Текст книги "Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Сампшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 77 страниц)

Герцог Ланкастер не смог бы обойтись без португальской помощи, но нет сомнений, что его договор с победителем при Алжубарроте дал Хуану I пропагандистское преимущество, которым он умело воспользовался. Кортесы Кастилии открылись в городе Сеговия через несколько дней после встречи в Понта-ду-Муру. Король обратился к собравшимся с гневной речью и сказал, что долг всех людей – защищать "это королевство, которое дал нам Бог и к которому принадлежу я и все вы". Англичан король назвал высокомерными раскольниками, которые были врагами истинной Церкви столько же времени, сколько они были христианами, убийцами со времен смерти Томаса Бекета и разжигателями розни между народами с незапамятных времен а герцога Ланкастера, воплощением всего нечестия своих предков, пытающимся захватить трон без тени права на это. И если он добьется своего, Кастилия окажется под властью иностранного правителя, поддерживаемого предателями и друзьями тирана Педро I Жестокого, а ее территория будет разделена между королями Арагона и Наварры, узурпатором из Португалии и мусульманскими правителями Гранады. Жители будут перебиты, пленены или изнасилованы английскими солдатами, обесчещены и изгнаны из своих домов, как это было сделано с уроженцами Бретани и Гаскони. Король ввел жестокие наказания для тех, кого задержали за высказывания против правительства. Людей, въезжающих в кастильские города или выезжающих из них, должны были обыскивать на воротах на предмет наличия писем, и все письма, на которых не было королевской печати, должны были быть вскрыты и прочитаны на предмет наличия в них подстрекательских материалов. Однако главной задачей Кортесов было обеспечение правительства ресурсами, необходимыми для выплаты жалованья местным и иностранным войскам и финансирования большого флота галер, баланжье и парусных кораблей, который он запланировал на следующий год. В ответ на это делегаты предоставили самый большой размер налогов, когда-либо санкционированный кастильскими Кортесами. Алькабала была подтверждена по традиционной ставке в 10%. Был введен чрезвычайный налог  (servicio) в размере восьми монед на 1387 и 1388 годы, а также дополнительный servicio, который должен был быть собран в первый год. Более того, впервые Кортесы указали точную стоимость этих налогов в монетах, вместо того чтобы считать их просто в обычных процентах или монедах, стоимость которых зависела от эффективности сбора. Ожидалось, что налоги принесут огромную сумму в 47.000.000 мараведи (около 204.000 фунтов стерлингов), а на самом деле они принесли гораздо больше. Общий доход в 1387 году составил около 53.000.000 мараведи (около 230.000 фунтов стерлингов), что является самым высоким уровнем доходов от налогов, когда-либо достигнутым кастильской короной в XIV веке[837]837
  Cortes Castilla, ii, 336, 349–59. Финансы: Col. doc. Murcia, xi, nos. 199, 200; Ormrod (1995), 145 (fig. 21), на основе расчетов Ladero Quesada на сайте ESFDB/orm/casd001.


[Закрыть].

* * *

Французский двор следил за событиями в Испании с растущим недоумением. Отчасти проблема заключалась в том, что французы получали информацию из нескольких источников, большая часть которой была непоследовательной, неточной или устаревшей. В сентябре 1386 года они узнали о плане Хуана I провести переговоры со своим противником, и этот план им очень не понравился. Три посла, включая одного из личных секретарей Карла VI, немедленно отправились к кастильскому двору для защиты французских интересов, но, как оказалось, совершенно напрасно, поскольку к моменту их прибытия переговоры были прекращены. Вскоре после этого стали поступать преувеличенные сообщения о победах Ланкастера. Сантьяго-де-Компостела был одним из немногих кастильских городов, известных по всей Европе, и о его оккупации англичанами широко сообщалось. Говорили, что Джон Гонт уже стал "хозяином всей Кастилии". За этим последовало прибытие в начале ноября кастильского посольства в Слейс в последние дни проекта вторжения в Англию. Послы смогли объяснить, что Ланкастер еще не проник дальше Галисии, но были полны тревоги по поводу перспектив на следующий год, если крупномасштабные подкрепления не подойдут к королю Кастилии вовремя[838]838
  Choix de pièces, i, 74–6; Cron. Tournay, 283.


[Закрыть].

