Текст книги "Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Сампшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 77 страниц)

* * *

Некоторые из этих изгнанных ветеранов войн Франции осели в сельской местности, устроив себе новую жизнь на имперских территориях за Роной. Многие другие, должно быть, ускользнули и вернулись домой в Бретани и другие провинции Франции. Но, как и в 1360-х годах, конечным пунктом назначения большинства из них была Италия, где постоянные войны папства против городов и деспотов севера открывали новые возможности для профессиональных воинов в одной из самых богатых стран Европы. Компания "английских солдат в Италии" сэра Джона Хоквуда, прибывшая в Италию с первой волной английских и гасконских наемников в 1362 году, к этому времени была, бесспорно, самой крупной и эффективной наемной компанией на полуострове, насчитывавшей около 2.500 латников и 500 лучников. Ранения и болезни изрядно потрепали людей Хоквуда, и многие из них уже наверняка были итальянцами, французами или немцами. Но офицеры и Совет компании, безусловно, были англичанами, и очевидно, что к ним постоянно прибывали рекруты из Англии и Гаскони. Знаменитый английский кондотьер был хорошо информирован о ходе переговоров в Брюгге и прекрасно понимал последствия для Италии. "У вас будет много проблем, если будет заключен мир между Англией и Францией", – сказал один из его лейтенантов послам Флоренции[356]356
  Caferro, 145–6, 162–3, 192, 272, 281; Temple-Leader & Marcotti, 84, 87–95, *331–2, *334; Miscellanea fiorentina di stori e erudizione, ed. I. del Badia (1902), ii, 172–3.


[Закрыть].

Зимой 1375–76 гг. положение папства в Италии было самым не устойчивым за многие годы. Представители Григория XI на полуострове были втянуты в новую войну, на этот раз с Флорентийской республикой. Большинство главных городов Папского государства восстали и объединились с Флоренцией. Урбино восстал в ноябре, Перуджа, резиденция папского викария, – в декабре. За ним последовали Витербо и Орвието. В марте 1376 года папский викарий потерял контроль над Болоньей, главным папским городом Романьи и северным форпостом папских владений. В отчаянии Папа обратился к вольным компаниям. Сэр Джон Хоквуд, главный кондотьер на службе у Григория XI, был направлен против непокорных городов Папского государства. Бернар де Ла Салль, все еще верховодивший среди гасконских компаний, действовавших на юге Франции, был вызван к Папе в его летнюю резиденцию в Пон-де-Сорг, к северу от Авиньона, и уговорен взяться за укрощение флорентийцев. Он пересек Альпы с компанией из 1.000 гасконцев примерно в ноябре 1375 года. Весной 1376 года, когда большинство отрядов армии Куси из Швейцарии расположились лагерем в долине Роны под носом у Григория XI, Папа решил добавить их число к орде разбойников, действующих от его имени в Италии. Григорий XI назначил нового легата для представления своих интересов на полуострове, Роберта, кардинала Женевы. Сын графа Женевы, Роберт, тридцати четырех лет от роду, был безжалостным и мирским церковным политиком. Он заключил сделку с двумя ведущими бретонскими капитанами в долине Роны, Жаном де Малеструа и Сильвестром Будесом. Они согласились взять на себя командование всеми компаниями рутьеров, занимавших в то время владения Папы во Франции, и провести их через Альпы. Общая численность этого войска, по итальянским оценкам, составляла от 10.000 до 12.000 человек, что было сравнимо с самыми большими армиями, которые английский и французский короли имели во Франции с 1369 года. Каким-то образом были найдены деньги для выплаты авансов. В конце мая 1376 года Малеструа и Будес перешли из Конта-Венессена через перевал Сузы на широкую равнину Ломбардии[357]357
  Ausgaben apost. Kammer, 579, 596, 641, 645–6; Gregory XI, Lettres (Франция), no. 3759, 3785–9, 3762–3; Corpus chron. Bonon., iv, 300, 301; 'La guerra dei fiorentini con papa Gregorio XI detta la guerra degli otto santi', ed. A. Gherardi, Archivio Storico Italiano, Series III, vii (1), 217–18; 'Dispacci di C. da Piacenza', 86.


[Закрыть].

