Текст книги "Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Сампшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 77 страниц)

Власть короны была поддержана. Но вопрос о налогообложении остался нерешенным. Не было предпринято никакой попытки созвать Генеральные Штаты, которые показали свою неэффективность в 1380 году. Вместо этого в апреле 1382 года была созвана серия провинциальных ассамблей, начиная с пяти бальяжей Шампани и Пикардии. Их представители собрались перед королем и его министрами в Компьене. Председатель Парижского Парламента Арно де Корби, как и большинство юристов XIV века, отличавшийся глубоким консерватизмом и авторитарностью, изводил делегатов речами об отчаянном положением государственных финансов. Но самое большее, на что делегаты соглашались, – это посоветоваться со своими избирателями. В итоге четыре из пяти бальяжей отказались от предоставления субсидий. Пятый бальяж, Санс, согласился на введения налога с продаж, который оказалось невозможно собрать. Принятие требований короля в Амьене, единственном городе, чьи дебаты записаны, позволяет предположить, что проблема заключалась не столько в принципе налогообложения, сколько в его распределении среди населения. В Амьене с пониманием признали нужды короля и возможно, народ поддержал бы введение прямого налога, который не ложился бы в основном на бедных, но это было неприемлемо для купеческой олигархии, которая главенствовала в гражданской жизни города. Поэтому ничего не было согласовано[631]631
  Chronographia, iii, 30–1; Chron. r. St.-Denis, i, 148–50; Chron. premiers Valois, 301; Doc. Amiens, i, 225–6.


[Закрыть].

Парижане не были представлены в Компьене, но их попросили предоставить собственный налог в размере, обещанном провинцией Санс. Капитаны городского ополчения созвали большое собрание, чтобы рассмотреть это требование. Подавляющим большинством голосов оно было отклонено. Несколько голосов было подано в поддержку правительства и их было бы больше, если бы не отвратительное настроение собравшихся. В Венсене Совет отказался принять ответ "нет" и послал Ангеррана де Куси, чтобы он образумил парижан. Ангерран был популярной фигурой в столице, одним из немногих людей, связанных с двором, которые могли свободно передвигаться по городу во время мартовских беспорядков. Но даже он смог добиться от парижан лишь ничтожного предложения в 12.000 франков. В конце апреля 1382 года Совет в отчаянии прибегнул к более жестким мерам. Сообщение с городом по реке снова было прервано у моста Шарантон, и на этот раз и у моста Сен-Клу, расположенного ниже по течению. Королевский двор переместился в Мелён, к югу от города. Оттуда войска Филиппа Бургундского начали кампанию давления на парижан, перекрыв сообщение с городом по дорогам и опустошая пригородные фермы и сады видных парижских буржуа. Поговаривали даже о штурме стен. В трапезной монастыря Сен-Дени состоялось долгое совещание, на котором представители короля и города выступали перед группой посредников, словно послы враждующих государств. Лидеры парижских гильдий, зажатые между страхом перед правительством и страхом перед толпой, в середине мая 1382 года наконец согласились на субсидию в размере 80.000 франков. Но эта сделка не имела никакой общественной поддержки и, они вероятно, знали об этом[632]632
  Chronographia, iii, 32–3, 36–7; Chron. r. St.-Denis, i, 152–6; Chron. premiers Valois, 302; Froissart, Chron. (SHF), x, 212; Gr. chron., iii, 17–18; Choix de pièces, i, no. 18.


[Закрыть].