Министры Карла VI смогли заняться всем этим только после того, как армия вторжения была распущена, а король вернулся в Париж. Все королевские принцы, предводители дворянства и офицеры короны собрались в столице в декабре на традиционное празднование Рождества и Нового года. Это было время балов и банкетов, щедрых подарков и дуэлей по поводу скандальных обвинений в супружеской измене и изнасиловании, которые занимали двор в течение нескольких месяцев. Атмосфера при дворе была напряженной. Филипп Бургундский ссорился с остальными членами королевского Совета по поводу трех валлоноязычных кастелянств южной Фландрии, которые он давно обещал своему брату королю Карлу V вернуть Франции после смерти Людовика Мальского. Когда другие принцы надавили на него, он наотрез отказался выполнить это обещание. Спор был разрешен в январе, в основном на условиях Филиппа, но только после изнурительной ссоры, которая парализовала принятие решений по другим вопросам почти на два месяца. Упреки по поводу неудачного вторжения в Англию не утихали. Герцог Беррийский, который председательствовал на дебатах в Слейсе, стал жертвой кампании очернения со стороны некоторых капитанов армии, которые обвиняли его во всем этом фиаско. За внимание советников короля боролись различные проекты и просители. Коннетабль и адмирал считали вторжение и разгром Англии первоочередной задачей. Они стремились выполнить решение, принятое в Амьене, и предпринять третью попытку вторжения весной. Они считали, что Англия, парализованная своими внутренними разногласиями и не способна защитить себя. Герцог Бургундский в принципе поддерживал эту идею, но не был готов разгневать своих фламандских подданных тем, что Слейс снова станет пунктом сбора армии. Вдовствующая герцогиня Анжуйская настаивала на вмешательстве Франции в дела Неаполитанского королевства от имени своего юного сына. Герцог Беррийский, как всегда, относился ко всем этим планам с прохладцей. Изменчивый характер процесса принятия решений, а также вражда и напряженность, скрытые под внешней обходительностью, наглядно переданы в дневнике Жана Ле Февра, епископа Шартрского, который находился в Париже и боролся за интересы герцогини Анжуйской. Он ежедневно посещал особняки принцев и описал отказы в приеме, отсрочки решений, краткие аудиенции, отрывочные разговоры в прихожих и сплетни за обеденными столами, и никаких твердых новостей, кроме лаконичных замечаний королевских чиновников, выходивших с заседаний Совета[839]839
  Le Fèvre, Journal, 326–33; Rec. ord. Pays-Bas, i, no. 136; Chron. r. St.-Denis, i, 452, 458, 480; Froissart, Chron. (SHF), xiii, 84–5, 92–3, 96–101; Juvénal des Ursins, Hist., 58, 61; AD Côte d'Or B1465, fol. 95 (Бургундская поддержка).


[Закрыть].

Кастильский вопрос вызвал столько же споров, сколько и любой другой. Французские принцы не ожидали, что им придется выполнять свои обещания, данные Хуану I. В то время никто в Париже не предполагал, что Джон Гонт будет упорствовать в своей экспедиции. Однако он не только упорствовал, но и подчинил большую часть Галисии и, согласно преувеличенным сообщениям, циркулировавшим во Франции, был готов захватить всю Кастилию. Главным и, возможно, единственным защитником кастильского короля в королевском Совете был герцог Бурбонский. Другие, похоже, были к этому равнодушны или враждебны. Вся проблема была "очень неразрешимой", признался герцог Беррийский епископу Шартрскому, который воспользовался возможностью пролоббировать ее во время молитвы в часовне Нельского отеля. 23 января 1387 года Карл VI председательствовал на Большом Совете в Лувре, чтобы определить основные направления французской стратегии на предстоящий год. Заседание, очевидно, было трудным, поскольку продолжалось почти три дня. Французские министры уже многое знали о политическом кризисе в Англии и захвате власти Глостером, Арунделом и их друзьями. Насколько они понимали его последствия, сказать трудно, но они определенно знали, что в Англии собирается мощный флот. Они также должны были знать, по крайней мере в общих чертах, о сделке Джона Гонта с королем Португалии. Было принято решение, что обязательства, данные Хуану I, должны быть выполнены "несмотря на другие важные и неотложные дела". Ввиду срочности ситуации Хуана I, двум ставленникам герцога Бурбонского, Гийому де Нильяку и Гоше де Пассату, было поручено собрать 2.000 латников и привести их в Кастилию в марте. Сам герцог Бурбонский обещал последовать за ними вскоре после этого[840]840
  Le Fèvre, Journal, 331–3; BN Fr. 25705/149; Juvénal des Ursins, Hist., 61; BN Fr. 25705/149; BL Add. Chart. 3358; Choix de pièces, i, 76–8 (цитата). Cf. Chron. Bourbon, 188–91 (неточность в деталях). O Нильяке и Пассате: Troubat, 732–3, 735; Contamine (1972), 583–4.


