Текст книги "Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)"
Автор книги: Джонатан Сампшен
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 77 страниц)
Глава VII.
Барбаканы Англии, 1377–1378 гг.
Ричард II вступил на престол Англии в разгар одного из самых серьезных кризисов периода войны. 29 июня 1377 года французские и кастильские адмиралы высадились на рассвете под руинами Уинчелси. Захватчики причалили свои корабли и при свете восходящего солнца двинулись вдоль болотистого устья реки Ротер, чтобы обрушиться на Рай. Рай был уязвим для нападения, как знали те, кто помнил набег французов в 1339 году. Это был небольшой речной порт, который тогда стоял примерно в миле от берега на невысоком холме над устьем реки, изгрызенном приливами с восточной стороны. Муниципалитет собрал деньги на строительство стены, но к моменту нового нападения французов оборонительные сооружения были еще не завершены. Поначалу жители оказывали ожесточенное сопротивление. Но после первого штурма, во время которого многие из них были убиты, остальные бежали в окрестности или сдались захватчикам. Французский адмирал Жан де Вьенн занял город. Он отправил большую часть своей армии обратно на корабли, чтобы продолжить плавание на запад к Гастингсу. Сам он планировал обосноваться в Рае и использовать его как базу для опустошения окрестностей. Он рассчитывал, что сможет удерживать свои позиции в течение десяти дней, прежде чем англичанам удастся сконцентрировать свои силы против него. Затем он планировал отступить и повторить операцию в другом месте. Но на самом деле он продержался менее двух дней.
Английская система обороны побережья зависела от наличия в селениях вооруженных людей, готовых к быстрой контратаке еще до того, как захватчик надежно закрепится на берегу. По крайней мере, в этом она была довольно успешной. Местным уполномоченным был Хамо из Оффингтона, аббат Батла, выдающаяся личность в графстве, по словам современника, "под монашеским одеянием которого, скрывался отважный солдат и стойкий защитник дома, соседей и побережья". На следующий день после высадки Хамо занял Уинчелси. Город, заброшенный со времен французского набега 1360 года, стоял прямо над причаленными галерами и баржами французского флота. Столкнувшись с угрозой для своих кораблей и путей отступления, Жан де Вьенн немедленно двинулся на Уинчелси. Первым его шагом было вступление в переговоры с аббатом. Когда это ни к чему не привело, он начал полномасштабную атаку на позиции защитников. Из-за отхода большей части его войск и необходимости использовать значительного числа его людей для охраны кораблей у него, по-видимому, не хватило сил для этой операции. После нескольких часов боя его люди были вынуждены отступить. Вечером Жан де Вьенн приказал всем отойти к кораблям. Это решение не понравилось некоторым из его товарищей, но французские прибрежные рейдеры, как правило, нервничали, когда оказывались на вражеской территории. Ранним вечером 30 июня французы планомерно подожгли Рай, превратив город в пепелище. Затем они забрали сорок две бочки вина и самых богатых пленников и уплыли[400]400
Chron. premiers Valois, 262–3; Higden, Polychron., Cont. (ii), 229; Walsingham, Chron. Maj., i, 132, 162; Anonimalle Chron., 107; Rot. Parl., iii, 70 (5). O Хамо: CPR 1377–81, 40; Westminster Chron., 34; E. Searle, Lordship and Community. Battle Abbey and its Banlieu, 1066–1538 (1974), 342n14. Стены Рая: CPR 1367–70, 203; CPR 1377–81, 74–5.
[Закрыть].
