Текст книги "Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Сампшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 77 страниц)

^{21. Сражение при Алжубарроте, 14 августа 1385 года}

К концу утра 14 августа 1385 года передовые части кастильской армии подошли по дороге из Лейрии. Увидев впереди португальцев, кастильцы остановились, чтобы осмотреться. Перед ними дорога пересекала ручей и далее поднималась к линиям войск Нуну Альвареша. О лобовой атаке не могло быть и речи. Было решено маневрировать кастильской армией вокруг португальских позиций и подойти к врагу по дороге с юга. Это был, вероятно, единственный путь, но он предполагал трудный и длительный переход протяженностью около пяти миль по густо заросшей лесом местности, совершаемый примерно двадцатью-тридцатью тысячами человек, обремененных несколькими сотнями повозок с припасами и снаряжением. Кроме того, этот переход пришлось совершать под полуденным солнцем войскам, которые были в пути с самого рассвета. Пока кастильцы совершали этот маневр, португальский коннетабль развернул всю свою армию фронтом к врагу и расположил ее на милю южнее, у деревни Сан-Жоржи. Позиция португальцев здесь была менее крепкой, поскольку кастильцы могли атаковать по пологому склону, но португальцы успели укрепить ее, построив перед своей линией примитивные полевые укрепления: линию из кольев и ряда глубоких траншей.

Хуан I послал хрониста Айяла вперед в качестве парламентера с эскортом воинов. Формальной задачей Айяла было потребовать от Жуана Ависского не проливать христианскую кровь в таком недостойном деле, но реальной целью его миссии была разведка португальских позиций. Айала быстро пришел к выводу, что атаковать позиции противника в этот день было бы безумием. Был уже поздний вечер, кастильцы были измотаны и не ели с самого утра. В их распоряжении была только кавалерия, поскольку лучники и пехота все еще пробирались через долину с обозом снабжения и еще не достигли главной дороги. Линия португальских войск была слишком узкой, чтобы вся кастильская армия могла вступить в бой, а фланговые охваты были невозможны из-за ручьев с обеих сторон. Прямая фронтальная атака на португальский центр потребовала бы от кастильцев пройти через шквал стрел английских и португальских лучников с флангов. Через день или около того, сказал Айала, португальцы исчерпали бы свои припасы и вынуждены были бы отойти. У кастильцев, для сравнения, запасов было на несколько дней. Все эти соображения поддержал Жан де Рье, который выступал в качестве представителя французских капитанов. Короли Франции, сказал он, проиграли два великих сражения при Креси и Пуатье, атаковав сильные оборонительные позиции, не потратив времени на организацию собственного боевого порядка и наведение дисциплины среди своих людей. Другие командиры в шатре кастильского короля насмехались над их осторожностью. Португальская армия, говорили они, значительно уступала по численности их собственной и будет трусостью не воспользоваться этим и не нанести португальцам решающее поражение. Ведь такой шанс не обязательно представится снова.

Все опасения Жана де Рье подтвердились. Хуана I уговорили отложить сражение до следующего дня, но его шатер находился далеко в тылу, вне пределов слышимости главных командиров, и его приказы дошли до них не сразу. К тому времени, когда посыльные добрались до передовых частей кастильской армии, бой уже начался. Магистр кастильского военного Ордена Алькантара взял инициативу в свои руки. Во главе большого отряда легкой кавалерии и при поддержке тяжелой кавалерии французов он попытался пробиться через фланги португальской армии, чтобы атаковать их позиции с тыла. Он не понимал, насколько сильна позиция португальцев, пока не стало слишком поздно. Кастильские всадники были отброшены назад шквальными залпами стрел с флангов. Хуану I ничего не оставалось, как попытаться спасти положение, введя в бой все имеющиеся войска. Кастильский авангард атаковал центр португальской армии. Когда атакующие попытались пересечь португальские полевые укрепления, лучники с двух португальских флангов стали стрелять и по ним, нанося серьезный урон еще до того, как кастильцы достигли врага. Тем, кто добрался до португальских линий, удалось отбросить их назад первым же ударом, но арьергард под командованием самого Жуана Ависского пришел им на помощь. Атаковавшая кастильская баталия распалась на мелкие группы, которые метались направо и налево, не получая поддержки от своих товарищей. Примерно через час знаменосец кастильского короля был сражен стрелой и королевский штандарт пал на землю.

