Текст книги "Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Сампшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 77 страниц)

Умерший король много думал о правлении Францией во время своего несовершеннолетия. Однако, когда пришло время, он завещал своему сыну трудное наследство. В августе 1374 года, вскоре после того, как его здоровье стало подводить, Карл V издал указ, устанавливающий возраст совершеннолетия для королей Франции на уровне тринадцати лет, по сравнению с традиционным возрастом в четырнадцать лет для королей и двадцать лет для дворян. Король назвал тринадцать лет возрастом благоразумия и вспомнил пример Людовика IX, который, как говорили, взял управление королевством в свои руки в этом возрасте. Но на самом деле он боялся регентства и связанной с ним неопределенности и нестабильности. Осенью 1374 года последовала серия указов, основной целью которых было достижение тщательно продуманного баланса власти в его семье. Людовик Анжуйский, старший из его братьев, должен был стать регентом, а герцоги Бургундский и Бурбонский должны были совместно действовать в качестве опекунов и воспитателей молодого короля. В принципе, регент должен был обладать всеми полномочиями короля. Однако доходы от королевских владений в Париже, Нормандии и Иль-де-Франс должны были быть переданы двум опекунам короля для оплаты расходов на его двор, а остальные государственные доходы королевства предназначались для покрытия расходов на управление и оборону. Фаворит покойного короля, Бюро де Ла Ривьер, получил ключевую роль в новом правительстве и стал главным исполнителем завещания покойного короля. Он должен был служить первым камергером нового короля до его совершеннолетия. Ни одно важное решение, касающееся молодого Карла VI или его брата Людовика, не должно было приниматься без его одобрения. Ему также было поручено хранение личной казны короля. Эти сложные договоренности требовали такого сотрудничества между братьями и министрами покойного короля, на которое они уже не были способны. Они также совершенно не подходили для воюющей страны[559]559
  Ord., vi, 26–30, 45–54; Charles's will at *Gr. chron., iii, 183–99, 219–24 (esp. 196–7, 199). Cf. P. Dupuy, Traité de la majorité de nos rois et des régences dy royaume (1655), 190–2; O. Martin, Histoire de la coutume de la prévôté et vicomté de Paris, i (1922), 172–3.


[Закрыть].

Похороны умершего короля проходили в течение трех дней с 24 по 26 сентября 1380 года. Четыре королевских герцога проследовали за гробом по улицам Парижа от Нотр-Дам до Сен-Дени и стояли у могилы в церкви аббатства, рядом с той, что недавно была сделана для Бертрана Дю Геклена. В мире, где символы иногда имеют большее значение, чем факты, погребение короля традиционно означало истинный конец его царствования. Как только церемония завершилась, все начали ссориться из-за власти с яростью, усиленной подавленной ревностью и антагонизмом предыдущего царствования. Герцог Анжуйский, все еще страдавший от своего позора в начале года, слишком сильно наслаждался возможностью получить власть, чтобы смириться с ограничениями, наложенными на него умершим братом. Герцог Бургундский требовал первенства на публичных церемониях как первый пэр Франции, а герцог Анжуйский – как старший член королевской семьи. Их свиты едва не сошлись в схватке во время ставшего знаменитым случая, когда оба герцога пытались сесть на одно и то же место рядом с королем. Герцоги Бургундский и Бурбонский, поддерживаемые герцогом Беррийским, утверждали, что имеют право назначать главных должностных лиц короля в качестве его опекунов, в то время как герцог Анжуйский претендовал на такое же право в качестве регента. Этот вопрос быстро встал на повестку дня, поскольку необходимо было выбрать нового коннетабля на место Бертрана Дю Геклена, что было неотложным делом в условиях, когда английская армия двигалась по Франции. До своей болезни Карл V остановил свой выбор на соотечественнике Бертрана, бретонце и его давнем собрате по оружию, Оливье де Клиссоне. Но его назначение было подтверждено только после ссоры между дядями короля. И, наконец, был деликатный статус герцога Беррийского, которого покойный король считал политически некомпетентным и демонстративно не допускал к участию в управлении государством. Герцог всеми силами стремился получить место в королевском Совете, соответствующее его рангу. Что касается Бюро де Ла Ривьера, то от него отмахнулись. Годы нашептывания на ухо покойному королю создал ему слишком много врагов. Королевские герцоги считали Ла Ривьера безродным выскочкой, а герцог Беррийский искренне его ненавидел[560]560
  AN X1a 1471, fol. 382–382vo; Gr. chron., ii, 382–3; Chron. r. St.-Denis, i, 8, 24–6, 30–2, 36–8, 40; *Hist. gén. Lang., x, 1646. Клиссон был назначен коннетаблем 1 октября 1380 г.: AN K57A/17.


