Текст книги "Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Сампшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 77 страниц)

С начала 1364 года к налогам на выкуп короля добавился еще более важный источник доходов – фуаж, или подымный налог на домохозяйство. Фуаж был традиционной формой налогообложения в Лангедоке, который в течение многих лет привык к частым и тяжелым поборам на оборону. Подымный налог имел значительные преимущества. Он расширял налоговую базу, позволяя распределять бремя на более или менее равномерной основе по всему региону. Львиная доля подымного налога поступала от налогоплательщиков, проживавших по всей территории. По этой причине он дополнял налог с продаж, который собирался в основном в рыночных городах. В ноябре 1363 года Генеральные Штаты Лангедойля, собравшееся в Амьене, постановили ввести подымный налог, который должен был взиматься с каждого домохозяйства по градуированной ставке, более или менее зависящей от платежеспособности, и который должен был приносить в среднем три франка с домохозяйства по всему Лангедойлю. Это был явно военный налог, предназначенный для финансирования постоянной армии в 6.000 человек для борьбы с вольными компаниями, находившимися тогда на пике своего могущества. Введение фуажа с самого начала зависело от согласия общин, но срок его действия не был определен. Это был бессрочный налог, который вскоре стал постоянным, в отличие от предыдущих налогов санкционированных Генеральными Штатами Лангедойля, которые всегда вводились на ограниченный срок, в отличие от тех, что были введены в Лангедоке.

Все три новых налога 1360-х годов были введены для конкретных целей. Но их сбор находился под контролем короны, которая на практике применяла поступившие средства по своему усмотрению. Наемные королевские уполномоченные (élus) в каждой епархии передавали сбор налогов в своих округах налоговым откупщикам, финансистам, которые должны были выплачивать фиксированные суммы в определенное время районному управляющему, получая свою прибыль или убытки. Королевские уполномоченные и генеральные казначеи в Париже контролировали процесс, следили за выполнением откупщиками своих обязательств и разрешали бесчисленные споры, возникавшие в процессе сбора налогов. Понятно, что в первые несколько лет эти функционеры столкнулись с серьезными проблемами, которые постепенно были преодолены. Но они не были ответственны за главный изъян системы, который заключался в большом количестве освобождений от налогов. Так, духовенство было освобождено от подымного налога на том основании, что оно платило церковную десятину, а дворяне были освобождены как от прямого налогообложения, так и от налога с продаж продукции своих владений. Однако наиболее значительные исключения носили географический характер. Графства Артуа, Булонне и Сен-Поль, которые граничили с английским Кале и за которые постоянно велись войны, должны были быть освобождены от уплаты сравнительно скромных сумм. Вновь завоеванным регионам юго-запада, как правило, предоставлялись широкие налоговые льготы на определенный период, чтобы побудить их поддержать новую власть. Фландрия и Бретань были практически независимыми государствами, не приносящими доходов и не участвующие в обороне королевства. Дофине и графство Бургундия к востоку от реки Соны формально находились за пределами границ Франции. Более того, власть администрации, собиравшей налоги в Лангедойле, не распространялась на апанажи королевских принцев, герцогства Бургундия, Анжу, графство Блуа и обширные территории в центральной и западной Франции, принадлежавшие герцогу Беррийскому. Налог с продаж в этих апанажах собирался, но собирали его офицеры принцев, которые ими управляли. Как правило, они имели право забирать все или большую часть доходов в качестве платы за свое молчаливое согласие на налоги. Что касается фуажа, то он вообще не распространялся на апанажи принцев. Однако при всех своих недостатках это была весьма продуктивная налоговая система, а административный аппарат, созданный для сбора налогов, был неизмеримо лучше всего, что существовало до этого. К 1369 году доходы от налогов уже позволили Карлу V не только финансировать сложную бюрократическую структуру своего правительства и тратить большие суммы на войну и строительство, но и накопить резерв в размере около 400.000 франков наличными, которые хранились в замке Мелён, отеле Сен-Поль и Лувре в Париже[81]81
  Mandements, no. 562 (p. 277); Arch. admin. Reims, iii, 273–6; Ord., iii, 436–7. Henneman (1976), 119–20, 209, 228–9, 236, 278–80, 291–2; Rey (1965), i, 70–3, 178–80; Rey (1973); Autrand (1981), 213–14, 220–1; C. Hirschauer, Les états d'Artois (1923), i, 16–23. Апанажи: Mandements, no. 537, *Rey (1965), i, 371–2; for Burgundy, see *Plancher, iii, PJ nos. 14, 16; for Berry, Mandements, no. 376, 486. Резерв: Rey (1965), ii, 446–7; Cazelles (1882), 531–4.