[Закрыть].

Планы вторжения в Англию в 1387 году были рассмотрены на том же собрании и похоже, что они были столь же противоречивыми. Правда заключалась в том, что французское правительство не могло себе этого позволить, даже не отвлекаясь на Кастилию. Окончательное решение, похоже, представляло собой компромисс между теми, кто предпочел бы полностью отказаться от проекта, и военными, Оливье де Клиссоном и Жаном де Вьеном, которые рассматривали его как первоочередную задачу. Было решено продолжить подготовку к вторжению, но в значительно сокращенном масштабе. Король и знатные вельможи, чьи величественные свиты обременяли прошлые проекты вторжения, на этот раз должны были остаться дома. Командующими были назначены Клиссон и Вьенн. Вместо полчищ, запланированных на 1385 и 1386 годы, им была выделена армия всего из 3.000 элитных солдат, включая лучников. Армия должна была отправиться на реквизированных на месте кораблях из порта на западе Франции, а не во Фландрии. Вторжение должно было начаться в июне, а не в самом конце сезона безопасного судоходства. Французский королевский Совет предложил собрать 400.000 ливров (80.000 фунтов стерлингов) с помощью еще одного налога. Новый налог обычно называли талья для Кастилии, но, по крайней мере, три четверти его, по-видимому, предназначались для вторжения в Англию[841]841
  Chron. r. St.-Denis, i, 480; Juvénal des Ursins, Hist., 61. В конце января Клиссон уехал из Парижа в Бретань, чтобы начать набирать войска для вторжения в Англию: Juvénal, loc. cit.; Le Fèvre, Journal, 333. Финансы: BN Fr. 25705/149; Chronographia, iii, 85; Le Fèvre, Journal, 337; Rey (1965), i, 404. Обязательства перед Кастилией были ограничены 100.000 ливров.


[Закрыть].

* * *

Это оставляло открытым вопрос о том, что делать с флотом вторжения предыдущей осени, который теперь был практически ненужным и стоял под охраной на якорной стоянке в Слейсе. Большинство кораблей было отпущено для коммерческих перевозок. Большое количество их владельцев решили принять грузы в Ла-Рошели, главном после Бордо винном порту Бискайского залива. Они объединились в большой конвой, чтобы пройти через Ла-Манш туда и обратно. Это означало бы столкновение с поджидающими кораблями графа Арундела и капитана Кале – опасная операция, как показала судьба флота 1385 года. Ян Бук, адмирал Фландрии, согласился организовать это предприятие на свой страх и риск в обмен на фиксированную субсидию от короля и плату от владельцев кораблей в размере франка за тонну груза. Буку было приказано защищать свой конвой, разведать английское побережье по пути на юг, напасть на английские суда и, возможно, атаковать корабли Арундела, если представится такая возможность[842]842
  AD Nord B584/16591bis (цитируется в Paviot (1995)[1], 36n9); BN Fr. 32510, fol. 309vo; Cron. Tournay, 311.


[Закрыть].

Флот Яна Бука, насчитывающий около 200 вооруженных торговых судов из всех стран западного побережья Европы, беспрепятственно прошел через Ла-Манш и, должно быть, достиг Ла-Рошели примерно в середине февраля 1387 года. Вскоре после этого граф Арундел вышел в море с небольшой эскадрой кораблей для крейсерства в Ла-Манше, в то время как остальная часть его флота собралась в Даунсе у Сэндвиче. Их заметили нормандские моряки и срочно сообщили об этом Буку в Ла-Рошель. На этом этапе конвой переформировывался для обратного плавания с грузом во Фландрию. Маршал Луи де Сансер, который недавно прибыл в Пуату для охраны границы с Гасконью, предложил посадить на корабли еще 500 человек. Но Сансер хотел получить за свои хлопоты половину платы за тоннаж, а Бук не был готов согласиться на это. Поэтому корабли отправились в плавание с прежним составом. Это был серьезный просчет. К тому времени, когда флот Бука подошел к Ла-Манш, у Арундела было сорок семь больших кораблей, стоявших у берегов Даунса, и еще больше – на подходе. На берегу ожидали 2.500 солдат, включая свиты двух графов и нескольких знаменитых английских капитанов. Как заметил Томас Уолсингем, это были не "сапожники и портные", которые традиционно сражались с палубы английских военных кораблей, а опытные воины[843]843
  PRO E403/515, m. 25 (11 марта) (пленные, высаженные в Сандвиче); BN Fr. 26022/996 (наблюдение); Cron. Tournay, 310–11. Флот Арундела: PRO E364/21, m. 6d (Арундел); E101/40/33, 34, 35; Walsingham, Chron. Maj., i, 808.