Телохранители Хуана I быстро посадил на лошадь и увезли прочь. Отъезд короля стал сигналом к бегству того, что осталось от кастильской армии. Кастильцы понесли страшные потери. Среди погибших был коннетабль Хуана I, а также оба маршала армии, недавно назначенный адмирал Кастилии и несколько главных офицеров его двора. Жан де Рье, который сделал все возможное, чтобы предотвратить трагедию, был найден среди убитых. Жоффруа де Партене, капитан бретонцев, также погиб в бою. Почти все португальские союзники кастильского короля были перебиты. Среди погибших было несколько известных и ярких личностей прошлых кампаний: Арно дю Солье, печально известный лимузенский разбойник 1360-х годов, который последние пятнадцать лет своей жизни провел в качестве кастильского сеньора; Хуан Рамирес де Арельяно, наваррский капитан, который в свое время служил наваррскому королю Карлу Злому, Эдуарду III и обоим королям Кастилии из династии Трастамара. В письме в Лиссабон Жуан Ависский сообщил, что 2.500 человек противника, почти половина его кавалерии, погибли. По сообщениям, дошедшим до Англии, с учетом легкой кавалерии и пехоты общие потери кастильцев были в три раза больше. Хуан I прибыл со своими приближенными в замок Сантарем, расположенный почти в пятидесяти милях от места сражения, ранним утром следующего дня. Там он сел на корабль в Тежу и отправился в Севилью по морю. Вскоре после этого кастильский флот, блокировавший Лиссабон, отступил. В течение последующих недель все кастильские гарнизоны вокруг столицы и большинство гарнизонов на севере и в центре королевства были либо эвакуированы, либо захвачены победоносными португальцами.

Битва при Алжубарроте стала основой независимости Португалии и началом величайшего периода в истории страны. Ависской династии было суждено править Португалией в течение двух столетий, а угроза поглощения страны Кастилией вновь возникла только после ее пресечения в 1579 году. В чистом поле недалеко от места битвы, которое стало известно как Баталья, Жуан Ависский основал доминиканский монастырь Санта-Мария-да-Витория, который его преемники пытались достроить вплоть до XVI века. Построенный португальскими, английскими и фламандскими архитекторами по планам, в значительной степени заимствованным из современных ему английских построек, этот великолепный памятник служил для увековечивания победы Жуана I Ависского, а со временем стал его усыпальницей. Эта битва скрепила англо-португальский союз еще до того, как это смогли сделать официальные документы. Она также изменила баланс сил среди союзников Англии и Франции на юге и укрепила позиции Португалии как морской державы, способной бросить вызов Кастилии на атлантическом побережье Европы. Для Кастилии битва при Алжубарроте стала национальной катастрофой. Хуан I удалился в крепость Кармона к востоку от Севильи, чтобы не показываться в городе. Его уверенность в себе, которая никогда не была очень велика, была уничтожена поражением. Престижу его династии и кастильской военной знати, которая была ее главной опорой, потребовалось много лет, чтобы восстановиться. На восстановление кавалерии его армии ушли годы, а финансы короны еще долгое время оставались в плачевном состоянии. До конца десятилетия Франция, которая до сих пор была главным бенефициаром союза с Кастилией, была вынуждена тратить значительные ресурсы на поддержку своего южного союзника, получая взамен очень мало[789]789
  Col. doc. Murcia, xi, no. 178; Ayala, Crón., ii, 228–36, 237, 238, 240, 241; Coron. Condestabre, 122–3; Lopes, Crón. D. João, ii, 96–9, 103, 108–9, 122–8; Westminster Chron., 132. Полевые укрепления: Paço.


[Закрыть].

