Текст книги "Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Сампшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 77 страниц)

Ценой согласия Людовика на новый режим была поддержка его итальянских амбиций. Маловероятно, что Филипп Бургундский испытывал личный энтузиазм по отношению к этому проекту, но стоило потакать потенциально опасному политическому сопернику, хотя бы для того, чтобы избавиться от него. В ноябре 1392 года посол Джан Галеаццо Висконти находился в Париже, пытаясь заинтересовать французское правительство в возрождении планов завоевания Италии, которые были так внезапно отменены годом ранее. После этой неудачи французский вице-король в Неаполе Луи де Монжуа и король-ребенок Людовик II Анжуйский развивали свои первые успехи. С помощью регулярных поставок денег из папской казны и анжуйских владений во Франции и Провансе они сохранили свои позиции против компаний Владислава Дураццо и его матери. К осени 1392 года им подчинилась вся Калабрия. В Париже рождественский сезон был традиционным временем для великих планов. Людовик Орлеанский и его сторонники разработали новый план двойного вторжения в Италию в интересах себя и авиньонского Папы. Людовик планировал следующим летом перейти через Альпы на Ломбардскую равнину во главе армии из 6.000 человек и там объединиться с миланским деспотом. Объединенные силы должны были вторгнуться в Папское государство с севера, пройдя Болонской дороге. Одновременно герцог Бурбонский должен был отплыть из Марселя с небольшим отрядом и деньгами, чтобы нанять войска в Италии. Согласно сообщениям, дошедшим до Флоренции, герцог планировал двигаться вдоль побережья с примерно 4.500 человек и вторгнуться в Папское государство с юга, совершив поход на Витербо. Там он смог бы согласовать операции с уцелевшими компаниями бретонских и гасконских рутьеров вокруг Витербо и Урбино, единственными значительными силами в центральной Италии, которые все еще признавали авиньонского Папу[1106]1106
  *Jarry (1889), 419–24, 434–5; Chron. Siculum, 99–110, 111; 'Ann. arch. Datini', xii, 142, xiii, 58–9. Клементистские компании в походе на Витербо: *Durrieu (1880)[2], 59–60.


[Закрыть].

В новом году были предприняты интенсивные дипломатические шаги в поддержку итальянской авантюры Людовика. Французское посольство во главе с другом и доверенным лицом Филиппа Бургундского Ги де Ла Тремуем отправилось в Милан, чтобы предложить Джан Галеаццо новый военный союз. Жан де Вьенн отправился заручиться поддержкой Флоренции и Генуи и, возможно, Болоньи. Ангерран де Куси был отправлен в Авиньон с другим посольством, которому было поручено согласовать условия с Климентом VII. Еще одна миссия отправилась в Арагон, чтобы нанять военные галеры и транспортные суда. Первоначальная цель Людовика в 1393 году была такой же, как и в 1389 году: выкроить Королевство Адрия из Папского государства для самого себя. Но по мере созревания его планов они становились все более амбициозными. Он начал интриговать с фракцией дворян-гвельфов, чтобы те передали ему Генуэзскую республику, что дало бы ему крупный порт и дополнительную точку доступа на полуостров. В итоге все эти несбыточные мечты натолкнулись на неожиданное препятствие в лице самого Климента VII. Климент VII был в восторге от перспективы изгнания своего соперника из Италии французским оружием, но скептически относился к тому, сможет ли Людовик это сделать. Где он собирался найти войска? Как он будет их оплачивать без бессрочной финансовой поддержки французской короны? Достаточно ли у него союзников среди итальянских городов? Это были хорошие вопросы. Послы герцога Орлеанского, допрошенные Папой в зале совета папского дворца, не имели на них ответов. Климент VII не хотел соглашаться на расчленение Папского государства в пользу французского принца, тем более за столь неопределенную плату. Правда, в 1379 году он тайно предоставил Людовику Анжуйскому очень похожие условия, о чем ему напомнили послы Людовика Орлеанского. Двумя годами ранее он также молчаливо поддержал очень похожий проект. Но Папа стал рассматривать эти вещи как досадные ошибки, которые послужили бы лишь для того, чтобы сплотить общины центральной Италии на стороне Бонифация IX. Трудно упрекнуть его в том, что он рассудил так, поскольку проект вторжения в Италию позорно провалился. Герцог Бурбонский, который присутствовал на некоторых из этих обменов мнениями по пути в Марсель, вышел из дела. Он с отвращением вернулся в Париж, к ярости Папы и герцогини Анжуйской, которые выложили большие суммы на доставку и снабжение его армии. Большая часть следующих двух лет была потрачена на бесплодные попытки выйти из сложившегося тупика[1107]1107
  'Ann. arch. Datini', xiii, 58–9, 61, 63–5, 65–9; *Jarry (1889), 426–30; Jarry (1892), 248; Jarry (1896), 40–5, *368 [1, 2], *396–7; Choix de pièces, i, 112–17; 'Inv. lettres rois d'Aragon', nos. 93–6; *Durrieu (1880)[2], 61–8; Favier (1966), 627, 628; Titres Bourbon, ii, no. 3923.