[Закрыть].

В основе этих, казалось бы, пустяковых споров лежали не только личная неприязнь и уязвленная гордость. За ними стояли возможности, которые смерть самодержавного Карла V открыла для трех его братьев. У каждого из них были личные амбиции, которые в большей или меньшей степени зависели от возможности наложить руку на ресурсы французской короны. Герцог Беррийский хотел стать лейтенантом в Лангедоке – назначение, которое, в дополнение к его владениям в Берри и Пуату и уже имеющимся лейтенантским полномочиям в Оверни, отдавало в его руки ресурсы примерно трети Франции. Герцог Бургундский постоянно заглядывался на Фландрию, которой суждено было стать наследством его жены и главной опорой его собственного состояния. Однако самым амбициозным и разрушительным из личных предприятий королевских герцогов было, что характерно, предприятие герцога Анжуйского. В течение нескольких месяцев он вел тайные переговоры о приобретении наследства Сицилийского королевства, что стало последней из его многочисленных попыток обрести собственное королевство. Сицилийским королевством называлась большая территория на юге Италии, которой управляли потомки брата Людовика IX Карла I Анжуйского, хотя сама Сицилия уже сто лет не входила в состав их владений, а королевство управлялось из Неаполя. Королева Иоанна I Анжуйская, которая в свои пятьдесят три года оставалась бездетной, несмотря на четыре замужества, была серьезно ослаблена раздорами в Италии, последовавшими за папским расколом. Ее неуклонная поддержка авиньонского Папы истощила ее казну и стоила ей значительной поддержки среди подданных. Это также вызвало неистовую враждебность Урбана VI, который решил уничтожить ее.

Осенью 1379 года Урбан VI нашел грозного союзника в лице королевского дома Венгрии. В долгосрочной перспективе вовлечение венгерской династии в дела южной Италии должно было стать роковым шагом для папства. Но в то время его преимущества казались более очевидными, чем недостатки. Венгрия была самым могущественным и экспансивным государством Восточной Европы. Король, Людовик I (Лайош) Великий, сам происходил из ветви Анжуйско-Неаполитанской династии и уже некоторое время вынашивал планы относительно Италии. Недавно его войска вторглись на север Италии, где отвоевали у Венецианской республики область Фриули. Людовик I Венгерский не был другом Иоанны I Анжуйской. Его брат Андреа был ее первым мужем и фактическим правителем королевства, пока не был убит при попустительстве Иоанны I в 1345 году. Венгерский король решил свергнуть ее с престола, а инструментом Людовика I стал его кузен Карл, герцог Дураццо, молодой человек двадцати пяти лет, который воспитывался при дворе Иоанны I и был женат на ее племяннице, но сделал карьеру на службе у Людовика I. В то время Карл находился в северо-восточной Италии, где служил капитаном и вице-королем короля Венгрии. Он был искусным дипломатом, хитрым и безжалостным политиком и эффективным полководцем, а также естественным центром притяжения для многочисленных внутренних врагов Иоанны  I. Урбан VI предложил передать ему корону Неаполя, если Людовик  I Венгерский предоставит ему войска для его завоевания. К началу 1380 года сделка, похоже, была заключена.