* * *

Вскоре после битвы при Алжубарроте Жуан I Ависский написал герцогу Ланкастеру письмо с отчетом о ходе кампании и просьбой о помощи. Португальский король знал, что на данный момент он вывел кастильцев из войны, но он был далеко не уверен в завтрашнем дне. Кастилия была более богатой и густонаселенной страной, чем Португалия, а кастильское дворянство жаждало отомстить за свое поражение. Жуан I убеждал герцога Ланкастера возобновить свои притязания на кастильский престол, пока его нынешний владелец находится в смятении и у герцога есть гарантия португальской поддержки. "Никогда не будет лучшего шанса, чем сейчас, чтобы реализовать ваши амбиции", – писал он Джону Гонту. Однако, когда это письмо достигло Англии в первых числах сентября 1385 года, герцог уже не был уверен в своих амбициях. Португальский посол в Англии, незаменимый Луренсу Фогаса, присутствовал при оглашении письма Жуана I и сообщил, что первой реакцией герцога было оправдание. По его словам, последние два года Гонт мало думал о своих кастильских амбициях и был сильно поглощен делами на шотландской границе и текущими проблемами в Англии требовавшими всего его внимания. Возможно, Гонт также подумал о том, что из-за снижения его политического влияния в Англии трудно представить, как будет финансироваться английская экспедиционная армия в Кастилию. Согласно португальским источникам, из которых взята эта информация, только мольбы его супруги и дочери заставили Гонта изменить свое решение. Возможно, это правда. Но факты свидетельствуют о том, что к этому времени Гонт уже не надеялся свергнуть Трастамарскую династию. Битва при Алжубарроте многое изменила, но главной целью Гонта теперь было продать свои претензии кастильскому сопернику за максимально возможную цену, как в денежном эквиваленте, так и в виде дипломатических преференций. Герцог решил взять с собой в Кастилию своих дочерей Филиппу и Екатерину, которые могли бы стать ценными козырями в дипломатической игре. В течение следующих недель Гонт начал составлять подробные планы морской экспедиции в Кастилию весной 1386 года[790]790
  Lopes, Crón. D. João, ii, 183–4; PRO E403/508, m. 22 (18 сентября).


[Закрыть].

Парламент был созван на сессию в Вестминстер 20 октября 1385 года. Эта сессия была одной из самых продолжительных за многие годы и одной из самых беспокойных. С самого начала заседание было омрачено продолжающимся финансовым кризисом короны и распрями в среде английского политического класса, усиленными унизительным исходом кампании в Шотландии, свидетелями которой многие из присутствующих были воочию. Майкл Поул, теперь уже граф Саффолк, в своей вступительной речи изложил дилеммы Англии, как он делал это с красноречием и силой на каждом подобном мероприятии в течение последних двух лет. Нападение на Францию на ее территории было бы самым эффективным способом защиты Англии, повторил он, но это было слишком дорого. Поул был прав, но его правота не принесла ему приверженцев. За его выступлением последовала согласованная атака на правительство со стороны коалиции тех, кто хотел уменьшить бремя налогов, и других, чьим главным стремлением было продолжение войны в более амбициозных масштабах и возвращение к славным временам Эдуарда III. Конечные цели этих двух групп были совершенно несовместимы, но они нашли общую цель в финансовой администрации короля и в замкнутой группе придворных, окружавших его, которые, как считалось, перекачивали государственные средства в свои карманы. Это была программа 1376 года, основанная на всех старых заблуждениях. Внимание было сосредоточено на увеличении количества пэров и связанных с этим пожалований, которые король сделал во время похода в Шотландию. Некоторые из них считались незаслуженными и все они считались экстравагантными. Против повышения в титулах Невилла, Берли, Поула и Роберта де Вера была сильная оппозиция. Первые двое были вынуждены отказаться от своих новых титулов еще до заседания Парламента. Повышение Поула было подтверждено, даже если некоторые люди, по словам хрониста Томаса Уолсингема, помнили, что его отец был торговцем шерстью и ростовщиком, и считали его "более подходящим для торговли, чем для рыцарства". Никто не сказал бы этого о Роберте де Вере, графе Оксфорде. Но его повышение до маркиза Дублина, сопровождавшееся предложением отправить его в Ирландию с государственным визитом стоимостью около 45.000 фунтов стерлингов, было подтверждено только после нескольких недель препирательств[791]791
  Parl. Rolls, vii, 4–5, 11–19 (5, 16–17); Walsingham, Chron. Maj., i, 780–2; CPR 1385–9, 123. Берли, Невилл: см. Palmer (1971)[3], 489–90.