[Закрыть].

* * *

Для Филиппа Бургундского все это было нежелательным отвлечением от дел по заключению прочного мира с Англией. Он начал заниматься этим вопросом, как только Карл VI пришел в себя в монастыре Сент-Жульен в Ле-Мане. Болезнь короля подняла ряд деликатных вопросов. Невозможно было скрыть серьезность произошедшего. Представители Ричарда II находились в Ле-Мане, когда Карл VI переживал кризис, и даже были допущены в опочивальню короля находившегося без сознания, пока их поспешно не выпроводил герцог Бургундский. Английские шпионы были заняты сбором сплетен при дворе. Английское правительство вряд ли согласилось бы на заключение постоянного договора, если бы существовали сомнения в том, кто имеет право говорить от имени короля Франции. Чтобы успокоить эти тревоги, Филипп прибегнул к помощи весьма нетрадиционного посредника. Роберт де Меннуа, известный как Роберт Отшельник, был нормандским провидцем, который большую часть своей взрослой жизни провел на востоке. Недавно он прибыл во Францию, утверждая, что Бог повелел ему примирить Англию и Францию и направить их объединенные силы против турок. Роберт был человеком большого красноречия и обаяния, чьи проповеди уже оказали определенное влияние во Франции. Филипп де Мезьер, который, вероятно, был ответственен за представление его советникам французского короля, назвал его "особым посланником Бога для обоих монархов". Герцог Бургундский проницательно рассудил, что Роберт понравится впечатлительному и возвышенному королю Англии и, возможно, обойдет громоздкие условности дипломатического обмена. И он не был разочарован. Роберт явно произвел впечатление на Ричарда II, как до него это сделал другой пропагандист крестовых походов Лев VI Армянский. Результатом его миссии и более официального посольства, прибывшего в Англию в конце сентября, стало соглашение о том, что новая конференция откроется в Лелингеме 9 февраля 1393 года, а обе стороны будут представлены на самом высоком уровне, но не королями[1108]1108
  Chron. r. St.-Denis, ii, 22; PRO E403/538, m. 12 (10 сентября) (шпионы); Mézières, Letter, 86, 103, 105, 106, 108; Anglo-Norman Letters, no. 10; Dipl. Corr., nos. 150–1; Le Bis, 'Pratique', nos. 1–2. O Роберте: Jorga, 479–80; Froissart, Chron. (KL), xv, 188–90.


[Закрыть].

Наконец, конференция открылась в Лелингеме с опозданием на два месяца, в апреле 1393 года. Для английской стороны она проходила на сложном внутреннем политическом фоне. Отъезду послов Ричарда II предшествовали ожесточенные дебаты в Парламенте по поводу их инструкций, в чем-то напоминающие дебаты в Стэмфорде годом ранее. Английские источники немногословны на этот счет. Есть некоторые свидетельства того, что герцог Гельдерна мог снова выступать в качестве неофициального лидера военной партии. Ему, безусловно, было предложено направить своих послов для изложения своих взглядов в Парламенте, и, возможно, он так и сделал. Если это так, то, судя по сообщениям, дошедшим до министров французского короля в Париже, они имели определенный эффект. Английское правительство, очевидно, испытывало большие трудности в сдерживании враждебности рыцарей из Палаты Общин. В некоторых частях Англии, где были сильны традиции военной службы, на мирную конференцию смотрели с серьезными предубеждениями и угрозами насилия. На северо-востоке и в средней Англии сопротивление организовывали профессиональные капитаны, сделавшие карьеру во Франции. Их главарь, сэр Томас Толбот, владевший землями в Йоркшире, Чешире и Ланкашире, был капитаном Бервика, а затем Гина и сражался на турнире в Сен-Энгельберте. Другие участники сопротивления, которых можно идентифицировать, происходили из очень похожей среды. Ланкаширский рыцарь сэр Уильям Клифтон, еще один участник турнира в Сен-Энгельберте, был капитаном Ама в Пикардии. Сэр Джон Масси принадлежал к известной военной семье из Чешира, некоторые члены которой долгое время служили в Гаскони. Министры Ричарда II хорошо знали о назревающей проблеме. Они отправили графа Хантингдона и местного магната, сэра Джона Стэнли, на северо-восток, чтобы вразумить главных противников, но те действовали осторожно, не желая переходить к более жестким мерам, опасаясь вызвать кризис, который мог потребовать отложить конференцию[1109]1109
  Edinburgh U.L., Ms. 183, fol. 144vo; Chron. r. St.-Denis, ii, 74; Froissart, Chron. (KL), xv, 108–9; Foed., vii, 746; PRO C47/14/6 (44); Walsingham, Chron. Maj., i, 944. Участники: Bellamy (1964–5), 261–3. O Масси: Morgan (1987), 76, 108, 110–11, 135, 137, 138, 164.


