Текст книги "Свобода от страха. Американский народ в период депрессии и войны, 1929-1945 (ЛП)"

Автор книги: Дэвид М. Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 73 страниц)

Очевидным кандидатом на создание такой гражданской власти был Шарль Де Голль. Его Французский комитет национального освобождения (FCNL) объединился с союзниками в Северной Африке, располагал боевыми дивизиями (особенно Второй бронетанковой дивизией генерала Жака Филлипа ЛеКлерка) и четко позиционировал себя как правительство в изгнании, ожидающее только освобождения, чтобы установить своё законное правление над Францией. Эйзенхауэру все это казалось само собой разумеющимся. На самом деле ещё в декабре 1943 года на встрече в Алжире он заверил Де Голля, что его войска сыграют определенную роль в «Оверлорде», включая освобождение Парижа. Но тут верховный главнокомандующий столкнулся со своим собственным президентом, чье упрямство в вопросе о Де Голле соперничало или превосходило упорство Черчилля во всех вопросах, касающихся Средиземноморья.

Политика Рузвельта в отношении Франции представляла собой запутанный клубок противоречий, пронизанный необоснованным презрением к Де Голлю, чьи конечные источники не так-то просто найти. Вашингтон заключил непростой и нечестивый мир с Виши и заключил противоречивую сделку с адмиралом Дарланом, чтобы облегчить вторжение в Северную Африку. При этом Рузвельт не выразил никакого несогласия с мстительной тирадой Сталина против французов в Тегеране и не проявил ни малейшего интереса к поддержке Де Голля, очевидно, главного претендента на власть Виши и возвышающегося символа французского сопротивления нацистскому правлению. Рузвельт настаивал на том, что поддержка Де Голля будет равносильна навязыванию французам нежелательного правителя силой оружия и, скорее всего, приведет к гражданской войне. По мнению Де Голля, позиция Рузвельта «показалась мне чем-то вроде „Приключений Алисы в Стране чудес“», и с этим суждением, откровенно говоря, трудно не согласиться. Эйзенхауэр терпеливо объяснял своему президенту, что «сегодня во Франции существуют только две основные группы, одна из которых – банда Виши, а другая характеризуется необоснованным восхищением Де Голлем». Но Рузвельт не сдавался. Он отказался признать FCNL законным или даже временным правительством Франции и не протянул руку дружбы Де Голлю. В этих условиях надменный Де Голль наотрез отказался выступить с заявлением в поддержку «Оверлорда». «К черту его, – сказал Эйзенхауэр, – если он не справится, мы будем иметь дело с кем-нибудь другим». Это была пустая угроза, поскольку никакого другого человека не было.[1146]1146
  Этот рассказ в значительной степени опирается на Ambrose, Supreme Commander, 377–91.


[Закрыть] Последнее слово осталось за Де Голлем. Он выступил в эфире в сам День Д, безапелляционно заявив, что FCNL – это «французское правительство». И когда Париж будет освобожден, он и ЛеКлерк будут там.

20. Битва за Северо-Западную Европу

Всемогущий Бог: Наши сыновья, гордость нашей нации, в этот день приступили к могущественному делу… В последнее время эти люди уходят с мирных путей… Они жаждут лишь окончания битвы, возвращения в родной дом.

– Франклин Рузвельт, молитва в день Д, 6 июня 1944 г.

В 1944 году, когда весна расстелила свой зелёный ковер на юге Англии, американские солдаты проводили учения на пологих полях, устраивали шуточные атаки на галечных пляжах и в лиственных рощах, грохотали на грузовиках и танках по вымощенным камнем дорогам, подшучивали над причудливыми манерами пьющих чай и пиво англичан, смазывали и осматривали своё сверкающее новое оружие. Время от времени они разгоняли скуку, поджигая стога сена трассирующими пулями. Кишащие янки, прибывавшие с конца 1943 года со скоростью 150 000 человек в месяц, были «переплачены, перетраханы и находятся здесь», – шутили британцы. (На что янки ответили, что их британские товарищи по оружию недоплачивают, недополучают секса и находятся под началом Эйзенхауэра). И янки, и британцы шутили, что только тысячи аэростатов, привязанных к южной Англии, удерживали остров на плаву под огромным весом боеприпасов, накопленных для вторжения: около пяти миллионов тонн боеприпасов и припасов, включая более ста тысяч автомобилей. На берегу собиралась армада из более чем шести тысяч кораблей, чтобы переправить через Ла-Манш эту орду полных опасений людей и горы оружия, продовольствия и снаряжения.