Эти события избавили Францию и франкоязычные регионы на востоке от большинства вольных компаний, которые не были задействованы в гарнизонах. Но они мало что дали Григорию XI. Города Италии многому научились со времени первой великой военной миграции из Франции в 1362 году. Коренные итальянские компании были лучше вооружены и организованы, чем их предшественники, а жители городов лучше защищали свои стены. В принципе, в распоряжении женевского кардинала было от 15.000 до 20.000 наемников, но честолюбие и ревность мешали ему координировать их передвижения, и никто из них не хотел браться за какую-либо крупную военную операцию, пока задерживали жалованье, как это обычно бывало. Хоквуд заключил частное перемирие с болонцами и удалился. Бретонцы и гасконцы рыскали у стен Болоньи, уничтожая фермы и виноградники, до начала 1377 года, когда невыплата жалованья и нехватка припасов заставила их отступить на восток к Адриатическому побережью. Там они объединились с некоторыми последователями Хоквуда и занялись грабежами. В результате было спровоцировано новое восстание против власти Папы в одном из немногих регионов, сохранивших ему верность. Разграбление Чезены в феврале 1377 года, в ходе которого объединенные силы английских и бретонских наемников уничтожили около 4.000 жителей, в то время как женевский кардинал призывал их к этому из цитадели, было шокирующим даже по меркам региона, привыкшего к зверствам наемных солдат. Рифмованные строки, которыми французский поэт прославил этот подвиг, показывают все презрение кардинала-аристократа  и отряда профессиональных воинов к простым горожанам, которые отказывались их кормить и платить им откуп. "Бей и убивай, бей и убивай", – кричал Сильвестр Будес своим людям в Чезене, когда они проходили по "улицам, вымощенным мертвыми и изувеченными жителями города"[358]358
  Mirot (1897), 604–14; (1898), 262–9; Caferro, 189–90; Temple-Leader & Marcotti, 106–8, 118–23; 'Gesta Britonum in Italia', cols. 1468–9.


[Закрыть].

* * *

На Рождество 1375 года английские послы вернулись в Брюгге на очередную сессию мирной конференции. Джон Гонт снова был главой делегации, но на этот раз его сопровождал брат Эдмунд, граф Кембридж. Компанию им составляли Саймон Садбери, вездесущий Латимер и другие видные советники Эдуарда III. Флорентийский купец, наблюдавший за их въездом в город, не был особо впечатлен. Английская делегация прибыла из Кале со свитой из 300 всадников, выглядевших как отряд солдат, вооруженных и одетых в походные кожаные куртки, герцог Ланкастер нес на руке ястреба.

Для сравнения, представители Карла V, прибывшие несколькими днями позже, 29 декабря, не упустили возможности продемонстрировать возрожденное богатство и мощь Франции. Двести всадников в ливреях герцога Анжуйского и плащах, расшитых гербами Франции, проехали через городские ворота, за ними следовали 250 пажей, ехавших по четыре-шесть в ряд. Далее двигались 30 повозок с багажом, запряженных четверками лошадей; 40 сокольничих, каждый из которых нес на руке двух больших птиц, все в окружении своры борзых и других охотничьих собак; 150 оруженосцев, одетых в черные и синие плащи из шелка и атласа, и 80 рыцарей в алом и черном, ехавших по четыре в ряд; 8 булавоносцев в ливреях короля Франции; 30 оркестрантов в золотых одеждах и с расшитыми драгоценностями воротниками; 6 дворян на больших боевых конях, одни в одеждах, отороченных мехом, другие с драгоценными воротниками и налобными повязками; и 2 человека, держащие перед собой мечи наперевес. За этой большой кавалькадой ехали герцоги Анжуйский и Бургундский и кардинал-епископ Амьенский, канцлер Франции; все трое были одеты в ткани из золотого и синего дамаста и головные уборы, усыпанные драгоценными камнями. За кавалькадой французских послов следовали два папских легата с большой свитой епископов и клерков и эскортом из 1.600 всадников. Английская делегация наняла дом на пути следования, чтобы незаметно наблюдать за зрелищем из-за занавесок окон верхнего этажа. Но их укрытие было указано французским королевским герцогам, когда они проезжали мимо. Наблюдателям пришлось спасать свое достоинство и отодвинув занавески, кланяться и отпускать неподготовленные шутки[358]358
  Mirot (1897), 604–14; (1898), 262–9; Caferro, 189–90; Temple-Leader & Marcotti, 106–8, 118–23; 'Gesta Britonum in Italia', cols. 1468–9.


[Закрыть][359]359
  Foed., iii, 1039–40; Lettere di mercatanti, 28–33.


[Закрыть].