Когда 1 июня 1382 года Карл VI официально въехал в Париж, чтобы отметить свое примирение со столицей, советники, которые были наиболее тесно связаны с попыткой короны исправить налоговую систему, держались в стороне, опасаясь, что их присутствие спровоцирует новое насилие. Нормандия, аристократическая, консервативная, тесно связанная по традиции с судьбой монархии, последовала примеру Парижа с большим изяществом. На собрании, состоявшемся в Понтуазе в начале июня, Штаты Нормандии выделили 30.000 франков. Ропот горожан возникший при первом сообщении об этом решении в Руане говорит о том, что оно пользовалось не большей популярностью среди городских налогоплательщиков, чем парижская субсидия. Несколько недель спустя, когда налог начали собирать, толпа подмастерьев и слуг во главе с мясником ворвалась на суконный рынок Руана, опрокинула прилавки и разгромила рынок. Вполне вероятно, хотя свидетельства скудны, что подобное согласие на введение налогов на провинциальных собраниях по всей северной Франции и вызывало аналогичное недовольство. К середине лета деньги от налогов снова начали поступать, но напряженность в обществе была высокой, а доходы неутешительными[633]633
  Chron. premiers Valois, 303–4; Cochon, Chron., 168; Mirot (1905)[1], 157n5; *Coville (1894), 398–401.


[Закрыть].

* * *

В значительной степени сопротивление чрезвычайному налогообложению во Франции было вызвано тем, что город Гент продолжал оказывать неповиновение графу Фландрии. Гент, инициатор городских восстаний 1379 года, сильно пострадал после того, как Людовик Мальский жестоко подавил восстание во всех остальных частях Фландрии. Его торговля была уничтожена конфискациями и блокадой. Он потерпел поражение в сражении, а в войне набегов и контрнабегов, отличавшейся жестокостью с обеих сторон, город понес большие потери. В июне 1381 года он потерял своего последнего союзника, когда город Граммон был захвачен и сожжен, а его жители вырезаны капитанами Людовика Мальского. Однако сам Гент, защищенный стенами и болотами, а также своим расположением у слияния двух великих рек, отбивал все попытки графских армий захватить его.

Города Фландрии, немецких Нидерландов и северной Франции во многих отношениях принадлежали к одному экономическому сообществу, и за ходом гражданской войны во Фландрии с напряженным интересом следили ее соседи. Современники, которые редко понимали причины городских восстаний, глубоко осознавали заразность народных возмущений. Бонаккорсо Питти, несомненно, ошибался, когда сообщил, что восстания в Руане и Париже были спровоцированы агентами Гента. Но его мнение, вероятно, отражало общепринятую точку зрения сословия к которому от принадлежал и, безусловно, его худшие опасения. События, казалось, подтвердили это мнение. В Амьене подстрекатели прошли по улицам, призывая своих сторонников криками "Долой Париж! Да здравствует Гент!"[634]634
  Граммонт: Froissart, Chron. (SHF), x, 142; Istore, ii, 244. Для третьей осады (июня – июля 1381): Cron. Tournay, 237–8, 239–40; Froissart, Chron. (SHF), x, 141, 145; 'Chron. Com. Fland.', 239; Istore, ii, 175, 199–200, 244–5; 'Chron. Pays-Bas', 273. Распространение: Pitti, Cron., 63; Doc. Amiens, i, 225–6.


[Закрыть]

В июле 1381 года граф Фландрии начал систематическую блокаду Гента. Имея гарнизоны в Куртре, Уденарде и Дендермонде, Людовик смог перерезать речные пути к Генту по Лису и перекрыть Шельду по обе стороны от города. В результате население Гента стало зависеть от набегов конных отрядов из города за провизией, а также от подвоза по суше из Эно и Брабанта или от поставок в порты Голландии и Зеландии и контрабанды через низменную местность к северу от города, известную как Четырехградье Vier Ambachten. Сырье для городских мастерских должно было доставляться теми же путями. Постепенно, в течение следующих шести месяцев, все эти пути были перекрыты. Гарнизоны Людовика Мальского патрулировали территорию вокруг Гента, нападая на обозы с грузами и убивая или заключая в тюрьму людей, сопровождавших их. Граф заставил правителей соседних государств запретить своим подданным торговать с Гентом и все они сделали это с большим или меньшим эффектом. Первым иссяк поток зерна из Эно, но поставки из Брабанта, Голландии и Зеландии продолжались, несмотря на указы их правителей, но с нерегулярными интервалами и в гораздо меньших масштабах. По мере нарастания бедственного положения города отношение графа к нему становилось все более суровым. Было предпринято несколько попыток найти решение путем переговоров, но все они потерпели неудачу, столкнувшись с непреклонностью Людовика, который не хотел принимать ничего, кроме безоговорочной капитуляции.