Около двух миллионов американских сухопутных войск и почти столько же военнослужащих ВВС армии США в Британии составляли основную часть более чем семимиллионной армии США, находившейся тогда под ружьем. Эти огромные силы, массово произведенные в короткие сроки, как и многое другое в американском арсенале, выросли из костяка довоенной регулярной армии, насчитывавшей в 1940 году менее двухсот тысяч человек. За время войны в вооруженных силах США должны были служить почти шестнадцать миллионов мужчин, большинство из которых были призваны в армию, а также полмиллиона женщин, все из которых были добровольцами. Молодые люди начали стекаться в центры призыва Системы избирательной службы для прохождения физического и психологического обследования в последние недели 1940 года. В итоге было обследовано около восемнадцати миллионов человек, и их записи составили замечательный сводный портрет физического и психического развития целого поколения. Большинство из них были признаны годными к службе, хотя почти два миллиона мужчин были отклонены по нервно-психическим причинам (в том числе из-за гомосексуальности, хотя многие гомосексуалисты действительно служили во всех родах войск), а ещё четыре миллиона – из-за различных медицинских и образовательных недостатков, таких как гнилые зубы, плохое зрение и неграмотность. Чтобы удовлетворить свои потребности в кадрах, армия в конечном итоге начала проводить коррекционную работу с призывниками. Около двадцати пяти тысяч армейских стоматологов вырвали пятнадцать миллионов зубов и установили 2,5 миллиона зубных протезов; армейские оптометристы подобрали 2,25 миллиона пар очков; а специальные армейские школы наделили даром грамотности почти миллион новобранцев.

В 1944 году среднестатистическому солдату было почти двадцать шесть лет, он родился в год окончания войны (моряки и морские пехотинцы были несколько моложе). Его рост составлял пять футов восемь дюймов, а вес – 144 фунта, что на дюйм выше и на восемь фунтов тяжелее, чем у типичного призывника Первой мировой войны. Четыре из десяти белых, но менее двух из десяти чернокожих призывников закончили среднюю школу. Почти треть белых и более половины чернокожих призывников не имели образования выше начальной школы. В целом среднестатистический солдат-срочник закончил один год средней школы – на три полных года больше, чем среднестатистический «Doughboy»[1147]1147
  «Клецка» или «сырое тесто» – американский пехотинец Первой мировой войны. – Прим. переводчика.


[Закрыть] 1917 года.[1148]1148
  Lee Kennett, G.I.: The American Soldier in World War II (New York: Charles Scribner’s Sons, 1987), passim. Большая часть последующего обсуждения опирается на работу Кеннетта и на Geoffrey Perrett, There’s a War to Be Won: The United States Army in World War II (New York: Random House, 1991). См. также Samuel A. Stouffer’s classic study, The American Soldier (Princeton: Princeton University Press, 1949); и соответствующие тома в официальном U.S. Army in World War II series: The Organization of Ground Combat Troops, The Procurement and Training of Ground Combat Troops, and The Employment of Negro Troops (Washington: Department of the Army, 1947, 1948, 1966, respectively); and Selective Service and Victory: The 4th Report of the Director of Selective Service (Washington: USGPO, 1948).