[Закрыть].

Главным представителем Ричарда II в Лелингеме опять был Джон Гонт. Его поддерживал герцог Глостер, который был добавлен в команду, чтобы обезоружить критиков мирного процесса внутри страны. Обоим была предоставлена широкая свобода действий для уступок. Сам король оставался в Кенте, находясь в курсе событий. С французской стороне были герцоги Бургундский и Беррийский, но они не имели полного карт-бланш, несмотря на свое главенствующее положение в Совете французского короля. Сам Карл VI обосновался со своим двором в Абвиле, в одном дне езды к югу от Кале, чтобы Совет мог быстро собраться, когда требовалось принять решение. Два королевских дяди разместили свою штаб-квартиру в Булони и несколько раз в неделю ездили в Лелингем на встречи с Ланкастером и Глостером. Унылые равнины вокруг деревни превратились в сцену несравненного великолепия. У герцога Бургундского был огромный павильон, похожий на миниатюрный обнесенный стеной город с аллеями и улицами, вместимость которого, по слухам, составляла 3.000 человек. Павильон герцога Ланкастера, по сообщениям, был еще более грандиозным, с часовнями, аркадами, судами, рынками и колокольнями, отбивающими часы. При стоимости почти 5.000 фунтов стерлингов английское посольство стало самой дорогой миссией во Францию за многие годы.

В день открытия конференции вся масса дворян, чиновников и клерков столпилась в церкви для чтения прокламаций послов. Скромная церковь была украшена роскошными гобеленами, изображающими великие битвы древнего мира. Джон Гонт приказал снять их и заменить символами Страстей Христовых – явным намеком на Орден крестоносцев Филиппа де Мезьера. Лев VI Армянский, присутствовавший в свите французских королевских герцогов, недавно вернулся из Восточной Европы с докладами о положении дел там. Роберт Отшельник проповедовал свое послание о мире и единстве на задворках конференции. Продвижение турок в Европу было у всех на уме. Эсташ Дешан точно отразил это настроение в длинном стихотворном сетовании на разделение христианства, написанном в первые дни конференции, полным обычных чувств, но проникнутом настоящим оптимизмом. Люди чувствовали, что им предстоит стать свидетелями великих событий. Мишель Пинтуан[1110]1110
  Мишель Пинтуан (фр. Michel Pintoin, 1349–1421), известный также как "монах из Сен-Дени" – французский хронист, монах-бенедиктинец и кантор из аббатства Сен-Дени, автор истории правления короля Карла VI, один из хронистов Столетней войны.


[Закрыть], монах из Сен-Дени, который недавно был назначен официальным хронистом, был вызван герцогом Беррийским в Лелингем, чтобы запечатлеть это событие в своей хронике. Жан Фруассар поселился в Абвиле, чтобы быть ближе к придворным сплетням[1111]1111
  Foed., vii, 738–9; Froissart, Chron. (KL), xv, 110–12, 116–17, 120; Chron. r. St.-Denis, ii, 74–8; Inv. AD Nord, iv, 19; Walsingham, Chron. Maj., i, 940; Deschamps, Oeuvres, vii, 293–311, esp. 308. Гонт был единственным английским послом, названным по имени, когда конференция открылась в августе 1392 г.: Dipl. corr., no. 150. Глостер, по-видимому, был добавлен в январе 1393 гг.: PRO E403/541, m. 12 (9 января). Английские расходы: PRO E403/541, mm. 17, 22 (25 февраля, 1 апреля); E403/543, mm. 5, 12, 16, 17, 18 (10 мая, 4, 12 июня, 15, 22 июля); E403/546, m. 7 (12 ноября). Даты: 'Séjours', 459–60; Itin. Ph. le Hardi, 232; Froissart, Chron. (KL), xv, 110–12.


[Закрыть].

Как только закончилась церемония открытия, четыре королевских герцога обойдясь без обычных сложных процедур начали серию закрытых заседаний с ограниченным числом участников. Обмен мнениями, по словам герцога Бургундского, был "дружеским и откровенным". Англичане сразу же дали понять, что ни при каких обстоятельствах не согласятся сдать Кале. Французские королевские герцоги, которые уже решили, что в этом вопросе, возможно, придется уступить, приняли это с пониманием. Большая часть оставшегося времени была посвящена дебатам о правовом статусе английских владений во Франции и обсуждению новых границ герцогства Аквитанского. Движущей силой с английской стороны был герцог Ланкастер. Глостер играл отведенную ему роль, но явно не доверял французам, и не особенно пытался скрыть это. Много лет спустя он сказал Фруассару, что французы постоянно создают документы, полные хитрых двусмысленностей. "Вы, французы, умеете жонглировать своими словами…, – утверждал он в лицо Роберу Отшельнику, – одни и те же термины означают у вас войну, когда вы хотите войны, и мир, когда вы хотите мира". Он был доволен тем, что выполнял приказы своего государя, добавил он, но если бы Ричард II прислушался к его совету, он бы уже давно вернул свои владения во Франции силой и навязал мир на своих условиях[1112]1112
  Chron. r. St.-Denis, ii, 78; Froissart, Chron. (KL), xv, 109–23.