[Закрыть].

Разрыв отношений с Англией в 1368 году и возобновление войны в следующем году неизбежно сопровождались быстрым увеличением государственных расходов, которые быстро превысили текущие поступления от сборщиков налогов. Без масштабной кампании по привлечению займов или повышения налоговых ставок такое положение дел могло продолжаться только до тех пор, пока существовал финансовый резерв. В круглых цифрах, из резерва в 400.000 франков, накопленного к 1368 году, 249.000 франков было потрачено на военные действия к июлю 1369 года, 121.000 франков – на дипломатию, в дополнение к небольшим суммам на строительство и личные расходы короля. Резерв был исчерпан как раз в тот момент, когда армия вторжения Карла V собиралась на берегу Сены, а Джон Гонт во главе своей армии выходил из Кале[82]82
  Rey (1965), ii, 447–8. Источники поступлений военного казначея: *Moranvillé (1888), 211–13.


[Закрыть].

Именно на этом фоне в начале августа 1369 года в зале Руанского замка собралась большая ассамблея нотаблей короля. Точный статус и полномочия этого собрания неясны, поскольку письменные вызовы, которыми оно было созвано, не сохранились. Вероятно, технически это было не собрание Генеральных Штатов, а более ограниченное собрание избранных интересантов, такое собрание, которым Карлу V, с его горьким опытом представительских собраний 1350-х годов, было легче манипулировать. Представителем короля был Жан де Ла Гранж, аббат-бенедиктинец из Фекампа, который стал одним из самых доверенных финансовых советников короля. Он сообщил собранию, что фуаж 1363 года, хотя и предназначался для финансирования армии в 6.000 человек, на самом деле дал лишь четверть от этой суммы. Возможно, это было преувеличением. Но несомненно, что доход от фуажа был разочаровывающим, и он, конечно, не был предназначен для поддержания войны против Англии. Поэтому аббат предложил продолжить сбор фуажа и габеля, но дополнить их новыми косвенными налогами по значительно увеличенным ставкам. Это предложение вызвало сильное недовольство в собрании, и все три сословия выступили против него. Как всегда, большая часть проблемы заключалась в сложном балансе между городскими и сельскими налогоплательщиками. В итоге представители были готовы согласиться на увеличение налогов, включая удвоение ставки на вино, продаваемое оптом, но только при условии, что эти налоги будут взиматься вместо фуажа, а не в дополнение к нему. Чтобы заставить налогоплательщиков нести свою долю бремени после отмены фуажа, был введен новый налог на зерно поступавшее на мельницы ― молаж (molage), который ложился в основном на зернопроизводителей и сельских потребителей, для которых хлеб составлял большую часть рациона[83]83
  Mandements, nos. 562–3, 609 (p. 312); Chron. premiers Valois, 202; 'Chron. Pays-Bas', 248.


[Закрыть].

Этот компромисс оказался крайне неудовлетворительным как для налогоплательщиков, так и для правительства. Возможно, он даже привел к снижению чистых налоговых поступлений. Правда заключалась в том, что войну нельзя было финансировать без взимания прямых налогов с подавляющего большинства французских семей, проживающих за пределами городов и их ближайших пригородов. Молаж, который был задуман как основной налог, налагаемый на сельскую местность, стал катастрофой. Он был настолько непопулярен, что, например, в епархии Нуайон на севере Франции королевские уполномоченные не смогли найти желающих его платить. В ноябре 1369 года правительство было вынуждено отказаться от молажа, просуществовавшего всего три месяца, и восстановить сбор фуажа.