[Закрыть].

24 марта 1387 года флот Арундела устроил засаду на Бука у Маргита и обрушился на его корабли, по словам современника, с "натиском, полным ненависти". Английские корабли были в меньшинстве, но они были больше и лучше вооружены. Их также поддержали около семидесяти голландских и немецких кораблей из конвоя Бука, которые бросили остальных, как только началось сражение, и перешли на сторону нападавших. В первой схватке было захвачено до пятидесяти кораблей Бука. Отправив их под охраной в порт Оруэлл, Арундел в течение двух дней преследовал остальные и настиг их у острова Кадсан недалеко от Слейса. Произошло второе столкновение, в ходе которого было захвачено еще несколько судов, а одиннадцать кораблей были потоплены или сожжены. Другие корабли потерпели крушение, пытаясь найти убежище на побережье Фландрии. 26 марта Арундел прибыл в Слейс, проник на внешнюю якорную стоянку и установил блокаду порта, которая продолжалась более двух недель. Англичане останавливали и захватывали все прибывающие суда. Они высаживали на берег десанты, чтобы сжечь и разграбить прибрежные деревни и захватить богатых пленников для выкупа. Они даже пытались захватить сам Слейс. Гентский изгнанник Питер ван ден Босше, служивший в английском флоте, настоятельно советовал Арунделу выбрать это решение, но англичане отвергли его совет. Офицеры герцога Бургундского уже спешно перебрасывали войска к месту событий. Если бы Арунделу удалось захватить порт, у него было бы недостаточно сил, чтобы удержать его против неизбежной контратаки. В конце концов, флот был вынужден вернуться в Англию из-за нехватки воды и болезней среди экипажей. 12 апреля 1387 года Арундел отплыл в Англию со своей добычей. Всего было захвачено шестьдесят восемь парусных судов, большинство из которых были фламандскими, а также три огромных груженых каррака, которые, вероятно, были кастильскими, несколько гребных баланжье и не менее 8.000 бочек вина. Среди захваченных пленников был и сам Ян Бук. Он был заключен в лондонский Тауэр, а затем в замок Арундел, пока граф требовал неподъемный выкуп, а Совет раздумывал, освобождать ли его вообще. Герцог Бургундский был взбешен отказом Бука принять предложение маршала Сансера о подкреплении и умыл руки, а несчастный человек в конце концов умер, не дождавшись выкупа, в Англии в 1389 году[844]844
  Westminster Chron., 180–4; Cron. Tournay, 311–15; Froissart, Chron. (SHF), xiii, 136–46; Walsingham, Chron. Maj., i, 808–12; Knighton, Chron., 388–90. Ср. о блокаде Слейса: Rek. Gent, 377; Hanserecesse, iii, 207; Inv. Arch. Bruges, iii, 100–1; *Haegeman, 157n17. Судьба Бука: CCR 1385–9, 329; CPR 1388–92, 146.


[Закрыть].

1 мая 1387 года граф Арундел отплыл из Оруэлла во второй поход с более крупной эскадрой, состоящей почти из шестидесяти кораблей. На этот раз его целью был Брест, который уже почти год находился в осаде войсками Иоанна IV Бретонского. В последнее время осада города ужесточилась. Осаждающие построили большой деревянный форт у гавани под городом и два каменных бастиона на подступах к нему с суши. Как и Джон Гонт за год до этого, Арундел прибыл внезапно, высадил своих солдат недалеко от города и обрушился на французские осадные сооружения. Деревянный форт был сожжен а один из каменных бастионов захвачен. Затем Арундел предпринял масштабный рейд за фуражом в западную Бретань. Плодов этого короткого похода, как говорят, хватило, чтобы снабжать защитников Бреста в течение нескольких месяцев. Однако и у флота Арундела не все было хорошо. Сэр Хью Диспенсер, командовавший частью английского флота, по пути домой был атакован французской эскадрой из Арфлёра. Корабли Диспенсера сели на мель и были вынуждены сдаться, а сам он был доставлен в Париж в качестве пленника. Остальная часть флота Арундела снова направилась на север и прошла через Ла-Манш, чтобы крейсировать на судоходных путях Северного моря. К моменту окончания крейсерства 12 июня 1387 года количество призов, взятых с марта, возросло до 160[845]845
  Westminster Chron., 184; Walsingham, Chron. Maj., i, 812; Knighton, Chron., 390; Chron. r. St.-Denis, i, 476–8; PRO E101/40/35, 36; Terrier de Loray, PJ., no. 124.