Ценой, которую англичанам пришлось заплатить за успех Хамо при Уинчелси, стало разрушение Гастингса. Пока шло сражение при Уинчелси, другой отряд армии Жана де Вьенна высадился за пределами города. Гастингс сильно обветшал. Его славные времена как одного из ведущих членов союза Пяти портов давно прошли. Гавань была почти полностью заилена, а торговля перехвачена конкурентам. Как и Уинчелси, и Рай, он не имел стен. Жители бежали вглубь острова при приближении налетчиков и французы с кастильцами смогли сжечь город без сопротивления. В течение следующих нескольких дней две эскадры французского флота соединились, и морская армия осуществила третью высадку в Роттингдине, к востоку от тогда еще незначительной деревни Брайтон. Предполагалось, что за оборону здесь будет отвечать Ричард Фицалан, молодой граф Арундел, который был ведущим магнатом Сассекса, комиссаром по сбору войск и владельцем главного замка округа в Льюис. Но Льюис не был защищен, а его замок пришел в запустение. Сам же граф был в отъезде, занятый подготовкой к предстоящей коронации в Вестминстере. В его отсутствие оборону округа взял на себя другой священнослужитель, Джон из Шарлье, приор Льюиса. То, что эта роль выпала именно ему, было иронично, поскольку Джон, вероятно, был французом по происхождению, а некоторые люди из его личной свиты, несомненно, были французами. Ему помогали два опытных английских рыцаря, сэр Джон Фоули, помощник графа Арундела, и сэр Томас Чейн, известный как один из тех, кто захватил Бертрана Дю Геклена при Нахере. Они попытались остановить французов на берегу, но прибыли слишком поздно, имея всего 500 человек, и попали прямо в засаду. В завязавшейся битве погибли сто человек из английского войска, а все три капитана были взяты в плен. Приор оставался в плену во Франции в течение года, прежде чем был освобожден за выкуп в 7.000 ноблей (4.666 фунтов стерлингов), тем самым наложив на приорство Льюис обязательства, которые приведут его в упадок на целое поколение. Французы прошли вглубь страны до Льюиса, в который они вошли без труда и сожгли его, после чего отступили к побережью, чтобы покинуть его во время следующего прилива[401]401
Walsingham, Chron. Maj., i, 162–4; Chron. Bourbon, 71–2; Froissart, Chron. (SHF), viii, 234–6; CCR 1377–81, 135; Cal. Pap. R. Letters 1362–1404, 396. О замке Льюис: Saul (1986), 29–30, 35–6. О Джон из Шарлье ("де Карилоко"): Heads of Religious Houses. England and Wales, ed. D.M. Smith and V.C.M. London, ii (2001), 222, 235. O Фоули: Goodman (1971), 111, 17. O Чейни: Foed., iv, 122–3.
[Закрыть].
Тело Эдуарда III покоилось в соборе Святого Павла и Вестминстерском зале, пока приходили новости о последовательных высадках французов на южном побережье. 5 июля 1377 года тело старого короля было перевезено через двор дворца для погребения в Вестминстерском аббатстве в присутствии большинства светских магнатов и прелатов королевства, а также всех членов королевской семьи. Одиннадцать дней спустя его десятилетний внук был помазан и коронован в том же месте в ходе церемонии, одновременно традиционной и украшенной символическими заявлениями о данной Богом власти, которую ребенок был неспособен осуществлять. Сразу после коронации новый король возвел в графское достоинство четырех человек, среди которых были его дядя, Томас Вудсток, ставший графом Бекингемом и маршалом Англии, и Генри Перси, ставший графом Нортумберлендом. Торжественные церемонии были омрачены угрозой со стороны французского флота, который, как теперь считалось, направлялся к Темзе. В сорока милях от Ширнесса и Шуберинесса часовые с барабанами и трубами стояли у огромных сигнальных маяков, построенных для предупреждения о попытке врага форсировать устье реки. В деревнях на берегу реки в Гринвиче, Вулидже, Тарроке и Грейвзенде люди готовились противостоять высадке десанта вблизи столицы[402]402
PRO E159/154 (Сводки, адресованные баронам); Anonimalle Chron., 106, 114; Walsingham, Chron. Maj., i, 152. Оборона: Foed., iv, 3–4; cf. PRO E403/463, m. 1 (1 июля).
[Закрыть].
Эдуард III при своей жизни не предусмотрел института регентства. Создание такового после его смерти вызвало бы серьезный политический кризис. Джон Гонт был бы непопулярным регентом и, похоже, не настаивал на этом. Никто другой не обладал необходимым статусом и авторитетом. Вместо этого прелаты и светские пэры, присутствовавшие на коронации, собрались на следующий день и передали повседневное управление государством двум главным государственным чиновникам, канцлеру и казначею, которым должен был помогать постоянный Совет. Эти меры, которые были равносильны регентству, оставались в силе до начала 1380 года. Совет представлял собой коалицию, в которой были представлены обе стороны политических разногласий последних восемнадцати месяцев. Но самой влиятельной и сплоченной группой в новом правительстве были бывшие друзья и сторонники Черного принца. Королева-мать, Джоан Кентская, после смерти мужа взяла на себя управление делами сына и сделала многое, чтобы сохранить двор принца. Она оставалась незаметным, но влиятельным человеком за кулисами. Бывшие клерки и чиновники Черного принца и его вдовы заняли влиятельные позиции во всех сферах государственной службы. Саймон Берли, воспитатель нового короля, который нес мальчика на руках во дворец после церемонии коронации, был другом детства Черного принца и одним из его немногих доверенных лиц в годы жизни в Аквитании. В течение десятилетия он оставался самым влиятельным человеком при дворе. Настроения этих людей, большинство из которых никогда ранее не пробовали власть, невозможно узнать. Но многие из них лично испытали горечь поражения во Франции, и вряд ли можно представить, что оно не наложило на них свой отпечаток. Берли пробыл в плену у французов три года, а затем потерял все свое состояние во время поражения 1372 года. Сэр Джон Деверо, другой советник, служил одним из последних лейтенантов принца в Лимузене и сражался при Ла-Рошели. Харевелл, епископ Бата и Уэллса, который был канцлером принца в Аквитании во время восстания Альбре и Арманьяка в 1368 году, присоединился к Совету в октябре 1377 года[403]403
Foed., iv, 10; Tout (1920–37), iii, 326–32, 342–5; iv, 189–95; v, 397–400; Given-Wilson (1986), 161–2.
