Текст книги "Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Сампшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 77 страниц)

19 июля 1382 года королева родила мальчика, который умер через четыре дня. Принято считать, что ребенок был от Андейро, но король отметил его рождение и смерть экстравагантными проявлениями радости и печали, а Беатриса снова стала наследницей. Для более расчетливых людей в окружении королевы это событие открыло путь к примирению с Кастилией, которое, должно быть, планировалось в ее окружении в течение нескольких недель. Вероятно, что первые попытки к сближению были предприняты, когда кастильская армия двигалась на юг к Бадахосу в конце июля, и что несостоявшееся сражение при Кайя было не более чем фарсом разыгранным для англичан. Ясно лишь то, что вскоре после отступления от Кайя коннетабль португальской армии в сопровождении Гонсало Васкеса де Азеведу привез официальное предложение в штаб Хуана I. Затем последовали десять дней интенсивных переговоров. Португальские эмиссары получали инструкции в тайне. Чтобы не привлекать внимания англичан, они передвигались ночью с одним оруженосцем для сопровождения. Точный источник их инструкций остается загадкой. Позднее Фернанду I заявил англичанам, что не имел никакого отношения к переговорам. Это заявление было воспринято как уловка, призванная скрыть его смущение, но оно вполне могло быть правдой. Во многих высказываниях Фернанду I в это время чувствуется усталость и покорность. Он, конечно, не был неспособным понять, что происходит вокруг него, но его терзала боль, и он был не в состоянии противостоять королеве и ее доверенным лицам. Со своей стороны, у Хуана I были веские причины заключить мир с Португалией, несмотря на численное превосходство его армии и энтузиазм его ведущих капитанов. Он не хотел рисковать в сражении с английской армией даже в ее нынешнем плачевном состоянии. Кроме того, содержа армию и флот почти непрерывно в течение более года, он оказался в серьезном финансовом затруднении. Вероятно, Хуан I уже не мог поддерживать свою армию в боеготовности еще сколько-нибудь долго[657]657
  Lopes, Crón. D. Fernando, 523–4, 534–6, 561; Ayala, Crón., ii, 158–60; Suarez Fernandez (1977), i, 97–101.


[Закрыть].

Договор между Кастилией и Португалией был окончательно заключен ранним утром 10 августа 1382 года. Условия были чрезвычайно благоприятны для Португалии. Было решено, что помолвка Беатрисы с сыном графа Кембриджа будет расторгнута, и вместо этого она будет обручена со вторым сыном кастильского короля, инфантом Фернандо. Поскольку Фернандо не исполнилось и года, Леонора получила гарантию длительного регентства после смерти мужа, с некоторой перспективой кастильской поддержки против ее внутренних врагов. Кастильцы согласились вернуть все, что они завоевали во время войны, включая крепость Алмейда, весь португальский флот, захваченный при Сальтесе, и всех военнопленных, оказавшихся в их руках. Английская армия должна была быть выведена из Португалии как можно скорее. Хуан I согласился предоставить корабли своего флота, чтобы перевезти их обратно в Англию. Англичане ничего не знали обо всем этом, пока утром 10 августа через их ряды не прошли герольды, провозгласившие мир. Они были поражены и кричали, что их предали. Солдаты бросали на землю свои шлемы и били по ним топорами, а граф Кембридж гневно заявил, что договор не имеет для него обязательной силы и если бы он не потерял большую часть своей армии, то продолжал бы борьбу с кастильцами в одиночку. А так он ничего не может поделать. В последующие недели Португалия завершила свою политическую переориентацию, отказавшись от повиновения римскому Папе и объявив себя сторонницей авиньонского. Граф Кембридж очень холодно расстался с королем. Некоторые из его гасконских солдат и английских лучников решили остаться и перейти на службу к португальцам. Большинство кастильских изгнанников, прибывших с ним в Португалию, также остались там, и некоторые из них позже заключили собственный мир с Трастамарской династией. Сэр Джон Саутери, лидер английских бунтовщиков в Вила-Висоза, бежал, чтобы не подвергнуться позору в Англии. Два года спустя его разыскали в Арагоне и похитили агенты английского правительства, но, судя по всему, он умер, так и не дождавшись отправки в Англию. Остальная часть английской армии последовала за графом Кембриджем на запад, в небольшой порт Алмада в устье Тежу напротив Лиссабона, чтобы дождаться отправки в Англию[658]658
  Quadro elementar, i, 248–9; Lopes, Crón. D. Fernando, 541–4. Изгнанники: Russell, 343n1. Саутери: PRO E403/505, m. 12 (24 ноября).


