класс почти к самому концу урока.

"Садитесь вдвоём!" — Айя с упреждением написала им первой, чтобы избежать их перелезания на крайний возле окна ряд.

Остальные одноклассники с удивлением проводили взглядом пару, занявшую общую парту и выглядевшую представителями одной диаспоры.

Нездоровое шевеление продолжалось до звонка, а затем, едва не сбивая с ног преподавателя в класс ворвался Али-отец:

— Ты! — остановив взгляд на Рыжем, он, раздувая ноздри и опустив уголки губ, решительно направился к парте, где сидели Седьков и Хамасаки.