Текст книги "Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Сампшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 77 страниц)

Глава IV.
Пуату, 1372 г.

Когда в конце 1370 года Джон Гонт возглавил Аквитанское герцогство, и принял на себя традиционную ответственность офицеров княжества за отношения Англии с королевствами Иберийского полуострова. С точки зрения Англии ситуация, в которой он оказался, вряд ли могла быть хуже. Эдуард III и принц Уэльский поддержали проигравшую сторону в гражданской войне в Кастилии, в результате которой самое богатое и могущественное из иберийских королевств стало французским протекторатом. Принц продолжал разжигать внутреннюю оппозицию правлению короля Энрике II Трастамарского в надежде вернуть часть своих финансовых затрат, но эта политика только ухудшила положение. Через два года после убийства своего соперника Педро I в Монтьеле в 1369 году Энрике II установил полный контроль над своим королевством. Его многочисленные враги, как внутри королевства, так и за его пределами, оказались неспособны действовать сообща, и он одержал верх над всеми ними по отдельности. Король Португалии также потерпел ряд унизительных поражений на суше и на море, после чего в марте 1371 года пошел на заключение мира. Король Арагона вышел из борьбы. В Кастилии враги Энрике II удерживали ряд крепостей, из которых они постепенно были вытеснены в течение 1371 года. Замора пала в феврале, Кармона в мае, а вместе с ней и большинство оставшихся в живых лидеров сопротивления.

У англичан был только один козырь в делах Кастилии. Они владели двумя дочерьми короля Педро I, Констанцией и Изабеллой, которые были переданы принцу пять лет назад в качестве залога за долги отца и в настоящее время проживали в Байонне. Эти две девочки были детьми Педро I от любовницы Марии де Падильи, и законность их рождения когда-то была спорным вопросом. Но в 1362 году Кортесы Кастилии официально приняли заявление Педро I о том, что он прошел через церемонию бракосочетания с их матерью и признал ее детей своими законными наследниками. В своем завещании Педро I объявил, что старшая из дочерей и ее муж, если таковой у нее будет, должны унаследовать его королевство. С точки зрения закона не могло быть сомнений в том, что если Педро I был законным королем Кастилии, то старшая из двух девочек, Констанция, имела право стать королевой. В то время ей было семнадцать лет, и она не имела политического опыта. Но уже одно ее рождение гарантировало, что она станет знаменем emperogilados, как называли сторонников короля Педро I. В какой-то момент в 1371 году Джон Гонт решил жениться на ней[169]169
  Russell, 68, 173–4.


[Закрыть].

Когда и как этот план сформировался в его голове, сказать невозможно. Герцог Ланкастер был вдовцом с 1368 года, когда его первая супруга Бланка умерла в возрасте двадцати двух лет. Гонт был честолюбивым, ярким человеком, которого никогда не удовлетворяла второстепенная роль, отведенная младшим сыновьям королей. Как и Людовик Анжуйский, другой честолюбивый мечтатель, на которого он во многом походил, он хотел создать для себя государство и играть большую роль в политике Европы. Он мог бы стать королем Шотландии, если бы эта идея не была отвергнута шотландским Парламентом в 1364 году. Он уже вынашивал (как и Людовик) идею утвердить древние и довольно формальные притязания на графство Прованс. Для такого человека перспектива стать королем Кастилии по праву супруги была бесконечно заманчивой. Гонт наверняка посоветовался об этом с отцом, но совершенно не очевидно, что стратегические интересы Англии стояли у них на первом месте.

Что касается Констанции, то для нее брак не мог принести большого личного счастья, поскольку это был исключительно политический союз. Ее отношения с новым мужем всегда были отдаленными и формальными. Но этот брак дал бы ей то, чего она хотела больше всего – человека, который отомстил бы за смерть ее отца. Констанция была очень предана его памяти и окружена лишенными собственности кастильскими дворянами и священниками, которые поощряли ее стремление к мести. Ее брак вполне мог быть предложен одним из них, Хуаном Гутьерресом, деканом Сеговии, кастильским священником-заговорщиком, который был доверенным лицом короля Педро I и недолгое время его послом при английском дворе в 1369 году. Почти наверняка он был членом крошечного двора Констанции в Байонне в 1371 году. Со временем Гутьеррес станет секретарем и главным советником Джона Гонта по делам Иберийского полуострова. Констанция и Джон Гонт поженились, вероятно, в Рокфоре в южных Ландах, около 8 сентября 1371 года[170]170
  Прованс: Foed., iii, 830; Gregory XI, Lettres (Autres Pays), no. 91. Гутьеррес: Russell, 167–8, 183–4. Брак: Anonimalle, 69; Froissart, Chron. (SHF), viii, 30.


