Текст книги "Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)"
Автор книги: Джонатан Сампшен
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 71 (всего у книги 77 страниц)
Если так, то им суждено было разочароваться. Английские послы официально въехали в Париж в конце июля 1395 года, незадолго до возвращения герцогов Беррийского и Бургундского из Авиньона и оставались там в течение месяца. Нам рассказывают, что их великолепно развлекали, что их проживание обходилось французской казне в огромную сумму – 500 ливров в день, и что их пребывание было отмечено великолепными пирами в присутствии короля. Нет никаких записей об их беседах с французскими министрами. Но ясно, что герцоги Беррийский и Бургундский не были настроены рассматривать английские требования даже после их унижения от Бенедикта XIII. Вместо того чтобы вступить в переговоры, которые ожидал английский Совет, они отвергли требования послов и отказались обсуждать их дальше. Единственной сделкой, которую они были готовы рассмотреть, было длительное перемирие[1136]1136
PRO E364/29, m. 1 (епископы Сент-Дэвидса, Ноттингема, Ратленда, архиепископ Дублина), m. 7 (Скроуп); Chron. r. St.-Denis, ii, 328; Froissart, Chron. (KL), xv, 183.
[Закрыть].
Теперь Ричарду II пришлось столкнуться с дилеммой, которую его экстравагантные предложения лишь отсрочили. Длительное перемирие означало бы серьезное дипломатическое поражение. Оно принесло бы Франции почти все преимущества мира на целое поколение, но не потребовало бы от нее никаких территориальных уступок, которые так мучительно выторговывались в течение последних двадцати лет. Стороны просто останутся на тех территориях, которые они удерживали. Карл VI сохранил бы все юго-западные провинции, отвоеванные с 1369 года, включая те, которые его министры предложили уступить в 1393 году. Английскому королю оставалась лишь узкая полоска земли вдоль побережья Атлантического океана и берегов Жиронды – все, что осталось от герцогства Аквитания. Единственным преимуществом для Англии в такой сделке было то, что она позволила бы решить спорный вопрос суверенитета. Ричард II, несомненно, предпочел бы уступить в вопросе о суверенитете, но он пытался убедить Парламент одобрить этот курс в январе 1394 года и потерпел неудачу. Поэтому, решив добиться мира тем или иным способом, он решился на длительное перемирие без каких-либо условий, кроме руки Изабеллы Французской. Вначале он пытался ограничить перемирие пятью годами, но когда послы вернулись в Париж в октябре 1395 года, французский королевский Совет настоял на более длительном сроке. В течение следующих шести месяцев Ричард II согласился на двадцать лет, а затем на двадцать восемь. Похоже, что он ни с кем не советовался по поводу этого радикального разрыва с традиционной линией Англии на переговорах, кроме своего Совета и ближайших родственников и друзей[1137]1137
PRO C76/80, m. 18; Chron. r. St.-Denis, ii, 358–62; Foed., vii, 811–12.
[Закрыть].
В Париже прогресс шел медленно. Дипломатические дела неоднократно прерывались в течение зимы, поскольку рассудок Карл VI неустойчиво перемещался между ясностью и жестокой депрессией. Его присутствие на аудиенциях и заседаниях Совета становилось все более нерегулярным. Придворные группировки боролись за влияние, пока слуги короля держали его под замком в его комнатах в отеле Сен-Поль, а за стенами дворца бушевали самые нелепые слухи. Сплетни о том, что он был околдован герцогиней Орлеанской, впервые появившиеся в 1393 году, стали настолько настойчивыми, что Валентина была вынуждена удалиться из Парижа в поместья своего мужа. Только в феврале 1396 года французский король, казалось, достаточно оправился, чтобы заниматься делами. 9 марта были окончательно согласованы условия с английскими представителями. Изабелла должна была выйти замуж за Ричарда II с приданым в 800.000 золотых франков (133.333 фунта стерлингов). Ни сама Изабелла, ни дети от этого брака не должны были претендовать на апанажи во Франции. Таким образом, предложение Ричарда II наделить их Нормандией, Анжу и Мэном было отклонено. Действующее перемирие должно было быть продлено на двадцать восемь лет до 29 сентября 1426 года и распространяться на союзников обеих сторон. Для его соблюдения были приняты тщательно продуманные меры, обусловленные горьким опытом последних двух десятилетий. На юго-западе, где patis и выкупы все еще по закону причитались капитанам рутьеров, была создана двухсторонняя комиссия для смягчения более обременительных соглашений.
