Текст книги "Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Сампшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 77 страниц)

В конце августа 1378 года Урбан VI рассорился с Иоанной Анжуйской, королевой Неаполя, единственной его важной защитницей в Италии, помимо народа Рима. Она передала свою поддержку кардиналам, которые выехали из Ананьи в небольшой соборный город Фонди на южной оконечности Лациума, недалеко от границ ее королевства. Далее события развивались стремительно. 18 сентября 1378 года Урбан VI назначил двадцать девять новых кардиналов, двадцать из которых были итальянцами. Это был решающий сдвиг в балансе папского двора. В тот же день письмо короля Франции достигло Фонди. Два дня спустя, 20 сентября, кардиналы-диссиденты, французские, итальянские и арагонские, провели новый конклав во дворце графов Фонди. Их выбор пал на Роберта, кардинала Женевы, человека, настолько непохожего на Бартоломео Приньяно, насколько это вообще возможно. Став епископом в девятнадцать лет и кардиналом в двадцать девять, он совершил стремительное продвижение по церковной лестнице. На момент избрания ему было всего тридцать шесть лет. Широкому миру он был известен как папский легат в Романье, который был одним из главных авторов расправы над населением Чезены. Но нетрудно понять, почему кардиналы выбрали этого в высшей степени политизированного священника в этот кризисный момент. Роберт был умным дипломатом с властным лицом и прекрасным знанием языков. Можно было ожидать, что он будет сочувствовать стремлениям французских кардиналов и сможет обойти Урбана VI при королевских дворах Европы, особенно Франции. Действительно, есть некоторые свидетельства того, что выбор был сделан гораздо раньше и обсуждался с Карлом V в августе[486]486
  Valois (1896–1902), i, 106–8.


[Закрыть]. 31 октября 1378 года Роберт был возведен на престол в соборе Фонди и принял имя Климент VII.

Как только кардиналы сделали бесповоротный шаг, избрав второго Папу, вопрос неизбежно перешел на международную арену, где решения принимались с учетом политических интересов главных действующих лиц. В Англии, где едва ли раздался хоть один голос в пользу Климента VII, никогда не было сомнений в исходе. Видимое и влиятельное положение, которым французское правительство и его представители десятилетиями пользовались при папском дворе в Авиньоне, было печально известно в Англии.  Было широко распространено мнение, что кардиналы ополчились против Урбана VI, потому что он не был французом. Были даже сообщения, что они рассорились с ним из-за его симпатий к Англии. Говорили, что он критиковал дипломатическую деятельность кардинала Амьенского на конференции в Брюгге, где тот был одним из послов Карла V. Это были причудливые представления, и министры Ричарда II, несомненно, знали лучше, что происходит на самом деле. Но конец французского господства над папством после трех четвертей века мог быть для них только приятным. Их дискуссии не записаны, но их действия говорят сами за себя. В октябре видный гасконский священнослужитель, служивший когда-то в администрации Черного принца, прибыл в Англию в качестве официального эмиссара кардиналов из Фонди. Этот человек имел все шансы добиться слушаний, если бы таковые состоялись, но он был арестован шерифами Лондона и под охраной отправлен в Совет, который запер его в замке Глостер, а его сопровождающие были брошены в Ньюгейтскую тюрьму. Английские епископы без колебаний выступили в поддержку Урбана VI. Парламент, который в то время заседал, одобрил их решение, и правительство приступило к его исполнению не только в Англии, но и в тех частях Франции, которые оно контролировало[487]487
  Anonimalle Chron., 118–19; Walsingham, Chron. Maj., i, 248–50; CCR 1377–81, 163, 164, 173; Parl. Rolls, vi, 104 (78); Perroy (1933), 103–28.


[Закрыть].