[Закрыть].

Стремление Джона Гонта стать королем Кастилии поглотило большую часть его энергии в течение следующих восемнадцати лет. Это был не такой уж нереальный проект, как кажется сейчас. Энрике II навязал свою волю почти всей Кастилии, но он отнюдь не был уверен в надежности своего положения на троне. Он узурпировал его даже без тени прав с помощью армии, состоявшей в основном из французских рутьеров. Несомненно, длительное пребывание на троне со временем принесло бы дому Трастамара легитимность и безопасность, но пока удержание Энрике II кастильского трона зависело от постоянного присутствия на его службе французских капитанов. Даже после отъезда Бертрана Дю Геклена со своей свитой в июне 1370 года считалось, что в Кастилии служило не менее 1.000 французских солдат, а истинное число могло быть и больше. Однако зависимость Энрике II от них была источником как слабости, так и силы. Большинство из них были независимыми капитанами с сомнительной преданностью, набранными Дю Гекленом из рядов Великих компаний. Энрике II сделал все возможное, чтобы привязать их интересы к своему делу. Он осыпал их богатствами и титулами. Пьер де Вильнев стал богатым человеком и графом Рибадео. Бернар Беарнский, профессиональный разбойник и внебрачный сын графа Фуа, стал графом Мединасели. Арно дю Солье, по прозвищу Лимузен, который в свое время возглавлял в Лангедоке печально известную банду разбойников, стал сеньором Вильяльпандо. Эти люди вряд ли остались бы с королем, если бы поток его щедрости иссяк. У Констанции, несомненно, не было союзников в Кастилии, способных сражаться с французами на равных, но она была символом оппозиции. Ее претензии пользовались большой скрытой поддержкой среди подданных Энрике II, и можно было ожидать, что перемены в его судьбе или уход его французских союзников помогут им победить. Кортесы Торо утверждали в 1371 году, что во многих городах королевства до сих пор ведутся жестокие распри, провоцируемые друзьями "тирана, называющего себя королем". Беспорядки происходили в Мурсии и, вероятно, в других городах, зачинщики которых были пойманы с письмами Джона Гонта на руках. Провинция Галисия на северо-западе поддерживала короля Педро I в самые трудные периоды его жизни и так и не приняла его преемника. В конце 1371 года новое восстание, разжигаемое emperogilados, базирующимися в Португалии, должно было свергнуть власть офицеров Энрике II и вернуть провинцию в руки сторонников покойного короля Педро I[171]171
  Французы в Кастилии: *Hay du Chastelet, 316–17; Valdeon Baruque, 280–1. Emperogilados: Cortes Castilla, ii, 213–14 (28); Col. doc. Murcia, viii, nos. 97–8; Ayala, Crón., ii, 36; Col. doc. Murcia, viii, no. 103; Lopes, Crón. D. Fernando, 242.


[Закрыть].

Энрике II был окружен внешними врагами, чья враждебность сдерживалась только страхом и удобными договорами. Королевство Арагон-Каталония с его мощным флотом было главным участником в большинстве антикастильских коалиций 1350-х и 1360-х годов. К 1371 году его осторожный король в частном порядке пришел к выводу, что Энрике II останется здесь навсегда. Но он был слишком хитрым, чтобы признать изменение политической ситуации перед внешним миром, и никто не сомневался, что он будет на подхвате, если правительство Энрике II рухнет. Наварра оставалась важнейшей частью испанской политической шахматной доски, поскольку контролировала все перевалы в западных Пиренеях и все еще занимала значительный кусок кастильской территории, захваченной ею в самый черный период гражданской войны. Однако самым опасным врагом Энрике II была Португалия, которая постепенно превращалась в значительную силу в делах полуострова.