[Закрыть].

К концу апреля 1393 года четыре королевских герцога достигли достаточного прогресса, чтобы представить подробные предложения обоим правительствам. Конференция прервалась на три недели для консультаций. Когда в конце мая 1393 года работа возобновилась, принципиальное соглашение было достигнуто почти сразу. 16 июня 1393 года был составлен и скреплен печатью протокол, в котором были зафиксированы условия, которые должны были быть включены в мирный договор, а также небольшое количество вопросов, которые не удалось согласовать и которые были зарезервированы для прямых переговоров между двумя королями. Условия были удивительно щедрыми для англичан. Они должны были получить всю огромную территорию, уступленную им по миру в Бретиньи в 1360 году, за исключением Пуату, северной части Сентонжа и графства Понтье на севере. Сюда входили Перигор, Ангумуа, Лимузен, Руэрг и Керси, а также пиренейские анклавы Бигорр, Горе и Тарб. Это было более щедрое предложение, чем любые из территориальных уступок, которые французы предлагали ранее. Они также отказались от своего требования о сдаче или разрушении Кале и согласились выплатить компенсацию в размере от 1.200.000 до 1.500.000 франков за уступленные по договору в Бретиньи территории, которые они теперь сохраняли за собой. Англичане, со своей стороны, окончательно уступили в вопросе о оммаже. Герцогство Аквитания должно было снова стать одним из двенадцати пэрств Франции и предоставляться во владение в обмен на принесение оммажа. Единственный момент, на котором они настаивали, заключался в том, что необходимо было более тщательно определить границы этого оммажа. Включает ли он обязательную военную службу? Должен ли король Англии присутствовать при дворе и в Советах Карла VI в качестве пэра Франции? А как насчет права французского короля на то, чтобы судебные апелляции с территорий, контролируемых Англией, рассматривались в его судах? Это были важные и сложные вопросы. Было решено, что комиссия экспертов от каждой стороны соберется летом для их рассмотрения. Оставалось четыре основных вопроса, которые должны были быть согласованы между Ричардом II и Карлом VI при личной встрече: правовой статус Кале; судьба Ла-Рошели, единственного атлантического порта Франции к югу от Сены; сложный вопрос о том, должен ли Ричард II лично приносить оммаж теперь, когда Аквитания была предоставлена Джону Гонту; и точная сумма денежной компенсации. Четыре герцога поклялись, что условия будут в свое время закреплены в официальном мирном договоре. Герцог Глостер, при всех своих опасениях, поклялся вместе с остальными. Перед тем как разъехаться, они согласовали график оставшихся этапов. Комиссия экспертов-юристов должна была собраться в августе. Четыре королевских герцога должны были вновь собраться в Лелингеме 29 сентября, чтобы решить все оставшиеся нерешенные вопросы. Встреча двух королей была назначена на февраль 1394 года[1113]1113
  Chron. r. St.-Denis, ii, 82; John IV, Actes, no. 930; Foed., vii, 748; Chron. premiers Valois, 331; Anglo-Norman Letters, no. 133; *Palmer (1966)[2]; PRO E36/188, pp. 85–6; Dipl. Corr., no. 197. О более ранних французских предложениях: 'Voyage de N. de Bosc', 309–15, 324–5, 326–7; Moranvillé (1889), 372–3.


[Закрыть].