[Закрыть].
Самым заметным отсутствующим был Джон Гонт, чье правление закончилось спустя всего восемь месяцев. Ничто не указывает на то, что герцог пытался удержаться у власти. Он устал от рутины активного правления и был удручен непопулярностью, которую принесли ему его мстительные и жестокие методы руководства. Он получил разрешение удалиться в свои поместья и предался охоте с ястребами и гончими. Гонт никогда не испытывал недостатка во влиянии, так как его положение принца крови гарантировало это. Но он больше никогда не главенствовал в правительстве, как это было с октября 1376 года. Новый Совет поспешил отменить его распоряжения. Совет приказал конфисковать имущество Элис Перрерс в течение нескольких дней после смерти старого короля и заключил мир с лондонцами. Уильям Уайкхем был помилован и ему были возвращены конфискованным владениям. Питер де Ла Маре был освобожден из Ноттингемского замка и получил восторженный прием на улицах Лондона. Позже Совет назвал его заключение "неразумным" и выплатил ему компенсацию[404]404
Walsingham, Chron. Maj., i, 124–30, 156, 164–6; Foed., iv, 13–14; Steel (1954), 37; CCR 1377–81, 7; PRO E403/468, m. 10 (5 августа).
[Закрыть].
У Совета не было другого выхода, кроме как продолжать войну настолько энергично, насколько он мог себе позволить, – курс, который в любом случае соответствовал чаяниям большинства его членов. Они усилили графства и комиссаров по обороне опытными капитанами и ввели контрактные войска в те места, которые считались наиболее уязвимыми для нападения. Больше войск было отправлено в Пембрукшир, где правительство все еще беспокоилось о возможности высадки Оуэна Лаугоха. Граф Кембридж был назначен командиром 1.000 человек и отправлен удерживать замок Дувр и побережье Кента. Граф Солсбери получил в командование побережье Хэмпшира и Дорсета. Джон Арундел, брат графа Арундела, был назначен смотрителем Саутгемптона, который считался главной целью для французской атаки. Он вошел в город в начале июля в сопровождении большого количества солдат, включая отряд генуэзских арбалетчиков и артиллерийский обоз[405]405
CPR 1377–81, 4, 6; Foed., iv, 3, 4, 12; PRO E101/37/5; Froissart, Chron. (SHF), viii, 233; PRO E101/36/23; E403/463, m. 1 (29 июня).
[Закрыть].
Точные перемещения французского флота невозможно проследить из обобщенных причитаний хроник о разорении южного побережья. Имеющиеся довольно скудные свидетельства позволяют предположить, что французские корабли проникли в западную часть страны вплоть до Плимута, но после разграбления Льюиса больше ничего примечательного не достигли. Во второй половине июля 1377 года они вернулись в Арфлёр, чтобы дать отдохнуть экипажам, высадить пленных и трофеи и взять запасы для нового похода, который должен был продлиться шесть недель. В начале августа Жан де Вьенн присутствовал на встрече с Карлом V и его советниками. Было решено, что главной целью второго крейсерства будет поддержка операций герцога Бургундского против Кале. Но, так как, армия герцога еще не была собрана для участия в кампании, пока было предложено сосредоточить флоты против Саутгемптона[406]406
*Moranvillé (1888), 311; Mandements, no. 1414; Doc. Clos des Galées, i, no. 1028. Саутгемптон: Chron. premiers Valois, 263. Жан де Вьенн был в Париже к 8 августа: *Terrier de Loray, PJ no. 33.
[Закрыть].