[Закрыть].

В ноябре 1385 года эта атака на окружение короля переросла в общую атаку на управление финансами правительства и на склонность восемнадцатилетнего короля слушать своих друзей, а не Совет. Для изучения счетов правительства была назначена комиссия из трех епископов и шести светских пэров. Комиссия, председателем которой был старый враг королевского правительства Уильям Уайкхем, представила настолько быстрый отчет, что трудно поверить в серьезное изучение проблемы. Члены комиссии были очень критически настроены и пришли к выводу, что при честном и эффективном управлении доходы от таможни, чужеземных приорств и королевских владений могут быть значительно увеличены. Они считали, что некоторые статьи государственных расходов слишком высоки и должны быть сокращены, в частности, расходы на содержание придворного персонала короля, королевские пожалования, военно-морские операции и гарнизоны на континенте. Палата Общин приняла эти предложения с распростертыми объятиями. Парламентарии настояли на назначении четырех дополнительных советников, включая самого Уайкхема и престарелого бывшего казначея Томаса Брантингема, со специальной комиссией для расследования исчезновения огромной суммы в 120.000 фунтов стерлингов, которая, как считалось, не была учтена в документах Казначейства. Они заставили короля согласиться на полное прекращение всех королевских субсидий из доходов в течение года. Если бы они добились своего, то заставили бы короля отозвать уже существующие пожалования. В конце концов, Палата Общин согласилась выделить полторы субсидии на сумму около 55.000 фунтов стерлингов. По меркам последних парламентских субсидий это было щедро, но это было связано с жесткими условиями. Финансовые реформы, предложенные комиссией Уайкхема, должны были быть немедленно введены в действие. Также были разработаны подробные положения, призванные обеспечить, непопадание средств в чужие руки. Были назначены три получателя субсидии и два надзирателя, которые должны были следить за ними, и все они были подотчетны Парламенту. Этим людям было поручено не выплачивать ничего в счет погашения прошлых долгов или услуг любого рода, ничего на какие-либо другие цели, кроме войны[792]792
  Parl. Rolls, vii, 6–7, 26–7 (10, 41–3); Westminster Chron., 146; PPC, i, 84–6 (дата: Palmer (1971)[3], 480–1); *Palmer (1969), 100–1.


[Закрыть].

В разгар этих дебатов реалии войны за пределами Англии заставили парламентариев в Вестминстере обратить на них внимание. Примерно через неделю после открытия Парламента пришло известие о новом кризисе в Генте. 26 октября 1385 года там прошла крупная демонстрация, организованная растущей в городе партией, которая устала от войны и союза с англичанами. Гильдии, стоявшие за этим движением, созвали своих членов на шествие по улицам, со знаменами Фландрского льва, выкрикивавших свои лозунги и направились к Пятничному рынку. К этому времени их лидеры получили письма от короля Франции и герцога и герцогини Бургундских с изложением очень выгодных условий, которые были предложены им из Парижа. Собравшиеся планировали зачитать их публично. Единственными препятствиями для заключения мира были присутствие в городе английского гарнизона сэра Джона Буршье и личное положение Франса Аккермана и Питера ван ден Босше. Их власть в городе была подорвана позорным отступлением из Дамме, но они все еще имели влиятельных и жестоких сторонников. Есть некоторые свидетельства того, что Аккерман был готов пойти на компромисс, а ван ден Босше не был готов к этому. Он планировал занять рыночную площадь своими сторонниками до начала публичного собрания, а Буршье и его английские солдаты должны были прийти на помощь. Однако партия мира перехитрила ван ден Босше. Она перенесла время своей демонстрации и заняли площадь первыми. Был неприятный момент, когда обе стороны стояли на противоположных концах рыночной площади, и каждая из них возглавлялась фалангами вооруженных людей. Все решило настроение большинства и более четырех пятых присутствующих перешли в ряды партии мира. Ван ден Босше в ярости отступил со своими людьми, оставив английских латников и лучников спасаться, как могли. Партия мира быстро взяла власть в городе в свои руки и через три дня, 29 октября, обратилась к французскому королю с предложением о переговорах. В декабре была назначена конференция между новыми лидерами города и советниками короля Франции и герцога Бургундского[793]793
  Froissart, Chron. (SHF), xi, 290–3. Аккерман: Cron. Tournay, 280. Переговоры: *Froissart, Chron. (KL), x, 562–3; *Rek. Gent, 487–95.