[Закрыть]

У тех, кого признали годными к службе в призывном центре, сняли отпечатки пальцев, а затем провели формальное собеседование, в ходе которого они могли указать свой выбор службы. До конца 1942 года, когда было призвано большинство мужчин, а во флот и морскую пехоту брали только добровольцев, у призывников было всего три варианта: сухопутные войска, армейские службы снабжения или военно-воздушные силы. Последний вариант был самым популярным, но индивидуальный выбор зависел от оценки армией собственных потребностей. В военно-воздушные силы отбирали лучших по результатам теста общей классификации армии – сорокаминутного теста способностей из 150 вопросов, который проходил каждый новобранец. (Примерный вопрос: «У Майка было 12 сигар. Он купил ещё 3, а потом выкурил 6. Сколько у него осталось?») Непропорционально большая доля тех, кто получил низкие баллы по AGCT, попала в пехоту. Интересно, что типичный боевой пехотинец также был ниже ростом и весил меньше, чем его коллеги из служб снабжения или военно-воздушных сил. Боевые эшелоны пехоты были почти полностью белыми. Игнорируя результаты негритянских войск в Гражданской войне, армия Второй мировой войны считала негров непригодными к боевой службе и отправляла подавляющее большинство из них в сервисные подразделения.

В течение 1941 и 1942 годов миллионы призывников стекались в наспех сооруженные учебные лагеря, всего их было 242, сконцентрированных на юге, где требования к размещению лагерей были наиболее легко выполнимы. Дивизионному тренировочному лагерю в идеале требовалось не менее сорока тысяч акров разнообразной местности для отработки навыков владения оружием и проведения маневров, надежный источник воды, адекватные дороги, доступ к железнодорожному транспорту, близость к городскому центру для отдыха и снабжения, а также хорошая погода. Форт Льюис в штате Вашингтон был одним из немногих крупных учебных центров за пределами Юга, которые отвечали этим требованиям. Среди крупнейших лагерей были Форт Беннинг, Джорджия, который мог принять почти сто тысяч обучаемых; Форт Шелби, Миссисипи (восемьдесят шесть тысяч); Форт Брэгг, Северная Каролина (семьдесят шесть тысяч); и Форт Джексон, Южная Каролина (шестьдесят пять тысяч).

Боевая тревога разбудила новобранцев в 6:05 утра. Они завтракали, убирали казармы, тренировались с 8:00 до 5:30, принимали вечернюю пищу, возвращались в казармы в 7:00 и отключали свет в 9:45. Сначала они проходили «базовую» или «вневойсковую» подготовку, включающую строевую подготовку, военный протокол и физическую подготовку. Они также проходили семичасовую индоктринацию о военных целях своей страны, большая часть которой была представлена в серии фильмов «Почему мы воюем», снятых известным голливудским режиссером Фрэнком Капрой. Затем они переходили ко второму этапу обучения стрельбе из стрелкового оружия и обслуживанию оружия и переходили к специализированной подготовке по таким навыкам, как радиосвязь и развертывание тяжелого вооружения. Далее следовала общевойсковая подготовка, в ходе которой пехота, бронетехника, артиллерия и тактическая авиация работали вместе, в общей сложности сорок четыре недели, затем восемь недель учений и маневров в составе дивизии, а завершалась подготовка двадцатипятимильным маршем по дорогам с полным тридцатифунтовым ранцем. На всех уровнях подготовки основная техника обучения в армии была одинаковой: демонстрация, объяснение, исполнение.

Горстка дивизий Национальной гвардии сохранила региональную идентичность, а чернокожие были жестко сегрегированы как в лагерях, так и в полевых условиях, но остальные миллионы мужчин армия бросила в мать и отца всех плавильных котлов. Десятки призывных дивизий представляли собой всеамериканскую смесь, набранную с севера, юга, востока и запада. В них смешались парни с ферм и рабочие с заводов, янки старой закалки и новые иммигранты, богатые и бедные, протестанты, католики и евреи. Многие молодые люди, никогда не покидавшие пределов своего сельского округа или городского района, столкнулись в армии с таким социальным, этническим и религиозным разнообразием, с каким они никогда не сталкивались и, возможно, даже не представляли себе. За год, который потребовался для подготовки дивизии, и за месяцы последующей службы – большинство мужчин оставались в форме «на время», обычно срок составлял тридцать три месяца, половина из которых проходила за границей – человеческие барьеры часто разрушались, и между мужчинами возникали долговечные связи. Старые стереотипы увядали, а некогда небезупречные дружеские отношения расцветали. Поскольку после завершения программы девяноста дивизий в конце 1943 года новые дивизии не формировались, в дальнейшем людей обучали в качестве замены в циклах продолжительностью от восьми до семнадцати недель. Они были предназначены для включения в строй по мере необходимости и имели меньше шансов установить тесные связи со своими боевыми товарищами, чем первоначальные курсанты.