К концу 1381 года трагедия Гента привела к поляризации мнений во всей Северной Европе. Людовик Мальский набирал рыцарей и оруженосцев под свои знамена далеко за пределами своих владений. Многие из них не просто зарабатывали свое жалованье, а намеревались поддержать существующий социальный порядок. "Дворяне держатся вместе", – заметил Фруассар. По другую сторону волна солидарности объединила городских радикалов в самоуправляющихся городах. В Брабанте жители Лувена и Брюсселя поддержали Гент поставками провианта вопреки указам своей герцогини. Льеж, город, контролируемый гильдиями, с давней традицией политического радикализма и социальных разногласий, писал в Гент письма поддержки и обещал 600 телег пшеницы и муки в самый напряженный момент судьбы города. Даже в тех местах, которые обеспечивали блокаду и поддерживали графа деньгами и войсками, городские магистраты были напуганы силой чувств народа на улицах и в домах[635]635
  Froissart, Chron. (SHF), x, 145–7, 201–8; Chron. Liégeoise de 1402, 390–1; Quicke, 312–21. Проведение рейдов: Rek. Gent, 257, 283, 284–301; Dixmude, Merkw. Geb., 10–11; Rek. Baljuws, 387. Письма о поддержке: F. Vercauteren, Luttes sociales à Liège (1943), 98.


[Закрыть].

Отказ Людовика Мальского предоставить условия капитуляции людям Гента лишь подтолкнул их к еще более отчаянным мерам. Последняя серьезная попытка найти компромисс произошла в октябре 1381 года. Фламандские города и князья Нидерландов, отчаявшись найти решение конфликта, который начал заражать их собственные владения, созвали новую мирную конференцию. Она состоялась в Харельбеке, небольшой деревушке на берегу реки Лис недалеко от Куртре. Гент представляли двенадцать видных членов городского правительства во главе с двумя старшими эшевенами, Симоном Бетте и Жильбером де Грутере. Было заключено соглашение, подлежащее утверждению общим собранием города, предусматривавшее полное подчинение города и выдачу графу 200 главарей с которыми он поступит по своему усмотрению. Большая часть городского правительства стояла за это соглашение. Их поддержали гильдии перевозчиков товаров и виноторговцев, члены которых были разорены блокадой. Основная масса жителей, говорит Фруассар, была за мир, "за исключением сброда, который не любил ничего лучше, чем бунт". Но не только сброд был против соглашения с графом. Главными противниками мира были ткачи, которые не увидели в условиях ничего, что могло бы облегчить их отчаянное экономическое положение, а только все признаки того, что граф намеревался подавить автономию городского правительства. Ткачей подстрекали видные политики, которые были сильно замешаны в событиях последних двух лет и подозревали, что их имена будут включены в список 200 жертв для графа. Муниципалитет сделал все возможное, чтобы подавить оппозицию договору, а Питер ван ден Босше, самый видный противник соглашения, был заключен в тюрьму. 2 января 1382 года толпа, состоявшая в основном из членов гильдии перевозчиков зерна, ворвалась в ратушу, чтобы напасть на противников мира. Они убили городского клерка, который, как считалось, был одним из них, и выбросили его тело на улицу. Двух других несчастных схватили и пытали, пока они не признались в заговоре против заключения мира, после чего их в свою очередь убили. Снаружи, на улицах, шла ожесточенная битва между отрядами ткачей и перевозчиками зерна.