[Закрыть].

Но сторонники продолжения сопротивления отказались сдаваться и обратились к английскому правительству. Сэр Джон Буршье, опасаясь за свою жизнь во все более враждебном городе, срочно отправил в Англию письмо с просьбой о подкреплении. Письма достигли Вестминстера в первую неделю ноября. Совет получил разрешение Парламента на отправку в Гент 1.000 человек для укрепления своего единственного оставшегося союзника в Северной Европе. Финансировать эти силы предлагалось за счет займов. Сэр Хью Дрейтон и сэр Хью Диспенсер, опытные солдаты, командовавшие отрядами во Фландрии во время крестового похода епископа Норвичского, получили приказ отплыть из Сэндвича, как только удастся собрать людей. Судя по всему, они планировали пробиваться в Гент из Кале[794]794
  PRO E403/510, mm. 7 (7 ноября); C76/70, m. 32, E403/519, m. 23 (14 сентября); Westminster Chron., 146. Заем: Parl. Rolls, vii, 38 (6); CPR 1385–9, 60, 74.


[Закрыть].

Именно в этой сложной атмосфере Джон Гонт стал настаивать на необходимости вторжения в Кастилию. Гонт не сомневался, что имеет право на поддержку своих соотечественников. Он рассказал о своих многочисленных заслугах перед английской короной и изложил претензии своей супруги на престол короля Педро I Кастильского. Герцог указал на возможность, которую давала победа португальцев при Алжубарроте, выбить Кастилию из войны и предположил, возможно, довольно бесцеремонно, что сможет привлечь под свое знамя цвет шотландского рыцарства, сеньора д'Альбре и графа Арманьяка, тем самым косвенно способствуя безопасности шотландской и гасконской границы. На удивление он встретил мало оппозиции своим планам, учитывая степень скептицизма, который предыдущие проекты подобного рода вызывали в Палате Общин. Причина этого заключалась в том, что в некоторых кругах, несомненно, существовало сильное желание избавиться от Джона Гонта, чье присутствие в Англии было препятствием для политических амбиций молодого поколения. Но решающие факторы, вероятно, были менее личными. После битвы при Алжубарроте стратегические аргументы в пользу Португальского пути были более убедительными, чем когда эта идея в последний раз обсуждалась зимой 1382–83 гг. Война Хуана I с Португалией фактически удерживали кастильский галерный флот в южных водах с 1380 года, как и предсказывал Гонт. Более того, король Португалии предлагал английскому королю услуги сопоставимого с кастильским собственного галерного флота и уже отправив летом шесть галер в Ла-Манш. Теперь, когда позиции англичан во Фландрии практически рухнули, не было другого способа нанести удар по врагу с приемлемыми затратами.

Джон Гонт был самым богатым человеком в Англии после короля, и можно было ожидать, что он сам возьмет на себя большую часть финансового бремени по организации экспедиции. В результате упорных переговоров субсидия из государственных средств была значительно ниже 40.000 фунтов стерлингов, о которых просил Джон Гонт. В итоге сделка, заключенная между Ричардом II и его дядей, позволила безоговорочно выделить герцогу 20.000 марок (13.333 фунта стерлингов) из средств, полученных от парламентской субсидии. Еще 20.000 марок были одолжены ему на несколько сложных условиях. Если он заключит мир со своим соперником, договор должен был предусматривать выплату 200.000 добла (около 40.000 фунта стерлингов) в качестве репараций за морские нападения кастильцев на Англию. В этом случае заем был бы погашен. Но если герцог становился королем Кастилии или отказывался от своих претензий на трон на других условиях, сумма подлежала возврату в течение трех лет. В итоге Палата Общин получала определенную гарантию того, что кампания будет отвечать более широким английским интересам. В частном порядке Ричард II заверил своего дядю, что ни одно из этих условий не будет выполнено. Поэтому, Гонт получил субсидию в размере 26.666 фунтов стерлингов, что, должно быть, составляло скромную долю от общей стоимости экспедиции. Финансовые дела герцога в этот период особенно неясны, но вполне вероятно, что большая часть расходов на экспедицию была покрыта за счет займов под доходы с его английских владений[795]795
  Westminster Chron., 142; Crón. D. João, ii, 184–5. Финансы: Foed., vii, 495, 679–80; Cal. Reg. Wakefield, no. 807; PRO E403/512, m. 26 (26 июля).