Конференция вновь открылась на бесперспективном политическом фоне в обеих странах. Первоначально назначенное на 15 сентября открытие неоднократно переносилось, как правило, по настоянию французов. Они отказывались согласиться на повторную встречу в Брюгге на том основании, что чувствовали себя там небезопасно, в то время как англичане отказывались встречаться с ними где-либо еще. Около двух месяцев герцог Анжуйский околачивался в Сент-Омере, а Джон Гонт – в Кале, пока решался этот вопрос. Этот спор имел все признаки стиля ведения переговоров герцогом Анжуйским, как признал герцог Ланкастер, когда ему об этом рассказали. В последнее время Людовик Анжуйский укреплял свое влияние в Париже после нескольких лет относительного забвения. Его появление в качестве главного шефа французской делегации было плохим предзнаменованием. "Давайте, по крайней мере, проявлять добрую волю в мирное время и воевать во время войны", – сказал герцог Ланкастер, опустив голову на руки[360]360
  Foed., iii, 1034, 1040; Mandements, no. 1174A; 'Anglo-French negotiations', 24–6; Gregory XI, Lettres (Франция), no. 2005; Cotton Manuscrit Galba B.1, 31–3; Gr. chron., ii, 179; Froissart, Chron. (SHF), viii, 191; *Lecoy, ii, 392 (цитата).


[Закрыть].

30 декабря 1375 года оба посольства одновременно вошли в церковь Сент-Донатьен по разным лестницам. Послы каждой стороны сняли головные уборы, низко поклонились и поцеловали друг друга в губы. Но их переговоры не продвинулись ни на шаг. Легаты  даже не пытались решить вопрос о суверенитете. Они сразу перешли к предложению, которое они выдвинули еще в марте, чтобы обойти этот больной вопрос. Предложение предусматривало сорокалетнее перемирие, фактически мир, но сохраняющий территориальный статус-кво, в целом благоприятный для французов. Обсуждение, однако, было омрачено едкими спорами о неудачах нынешнего временного перемирия. Английская делегация представила два списка жалоб на нарушение перемирия французами на юго-западе, на что французы ответили своим собственным списком встречных претензий по поводу деятельности гасконских компаний. После того, что легаты деликатно назвали "многочисленными спорами и дебатами", они, наконец, составили многословный проект предлагаемого перемирия. Практический эффект этого документа заключался в подтверждении оккупации французами всех отвоеванных провинций и удалении англо-гасконских гарнизонов с отвоеванных территорий. Взамен легаты предложили французам выплатить английскому королю единовременную ренту, распределенную на сорок лет перемирия. Все patis и личные выкупы, уже причитавшиеся на момент заключения перемирия, оставались в силе, но новые поборы прекращались. Примерно такие же меры были предложены для Бретани. Иоанну IV должно было быть позволено сохранить за собой три города – Оре, Брест и Сен-Матье, которые были заняты английскими гарнизонами от его имени, и получать пенсию из доходов герцогства. В противном случае он должен был покинуть герцогство и примириться с потерей своих земель, теоретически на время перемирия, а фактически навсегда. Примерно в середине февраля обеим делегациям было поручено отправить некоторых из них домой для консультаций со своими правительствами по этим предложениям[361]361
  Lettere di mercatanti, 34–5; Cotton Manuscrit Galba B.1, 31–2; 'Anglo-French negotiations', 26–37. Даты: PRO E364/8, m. 4 (Шеппи).


[Закрыть].

Английский король и его советники изучали предложения легатов в течение последней недели февраля 1376 года и отнеслись к ним реалистично. В их ответе, в котором они спорили по деталям, но соглашались с основными принципами, чувствовалась усталость. В конце концов, от них не требовали уступить ничего такого, чего бы они еще не потеряли. Они отказались от надежды, которую когда-то питали, переломить свою судьбу на поле боя и даже были готовы отказаться от поддержки Иоанна IV , если бы смогли удержать за собой Брест. Их главным интересом было получение как можно большей ренты за потерянные провинции. Однако, когда заседания возобновились 4 марта 1376 года, стало очевидно, что опасения французов носили более фундаментальный характер. Их беспокоил статус английского короля в провинциях, которые он продолжал занимать в течение следующих сорока лет и они не были готовы согласиться с тем, чтобы он называл себя там королем Франции. Они не давали никаких обещаний относительно того, будут ли принимать апелляции из английского герцогства во время перемирия. Таким образом, проблема суверенитета, в конце концов, не была решена. Вторая сессия конференции закончилась, как и первая, тупиком и временным перемирием. 12 марта 1376 года было решено продлить действующее перемирие на девять месяцев до 1 апреля 1377 года. Послы должны были встретиться снова 1 июля, чтобы дать окончательные ответы своих правительств на предложения легатов. Тем временем французские королевские герцоги обещали сделать все возможное, чтобы сдержать Бертрана Дю Геклена, новости о действиях которого в Перигоре начали доходить до делегаций в Брюгге, и убедить Энрике II отменить морскую кампанию, которую он планировал на лето. Но они не дали никаких гарантий ни по одному из этих пунктов. Когда английская делегация вернулась в Вестминстер в начале апреля 1376 года, она, должно быть, чувствовала, что мало чего добились[362]362
  PRO E364/8, m. 4 (Шеппи); 'Anglo-French negotiations', 37–43; Foed., iii, 1048; PRO E101/317/10, 11, 19.