[Закрыть].

Море было избранным театром военных действий Правительственной комиссии. Две экспедиции Арундела сделали многое, чтобы утвердить репутацию комиссии как честных специалистов, а самого Арундела – как героя. Обилие награбленного вина и других товаров подняло боевой дух в Лондоне и восточной Англии, где была выгружена большая их часть. Арундел извлек из кампании столько политического капитала, сколько смог. Стратегия нападения на французские базы во Фландрии и контроля над Ла-Маншем, конечно, не была стратегией придуманной им самим. Она была аксиомой английской военно-морской политики на протяжении двух веков, и ей следовали все адмиралы Ричарда II, начиная с рейда Перси на Слейс в 1385 году. Но Арундел следовал ей со всей энергией. Морские сражения нанесли фламандцам самые большие морские потери за многие годы и, должно быть, способствовали непопулярности войны среди подданных Филиппа Бургундского. Блокада Слейса и высадка десанта поблизости встревожили герцога и заставили его направить ресурсы на оборону побережья. Снятие осады с Бреста стало наглядным примером эффективного использования морской мощи для достижения кратковременного локального превосходства на суше. Однако друзья Ричарда II, склонные насмехаться над подвигами Арундела, были не совсем неправы. Результаты, хотя и были весьма выгодными для участников, в стратегическом плане оказались довольно скудными. Хотя англичане еще в марте знали, что французы перенесли свои планы вторжения через Ла-Манш, внимание Арундела оставалось приковано к Северному морю. Тем временем большой флот французских и кастильских торговых судов, поддерживаемый шестью кастильскими военными галерами, начал собираться в Арфлёре, в портах северной Бретани и в Ла-Рошели. Эти приготовления, было трудно скрыть, но, насколько известно, Арундел не предпринял никаких попыток помешать им. Английские корабли были распущены 12 июня, всего за несколько дней до того, как флот вторжения Клиссона должен был отплыть[846]846
  Walsingham, Chron. Maj., i, 808–10, 812. Гонорар: PRO E364/21, m. 6d (Арундел). Слейс: Handelingen, no. 34; BN PO 326/Bethune 54; BN Clair. 56/182, 59/4479, 60/4269, 86/6773, 87/6869, etc. Ла-Рошель: Doc. Clos des Galées, i, nos. 1459–60, 1462–4, 1467; ii, nos. 73, 75. Галеры: Duro. 12 июня: PRO E101/40/35, 36.


[Закрыть].

* * *

Вторжение Джона Гонта в Леон было запланировано на январь 1387 года, но началось только в конце марта. Причины этого неясны, и в то время они вызвали определенное количество недоброжелательных споров. Основная проблема, по-видимому, возникла из-за заминки в процессе освобождения Папой португальского короля от монашеских обетов, что, в свою очередь, задержало его брак с Филиппой Ланкастер. В конце января Джон Гонт, раздосадованный задержкой, решил довести дело до конца. Он настаивал на том, что брак должен состояться до начала кампании, независимо от того, будет ли дано папское освобождение или нет. В итоге свадьба состоялась в Порто 14 февраля. Торжества были скромными и поспешными. Не было времени созвать высокопоставленных лиц, которые обычно должны были присутствовать на свадьбе, и это событие неизбежно было омрачено подготовкой к предстоящей кампании. Большая часть португальской знати отсутствовала. Даже Джон Гонт был слишком занят, чтобы присутствовать на бракосочетании дочери[847]847
  Lopes, Crón. D. João, ii, 205, 207–8, 212–13, 251–63; *Russell, 571–3.


[Закрыть].