Для миллионов мужчин, родившихся во время и сразу после Великой войны 1914–18 годов, опыт участия в ней в качестве солдат определил их поколенческую идентичность так, как ничто другое, даже долгая агония детства во время Великой депрессии. Вторая мировая война увезла их из дома, преподала им уроки, как страшные, так и полезные, сформировала их дружеские отношения и, если не покончила с ними, то определила дальнейший ход их жизни. Для тех, кто выжил, война оставила воспоминания, которые время не смогло изгладить – более того, воспоминания, часто расшитые снисходительной рукой времени. Бенджамин Брэдли, впоследствии редактор газеты Washington Post, говорил от имени многих ветеранов, когда вспоминал войну как «более захватывающую, более значимую, чем все, что я когда-либо делал. Вот почему я так замечательно провел время на войне. Я просто любил её. Любил волнение, даже любил быть немного напуганным. Любил чувство достижения, даже если это было всего лишь перемещение из пункта А в пункт Б; любил товарищество…… ответственность… Первый раз, когда мужчина идет в бой, – добавил Брэдли, – странным образом похож на первый раз, когда мужчина занимается любовью с женщиной. Предвкушение всепоглощающе, незнание мешает, страх позора поглощает, а выживание торжествует». И если война наложила свой отпечаток на этих мужчин, то и они оставили свой след – не только на женщинах, которых они сватали, и в сражениях, которые они вели, но и на каждой ровной поверхности от Форта Беннинг до Нормандии и Окинавы – свою собственную вездесущую надпись, возможно, самую известную фразу войны: «Килрой был здесь».[1149]1149
  Ben Bradlee, A Good Life: Newspapering and Other Adventures (New York: Simon and Schuster, 1995), 76, 65; Samuel Hynes, «So Many Men, So Many Wars: 50 years of Remembering World War II», New York Times Book Review, April 30, 1995, 12.


[Закрыть]

Армия повысила уровень жизни многих новобранцев. Они не только получали надлежащую медицинскую помощь, некоторые впервые в жизни, но и при гарнизонном рационе в 4300 калорий в день ели лучше, чем когда-либо прежде.

Даже стандартный полевой паек, С-рацион и К-рацион, содержал около 3400 калорий, а также палочку жевательной резинки и четыре сигареты. Тренировки обычно увеличивали грудную клетку мужчины на дюйм и прибавляли шесть фунтов веса. Рядовые, которых набирали из огромного числа безработных, после середины 1942 года получали пятьдесят долларов в месяц, а на каждого солдата распространялся полис страхования жизни на десять тысяч долларов.

Американские базы в Англии военного времени были оазисами изобилия, вызывавшими удивление и зависть англичан. Корабли Свободы доставляли тонны товаров, которые практически исчезли из британской гражданской жизни. Голодные британцы, чей уровень жизни после начала войны упал более чем на 20%, считали, что им повезло подружиться с американскими военнослужащими. Тогда они могли полакомиться какао, мясными консервами («Спам»), апельсиновым соком, консервированными и даже свежими фруктами, безалкогольными напитками, шоколадными батончиками, жевательной резинкой и табаком, которые солдаты-срочники услужливо освобождали с переполненных военных складов. У американцев было больше всего: больше людей, больше еды, больше грузовиков, больше оружия – даже больше туалетной бумаги. В туалетах британской армии полагалось 3 листа на человека в день; американский рацион составлял 22,5 листа.[1150]1150
  Kennett, G.I., 96.