Пока французы и кастильцы завершали подготовку ко новому походу, шотландцы, почувствовав слабину в английских делах, начали совершать набеги на уцелевшие английские анклавы в Шотландской низменности и графствах Камберленд и Нортумберленд. В июле 1377 года на границе произошла серия инцидентов, накалившая напряженность с обеих сторон. За этими набегами стоял Джордж Данбар, граф Марч, самый могущественный магнат восточного Лотиана, который в то время был одним из шотландских хранителей восточной границы. Его недовольство якобы заключалось в том, что англичане не смогли возместить ущерб за драку на ярмарке в Роксбурге несколькими неделями ранее, в которой был убит его камергер. Но время набегов и тот факт, что недавно на границе был захвачен французский герольд, позволяют предположить, что инициатива могла исходить из Франции. Данбар окружил Роксбург перед рассветом 10 августа 1377 года. Когда взошло солнце, он ворвался в город, расправился с жителями и сжег все дотла. Почти наверняка именно его люди устроили засаду и убили большую часть английского гарнизона Бервика, когда они проезжали по дороге к северу от крепости через несколько дней после этого. Сэр Томас Масгрейв, английский капитан Бервика, был среди пленных. В письме английскому правительству, чтобы оправдать свои действия, Марч угрожал взять Бервик, который "стоит в Шотландии, город, который вы называете своим". Эти инциденты привели к ожесточенной и безрезультатной череде репрессий. В течение двух недель Генри Перси, граф Нортумберленд, с несколькими тысячами местных ополченцев разорял земли Данбара. Эскалация кризиса вызвала тревогу в Вестминстере и мольбы по всей Англии, прежде чем в сентябре на границе было восстановлено напряженное перемирие[407]407
Northern Petitions, no. 113; Rot. Scot., ii, 2; Foed., iv, 11; BL Cotton Vespasian F.VII, fol. 17; Walsingham, Chron. Maj., i, 158–60; Wyntoun, Oryg. Cron., iii, 9–12; Bower, Scotichron., vii, 368–73; Cal. Doc. Scot., iv, nos. 242, 252, 851; PRO E403/463, m. 6 (15 сентября). Герольд: PRO E403/463, mm. 2, 4 (11 июля, 19 августа).
[Закрыть].
Первое донесение Перси с севера, полученное в Вестминстере 19 августа, совпало с новостью о том, что французская и кастильская морская армия высадилась на острове Уайт. На самом деле Жан де Вьенн не планировал этого. Его корабли были загнаны на остров сильным ветром, и его люди были вынуждены высадиться там. Остров был сильно защищен, и его гарнизон был достаточно предупрежден об атаке, чтобы собраться недалеко от берега. Но англичане упустили это преимущество из-за серьезного тактического просчета. Они решили позволить части французских и кастильских сил высадиться, прежде чем атаковать их на берегу, полагая, что смогут нанести им поражение до того, как высадятся остальные. Враг сорвал этот план, ворвавшись на берег всеми своими силами сразу. Защитники оказались в меньшинстве и повернув бежали вглубь острова. Люди Жана де Вьенна преследовали их, убивая и сжигая все на своем пути. Последующее королевское расследование показало, что все значительные поселения на востоке и юге острова были "полностью сожжены и уничтожены". Единственное серьезное сопротивление было оказано в замке Кэрисбрук, главной крепости острова, где капитан, сэр Хью Тирелл, повел свой гарнизон в смелую вылазку при приближении врага и нанес ему тяжелые потери. Затем он удалился за стены замка, а в это время у него под его носом сожгли город. Пробыв на острове несколько дней, французы договорились о выплате patis в размере 1.000 марок (666 фунтов стерлингов) и вновь сели на свои корабли[408]408
PRO E403/463, m. 3 (19 августа); Walsingham, Chron. Maj., i, 160–2; Higden, Polychron., Cont. (ii), 229; Cal. Inq. Misc., iv, nos. 128, 136, 384; CCR 1385–9, 365. O Тирелле: Foed., iii, 1019–20.
[Закрыть].