В португальской хронике Фернана Лопеша, которая является основным источником по этим событиям, есть намеки на то, что за трудностями, связанными с освобождением от монашеских обетов, могли скрываться другие, более трудноразрешимые вопросы, в том числе оппозиция союзу с Ланкастером среди части португальской знати. Ценность союза значительно уменьшилась за зимние месяцы в результате катастрофы, постигшей английскую армию. Галисия и в лучшие времена была страной натурального хозяйства, а зима там была суровой. Солдатам было запрещено грабить, но у них не было денег, чтобы купить еду. Отношения между армией и крестьянством, которые начинались хорошо, испортились, когда оголодавшие солдаты занялись грабежом в сельской местности. Отдельные группы солдат бродили по стране в поисках пропитания, а разъяренные крестьяне ловили их и убивали. По мере истощения запасов армия была вынуждена импортировать большие объемы зерна по морю из Англии, чтобы избежать голода. Ослабленные голодом и холодом, англичане, которые всегда были уязвимы к эндемическим заболеваниям Иберийского полуострова, заболели неизвестной формой чумы. Эпидемия унесла первые жертвы в сентябре, а затем в течение последующих месяцев катком прокатилась по рядам армии Джона Гонта. К марту, согласно сообщениям, дошедшим до кастильского двора, английская армия сократилась всего до 1.200 человек, пригодных к службе. Истинное число, вероятно, было ближе к 2.000, но даже это составляло лишь половину того войска, которое Гонт привел из Англии. Многие из солдат были больны, плохо обуты и плохо экипированы и произвели плохое впечатление на португальцев[848]848
  Lopes, Crón. D. João, ii, 214, 223; Froissart, Chron. (SHF), xiv, 84–6; Ayala, Crón., ii, 251, 263; Col. doc. Murcia, xi, no. 210; Walsingham, Chron. Maj., i, 892. Импорт: PRO C76/71, mm. 11, 13. Первой зарегистрированной жертвой чумы стал лорд Фицуолтер, который умер 26 сентября 1386 года: Cal. Inq. P.M., xvi, nos. 377–93.


[Закрыть].

После долгих дебатов на Совете Жуан I решил увеличить численность своей армии, чтобы восполнить недостаток численности английской. Для этого нужно было вывести все гарнизоны из городов и замков королевства, кроме гарнизонов в Алентежу. Это было спорное решение, а несколько членов Совета уже пришли к выводу, что предприятие Ланкастера обречено, и призывали португальского короля сделать не более минимума, соответствующего договору. Так и случилось, он вступил в кампанию с 3.000 латников, 2.000 арбалетчиков, более чем 4.000 пехотинцев и неопределенным числом добровольцев – всего, возможно, 10.000 человек или вдвое меньше, чем было обещано в Понта-ду-Муру. Но размер португальской армии создавал свои собственные проблемы. Джон Гонт, войска которого составляли едва шестую часть объединенной армии, потерял статус, особенно по отношению к ершистому и напористому коннетаблю Португалии, Нуну Альварешу Перейра. Это был не просто вопрос гордости. Это снижало его политическое влияние и означало, что он не мог направлять кампанию так, как это было предусмотрено в Понта-ду-Муру. Символическая проблема возникла, когда Нуну Альвареш потребовал права командовать авангардом армии, позицию, которую Джон Гонт рассчитывал занять сам. Жуан I попытался отговорить своего коннетабля и указал, что герцог Ланкастер командовал авангардом в битве при Нахере. Он был по происхождению выше коннетабля, был великим принцем в своей стране и находился на полуострове в качестве короля Кастилии, имея приоритет над всеми, кроме самого Жуана I. Но Перейра был непреклонен и добился своего. Местом соединения армий была назначена широкая равнина к востоку от кафедрального города Браганса на северо-восточной границе Португалии. В конце февраля 1387 года Жуан I отправился из Порту с частью своих войск, а остальные подошли с юга вместе с коннетаблем. Джон Гонт, должно быть, покинул Оренсе примерно в то же время. В последнюю неделю марта вся союзная армия собралась вместе и 25 марта начала переправу через реку Матансас в Кастилию[849]849
  Lopes, Crón. D. João, ii, 213–15; Itin. D. João, 31.


[Закрыть].