Перед Карлом V стояла более сложная задача. Мнение по существу вопроса во Франции разделилось гораздо сильнее, чем в Англии. Группа епископов и ученых, с которыми король консультировался в сентябре, перед вторыми выборами, заявила, что вопрос о легитимности Урбана VI является moult haulte, perilleuse et doubtteuse (очень тонким, опасным и сомнительным), и отказалась высказывать свое мнение до тех пор, пока факты не будут известны лучше. Очень немногие из них знали, насколько их король был уже предан Клименту VII. Со временем версия Урбана VI событий апреля 1378 года начала распространяться во Франции, и доводы кардиналов стали выглядеть несколько натянутыми. Парижский Университет сообщил, что его члены и факультеты не могут прийти к единому мнению. Его внутренние дебаты, вероятно, были зеркальным отражением дебатов остального духовенства. Большинство французов, имевших свое мнение по этому вопросу, полагали, что Урбан VI – истинный Папа, согласно сообщениям, полученным его соперником в Авиньоне. "Может быть, они и заблуждаются, – писал осведомитель Климента VII, – но у этого Варфоломея много сторонников". 16 ноября 1378 года в Венсенском замке в присутствии короля состоялось расширенное заседание королевского Совета, на которое король пригласил избранных церковников. Карл V, несомненно, ясно выразил свои пожелания. Результатом стало официальное признание Климента VII Папой Римским и приказ опубликовать его избрание во всех французских церквях. Решение, как говорят, было единодушным, но не все были убеждены в этом. В следующем году пришлось созвать в Лувре гораздо более многочисленное собрание, на котором не менее трех кардиналов-клементистов рассказали о своих переживаниях во время конклава в апреле 1378 года. Это было одно из тех грандиозных публичных мероприятий, в которых Карл V и его министры были столь искусны – великолепная инсценировка перед тщательно отобранной аудиторией. Среди присутствующих дворян, прелатов и юристов наблюдалось впечатляющее единство. Церковники "разделяли мнение короля, – писал современник, – боясь потерять свои бенефиции". За собранием последовали грандиозные церемонии перед собором Нотр-Дам, на которых Климент VII был объявлен истинным Папой, а все, кто отказался признать его, были осуждены как раскольники[488]488
  Gr. chron., ii, 320–1; Chart. Univ. Paris., iii, 561; Chron. premiers Valois, 280; Cochon, Chron., 132; Valois (1896–1902), i, 94–6, 114–28, 132–7. 'Заблуждение…': F. Bliemetzrieder, 'Ein Aktenstück zu Beginn des abendländischen Schismas', Studien und Mitteilungen aus dem Benediktinerorden, xxviii (1907), 30–7, at 34.


[Закрыть].

Карл V отрицал, что политические расчеты имели какое-либо отношение к этим решениям. Он поддержал бы любого правильно избранного кандидата, сказал он, "даже англичанина". Вероятно, его убедили друзья из коллегии кардиналов в том, что их решение было вынужденным, когда они и избрали Урбана VI. Возможно, король даже верил, что для всех остальных это будет так же очевидно, как и для него. Но он не мог упустить из виду огромные дипломатические преимущества, которые он и его предшественники извлекли из своих тесных отношений с шестью французскими Папами, правившими в Авиньоне. Время проведения конференции в Венсене было продиктовано необходимостью укрепить позиции Климента VII на международной арене. Таким образом поддержка Урбана VI со стороны Англии была предрешена. Так же как и поддержка Рима и большей части Италии. Император Священной Римской империи, Карл IV, объявил о поддержке Урбана VI месяцем ранее. За ним последовало подавляющее большинство светских и церковных князей Германии. Кроме Франции и Неаполитанского королевства никто еще не объявил о поддержке французского Папы и если не принять срочных мер, то будет слишком поздно. Как только Совет разошелся, послы были отправлены во все страны, в которых Франция, как считалось, могла иметь влияние, чтобы настаивать на признании Климента VII[489]489
  Valois (1896–1902), i, 133 and n4, 262–303; Gr. chron., ii, 344–6.


[Закрыть].

Проблема Климента VII заключалась в том, что для утверждения себя в качестве неоспоримого главы Церкви ему необходимо было уничтожить влияние своего соперника в Италии. В частности, он должен был победить его в Риме. Это оказалось самой первой и самой пагубной неудачей Климента VII. Он полностью полагался на силу. Со смерти последнего Папы Римского замок Святого Ангела в Риме удерживался французским дворянином с гарнизоном, состоявшим в основном из бретонцев. Их частые вылазки и артиллерийский обстрел со стен сделали улицы Ватикана непригодными для жизни. Постоянный приток средств от короля Франции и герцога Анжуйского позволил Клименту VII в начале 1379 года набрать большое количество войск среди гасконцев и бретонцев в центральной Италии. В апреле Климент VII еще больше усилил свою зависимость от французской вооруженной помощи, заключив тайную сделку с агентами герцога Анжуйского, о которой не знали даже кардиналы. По условиям этого соглашения Людовик согласился вторгнуться в Италию с большой французской армией, чтобы изгнать Урбана VI из Рима и поставить на его место Климента VII. Взамен давняя мечта Людовика о собственном королевстве должна была быть удовлетворена созданием Королевства Адрия, нового центрального итальянского государства, которое должно было быть образовано из северных и восточных провинций папского государства[490]490
  Valois (1896–1902), i, 18 and n3, 71–2, 97–8, 98n4, 149n3, 157–8, 162–3, 166–9; Niem, De Scismate, 30, 38–9. Durrieu (1880)[2], 11–14, 29–31.