Разграбление острова Уайт было своего рода победой, но оно лишило Жана де Вьенна всех шансов застать врасплох Саутгемптон. К тому времени, когда его корабли проникли в приливное устье Саутгемптон Уотер, Джон Арундел и Роберт Ноллис уже поджидали их. Их войска были видны с кораблей и следовали за французами вдоль берега. Возле Саутгемптона была предпринята попытка высадки, но она была отбита у самой кромки воды. Другая попытка, у Пула, была сорвана войсками графа Солсбери. В последние дни августа 1377 года флот повернул на восток вдоль побережья Сассекса и Кента, где дела пошли не лучше. Наконец, 31 августа французам удалось высадить рейдерский отряд в Фолкстоне. Они сожгли большую часть города, прежде чем их отогнали местные войска под командованием аббата Святого Августина, Кентербери. Аббат следовал вдоль побережья, пока корабли шли на восток к Дувру. Французский флот ждал здесь три дня, ища возможности высадить десант на берег. Но великая королевская крепость в Дувре была одним из немногих замков в Англии, которые поддерживались в надлежащем состоянии, и на ее стенах, помимо аббата, находился большой гарнизон. Нельзя сказать, как долго продолжалось бы это противостояние, но примерно 3 сентября 1377 года герцог Бургундский вторгся в Па-де-Кале, и французский и кастильский флоты перешли через Нарроуз, чтобы поддержать его кампанию с моря[409]409
Froissart, Chron. (SHF), viii, 233–4; Chron. premiers Valois, 263; Walsingham, Chron. Maj., i, 158; PRO E403/463, m. 4 (12 августа); Thorne, Gesta Abbatum S. Augustini, cols. 2152–3; Chron. premiers Valois, 263; Froissart, Chron. (SHF), viii, 237–8. Дуврский гарнизон: PRO E403/463, mm. 1, 3, 4 (2, 23 июля, 7, 19 августа).
[Закрыть].
Франко-кастильская кампания 1377 года стала самым мощным морским нападением на Англию с момента возобновления войны. Физический ущерб, хотя и был сильнее, чем что-либо после сожжения Саутгемптона в 1339 году, был сравнительно скромным. Но влияние набегов на ход войны было гораздо сильнее, чем их непосредственное военное воздействие. Французы стали более уверенными в своей способности преодолеть оборонительный ров, который десятилетиями защищал их врага от эффективного возмездия. В последующие годы их проекты становились все смелее. В Англии оборона побережья была источником беспокойства в течение многих лет, но внезапная реализация этих опасений все еще была шоком. Общественный гнев вылился в острые вспышки негодования против всех, кого можно было обвинить, и многих, кого нельзя. Несколько жителей Рая были повешены за то, что не смогли достаточно энергично защищать город. Жители Кента обвиняли ведущих землевладельцев графства, которые оставили свои замки без ремонта и гарнизона. Очевидно, это было широко распространенное мнение. Графа Арундела оскорбляли за то, что он не смог поставить гарнизон в Льюисе. Распространялись скверные и почти наверняка неправдивые истории о беспечности Джона Гонта, который в момент высадки французов находился на севере, и по словам Томаса Уолсингема "наслаждаясь вечеринками и охотой". Он якобы заявил, что, ему все равно и французы могут разрушить его замок в Певенси, а он был достаточно богат, чтобы отстроить его заново. Гонт был достаточно уязвлен этими сплетнями, чтобы впервые за много лет разместить гарнизон в этой древней и неприступной громаде. В долгосрочной перспективе французские прибрежные рейды были, вероятно, крупнейшим фактором, вызвавшим новый сдвиг в английском отношении к войне в сторону преимущественно оборонительной тактики и, в конечном счете, к усталости и недовольству войной. Произошло дальнейшее увеличение доли английских военных расходов, которые пошли на оборону южного и восточного побережья. Все больше и больше флотов патрулировали Ла-Манш в течение длительного времени, несмотря на весь опыт, который показал, что передовая оборона была практически невозможна против прибрежных рейдеров. В течение первых трех лет нового правления не было предпринято или даже запланировано ни одной крупной континентальной кампании[410]410
Rot. Parl., iii, 70 (5); Parl. Rolls, vi, 98 (64). Гонт: Walsingham, Chron. Maj., i, 164–6; PRO DL28/3/1, m. 7.
[Закрыть].