Этот вопрос был вновь рассмотрен на заседании Генеральных Штатов Лангедойля в Париже в начале декабря 1369 года. Канцлер Франции открывший заседание 10 декабря во дворце на острове Сите, объяснил собравшимся затруднительное положение правительства. Целью по-прежнему было содержание постоянной армии в 6.000 человек, но на этот раз министры короля ясно дали понять, что простого возвращения к ситуации, существовавшей до августа, не получится. Потребуется значительное общее увеличение налогового бремени. Генеральные Штаты совещались более недели, прежде чем 19 декабря согласились на новый пакет фискальных мер. Молаж был отменен, налог с продаж был установлен по ставкам, действовавшим до августа, а фуаж по ставкам, которые отражали разницу между городскими и сельскими домохозяйствами, но в обоих случаях ставки были очень высокими. Горожане должны были платить в среднем шесть франков с домохозяйства, а селяне – в среднем два. Оценки платежеспособности домохозяев, как всегда, зависели от состоятельности налогоплательщика, le fort portant le faible (сильные несут слабых). Несмотря на это, новая схема почти сразу же натолкнулась на жесткое сопротивление налогоплательщиков, настолько сильное, что в течение первых нескольких месяцев пришлось отдать приказ о значительном снижении ставок. Однако они оставались в силе без какого-либо утверждения со стороны Генеральных Штатов, которые больше не собирались в Лангедойле до самой смерти короля[84]84
  AN X1a 1469, fol. 388; Gr. Chron., ii, 138–9; Mandements, nos. 609, 625, 637, 679 (p. 342); BN PO 674 de la Chapelle/19.


[Закрыть].

На юге же, герцог Анжуйский не избавился от необходимости вести регулярные переговоры с представительскими собраниями, как это сделал его брат на севере, но он доказал, что умеет манипулировать ими и запугивать, когда это было необходимо. Лангедок платил налог с продаж, как и вся Франция, и, как и вся Франция, молчаливо согласился с превращением его в постоянный военный налог. Доход от налогов в регионе оценивался примерно в 200.000 франков в год, большая часть которых предназначалась для выплаты больших пенсий и субсидий, обещанных графам Арманьяка и Перигора и сеньору д'Альбре за их апелляции против принца Уэльского. Лангедок также выплачивал габель, который время от времени назначался повторно, но неизменно выплачивался. Фуаж имел более запутанную историю. Сбор фуажа некоторое время задерживался из-за отсутствия актуальной переписи облагаемых налогом домохозяйств. Миграция, чума и финансовые проблемы сделали существовавшие оценки непригодными для использования. Поэтому практика заключалась в том, что крупные поместья Лангедока выделяли суммы на уплату налога, которые большинство общин затем собирали самостоятельно, устанавливая подымный налог по той ставке, которая была необходима для возмещения их доли. Однако между 1364 и 1374 годами была проведена новая перепись населения, которая впоследствии периодически обновлялась. Она охватывала все домохозяйства, имеющие движимое имущество стоимостью не менее 10 ливров. Это создало несколько произвольную, но удобную основу для сбора фуажа и позволило Генеральным Штатам Лангедока снова начать его взимать. Герцог Анжуйский получил фуаж в размере одного франка с домохозяйства в марте 1368 года, два франка в октябре, дополнительные полфранка в январе 1369 года, еще два франка и один грош в мае, что в общей сложности составило чуть более пяти с половиной франков с домохозяйства, полученных в течение восемнадцати месяцев[85]85
  Налог с продаж: AN J655/40; AHG, i, 159. Габель: Dognon, 606–14. Fouage: ibid., 621, 624–9. Субсидии: *Hist. gén. Lang., x, 1380–2, 1396–7, 1403–4, 1408, 1413; Douze comptes d'Albi, i, 67, 69–70 (nos. 917, 938–9, 944, 950) (ссылка на 2½ франка относится к вынужденной ссуде, предоставленной в счет субсидии в то же время); *E. Molinier, 328–9.


[Закрыть].

Однако настоящее усиление налогового гнета в Лангедоке, как и на севере, произошло осенью 1369 года после первых военных кампаний. В сентябре – ноябре, в течение шести недель, в Каркассоне, а затем в Тулузе, последовательно заседали Генеральные Штаты Лангедока. Результатом стало согласие на предоставление 430.000 франков, выплачиваемых в течение одного года, что стало крупнейшей субсидией, когда-либо предоставленной Генеральными Штатами Лангедока, которая должна была быть собрана за счет косвенных налогов на продажу вина и молаж. Изначально предполагалось, что эта субсидия заменит сбор налога с продаж (в Лангедоке он оценивался в 200.000 франков) с добавлением 230.000 франков на военные нужды. Схема была несколько похожа на ту, что была принята для Лангедойля на ассамблее в Руане в августе, и она столкнулась с теми же трудностями, когда ее попытались ввести в действие. Сборщики сообщили, что нововведенные налоги не соберут и половины запланированной суммы. В феврале 1370 года Генеральные Штаты Лангедока были вынуждены вновь собраться в Тулузе, чтобы пересмотреть условия введения налога. Они отменили молаж, увеличили ставку налога на продажу вина и разрешили ввести фуаж по высокой ставке в три франка с домохозяйства. Для одного крупного города, Монпелье, эти налоги представляли собой сумму в шесть раз больше той, которую город платил имея гораздо большую численность населения в 1328 году до начала войны, и в три раза больше, той которую платил в 1348 году, когда война была еще в самом начале[86]86
  Douze comptes d'Albi, i, 132, 133, 139 (nos. 494, 518, 702, 704); BN Lat. 9175, fols. 130–149, esp. fols. 135vo–136; Arch. Montpellier, ii, no. 923; *Hist. gén. Lang., x, 1415–17; Arch. Montpellier, i, no. 3920; Henneman (1976), 261–4.