[Закрыть].

В итоге эти планы не успели созреть. 30 апреля 1379 года французский капитан замка Святого Ангела сдался римлянам, выдержав более чем шестимесячную осаду. В тот же день отряд помощи под командованием французского племянника Климента VII Луи де Монжуа, состоявший из 500–1000 бретонских и гасконских рутьеров, был уничтожен итальянскими наемниками Урбана VI, что стало первым крупным сражением XIV века, в котором итальянцы одержали победу над иностранными наемниками. Сражение произошло при Марино, к югу от Рима на берегу озера Альбано. Монжуа, Сильвестр Будес и Бернар де Ла Салль были захвачены в плен вместе с примерно 300 их сторонниками. Многие из остальных были убиты. Легаты Урбана VI по всей Европе имели все основания торжествовать по поводу этой удачной резни (felix extermin[at]io). Через несколько дней после битвы Климент VII бежал по морю в Неаполь. Там его встретила королева Иоанна на набережной Кастель-дель-Ово, большой королевской крепости, выступающей в Неаполитанский залив. Но неаполитанцы не забыли, что Урбан VI был одним из них и учинили погром. Французская собственность в городе была разграблена. Архиепископ-климентист был изгнан из города и заменен выдвиженцем Урбана VI. На набережной толпа кричала "Смерть антихристу" в окна замка Кастель-дель-Ово и готовилась к штурму стен. Через три дня Климент VII был вынужден вновь сесть на корабль. В конце мая он навсегда покинул Италию на галерах, нанятых в Провансе и Каталонии, в сопровождении тех, кто остался от бретонской компании Сильвестра Будеса. С ним отправились французские кардиналы, избравшие его, и большая часть французского персонала папского двора. 20 июня 1379 года Климент VII вновь вошел в город Авиньон, который Григорий XI покинул почти три года назад[491]491
  Valois (1896–1902), i, 169–73;*L. Fumi, 'Un nuovo avviso della battaglia di Marino', Studi e documenti di storia e diritto, vii (1886), 57–8; Urkundenbuch Strassburg, v, no. 1354; Cron. siculum, 35–6; Diurnali Monteleone, 22–3; Chronographia, ii, 374–5; Vitae paparum, i, 476–7. Будес: Mirot (1898), 300; Chron. premiers Valois, 282.


[Закрыть].

На фоне этих великих событий постепенный распад бретонской и гасконской компаний, воевавших в Италии с 1376 года, прошел почти незамеченным. Капитаны были быстро выкуплены после катастрофы при Марино, но большинство их последователей были рассеяны или погибли. Сильвестр Будес вернулся к разбойничьей жизни во Франции и был обезглавлен по приказу бальи Макона в начале 1380 года. Некоторые из его последователей, оставшихся в Италии, переформировались в новые компании. В 1381 году они все еще действовали в Тоскане, но со временем растворились в военном преступном мире полуострова. Жан де Малеструа и Бернар де Ла Салль поступили на службу к королеве Неаполя с тем, что осталось от их компаний. Малеструа умер в Италии в 1382 году. Ла Салль провел остаток своей жизни в Италии и на провансальских территориях Неаполитанской короны. В конце концов он женился на незаконнорожденной дочери миланского деспота Бернабо Висконти, став таким образом шурином другого успешного авантюриста, сэра Джона Хоквуда[492]492
  Chron. premiers Valois, 282–3; Froissart, Chron. (SHF), ix, 157–8; Donato di Neri, Cron. Senese, ed. A. Lisini et al., RISS2, xv.6 (1937), 679; Labande, 90, 94–5, 104–5, 110–11, 118–21; Mirot (1898), 300; Durrieu (1885), 137–71.


[Закрыть].