С момента отвоевания Гибралтарского пролива у мусульман в середине XIII века Португалия стала важным перевалочным пунктом для торговли между Средиземноморьем и Атлантикой и базой для первых европейских исследований атлантического побережья Африки, что на короткое время сделало Португалию мировой державой в XV и XVI веках. Приморские общины португальской прибрежной полосы, где была сосредоточена большая часть населения, уже тогда начали богатеть. В 1360-х годах у Лиссабона можно было увидеть до 450 торговых судов одновременно, в городе проживали значительные общины итальянских, каталонских и южнофранцузских купцов. Лиссабон и Порто стали важными центрами судостроения. Как военно-морская держава Португалия уступала только Кастилии, имея флот из примерно двенадцати боевых галер, которыми командовали и, вероятно, строили генуэзские специалисты. Король Португалии Педру I Справедливый, умерший в 1367 году, по слухам, на момент своей смерти имел годовой доход около 240.000 добр (около 45.000 фунтов стерлингов) и оставил в сокровищнице в Лиссабоне запас из 800.000 золотых и 400.000 серебряных марок[172]172
  Lopes, Crón. D. Fernando, 5, 6; Lopes, Crón. D. Pedro, 150, 195; Ayala, Crón., i, 275.


[Закрыть].

Хронист XV века Фернан Лопеш[173]173
  Ферна́н Ло́пеш (порт. Fernão Lopes) (ок. 1385 – после 1459) – отец португальской историографии, центральная фигура португальской литературы XV века, один из крупнейших хронистов Португалии периода раннего этапа португальских географических открытий. Автор труда История Португалии, дошедшего до нашего времени лишь во фрагментах.


[Закрыть], который рассказывает нам обо всем этом, имел в виду другое. Португалия традиционно избегала международных связей других испанских королевств, и Педру I разбогател в основном за счет того, что не втягивал свою страну в кастильские гражданские войны. Его сын Фернанду I, который стал его преемником в возрасте двадцати двух лет, изменил политику своего отца и растратил свое состояние в ходе неудачных войн. Красивый, самоуверенный и амбициозный, Фернанду I был также импульсивен, легко управляем и совершенно лишен рассудительности. Его шестнадцатилетнее правление стало катастрофой для Португалии и возможностью для англичан, за которую они ухватились обеими руками. Будучи ближайшим оставшимся в живых родственником Педро I Кастильского, Фернанду I имел весомые претензии на кастильский трон. Его первое вмешательство в дела Кастилии в 1369 году обернулось катастрофой. Вначале он добился нескольких легких успехов на суше. Но ситуация быстро изменилась. Осенью 1370 года кастильцы рассеяли португальский флот у Санлукар-де-Баррамеда в устье реки Гвадалквивир. Королевство Фернанду I было частично оккупирована Энрике II и его французскими союзниками. По договору в Алкутиме в марте 1371 года Фернанду I публично отказался от своих претензий на Кастилию, бросил своих арагонских союзников и заключил мир с Энрике II, пообещав жениться на дочери кастильского короля. На некоторое время между Кастилией и ее главным соперником на Иберийском полуострове воцарился мир. Но Фернанду I не примирился с поражением и не отказался от надежд на кастильскую корону. У врагов Энрике II было много возможностей доставить ему неприятности при дворе импульсивного и легкомысленного молодого короля Португалии.

* * *

Когда в октябре 1371 года Джон Гонт отправился из Ла-Рошели в Англию, его первой целью было убедить правительство своего отца придать более высокий приоритет обороне Аквитании. Гонт, несомненно, искренне верил в это, но он также хорошо понимал ценность Аквитании как базы для вторжения в Кастилию. Прибыв в Англию, он с ужасом обнаружил, что Эдуарда III и его министров больше всего волнует не Аквитания и тем более не Кастилия, а Бретань. Вынужденный в результате действий Клиссона и Дю Геклена сделать выбор, которого он избегал с 1369 года, герцог Иоанн IV Бретонский наконец решился обратиться к англичанам. Осенью 1371 года он удалился в большой замок с видом на гавань Ванна, старую штаб-квартиру английских лейтенантов времен гражданской войны и оттуда отправил в Англию двух эмиссаров, на переговоры с Эдуардом III: казначея Томаса Мельбурна и адмирала Бретани Джона Фицникола. То, что он выбрал своими послами двух членов небольшой фракции англичан при своем дворе, многое говорит о его бедственном положении. Послы прибыли в Англию в октябре 1371 года, примерно за месяц до Джона Гонта[174]174
  Jean IV, Actes, 57; PRO E403/444, m. 10 (22 ноября). Их представительства: Cal. Plea & Mem. R. 1364–81, 123.


[Закрыть].