[Закрыть].

* * *

Через три недели после возвращения английской делегации буря разочарования и гнева, спровоцированная семью годами неэффективного правления и военными поражениями, обрушилась на головы министров Эдуарда III. 28 апреля 1376 года в Вестминстере открылся Парламент. На следующий день, в первый рабочий день, канцлер, сэр Джон Найвет, произнес традиционную речь, объясняя причины созыва. Главными заботами короля, объявил он, были оборона Англии и ведение войны на континенте. Для решения этих задач правительству, как всегда, требовались новые субсидии. Найвет попросил десятину у духовенства, десятую и пятнадцатую части у мирян и продление действия таможенных пошлин по крайней мере на год. Эти требования были сравнительно скромными. Но они стали прелюдией к крупному политическому кризису, первому из череды внутренних потрясений, которым суждено было подорвать военные усилия Англии в течение следующих двух десятилетий и изменить отношение английского правительства к миротворческому процессу.

После речи канцлера члены Палаты Общин удалились на свое обычное место для обсуждения в большой многоугольный дом капитула Вестминстерского аббатства. Там требования правительства сразу же встретили лавину возражений. Первый отход от традиций произошел почти сразу, когда кто-то предложил, чтобы все члены Палаты Общин принесли клятву откровенно высказывать свои мысли и оказывать друг другу взаимную поддержку против гнева короля. Парламентарии произносили свои речи за закрытыми дверями, обращаясь к переполненному залу с большого резной трибуны у центральной колонны. Первый выступающий, безымянный рыцарь, заявил, что народ настолько ослаблен и обнищал из-за прошлых податей, что больше не может платить. "Более того, – сказал этот человек, – в течение многих лет все, что мы платили за ведение войны, было растрачено из-за некомпетентности и предательства". "Король должен жить за счет доходов королевского домена, не напрягая своих подданных. У него было много золота и серебра, принадлежащего ему лично, и ему нужно лишь извлечь их из тайных кладовых министров, которые их присвоили". После него на трибуну вышел другой рыцарь, чтобы продолжить новую тему. Он утверждал, что король тратит 8.000 фунтов стерлингов в год на оборону Кале, в то время как все расходы могли бы взять на себя купцы города имевшие монополию на внешнюю торговлю Англии, а не Казначейство. За этим рыцарем последовала череда ораторов, высказывавших те же соображения во все более обвинительных тонах. В конце концов, было решено, что это трудные вопросы, по которым необходимо заручиться поддержкой Палаты Лордов. 3 мая 1376 года, после трехдневного обсуждения между собой, парламентарии начали составлять список мошенничеств и других проступков, которые они хотели бы поставить в вину министрам и чиновникам короля. Эта работа все еще продолжалась 9 мая, когда один из рыцарей королевского двора, сэр Алан Баксхалл, прибыл к дверям дома капитула аббатства с раздраженным посланием от короля. Он хотел знать, почему они так долго не соглашаются на его требования, и призвал их предстать перед королем и пэрами. Палата Общин избрала первого известного спикера палаты в качестве своего представителя. Им стал сэр Питер де Ла Маре, стюард и друг графа Марча[363]363
  Parl. Rolls, v, 295 (1, 2); Anonimalle, 80–3.


[Закрыть].