Восседая в большом дворце Пап на восточном берегу Роны, Климент VII был очевидным созданием Франции, которым он всегда был в глазах англичан и немцев. За пределами Прованса и долины Роны Европа разделилась по линиям, которые более или менее соответствовали ее существующим политическим делениям. Климент VII был признан в странах, которые были связаны с Францией, но почти нигде больше. Королева Неаполя поддерживала его с самого начала. Шотландия одной из первых встала на сторону Франции. Французские правители Савойи и Кипра последовали его примеру. В Германии у Климента VII было очень мало поддержки, но и то, что он имел, исходило от клиентов Франции. Остальная Германия и латинские церкви центральной Европы в подавляющем большинстве были за Урбана VI. На имперском сейме во Франкфурте в феврале 1379 года послы, которых Карл V отправил продвигать дело Климента VII среди немецких князей, столкнулись с тем, что на публичных заседаниях им читали лекции об их ошибках, а на банкетах их заставляли сидеть за столом в одиночестве, как прокаженных или еретиков[493]493
  Pap. L. Scotland, Clement VII, 27; Valois (1896–1902), i, 196–7, 269–71, 273–93; Chron. premiers Valois, 278–80; Perroy (1933), 133.


[Закрыть].

В двух регионах, Фландрии и Испании, дилеммы, возникшие в результате раскола, были напрямую связаны с политическими проблемами, порожденными англо-французской войной. Фландрия юридически была частью Франции. Ее территория была разделена между четырьмя французскими епархиями, во всех из которых были епископы-клементисты. Граф, Людовик Мальский, возможно, изначально был склонен придерживаться Климента VII, как и его французские родственники. Но он знал, что не сможет заручиться поддержкой своих подданных, да и вряд ли пытался. В июне 1379 года Людовик принял решение церковного собора, собравшегося в Генте, о признании Урбана VI[494]494
  Gr. chron., ii, 365; N. de Pauw, 'L'adhésion du clergé de Flandre au pape Urbain VI et les évêques urbanistes de Gand (1375–1395)', Bull. Comm. Royale d'Histoire, lxxiii (1904), 692–702.


[Закрыть]. Его решение отражало те же политические императивы, которые удерживали его от участия в англо-французской войне в течение тридцати лет. Стабильность его правительства зависела от населения промышленных городов, прежде всего Гента, где подозрительное отношение к Франции было давней традицией, а экономические и политические связи с Англией были очень прочными. Климент VII никогда не пользовался большой поддержкой во Фландрии.

Более сложной ситуация была  на Пиренейском полуострове, где мнения разделились на всех уровнях. Все четыре пиренейских королевства первоначально приняли политику нейтралитета, в большинстве случаев по искренним соображениям. Однако все четыре в конечном итоге были вынуждены отойти от нее под давлением, возникшим в результате войны между Англией и Францией. Фернанду I Португальский был самым непостоянным из иберийских правителей и самым откровенно оппортунистическим. В начале 1380 года, вопреки настроениям большинства своих подданных и советам большинства своих советников, он объявил себя сторонником Климента VII в то время, когда он надеялся установить более тесные отношения с Кастилией и Францией. Главный сторонник этой политики в Совете Фернанду I в конце года представил французскому двору цветистый отчет о принятом решении, в котором признал, что отношения с Францией были важным фактором. Однако уже через несколько месяцев Фернанду I попытался возродить союз с Англией и вел тайные переговоры с Римом. Португалии было суждено трижды за пять лет менять свою верность в ответ на требования дипломатии и военные поражения. В Кастилии король Хуан I заказал самое тщательное расследование обстоятельств избрания Урбана VI, но затем проигнорировал его результаты. Когда в мае 1381 года он, наконец, признал Климента VII, это произошло из-за неустанного давления со стороны Франции, от которой кастильский король зависел в своей защите от все более агрессивных планов Джона Гонта и Фернанду I. Решение Хуана I, как и решение Фернанду I, было противоречивым в его собственной стране и было принято вопреки советам многих его советников. Хронист Айала, известный франкофил, несколько раз служивший послом Хуана I во Франции, не позаботился о том, чтобы скрыть свое отвращение к решению, которое было рассчитано на аудиторию за пределами Кастилии. Только королям Арагона и Наварры удалось избежать окончательного решения. Однако у обоих правителей были наследники, тесно связанные с Францией, которые привели свои страны в авиньонский лагерь, как только вступили на престол[495]495
  Португалия: J.C. Baptista, 'Portugal e o cisma de occidente', Lusitania Sacra, i (1956), 65–203, at 109, 114; Lopes, Crón. D. Fernando, 409–10; 'Dispacci di C. da Piacenza', 302–3. О дипломатической истории: Valois (1891); Perroy (1933), 215–17; Russell, 296–300; *Valois (1891), 513–15. Кастилия: Ayala, Crón., ii, 140–50; Бикетрский договор между Кастилией и Францией был заключен за месяц до этого, Choix de pièces, i, 14–20. Арагон: Vitae paparum, iv, 302–4. Наварра: J. Zunzunegui, El reino de Navarra y su obispado de Pamplona durante la primera epoca del cisma de occidente (1942), 139–42.