В Авиньоне Климент VII в ответ обратился к герцогу Анжуйскому. Клименту VII было выгодно заманить французский королевский дом в Италию. Французское вмешательство на полуострове открывало единственную перспективу вытеснить его противника с его родной территории. Переговоры начались в январе 1380 года и к июню привели к соглашению, в котором Иоанна  I усыновила Людовика Анжуйского и объявила его наследником всех своих владений в южной Италии и Провансе. Взамен Людовик Анжуйский обязался за свой счет вооружить небольшую эскадру военных галер для защиты Неаполя и, в случае вторжения в ее владения, помочь Иоанне  I войсками и деньгами. Даже с учетом щедрых субсидий, обещанных Климентом VII, эти обязательства были далеко за пределами возможностей личных средств Людовика. Они стали началом долгого и дорогостоящего вмешательства французского государства в дела Италии, которое в той или иной форме продлится до середины XVI века[561]561
  Герцог Беррийский: Chron. r. St.-Denis, i, 90. Неаполь: Gatari, Cronaca Carrarese; RISS2, xvii. 1, 181–3, 185–6; Niem, De Scismate, 39–42; Jarry (1906).


[Закрыть].

Сразу после похорон Карла V братья покойного короля встретились во дворце на острове Сите в присутствии большого количества придворных, прелатов, чиновников и юристов. Их представители обменялись требованиями.  По городу стали распространяться сплетни. Но решение удовлетворяющее все стороны так и не было достигнуто. Около 28 сентября было решено передать споры на рассмотрение третейского суда. Арбитры выработали решение, которое было хоть и компромиссным, но, вероятно, наилучшим из всех возможных. Было решено объявить молодого короля совершеннолетним и сразу же короновать его в Реймсе. Конечно же, не предполагалось, что он сразу начнет самостоятельно править. Объявление о совершеннолетии было просто юридическим инструментом для завершения всех договоренностей Карла V о регентстве и прекращения власти Бюро де Ла Ривьера над королевским двором и казной. Вместо этого четыре королевских герцога согласились разделить власть между собой. Герцог Анжуйский продолжал называть себя регентом, а герцоги Бургундский и Бурбонский продолжали действовать в качестве опекунов короля. Герцог Анжуйский должен был осуществлять повседневное управление государством и контролировать все финансовые ресурсы короны, которые не требовались для содержания королевского двора. Но все важные решения должны были приниматься четырьмя королевскими герцогами совместно при содействии Совета, состоящего из двенадцати человек, выбранных ими самими. Вероятно, частью этой сделки было предоставление герцогу Беррийскому лейтенанства в Лангедока, так как вскоре после этого было объявлено о его назначении на эту должность. Эти неловкие компромиссы мало способствовали смягчению недоброжелательности между сильными личностями. Через несколько дней после заключения соглашения герцог Анжуйский конфисковал личные сокровища покойного короля, состоявшие из драгоценностей в Сен-Поль и 200.000 франков наличными, которые хранились в Венсенском замке. Узнав, что в замке Мелён спрятано еще какие-то ценности, он заставил чиновника, ответственного за их сохранность, раскрыть их местонахождение и забрал и их. Фруассар говорит, что деньги нужны были ему для обороны Неаполя, что вполне может быть правдой. Известно лишь, что в течение следующих шести недель, пока герцог Анжуйский частично не отступил, государственные дела были парализованы, поскольку на каждом заседании Совета доминировали яростные требования герцога Бургундского вернуть конфискованные деньги. Но часть из них так и не была возвращена[562]562
  Chron. r. St.-Denis, i, 6–16, 26–8, 40–2, 90–2; AN X1a 1471, fol. 382vo; Ord., vi, 529–32; Froissart, Chron. (SHF), ix, 287–8; Luce (1875).  Деньги в Венсенском замке: Mandements, no. 1956.


[Закрыть].

Задача преемников Карла V была бы трудной при любых обстоятельствах, но он оставил им еще одну проблему, которая была совершенно неожиданной даже для его ближайших советников. Примерно за два часа до своей смерти Карл V издал указ об отмене подымного налога и списал все оставшиеся задолженности по нему. Его уже давно беспокоили растущие признаки восстания против тяжести королевских налогов и беспорядков, которые он оставлял для своего преемника. Но это не было актом продуманной политики. Это был жест испуганного человека, который знал, что у него осталось мало времени, чтобы загладить грехи власти. Двусмысленная запись его слов позволяет предположить, что, будь его воля, он упразднил бы и налог с продаж. Но даже в смягченной форме, представленной в проекте его министров, последний акт личного искупления короля стал катастрофой, от которой французское государство оправилось только через три года. Сначала документ держали в секрете, но он был действительным актом, и в октябре новое правительство решило, что он должен быть опубликован. Новость быстро распространилась по Франции. Официальные копии были разосланы во все главные провинциальные центры. Неофициальные слухи кое-где преувеличивали эту новость[563]563
  Notices et extraits BN, i, 342; Ord., vii, 710–11; Finot (1889); Mirot (1905)[1], 5n1.