Добрый Парламент, как его стали называть, собрался в период всеобщего недовольства в Англии, что стало следствием длительной сельскохозяйственной депрессии, усугубленной чумой, болезнями скота и неурожаями. Но гнев Палаты Общин был вызван недовольством, причины которого были непосредственно связаны с войной. Они включали в себя усталость от высокого уровня налогообложения с 1371 года, отвращение к малой военной отдаче за столь большие усилия и обиду на министров, которые руководили чередой дорогостоящих поражений. Но пока еще не было склонности ставить под сомнение необходимость самой войны, а жалобы касались средств, а не целей. Неутешительные итоги мирной конференции в Брюгге усилили гнев и дискредитировали ее главного архитектора, сына короля Джона Гонта. Казалось, что англичане безропотно отказались от многообещающей военной позиции, а французы полностью перехитрили их. Многое из этого было неверно. Парламентарии не знали о переменах в Париже, в результате которых герцог Бургундский был заменен Людовиком Анжуйским в качестве главного архитектора французской дипломатии как раз в тот момент, когда мирная политика Джона Гонта, казалось, была на грани успеха. Еще меньше они знали о финансовых трудностях правительства. Ежегодные расходы Эдуарда III на содержание Кале составляли не 8.000 фунтов стерлингов, как считали в Палате Общин, а почти в три раза больше, и эти расходы всегда ложились на королевскую казну, а не на купцов из Кале. Правительство короля никогда не было в состоянии оплатить войну без парламентских субсидий, за исключением короткого периода в 1350-х годах, когда таможенные доходы были исключительно высокими. Сейчас не было ни малейшей перспективы того, что война будет финансироваться за счет скромных доходов королевского домена, как бы тщательно они ни сберегались. Министры короля действительно набили свои карманы, как это часто делали министры в прошлом, но не в таких масштабах, как это представляли себе в Палате Общин, и уж точно не в таких масштабах, которые могли бы объяснить нынешнюю бедность короля. В их сундуках также не было больших запасов золота и серебра, которые можно было бы конфисковать, если бы они были уволены. Настоящая проблема, как считал хронист Фруассар, заключалась в том, что победы времен расцвета Эдуарда III вновь стали преследовать его. Они установили стандарт достижений, которому трудно было соответствовать, но от которого так же трудно было отказаться.

Во времена доброго короля Эдуарда III и его сына принца Уэльского англичане одержали так много прекрасных побед над французами и совершили так много великих завоеваний, получив так много денег от выкупов и patis, что стали удивительно богатыми. Многие из тех, кто не был джентльменом по рождению, завоевали столько золота и серебра своей смелостью и отвагой, что стали благородными и возвысились до великой чести. И поэтому те, кто пришел после них, естественно, захотели сделать то же самое, хотя… благодаря мудрости и хитрости сира Бертрана Дю Геклена и помощи других добрых рыцарей Франции англичане потерпели поражение[364]364
  Froissart, Chron. (KL), xiv, 384.


[Закрыть].

Для парламентариев, которые не понимали исключительных условий, в которых Англия одержала победу в 1350-х годах, казалось, что нет никакого объяснения, кроме предательства и глупости, тому повороту, который приняла война два десятилетия спустя.

Эти предрассудки не были новыми. Если в 1376 году они оказались более опасными, чем раньше, то только потому, что ими умело воспользовались люди с сильными корыстными интересами и более целенаправленными жалобами на политику правительства короля. Действовали три основные группы. Первой и наиболее активной были купцы из Кале, которые были тесно связаны с торговым сообществом Лондона. К 1375 году купцы из Кале были разочарованными и обиженными людьми. Они считали, что их бизнес был разрушен из-за продажи правительством лицензий на экспорт английских товаров в другие порты. Одним из побочных эффектов этих лицензий был обход местных английских оптовых торговцев шерстью, так как большинство лицензий было куплено иностранными купцами, как правило, представителями крупных итальянских торговых домов. Это усугубило недовольство и распространило его за пределы узкого круга купцов, занимавшихся торговлей основным товаром, на оптовиков провинциальных рыночных городов. В Парламенте Латимер и Лайонс, которые были тесно связаны с продажей лицензий, оказались главной мишенью для гнева торговцев шерстью. Совершенно очевидно, что именно они стояли за большинством обвинений в финансовых махинациях, выдвинутых против обоих чиновников[365]365
  Anonimalle, 81–2. О Лондоне и Добром Парламенте: Nightingale, 243–7; Bird, 17–24; Holmes (1975), 80–4; Lloyd (1977), 218–19, 220, 222–3.


[Закрыть].