Советники английского короля были не прочь вмешаться в дела Бретани. Но они также были полны решимости использовать политическую слабость Иоанна IV. Условия Эдуарда III были объявлены Мельбурну и Фицниколу его советниками в начале ноября 1371 года. По их словам, английский король был готов послать войска на помощь герцогу в следующем году, и когда гарнизон Бешереля будет избавлен от осады Оливье де Клиссона, этот замок будет передан Иоанну IV, что устранит главный предмет разногласий между герцогом и его подданными. Но взамен он должен был подчиниться Эдуарду III как королю Франции и поддержать его в войне с Карлом V. Кроме того, он должен был сдать двенадцать крупных крепостей герцогства офицерам Эдуарда III на время войны, включая три главные гавани западной Бретани – Брест, Морле и Энбон. Они должны были быть немедленно заняты гарнизоном, эвакуированным из Бешереля. Эдуард III назначил двух послов, которые должны были передать эти условия в Бретань и получить согласие герцога. Один из них, Роберт Невилл, был младшим братом видного барона с севера Джона Невилла, лорда Раби, близкого друга Латимера и набирающей политический вес фигуры при дворе. Он хорошо знал герцога, поскольку за несколько лет до этого недолго служил маршалом Бретани. Его коллега, Ральф Барри, был сквайром и ветераном многих тайных миссий к Карлу Наваррскому, одним из тех надежных слуг короля, которые так часто выступали в качестве исполнителей его тайной дипломатии[175]175
  Foed., iii, 926, 927–8; PRO E364/5, m. 3d (Невилл); E403/441, m. 9 (17 ноября); E403/446, m. 3 (23 апреля). O Невилле: Given-Wilson (1986), 148; Tout (1920–37), iii, 379, 386n4; Morice, Preuves, i, 1603, 1606. O Барри: Issue R. Brantingham, 154, 182–3, 196, 371, 374, 406, 421; Secousse, Preuves, 428; Compte r. Navarre, 150, 224, 225; PRO E403/441, m. 11 (28 ноября).


[Закрыть].

6 ноября 1371 года Джон Гонт высадился в корнуольской гавани Фоуи. Вместе с ним прибыли две принцессы Кастилии, несколько видных гасконских и пуатевинских дворян, а также некоторые из ведущих английских капитанов, служивших с ним в Гаскони, включая сэра Хью Калвли и английского лейтенанта в Лимузене сэра Джона Деверо. Джона Гонта также сопровождала небольшая группа кастильских изгнанников. Среди них были два человека, которым предстояло стать видными создателями и исполнителями великого проекта Гонта: незаменимый декан Сеговии Хуан Гутьеррес и очаровательный и яркий авантюрист из Галисии Хуан Фернандес Андейро. Андейро обладал исключительным умением заискивать перед людьми, облеченными властью, в любой стране, где он жил. Он служил королю Педро I до его смерти, а затем бежал в Португалию, где быстро стал влиятельной персоной, а вскоре стал одинаково близок с Джоном Гонтом. Его присутствие в ближайшем окружении герцога свидетельствовало о новом интересе к тому, что Португалия может внести свой вклад в амбиции герцога[176]176
  PRO E364/5, m. 5d (Ланкастер); Froissart, Chron. (SHF), viii, 32: AHG, iii, 275–6. On Andeiro, Lopes, Crón. D. Fernando, 417–18.


[Закрыть].

Герцог Ланкастер прибыл в Лондон примерно через неделю после того, как Невилл и Барри отправились в Бретань. 25 ноября 1371 года у него была трудная встреча с королем. На встрече также присутствовали маршал Аквитании Гишар д'Англе и Жиро де Тарта, сеньор де Пуаянн, один из немногих значительных сеньоров Ландов, все еще верных принцу. Главной целью этой встречи было убедить Эдуарда III в необходимости срочно профинансировать оборону Аквитании, пока она не была полностью потеряна. Так как не было никакой возможности найти необходимые средства в самом герцогстве, они должны были прийти из Англии. Гасконцы также хотели, чтобы их защиту поручили какому-нибудь выдающемуся человеку, пользующемуся доверием короля, если не одному из его сыновей, то графу Пембруку, который, как известно, был близок к Эдуарду III и произвел благоприятное впечатление за те два года, что он провел в герцогстве. Гонт считал, что если герцогство будет должным образом защищено в следующем году, то есть шанс вернуть в английское подданство некоторых из тех, кто покинул его с 1368 года. Даже сеньор д'Альбре, который в последнее время был недоволен растущим сближением герцога Анжуйского с его давним врагом графом Фуа, может быть возвращен в лоно Англии. В письме, которое Эдуард III написал сеньору д'Альбре несколько дней спустя, есть довольно загадочный намек на это обсуждение, из которого следует, что Гонт уже делал ему предложения. Но было очевидно, что все зависело от резкого улучшения для Англии военной ситуации. Вполне вероятно, что Гонт обсудил с отцом и другой свой великий проект – вторжение в Кастилию и свержение Энрике II. Об этом известно лишь то, что Эдуард III не хотел торопиться с принятием решения. По его словам, это были "трудные вопросы" и для их рассмотрения в Вестминстер будет созвано расширенное заседание Совета с участием ведущих епископов и знати[177]177
  AHG, iii, 275–6; Froissart, Chron. (SHF), viii, 34–5, 288–9. Об отношениях герцога  Анжуйского с сеньором д'Альбре и его союзником Арманьяком в этот период: *Hist. gén. Lang., x, 1476–82; BN Doat 197, fols. 201–2, 266–171.