[Закрыть]

Соотношение хвостов и зубов в армии США – отношение численности обслуживающего персонала к численности боевого оружия – было самым высоким среди всех армий, участвовавших в войне. В боевом порядке Вермахта на каждых двух фронтовых солдат приходился один небоевой. Американцы перевернули это соотношение: за каждым бойцом в полевых условиях стояли два военнослужащих. Каждый солдат, высадившийся в Европе, получал сорок пять фунтов в день припасов, четверть из которых составляли нефть и нефтепродукты, в отличие от двадцати фунтов для британского солдата и немецкой квоты, которая иногда опускалась до четырех фунтов. Многое из этого сказочного богатства, особенно топливо, было необходимо для войны движения, которую американцы пришли вести. Но некоторые британские наблюдатели ворчали, что нехватки грузов, которая мешала планированию «Оверлорда», можно было бы избежать, если бы американцы меньше стремились содержать войска на тренировках и даже в бою при том уровне жизни, к которому они привыкли в гражданской жизни.[1151]1151
  Richard Overy, Why the Allies Won (New York: Norton, 1995), 319; Max Hastings, Overlord: D-Day and the Battle for Normandy, 1944 (London: Pan, 1985), 234; Richard M. Leighton and Robert W. Coakley, United States Army in World War II: Global Logistics and Strategy, 1940–1943 (Washington: Department of the Army, 1955), 723.


[Закрыть]

Армия GIs была разработана Джорджем Маршаллом. Задолго до начала войны Маршалл возглавил усилия по замене старых четырехполковых «квадратных» дивизий, которые сражались во Франции в Первую мировую войну, на новую трехполковую «треугольную» структуру. Треугольное построение стало основой для организации армии сверху донизу. Три отделения по двенадцать человек, возглавляемые унтер-офицерами, составляли взвод. Три взвода, каждый из которых возглавлял лейтенант, составляли роту. Три роты, каждая под командованием капитана, составляли батальон. Три батальона, каждый под командованием майора или подполковника, составляли полк. Три полка, каждый под командованием полковника, составляли дивизию, которой командовал генерал. Батальон был самым маленьким подразделением, имевшим штабную, или штабную, роту. В его состав также входила рота тяжелого вооружения, имевшая на вооружении противотанковые пушки, минометы и пулеметы 50-го калибра. Под командованием дивизии находилось подразделение полевой артиллерии численностью в две тысячи человек, оснащенное 75-мм, 105-мм и 155 мм гаубицами. Дивизия также контролировала медицинский отряд численностью пятьсот человек, а также ещё две тысячи человек в различных обслуживающих и вспомогательных подразделениях, таких как саперы и военная полиция. Маршалл также организовал несколько отдельных танковых батальонов, которые можно было придавать по мере необходимости, а также пять воздушно-десантных и шестнадцать бронетанковых дивизий, последняя состояла из двух танковых полков общей численностью 375 танков, полка пехоты на полугусеничном ходу и приданного самоходного артиллерийского полка. Стандартным оружием пехотинца была винтовка M–1 Gar-rand 30-го калибра, которую можно было разобрать и собрать в полевых условиях, используя в качестве инструмента только носик пули и обойму. Средний стрелок мог сделать сорок выстрелов в минуту, а эксперт – до ста. В целом, треугольная дивизия численностью в пятнадцать тысяч человек обладала вдвое большей огневой мощью, чем квадратная дивизия численностью в двадцать четыре тысячи человек времен Первой мировой войны. После того конфликта армия США модернизировалась и по другим направлениям, хотя в некоторых случаях и с запозданием. Только в 1940 году в Вест-Пойнте отказались от благородного требования, чтобы курсанты посвящали шесть часов в неделю обучению верховой езде, заменив его той же базовой подготовкой, которую проходили миллионы призывников. А вот в армейской школе командования и генерального штаба в Форт-Ливенворте, штат Канзас, старшие офицеры почти два десятилетия до 1941 года проходили сложную учебную программу из 124 задач с картами и упражнений на местности. Программа в Ливенворте делала упор на скорость и умение развертывать мобильные соединения. Именно там будущие генералы учились управлять многодивизионными корпусами, армиями и армейскими группами. Именно там они оценили ценность войны в движении и гениальность треугольной схемы, которая ставила во главу угла быстрое принятие решений на высших уровнях командования.