[Закрыть].

Последние отголоски стратегии Фландрского пути были слышны в декабре 1385 года. 7 декабря, когда в Вестминстере закрылся Парламент, а Дрейтон и Диспенсер отправились со своими людьми на побережье, более 200 видных граждан Гента прибыли в Турне для переговоров с герцогом Бургундским и советниками короля Франции. Они торжественно въехали в город, сидя  на дорогих лошадях с большой свитой сопровождающих, и отказались спешиться, когда оказались перед герцогом. Очевидно, как с раздражением отметили французские наблюдатели, они пришли не для того, чтобы заключить мир. Но все же, 18 декабря, после десяти дней переговоров в здании аббатства Сент-Мартин, представители Гента согласились подчиниться. Условия подчинения, когда они были оглашены, были весьма щедрыми. Гент сохранял свои хартии и привилегии, дарованные ему прежними графами Фландрии. Не должно было быть никаких проскрипций и казней. Филипп Бургундский объявил о всеобщем помиловании жителей, какой бы ни была их роль в событиях последних шести лет. Блокада с города была снята, конфискованное имущество возвращено, изгнанникам разрешалось вернуться домой, а заключенные должны были быть освобождены. В жесте, имевшем огромную символическую силу, герцог заявил, что он даже не будет заставлять людей Гента делать что-либо против их совести, что было завуалированным обещанием не препятствовать их верности римскому Папе. Но в более широком смысле поражение Гента было очевидным для всех. Война стала для города катастрофой и мир, при всех его формальных уступках их интересам, мало чем смягчил это бедствие. Город потерял власть, которую он когда-то имел над городами восточной Фландрии и водными путями бассейна реки Шельда. Гильдия производителей сукна уступили свои позиции зерноторговцам и виноторговцам, а знаменитая текстильная промышленность города пришла в окончательный упадок. Гент уже никогда не станет той политической и экономической силой, которая главенствовала во Фландрии на протяжении последних ста лет[796]796
  Rek. Gent, 493–5; Cron. Tournay, 281; Chron. r. St.-Denis, i, 410; Rec. Ord. Pays-Bas, i, nos. 71, 81. Папа: *Froissart, Chron. (KL), x, 572, 573–4; Thes. n. anecd., i, 1625. Экономические последствия: Nicholas (1971), 334–40; Nicholas (1987), 14–16.


[Закрыть].

В политическом плане непосредственным результатом заключения мира стал полный разрыв политических и торговых отношений Гента с Англией. Экспедиция Дрейтона и Диспенсера была отменена как раз в тот момент, когда они собирались отплыть, а их люди были направлены на усиление гарнизона Бервика. В цитадели Гента сэр Джон Буршье и его английская компания смирились с новой реальностью. Они не собирались сражаться в последней битве с силами имеющими подавляющее превосходство. Поэтому англичане договорились с представителями герцога Бургундского о свободном проходе и, забрав штандарты английского короля, ушли в Кале[797]797
  Дрейтон, Диспенсер: PRO C76/70, m. 32; E101/40/18; E403/510, mm. 7, 8 (7 ноября), E403/519, m. 23 (14 сентября); Foed., vii, 488–9; Westminster Chron., 146–8; Walsingham, Chron. Maj., i, 786–8. Буршье: *Prevenier (1961), 305; Froissart, Chron. (SHF), xi, 294–5, 311–13.