[Закрыть].

Большой Совет был традиционным собранием, на котором принимались основные решения по ведению войны. Он собрался в Вестминстере 13 января 1372 года и заседал около двух недель, что стало одним из самых продолжительных заседаний такого рода, которые когда-либо проводились. Ход заседания письменно не зафиксирован. Основные решения приходится выводить из приказов, которые были изданы после его закрытия. Главные военные операции в следующем году должны были проходить в Бретани. Большой флот должен был быть реквизирован во всех портах Англии и направлен в четыре пункта сбора в Соленте для посадки войск в начале мая. Планировалась армия численностью около 6.000 человек, которой король намеревался командовать лично. Первоначально предполагалось, что его будут сопровождать два его сына, принц Уэльский и граф Кембридж. Граф Пембрук был назначен лейтенантом короля и принца и получил приказ как можно скорее выехать в Аквитанию. Пембрук предложил отплыть в Ла-Рошель не более чем с небольшой личной свитой, но с достаточным количеством наличных денег и слитков драгоценного металла, чтобы набрать на месте армию из 3.000 человек. Обеспечив оборону Аквитании, он должен был отправиться на север и пересечь Луару, чтобы объединить силы с королем. Стратегия была очень похожа на стратегию 1356 года, когда принц и Генри Ланкастер пытались одновременно провести кампании в Бретани и Гаскони и объединить свои армии у Луары. Король приложил все усилия, чтобы сохранить эти решения в тайне. Гишар д'Англе и Жиро де Тарта, присутствовавшие на Совете, дали клятву хранить тайну и были уполномочены сообщать о планах короля только главным офицерам принца в герцогстве[178]178
  AHG, iii, 275–6; PRO E403/444, mm. 17, 21 (12 декабря, 20 января). Армия для Бретани: PRO E403/444, mm. 23, 28 (31 января, 4 февраля, 6 марта); Foed., iii, 933; Reg. Appleby, no. 301. Армия для Гаскони: PRO E101/68/5 (103, 109); C61/85, m. 8; E403/446, mm. 3 (20, 29 апреля); Cambridge, UL Ms. Dd. III.53, fols. 90, 90–90vo (клятва хранить тайну). В марте и апреле были выплачены авансы 2.355 военнослужащих: PRO E403/444, mm. 28, 29 (6, 8, 13, 17, 23, 30 марта), E403/446, m. 3 (22, 24 апреля). Сравнение с сохранившимися контрактами предполагает, что авансы изначально выплачивались двум третям нанятых по контракту солдат большинства свит: PRO E101/68/4 (92–4), 101/68/5 (95–102). Это предполагает в общей сложности около 7.000 человек, из которых 1.000 должны были составить часть отдельного отряда под командованием Джона Гонта: John of G. Reg. (1372–6), no. 51.


[Закрыть].