[Закрыть].

По своему масштабу и постоянству эти нововведения представляли собой исторически беспрецедентное бремя налогообложения как на севере, так и на юге. Более того, во многих частях Франции введение новых налогов дополнялось практикой взимания местных и временных дополнительных налогов, обычно с санкции местных ассамблей, для финансирования конкретных военных операций, важных для региона, таких как осада близлежащей крепости или защита от местной компании рутьеров. Поэтому основные театры военных действий, в частности Нижняя Нормандия и, позднее, Овернь, платили гораздо больше налогов, чем другие, а также несли основную тяжесть от военного ущерба. Так как большинство финансовых документов того времени не сохранилось, то доход от военных налогов можно оценить лишь очень приблизительно. В 1372 году совокупные поступления от налога с продаж, габеля и фуажа в Лангедойле оценивались королевским Советом примерно в 1.640.000 ливров. В Лангедоке, где ставки налогов изменялись из года в год, доход от всех прямых и косвенных налогов, кроме габеля, в 1370 году оценивался в 430.000 франков. Это предполагает фуаж в размере трех франков за год, что было меньше, чем обычно удавалось получить герцогу Анжуйскому. Даже если учесть извечный оптимизм подобных оценок, эти цифры позволяют предположить, что общий доход от общего налогообложения составил не менее 2.000.000 ливров, или 400.000 фунтов стерлингов. При этом не учитываются ни налоги на духовенство, которые согласовывались с Папой Римским и собирались отдельно, ни чрезвычайные налоги, утверждаемые местными ассамблеями для конкретных целей[87]87
  *Rey (1965), i, 371–7 и Ord., v, 541 (Arts. 18–22), проанализированы в Rey, op. cit., i, 36–9.


[Закрыть].

Конечно, не все эти крупные суммы тратились на военные расходы. Генеральные Штаты Лангедойля в декабре 1369 года прямо разрешили использовать по крайней мере часть средств от сбора габеля и налога с продаж вина для покрытия расходов королевского двора. На практике налоговые поступления также расходовались на зарплату чиновникам и расходы гражданской службы, на пенсии и вознаграждения принцам крови и на удовлетворение вкуса короля к драгоценностям, книгам и дворцам. Поразительным фактом и некоторым свидетельством трат не на военные нужды французских налоговых поступлений является то, что самый интенсивный и продолжительный период военной активности в истории Франции совпал со строительством великих парижских дворцов и крепостей короля в Сен-Поль, Лувре, Бастилии Сент-Антуан и Венсене, а также с возведением новой стены вокруг правобережных кварталов Парижа; не говоря уже о прекрасных королевских резиденциях в Сен-Жермен-ан-Ле, Крее, Монтаржи и Мелёне, а также о постройках герцога Беррийского в Меэне и Бурже. Людовик Анжуйский был менее активен в строительстве, чем его братья, но и он выделил значительную часть средств из налогов с продаж и габеля Лангедока на расходы своего великолепного двора. Однако, несмотря на все это, свидетельства показывают, что большая часть (около двух третей) налоговых поступлений французского государства была фактически направлена на ведение войны. В большинстве случаев это составляло от 1.200.000 до 1.500.000 ливров, то есть от 240.000 до 300.000 фунтов стерлингов. У Эдуарда III не было никаких перспектив соответствовать военным расходам такого масштаба. Англия смогла противостоять превосходящим экономическим ресурсам Франции только в конце 1350-х годов, когда Франция была разделена гражданской войной и разорена разбойниками. Не считая расходов на охрану побережья и защиту шотландской границы, английское правительство тратило в среднем около 90.000 фунтов стерлингов в год на ведение войны на суше и на море в период с 1369 по 1375 год, что составляло примерно треть суммы, выделенной на военные нужды Карлом V. Вся история этих лет зависела от этих цифр[88]88
  Из расчетных налоговых поступлений Лангедойля в 1372 г. в округленных цифрах 631.000 турских ливров (38%) предназначалось для гарнизонов, офицеров и операций, 83.000 турских ливров (5%) было предоставлено городам-крепостям, как правило, для обороны, и 350.000 (21%) для погашения долга, большая часть которого, должно быть, представляла собой прошлые военные расходы: Rey (1965), i, 37–7, *370–7. Household: Gr. chron., ii, 138; cf. Mandements, no. 669. Английские расходы: Sherborne (1977)[1], 140.