По всей южной Англии началось бурное строительство замков, что ознаменовало собой значительные инвестиции в долговременную оборону как со стороны короля, так и его подданных. Опасения были связаны с тем, что в следующий раз налетчики не ограничатся разгромными набегами на небольшие прибрежные города, а попытаются захватить их на постоянной основе, облагая выкупами графства, как это делали англичане и гасконцы во многих провинциях Франции. Самые большие расходы пришлись на Кент и соседние районы восточного Сассекса. Как отметила Палата Общин в 1378 году, в этой местности было много не эксплуатируемых и полуразрушенных замков, большинство из которых можно было легко захватить ночью с помощью нескольких человек и местного проводника. Существует множество доказательств в пользу этой жалобы. На юге Англии так давно не велись постоянные военные действия, что большинство замков и городских стен Кента датируются началом XII века. Некоторые, например, замок Джона Гонта в Певенси, датируются еще римскими временами. Вероятно, только Дувр и Куинсборо в это время имели постоянные гарнизоны. В следующем десятилетии были укреплены городские стены Уинчелси, Рая и Сэндвича. Кентербери был окружен почти полностью новым обводом стен, построенным примерно между 1378 и 1390 годами, в котором орудийные порты появились одними из первых в Англии. Замок архиепископов в Солтвуде получил массивные ворота с башнями. Сэр Эдвард Далингриг, успешный военачальник, доверенное лицо герцога Иоанна IV Бретонского и рыцарь двора Эдуарда III и Ричарда II, получил лицензию на строительство замка Бодиам "для защиты окрестностей от врагов короля". В то же время, вероятно, по той же причине, был построен замок-крепость сэра Роджера Эшбернэма в Скотни. Джон, лорд Кобэм, участник конференции в Брюгге, не скрывал причин, побудивших его построить замок Кулинг на болотах северного Кента. "Я создан в помощь стране", – гласит надпись на эмалированной медной табличке, которую до сих пор можно увидеть на фасаде сторожевой башни. Кент был не единственным примером такой бурной фортификационной деятельности. В следующем году Совет начал систематическое обследование прибрежных замков во всех графствах к югу от Трента и обнесенных стенами городов вплоть до Оксфорда. Важные работы были проведены в королевских замках у Солента и в Корнуолле. Саутгемптон, который уже был хорошо защищен по английским стандартам, в 1380-х годах постоянно укреплялся и оснащался орудийными портами. Величайший английский архитектор того времени Генри Йевел получил приказ "быстро построить" новую цитадель на Касл-Хилл. Эта большая цилиндрическая крепость давно исчезла, но в свое время она считалась одним из чудес английского замкостроения, "большая, надежная и очень прочная, как по постройке, так и по месту расположения", как описал ее елизаветинский поэт и антиквар Джон Лиланд[411]411
Parl. Rolls, vi, 98 (64); Turner, 148–52, 162, 164, 177; O'Neill, 8–9; Brown, Colvin & Taylor, 237, 394, 623, 789–90, 843–7; Platt (1973), 127–9; Kenyon, 146–7. Бодиам: CPR 1385–9, 42. Скотни: CPR 1377–81, 596. Исследования: PRO E403/468, mm. 9, 12 (9 июля, 12 августа); Foed., iv, 30.
[Закрыть].
Умонастроение людей, в котором строились эти оборонительные сооружения, отразилось в растущем страхе перед иностранными шпионами и пятой колонной – неизменной теме в обществах, находящихся в состоянии войны. "Когда идет война и когда есть страх перед войной, – писал Филипп де Мезьер, один из советников Карла V, – первое и главное правило – вооружиться информацией от верных шпионов". На вражескую территорию можно было засылать преданных агентов. Купцов из нейтральных стран, особенно итальянцев, можно было использовать для сбора информации или для распространения дезинформации. Специальные люди могли быть посланы, чтобы смешаться с толпой, которая сопутствовала открытым дворам средневековых королей или слонялась вокруг их армий. Поколение спустя Кристина Пизанская записала в своем панегирике Карлу V, что шпионы считались особенно важными перед морскими набегами, чтобы сообщать, где защитники были наиболее слабыми на берегу. Несомненно, в Англии были как настоящие французские шпионы, так и гораздо большее число мнимых. Английские министры, которые сами использовали все методы Филиппа де Мезьера, когда могли, прекрасно осознавали угрозу и прилагали определенные усилия для ее устранения. Бальи в портах следили за необычными приездами и отъездами людей. Трактирщики должны были быть коренными англичанами и обязаны были сообщать об иностранцах и других подозрительных лицах. Возможно, именно трактирщик донес на француза, задержанного возле Солсбери в июле 1377 года, и на двух его соотечественников, арестованных в Саутгемптоне в декабре 1378 года. Они были допрошены Советом как шпионы, которыми они, вероятно, и были. Такими же, без сомнения, были англичанин Роберт Риллингтон, который был осужден королевскими судьями в 1382 году за службу в команде французского рейдера и "тайное ночное руководство им для осмотра города и замка Скарборо"; и Хьюлин Джерард, болонский купец, обосновавшийся в Лондоне, который признался, что сообщал секреты королевства своему парижскому корреспонденту[412]412
Mézières, Songe, ii, 404–6; Christine de Pisan, Livre des fais, i, 241. Шпионы: Parl. Rolls, vi, 38 (58); PRO E403/463, m. 3 (28 июля); E403/471, m. 13 (22 декабря); CPR 1381–5, 190–1; CCR 1385–9, 501.