^{29. Французские территориальные предложения, 1377–1393 гг.}

* * *

То, что в Лелингемском протоколе, от июня 1393 года, так много было уступлено побежденному врагу, является показателем потенциальной угрозы, которую англичане все еще представляли для Франции. Герольд, принесший Ричарду II из Кале весть о соглашении, наглядно описал для Фруассара радость на лице короля, когда он вскрыл письмо герцога Ланкастера. Однако англичане не смогли продолжить свой дипломатический триумф. В последние дни конференции Карл VI пережил очередной приступ безумия. У него начались сильные припадки. Он перестал узнавать свою супругу или кого-либо из окружающих и даже не мог вспомнить, кто он такой. Вторая отлучка короля была гораздо более серьезной, чем первая и продолжалась почти шесть месяцев, в течение которых Карл VI не появлялся на людях. В обществе подозрение в колдовстве переросло в уверенность, и раздались первые голоса, называющие виновниками Людовика Орлеанского и его супругу, Валентину Висконти. Разве король не пытался убить Людовика на той лесной поляне десять месяцев назад? Разве Людовик не извлекает большую выгоду из недееспособности своего брата? Разве он не был известен своим интересом к черным искусствам? Разве Валентина не была родом из Италии, которая в народном воображении являлась европейской родиной магов, колдунов и некромантов? Были сообщения, что герцогиня Орлеанская была единственным человеком, которого король продолжал узнавать в своем бреду. Сплетни, почти наверняка возникшие в окружении самого короля, распространялись по стране. Колдовство, чары, проклятия были заблуждением "простого народа", по словам хрониста Сен-Дени. Но это, на протяжении всего средневековья, было укоренившимся заблуждением, разделяемым многими, кто был "простым" только в том смысле, что был мирянином, не имеющими теологического образования, которое уже давно убедило церковь в том, что такие вещи не могут происходить с королем. В последующие годы несколько магов были наняты, чтобы излечить его от болезни, которая сама по себе была приписана магии. Осенью 1393 года окружающие Карла VI лица вызвали из Гиени самопровозглашенного колдуна по имени Арно Гийом, первого из целой череды таких людей, которых приглашали вылечить больного монарха, а затем осуждали как еретиков и жестоко предавали смерти на Монфоконе или Ле-Аль, когда их книги, чары и заклинания не действовали[1114]1114
  Froissart, Chron. (KL), xv, 122–3, 127–8, 260; Chron. r. St.-Denis, ii, 86–94; Juvénal, Hist., 98, 100–1; Chronographia, iii, 110.


[Закрыть].

Министры Ричарда II наверняка имели представление о происходящем из своих собственных источников. Но только в сентябре 1393 года один из советников французского короля был послан в Англию, чтобы объяснить ситуацию. К тому времени стало ясно, что главным препятствием для заключения мира было не здоровье французского короля, а политическая оппозиция в Англии. Решение Совета Ричарда II проигнорировать волнения на севере оказалось в перспективе неразумным. Сэр Томас Толбот и его друзья прибили свой манифест к дверям приходских церквей в Чешире, Ланкашире и соседних графствах. Они обвиняли двух королевских герцогов в заговоре с целью отказаться от притязаний короля на трон Франции без его ведома. Они угрожали убить их вместе с любыми другими сторонниками мира, до которых они смогут дотянуться. Противники мира объединились с различными местными людьми: недовольными экономическими проблемами сельскохозяйственных общин; в Чешире – протестовавшими против тяжелого местного налога, введенного в обмен на продление хартий графства и высказывавшими общие опасениями за его свободы; в Ланкашире – обремененными бесчисленными обидами, ревностью и недовольством, вызванными положением Джона Гонта как главенствующего местного землевладельца. К июню 1393 года восстание достигло огромных масштабов. По оценкам современников, около 20.000 человек собрались на митингах по всему региону. Герцог Ланкастер поспешно вернулся в Англию в конце июня и следующие три месяца провел на севере. Восстание было подавлено с помощью искусной смеси твердости и такта. Многие из более бедных мятежников были подкуплены предложениями службы у герцога в Гаскони. Боевых действий было очень мало. Но этот инцидент выявил линии разлома в английской политике. Герцог Глостер присягнул на верность условиям мира и, как судья Честера он был обязан поддержать своего брата в подавлении вооруженного восстания. Но считалось, что он не проявлял рвения в своих усилиях. Граф Арундел, у которого были свои интересы в регионе и который придерживался взглядов, очень похожих на взгляды Глостера, был настроен еще более двусмысленно. Он разместил большие силы в своем замке Холт, примерно в десяти милях к югу от Честера, и ждал развития событий. Джон Гонт был убежден, что Арундел готовился поддержать мятежников и сделал бы это, если бы представилась благоприятная возможность. Позже он открыто обвинит графа в измене[1115]1115
  'Ann. arch. Datini', xiii, 75; Chron. r. St.-Denis, ii, 94; Walsingham, Chron. Maj., i, 944–8, 956; Parl. Rolls, vii, 264–6 (20, 21); Foed., vii, 746. Дата проведения миссии Ж. де Мелёна: PRO E403/546, m. 3 (12 окт.). Местные претензии: Morgan (1987), 193–4; Walker (1990)[1], 171–3. Ланкастер и Глостер вернулись из Франции 20 июня: Westminster Chron., 514.


[Закрыть].