[Закрыть].

Глава III.
Понваллен и Лимож, 1370–1371 гг.

По словам Фруассара, когда французский король раздумывал над тем, принять ли апелляцию гасконских баронов, одним из тех, с кем он советовался, был граф Сен-Поль, который несколько лет был заложником в Англии, а затем находился в Париже по условно-досрочному освобождению.

Он сказал, что Англия по сравнению с Францией – маленькая страна, так как он несколько раз проехал ее вдоль и поперек и много размышлял о ее ресурсах. Из четырех или пяти областей, на которые можно разделить королевство Франция, самая бедная дала бы больше доходов, больше городов, больше рыцарей и оруженосцев, чем вся Англия. Он был поражен, как им вообще удалось собрать силы для достижения тех завоеваний, которые они имели[89]89
  Froissart, Chron. (SHF), vii, 320–1.


[Закрыть].

Это была хоть и преувеличенная картина, но вполне узнаваемая. Англия не имела ничего похожего на богатство или налоговые возможности Франции.

В эпоху ограниченного дохода, когда правительства, как и большинство их подданных жили впроголодь, ведение длительной войны Англии с Францией всегда зависело от состояния ее государственных финансов. В Англии, как и во Франции, расходы на содержание королевского двора и администрации требовали гораздо больше, чем обычные доходы короны, в основном получаемые от королевских владений и прерогативных прав короля. В течение почти столетия эти доходы приходилось дополнять рядом постоянных налогов. Что необычно для других европейских государств они включали пошлины, взимаемые с экспортной торговли страны. Так называемый великий и древний обычай взимался с экспорта шерсти, шкур и кож со времен правления Эдуарда I. С течением времени были добавлены различные пошлины на вино, ткани и другие товары. Самой последней из них был налог на шерсть, по сути, дополнительная таможенная пошлина на экспорт шерсти. Изначально введенный как чрезвычайная мера для финансирования военных расходов, налог на шерсть фактически стал частью постоянных доходов короны с 1362 года, когда Парламент признал, что король не может обойтись без него даже в мирное время. Парламент в июне 1369 года вновь подтвердил этот налог, но по повышенным ставкам[90]90
  Parl. Rolls, v, 151–2 (35), 181 (9), 209 (9), 223 (10).


[Закрыть].

Таможенные доходы всегда были крупнейшим источником дохода английских королей. Но они были чувствительны к экономическим спадам, и их доходность была соответственно непостоянной В период с 1353 по 1362 год, в ретроспективе – золотой век английских государственных доходов, они приносили в среднем около 88.000 фунтов стерлингов в год, беспрецедентная цифра, которая в будущем никогда не была достигнута. 1360-е и 1370-е годы были более трудными временами для английской торговли. Средний годовой доход от таможни в период с 1368 по 1375 год составил около 67.000 фунтов стерлингов, и тенденция к его снижению сохранялась. Если добавить доходы от королевских владений и прерогативных прав и поборов, то общий доход, на который мог рассчитывать король, составлял от 80.000 до 100.000 фунтов стерлингов в год. Из этой суммы на обычные накладные расходы на содержание королевского двора и правительства уходило не менее 55.000 фунтов стерлингов в год, а иногда и больше[91]91
  Таможня: Ormrod (1990), 207 (Table 4). Основные сборы: Parl. Rolls, v, 300–2, 304–5 (17–18, 27); Holmes (1975), 79–81, 83, 110–11. Владения и прерогативы: Ormrod (1995), 147 (fig. 23) (полные цифры на ESFDB/orm/engd030); Harriss (1975), 489. В 1371–1372 годах (когда цифры не искажены авансом) иностранные монастыри приносили 3.061 фунтов стерлингов,  13 шиллингов, 8 пенсов.: PRO E401/506, 508. Накладные расходы: Harriss (1975), 487.


[Закрыть].