13 января 1382 года прибыл гонец от Людовика Мальского с ультиматумом, требующим от города ратифицировать условия соглашения о мире и предоставить заложников для обеспечения его соблюдения. 24 января, за день до того, как эшевены должны были рассмотреть это требование, было созвано общее собрание на Пятничном рынке, самой большой площади города. Противники мира пришли хорошо подготовленными. Когда горожане собрались под знаменами своих гильдий, они зачитали собравшимся декларацию, призывающую их к тому, что если они хотят, чтобы их город выжил, они должны передать все полномочия правительства в руки одного человека. У них уже был готовый кандидат: Филипп ван Артевелде. Филипп был главарем группировки, связанной с Питером ван ден Босше и гильдией ткачей, и лишь недавно начал принимать участие в городских советах. Главным же его преимуществом было то, что он был сыном Якоба ван Артевелде, знаменитого диктатора Гента, который сорок лет назад возглавил восстание города против отца нынешнего графа. Около половины присутствующих на Пятничном рынке были против этой кандидатуры. Но предложение противников мира было привлекательно своей новизной в отчаянной ситуации, и оно начало набирать популярность среди толпы. Понимая это, его противники попытались снизить легитимность собрания, выйдя из состава его участников, совершив ошибку, как это обычно бывает при принятии таких решениях. В результате у сторонников Артевелде были развязаны руки.

Сам Филипп ждал своего часа в общественной бане неподалеку. Его подхватили и с триумфом доставили в ратушу, где он был приведен к присяге в качестве капитана Гента. Было создано чрезвычайное правительство, состоящее из нового капитана и четырех советников по его выбору. Но реальная власть принадлежала самому Артевелде и Питеру ван ден Босше, который стал его постоянным советником и коллегой. Они быстро подготовили договор, который был официально предложен эшевенам на следующий день после прихода Артевелде к власти и отвергнут. Тут же против эшевенов был начат террор. Симон Бетте был линчеван а его коллега Жильбер де Грутер был обвинен в сговоре с графом и убит Артевелде собственной рукой. Три человека, включая декана гильдии перевозчиков зерна, были брошены в городскую тюрьму, а затем обезглавлены. В последующие недели Артевелде заявил о большом количестве других жертв, которые были либо убиты, либо вынуждены бежать: политиков-соперников, которых он хотел убрать с дороги, личных врагов, которые перешли ему дорогу в прошлом, и многих других людей, чья главная вина заключалась в том, что они или их предки участвовали в движении, которое свергло и убило его отца в 1345 году[636]636
  Froissart, Chron. (SHF), x, 80–1, 139–40, 147, 150–1; Rek. Gent, 272–3, *451–2; Rek. Baljuws, 405–6; Vlaamsche kron., 28–33; и еще Nicholas (1988), 123–44, 153–9.


[Закрыть].

Методы Филиппа ван Артевелде в некоторых отношениях были поразительно похожи на методы его отца, которые он, вероятно, взял за пример. Он приступил к консолидации среди жителей. Мужчины носили на руках повязки, на которых был начертан девиз "Да хранит нас Бог". Городские Советы были открыты для участия бедняков. Были приняты жесткие меры по подавлению частных распрей и бандитизма. Последовательные популистские меры укрепили власть Артевелде. Впервые в городе была введена настоящая осадная экономика. Зерно на частных складах монастырей и более богатых горожан, имевших фермы за стенами города, было реквизировано и распродано по фиксированным ценам. Взимались круто прогрессирующие налоги, которые перекладывали бремя финансирования войны на владельцев крупного торгового капитала и больших земельных владений. Методы закупок Гента стали еще более агрессивными, чем раньше. Была организована флотилия небольших лодок для доставки грузов под усиленной охраной по реке. Франс Аккерман во главе большого вооруженного отряда совершил рейд по территории Брабанта и княжества-епископства Льеж, чтобы найти зерно и доставить в Гент. В ответ Людовик Мальский ужесточил блокаду. Его офицеры разрушили мосты через реку Дендер, по которым проходили обозы из Брабанта и наняли свой собственный флот из лодок, чтобы остановить движение по реке с севера. Поток поставок снова сократился до незначительной струйки[637]637
  Vlaamsche kron., 31, 33; Froissart, Chron. (SHF), x, 140, 202–7; Rek. Baljuws, 137–45, 486.