[Закрыть].

Папский раскол разрушил международное влияние папства более чем на столетие, превратив обоих соперников в клиентов тех государств, которые решили их признать. Это был серьезный удар по делу мира. Авиньонские Папы, при всей их пристрастности, были ответственны за единственные серьезные попытки дипломатического урегулирования между Англией и Францией за последние сорок лет. Заключительная часть мирной конференции в Брюгге произошла в последние недели понтификата Григория XI. Изгнанный пуатевинский барон Гишар д'Англе, ныне граф Хантингдон, представлял Ричарда II. Его сопровождала обычная группа юристов. Напротив них сидел епископ Байе со своими юристами. Но все они присутствовали здесь только для проформы. У обеих сторон в планах были крупные военные предприятия. В мае 1378 года, после того как пришло известие о смерти Григория XI, заседания прервались. Ничего не было согласовано, кроме договоренностей о следующей встрече, но и они были быстро отменены церковным расколом. Из двух папских легатов на конференции Пилео да Прата позже был сделан Урбаном VI кардиналом и стал одним из самых активных его агентов. Его коллега, Гийом де л'Эстранж, переметнулся на сторону Климента VII. Он предпринял героическую попытку самостоятельно продолжить процесс, и под его эгидой состоялся ряд безрезультатных конференций в Пикардии и Кале. Но это была безнадежная задача[496]496
  Gr. chron., ii, 283; *Froissart, Chron. (KL), xviii, 545–7, 553–4; PRO E101/318/1, 2; Mandements, nos. 1631–3, 1635, 1638; *Lecoy, ii, 450; PRO E364/13, mm. 2d, 3 (Кобэм), 4d (Скирлав), 5, 5d (Сеграв); 'Voyage de N. de Bosc', 307–27.


[Закрыть].

Раскол не только привел к маргинализации единственного института, обладавшего влиянием, чтобы заставить враждующие стороны начать переговоры, но и способствовал значительной дипломатической перестройке среди ведущих европейских держав. Он создал новые связи между Англией и Германией, спустя тридцать лет после последнего союза между английским королем и императором. И он возродил старый политический союз между Англией и городами Нидерландов, которые были решительно настроены углубить разрыв разрывы между Францией и Фландрией. Эти события активно поощрялись обоими соперничающими претендентами на папскую тиару, каждый из которых надеялся одержать победу с помощью вооруженной силы и дипломатического влияния своих светских поборников. На народном уровне было мало сомнений в том, что церковные неурядицы добавили еще один источник противоречий в отношения Англии и Франции, поскольку официальная пропаганда каждой стороны клеймила другую как покровителя раскола и ереси, а каждый Папа благословлял войны своих спонсоров, предлагая крестоносные индульгенции солдатам своих сторонников и отлучая от церкви их противников.

Глава VIII.
Бретань, 1379–1381 гг.