[Закрыть].
Давление с целью выявления врагов внутри королевства исходило в основном снизу и привело к большому количеству необоснованных обвинений. В Палате Общин всегда считали, что главы чужеземных приорств, как бы давно они ни натурализовались, были французами по духу (fraunceys en lour corps). Они были убеждены, что эти люди докладывали своим начальникам во Франции об английской береговой обороне. В 1373 году они ходатайствовали о выселении всех, кто жил в пределах двадцати лиг от моря. В 1377 году они потребовали их полного изгнания. Позднее они заявили, что один иностранный монах, знающий береговую линию и приливы и отливы, может организовать высадку тысячи вражеских войск во время прилива или двух тысяч ночью. Действительно, был один печально известный случай, о котором Палата Общин не позволила правительству забыть, с участием Джона Боке, французского настоятеля бенедиктинского монастыря на острове Хейлинг в Соленте, который был удален в монастырь внутри страны после того, как в 1369 году у него нашли уличающую переписку. Но не было никаких доказательств широко распространенного предательства среди иностранных церковников, и правительство до сих пор довольствовалось тем, что требовало от них клятвы, что они не будут "раскрывать состояние, дела или секреты королевства любому иностранцу". Даже Боке, который, вероятно, был скорее глупцом, чем предателем, в конце концов, было разрешено вернуться в Хейлинг под обещание его хорошего поведения. Бенедиктинский приор Пембрука Джон Ружекок, выходец из Нормандии, был арестован и отправлен в Лондон для допроса в апреле 1377 года, когда французы, как считалось, собирались высадиться в южном Уэльсе, но, похоже, против него улик не было найдено и ему тоже разрешили вернуться.
Однако осенью того же года после набегов Жана де Вьенна на южное побережье настроение заметно изменилось. В декабре правительство неохотно согласилось выслать иностранных священнослужителей, за исключением глав монастырей, наемных капелланов и священнослужителей, которые были "известными хорошими и верными людьми, не подозреваемыми в шпионаже". Исключения, по иронии судьбы, охватывали большинство наиболее известных объектов гнева Палаты Общин, включая Боке и Ружекока, которые остались на родине. Но сотни других отплыли из Дувра в начале следующего года, "жестоко изгнанные", как жаловался нормандский аббат Папе Римскому.
Так оборвалась еще одна из многочисленных культурных и экономических связей, соединявших английское и французское общество с XI века. Для народной вражды, стоявшей за этой политикой, было характерно то, что большинство шпионских процессов последующих лет были результатом доносов, а не официальных действий. Уолтер Варейн, лучник из Уорикшира, участвовавший в битве при Ла-Рошели, был арестован как шпион, когда после шести лет плена вернулся на родину и говорил с французским акцентом. Его родственники поручились за него, но другим повезло меньше. Их арестовывали по подозрению и держали в тюрьме неопределенное время, потому что они не имели хороших друзей или были слишком бедны, чтобы найти поручителей. В 1380 году сообщалось, что Ньюгейтская тюрьма в Лондоне была переполнена большим количеством таких несчастных. В итоге шерифы призвали всех, у кого были какие-либо улики против них, предъявить их. В результате только восемь из них были привлечены к суду, и то все они были оправданы. Согласно отчету шерифа, против каждого из них не было найдено ничего, кроме того, что они были чужаками в городе в то время, когда вражеские галеры, как известно, крейсировали у берегов, и что они "бегали туда-сюда по городу, как шпионы"[413]413
Иностранные монахи: Parl. Rolls, v, 48–50 (91), 128–9 (40), 286 (32); PRO C76/61, m. 11; CCR 1369–74, 63; CFR, viii, 13, 346, ix, 16, 161; PRO E403/462, m. 3 (21 апреля) (Ружекок); Matthew, 110–11, 162–70; Cal. Pap. R. Letters, iv, 239–40. Другие факторы: CCR 1374–77, 139, 416; CCR 1377–81, 201, 514; Cal. Inq. Misc., iv, nos. 54, 152, 346.
[Закрыть].