Таким образом, шестидесятилетняя война закончилась безрезультатно. Не было достигнуто никакого соглашения ни о территориях, ни о оммаже, ни даже о притязаниях Англии на корону Франции. Ни один из главных вопросов, разделявших Англию и Францию со времен Филиппа IV Красивого и Эдуарда I, не был разрешен. При французском дворе результат был воспринят с большим удовлетворением. Герцог Бургундский отметил это событие роскошным пиром в отеле д'Артуа. Три дня спустя, 12 марта 1396 года, Ричард II был обручен по доверенности с Изабеллой на церемонии в Сент-Шапель, которую проводил великий апостол Пути отречения Симон де Крамо. Принцесса, которой не исполнилось еще и семи лет, сразу же стала называться в соответствии с французским придворным этикетом королевой Англии. В Париже царило радостное и оптимистичное настроение. Люди говорили, что война, которая была спровоцирована браком Изабеллы Французской с прадедом Ричарда II Эдуардом II, теперь будет закрыта его браком с другой Изабеллой. Тем более, добавляли они, что англичане не получат от этой сделки ни дюйма французской территории[1138]1138
Foed., vii, 813–30; Chaplais, English Med. Dipl. Practice, nos. 262, 270, 276; Chron. r. St.-Denis, ii, 412–14. Околдованный: ibid., ii, 402–8; Lehoux, ii, 351n1.
[Закрыть].
Большой вопрос заключался в том, сможет ли Ричард II увлечь за собой английское политическое сообщество, когда этот факт будет оценен. Король не ожидал, что перемирие будет популярным. Он отозвал Джона Гонта из Гаскони в конце 1395 года, по крайней мере, частично для того, чтобы укрепить свои политические позиции. Он даже вынашивал идею обратиться за французской военной помощью для подавления восстания в Англии. Министры Карла VI, которые были хорошо информированы об английской политике в этот период, были обеспокоены. Они отправили своих послов, сопровождаемых грозной фигурой Роберта Отшельника, чтобы вразумить герцога Глостера, которого они правильно определили как самого опасного из раскольников. Глостер принял гостя с холодной вежливостью в своем поместье Плеши в Эссексе и выслушивал его эмоциональные речи в течение двух полных дней. Но он оставался таким же воинственным, как и прежде. Роберт, заметил он, может иметь доступ к ушам королей и принцев в обеих странах, но ему, Глостеру, лучше не прислушиваться к его советам в столь важном деле. Он винил своих братьев Ланкастера и Йорка в том, как все обернулось. Он пытался вразумить Йорка, но безуспешно. С Ланкастером даже не стоило спорить. Король не спрашивал его мнения, но если бы это зависело от него, он бы никогда не позволил французам отказаться от договора в Бретиньи. После трудностей последних нескольких лет никто не недооценивал способности Глостера создавать проблемы. Ричард II сообщил графу Сен-Полю, что его дядя по-прежнему имеет влиятельных союзников среди дворянства и активно пытается расшевелить лондонцев. И все же, когда дело было сделано, оказалось трудно собрать оппозицию против соглашения, которое ничего не решало и ни в чем не уступало, а лишь прекращало борьбу. Ричард II был осторожен, чтобы не дать Глостеру трибуну для нападок. Перемирие было официально провозглашено лишь в 1398 году, когда истекал срок предыдущего четырехлетнего перемирия. Судя по современным сообщениям, информации о нем было очень мало. И, что необычно для крупной дипломатической инициативы, король не консультировался с Парламентом и даже, насколько известно, с Большим Советом. На данный момент оппозиция оставалась приглушенной, к явному облегчению политиков обеих стран[1139]1139
Walsingham, Ann., 187–8; Foed., vii, 811, viii, 43; PRO E101/402/15, m. 5; Froissart, Chron. (KL), xv, 238, 195–202, 272–3; *Le Bis, 'Pratique', no. 4[7].
[Закрыть].