[Закрыть].

* * *

Дипломатическая конференция в Пикардии завершилась в начале августа 1382 года, в то время как тайные переговоры о Бадахосском договоре все еще продолжались. Французы, ожидавшие от конференции большего, чем англичане, гневно отреагировали на то, что они расценили как грубое нарушение. Примерно в середине августа 1382 года состоялось заседание Совета Карла VI, вероятно, в королевском замке Компьень на Уазе к северу от Парижа. Совет решил продолжить осуществление ранее принятого плана, приостановленного на время конференции, послать армию в Лангедок и вторгнуться в английское герцогство Аквитания. Нет никаких свидетельств разногласий или даже серьезных дебатов по этому вопросу. Если герцог Бургундский и предпочел бы карательную экспедицию против Гента, он, не стал настаивать на этом. Карл VI, который должен был принять номинальное командование армией, принял Орифламму в Сен-Дени 18 августа. Неделю спустя решение было объявлено в Париже на одном из тех театральных собраний, которые придавали вес многим великим моментам правления монархов династии Валуа. Молодой король восседал на троне в большом зале дворца на острове Сите в окружении своих дядей, герцогов Бургундского и Бурбонского, коннетабля Оливье де Клиссона, ведущих горожан Парижа и толпы советников, юристов и священников, когда Филипп Бургундский объявил, что англичане отвергли мир и перемирие, несмотря на щедрые территориальные уступки, которые были им сделаны. Король, сказал Филипп, намерен защищать свое королевство и вести войну с англичанами в Аквитании. Армия была созвана на сбор в Орлеан на 20 сентября[659]659
  PRO E101/319/4; Chron. r. St.-Denis, i, 174–8; Chronographia, iii, 38–9; Chron. premiers Valois, 304–5; Chron. r. St.-Denis, i, 178. Дата проведения Совета в Компьене: 'Séjours', 416; Itin. Ph. le Hardi, 152. Сбор: BN PO 2987, Vienne/52.


[Закрыть].

Освободившись от ограничений мирной конференции и все еще не зная о катастрофе, разворачивающейся в Португалии, английские министры продолжали подготовку к экспедиции Джона Гонта в Гасконь и Кастилию. Старый капитан-наемник Карла Наваррского Бертука д'Альбре был послан в Памплону, чтобы убедить его открыть пиренейские перевалы для армии Гонта. Жеро де Менто, ветерану стольких бесплодных дипломатических миссий в Барселону, было поручено предпринять еще одну попытку заинтересовать осторожного короля Арагона. 9 августа 1382 года были опубликованы предписания о выборах нового Парламента, третьего за год, который, как ожидалось, одобрит эти планы и предоставит налоговые субсидии для их оплаты. Обе страны, казалось, двигались к решающему противостоянию на юго-западе Франции, первой крупной кампании там с 1377 года[660]660
  Foed., iv, 153; Dipl. Corr., 19–20; CCR 1381–5, 210–11.


[Закрыть].