После протокола Лелингема прошло семь месяцев, в течение которых был утрачен импульс, достигнутый на конференции. В августе 1393 года собралась комиссия экспертов – коллегия юристов под председательством епископа с каждой стороны. После двух месяцев обсуждений они не смогли прийти к согласию. Юриспруденция – консервативная профессия. После долгого изучения того, как проводились апелляции из Гаскони, когда они в последний раз рассматривались в 1330-х годах, французские юристы заявили, что нет никаких причин, почему бы не придерживаться той же практики сейчас. Поскольку практика 1330-х годов привела к конфискации герцогства и спровоцировала войну, это было неприемлемо для их английских коллег. Возможно, было нереально ожидать, что технические эксперты решат то, что на самом деле было принципиальным вопросом. Встречу четырех королевских дядей, на которой можно было бы вернуться к этому вопросу, пришлось отложить из-за продолжительной болезни короля Франции. Карл VI пришел в себя лишь вскоре после Рождества 1393 года.

Сам Ричард II, лично, оставался приверженцем постоянного мира. Первый из атлантических барбаканов Англии уже находился в процессе эвакуации. Город-крепость Шербур был продан наследнику Карла Злого Наваррского. Войска, находившиеся в крепости, передали ее наваррскому гарнизону и в начале 1394 года отплыли в Англию. Шли вялые переговоры о передаче Бреста Иоанну IV. Поговаривали даже об отказе от Кале, несмотря на непреклонную позицию, которую занимали английские представители по этому вопросу на нескольких дипломатических конференциях. Сообщается, что Джон Гонт заявил, что это место "больше огорчает Англию и приносит ей больше вреда, чем пользы из-за больших расходов на его содержание"[1116]1116
  Lettres de rois, ii, 268–9; PRO E364/26, m. 2d (Дарем); E364/27, m. 2d (Сержо, Ньютон, Руаль, Пюи); E30/1583, 1629; Foed., vii, 753; Dipl. Corr., no. 197; Chronographia, iii, 110. Шербур: PRO E30/316; Foed., vii, 756–7, 759–60, 764–5; Cat. Arch. Navarra (Comptos), xx, 367, 645; PRO E101/41/24. Брест: Morice, Preuves, ii, 576; PPC, i, 47–50. Кале: Eulogium, iii, 369; English Chron., 7.


[Закрыть].

Настоящим испытанием для английского общественного мнения стало заседание Парламента в Вестминстере 27 января 1394 года. В своем вступительном слове канцлер, архиепископ Арундел, сообщил о ходе переговоров с Францией. Он зачитал перед собравшимися условия Лелингемского мира и сказал своим слушателям, что от них ждут совета, но в случае отклонения предложений правительства придется заплатить. Если они не захотят одобрить мир, то будут обязаны предоставить королю средства для продолжения войны. Собрание, которое слушало эти слова, не было особенно воинственным. Очень немногие из парламентариев были заинтересованы в продолжении войны. Почти все из пятидесяти трех созванных светских пэров в то или иное время сражались под командованием короля или королевских принцев, что было их долгом, но лишь немногих из них можно было назвать профессиональными солдатами. Из семидесяти трех рыцарей широв, заседавших в Палате Общин, тридцать четыре вообще не были опоясанными рыцарями. Менее половины имели какой-либо значительный военный опыт. Из них только четырнадцать, как известно, воевали во Франции, двое – в Кастилии, и только четверо были профессиональными капитанами. Противники мира лишились своего естественного представителя, когда герцог Глостер поставил свою подпись под протоколом в Лелингеме. Поэтому выступать от имени оппозиции выпало графу Арунделу, которого поддерживал герцог Гельдерна, специально прибывший в Англию по этому случаю[1117]1117
  PRO E403/546, m. 20 (17 февраля). Статистические данные взяты из Hist. Parl.


[Закрыть].