* * *
28 марта 1396 года, примерно через три недели после того, как английские послы поставили свои печати на соглашениях в Париже, герцог Бургундский председательствовал на встрече в парижском отеле Сен-Поль, на которой были сделаны окончательные приготовления к началу балканского крестового похода. Длительная задержка лишила это предприятие большинства его руководителей. Джон Гонт, у которого пошатнулось здоровье и который был занят политическими проблемами в Гаскони и Англии, осенью отказался от участия в походе. Филипп Бургундский и Людовик Орлеанский отошли от дел вскоре после этого, почти наверняка потому, что их присутствие было необходимо во Франции на заключительных этапах переговоров с Англией. Номинальным руководителем экспедиции был назначен двадцатипятилетний наследник Филиппа Бургундского Иоанн, граф Неверский. В действительности командование осуществлялось его непосредственными подчиненными: Ангерраном де Куси, коннетаблем Филиппом, графом д'Э, адмиралом Жаном де Вьенном и маршалом Жаном де Бусико. Несмотря на присутствие нескольких немецких рыцарей и нескольких сотен английских и гасконских солдат под началом внебрачного сына Гонта Джона Бофорта, крестовый поход оставался преимущественно французским делом. Имена капитанов, служивших в нем, напоминают перекличку французских кампаний последних трех десятилетий во Франции и Фландрии, Испании, Италии и Шотландии. В течение мая по крайней мере три армии, насчитывающие в общей сложности около 10.000 человек, собрались на Роне и Саоне, а затем прошли через Германию и Северную Италию, чтобы направиться в Венгрию[1140]1140
*Atiya, 144–8; Itin. Ph. le Hardi, 250; Cron. volgare, 208; Froissart, Chron. (KL), xv, 218–21, 230, 318–20; Chron. r. St.-Denis, ii, 428–30; Livre fais Bouciquaut, 90; Chronographia, iii, 129–30; Palmer (1972), 239–40; Paviot (2003), 31–2, 36–7. Цифры: см. Atiya, 67.
[Закрыть].
В начале августа 1396 года, когда крестоносцы достигли Дуная, Ричард II вместе со своим канцлером и главными советниками отправился в Кале на встречу с герцогом Бургундским. Его главной целью было согласовать последние приготовления к приезду своей невесты. Он также хотел, по его словам, посетить город, который он никогда не видел; скрепить свои личные дружеские отношения с главенствующей фигурой во французском правительстве; и поговорить об преодолении папского раскола, о котором до сих пор он отзывался доброжелательно, но без твердых обязательств. Ричард II был ослеплен величием двора Валуа, богатством и очевидной прочностью французского государства. Не любитель делать что-то наполовину, он приложил все усилия, чтобы произвести на Филиппа впечатление своей собственной значимостью. Он проехал по улицам Кале, чтобы горожане в ливреях могли приветствовать его. Для первой встречи с французами он построил огромный деревянный аудиенц-зал и возглавил мессу в церкви Святого Николая, надев свою корону и неся свой скипетр. И он согласился, к большому удовлетворению Филиппа, объявить о своем переходе к Пути отречения – решение, принятое без каких-либо официальных консультаций с английской церковью, не по какой-либо другой причине, кроме как для того, чтобы заручиться благосклонностью герцога Бургундского. Была достигнута договоренность, что Ричард II встретится с Карлом VI на границе Кале в конце сентября, где будут обсуждаться нерешенные вопросы и делаться соответствующие объявления для всего мира. По этому же случаю ему будет передана Изабелла Французская.
Несмотря на великолепие встречи в Кале, в отношениях Ричарда II с дядей французского короля чувствовалась заметная настороженность. Филипп Бургундский знал, что в Англии существуют серьезные сомнения относительно перемирия, целесообразности французского брака и Пути отречения. Герцог Глостер и его друзья угрюмо смотрели, как Ричард II протягивает руку дружбы врагам своего отца и деда. Оксфордский Университет, который, как и большинство английской церкви, считал авиньонское папство политическим созданием французского правительства, совсем недавно отверг Путь отречения после дебатов, вызвавших яростный прилив антифранцузских настроений среди клерикальных памфлетистов Англии. В Кале Ричард II, казалось, постоянно оглядывался через плечо на состояние общественного мнения в Англии и искал безопасности в более тесных отношениях с Францией. В минуту откровенности он сказал герцогу Бургундскому, что хотя он и люди, которые были с ним, довольны достигнутым соглашением, никто из них не может быть уверен, что английский народ одобрит его[1141]1141
Foed., vii, 834; Chaplais, English Med. Dipl. Practice, no. 57 (b); Chron. r. St.-Denis, ii, 444–50; Froissart, Chron. (KL), xv, 273–6; Anglo-Norman Letters, no. 174. Даты: PRO E101/320/16; E101/403/10; Itin. Ph. le Hardi, 255. Оксфорд, памфлетисты: Perroy (1933), 366–78; Valois (1896–1902), iii, 76–9, esp. *78n2.
[Закрыть].