[Закрыть].

Фруассар считал, что "в душе Филипп ван Артевелде был англичанином" ("имел мужество скорее англичанина, чем француза"). Несомненно, он был прав. Филипп был назван своим отцом в честь супруги Эдуарда III Филиппы, которая была его крестной матерью. Его ранние годы прошли в Англии, где его мать нашла убежище после смерти Якоба. Но преданность Филиппа Англии объяснялась не только чувствами. С 1369 года, если не раньше, он находился на жаловании у английского правительства, получая солидную сумму в 100 марок в год. В долгосрочной перспективе он понимал, что его меры не спасут город, если он не сможет втянуть Англию в гражданскую войну во Фландрии. Поэтому в феврале 1382 года, через месяц после прихода к власти, он отправил трех своих помощников в Вестминстер, чтобы начать переговоры с английским Советом. Он обещал признать Ричарда II графом Фландрии и королем Франции, если англичане снабдят оружием жителей Гента и приведут флот и армию в Нидерланды летом[638]638
  Froissart, Chron. (SHF), x, 84, 260; CPR 1345–8, 9; CPR 1348–50, 568; PRO E403/462, m. 8 (6 мая); E403/493, m. 9 (30 декабря); Palmer (1972), 245–6.


[Закрыть].

* * *

До сих пор английское правительство не предпринимало никаких попыток использовать события во Фландрии. Этот регион был экономически важен для Англии, но он отвлекал внимание от главной задачи – борьбы с Францией. Английских министров больше устраивало поддерживать теплые отношения с Людовиком Мальским. Когда эмиссары Филиппа ван Артевелде прибыли в Англию, они застали министров Ричарда II занятыми планами предстоящей мирной конференции. Проблема всех мирных инициатив, как узнал Джон Гонт в Брюгге, заключалась в том, что без реальной военной угрозы, послам было бы нечего представить в зале заседаний. Поэтому Большой Совет, одобривший проведение конференции, также постановил собрать армию из 6.000 человек для вторжения во Францию под командованием самого молодого короля в случае, если дипломатия потерпит неудачу. К сожалению, дворяне, собравшиеся в Виндзоре, не имели права назначать налоги и не смогли предложить других способов финансирования армии. У министров короля не было ни денег, ни союзников на континенте, кроме Португалии. В марте 1382 года они с горечью размышляли о том, что не смогут вести войну и не смогут заключить мир. Для тех в Вестминстере, кто искал выход из этого затруднительного положения, появление эмиссаров Филиппа ван Артевелде через несколько дней после закрытия Большого Совета было просто находкой. Оно открывало перспективу вторжения во Францию с севера при поддержке фламандцев, причем гораздо большими силами, чем Англия могла собрать из своих собственных ресурсов. Кампания на севере также с большей вероятностью могла найти поддержку в Парламенте и среди финансистов Лондона, где влияние гражданской войны во Фландрии на торговлю шерстью уже вызывало беспокойство[639]639
  Foed., iv, 141; Parl. Rolls, vi, 269–70, 271 (3, 9); Westminster Chron., 24; PRO E364/15, m. 4 (Херефорд); E403/487, m. 18 (10 февраля).


[Закрыть].