* * *

Большой Совет принял еще одно важное решение. Именно по "общему совету Англии" 29 января 1372 года Джон Гонт публично объявил себя королем Кастилии и Леона по праву своей супруги и соединил свой герб с гербами испанских королевств. Неясно, какие решения были приняты относительно того, как это заявление должно было быть реализовано, но было широко распространено мнение, как во Франции, так и в Испании, что Гонт намеревался вторгнуться в Кастилию позднее в этом году. Существует множество доказательств того, что он так и сделал. Его план, похоже, состоял в том, чтобы набрать собственную армию численностью около 1.200 человек, которая летом должна была отправиться в Плимут и высадиться в Гаскони. Гонт предложил поучаствовать в этом предприятии опытному военачальнику Уильяму Монтегю, графу Солсбери, и сэру Хью Калвли, ветерану испанских кампаний, который сражался по обе стороны кастильских гражданских войн 1360-х годов. Вместе они рассчитывали набрать дополнительные силы в Гаскони и вторгнуться в Кастилию через наваррские перевалы. Король Наварры, сотрудничество с которым было крайне необходимо, в то время возвращался в свое королевство из Нормандии и должен был проехать через Барселону. В Каталонию были отправлены агенты, чтобы встретить его там. У Джона Гонта были амбициозные планы по одновременному вторжению в Кастилию с востока и запада, когда он сам войдет в королевство с севера. Его представителям в Арагоне было поручено попытаться заинтересовать в этом плане арагонского короля Педро IV. Но западное направление этой стратегии, которое зависело от доброй воли короля Португалии, имело гораздо больше перспектив. Португалия, в отличие от Арагона, была легкодоступна по морю из Англии или Гаскони. Джон Гонт уже получил намек на поддержку от дона Фернанду I, который тайно написал своему старому другу Хуану Фернандесу Андейро в Англию, предлагая некую форму совместных военных действий против Кастилии. Большой Совет убедили одобрить отправку небольшого отряда вооруженных людей в Португалию для поощрения агрессивных замыслов Фернанду I. Гонт назначил послов, которые должны были как можно скорее отправиться в Португалию, а возглавил посольство не кто иной, как сам Андейро[179]179
  Anonimalle, 69. Армия для Кастилии: John of G. Reg. (1372–6), no. 51, 1000; PRO E159/153 (сводки, адресованные баронам), Mich., m. 5; Easter, m. 13d; E403/446, m. 25 (14 июля). Переговоры с Арагоном и Наваррой: Russell, 190, *557–61 (Договор Гонта с Португалией от 10 июля 1373 г., предположительно отражавший указания его послов, назначенных 1 марта.); Foed., iii, 939–40. Португалия: Lopes, Crón. D. Fernando, 417–18; PRO E159/154 (сводки, адресованные баронам), Hilary, m. 9; *Russell, 560–1.


[Закрыть].

9 февраля 1372 года, через несколько дней после закрытия Большого Совета, Констанция Кастильская совершила торжественный въезд в Лондон в качестве королевы Кастилии в сопровождении принца Уэльского, экзотической смеси английских и кастильских фаворитов и большого эскорта городских сановников. Толпы людей выстроились на улицах, чтобы увидеть ее, когда она проезжала по Чипсайду и Стрэнду, чтобы быть принятой своим супругом в Савойском дворце. В течение следующих нескольких недель Джон Гонт стал вести себя как король. Отныне в английских официальных документах он именовался "королем Кастилии и Леона", а устно к нему обращались как к "Монсеньеру Испанскому". Он собрал вокруг себя небольшой двор кастильских рыцарей и дам, некоторые из которых сопровождали его из Гаскони. Другие присоединились к нему в последующие годы, когда сменяющие друг друга бедствия вынуждали их бежать из Кастилии и соседних королевств. При дворе Джона Гонта была создана небольшая кастильская Канцелярия под руководством Хуана Гутьерреса, которая составляла документы от его имени в традиционном стиле Канцелярии короля Педро I, скрепленные серебряной печатью с королевским гербом Кастилии и Англии и подписанные рукой Джона с традиционной формулой Yo El Rey, возможно, единственными словами испанского языка, которые он когда-либо знал[180]180
  Russell, 176–85. Процессия: Anonimalle, 69.


[Закрыть].

Брак Джона Гонта и его планы на трон Кастилии оказались серьезной политической ошибкой со всех точек зрения, кроме его собственной. Он закрепил союз династии Трастамара с ее французскими покровителями и сделал Кастилию врагом Англии на целое поколение. Кастилия была грозным противником. Страна была относительно неплодородной, и она, как ни одна другая в Западной Европе, пострадала от экономических бедствий XIV века: чума и депопуляция, сокращение производства, постоянная инфляция, и все это сопровождалось острой социальной напряженностью. Но население страны было примерно в два раза больше, чем в Англии, а ее ресурсы, хотя и истощенные гражданскими войнами, были потенциально очень велики. Энрике II начал свое правление с тяжелым бременем долгов, которые он, как это обычно делали слабые правители, финансировал за счет щедрой распродажи имущества и обесценивания монеты. Но к тому времени, когда Джон Гонт решил повоевать с новой династией, кастильская корона уже была на пути к восстановлению и распоряжалась доходами, значительно превышающими доходы Англии. Кортесы, собравшиеся в северном городе Торо в сентябре 1371 года, возобновили периодическое введение прямых налогов на недворян (servicios) и вновь ввели постоянный налог с продаж (alcabala) по исторически высокой ставке в 10%. В последующие годы Кастилия, хотя и не имела такой всепроникающей бюрократии, как Англия и Франция, постепенно присоединилась к числу западноевропейских стран, которым война принесла интенсивное управление и сокрушительный уровень налогообложения. До начала гражданской войны налоговые поступления кастильской короны составляли 500.000 ― 600.000 добла (около 100.000 ― 120.000 фунтов стерлингов), что было примерно сопоставимо с годовыми доходами королей Англии в военное время. На пике своего развития в 1380-х годах они выросли более чем в два раза[181]181
  Cortes Castilla, ii, 202–43; Col. doc. Murcia, viii, nos. 84–9; Ladero Quesada, 182; Ormrod (1995), 144–5 and fig. 21 (compare fig. 23).