^{22. Англо-португальское вторжение в Кастилию, март-июнь 1387 года}

У Хуана I было мобилизовано от 3.000 до 4.000 человек, по крайней мере половина из которых были французами или гасконцами. Это было примерно столько же, сколько кавалерийский контингент англо-португальской армии. Также имелось неопределенное количество вспомогательных войск разного качества. Диспозиция этих войск отражала оборонительную стратегию, которая была согласована с французскими капитанами в Вальядолиде предыдущей осенью. Они были размещены в гарнизонах, вытянутых дугой в восемьдесят миль от подножия Кантабрийских гор на севере до реки Дуэро на юге. Северным центром кастильской обороны был Леон, где находился большой гарнизон под командованием архиепископа Манрике. Южным центром был неприступный город-крепость Самора на реке Дуэро, который на протяжении многих лет был одним из главных бастионов Кастилии против вторжения с запада. В центре основные скопления войск находились в Бенавенте и Вильяльпандо. Бенавенте был обнесенным стеной городом в центром сети дорог северного пограничья. Он контролировал дороги, ведущие на север к Астурии и Галисийским перевалам, на восток через Старую Кастилию к городам Паленсия и Бургос и на юг к Саморе и Саламанке. Здесь Хуана I разместил самый большой гарнизон сектора под командованием главного местного магната региона Альваро Переса де Осорио. Его главным лейтенантом был нормандский рыцарь, склонный к иностранным приключениям, Роберт де Бракмон, который ранее сражался вместе с Людовиком Анжуйским в Италии и отличился при обороне Коруньи годом ранее. Под началом этих двумя людей было около 1.200 человек: около 600 кастильских и около 600 французов латников. Что касается Вильяльпандо, то в XIV веке это был значительный город с дворцом и шестью церквями, контролировавший важную переправу через реку Вальдерадуэй. В 1387 году его удерживал Оливье Дю Геклен, главный французский капитан на полуострове, с примерно 1.000 французских воинов. Сельская местность между этими крепостями была в значительной степени оставлена врагу. Замки, которые были признаны непригодными для обороны, были разрушены. Из незащищенных деревень и городов вывозились припасы, а их население эвакуировалось в обнесенные стенами места. Мосты через реки были разрушены, броды перегорожены заостренными кольями и охранялись отрядами солдат. План кастильцев заключался в том, чтобы не давать сражений, пока не удастся добиться подавляющего превосходства на местах и использовать свои гарнизоны для задержки противника и защиты местного населения. Они также должны были служить резервами, из которых можно было бы сформировать летучие отряды для нападения на фланги армии вторжения и уничтожения отдельных отрядов и фуражиров. Это была стратегия, которую французы разработали в ответ на английские шевоше предыдущего десятилетия[850]850
  Ayala, Crón., ii, 252–3, 263–4; Lopes, Crón. D. João, ii, 215–17, 228, 229. O Бракемоне: Anselme, vii, 816–17; Froissart, Chron. (SHF), xii, 312, xiv, 85–6, 89. O Вильяльпандо: Russell, 477n1.


[Закрыть].

Англо-португальская армия была плохо подготовлена для противодействия такой стратегии. Весь план союзников зависел от принуждения кастильского короля к сражению. Союзники не взяли с собой ни осадного оборудования, ни артиллерии. Был обоз снабжения, но он был недостаточно велик для армии такого размера. Трудности захватчиков усугублялись присутствием большого количества некомбатантов, включая супругу Джона Гонта, Констанцию, ее фрейлин и персонал слуг, которых нужно было кормить. Запасы, оставшиеся после первых нескольких дней, быстро сгнили, в результате чего войска стали зависеть от того, что им удавалось найти в кладовых захваченных городов и замков. Это означало, что они должны были быстро двигаться вперед. Нуну Альвареш Перейра, который с самого начала руководил передвижением армии, хорошо понимал это и решил смело направиться к самому сильному пункту кастильской обороны. Перейдя через Сьерра-де-ла-Кулебра, он двинулся вверх по долине реки Эсла и 2 апреля 1387 года осадил Бенавенте. Осада не задалась с самого начала. Бенавенте был сильным, обнесенным стеной городом, который защищали решительно настроенные войска. Гарнизон совершал частые внезапные вылазки из ворот, не давая союзникам построить осадные сооружения, и не было никаких признаков того, что он поддастся искушению вступить в битву[851]851
  Lopes, Crón. D. João, ii, 215; Ayala, Crón., ii, 263–4.


[Закрыть].

Часть англо-португальской армии была отделена и направлена в рейд на север по дороге в сторону Асторги, чтобы захватить небольшие крепости и найти продовольствие. Рейдеры вернулись с севера через четыре дня, взяв штурмом один небольшой город и разграбив множество заброшенных деревень, но не захватив ничего, кроме нескольких голов скота и скудного количества провианта[852]852
  Lopes, Crón. D. João, ii, 216–20; Ayala, Crón., ii, 263–4.