Встреча королей, о которой постоянно говорили с 1387 года, наконец, состоялась в конце октября 1396 года. Местом встречи была выбрана мрачная пограничная полоса на краю Кале между Гином и Ардром, которая более века спустя стала известна как Поле золотой парчи Генриха VIII. Потребовалась грандиозная операция по обе стороны Ла-Манша, стоимость которой была эквивалентна короткой военной кампании. Французский бюджет на это событие составил 100.000 франков (16.666 фунтов стерлингов) в дополнение к значительным суммам, которые должны были быть потрачены на питание и размещение в городах, через которые королевский кортеж должен был пройти на своем пути через северную Францию. Англичане, по сообщениям, потратили еще больше: 40.000 марок (26.666 фунтов стерлингов), согласно одной из оценок, четверть из которых ушла на подарки Карлу VI и французским королевским принцам. Была подготовлена огромная территория лагеря, на которой разместилось около 240 ярких павильонов и два больших шатра для приемов. Церемонии были тщательно срежиссированы. Утром 26 октября 1396 года Ричард II в сопровождении герцогов Ланкастера и Глостера выехал из Кале в сторону лагеря, а Карл VI в сопровождении герцогов Беррийского и Орлеанского прибыл из Сент-Омера. Каждого из них сопровождали 400 рыцарей и оруженосцев, вооруженных только мечами и кинжалами, а также безоружные пажи. Артиллерия, луки и арбалеты, по договоренности, держались на расстоянии. На следующий день после полудня оба монарха встретились у столба, врытого в землю в центре лагеря. Их свиты сошли с коней и преклонили колени на земле, после чего короли пожали друг другу руки и поцеловались. Королевские герцоги предложили им сладкие яства и вино с пряностями. Состоялся обмен драгоценными подарками. Затем оба короля рука об руку прошли во французский павильон, расположенный неподалеку, за ними последовали их советники. Там они беседовали наедине в течение четырех часов. Церемония была повторена на следующий день, несмотря на проливной дождь, и за ней последовала еще одна продолжительная конференция. Короли дали великую клятву соблюдать перемирие, никогда не вооружаться и не позволять другим вооружаться друг против друга и направить все свои силы на достижение официального мира "без уловок, хитростей и особых уговоров". Следующий день был воскресеньем. В понедельник же заплаканная принцесса Изабелла, одетая в платье из синего бархата, расшитое золотыми геральдическими лилиями, с диадемой из золота и жемчуга на голове, была внесена герцогами Беррийским и Бургундским в павильон Ричарда II и передана делегации английских дам во главе с герцогинями Ланкастер и Глостер. Через четыре дня, 4 ноября 1396 года, Изабеллу привезли в церковь Святого Николая в Кале, где Ричард II и обвенчался с ней. Принцессе не хватило пяти дней до седьмого дня рождения, а ее куклы были включены в ее гардероб. Первый взнос приданого, 300.000 золотых франков, был взвешен в день церемонии[1142]1142
Choix de pièces, i, 133–4; Le Bis, 'Pratique', no. 3; Walsingham, Ann., 188–94; Chron. r. St.-Denis, ii, 450–72; Froissart, Chron. (KL), xv, 297–307; Meyer, 'Entrevue'; Chaplais, English Med. Dipl. Practice, no. 197. Клятва: *Froissart, Chron. (KL), xviii, 582–3. Куклы: *Mirot (1902), 155. Приданое: Foed., vii, 846–7.
[Закрыть].
Последняя встреча состоялась вечером следующего дня в зале Совета в цитадели Кале. Председательствовал Ричард II. С французской стороны присутствовали герцоги Беррийский и Бургундский и граф Мелёнский, с английской – герцоги Ланкастер и Глостер и граф Ратленд. Собравшиеся принцы выпустили нечто похожее на совместное коммюнике, охватывающее вопросы, которые, предположительно, были согласованы в ходе конференций последних нескольких дней. Во-первых, они заявили о немедленном снижении на четверть всех patis, взимаемых в настоящее время на гасконской границе. Эта уступка, хотя, несомненно, гуманная, была сделана за счет гасконских профессиональных солдат, которым причиталась большая часть этих patis. Во-вторых, они заявили, что, несмотря на длительное перемирие, которому обязался следовать Ричард II, переговоры о заключении постоянного мира будут продолжены. Однако не было принято никаких твердых обязательств ни по одному из основных вопросов, которые разделяли Англию и Францию. Дело оставалось на взаимную добрую волю двух королей и их представителей. Четыре королевских герцога должны были встретиться снова 1 апреля 1397 года, чтобы возобновить предыдущие обсуждения. В итоге было решено отправить совместное посольство в Рим и Авиньон. Король Кастилии уже согласился участвовать в этой делегации, и было предложено пригласить туда и германского короля. Послов должен был возглавить все тот же Роберт Отшельник. В их обязанности входило объявить двум претендентам на папский престол, что короли намерены навязать им Путь отречения. К концу сентября 1397 года ожидалось, что те отрекутся от престола, чтобы на их место можно было избрать третьего[1143]1143
*Perroy (1933), 414–15. Кастилия: *Goñi Gaztambide, 171–2; Kaminsky, 158. Роберт: Valois (1896–1902), iii, 115n3.