[Закрыть].

Отмена подымного налога не только устранила самый важный источник финансирования войны. Она серьезно разбалансировала французскую налоговую систему. Подымный налог, каким бы несовершенным он ни был, был единственным прямым налогом. Он представлял собой наиболее эффективное средство, позволявшее добраться до карманов зажиточных людей и массы населения, проживающего в сельской местности. Без него правительство почти полностью зависело от двух косвенных налогов, на продажи и габеля. Оба они ложились главным образом на население городов, где потреблялось больше всего соли и где находились оптовые рынки продуктов питания и вина. Они также тяжело отражались на беднейших членах городского сообщества, которые тратили относительно большую часть своих доходов на еду и напитки. Во многих местах считалось, что все налоги, как прямые, так и косвенные, были отменены. В Монпелье глашатай прошел по улицам, объявляя об отмене габеля. В Ниме состоялись шествия в честь отмены всех королевских налогов. Оверньские Штаты восприняли новость об ордонансе умершего короля как повод отказаться от всех военных налогов. Но когда правда стала известна, возник спонтанный и бурный протест. Первые признаки беспокойства появились на севере. В городах Пикардии и Иль-де-Франс люди восстали и выгнали сборщиков налогов. В Компьене и Сен-Кантене бунтовщики захватили улицы. В Сен-Дени умершего короля едва успели похоронить, как толпа ворвалась на рыночную площадь и напала на сборщиков налогов. Напряжение в Париже нарастало. В большинстве районов Франции сбор налогов прекратился. Одним из первых своих решений Совет постановил созвать Генеральные Штаты Лангедойля в следующем месяце. Совет рассчитывал на атмосферу доброй воли, которая возникнет в связи с коронацией преемника. При хорошем управлении собрание можно было бы убедить вновь предоставить хотя бы часть налогов, отмененных Карлом V[564]564
  Arch. Montpellier, i, no. 1823; *L. Menard, iii, 32; Inv. AC Montferrand, i, 415; Chron. r. St.-Denis, i, 20–2; Arch. St.-Quentin, ii, no. 754 (p. 349); Choix de pièces, i, 20; Chronographia, ii, 397; Mirot (1905)[1], 21n1; Gr. chron., iii, 1.


[Закрыть].

* * *

Тем временем казна короля была пуста. Французская армия оставила свои позиции на реке Сарта. Некоторые отряды рассеялись. Оставшиеся, лишенные лидеров и растерянные, добрались до Парижа и расположились лагерем в пригородах, требуя жалованья, грабя деревни, амбары, проезжающих по дорогам и выкрикивая слова поддержки той или иной фракции в королевской семье. 13 октября 1380 года Людовик Анжуйский распустил армию и разогнал неоплаченных людей по домам. Единственными организованными силами, оставшимися под французским командованием, были отряд из нескольких сотен человек под командованием Оливье де Клиссона и разрозненные гарнизоны герцога Анжуйского на Бретонской границе[565]565
  Chron. premiers Valois, 289; Froissart, Chron. (SHF), x, 1; Chron. r. St.-Denis, i, 14, 16–18, 40; BN Clair. 23/120; Morice, Preuves, ii, 257–62, 291–2; Chron. Bourbon, 120.


[Закрыть].