Джон Гонт провел сентябрь 1382 года в своих поместьях в Йоркшире, в то время как в Вестминстере усердное лоббирование южной стратегии, которым он и его сторонники занимались большую часть года, было прервано непредвиденными событиями. В середине месяца Луренсу Фогаса вернулся в Англию в сопровождении оруженосца из английской армии в Португалии и привез с собой неприятные новости о Бадахосском договоре. Реакцией герцога, когда ему принесли эти новости с юга, был упрямый отказ смотреть фактам в лицо. Он не хотел признавать, что это фиаско ставит под сомнение осуществимость его амбиций в Кастилии. Он даже не хотел признавать, что союзу с Португалией пришел конец и что дни графа Кембриджа в Португалии сочтены. Вместо этого он занялся набором подкреплений и попытался укрепить решимость своего брата. Фогаса, который так и не смирился с политическим разворотом своей страны и знал взгляды Фернанду I, вполне возможно, поощрял его в этом. Но для большинства наблюдателей должно было быть очевидно, что доводы в пользу отправки армии через Пиренеи были значительно ослаблены судьбой другой операции, которой Гонт надеялся сокрушить кастильского короля. В то время как судьба южной стратегии повисла в воздухе, северная стратегия процветала. Совет поддерживал контакт с Филиппом ван Артевелде. Хотя капитан Гента не смог приехать в Англию, в течение всего лета через Ла-Манш велась оживленная дипломатическая переписка. Три советника из Гента находились в Вестминстере в конце сентября. К концу месяца был готов проект договора между Англией и мятежными городами. Совет, который до сих пор имел дело только с агентами из Гента, предложил ему прислать делегацию, представляющую все три Великих города Фландрии, для заключения договора[661]661
  Гонт: Goodman (1992), 93; PRO E403/490, mm. 13, 14, 15 (13 сентября). Фогаса: PRO E403/493, m. 3 (30 окт.); CPR 1381–5, 191, 216. Фландрия: PRO E101/319/2, 6; Rek. Gent, 344; Rek. Gent, 329; Parl. Rolls, vi, 280 (3); Walsinghman, Chron. Maj., i, 624; Foed., iv, 153.


[Закрыть].

В этот момент в ситуацию вмешалась одна из самых необычных и противоречивых личностей конца XIV века. Генри Диспенсер, епископ Норвича, был мирским и ярким прелатом, которому тогда было около сорока лет. Он принадлежал к одной из великих военных семей Англии, и, как заметил его современник, хронист Томас Уолсингем, он был создан скорее для того, чтобы быть солдатом, чем священником. В 1360-х годах он действительно недолго сражался на стороне своего брата Эдуарда, который в то время был наемным капитаном в Италии. Два десятилетия спустя Уолсингем описал его, ведущего в бой дворянство Норфолка во время крестьянского восстания, в стальном шлеме и доспехах, с обоюдоострым мечом в руке, "скрежеща зубами, как большой кабан". По общему мнению, Диспенсер был человеком довольно недалекого ума. Есть все основания полагать, что его вмешательство в войну с Францией на самом деле было делом рук его капеллана Генри Боуэта, хитрого и амбициозного церковного политика, который в итоге стал архиепископом Йоркским. В марте 1381 года, Боуэт находясь в Риме с обычной дипломатической миссией от английского правительства, убедил Урбана VI издать две папские буллы в пользу епископа, дающие ему право в любой момент по своему усмотрению объявить крестовый поход против сторонников авиньонского Папы в любой точке Европы. Диспенсер был уполномочен предоставлять индульгенции добровольцам как крестоносцам в Святой земле, готовым поступить на службу на целый год или внести соответствующий денежный взнос. Ему разрешалось освобождать священнослужителей, вызвавшихся добровольцами, от обязательств по месту жительства и выводить их из под власти любого из их начальников, который мог бы возражать против этого. Третья булла, изданная позже, наделяла его широкими дисциплинарными полномочиями в отношении английской церкви с целью продвижения этого предприятия.

До сих пор Диспенсер не использовал эти документы, и вполне возможно, что английское правительство ничего о них не знало. Но 17 сентября 1382 года, чувствуя, что его момент настал, он объявил себя нунцием Папы Урбана VI в Англии. Он разослал копии булл каждому епархиальному епископу и развесил их на дверях церквей и в общественных местах по всей стране. Диспенсер (или, скорее всего, Боуэт) считал, что лучший способ заручиться поддержкой его крестового похода – это принять северную стратегию. Некоторые члены Совета Ричарда II выступали за это уже несколько месяцев. Палата Общин, с ее традиционной заботой о торговле шерстью и фламандских рынках, скорее всего, должна была поддержать расходы на это предприятие. Поэтому Диспенсер предложил правительству набрать армию крестоносцев и провести их во Фландрию через Кале. Ирония, отмеченная современниками, была в том, что сторонники Урбана VI в Англии собирались организовать крестовый поход против графа Фландрии, одного из ведущих сторонников этого Папы среди государей Северной Европы. Как только Диспенсер занял бы Фландрию, он предполагал при поддержке мятежных фламандских городов вторгнуться в раскольническую Францию и обещал держать свою армию в поле в течение целого года. Но самой привлекательной частью его предложения было то, что налогоплательщикам пришлось бы оплатить лишь часть расходов на это предприятие. Многие из участников должны были служить бесплатно ради спасения своих душ. Продавая индульгенции, епископ рассчитывал, что сможет внести существенный финансовый вклад в расходы других участников[662]662
  Walsingham, Chron. Maj., i, 490–4, 626; Froissart, Chron. (SHF), xi, 91; Dipl. corr., 10–11, 187; Wykeham, Reg., ii, 198–211.