[Закрыть].
Эти крупные уступки текущим внешнеполитическим целям Франции сопровождались еще одной, еще более примечательной, которая не была раскрыта в совместном коммюнике. За месяц до встречи на высшем уровне, 29 сентября 1396 года, правительство Карла VI заключило пятилетний военный союз с Флорентийской республикой. Французы обязались вмешаться в дела Италии, чтобы защитить город-государство, территория которого в то время была сильно стеснена капитанами и союзниками Джан Галеаццо Висконти. Взамен им должно было быть позволено присвоить, за ограниченным исключением, все, что они смогут завоевать во владениях Джан Галеаццо в Ломбардии. Через несколько дней, 4 октября, Карл VI обязался признать суверенитет Генуи. По условиям официального договора, который был скреплен агентами короля во дворце дожей в Генуе за день до его встречи с Ричардом II, генуэзцы передавали суверенитет города и его территории королю Франции, который обязывался защищать их от миланского Висконти. Их губернатором должен был быть назначен французский представитель. Король уже строил планы по претворению в жизнь своих обязательств. Он предложил провести армию через Альпы весной. Эти действия ознаменовали окончательный отказ Франции от союза с миланским деспотом и итальянской политики Людовика Орлеанского. Герольд Джан Галеаццо, которого видели стоящим среди группы герольдов у входа в шатер, где короли пировали, был внезапно лишен герба своего господина, удален из присутствия короля и получил приказ никогда больше не появляться при дворе. Тем временем Карл VI обратился к английскому королю с просьбой предоставить английский контингент для поддержки его вторжения в Ломбардию. Это было необычное предложение, так как проект не отвечал никаким заметным английским интересам. Он противоречил традиционной политике Англии, направленной на сдерживание амбиций Франции за пределами ее границ. Но Ричард II согласился принять в нем участие, очевидно, за свой счет. Им были обещаны значительные английские силы, 15.000 человек, согласно сообщениям, дошедшим до Италии, под командованием двух ближайших соратников Ричарда II, графов Ратленда и Ноттингема[1144]1144
J.C. Lunig, Codex Italiae Diplomaticus, i (1725), 1101–4; Pitti, Cron., 104–6; 'Ann. arch. Datini', xiv, 35; Chron. r. St.-Denis, ii, 464–6; Jarry (1896), 170–4, 191–3, 215n5, 517–32; Bouard, 214–18, 221; Parl. Rolls, vii, 312–13 (9–10); Arch. Stat. Lucca Reg., ii.2, no. 1615. Нападения Джан Галеаццо на Флоренцию: Cron. volgare, 212–13.
[Закрыть].
Именно этот краткий момент согласия, кажется, представлен на Уилтонском диптихе в Национальной галерее в Лондоне, одной из самых красивых картин, сохранившихся с позднего средневековья, богатой загадочным политическим символизмом. Диптих, который Ричард II, вероятно, заказал вскоре после своей женитьбы на Изабелле, представляет собой небольшой переносной алтарь. Король изображен в возрасте своей коронации как идеализированный молодой человек в драгоценной короне. Его представляют Деве Марии и Младенцу Христу святой Иоанн Креститель и два английских святых короля, святой Эдмунд и святой Эдуард Исповедник, а вокруг толпятся ангелы, устремив на него свои взоры. Это поразительно нарциссический образ сакрального царствования, очень характерен для официальных портретов, которые Ричард II намеренно пропагандировал в последние годы своего правления. Король и ангелы носят его эмблему в виде белого оленя, а также золотые колье из семян дрока (planta genista), давшего имя династии Плантагенетов. Позади Девы Марии один из ангелов держит знамя Святого Георгия, на вершине которого находится эмалированная сфера с изображением Англии – зеленого, лесистого острова, над которым возвышается белый замок с башенкой, окруженный морем из серебряных листьев. Здесь, за два столетия до того, как Шекспир вложил эти слова в уста Джона Гонта, находился
Глава XVII.
Эпилог, 1396–1399 гг.