[Закрыть]. Англичане возненавидели Кастилию по тем же причинам, по которым французы возненавидели Шотландию. Их письма домой были полны желчных суждений о стране, в которую они пришли. Кастилия, говорили они, по словам информаторов Фруассара, "не была выгодной землей для сражений, как Франция, с ее процветающими деревнями, безмятежной сельской местностью, красивыми реками и прекрасными домами". Здесь не было ничего, кроме скал и обрывов, суровых иссушающих ветров, грязных рек, отвратительного вина и коварного населения, состоящего из полуголых крестьян. Возможности для захвата пленных и грабежа в стране, которую их командир считал своей собственной, были ограничены. Даже герцог Ланкастер начал сильно сомневаться в успехе. По словам Фруассара, он сравнивал свою судьбу с судьбой Людовика Анжуйского, который вторгся в Италию "так грандиозно, как никогда не смог другой принц", но столкнулся с тупиком, банкротством и смертью.

Всего через неделю похода голод и неудачи уже обострили отношения между англичанами и их португальскими союзниками. На личном уровне Жуан I оставался в хороших отношениях со своим тестем, к которому он всегда относился с почтением. Гонт, со своей стороны, был великодушен в отношении португальцев. Он оплакивал их героев, когда они погибали в стычках. Он восклицал: "Молодец, славная Португалия!", когда они одерживали верх. Но среди их подчиненных все было по-другому. Язык общения, должно быть, был оной из проблем. Другой проблемой было отношение людей друг к другу. Англичане свысока смотрели на португальцев, которых они считали многословными, импульсивными и ленивыми. Португальцы, в свою очередь, считали своих союзников высокомерными, крикливыми и были склонны высмеивать их притязания. Постоянно возникали споры о разделе трофеев и распределении продуктовых пайков. Отношения между двумя армиями обострились настолько, что уже невозможно было организовывать совместные экспедиции за фуражом. Пасхальное воскресенье выпало на 7 апреля 1387 года. В воскресенье и понедельник вокруг Бенавенте было объявлено перемирие, чтобы отметить святое время года. Английские и французские рыцари, некоторые из которых знали друг друга по встречам во Франции, обнаружили, что у них гораздо больше общего друг с другом, чем с их иберийскими союзниками. Они свободно общались, получая явное удовольствие от рыцарских поединков, организованных во время пасхальных каникул и проводившихся по строгим правилам: три схватки, по одному удару копьем на каждую. Для кастильцев, сражающихся за свои дома, и португальцев, борющихся за свою национальную независимость, вопросы, поставленные на карту, были ближе к реальной жизни и гораздо серьезнее. Во время этих спортивных состязаний зрители обменивались оскорблениями, и между ними вспыхивали настоящие драки[853]853
  Lopes, Crón. D. João, ii, 223, 230, 231, 233; Froissart, Chron. (SHF), xiii, 196, xiv, 88, xv, 7, 22.


[Закрыть].

Французский опыт войны в Кастилии сильно отличался от английского. Французов поддерживало ощущение, что ход войны складывается в их пользу. "Англичане говорили, что мы больше умеем петь и танцевать, чем воевать, – писал Фруассар, – но теперь видите, как все изменилось". Для французских солдат Кастилия была страной возможностей, где можно было разбогатеть на службе у Трастамарской династии. Оливье Дю Геклен получал большие суммы от доходов с алькабалы в Леоне. Роберт де Бракмон позже заключил выгодный брак в Кастилии и приобрел там большие поместья. Такие люди не могли понять, что англичане могли выиграть от безнадежной попытки подчинить себе всю Кастилию. Они, конечно же, знали о предложении Хуан I уладить вопрос о престолонаследии путем женитьбы инфанта на Екатерине Ланкастер и были уверены, что это предложение все еще в силе. Эти намеки были доведены до сведения Джона Гонта и, очевидно, не были отвергнуты с ходу. Он заявил, что его положение сильнее, чем кажется. В случае необходимости, сказал он, он всегда сможет вызвать подкрепление из Англии и вернуться позже с большим войском. Но Гонт открыто блефовал. В Англии не было перспектив собрать свежие войска, как он должен был знать. Народ там был недоволен войной в Кастилии. Созерцая крепкие стены Бенавенте, Гонт был вполне доволен тем, что противник вновь проявил интерес к урегулированию путем переговоров. 10 апреля, после истечения срока пасхального перемирия, англо-португальская армия сняла осаду[854]854
  Froissart, Chron. (SHF), xiv, 133. Геклен: Cat. doc. Burgos, nos. 267, 269, 271–3, 276–8, 280–2. Бракемон: Anselme, vii, 816–17. 10 Апрель: Itin. D. João, 31.


[Закрыть].