Совет Ричарда II подхватил инициативу Артевелде. Но Совет представлял собой коалицию людей с разными интересами и предрассудками. Те, кто хотел добиться успеха мирной конференции, поддержали предложения фламандцев из тактических соображений. Но в последующие недели их вытеснили другие, преследовавшие более масштабные цели. Некоторые из них считали, что восстание в Генте действительно может послужить средством восстановления стратегического баланса с Францией. Некоторые были больше заинтересованы в том, чтобы покончить с делами на юге, которым отдавал предпочтение Джон Гонт. В результате интерес к миротворчеству начал ослабевать. Было созвано собрание корабельных мастеров, чтобы проконсультироваться по поводу логистических проблем, связанных с отправкой войск в восточную Фландрию. Были разработаны предварительные планы по доставке на континент предполагаемой армии в 6.000 человек на восьмидесяти больших кораблях и высадке ее в Антверпене в устье Шельды. Экспедиция, по оптимистичным прогнозам, должна была обойтись примерно в 60.000 фунтов стерлингов. Для рассмотрения способов сбора этой суммы без парламентского налогообложения была созвана еще одна ассамблея, состоящая из купцов и финансистов. В нее вошли представители всех торговых городов Англии и итальянских банковских домов в Лондоне. Финансисты решили, что деньги можно выделить, но только в том случае, если Парламент будет готов подкрепить заем обещаниями введения новых налогов. Итак, 24 марта 1382 года Парламент был созван на очередное заседание в надежде, что он пересмотрит свое предыдущее решение. Открытие было назначено на 7 мая. Эмиссарам Артевелде было сказано, что через неделю после этого они получат твердый ответ. Английские послы все еще находились в Пикардии, внося последние штрихи в подготовку к мирной конференции, но к моменту их возвращения в Вестминстер в конце марта Совет уже в частном порядке отказался от политики урегулирования с Францией. На смену ему пришла политика, характерная для оппортунизма английского мышления: программа дипломатических уклонений и временных решений, растянувшаяся на лето и призванная выиграть время, пока министры Ричарда II спорили о том, стоит ли вмешиваться в дела во Фландрии или Кастилии, и смотрели через Ла-Манш, что можно извлечь из все более запутанной ситуации во Франции[640]640
  *Palmer (1972), 245–6; Parl. Rolls, vi, 269–70, 271 (3, 9); CCR 1381–5, 121–2; Foed., iv, 143; PRO E364/15, m. 7d (Кобэм); Westminster Chron., 24.


[Закрыть].

Агенты Филиппа ван Артевелде покинули Англию 7 апреля 1382 года. Примерно через две недели исчезла последняя надежда на мир во Фландрии. В соборном городе Турне была созвана конференция, по крайней мере, третья по счету, под эгидой правителей Голландии, Эно, Брабанта и Льежа, которые были обеспокоены дестабилизирующим влиянием гражданской войны во Фландрии. Все крупные фламандские города прислали своих представителей. На Гент возлагались большие надежды. Когда Филипп ван Артевелде отправлялся в Турне во главе делегации, улицы города были заполнены людьми, молившимися за его успех. Но когда дело дошло до дела, Людовик Мальский отказался вести переговоры. Он никогда не желал никакой конференции, так как уже знал о переговорах Филиппа ван Артевелде с английским правительством, о которых ему сообщили его шпионы в Лондоне. Граф активно набирал войска для последней попытки подавить восстание силой и был уверен в победе. Находясь в замке Мале Людовик объявил, что Совет объявит его требования в надлежащее время. И когда в конце концов его требования стали известны, они были мрачными. Он согласится на сдачу Гента, сказал граф, при условии, что все взрослые мужчины города предстанут перед ним, чтобы покаяться в своих деяниях, одетые в одни рубашки, с обнаженной головой и с петлями на шее, а он решит их судьбу в тот же день. Бальи Эно пытался убедить представителей Гента покориться даже на таких условиях. Но Филипп ван Артевелде ответил, что он и его коллеги не имеют права распоряжаться жизнями своих сограждан, после чего уехал[641]641
  *Palmer (1972), 246; Froissart, Chron. (SHF), x, 207–11, 215–16; Cron. Tournay, 242; 'Chron. Pays-Bas', 275; Istore, ii, 177; Quicke, 318–19, 321. Шпионы: *Palmer (1972), 245–7.


[Закрыть].