[Закрыть].

Кастилия была главной морской державой Атлантического побережья. Она была крупным экспортером сырьевых товаров, особенно шерсти и железа, с большим и растущим торговым флотом. Бискайские порты Сантандер, Бермео, Бильбао и Кастро-Урдьялес были значительной силой на атлантических торговых путях. Их корабли, построенные для перевозки насыпных грузов, были одними из самых больших грузовых судов, огромными парусниками, грузоподъемностью от 200 тонн и выше, которые высоко ценились как боевые корабли. Кроме того, Кастилия содержала самый большой постоянный военный флот среди всех атлантических держав. На пике своего развития, до гражданских войн 1360-х годов, он насчитывал не менее тридцати боевых галер, базировавшихся в Севилье, где для их обслуживания имелся большой военно-морской арсенал. Их проектированием, управлением и командованием занимались генуэзские специалисты, признанные мастера галерного боя в позднем средневековье. Эджидио Бокканегра по прозвищу Черная борода, адмирал Кастилии и младший брат генуэзского дожа, умерший в 1367 году после четверти века службы королям Кастилии, был одним из самых известных командиров галер своего времени а его сын и преемник Амбросио был предприимчивым и изобретательным флотоводцем следовавшим по стопам отца[182]182
  Ayala, Crón., i, 275, ii, 17.


[Закрыть].

Энрике II заключил контракт на поставку своего галерного флота королю Франции после заключения военно-морского договора в 1368 году. Возможно, что он поступил бы так, даже если бы Джон Гонт не заявил публично о своих правах на кастильский трон, но это отнюдь не точно. Энрике II имел возможность направить военно-морскую помощь во Францию с момента заключения Алкутимского договора с Португалией в марте 1371 года, но сделал для этого очень мало. Летом того года между Парижем и кастильским двором велась активная дипломатическая переписка, которая не сохранилась, но военно-морской вопрос, несомненно, был ее частью. Однако Карл V был настолько не уверен в поддержке кастильцев, что обратился к Генуэзской республике с просьбой предоставить необходимые двадцать галер. Есть все основания полагать, что довольно прохладное отношение Энрике II к своим обязательствам вскоре изменилось, когда стало известно о женитьбе Джона Гонта на его племяннице. Это событие, очевидно, вызвало настоящее смятение среди его советников, которые не забыли опустошительное вторжение принца Уэльского в 1367 году и, как и вся Европа, имели преувеличенные представления о военных возможностях Англии. В сентябре 1371 года Энрике II сообщил Кортесам в Торо, что он решил послать флот для поддержки короля Франции в следующем году. Часть исключительно высоких налогов, санкционированных Кортесами, была необходима для оснащения и комплектования флота. К концу года к французскому двору прибыло торжественное посольство из Кастилии, чтобы подтвердить морской договор и заручиться поддержкой Франции против того, что, очевидно, считалось серьезной и неизбежной опасностью[183]183
  Gregory XI, Lettres (Франция), nos. 260, 383; Mandements, no. 791, 803; AN J497/14; Col. doc. Murcia, viii, nos. 84 (p. 117), 86 (p. 124); Froissart, Chron. (SHF), viii, 30–1.


[Закрыть].