Дебаты начались, как только канцлер закончил речь. Его брат, граф Арундел, начал язвительную атаку на условия, привезенные послами из Лелингема, и на их главного автора, Джона Гонта. По его словам, были "некоторые вопросы, близкие его сердцу, которые он не мог с честью скрыть". Герцог Ланкастер был слишком близок к королю. Ричард II всегда находился в его обществе. Король даже носил шейную цепь Ланкастеров и приказал своим приближенным делать то же самое. Опираясь на поддержку короля, Гонт стал самым властным человеком в Совете и в Парламенте, запугивая коллег и не давая им высказать свое мнение. Арундел критиковал использование налоговых поступлений для поддержки экспедиции Гонта в Кастилию и освобождение его от долгов перед короной. Граф жаловался на пожалование Гонту герцогства Аквитания, которое, по его мнению, лишало короля его законного наследства. Наконец, он обратился к условиям мира. Его критические замечания не зафиксированы в официальном протоколе. Но, по словам обычно хорошо информированного хрониста Вестминстерского аббатства, граф ухватился за вопрос о суверенитете. Если Ричард II принесет оммаж королю Франции, заявил он, даже если это будет касаться только его владений во Франции, Англия станет подчиненным королевством. "Каждый англичанин, имеющий короля Англии своим господином, перейдет под пяту короля Франции и будет вечно находиться под ярмом рабства". Сам Джон Гонт не присутствовал в Палате Лордов, чтобы услышать слова графа Арундела, но его защиту взял на себя сам король. Если он и был близок с Джоном Гонтом, сказал Ричард II, то это вполне естественно для дяди и его племянника. Он сам решил носить шейную цепь Ланкастеров как "символ любви и доверия между ними" после возвращения герцога из Испании. Ричард II отметил, что субсидия на экспедицию Гонта в Кастилию и пожалование Аквитании были ранее одобрены Парламентом в полном составе. Герцог Ланкастер, заявил король, потратил на дела королевства больше собственных денег, чем задолжал казначейству. Что касается соглашения с французами, то все, что сделал Гонт в Лелингеме, было сделано в соответствии с его инструкциями и одобрено Советом, членом которого был сам Арундел. В любом случае, ничто еще не было решено бесповоротно. Лорды, ставшие свидетелями этого необычного обмена мнениями, заявили, что честь Гонта в безопасности. Они заставили графа Арундела отказаться от своих обвинений и принести извинения. Вскоре после этого между двумя аристократами произошла еще одна ссора. На этот раз очередь обвинять своего соперника была за герцогом Ланкастером. Гонт был разгневан тайной поддержкой, оказанной графом чеширским повстанцам летом предыдущего года. Он утверждал, что Арундел намеренно отказался от поддержки правительства во время кризиса и намекнул, что влиятельные лица укрывали лидера восстания, сэра Томаса Толбота. В ответ Арундел произнес речь, которую хронист Сент-Олбанс назвал "сильной и правдоподобной", защищая свое поведение. Но лорды, похоже, поддержали Гонта и в этом вопросе, поскольку в конце дебатов Арундел покинул зал заседания. Вскоре после этого он получил разрешение короля никогда больше не посещать Совет или Парламент[1118]1118
  Parl. Rolls, vii, 249, 258–9, 264–5 (1, 11, 20, 21); Walsingham, Chron. Maj., i, 956. Arundel licence: CPR 1391–6, 405.


[Закрыть].

Ошибка Арундела заключалась в том, что он превратил свою атаку на мирный договор в общую атаку на короля и его главного советника. Если бы его слова были более взвешенными, лорды, возможно, не унизили бы его так, как они это сделали. Ведь очевидно, что у многих из них были свои собственные сомнения относительно условий, согласованных в Лелингеме. Их также беспокоила роль герцога Ланкастера на конференции и политические последствия признания суверенитета Франции над Аквитанией. Лорды обсуждали условия совместно с "более зрелыми и значительными" рыцарями, заседавшими в Палате Общин. Они составили совместную декларацию, в которой одобрили идею заключения мира с Францией в принципе, но отвергли основные положения сделки, о которой договаривался Ланкастер. Они были против того, чтобы Ричард II принес оммаж за свои владения во Франции и заявили, что если он принесет оммаж королю Франции в какой-либо форме, то необходимо иметь гарантии против вызовов во французский суд, подобных тем, которые в прошлом привели к конфискации герцогства. Они также предвидели, что рано или поздно договор будет разорван, и тогда возникнет конфликт между правами Ричарда II как короля Англии и его обязанностями как вассала короля Франции. Они хотели решить эту проблему, вставив положение, возрождающее английские притязания на трон Франции, если это произойдет. Но эти оговорки разрушили бы всю основу сделки.

В Палате Общин обсуждение мирного соглашения прошло не лучше. Спикером Палаты был рыцарь из Линкольншира сэр Джон Бюсси, опытный парламентарий и сторонник герцога Ланкастера, который, возможно, уже имел репутацию проправительственного чиновника. Но даже Бюсси не смог спасти мирное соглашение. Палата Общин последовала примеру Палаты Лордов и выпустила декларацию в очень схожих выражениях. Англия, заявили они, "не должна быть обременена упомянутым оммажем". Герцог Ланкастер подвергся изрядной порции оскорблений в обеих Палатах. Тот факт, что как герцог Аквитании он лично был главным бенефициаром мирного соглашения, ни от кого не ускользнул. Кто-то предположил, что если бы подобные условия выдвинул менее значительный деятель, его бы тут же осудили за измену, "но герцог Ланкастер поступает так, как ему заблагорассудится". Что касается герцога Глостера, то он потерял большую часть своей популярности из-за участия в конференции. Ходили даже слухи, что Гонт подкупил его обещанием увеличить финансовую поддержку. Парламентарии отвергли предложение канцлера о том, что в случае отклонения условий потребуется введение высоких налогов. Самое большее, на что они были готовы пойти, это позволить правительству собрать половину светской субсидии, которая уже была предоставлена годом ранее на случай начала войны с Францией. Очевидно, они считали возобновление войны маловероятным. Как и лорды, они, по-видимому, считали, что можно добиться более выгодных условий мирного соглашения. Но они сильно заблуждались на этот счет, о чем Джон Гонт мог им сообщить и, несомненно, сделал это.