Английская армия смогла без сопротивления перейти вброд Сарта и пересечь болота у реки Майен, продвигаясь на запад к Бретани. В начале октября 1380 года она вошла в герцогство к югу от города-крепости Витре и медленно двинулись к Ренну. Здесь англичане с удивлением и досадой обнаружили, что для их приема не было принято никаких мер. Не было и бретонской армии, с которой можно было бы объединить силы. Города закрыли свои ворота перед Бекингемом. Иоанн IV, союзник, которого Бекингем прибыл поддержать, находился в Энбоне на юго-западе полуострова и казалось, не спешил приветствовать Бекингема. Правда заключалась в том, что смерть Карла V все изменила. Новое правительство вряд ли будет столь же жестко противостоять Иоанну IV, как это делали Карл V и Бюро де Ла Ривьер. У Иоанна IV были достаточно хорошие отношения с французскими королевскими герцогами. Герцог Анжуйский с октября прошлого года лично стремился найти решение бретонской проблемы путем переговоров. Супруга Филиппа Бургундского была двоюродной сестрой Иоанна IV, а его тесть был его главным покровителем. Теперь, получив в управление Францию, но не имея ни войск, ни денег для ее защиты, королевские герцоги не имели иного выбора, кроме как пойти на сделку с герцогом Бретонским. Личные предпочтения Иоанна IV неизвестны. Но он находился под сильным давлением со стороны своих сторонников-баронов, чтобы отказаться от английской военной помощи и залечить разрыв с Францией. Поэтому он поступил так, как часто поступал Карл Наваррский в период своего расцвета. Он использовал присутствие Бекингема в качестве разменной монеты, чтобы провернуть сделку с французами, а также в качестве страховки на случай неудачи[566]566
  Froissart, Chron. (SHF), ix, 268–70, 279–80, 287–8, x, 1–3, 18–19; Walsingham, Chron. Maj., i, 388; Chron. r. St.-Denis, i, 56–8; Froissart, Chron. (SHF), x, 18–19.


[Закрыть].

На данный момент в Париже ничего нельзя было сделать. Герцоги были слишком озабочены борьбой за власть и приближающейся коронацией короля. Поэтому Иоанн IV тянул на время. Он послал Бекингему свои извинения и обещал встретиться с ним, чтобы обсудить планы на будущее, но не сейчас. Бекингем медленно продвигался вперед. Большую часть октября английская армия провела в окрестностях Ренна, перемещаясь вперед каждые три-четыре дня по мере истощения припасов. Только в конце октября 1380 года Бекингем и Иоанн IV наконец встретились. Местом встречи стала крепость XIII века Эде, расположенная к северу от Ренна. Иоанн IV был обходителен, полон уверенности и увертлив. После нескольких дней общения Бекингему все-таки удалось прижать герцога к стенке и обсудить детали предстоящей операции. Было решено, что в ближайшие несколько дней английская армия возьмет в осаду Нант. Этот город представлял жизненный интерес для обоих: для Иоанна IV – потому что это было одно из немногих мест, где все еще отказывались принять его офицеров, для Бекингема – из-за важного моста через Луару. Англичане предложили немедленно двинуться к Нанту. Иоанн IV должен был присоединиться к ним со своей собственной армией в течение двух недель после начала осады. Он также обязался организовать на Луаре флот вооруженных барок, чтобы предотвратить подвоз запасов в город по реке. Но даже пока он обсуждал эти подробности с английским командующим, Иоанн IV готовился обмануть его. В своих личных покоях в цитадели Ренна он приложил свою печать к любопытному нотариальному акту, к которому он не раз прибегал, чтобы успокоить свою совесть перед каким-нибудь грубым нарушением соглашений. В нем герцог перечислил все, чем он был обязан советам и поддержке английских королей на протяжении многих лет, заявив нотариусу и, возможно, потомкам, что если сейчас он нарушит свое слово, данное англичанам, и заключит сделку с французами, то это произойдет только потому, что он был вынужден это сделать[567]567
  Froissart, Chron. (SHF), x, 4–9; Higden, Polychron., Cont. (iv), 403–4; Morice, Preuves, ii, 294–6.


[Закрыть].

В трехстах милях от Бретани, утром 4 ноября 1380 года, Карл VI Французский был помазан и коронован в великом готическом соборе Реймса, в результате впечатляющей церемонии, освященной традицией, которую он мог лишь смутно понимать. Последующий пир был прерван прибытием трех гонцов из Бретани с известием о том, что англичане идут на Нант. Герцоги и военные офицеры короны обсуждали, что теперь делать среди веселья и шума. В цитадели Нанта находился небольшой гарнизон, подчинявшийся Оливье де Клиссону, но он был недостаточно многочисленным, чтобы в одиночку отбить штурм. Считалось, что в гарнизонах на бретонской границе находилось еще около 400 человек. Двум офицерам герцога Бурбонского, присутствовавшим на банкете, было приказано немедленно отправиться на запад, чтобы доставить этих людей в город до того, как его захватят англичане. И они хорошо справились с порученным заданием. Первые английские войска достигли Нанта утром в воскресенье 4 ноября 1380 года. К тому времени, когда прибыли остальные войска Бекингема, французы ввели в город около 600 профессиональных солдат[568]568
  Gr. chron., iii, 1; Chron. r. St.-Denis, i, 28–30; Chron. Bourbon, 119–20; 'Chron. Brioc.', 56; Froissart, Chron. (SHF), x, 9.