25 сентября 1396 года последняя великая армия крестоносцев, вышедшая из Западной Европы на восток, была уничтожена османским султаном Баязидом I Молниеносным под Никополем на Дунае вместе со своими венгерскими и валашскими союзниками. Французский контингент представлял лишь часть сил христианской коалиции, а общее командование принадлежало венгерскому королю Сигизмунду I Люксембургу. Но командиры французской тяжелой кавалерии настояли на том, чтобы возглавить атаку до того, как остальные были готовы, и без должной разведки позиций противника. Они приняли на себя основную тяжесть боя и проявили необычайное мужество и выносливость. Но они потерпели поражение из-за того, что противник превзошел их в тактике, дисциплине и численности. Жан де Вьенн был убит, защищая штандарт Нотр-Дам, в пылу сражения. Многие погибли вместе с ним. Тысячи других, выживших в битве, были убиты преследующими их турецкими сипахами[1146]1146
Сипахи (спахи, от перс. sepāh – "войско, солдат") – разновидность турецкой тяжелой кавалерии вооруженных сил Османской империи. Наряду с янычарами вплоть до середины XVIII века были основным формированием, используемым в Османской империи.
[Закрыть], утонули в Дунае, когда пытались бежать, или были казнены в загонах для пленных, когда все было кончено. Все лидеры французской армии были захвачены в плен с целью получения выкупа: Иоанн, граф Неверский, Ги де ла Тремуй, коннетабль Филипп, граф д'Э, маршал Бусико, Ангерран де Куси, Анри де Бар и Жак де Бурбон, граф Ла Марш. Сигизмунд I был более удачлив. Он бросил свою казну и армию на поле боя и бежал на галере вместе с Великим магистром госпитальеров, и в конце концов вернувшись домой через Черное море с помощью венецианцев. Когда короли Франции и Англии встретились со своими дядями и министрами на границе Кале, они все еще были в полном неведении о катастрофе, постигшей армию более чем за месяц до этого. Только в начале декабря первые беженцы с поля боя вернулись во Францию с новостями[1147]1147
Atiya, 82–99; Froissart, Chron. (KL), xv, 330–2; Paviot (2003), 40–2.
[Закрыть].
В Англии герцог Глостер с трудом сдерживал свой восторг. Большие потери должны были ослабить Францию в военном отношении. Результат, сказал он своим приближенным, подтвердил то, что он всегда говорил об "этих французских гадах". Они не умели сражаться, когда позволяли испытывать себя в бою. Филипп де Мезьер, чья работа всей жизни была перечеркнута поражением, пришел к схожему выводу. Он считал, что никопольское отчаяние было Божьим наказанием французского рыцарства за его моральные недостатки. Их погубил тот же грех гордыни, который привел французские армии к гибели при Креси и Пуатье. Это потрясение изменило политические настроения в Западной Европе. Оно положило конец краткому моменту моральных угрызений, которые настроили большую часть рыцарского сословия против англо-французской войны в 1390-х годах. И это устранило плодотворную область сотрудничества между двумя нациями. В последующие годы будут новые призывы к крестовым походам с запада и несколько небольших экспедиций для укрепления обороны осажденного Константинополя. Но больше не было разговоров о великой англо-французской армии, которая освободит Иерусалим после того, как турки будут вытеснены из Восточной Европы. Оставались лишь грубые политические и стратегические реалии, которые существовали всегда[1148]1148
Froissart, Chron. (KL), xvi, 2; Mézières, 'Épistre lamentable', 444, 446–7, 451–2, 454, 458.
[Закрыть].