Второй заметной группой противников было духовенство, у которого были свои причины с подозрением относиться к дипломатическим маневрам в Брюгге. Они связывали их с неясной сделкой, которую Эдуард III заключил с папскими легатами параллельно с более известными сделками с французами. На протяжении более чем столетия сменявшие друг друга английские короли стремились сохранить для себя налогооблагаемые ресурсы церкви, ограничивая власть Пап взимать собственные налоги с духовенства. Эти договоренности оказались под угрозой в связи с растущей потребностью Папы в деньгах для ведения войн в Италии в 1370-х годах. В результате отношения между Англией и папством становились все более напряженными в то время, когда министры Эдуарда III пытались договориться о мире с Францией под папской эгидой. В июне 1375 года, примерно в то же время, когда было заключено перемирие в Брюгге, представители Эдуарда III совершили неожиданный поворот. Они заключили с легатами сделку, по которой Папе было разрешено получить субсидию в размере 60.000 флоринов (около 8.500 фунтов стерлингов), взамен согласия на ряд повышений королевских слуг в английские епископства, включая уступчивого Саймона Садбери, который занимал видное место среди английских переговорщиков в Брюгге, а теперь стал архиепископом Кентерберийским. В результате, после пяти лет, в течение которых церковь была обложена большими налогами, чтобы оплатить войну с Францией, она подверглась одновременным требованиям со стороны Папы и короля. Многие из духовенства пошли на союз с другими противниками королевского налогообложения, хотя духовенство, конечно, не было представлено в Палате Общин. Их собственные собрания проходили в соборе Святого Павла в Лондоне и в йоркском соборе. Но многие прелаты, заседавшие в Палате Лордов, открыто симпатизировали критикам правительства, а другие активно влияли на мнение в Вестминстере. 18 мая 1376 года ученый бенедиктинец Томас Бринтон, епископ Рочестера, выступил в Лондоне с проповедью, которая, хотя и была облечена в аллюзивные условности официальной проповеди, недвусмысленно выражала враждебность. Бринтон порицал короля за то, что тот позволил разрушить Церковь в угоду нескольким амбициозным чиновникам жаждавших епископских должностей. Он поддержал многие претензии Палаты Общин к коррумпированным и корыстным министрам. По его словам, обязанностью Парламента было исправление этих злоупотреблений[366]366
  Perroy (1933), 28–40; Lunt, ii, 103–7, 351–3, 377–8; Holmes (1975), 11–20, 46–8; Foed., iii, 1049; Brinton, Sermons, ii, 315–21.


[Закрыть].

Третья и, возможно, самая грозная группа, присоединившаяся к этой разношерстной коалиции врагов правительства, состояла из значительной части английского дворянства. Оно было хорошо представлено не только в Палате Лордов, но и среди рыцарей широв, заседавших в Палате Общин. Из семидесяти двух представителей широв, заседавших в Добром Парламенте, по меньшей мере сорок четыре были настоящими рыцарями. Их коллективный опыт охватывал весь ход войны Англии за последние сорок лет, от громких побед до обидных неудач. У некоторых из них военная карьера началась еще в начале правления короля. Уильям Хасельриг, сквайр, заседавший от Нортумберленда, сражался при Халидон Хилл в 1333 году, когда ему было семнадцать лет. Сэр Джон Эйнесфорд, один из депутатов от Херефордшира, начал свою карьеру в возрасте тринадцати лет при осаде Перта (1335) и был с королем во Фландрии в 1339 году. Четыре члена Палаты Общин сражались при Креси, семь – при Пуатье и пять – при Нахере. Сэр Ричард Уолдегрейв, один из членов Парламента от Саффолка, был одним из нескольких возможных образцов для "истинно достойного рыцаря" Чосера, поскольку после службы в английской армии, напавшей на Париж в 1359 году, он сражался под началом графа Херефорда в войсках Тевтонского ордена в Литве и участвовал в штурме и разграблении Александрии в 1365 году, королем Кипра. Но некоторые из этих людей, включая сэра Ричарда, также стояли с молодыми людьми в мрачных болотах под Кале в 1369 году в ожидании решающей битвы, которая так и не состоялась. Другие сражались в армии, которую Дю Геклен разбил при Понваллене в 1370 году; ожидали посадки на корабли в 1372 году, так и не покинув английских берегов; участвовали в бесплодном походе Джона Гонта по Франции в 1373–74 годах или в неудачной экспедиции Иоанна IV в Бретань в 1375 году. Рыцари не были монолитным политическим блоком. Многие из них были сторонниками короля или герцога Ланкастера, которые, скорее всего, поддерживали двор. Но все они принадлежали к деморализованной и разочарованной касте профессиональных воинов. По выражению членов Палаты Общин в начале следующего царствования, они "жаждали участвовать в великих приключениях и совершать знаменитые подвиги каждый на виду у других"[367]367
  39 рыцарей были указаны в документах: CCR 1374–7, 428–9. Добавьте: Sir Thomas Hoo (Wrottesley, 171); Sir Thomas Blount (Foed., iii, 857, 888); Sir Thomas Cobham (Foed., iii, 958); Sir John Avenel (Foed., iii, 897); и Sir John Kentwood (CCR 1374–7, 471). Персоны: Controversy Scrope Grosvenor, i, 112, 126–7, 162 (Сэвилл, Хазелриг, Эйнсфорд); Wrottesley, 133, 165, 171 (Марни, Ботеллер, Ху); Foed., Supp., i, 2, 16, 17 (Фитцуолтер, Вингфилд, Блаунт); Reg. Black Prince, iv, 285 (Кентвуд); Foed., iii, 323, 326, 731, 765, 812 (Эпплби, Файтон, Престон, Гиссинг); CPR 1354–8, 559, 560 (Ладлоу, Вуд); Hist. Parl., iii, 517 (Кентвуд). Уолдегрейв: Controversy Scrope Grosvenor, i, 166; Anonimalle, 51–2, 170 (примечание). Calais, 1369: PRO C76/52, m. 15 (Эпплби); Controversy Scrope Grosvenor, i, 77, 117 (Бонвиль, Бойнтон); ibid., i, 166 and Foed., iii, 866 (Ладлоу, Уолдегрейв); Foed., iii, 870 (Бертон); Foed., iii, 871 (Хамли); Foed., iii, 873 (Тейе, Торп, Бюсси). Понваллен: Foed., iii, 897. Флот 1372 года: Foed., iii, 958 (Кобэм). Гонт, 1373 г.: PRO C76/56, mm. 20, 27 (Ботеллер, Сэвилл, Фогг). Бретань, 1375 г.: Foed., iii, 1010 (Гиффард); Foed., iii, 1014, 1018 (Эйлсбери, Ботеллер). Parl. Rolls, vi, 11 (16) ('жаждал участвовать').