[Закрыть].

^{16. Осада Нанта, ноябрь 1380 – январь 1381 гг.}

Нант был богатым городом, хорошо живущим за счет торговли вином и солью, который сравнительно мало пострадал от войны. Осаждать его было трудной задачей. У города были мощный стены полного обвода и он был относительно компактным, не более тысячи ярдов в окружности, что означало, что его мог оборонять небольшой гарнизон при поддержке горожан. Город и равнину к северу от стен разделяла река Эрдр. Луара, в то время имевшая более мили в ширину, была разделена на рукава с быстрым течением, протекавшими между рядом больших островов. Граф Бекингем был вынужден разделить свою армию вокруг Нанта на три более или менее независимые части. Латимер, Калвли и сэр Уильям Виндзор расположились лагерем на восточной стороне города. Ноллис и Перси находились на западе за рекой Эрдр. Сам граф занял Ла Солзе, обитаемый остров на Луаре прямо напротив речных ворот города. Ни один из этих отрядов английской армии не был в состоянии быстро оказать помощь другому в случае нападения, и даже имея 5.000 человек англичане не смогли блокировать весь город. В самом начале осады граф направил в Англию спешный призыв о подкреплении. Он заявил, что ему срочно требуется еще как минимум 2.000 человек. Пока Совет пытался их предоставить, его действия зависели от обещаний герцога Бретани. Но Иоанна IV нигде не было видно. Граф отправил ему целый поток посланий, ни на одно из которых не было получено ответа. В Париже новый коронованный король вступил в столицу 11 ноября, приветствуемый восторженными толпами и бесчисленными просителями, ожидавшими возобновления обычных государственных дел. Среди просителей были послы герцога Бретани. Сразу после окончания празднеств они заключили бессрочное перемирие с французским королевским Советом. 19 ноября 1380 года Иоанн IV назначил четырех видных дворян, все из которых были связаны с Бретонской Лигой предыдущего года, для проведения переговоров с регентом, в обстановке строжайшей секретности, о постоянном урегулировании[569]569
  Chron. Bourbon, 121; Froissart, Chron. (SHF), x, 13, 17–18. Подкрепление: Parl. Rolls, vi, 188 (4); PRO E403/481, mm. 20–1 (28 февраля, 2 марта). CCR 1377–81, 485 предполагает, что призыв Бекингема о подкреплении достиг Англии в начале ноября. Нант, топография: Leguay, 171–2 and plan of the 15th-century city at 262. Париж: Gr. chron., iii, 1; Chron. r. St.-Denis, i, 34; 'Chron. Brioc.', 57; John IV, Actes, no. 354.


[Закрыть].

* * *

Положение Иоанна IV укрепил развивающийся финансовый кризис французского правительства. 14 ноября 1380 года Генеральные Штаты Лангедойля впервые с 1369 года собралось во дворце на острове Сите. Четыре королевских герцога бесстрастно председательствовали, пока канцлер, Миль де Дорман, излагал тяжелое финансовое положение правительства. Ход собрания плохо задокументирован, и его решения трудно восстановить по лаконичным формулам заключительных постановлений и недостоверным сплетням хронистов. Но некоторые общие темы прослеживаются во всех национальных и провинциальных ассамблеях, которые собирались в течение первого года нового царствования для решения проблем военного финансирования. Было общепризнанно, что финансовая помощь короне во время войны является обязанностью каждого подданного. Жалобы касались не столько принципа военного налогообложения, сколько того, как Карл V превратил пожалования 1360-х годов в постоянные налоги. Собрания были полны решимости восстановить принцип, согласно которому налогообложение не было прерогативой короны. Это была субсидия подданных, выданная на ограниченный срок и подлежащая пересмотру и удовлетворению их жалоб. Реальный раскол произошел между большинством, которое согласилось с тем, что текущий кризис оправдывает предоставление налогов, и небольшим, но влиятельным меньшинством, которое считало, что в своем нынешнем состоянии Франция вообще не может нести никаких чрезвычайных налогов. Они, как и парламентская оппозиция в Англии, считали, что король должен жить за счет обычных доходов со своих владений. Лидерами этой группы были представители города Парижа, которые традиционно доминировали в дискуссиях Третьего сословия. Их поддерживала мощная фракция дворянства. Однако, прежде чем Генеральные Штаты смогли прийти к заключению, вопрос был вырван из их рук парижской толпой[570]570
  Gr. chron., iii, 1–2; Chron. premiers Valois, 291.