[Закрыть].

* * *

Предложение епископа Диспенсера было крайне нежелательным для Джона Гонта. Оно возродило все старые стратегические разногласия, которые, казалось бы, были ликвидированы летом, и поставило под угрозу перспективу получить одобрение Парламента на свои планы в Кастилии. За его трудностями скрывались зачатки значительного перераспределения сил, в результате которого Гонту становилось все труднее навязывать свою волю английскому правительству. В отсутствие каких-либо формальных договоренностей о регентстве влияние Гонта зависело от продолжающейся пассивности короля-мальчика. К 1382 году эту пассивность уже нельзя было считать само собой разумеющейся. Ричарду II было пятнадцать лет, на год меньше того возраста, который традиция начинала признавать возрастом совершеннолетия для государей. Его собственный характер, своенравный, импульсивный, стремящаяся произвести впечатление, уже начинал давать о себе знать за пределами его двора. Крестьянское восстание, в котором он сыграл выдающуюся роль, в основном по собственной инициативе, сделало его совершеннолетним. Кроме того, оно резко подчеркнуло значение его собственного статуса как короля. В январе 1382 года Ричард II сделал еще один шаг к независимости, женившись на Анне Богемской, сестре германского короля Венцеля I (он же чешский король Вацлав IV Люксембург). Этот брак, несмотря на его непопулярность в стране, был организован в основном придворными офицерами Ричарда II при сильной личной поддержке самого короля. Это принесло ему определенную эмоциональную независимость и более крупный и организованный двор, что побудило его взять управление делами в свои руки. Это также отдалило его от дядей и крупных магнатов, которые главенствовали в период его раннего детства. В июле 1382 года король поразил политическое сообщество, уволив канцлера, сэра Ричарда Скроупа, друга и бывшего стюарда Джона Гонта, который отказался исполнить то, что он считал бесполезными королевскими дарами  друзьям короля[663]663
  Walsingham, Chron. Maj., i, 572, 620–4.


[Закрыть].

Это был один из ряда инцидентов, которые сделали роль друзей Ричарда II более заметной. Главными среди них были два человека обладавшие выдающимися способностями, которым суждено было сыграть важную роль в политических разногласиях последующих лет: сэр Саймон Берли и сэр Майкл Поул. Берли был бывшим приближенным Черного принца, нажившим и потерявшим состояние в войнах в Пуату, прежде чем стал воспитателем и наставником короля-мальчика и, в конечном итоге, его вице-камергером. Поул был сыном известного торговца шерстью из Халла, который в первые годы войны был главным банкиром старого короля и еще одним человеком, сделавшим карьеру профессионального военного во Франции. Ему было около пятидесяти лет, и ранее он служил под командованием Черного принца и Джона Гонта в Гаскони. В 1381 году Парламент назначил Поула в королевский двор для "консультирования и управления" королем, и быстро приобрел сильное личное влияние на Ричарда II. Берли и Поул были заинтересованы в эффективном осуществлении власти короля и стали печально известны своей готовностью использовать ее в собственных финансовых интересах. Но они также были глубоко преданы Ричарду II и привнесли в его умонастроение отстраненность от прошлых противоречий, что позволило видеть проблемы более ясно, чем это делали дяди короля или крупные магнаты, которые главенствовали в правительстве в начале правления. Ни Ричард II, ни его советники еще не выработали тех ярко выраженных взглядов на войну, которых они будут придерживаться позже, но они были гораздо менее склонны, чем раньше, подчиняться мнению герцога Ланкастера[664]664
  Берли: Saul (1997), 113–14. Поул: ODNB, xliv, 709–10; Parl. Rolls, vi, 226 (38).