[Закрыть]. После трех лет абсолютной власти Питер ван ден Босше нажил в Генте слишком много врагов, чтобы спокойно спать в своей постели, когда он эту власть потерял. Он бежал вместе с Буршье и поселился в Англии, где жил на пенсию от Ричарда II и продолжая поддерживать английское дело против своих соотечественников, служил в английском гарнизоне Гина летом 1386 года и в английском флоте в следующем году. Время от времени его письма, пытавшиеся поднять смуту в Генте, перехватывались агентами герцога Бургундского. Старый союзник Питера Франс Аккерман, долгие годы бывший главной опорой английского союза в Генте, остался в городе, но ему следовало бы последовать примеру своего коллеги. В июле 1386 года он был убит родственником одного из своих старых соперников[798]798
  Николас Барбо, см.: PRO E403/517, m. 16 (27 июля); E403/521, m. 18 (8 февраля); E403/527, m. 4 (6 ноября); E403/532, m. 9 (10 декабря). Куденберге: Perroy (1930), 273–5. Другие: PRO E403/527, m. 2 (22 октября); E403/530, m. 17 (23 июля). Ван ден Босше: CCR 1385–9, 204; PRO E101/40/29; *Cartellieri, 130; Froissart, Chron. (KL), xx, 364 and Chron. (SHF), xi, 312–13, xiii, 7, 9, 140, 141. Аккерман: Froissart, Chron. (SHF), xiii, 7–11; Istore, ii, 383.


[Закрыть].

* * *

В кастильском городе Вальядолид другой монарх столкнулся с проблемами высоких налогов, военных неудач и недовольства населения. Кортесы Кастилии собрались примерно в середине ноября 1385 года в церкви Санта-Мария-ла-Майор, которая в то время была кафедральным собором. Хуан I предстал перед своими подданными в черных траурных одеждах. Он произнес замечательную речь, в которой оплакивал беды кастильцев и свою собственную неспособность управлять ими так, как следовало бы. Он потерял многих из своих лучших солдат и принес бесчестье и разорение своему королевству, "боль и стыд от которых мы чувствуем в своем сердце". Он назначил покаянные процессии в кастильских городах и заявил, что со своей стороны будет носить траурные одежды до тех пор, пока Бог не даст ему знак прощения, даровав победу над врагами. Кортесы одобрили некоторые радикальные реформы и заставили короля передать многие свои прерогативы Совету из двенадцати человек, созданному из представителей трех сословий Кастилии, якобы для того, чтобы король мог сосредоточить свою неуемную энергию на ведении войны. Кортесы ввели жесткую систему воинской повинности, согласно которой каждый мужчина подлежал призыву на военную службу с двадцатилетнего до шестидесятилетнего возраста, и предусматривали регулярные инспекции для обеспечения надлежащей подготовки, вооружения и экипировки.

Самым спорным вопросом оказалось налогообложение. Хуан I уже знал, что его португальский соперник отправил послов в Англию, чтобы настаивать на совместном вторжении в Кастилию. Он признавал, что тяжелые налоги, которые он взимал до сих пор, были глубоко непопулярны и наносили экономический ущерб стране. Но он не видел никаких перспектив для облегчения положения, пока продолжается война. Более того, в условиях нынешнего кризиса их необходимо было увеличить. Кортесы согласились повысить ставку алькабалы (или налога с продаж) до 20%, что было вдвое больше существующего уровня, и разрешить принудительный заем в размере до десяти миллионов мараведи (около 44.000 фунтов стерлингов). Но, как и во Франции, налог с продаж был глубоко непопулярен у населения. Этот налог вызвал такие волнения в городах Кастилии, что Кортесы отказались от своего решения почти сразу после его принятия. Вместо более высоких косвенных налогов они предложили ввести налог на движимое имущество, что было менее обременительно для бедных, но оказалось невыполнимым с административной точки зрения. В течение двух месяцев король был вынужден вернуться к первоначальному варианту, но даже при несколько сниженной ставке в 16,6% новый налог с продаж оказалось невозможно собрать. Купцы закрывали свои лавки, а ярмарки опустели. Вдали от глаз сборщиков процветал черный рынок. Хуан I достиг пределов возможности своих подданных платить налоги, как до него Карл VI и Ричард II. В декабре 1385 года, вскоре после закрытия Кортесов, из Вальядолида во Францию отправилось кастильское посольство с просьбой срочно отправить на полуостров французскую экспедиционную армию. Хуан I не мог позволить себе заплатить этим людям, как того требовали существующие договоры с Францией и впервые он был вынужден обратиться к своим французским союзникам за финансовой и военной поддержкой[799]799
  Cortes Castilla, ii, 315–19, 329–35; Col. doc. Murcia, xi, nos. 183, 185, 187–8. Даты: ibid., nos. 180–1. Посольство: Ayala, Crón., ii, 241, 242.