[Закрыть].

Несмотря на войны и чуму, в конце XIV века Париж был таким же густонаселенным, как и до первой вспышки Черной смерти. Новые стены Карла V примерно вдвое увеличил площадь города на правом берегу Сены, огородив старинные предместья, участки и виноградники и вызвав продолжительный строительный бум. Кроме кладбищ, садов монастырей и аристократических особняков, а также осушенных болот, которые до сих пор известны как Марэ, к 1380 году было застроено почти все свободное пространство внутри стен. Дома возвышались на два, три, а иногда и на шесть этажей на крошечных участках земли, разделенные темными и грязными переулками. В этом месте жило около 200.000 человек – одно из самых плотных скоплений человечества в Европе. Даже в более спокойные времена Париж всегда был политически активным городом. Его главным делом, как и всегда, было правительство. Его экономика прямо или косвенно поддерживалась служением королю, великим дворянам и церковным князьям, которые его обслуживали, а также судьям, юристам, администраторам и придворным, которые богатели на делах короны. Король, герцоги Анжуйский, Беррийский, Бургундский, Бурбонский и Бретонский, графы Алансонский, Артуа, Арманьяк, Фландрский, Эно и Овернский, дюжина других дворян и около тридцати епископов и аббатов содержали в столице собственные дворцы, некоторые из которых были построены и укомплектованы с размахом. Эти люди были актерами на национальной сцене. Они были видимыми символами власти, мишенями для социального недовольства и политических жалоб. Более сотни колоколен возвещали о великих событиях политического и церковного календаря. Слухи и недовольство усиливались среди тесно набитых жильцами доходных домов. На немногочисленных открытых пространствах внутри стен быстро собирались толпы. Военные события усиливали общественные эмоции, угрожая безопасности города и сети поставщиков продуктов питания, которая кормила его огромное население. Резкие контрасты богатства и бедности были слишком очевидны: трущобы росли рядом с дворцами, знатные люди проносились сквозь толпы верхом на лошадях в сопровождении ливрейных всадников, а удачливые предприниматели любого происхождения демонстрировали свое процветание цветными шелками и украшениями, экстравагантными шаперонами и обувью. В 1380-х годах растущий поток миграции в город в сочетании с экономическим спадом привел к высокому уровню безработицы среди взрывоопасной массы подмастерьев и рабочих и росту классовой ненависти среди бедных и молодежи. Тяжелые времена превратили вчерашних рабочих в сегодняшних мятежников и в завтрашних клиентов виселицы.