В апреле 1394 года послы вернулись в Лелингем. Ланкастер, которого на этот раз сопровождал Эдмунд Лэнгли, герцог Йоркский, сообщил о реакции Парламента дядям Карла VI. Королевские герцоги вели переговоры до конца мая, а затем разошлись, так и не договорившись. Все, о чем удалось договориться после двух лет интенсивных переговоров, – это еще одно перемирие, на этот раз на четыре года, и обещание, что Джон Гонт примет участие вместе с герцогами Бургундским и Орлеанским в совместном крестовом походе против язычников восточной Прибалтики или турок-османов на Балканах. Возможность заключения постоянного мира была упущена[1119]1119
  Parl. Rolls, vii, 259–60, 262–3 (12, 16, 17); Westminster Chron., 516–18; PRO C76/78, m. 18; E101/320/9; E364/27, m. 5d (Херефорд); Itin. Ph. le Hardi, 236; Foed., vii, 766, 769–76. Крестовый поход: *Cartellieri, 145–6, 148–9. Я не принимаю аргумент Палмера (1971), гл. 9, о том, что Лейлингемское соглашение было разрушено противодействием гасконцев передаче Аквитании Джону Гонту. Идея о том, что Джон Гонт может принести оммаж за Аквитанию вместо Ричарда II, неоднократно выдвигалась французами в качестве метода решения проблемы нежелания Ричарда II приносить оммаж за Аквитанию. Этот вариант серьезно рассматривался англичанами в период с 1390 по 1392 год, но был похороннее Советом в Стэмфорде. Только в течение короткого периода в 1392 году Ричард II рассматривал возможность отделения Аквитании от своей короны.


[Закрыть].

Отказ англичан от мирного процесса, которому король посвятил последние пять лет своей жизни, стал поворотным моментом в общественной жизни Ричарда II. Ему было уже двадцать семь лет. Красивый, но довольно хрупкий и мальчишеского вида мужчина, он легко краснел, по словам современников, и говорил с легким заиканием. Воспитанный, чувствительный, прекрасно говоривший по-французски, привередливый в своих личных привычках и склонный к роскоши, решительно настроенный против войны, он имел очень мало общего с большинством английского баронства. На публике его манеры были возвышенными и королевскими. Но, подобно Карлу VI Французскому, в частной жизни он совмещал это с недостойными развлечениями со своими приближенными. Импульсивность и раздражительность свойственная ему с молодости с годами усугублялись. 7 июня 1394 года, через несколько дней после возвращения послов из Лелингема, его супруга Анна Богемская умерла в королевском поместье Шин. Ричард II был близок с Анной и после ее смерти стал все более замкнутым и эмоциональным. Он отказывался входить в любое помещение, где она когда-либо находилась и приказал сровнять Шин с землей. В политическом плане он стал более непредсказуемым в своей реакции на события и менее склонным прислушиваться к любым мнениям, кроме своего собственного. Во время похорон королевы в Вестминстерском аббатстве произошел показательный случай, когда граф Арундел, прибывший с опозданием, попросил разрешения уйти пораньше. Король, который до сих пор держал свою ненависть к Арунделу под контролем, выхватил трость у слуги и ударил графа, ранив его в голову и повалив его на землю, после чего приказал заключить его в лондонский Тауэр. Арундел был освобожден только после того, как предоставил залог за свое хорошее поведение в размере 40.000 фунтов стерлингов. Гнев Ричарда II на тех, кто перечил ему, стал вызывать заметное недовольство при дворе. Даже Джон Гонт, который главенствовал в правительстве Ричарда II после своего возвращения из Гаскони, обнаружил, что после провала переговоров с Францией его отношения с племянником стали более холодными и отстраненными. Герцог счел необходимым написать своему племяннику вскоре после инцидента с Арунделом, призывая его не верить клевете, которую, как ему сказали, распространяли против него при дворе. За этой личной неприязнью скрывалось неприятие королем любой критики, которое с годами только усиливалось. Публичные выступления короля стали более театральными, формы обращения в его присутствии – более экстравагантными, его официальный портрет – более иконоподобным, образом божественного царствования, подкрепленным сложными придворными ритуалами, заимствованными из церковных церемоний и великолепия французского двора[1120]1120
  См. Hist. Vitae, 134, 166–7, и портретное панно и надгробное изваяние в Вестминстерском аббатстве, оба датируются ок. 1395 г.; Usk, Chron., 18; Brown, Colvin & Taylor, 998 (Шин); Walsingham, Chron. Maj., i, 960–2; Foed., vii, 784, 785; CCR 1392–6, 368; Anglo-Norman Letters, no. 29.


[Закрыть].