Первой проверкой общественного мнения Англии стало открытие Парламента в Вестминстере 22 января 1397 года. К сожалению, парламентский протокол, похоже, был сильно отредактирован, чтобы исключить открытые свидетельства оппозиции политике короля. Но запись, даже в усеченном виде, показывает, что дипломатия Ричарда II вызывала серьезные сомнения. Традиционную вступительную речь произнес новый канцлер, Эдмунд Стаффорд, епископ Эксетерский. Она была более чем обычна. О реальных делах сессии стало известно только через два дня, когда обе Палаты были созваны на закрытое заседание в трапезной Вестминстерского аббатства. Там они узнали от канцлера о планах Ричарда II отправить армию для поддержки амбиций Карла VI в Италии. Король хотел получить новую парламентскую субсидию, чтобы оплатить ее. Палата Общин была заметно встревожена. Когда парламентарии удалились, чтобы рассмотреть требования канцлера, очевидно, было много враждебных высказываний. Слухи об этом достигли ушей Ричарда II и вызвали вспышку ярости, которая теперь стала привычной. 25 января Палата Общин предстала перед королем в полном составе Парламента, чтобы принести язвительные извинения. Парламентарии заявили, что не осмеливаются критиковать итальянские планы Ричарда II, которые были полностью его делом. Но со своей стороны они не хотели бы иметь с ними ничего общего. Если он хочет вторгнуться в Италию вместе с королем Франции, он может сам заплатить за это. Ричард II, вместо того чтобы отвечать через своего канцлера, ответил лично. Он рассказал им, почему он решил принять участие в итальянской кампании. После многих лет страданий и разрушений, вызванных войной, сказал он, Англия нуждалась в длительном и надежном мире. Скорее всего, этого можно было достичь путем заключения самого тесного союза с Францией. Итальянская экспедиция усилила бы привязанность Карла VI к нему и к его королевству. Это побудит его прийти на помощь Ричарду II, если однажды она ему понадобится. Кроме того, сказал он, явно ссылаясь на войну между Миланом и Флоренцией, правители Англии и Франции как два "самых достойных и доблестных христианских государя" обязаны защищать слабых от тиранов. Он признал, что не может заставить их участвовать в расходах, но он имеет право направлять своих собственных солдат и использовать свои собственные деньги на любые цели, какие ему заблагорассудится[1149]1149
Parl. Rolls, vii, 312–13 (7–11).
[Закрыть].
В феврале 1397 года Карл VI Французский снова впал в безумие, и итальянский проект был отложен на неопределенное время. Эта новость, которая, должно быть, дошла до Ричарда II во время заседаний Парламента, вполне возможно, принесла облегчение. Но Ричард II был занят укреплением своих отношений с французским двором на других фронтах. Как только он вернулся из Кале, он начал переговоры с герцогом Бретонским о передаче ему Бреста. 16 марта 1397 года было достигнуто соглашение об отказе от города в обмен на компенсацию в 120.000 франков (20.000 фунтов стерлингов) при единственном условии, что он не будет использоваться в качестве базы для наступательных операций против Англии или английского судоходства. Брест был окончательно передан представителям герцога в июне, после более чем полувековой военной оккупации. В Англии распространились слухи о том, что следующим будет Кале. Они почти наверняка не соответствовали действительности, но нашли свою аудиторию среди растущего числа людей, которые были разочарованы безрассудной политикой Ричарда II в отношении Франции. Тем временем, в апреле совместное англо-французское посольство, в котором Ричард II обещал участвовать, отправилось с безнадежной миссией в Авиньон и Рим с ультиматумом, призывающим двух претендентов на папский престол отречься от него[1150]1150
Chron. r. St.-Denis, ii, 532. Бретань: Jones (1970), 137–9; Lettres de rois, ii, 282–3; PPC, i, 66–7; Foed., vii, 852–3; John IV, Actes, nos. 1097–1100. Кале: Froissart, Chron. (KL), xvi, 15. Посольство: PRO C76/81, m. 4; E364/32, m. 4d (Холми); E364/34, m. 4d (Ретфорд); E364/36, m. 1 (Стурми).
[Закрыть].
При всем своем восхвалении преимуществ более тесных отношений с Францией Ричард II получил очень мало взамен на свои уступки. Как только министры французского короля достигли своих собственных целей, они, естественно, потеряли интерес к переговорам о заключении постоянного мира, на который рассчитывали англичане. Конференция между королевскими герцогами обеих сторон, которая должна была состояться 1 апреля 1397 года, была отложена по просьбе французов по "различным причинам". Ричард II послал графов Ратленда и Ноттингема и сэра Уильяма Скроупа в Париж, чтобы добиться назначения новой даты, не позднее июня. От них отмахнулись с отговорками: с герцогом Беррийским не посоветовались; министры были заняты другими неотложными делами. Конференция так и не состоялась[1151]1151
Foed., vii, 850–1; Chaplais, Eng. Med. Dipl. Practice, no. 58.
[Закрыть].
Герцог Глостер, уже испытывавший отвращение к браку короля и убежденный, что Ричард II был обманут французами, был потрясен сдачей атлантических барбаканов на побережье Франции. В его глазах они представляли собой лучшую гарантию того, что Англия сможет вернуться к стратегии разрушительных шевоше во Франции, когда англичане восстановят уверенность в себе, что, несомненно, произойдет. В начале июля 1397 года гарнизон Бреста вернулся в Англию, полный негодования против правительства. Последним капитаном города был королевский фаворит Джон Холланд, граф Хантингдон, который, как и его предшественники, лично не присутствовал в городе и допускал задержки с выплатой жалования гарнизону. По условиям сделки Ричарда II с герцогом Бретонским гарнизон также потерял свои прибыльные patis в западной Бретани. Солдаты устроили демонстрации в Вестминстерском дворце и бунтовали на улицах Лондона, пока их не разогнали по пригородам. Герцог Глостер публично принял участие в этих волнениях. Фруассар цитирует длинную тираду герцога, обращенную к его помощнику сэру Джону Лейкенхиту, которая настолько реалистична, что хочется верить, что хронист лично слышал, как он говорил именно так.