В ретроспективе последние годы правления Карла V можно рассматривать как последний случай, когда война могла быть решительно завершена на условиях Франции. То, что этого не произошло, было вызвано двумя серьезными просчетами со стороны короля Франции. Решение разжечь гражданскую войну в Бретани путем присоединения герцогства к владениям короны дало Англии новую возможность продлить войну в атлантических провинциях Франции. Это спровоцировало то, что оказалось последней большой английской кампанией во Франции в XIV веке. Эта последняя попытка, на которую англичане потратили много ресурсов, закончилась унизительным провалом. Но она стоила Франции двух критических лет, а ее правительству – серьезной потери лица. Фактический отказ от попытки изгнать англичан из Гаскони был менее драматичной и, возможно, менее очевидной ошибкой, но в долгосрочной перспективе оказался еще более значительным. Неспособность Людовика Анжуйского довести до конца завоевание Гаскони воодушевила скрытых сторонников Англии на юго-западе и вернула в английский лагерь большинство перебежчиков, заключивших мир с герцогом Анжуйским после побед 1377 года. Это была упущенная возможность, которую Франция не использовала до середины XV века. К 1380 году борьба между двумя странами зашла в бесперспективный тупик, за которым последовали два десятилетия, в течение которых общественное мнение в обеих странах становилось все более враждебным к войне. Правительства, возглавляемые неспособными монархами, были ослаблены внутренними разногласиями, дефицитом средств и отвлекающими личными амбициями принцев, стоявших за тронами: Людовика Анжуйского и Филиппа Бургундского во Франции, Джона Гонта и Томаса Вудстока в Англии.

* * *

В последние дни кампании против гарнизонов Карла Наваррского в Нормандии, в июне 1378 года, королевский чиновник проехал через Бретань, зачитывая в общественных местах городов указ, требующий от герцога Иоанна IV явиться в Париж для ответа на обвинения в измене. В то время этот указ прошел почти незамеченным. Иоанн IV находился в Англии и не слышал о нем в течение нескольких месяцев. Но это решение оказалось одним из самых противоречивых в правление короля, разделив его Совет, его семью, его сторонников в Бретани и политические настроения во Франции. Суд открылся 4 декабря 1378 года в большой палате Парижского Парламента перед королем и горсткой пэров Франции, которые не прислали свои оправдания о неявке. Королевский прокурор зачитал грозный список изменнических деяний, начиная с 1370 года, в то время как помощники выкрикивали имя герцога во дворе снаружи. Исход дела был бы предрешен, даже если бы Иоанн IV явился, чтобы ответить. 18 декабря 1378 года он был осужден за неисполнение обязательств вассала, а герцогство было объявлено конфискованным в руки короля[497]497
  Saint-André, Libvre, 505–6; 'Extr. J. Trésor', 384n2; 'Chron. Brioc.', 49; Gr. chron., ii, 349–53, *iii, 213–19.


[Закрыть].

В одном смысле все это было пустой формальностью. Французская королевская Канцелярия называла Иоанна IV бывшим герцогом с тех пор, как он отказался от своего оммажа в 1373 году. Французские войска уже захватили все герцогство, кроме западной оконечности полуострова, которую контролировал английский гарнизон Бреста. Но, несмотря на это, король Франции не контролировал Бретань. Она оставалась автономным герцогством даже в отсутствие герцога. Герцогские владения, включавшие замки Иоанна IV и главные города полуострова, управлялись виконтом Роганом, который фактически являлся регентом следующего герцога, кем бы он ни был. Герцогские суды продолжали работать. В замке в Нанте существовала теневая администрация, укомплектованная бывшими клерками его правительства. Большинство бретонских лидеров, похоже, полагали, что Иоанн IV в конце концов заключит мир с королем и вернется в свое герцогство. Однако значительное меньшинство выступало за передачу герцогства дому Блуа, который все еще пользовался большой эмоциональной поддержкой в некоторых частях герцогства. По условиям Герандского договора наследники Карла Блуа имели право наследовать Иоанну IV, если тот умрет без наследников мужского пола. Поскольку Иоанну IV было уже почти сорок лет и у него не было детей ни от одного из его браков, такой исход представлялся наиболее вероятным[498]498
  Pocquet (1967), 152–3; Morice, Preuves, ii, 408.


[Закрыть].

Карл V мирился с таким положением дел в течение пяти лет после разрыва с Иоанном IV. Но в 1378 году он решил довести дело до конца. Генезис этого решения неясен, но есть все основания связывать его с двумя ближайшими советниками Карла V в последние годы его жизни, его первым камергером Бюро де Ла Ривьером и тем самым беспокойным духом, Оливье де Клиссоном. После смерти многих старших советников Карла V Бюро стал главной фигурой в королевском Совете, открыто осуществляя влияние, которое он всегда имел в частном порядке. Оливье де Клиссон, чье обаяние и военные способности сделали его влиятельным членом придворного круга, на данном этапе, вероятно, был для короля главным источником информации и советов о Бретани. Некоторые из обвинений, выдвинутых против Иоанна IV на суде, отражали особую неприязнь к нему Клиссона[499]499
  See *Gr. chron., iii, 216–18 and Henneman (1996), 90–2.