Это означало, что английский король в долгосрочной перспективе полностью зависел от парламентских налогов для финансирования ведения войны. Парламентские налоги традиционно взимались как доля от стоимости движимого имущества. Они взимались по стандартным ставкам: десятая часть в городах и пятнадцатая часть в деревне, в соответствии с оценкой, первоначально сделанной в 1334 году, но которая уже устарела. Налоги назначались на короткий срок, обычно на год, иногда на два или даже три года. Номинальная стоимость одной десятой и пятнадцатой (столько Парламент никогда не выдавал за год) составляла около 38.000 фунтов стерлингов, и на практике она приносила почти столько же. Кроме того, Церковь предоставляла церковные десятины, которые назначались соборами церковных провинций Кентербери и Йорка, как правило, одновременно с парламентскими субсидиями. Номинальный доход от церковной десятины составлял 18.000 фунтов стерлингов. Но она собиралась самой церковью, причем не очень эффективно и согласно еще более древней оценке имущества, датируемой 1291 годом. На практике она приносила гораздо меньше номинального дохода[92]92
  Ormrod (1990), 204 (Table 1), 205 (Table 2); Ramsay, ii, 294 (Table V).


[Закрыть].

После разрыва с Францией Эдуард III не хотел требовать от своих подданных военных налогов. Как и его противник, он ожидал, что война будет короткой и решительной Вероятно, он полагал, что требование о субсидировании от светского населения встретит сопротивление. Если так, то он почти наверняка был прав. Начало войны совпало в Англии с рядом природных несчастий. В начале 1369 года в Англии началась новая эпидемия бубонной чумы, третья за последнее поколение. Проливные летние дожди погубили урожай зерновых, и цены на продовольствие выросли до уровня, которого не видели уже полвека. Болезни скота и падение цен на шерсть усугубили беды английских производителей[93]93
  Wykeham, Register, ii, 82–8; Walsingham, Hist. Angl., i, 309.


[Закрыть]. Военная пропаганда Эдуарда III, похоже, не оказала большого влияния на общественное мнение, ведь в Англии было очень мало разрушений от войны, а шотландцы были спокойны. Массы населения, похоже, были впечатлены угрозой вторжения из Франции не больше, чем сам Эдуард III и не было ничего, что могло бы напомнить им об угрозе войны. В отличие от подданных Карла V, англичане не привыкли к тяжелым налогам. В 1350-х годах война финансировалась в основном за счет таможенных сборов, неудобства от которых были слишком косвенными, чтобы их заметило все население. Кроме явно неудачного чрезвычайного сбора в 1360 году, парламентских субсидий не было с 1357 года, и до 1371 года их не будет совсем. До поры до времени англичане равнодушно наблюдали за ходом войны, которую они все еще могли считать личным делом короля.

На этом этапе своего долгого правления Эдуард III был крайне осторожен с финансами. Он не пытался повторить необдуманные эксперименты, с помощью которых он финансировал свои ранние кампании во Франции. Как и его противник, Эдуард III оплатил первые кампании новой войны в размере, значительно превышающем его доходы, используя резерв, накопленный в 1360-х годах. Резерв Эдуарда III пополнялся не за счет избытка налоговых поступлений, как у Карла V, а за счет доходов от выкупов за военнопленных, которые могли считаться лично принадлежащими королю. В 1369 году военные расходы Эдуарда III финансировались почти полностью из этих накопленных богатств и из других разовых поступлений того же рода. Он потратил 42.000 фунтов стерлингов на поддержку обороны Аквитании, не менее 75.000 на кампанию Джона Гонта в Пикардии и Нормандии, около 20.000 на гарнизон Кале и 10.000 на Ирландию. Включая сумму, потраченную на оборону побережья, о которой не сохранилось никаких адекватных записей, общие военные расходы короля за год должны были составить около 160.000 фунтов стерлингов. Из них почти девять десятых (135.650 фунтов стерлингов) были покрыты из личных средств короля. Хотя Эдуард III продолжал вносить скромные личные взносы в расходы на войну в течение последующих лет, он исчерпал большую часть своих денежных запасов в первый же год. У него не было ничего похожего на регулярный приток средств, которым мог распоряжаться его соперник и это неизбежно послужило мощным ограничением для ведения войны. "Я советую вам не начинать войну, полагаясь на свое богатство, – сказала Дама Пруденс (Госпожа Разумница) в Рассказе о Мелибее Чосера, – ибо его… не хватает на ведение войны"[94]94
  PRO E401/495 (14 ноября, 16 декабря, 31 января, 3, 24 февраля, 5, 6 марта); E401/499 (5, 7, 12, 17, 29 мая; 14 июня, 4 августа). Непредвиденное: Harriss (1975), 489–94, 499; о части Виоланты Висконти см. PRO E401/495 (24 февраля, 5, 6 марта). Расходы из резерва: PRO E403/436, mm. 24, 25, 26 (26, 31 января, 3 февраля); E403/438, m. 25 (14 июня); E361/4, mm. 21–22 (Уэйкфилд) (не считая авансов войскам, за которые еще не отчитались); E364/5, m. 6d. (Кале, платежи за 22 месяца, 1369–1371 гг., в годовом исчислении); PRO E101/30/1 (Ирландия). Chaucer, Works, iv, 231.