[Закрыть].

Примерно в то время, когда послы Хуан I получали свои инструкции, Филипп Бургундский установил контакт с английским двором через необычного посредника. Лев VI Люзиньян был одним из лидеров возрожденного крестоносного движения конца XIV века. Он был титулярным королем Малой (Киликийской) Армении, дворянином французского происхождения, который в 1375 году потерял свое королевство в результате завоевания его мамлюкскими султанами Египта и провел несколько лет в каирской тюрьме, после чего был освобожден и обосновался в Париже. Целью его жизни было вернуть свое королевство во главе западной армии. За то короткое время, что он провел во Франции, ему удалось заручиться поддержкой этого проекта, особенно со стороны молодого короля и герцога Бургундского. Одним из многочисленных препятствий на этом пути была продолжающаяся война с Англией. Поэтому Лев VI взял на себя миссию по примирению двух стран. Несмотря на плохое знание французского и полное незнание латыни, Лев VI имел некоторые преимущества в качестве посредника. По словам современного английского источника, он был "мудрым и хитрым человеком", а также обаятельным, экзотичным и искренне нейтральным. Лев VI появился при дворе Ричарда II в Элтеме в разгар рождественских празднеств, чтобы объявить королю о своей миссии. Он произвел сильное впечатление на Ричарда II, чье собственное отвращение к войне росло год от года. Лев VI также усердно работал с главными сторонниками войны в Англии. Он провел праздник Богоявления с герцогом Глостером в его новом прекрасном поместье Плеши в Эссексе и был при дворе в Вестминстере, когда королевский Совет убеждали возобновить переговоры с представителями короля Франции после восемнадцати месяцев, в течение которых между двумя странами практически не было дипломатических контактов. Предложения Льва VI не сохранились, но они были достаточно привлекательны для Ричарда II, чтобы начать приготовления к поездке за Ла-Манш и встрече с королем Франции, как только об этом будет достигнуто соглашение[800]800
  Westminster Chron., 154; Chron. r. St.-Denis, i, 418–26; Foed., vii, 491–4, 497; CPR 1385–9, 503. O Льве VI: Jorga, 462–3; Paviot (2003), 18–19.


[Закрыть].

Конференция открылась 1 марта 1386 года в привычной обстановке церкви Лелингема. Английскую делегацию возглавлял Майкл Поул. Его поддерживал Уолтер Скирлоу, хранитель личной печати короля и ветеран многих предыдущих конференций. Французов представлял другой опытный дипломат, Николя дю Боск, епископ Байе, которому помогала команда чиновников, включавшая канцлера Франции и первого президента парижского Парламента. Их главная цель была предельно ясна из их инструкций. Они должны были избегать заключения постоянного мира, а вместо этого настаивать на долгосрочном перемирии, по крайней мере, на шесть лет, а желательно и больше, что позволило бы положить конец войне и избежать необходимости выкупать английские претензии дорогостоящими территориальными уступками. Английские министры, несмотря на свои опасения по поводу перемирия, были достаточно разочарованы войной, чтобы пойти на это. Камнем преткновения стала Кастилия. Французы не соглашались ни на какие предложения о долгосрочном перемирии, пока не будет отменена экспедиция Джона Гонта и считали, что англичан можно убедить согласиться на это. Они не допускали, что министры Ричарда II позволят конференции провалиться из-за этого вопроса, а Карл VI и его двор уже двигались на север, готовясь к прибытию короля Англии для подписания соглашения[801]801
  'Voyage de N. de Bosc', 349–55, 359. Передвижения Карла VI: 'Séjours de Charles VI', 430–1; Chron. r. St.-Denis, i, 428–9.


[Закрыть].