[Закрыть].

Поначалу Джон Гонт был склонен считать этих людей деревенскими мужланами ("рыцарями живых изгородей"). Но это было ошибкой, как сказал ему в лицо один из его оруженосцев. Они были "не простыми людьми, а опытными и сильными воинами", имевшими друзей и родственников среди самых влиятельных людей в стране. Вскоре выяснилось, что в число этих друзей и родственников входила большая часть светских пэров и все сыновья короля, кроме самого Гонта. Принц Уэльский, умирающий человек, но могущественный символ, демонстративно отказался поддержать министров короля в их бедах. Граф Марч не позволил бы своему стюарду заседать в Палате Общин, если бы тот не был того же мнения. Действительно, в некотором смысле его карьера стала примером разочарований, которые светские пэры разделяли с рыцарями. Человек с большими амбициями, граф носил имя, которое должен был оправдать. Граф Марч был слишком молод, чтобы разделить победы расцвета Эдуарда III, но его военные достижения в возрасте двадцати трех лет состояли из участия в неудачной морской экспедиции 1372 года и неудачной кампании в Бретани в 1375 году. Граф собрал собственный отряд из 800 человек для войны в Бретани и продолжал бы воевать на службе у Иоанна IV, если бы его не отозвали в Англию. Это была потеря лица, которое он, очевидно, тяжело переносил[368]368
  Walsingham, Chron. Maj., i, 10–12, 34; Higden, Polychronicon, Cont. (iv), 386; Anonimalle, 92, 94. March: PRO E403/446, m. 25 (14 июля); E403/454, m. 23 (19 сентября).


[Закрыть].

9 мая 1376 года сэр Питер де Ла Маре предстал перед Палатой Лордов в ответ на вызов короля. Лорды заседали в Белом зале, голом каменном помещении рядом с Расписной палатой в самом центре дворца. Когда он вошел в гнетущую обстановку Палаты Лордов, двери заперли, и Джон Гонт, председательствующий на заседании, велел ему изложить свое дело. Но Ла Маре не поддался на уговоры и не хотел говорить до тех пор, пока не соберутся все члены Палаты Общин, "ибо то, что говорит один из нас, говорят все". Когда остальные члены Палаты Общин в конце концов были допущены в зал, спикер представил просьбу о назначении комитета пэров для совместного обсуждения с ними. Палата Общин, сказал он, хотела обсудить с ними "многие недостатки и серьезные проблемы", которые они выявили в администрации короля и которые должны быть устранены, прежде чем они смогут рассмотреть требования короля о субсидии. Лорды, кратко обсудив это между собой, согласились; и после получения согласия короля Палата Общин назначила четырех епископов, четырех графов и четырех баронов, которых они хотели бы видеть в "межпарламентском комитете". Среди выбранных епископов не было ни одного человека, тесно связанного с королевской администрацией, а один (Куртене из Лондона) уже показал себя одним из самых ярых ее противников. Все графы и бароны были людьми, которые прославились как солдаты в прошлых кампаниях[369]369
  Anonimalle, 83–5. О членах комиссии лордов: Holmes (1975), 139–55.