Ей-богу, если я проживу еще два года в добром здравии, эта война разразится снова. Если я буду иметь к этому хоть какое-то отношение, мы покончим со всеми этими перемириями, приостановками вооружений, тайными соглашениями… Если бы у нас в Англии был настоящий король, который сражался бы с французами за наследие, которое они выманили у него, этот человек нашел бы для себя 100.000 лучников и 6.000 латников, готовых отдать свои жизни и имущество на его службе за Ла-Маншем. Но нет, у нас в Англии нет такого короля. Если бы он у нас был, он без колебаний показал бы себя во Франции. Никогда не было лучшего времени для вторжения во Францию, чем сейчас. Если мы нападем на них сейчас, они не будут сопротивляться. Люди нашего королевства любят хорошую битву. Они смело бросятся в бой ради жирной корысти, как это было во времена моего отца и моего брата принца Уэльского. Я – последний уроженец из королевских принцев дома Англии. Но если бы только я мог заявить о себе, я был бы первым: первым, кто вернулся бы к войне, первым, кто исправил бы все ошибки, которые по нашей глупости и мягкости мы позволили им сделать с нами. Наш повелитель король фактически заключил брачный союз со своим врагом. Так не должен вести себя настоящий воин. Нет, не в твоей жизни. Задница этого человека слишком тяжела, чтобы ее можно было сдвинуть с места. Все, чего он хочет, – это есть, пить и спать, танцевать, кутить и смеяться часами напролет с женщинами. Что это за жизнь для человека действия? Для человека, который серьезно относится к чести и оружию, или у которого еще остались силы… Все, что нам нужно, – это битва. Битва и победа – единственное, что сделает нас богатыми и позволит нам вернуть то, что принадлежит нам. Но вместо этого нам придется просто томиться, как мы делаем это сейчас и делали с тех пор, как мой племянник стал королем Англии. Так больше продолжаться не может. Конечно, страна рано или поздно очнется от того, что происходит. Этот король взимает большие налоги с купцов и они очень возмущены этим. Но никто не знает, что он делает с деньгами. Он раздает их людям, которые оказывают ему гнилую услугу, в то время как его народ страдает. Я говорю вам, что скоро в этой стране начнется великое восстание. Люди уже начинают жаловаться. Они не собираются долго мириться со всеми этими делами… Ты сам это увидишь, Лейкенхит, попомни мои слова[1152]1152
Chron. r. St.-Denis, ii, 476; Chron. traïson, 1–2; Froissart, Chron. (KL), xvi, 2–5.
[Закрыть].
Герцог Глостер говорил как человек, оставшийся в одиночестве, покинутый своими бывшими союзниками. Расчет Ричарда II на то, что он сможет обойти враждебное отношение англичан к официальному договору, договорившись о длительном перемирии, похоже, сработал. Глостер пытался вызвать оппозицию внешней политике Ричарда II среди лондонцев. Но Лондон был подавлен недавними спорами с королем и ослаблен сильной депрессией в торговле шерстью. Глостер пытался напугать их сообщениями о скорой потере Кале, но Ричарду II удалось убедить представителей города, что ничего подобного не предполагалось. По словам Фруассара, герцог пытался заинтересовать графа Марча, вероятно, предполагаемого наследника престола, идеей стать главной фигурой переворота, который должен быть организован совместно с графами Арунделом и Уориком. Но молодой человек испугался прежде, чем Глостер успел развить эти предложения. Насколько обоснованными были эти слухи, сказать невозможно. Фруассар, вероятно, получал информацию от французских дипломатов при дворе Ричарда II, таких как граф Сен-Поль, который часто поставлял ему материал для его хроники. Как и другие советники Карла VI, Сен-Поль начал беспокоиться о стабильности правительства Ричарда II. Глостер, Арундел и Уорик были озлобленными людьми. Но никаких веских доказательств заговора против правительства Ричарда II так и не было обнаружено. Вероятно, эти сообщения отражали не более чем склонность Глостера к многословию[1153]1153
Froissart, Chron. (KL), xvi, 7–8, 15–20.
[Закрыть].