Это произошло в критический момент для Франции, чья военно-морская боеспособность в то время была на низком уровне. После унизительного отказа короля от проекта вторжения в Англию в 1369 году была предпринята попытка решить эту проблему с помощью новой программы строительства кораблей в королевском арсенале в Руане. Первоначально работы были сосредоточены на постройке нормандских баланжье – длинных клинкерных судов, похожих на скандинавские, с приподнятой кормой и форштевнем, приводимых в движение командой до 200 гребцов и вспомогательным парусным вооружением. Три из них были построены зимой 1369–70 гг. и еще два – следующей зимой. Это были традиционные рабочие лошадки французского королевского флота, но они были медленными и, как известно, недолговечными. В начале 1370 года был нанят генуэзский мастер-корабельщик, который руководил строительством настоящих средиземноморских галер, с гладкими бортами, более быстрых и прочных. Шесть таких судов были построены в 1370 году, а еще три – в 1371 году. Кроме того, было пять средиземноморских галер, нанятых у Гримальди из Монако, и около пяти старых руанских галер, вероятно, 1340-х и 1350-х годов, известных как galées huissières с более широкими корпусами и кормовыми портами для погрузки лошадей[184]184
  Doc. Clos des Galées, i, nos. 716, 723–4, 749, 753, 756, 760, 770, 772, 780, 782, 791, 810, 816, 819, 834–5, 847–8, 854, 881. Галеры: Anselme, vii, 758; вероятно, это те, за которые сохранились счета за ремонт с 1370 по 1371 год: Doc. Clos des Galées, i, nos. 847–8, 881.


[Закрыть].

Это были значительные силы, но они не были использованы надлежащим образом. Первые два года войны были ничем не примечательным периодом для французских военно-морских операций. Единственным заметным подвигом было разрушение части Портсмута крейсерской эскадрой, выделенной из флота вторжения 1369 года. Это ничем не отвлекло англичан от их цели, а последующие события показали, что это был лишь точечный укол. Причины этого неясны. Отсутствие опытных капитанов и экипажей галер, безусловно, было частью проблемы. Эмери, виконт Нарбонский, который был назначен адмиралом Франции в конце 1369 года, был доблестным рыцарем, но совершенно не обладал специальными навыками флотоводца. Хотя он выходил в море со своим флотом, его функции командующего на практике, по-видимому, выполнял его заместитель, Жан де Куломбье, корабельный мастер из Монпелье, который был освобожден от своих обязанностей через год.

С размещением галер и других гребных судов было связано множество проблем, которые французское правительство так и не смогло решить. Они были идеальны для прибрежных рейдов из-за своей малой осадки, маневренности и большого вооруженного экипажа. Однако они требовали регулярного технического обслуживания и частых ремонтов. У них было ограниченное время использования, что означало, что они не могли долго находиться в море, не возвращаясь в порт, чтобы взять провизию и питьевую воду. Они были уязвимы для нападения парусных судов, которые, хотя и были менее маневренными, имели преимущество в высоте бортов и могли нести деревянные надстройки на носу и корме. Это было важным моментом в то время, когда луки и стрелы все еще были основным оружием морской войны. Величайшие морские капитаны средневековья сражались имея под своим командованием объединенные флота из гребных и парусных судов. Но французские усилия в этом направлении продолжали тормозиться из-за нехватки больших парусников.

В 1370 году французы ничего не предпринимали со своим флотом до середины июля, когда эскадра из двадцати четырех кораблей отплыла из устья Сены. Эскадра состояла из десяти из шестнадцати галер, находившихся на французской службе, а также тринадцати больших парусных судов и морской барки, зафрахтованной в Кастилии. Результаты всех этих усилий были скудными. В первые несколько дней своего плавания флот сжег деревню Госпорт возле Портсмута и захватил большой торговый корабль из Байонны. Но хотя они находились в море до начала ноября, остальная часть их плавания прошла без особых происшествий, если не считать точечных набегов на неохраняемые поселения. Им также не удалось перехватить короля Наварры во время его возвращения из Саутгемптона в Шербур. В 1371 году дела обстояли еще хуже. Французские галеры и гребные баланжье теперь насчитывали от двадцати до двадцати пяти судов, а вдоль южного и западного побережья англичане готовились к мощной кампании прибрежных набегов. На самом деле французские корабли весь год простояли на приколе, вероятно, потому, что их не обслуживали должным образом[185]185
  1369: Foed., iii, 880; Hist. gén. Lang., ix, 813–14; Doc. Clos des Galées, i, nos. 765, 767, 868. 1370: ibid., i, nos. 778–80, 783–4, 786–94, 804, 828, 832, 863; PRO E101/29/40 (Госпорт); Foed., iii, 909. 1371: CCR 1369–74, 220–1; CPR 1370–74, 107–8.


[Закрыть].