[Закрыть].

Король и принц присутствовали на первых заседаниях Парламента. Но оба они были больны и уже не могли заниматься делами более продолжительное время. Вскоре после этого Эдуард III удалился в свои личные апартаменты в Вестминстерском дворце, а принц – в поместье Кеннингтон. В разворачивающемся кризисе они фигурировали как отдаленные фигуры, которых информировали и консультировали в критические моменты, но навсегда убрали со сцены. В их отсутствие защита интересов правительства легла на плечи Джона Гонта. Но Гонт не имел такого же статуса и авторитета, как его отец и старший брат, а его главенствующая роль на мирной конференции слишком тесно связала его с предполагаемым провалом английской политики в отношении Франции. Более того, по своей природе он не был примирителем мнений. Его возвышенное представление о королевской власти было возмущено самонадеянностью рыцарей, и его первым побуждением было попытаться покорить Палату Общин демонстрацией силы. "Я не думаю, что они понимают, насколько я могущественен", – говорит за него враждебно настроенный к Гонту хронист. От проведения этого курса его отговорили его собственные советники. Они указали ему на то, что парламентские рыцари имеют слишком большую поддержку, чтобы их можно было запугать таким образом. Помимо принца и большей части дворянства, у них были важные союзники в Лондоне. Если бы им угрожала опасность, лондонцы, скорее всего, встали бы на их защиту и сам Гонт, его друзья и союзники оказались бы в серьезной опасности.

Двенадцать членов комитета от Палаты Лордов провели совещание с представителями Палаты Общин утром 12 мая. Они согласились с предложениями рыцарей после, по-видимому, очень недолгого обсуждения. Позже в тот же день представители Палаты Общин в сопровождении двенадцати лордов предстали перед Джоном Гонтом и пэрами, чтобы представить ответ Палаты Общин на вступительное заявление правительства. От их имени выступил сэр Питер де Ла Маре. Лорды, сказал он, не могли и представить себе, насколько тяжелым было для общин бремя военных налогов, взимаемых из года в год. Но даже это они перенесли бы с терпением, если бы война шла хорошо. Более того, они могли бы перенести и поражение, если бы их деньги были потрачены с пользой. Но они хотели получить полный отчет о том, куда ушли деньги. С учетом огромных сумм, полученных от выкупов королей Франции и Шотландии и от прошлых субсидий, в Казначействе должны были оставаться огромные не израсходованные суммы, без необходимости дальнейшего налогообложения. Если этого не было, значит, короля обманывали его слуги. Герцог Ланкастер попросил назвать имена. Сэр Питер назвал Латимера, Лайона и Элис Перрерс. Затем он расширил обвинения против них, упорствуя перед лицом постоянных укоров со стороны Джона Гонта, Латимера и других пэров, которые утверждали, что знают факты лучше. Латимер и Лайонс, утверждал сэр Питер, подорвали монополию торговли в Кале, тем самым обеднив купцов королевства и увеличив бремя защиты города для королевской казны. Они отклонили предложение о беспроцентном займе, который предложили купцы Кале при условии, что правительство откажется от продажи лицензий для обхода торговли через Кале. Вместо этого они сами ссудили деньги под непомерно высокий процент. Палата Общин хотела провести полное расследование этой сделки и вызвала двух последних казначеев, оба из которых заседали в Палате Лордов, для дачи показаний по этому вопросу. Далее сэр Питер перешел к вопросу о систематической скупке по дешевке старых королевских долговых обязательств, по которым Латимер и Лайонс добились того, чтобы казначейство погашало их им по номиналу. Эта тема, вероятно, была популярной, поскольку многие из присутствующих потеряли деньги из-за отказа короля от своих долгов. Последнее обвинение сэра Питера было выдвинуто против столь же непопулярной личности – любовницы короля Элис Перрерс. Сэр Питер потребовал прекратить поток подарков Элис и заявил, что для королевства было бы "большим преимуществом, если бы она была удалена из компании короля"[370]370
  Walsingham, Chron. Maj., i, 8–12; Anonimalle, 79, 85–8, 92, 94–5.


[Закрыть].