[Закрыть].

Почему Карл V решил положить конец неловкому междуцарствию в Бретани и присоединить ее к своим владениям? По всей видимости, действовали два основных фактора. В первую очередь, не было достойного претендента на герцогский титул. Король был полон решимости не допустить возвращения Иоанна IV. Единственным альтернативным претендентом был дом Блуа, но его кандидат, Жан де Блуа, находился в плену в Англии. В 1378 году Жану де Блуа, должно быть, было около тридцати лет. В течение четверти века он не знал ничего, кроме стен мрачных государственных тюрем Девизеса и Ноттингема. Он почти ничего не знал о Бретани, и лишь немногие бретонцы видели его. Опасность заключалась в том, что Иоанн IV мог умереть, пока его наследник все еще находился под английским контролем. Но чтобы добиться его освобождения, необходимо было заключить сделку с министрами Ричарда II, и можно было ожидать, что они воспользуются ею по полной программе. В какой-то момент было выдвинуто предложение о лишении наследства Жана де Блуа и продвижении кандидатуры его младшего брата Генриха. Но легитимность имела слишком большое значение в умах XIV века, чтобы эта идея прижилась. Генрих не пользовался поддержкой даже своей матери. Она была полна решимости попытаться выкупить своего старшего сына и не боялась вступать в переговоры с англичанами, если придется[500]500
  Chron. premiers Valois, 283–4. Жан де Блуа: PRO E403/447 (4 марта); E403/449, m. 16 (13 июля); E403/461, m. 29 (13 февраля); E403/471, m. 21 (17 марта).


[Закрыть].

Была и вторая причина для действий Карла V в 1378 году. Он находился под серьезным финансовым давлением. Поскольку конца войне не предвиделось, ему приходилось тратить большие суммы на военные и морские операции и в то же время пытаться создать финансовые резервы. Таким образом он достиг пределов налогоплатежности своих подданных. Даже нынешний уровень налогообложения вряд ли можно было поддерживать долго. Слабеющее здоровье Карла V усугубляло его беспокойство. Деспотичный налоговый режим, который он создал, тревожил его душу и грозил оставить его молодому сыну в наследство горькую враждебность общества, когда он взойдет на трон. Необходимо было найти другие источники дохода. В последние годы жизни Карл V все чаще обращался к королевским владениям, сильно пострадавшим от войны, уменьшенным за счет пожалований друзьям и советникам и неэффективно управляемым его слугами. Конфискация владений Карла Наваррского в Нормандии показала путь. Аннексия Бретани стала бы самым крупным присоединением территории к короне после аннексии Лангедока за столетие до этого. Это позволило бы ему присвоить герцогские доходы, управление которыми было еще хуже, чем его собственное, но которые потенциально были очень прибыльными. И это позволило бы ему взимать военные налоги в герцогстве на той же основе, что и в других провинциях, которые напрямую управлялись короной[501]501
  Cazelles (1972), 539–40; Cazelles (1982), 560–8; Vuitry, ii, 653–64.


[Закрыть].

Карл V, похоже, не ожидал яростного сопротивления, которое его проект вызвал среди бретонской знати. Первой о своем несогласии заявила Жанна де Пентьевр. Она была возмущена, поскольку указ о конфискации уничтожил бы права не только Иоанна IV, но и ее сына как его законного наследника. Когда Парламент рассматривал обвинения против Иоанна IV, она поручила своим адвокатам выступить против этого процесса. Но их возражения были отклонены. У Жанны было много союзников. Главные дворяне Бретани были подчеркнуто лояльны короне с тех пор, как Иоанн IV перешел на сторону англичан, но они также были убежденными сторонниками политической автономии герцогства, от которой во многом зависело их местное влияние. Они заявили, что не желают видеть Бретань поглощенной навязчивым административным и фискальным режимом Франции, "как Нормандия". Лидерами оппозиции в Бретани были Жан, виконт де Роган, и Ги, сеньор де Лаваль, оба давние сторонники дома Блуа и опытные политики с большими владениями в восточной и центральной Бретани. Они, как никто другой, могли понести потери, если герцогство исчезнет как политическая единица[502]502
  Gr. chron., ii, 355, *iii, 215, 218–19; 'Chron. Brioc.', 49–50; Chron. premiers Valois, 283 (цитата); 'Chron. Brioc.', 52. Аргументы Жанны отражены в книге B. d'Argentré, Histoire de Bretagne, 3rd ed. (1618), 588–90; Songe du vergier, i, 261–3.