[Закрыть].

Хотя Берли и Поул в то время были главными политическими советниками Ричарда II, при короле были и другие люди, менее вовлеченные в повседневную деятельность правительства, чья роль становилась все более важной. Некоторые из них были рыцарями его двора, теми людьми, которые на протяжении многих поколений были исполнителями королевской политики и чье сравнительно скромное происхождение делало их зависимыми от королевской благосклонности. Некоторые из них были молодыми дворянами возраста самого Ричарда II: такие, как Ральф Стаффорд, пятнадцатилетний сын графа Стаффорда, который, вероятно, был ближе всех к королю до своей преждевременной смерти в 1385 году; или шестнадцатилетний Томас Моубрей, впоследствии граф Ноттингем. Более значительным, поскольку он был более амбициозным, чем эти двое, и более зрелым, был Роберт де Вер, граф Оксфорд, который в 1381 году поехал с Ричардом II в Майл-Энд и вскоре стал его неразлучным спутником. Эти и другие молодые люди подпитывали самоуверенность короля и с удовольствием принимали почести и подарки из его рук.

Отношения между короной и дворянством были критически важны для политической стабильности позднесредневековой Англии и во многом зависели от равномерного распределения покровительства короны. Использование этого покровительства для укрепления власти и богатства горстки привилегированных лиц и их приближенных неизбежно создавало врагов среди других знатных дворян, лишенных королевской благосклонности. В 1380-х годах эти обиды с особой горечью разгорались в груди дяди Ричарда, амбициозного и напористого графа Бекингема. Один из самых знатных людей в королевстве по праву рождения, Бекингем был обречен бессильно наблюдать за тем, как его мнение игнорируется, а претензии меньших людей на щедрость Ричарда II удовлетворяются с оскорбительным изобилием. По разным причинам настроения королевского окружения также привели к постепенной изоляции Джона Гонта. К 1382 году он остался почти в полном одиночестве. Его огромное богатство сделало ненужным для него заключение союзов со своими коллегами-магнатами. Сами его личные качества отталкивали от него людей. Как заметил один проницательный современник, английская знать боялась и завидовала "огромной власти, верным суждениям и выдающемуся уму" Джона Гонта[665]665
  Westminster Chron., 112.


[Закрыть]. Нигде этот страх и зависть не ощущались так сильно, как в ближайшем окружении Ричарда II. Пока король жил в тени Гонта, он не мог по-настоящему царствовать. Изоляция Ричарда II от современников и его эмоциональная нестабильность не позволяют выделить какую-либо последовательную линию в его поведении, но его периодические вспышки гнева против дядей стали более частыми и более жестокими.

* * *

В конце сентября 1382 года французский двор покинул Париж и двинулся на юг в направлении Орлеана, места сбора армии для похода в Аквитанию. Примерно в это же время начали поступать сообщения об интенсивных дипломатических контактах Англии и Фландрии. Людовик Мальский имел своих агентов среди фламандской общины в Лондоне. По крайней мере, некоторые из встреч фламандцев с английскими агентами происходили в Брюгге, многонациональном городе, где мало что оставалось тайной надолго. В Монтаржи, дворце удовольствий Карла V к востоку от Орлеана, собрался королевский Совет, чтобы рассмотреть последствия этих сообщений. В некоторых отношениях дебаты были похожи на те, что состоялись в Вестминстере тремя месяцами ранее. Герцог Бургундский, который до сих пор был вынужден соглашаться с южной стратегией Совета, теперь серьезно опасался за наследство своей жены во Фландрии. Он ратовал за вмешательство Франции в дела графства в поддержку Людовика Мальского и убеждал присутствующих в том, что сеньор должен поддерживать своего вассала. Тем, кто вспомнил о прошлых изменах Людовика, он ответил, что граф готов загладить свою вину и служить королю, как подобает. Его слушатели оставались скептиками и не желали менять уже утвержденные планы. На данный момент над герцогом довлело общее мнение окружающих. Совет считал, что лучшим вариантом будет отправить во Фландрию комиссию советников, чтобы попытаться предложить условия соглашения Генту и договориться с Людовиком Мальским. Сбор армии в Орлеане был отложен до прояснения ситуации. Но советники короля, согласно наиболее авторитетному отчету, приняли твердое решение, продолжать реализацию своего первоначального плана нападения на англичан на юго-западе[666]666
  'Séjours', 417; Istore, ii, 207; Gr. chron., iii, 18. Хелчин: 'Chron. Pays-Bas', 276; Froissart, Chron. (SHF), x, 249–50. Задержка: BN PO 2987, Vienne/52.