Карл V проводил в своей столице больше времени, чем любой из его предшественников, и беспорядки 1350-х годов научили его опасаться власти толпы. Он уделял много внимания безопасности города. Главным представителем королевской власти в Париже был прево. С 1367 по 1381 год этот пост занимал грозный и авторитарный Гуго Обрио, самодур скромного происхождения, чей отец был дижонским менялой. Он изменил облик столицы больше, чем любой другой человек до барона Османа, и, как и Осман, большинство его действий было так или иначе направлено на удержание города от восстаний. Он был ответственен за целый ряд указов и постановлений, регулирующих беспорядки, безделье, проституцию, таверны и игорные дома, а также ношение оружия на улицах. В Шатле была создана реформированная полиция, состоящая из 220 сержантов, работавших посменно. Их усилия дополняли сержанты, нанятые различными аббатствами, осуществлявшими уголовную юрисдикцию в городе, а ночью – дозор, ополчение, набранное из более богатых домовладельцев и организованное городскими гильдиями в отряды по десять и пятьдесят человек. Но даже во времена Обрио у правительства не было возможности противостоять серьезным вспышкам городского насилия, не собирая армию для захвата города извне. К моменту смерти Карла V оборона города, которую Обрио в значительной степени восстановил, была направлена как против жителей, так и против внешнего врага. Лувр находился в пределах нового обвода стен, но уцелел, был перестроен и расширен, став убежищем для гарнизона, тюрьмой, сокровищницей и арсеналом. Башни Шатле смотрели вниз на квартал мясников, известный многим поколениям парижан как место, где проживали самые жестокие толпы. Напротив, на левом берегу, Обрио построил меньшую городскую крепость, Малый Шатле, чтобы отгородить буйных студентов университетского квартала левого берега от остального города. На восточной окраине города из своего фундамента поднималась устрашающая масса Бастилии Сент-Антуан, первый камень которой был заложен в 1370 году самим Обрио[571]571
  Déprez, 9–29; Geremek, 23–29; Chron. r. St.-Denis, i, 100; Le Roux de Lincy, 180; Gr. chron., ii, 143.


[Закрыть].

Утром 15 ноября 1380 года большая толпа собралась на Гревской площади, чтобы выразить протест против бремени военных налогов. Многие из собравшихся были одеты в шапероны и туники зеленого и белого цвета, цветов города. На восточной стороне этого большого открытого пространства стоял Отель-де-Виль, где заседали купеческий прево и четыре эшевена – орган, сформированный из высших чинов парижских гильдий, которые за более чем столетний период постепенно обрели полномочия муниципалитета. Эти люди представляли аристократию городских ремесленников. Большинству из них была выгодна политика короны в последние два десятилетия, и их интересы были вполне удовлетворены отменой подымного налога. Но в ноябре 1380 года их главной заботой стало сохранение собственной власти, поскольку они оказались между требованиями правительства и гневом народных масс. Купеческий прево вышел к фасаду здания, чтобы обратиться к толпе. Он попытался убедить ее разойтись и оставить решение вопроса на усмотрение их ставленников. Его встретила яростная ругань одного из кожевников. Этот человек выступал не только против налогов, но и против городских богачей и показной пышности королевского двора. "Неужели мы никогда не увидим конца растущей жадности этих господ?" – спрашивал этот человек, по словам потрясенного хрониста из Сен-Дени. Они "питаются нашими товарами, эти люди, единственная мысль которых – украшать себя золотом и драгоценностями, окружать себя вереницами прислужников, возводить великолепные дворцы и придумывать новые налоги, с помощью которых можно сокрушить этот город". Он закончил призывом взяться за оружие. Тут же около 300 человек вышли вперед с оружием в руках. Они схватили купеческого прево и повели его через мост к дворцу на острове, где заседали Генеральные Штаты. Толпа ворвалась во двор, а затем в большой зал, выкрикивая свои требования так, чтобы их услышали молодой король и его четыре дяди, собравшиеся в верхней комнате со своими советниками и чиновниками.

Что бы ни говорили о герцоге Анжуйском, он не был лишен мужества. В сопровождении герцогов Беррийского и Бургундского, коннетабля и канцлера он вошел в зал и столкнулся с толпой. Купеческий прево произнес длинную речь, красочно описав страдания и нищету населения, и призвал к немедленной отмене военных налогов. Прево протестовал неохотно, но сыграл свою роль хорошо. Когда он закончил, раздался одобрительный рев. Герцог решил потянуть время и ответил, что это дело будет рассмотрено Советом. Но правда заключалась в том, что Совет был разделен во мнениях по этому вопросу. Многие из его членов были обеспокоены прецедентом, который будет создан, если они уступят угрозам насилия. Что потребует толпа в следующий раз? Их сомнения подтвердились, так как толпа снаружи становилась все больше и больше. Снова выступил канцлер, на этот раз для того, чтобы объявить об отмене подымного налога (fouage), налога с продаж (aides) и налога на соль (gabelle). Постановление, подтверждающее это решение, было спешно подготовлено.