[Закрыть].

Весной 1379 года английское правительство столкнулось с собственным финансовым кризисом. Двойная субсидия 1377 года была предназначена для финансирования решительного наступления на Францию в следующем году. Но к тому времени, когда неумелый канцлер Адам Хоутон, епископ Сент-Дэвидса, выступил перед Парламентом в октябре 1378 года, все средства были потрачены. Парламент заседал в Глостере, непопулярном месте, которое было выбрано главным образом для того, чтобы избежать гнева лондонской толпы. Заседание было омрачено серьезной неудачей Джона Гонта при Сен-Мало. Это было плохое время для того, чтобы просить еще одну субсидию. Большая часть выступления Хоутона была посвящена недостойным упрекам в адрес подкупщиков, распространявших клевету на офицеров короля.

Защищать позицию правительства пришлось стюарду королевского двора Ричарду, лорду Скроупу из Болтона, способному политику, который пользовался всеобщим уважением. Столкнувшись с враждебно настроенными членами Палаты Общин, Скроуп применил смесь твердости и такта. Его главной темой было количество и географическое распространение врагов Англии. Скроуп понимал беспокойство и неуверенность, вызванные набегами французов и шотландцев. Он предположил, что война была в основном оборонительной, и подчеркнул тяжелые расходы на гарнизоны: 24.000 фунтов стерлингов в год для Кале, 12.000 для Бреста и "большие суммы" для Шербура, Бордо и Байонны в дополнение к растущим расходам на оборону Ирландии, шотландской границы и южного побережья Англии. По словам Скроупа, каждый пенс из субсидий и пошлин на шерсть был потрачен на законные военные операции. Палата Общин не поверила и потребовала предъявить счета и назначила комитет для их изучения. Отчеты более или менее подтвердили слова Скроупа, но только открыли новые возможности для жалоб на общую стратегию. Парламентарии признали, что большие суммы на экспедицию Джона Гонта в Сен-Мало были потрачены на благородное предприятие, несмотря на неутешительный результат. Но, как и многие критики военных расходов, как до, так и после, они не могли согласиться с тем, что большая часть любого военного бюджета неизбежно расходуется на накладные расходы, а не на наступательные операции. Они выявили не менее 46.000 фунтов стерлингов неправомерных расходов, около 30% от общей суммы. Большая часть из них ушла на гарнизоны и посольства. Такие операции, заявили они, не относятся к тому типу grant voiage et forte guerre (большой поход и решительная война), который они имели в виду, предоставляя двойную субсидию. Скроуп возразил, что береговые гарнизоны во Франции были важнейшими передовыми базами, и что их наличие было главным, что мешало французам перенести войну в Англию. Парламентарии были настроены скептически, и возможно, справедливо. Они указали на то, что правительство уже два года получало субсидии на содержание гарнизонов и отказалось предоставить еще одну только через год.

Министры короля восприняли это плохо. Согласно одному отчету, они пригрозили создать комиссию по трейлбастону, прибыльной, но крайне непопулярной процедуре, не использовавшейся уже в течение многих лет, в соответствии с которой королевские судьи были уполномочены совершать поездки по графствам, налагая суровые наказания за реальные или предполагаемые случаи насилия и посягательства на владения короля. Если эта угроза действительно была произнесена, блеф был не оправдан. Правительство получило лишь скромное и временное повышение ставки пошлины на шерсть, которая, по расчетам, составляла не более 4.000 фунтов стерлингов за полный год. Главным итогом работы Парламента в Глостере стала отставка канцлера Хоутона через неделю после начала заседаний, после чего был смещен весь постоянный Совет и заменен новым, третьим по счету после воцарения Ричарда II. Парламент был спешно распущен в середине ноября, пока не случилось еще худшее[503]503
  Parl. Rolls, vi, 71, 73–9, 80–1 (9, 15–26, 29), 110–11 (5), 147–9 (10); Walsingham, Chron. Maj., i, 246; Hist. Vitae, 52; Eulogium, iii, 345; Foed., iv, 51. Дата расторжения брака: Tout (1920–37), iii, 342n2.


[Закрыть].