[Закрыть].

Когда 8 октября 1382 года Парламент собрался в Вестминстере, вступительную речь произнес новый канцлер, епископ Лондона Роберт Брейбрук. Брейбрук был удобной фигурой, не обладавшей парламентскими навыками своего предшественника. Его неубедительное выступление, очевидно, было расценено как не соответствующее ситуации, поскольку за ним последовала пламенная речь в Белом зале Джона Гилберта, епископа Херефорда. Англия, сказал Гилберт, никогда еще не была в такой опасности и без энергичных мер королевство останется "на грани завоевания оставленное на милость врагов, а нация и язык Англии будут полностью уничтожены". Два благородных пути предлагали спасение от окружающих опасностей, каждый из которых был благословлен Папой Римским и обеспечен индульгенциями крестоносцев. Фландрский путь, предложенный епископом Норвича, представлял собой прекрасный и широкий путь во Францию, дающий возможность нанести серьезный урон врагу в союзе с фламандскими городами при условии, что эти усилия будут поддерживаться достаточно долго. С другой стороны, Португальский путь открывал перспективу полного окончания войны, поражения врагов Англии и воцарения Джона Гонта на кастильском троне. Не было лучшего способа окончательно решить вопрос с Францией. Герцог, по словам Гилберта, был готов направить в Испанию армию из 2.000 латников и 2.000 лучников. Расходы составили бы 43.000 фунтов стерлингов при условии, что солдатам будет выплачиваться двойная ставка жалования и что кампания продлится шесть месяцев. Эта сумма, по предложению Гилберта, первоначально должна была быть собрана за счет налогов. Но при условии, что Гонт победит, вся эта сумма будет выплачена со временем из доходов с его владений в Англии.

Сам факт проведения подобных дебатов свидетельствовал о полном параличе королевского Совета. Не было прецедента, чтобы важное стратегическое решение такого рода выносилось на рассмотрение обеих Палат Парламента. Результатом стал тупик. В Палате Лордов возобладало мнение Джона Гонта. Пэры считали, что армия в 4.000 человек недостаточно велика, но они приняли аргумент, что Португальский путь может решить исход войны с Францией. Они также считали, что необходимо прийти на помощь графу Кембриджу. Очевидно, они имели совершенно нереалистичное представление о положении Кембриджа. Палата Общин придерживалась другого мнения. С некоторой тревогой, помня о восстании 1381 года, они проголосовали за субсидию в размере одной десятой и пятнадцатой от движимого имущества, предложив способы уменьшить долю бремени, которое несло крестьянство. Хотя Палата Общин не ограничивала использование средств, она ясно дала понять, что предпочитают Фландрский путь. Автономия Фландрии, по их словам, была существенным интересом для Англии и кроме того, ее было легче поддержать силой оружия. Экспедиционная армия отправилась бы по более короткому морскому пути, а привлекательность участия в крестовом походе стала бы мощным фактором, способствующим вербовке как англичан, так и иностранцев. И в конце концов это обошлось бы намного дешевле, а косвенные выгоды были бы получены и на других фронтах. Английское вторжение во Фландрию заставило бы французское правительство отменить свои планы по захвату Гаскони и удержало бы его от оказания военной помощи Кастилии[667]667
  Parl. Rolls, vi, 281–4, 289, 296–7 (9–13, 15, 23, 46).


[Закрыть].