[Закрыть].

* * *

После 1369 года Эдуард III столкнулся с той же стратегической дилеммой, что и всегда. Его главной задачей была защита своих владений на юго-западе Франции. Сделать это напрямую было исключительно сложно и дорого. Оборонительная война требовала большого количества постоянных гарнизонов и армии, готовой по первому требованию выступить навстречу угрозам, которые могли возникнуть в любое время и в любом месте по выбору противника. Поколение английских и гасконских солдат привыкло к войнам с быстрым передвижением тяжеловооруженных кавалеристов при поддержке конных лучников – традиционным методам агрессивной войны. Оборонительная война, с ее неподвижными силами, с ее схватками и осадами, не была тем видом боевых действий, в котором они преуспели. Более того, она никогда не могла быть решающей. Войну можно было выиграть, если вообще можно было выиграть, оказав политическое давление на французского короля, что неизбежно предполагало вторжение во Францию с севера. Северные провинции были самыми богатыми частями Франции и политически наиболее чувствительными. Аквитанская граница, по сравнению с ними, была политически второстепенной и труднодоступной из Англии. Морской путь был долгим и опасным. Для переправы армии любого размера требовалось большое количество самых крупных кораблей, которых у Англии никогда не было в достатке. Сухопутный путь преграждала Луара, истекающая с холмов Оверни и спускающаяся по большой дуге на север и запад к Атлантике. Река представляла собой грозную преграду: широкая, с быстрым течением и коварная, исключительно сложная для перехода в брод, с укрепленными мостами и стенами городов. Вторжение в северную Францию через Кале или при поддержке местных жителей через Бретань или Нормандию было более привлекательной стратегией.

Английский король хорошо понимал, что внутренние разногласия во Франции во многом объясняли его успехи в 1350-х годах, и искал линии разлома, которые могли бы позволить ему повторить их. Его планы на 1370 год вращались вокруг французского Алкивиада, Карла Злого, короля Наварры. Последние восемь лет Карл жил в своем испанском королевстве, лелея обиду на французских королей Валуа. Потеря ценных владений в долине Сены в 1364 году оставила ему во Франции только полуостров Котантен, город Эврё и право на владение Монпелье в Лангедоке, которое Карл V обещал ему в 1365 году, но так и не выполнил. Карл Наваррский был еще одним человеком, который с ностальгией вспоминал 1350-е годы, когда он лавировал между Англией и Францией привлекая к себе сторонников среди естественных врагов короны и на короткое время став вершителем судеб Франции. В середине июня 1369 года, через пять недель после объявления Карлом V войны Англии, король Наварры пересек Пиренеи вместе со своими министрами и советниками и вернулся во Францию. Есть некоторые свидетельства того, что его возвращение было предложено или, по крайней мере, поощрялось принцем Уэльским. В июле 1369 года он прибыл в Бретань и сразу же установил контакт с потенциальными союзниками[95]95
  Cat. Arch. Navarra, vii, nos. 744–56; Compte r. Navarre, 63, 136, 361.


[Закрыть].

Первой остановкой Карла Наваррского стал замок Клиссон в Нижнем Пуату. Его владелец, Оливье де Клиссон, предложил Карлу стать посредником между ним и герцогом Бретани. Они вместе отправились в Нант, где остановился герцог, и в цитадели в обстановке строгой секретности завершили свои переговоры. В результате было заключено соглашение, подкрепленное клятвами с обеих сторон, о том, что каждая из них придет на помощь другой. Подробные условия соглашения не сохранились, и канцлер Карла так и не решился изложить их в письменном виде. Затем Карл отправился в Шербур, который был главным укрепленным городом его сократившихся владений. Оттуда он отправил своих послов к Эдуарду III и Карлу V, чтобы изложить свою позицию[96]96
  Secousse, Preuves, 380–1 (исповедь Жака де Рю), 412, 428–9 (исповедь Пьера дю Тертра); Compte r. Navarre, 374.