* * *
Первое с 1350 года крупное наступление на английские позиции в Кале началось в начале сентября 1377 года. Герцог Бургундский появился со своей армией в Теруане, на границе зоны английской оккупации, 2 сентября 1377 года. По правдоподобным английским оценкам, численность армии составляла 2.600 латников, 700 генуэзских арбалетчиков и орду пехотинцев и обслуги из деревень и городов региона, который на протяжении целого поколения страдал от англичан из Кале. Французский и кастильский флоты были отозваны от побережья Кента и на следующий день бросили якорь у города с еще 3–4 тысячами солдат на борту, большинство из которых были стрелками. Общая численность армии герцога должна была составлять от 7.000 до 10.000 человек. Он также взял с собой внушительный осадный обоз, состоящий как минимум из шести, а возможно и девяти пушек, одна из которых была рассчитана на стрельбу ядрами весом 130 фунтов; и то, что англичане описывали как "требюше невообразимых размеров, каких мы никогда не видели в этих краях". Эта кампания должна была стать классической иллюстрацией убеждения военачальников XIV века о том, что великие крепости обычно берутся психологическим давлением, а не силой[414]414
Itin. Ph. le Hardi, 136; Parl. Rolls, vi, 22 (39); Parl. Rolls, vi, 22 (39); *Garnier, 8–13; Inv. mobiliers Bourgogne, i, no. 3229.
[Закрыть].
Гарнизон Кале ожидал нападения еще в апреле. Однако одновременное появление этих огромных сил на суше и на море явно шокировало его. Оборона находилась в руках сэра Хью Калвли, все еще грозного военного деятеля, который был капитаном города в течение последних двух лет. Он командовал одной из самых сильных крепостей в Европе. Сам город был окружен обводом стен и башен, на которые Эдуард III тратил деньги из года в год с тех пор, как захватил его тридцать лет назад. За стенами города находился наполненный водой ров и мягкая болотистая земля, по которой было трудно передвигаться и почти невозможно установить осадные орудия. Гавань, находившаяся за пределами стен, была защищена с моря длинной песчаной косой, известной как Рисбанк, построенной на искусственном фундаменте и завершавшейся на восточном конце каменной башней. Со стороны суши все подступы к городу охраняло кольцо замков с гарнизонами, соединенных сетью рек и каналов. Эти места необходимо было захватить, чтобы открыть путь к городу и снабжать осаждающую армию. К моменту прибытия герцога Бургундского Кале был сильно укреплен. Его обороняли около 1.800 человек, из которых более половины служили в самом городе и замке Кале, а остальные – в дальних фортах[415]415
PRO E403/462, m. 1 (7 апреля) (сообщение всем крупным гарнизонам); Parl. Rolls, vi, 22–3 (39); Froissart, Chron. (SHF), viii, 237–8. Защита: Brown, Colvin & Taylor, 434–6. Нормальная численность гарнизона составляла около 1.200 человек: PRO E101/179/12, fols. 4–5vo; E101/180/4, fols. 4vo–8vo. Горожане внесли еще 300: Parl. Rolls, v, 381 (209). По меньшей мере 200 человек подкрепления прибыли в июне под командованием сэра Томаса Перси: PRO E403/462, mm. 10–11, 13 (16 мая, 1 июня).
[Закрыть].
4 сентября 1377 года герцог Бургундский осадил Ардр, самый большой из периферийных фортов Кале. Ардр располагался на ровной местности к юго-востоку от Кале, отделенный от города десятью милями унылых кустарников и болот. Его положение нельзя было назвать прочным. Но недавно на укрепление стен были потрачены значительные средства, и, судя по всему, здесь было хорошее снабжение. Гарнизон с годами постепенно увеличивался и теперь составлял 360 человек, помимо жителей города. По мнению современников, крепость была вдвое сильнее, чем в 1369 году, когда сэр Ральф Феррерс успешно защищал ее от французов в течение более трех месяцев. Однако капитан этого Ардра в 1377 году был совсем другим человеком. Жан де Жош, сеньор де Гомменьи, был солдатом удачи из Эно, который находился на английской службе с 1369 года и большую часть этого времени служил капитаном Ардра. Он рассматривал это место в основном как базу для похищения людей и угона скота и не имел желания рисковать своей жизнью и состоянием в героической обороне. Он сильно расстроился, увидев, как французы устанавливают артиллерию и готовятся к штурму. Его тревогу усугубил герольд герцога Бургундского, появившийся перед воротами, чтобы сообщить гарнизону, что в случае взятия Ардра штурмом пленных брать не будут. Гомменьи собрал гарнизон и руководителей города и сказал им, что город слишком слаб, чтобы выдержать штурм, хотя некоторые из защитников были сильно удивлены и попытались возражать ему. В результате, 7 сентября Гомменьи сдал город герцогу Бургундскому, ничего не предприняв для обороны.