Палата Общин была более реалистична в своей оценке стратегического положения, чем лорды, но ни одна из Палат Парламента не рассчитывала на скорость реакции со стороны французов. В первых числах октября 1382 года комиссары, которых французский королевский Совет назначил для переговоров с фламандцами, прибыли в Турне. Это была внушительная группа, возглавляемая Милем де Дорманом, канцлером Франции, и Арно де Корби, первым президентом Парламента. Из Турне они направили письма в три больших города с просьбой о выдачи охранных грамот. По их словам, они прибыли по поручению короля, чтобы заключить мир между фламандцами и их графом и выяснить, есть ли основания для слухов о том, что они ведут переговоры о союзе с Англией и передали примирительное письмо от Карла VI. Филипп ван Артевелде получил это послание в Генте. Он отправился в Уденарде, осада которого продолжалась уже пятый месяц, чтобы посоветоваться с капитанами фламандской армии. Все вместе они приняли курс, который должен был привести их к катастрофе и не приняли оливковую ветвь мира такой, какой она была. Похоже, они понимали, что прямой отказ рискует спровоцировать французское вторжение, но они были уверены в способности огромной массы людей, собравшихся под Уденарде, оказать французам отпор. Фламандцы убедили себя в том, что англичане, которые на самом деле были глубоко разделены во мнении о достоинствах союза с ними, настолько отчаянно нуждались в доступе к фламандскому рынку, что послали бы экспедиционную армию во Фландрию на любых условиях. Они также считали, что у них больше времени, чем было на самом деле. Филипп ван Артевелде, из Гента, написал французским комиссарам, что он не будет вести с ними переговоры, если они сначала не добьются капитуляции графских гарнизонов в Уденарде и Дендермонде и не откроют для судоходства реку Шельду. Комиссары смиренно ответили, что они лишь просят выдать охранные грамоты для обсуждения таких вопросов. Но Филипп повторил свой отказ. "Поверьте нам, когда мы говорим, что имеем в виду это, – написал им ван Артевелде, 14 октября, – ибо, хотя мы бедные и скромные люди, мы умеем говорить как принцы".

В тот же день фламандская делегация, которая должна была заключить соглашение в Англии, получила свои инструкции. Филипп не подавал признаков понимания того, что выживание его страны зависит от английской поддержки. Делегаты получили инструкции предложить англичанам военный союз на суше и на море, но только на жестких условиях. Среди прочего, они должны были потребовать выдачи всех изгнанников, бежавших в Англию от новых правительств городов. Они должны были настаивать на вывозе английской шерсти не в Кале а в Брюгге на три года, а затем в место, назначенное Гентом. Наконец, они должны были потребовать выплаты не менее 140.000 фунтов стерлингов, которые фламандские города, как считалось, одолжили Эдуарду III в 1340 году во времена Якоба ван Артевелде. Диктаторская власть, явно, вскружила Филиппу голову. Через три дня после получения этого документа, 17 октября, фламандские делегаты отправились в Англию[668]668
  Gr. chron., iii, 20–3; *Cron. Tournay, 357–8; Froissart, Chron. (SHF), x, 274–5; Cartul. Artevelde, 364–5, 368–70; Rek. Gent, 330, *462.


[Закрыть].

Мнение во французском королевском Совете стремительно менялось против фламандцев. Между 5 и 10 октября 1382 года король покинул Монтаржи и отправился на север. На каком-то этапе до него, должно быть, дошли сообщения о событиях в Вестминстере, где английское правительство довольно открыто говорило о состоянии своих переговоров с Филиппом ван Артевелде. Примерно в середине октября двор достиг Компьеня, к северу от Парижа. Там и были получили резкие письма от Филиппа ван Артевелде. На этот раз в Совете, похоже, почти не было споров и наступление в Аквитании было отменено. Сбор армии был перенесен из Орлеана в Перон и Корби в северной Пикардии и назначен на конец октября. Для блокирования прохода войск из Англии вспомогательные силы были направлены в Теруан, в клин территории между Кале и каналом Аа, который обозначал западную границу Фландрии. Из осадной армии под Уденарде Филипп ван Артевелде бросил французам вызов. В письме советникам, находившимся в Турне, он заявил, что во Фландрии никогда не будет мира, пока граф пытается задушить торговлю Гента, удерживая гарнизоны на Шельде и если французская армия вторгнется, фламандцы разгромят ее, как они это делали раньше. Артевелде думал, как, возможно, и другие, о 1302 годе, о Битве шпор, когда ополчение фламандских городов уничтожило рыцарство Франции в битве при Куртре[669]669
  Gr. chron., iii, 23; Chronographia, iii, 39; *Rek. Gent, 461–3. Войска: BN Clair. 15/996, 19/1303, 36/2740, 58/4427, 60/4623, etc. Даты: 'Séjours', 417; AD Côte d'Or B1460, fols. 143–3vo.