[Закрыть].

В последнюю неделю августа 1369 года два советника Карла Наваррского предстали перед французским королем в Жюмьеж, прекрасном бенедиктинском аббатстве на берегу Сены, куда король удалился после заседаний ассамблеи в Руане. Требования Карла Наваррского были предсказуемы: восстановление всех потерянных владений Карла в Нормандии, признание его довольно спорных притязаний на герцогство Бургундское и передача обещанного владения Монпелье. Карл V не отреагировал слишком бурно, как это сделал бы его отец, так как был более умным дипломатом и быстро понял намерения короля Наварры. Представители короля отвергли требования Карла о возвращении его земель в Нормандии, ссылаясь на договор, по которому Карл Наваррский уступил их в 1365 году. Что касается других его требований, то французский король тянул время, пытаясь перехитрить амбициозного принца. Он подговорил главного переговорщика короля Наваррского и быстро разрушил союз Карла с Иоанном IV Бретонским и Оливье де Клиссоном. Об этом союзе стало известно маршалам во время осады Сен-Совера в сентябре 1369 года и они сообщили об этом Карлу V. Иоанн IV испугался и был вынужден публично заявить о своей верности короне. Он послал Оливье де Клиссона, этого приспособленца, передать королю в Париж любезное послание[97]97
  Secousse, Preuves, 301–4; Gr. chron., ii, 133–4, 140–1, 379, 433–4 (исповедь Пьера дю Тертра); Chron. premiers Valois, 204; John IV, Actes, no. 145; Morice, Preuves, i, 1637–8. Карл V находился в Жюмьеже 16 и 24 августа: 'Séjours', 222.


[Закрыть].

Эмиссары Карла Наваррского прибыли в Англию к Эдуарду III в конце августа 1369 года в самый разгар бряцания оружием, связанным с последними приготовлениями к отправке армии в Кале, в сопровождении гасконского рыцаря, находившегося на службе у принца Уэльского. В их задачу входило подготовить почву для приезда осенью более крупного наваррского посольства, в котором главной фигурой был секретарь Карла Пьер дю Тертр.

Сделки короля Наварры с английским двором были хитрыми даже по его меркам. Во-первых, хотя его эмиссары приехали, чтобы заинтересовать английского короля в военном и политическом союзе, на самом деле он его не хотел. Его истинной целью было укрепить свои позиции на переговорах с королем Франции, чтобы добиться более выгодного урегулирования своих претензий. Эдуард III, которого Карл дважды обманывал в 1350-х годах, вряд ли мог не знать об этом. Он просто надеялся, что неуступчивость одной или другой стороны приведет к разрыву отношений между королем Наварры и его кузеном королем Франции и откроет для него новые возможности. Во-вторых, между Карлом и Эдуардом III существовал главный предмет разногласий в виде гарнизона Сен-Совер-ле-Виконт, который располагался в самом сердце наваррских владений в Нормандии. Со времени отъезда сэра Джона Чандоса в Аквитанию, крепость управлялась в своих собственных интересах двумя главными капитанами: лейтенантом Чандоса Джоном Кокингом и человеком по имени Роджер Хилтон, который стал лидером вольных компаний из Шато-Гонтье. Они были сами себе законом, а их люди орудовали на всей территории Котантена, совершая набеги вплоть до стен Шербура. Офицеры Карла не могли передвигаться по его владениям без сопровождения Кокинга и Хилтона. Не было "ни пяди земли, принадлежащей ему, которая не подлежала бы выкупу", – жаловались его послы. В течение зимы гарнизон Сен-Совера проводил масштабные работы вокруг крепости, чтобы улучшить ее оборону и разместить увеличенный гарнизон. Монахи из аббатства за воротами были изгнаны, а их здания укреплены. Дополнительный форт был построен в поместье Гарнетот на противоположном берегу реки Дув. Чтобы предотвратить дальнейшее разграбление своих владений, Карл Наваррский был вынужден выплачивать англичанам деньги, взимая их в виде налогов с жителей. В период с декабря 1369 года по сентябрь 1370 года капитаны Сен-Совера смогли получить таким образом 17.000 франков (около 2.800 фунтов стерлингов), из которых было фактически выплачено более 90%. В результате весь налоговый потенциал владений Карла Наваррского перекочевал в карманы англичан.