[Закрыть].

Послы трех Великих городов Фландрии прибыли в Вестминстер около 25 октября 1382 года. Их тепло встретили на улицах Лондона, где поддержка Гента была очень велика. Политики были более неоднозначны. Поддержка Палатой Общин Фландрского пути изменила мнение в Совете и укрепила противников Португальского пути. Но Джон Гонт не сдавался и действовал при поддержке своего брата и ряда других магнатов. Фламандцы, которые, похоже, не знали об этих разногласиях, были приняты Советом вскоре после их прибытия. На встрече присутствовали два дяди короля, Ланкастер и Бекингем, графы Солсбери и Кент, Саймон Берли и стюард королевского двора Джон Монтегю, а также ряд других советников. Должно быть, это была трудная встреча для Джона Гонта, но его положение облегчили экстравагантные требования, которые Филипп ван Артевелде поручил предъявить фламандским послам. Советники были ошеломлены требованием, что англичане должны заплатить 140.000 фунтов стерлингов за привилегию посылать военную помощь во Фландрию. Они стали улыбаться, пока зачитывалось послание, а когда фламандцы вышли из комнаты, они разразились хохотом. В начале ноября фламандцев сопроводили в Дувр, вручив им альтернативный проект договора для представления капитану Гента, который не содержал оскорбительных требований. Они добрались не дальше Кале, когда обнаружили, что их дорога домой уже перекрыт французской армией, собравшейся на границах Фландрии[670]670
  PRO E403/493, mm. 3, 4 (25, 31 окт., 4 ноября); C76/67, m. 22; Froissart, Chron. (SHF), x, 264, 267–9, xi, 27–8, 68–9; Westminster Chron., 30.


[Закрыть].

Карл VI прибыл со своей свитой в Аррас 1 ноября 1382 года и расположился в монастыре Сент-Николя, за северным пригородом. Там он принял Людовика Мальского, который принес знаки почтения как вассал сюзерену, которого этот гордец не оказывал королю Франции уже тридцать лет. Королю было всего четырнадцать лет, но, подобно Ричарду II в Англии, он уже был больше, чем богато одетая кукла на троне, формально председательствовавшая на заседаниях Совета, которая соглашалась с любыми решениями своих воспитателей. За свое короткое детство, в котором доминировали ритуалы и символы военной жизни, Карл VI научился любить атрибуты войны. Он был очарован доспехами и оружием и одержим поединками и турнирами. Каждый год, по мере его роста, для него изготавливали миниатюрный кольчужный доспех, а стальной шлем украшали золотыми геральдическими лилиями. Характерно, что, несмотря на возражения некоторых членов своего Совета, он настоял на том, чтобы лично принять участие в кампании против фламандцев. "Если я хочу царствовать в силе и славе, – сказал он, – я должен научиться военному делу". Карл VI был слишком мал после смерти отца, чтобы испытать разочарование от своего подчиненного положения при королевском дворе. Как и большинство малолетних королей, он был воспитан в возвышенном представлении о королевском величии, что могло быть неудобным для опытных военачальников и администраторов, управлявших от его имени. Это также могло породить сильный, бескомпромиссный гнев против мятежных подданных, о жизни и проблемах которых он почти ничего не знал[671]671
  'Séjours', 417; Istore, ii, 209–10; Chronographia, iii, 39. O Карле: Chron. r. St.-Denis, i, 22–4; Comptes Écurie, i, 38; Gr. chron., iii, 23; Istore, ii, 210–11; Froissart, Chron. (SHF), x, 254 (расценки).


[Закрыть].