Треугольное организационное устройство было призвано, прежде всего, обеспечить максимальную мобильность. Движение – это все в американском военном планировании: передвижение на амфибиях на десантные пляжи, передвижение людей и орудий по земле, передвижение на танках, полугусеницах и грузовиках, а также передвижение по воздуху. Все американские дивизии были моторизованы, а полугусеничные машины для перевозки войск и снабжения бронетанковых дивизий не ограничивали их в передвижении по дорогам. По некоторым оценкам, армия GIs могла передвигаться в десять раз быстрее и дальше, чем Американские экспедиционные силы в Первой мировой войне. Мобильность была козырем американцев на поле боя, на всех уровнях боевых действий. Оперативной доктриной трехсторонних сил, независимо от их размера, была «удерживающая атака»: одно подразделение, будь то взвод, батальон или полк, вступало в бой с фронта противника; второе пыталось развернуть его фланг; третье находилось в резерве, готовое быстро переместиться к точке максимального преимущества. Джордж Паттон, возможно, главный тактик мобильной войны, по слухам, резюмировал логику удерживающей атаки как «схватить врага за нос, а затем ударить его по штанам». Конечным применением удерживающей атаки на уровне дивизии и выше было «широкое окружение», при котором противник, удерживаемый в носовой части, был бы окружен молниеносным ударом в его тыл. В битве, в которую предстояло вступить, широкое окружение немецких войск в Нормандии скоростными бронетанковыми дивизиями Паттона стало бы ключом к победе.

Это были люди, и это была армия, чьей задачей теперь было воплотить в жизнь заявления государственных деятелей и диаграммы планировщиков. Одна катастрофа омрачила учения перед вторжением в Британию: 28 апреля 1944 года немецкие торпедные катера настигли десантные корабли с войсками, отрабатывавшие высадку десанта на Слэптон-Сэндс возле девонширской деревни Дартмут, и утопили около семисот американцев. Но, что примечательно, сбор и подготовка сил вторжения «Оверлорда» проходили методично. Постепенно британские парки техники заполнялись рядами джипов, грузовиков Dodge, танков Sherman, полугусеничных машин, гаубиц, самоходных орудий, санитарных машин, бульдозеров, высокими штабелями артиллерийских снарядов, коробками гранат, патронов, базуками, пайками K, пайками C и медицинскими препаратами.

Из 5,4 миллиона американцев, которые в конечном итоге будут участвовать в битве за Северо-Западную Европу, 135 576 солдат и летчиков погибнут. На всех театрах и во всех родах войск 291 557 американцев были убиты в бою, ещё 113 842 погибли от несчастных случаев или болезней, и ещё около миллиона были ранены. Раненым американским военнослужащим помогли значительные достижения медицинской науки, особенно переливание цельной крови и пенициллин, первый эффективный антибиотик, разработанный в Англии в 1941 году и доступный в значительных количествах к концу 1944 года, как раз когда начались основные американские наступательные операции. Только 4,5 процента ранений оказывались смертельными в армии и 3,2 процента – на флоте, где пораженный моряк мог быстро добраться до бортового госпиталя. Шанс американца погибнуть в бою во Второй мировой войне составлял примерно один к ста, что на треть меньше, чем в Первой мировой войне, и на одну десятую меньше, чем в Гражданской войне.[1152]1152
  Kennett, G.I., 173–78; HSUS, 1140; Charles B. MacDonald, United States Army in World War II: The European Theater of Operations, the Last Offensive (Washington: Department of the Army, 1973), 478; Michael Clodfelter, Warfare and Armed Conflicts: A Statistical Reference to Casualty and Other Figures, 1618–1991 (Jefferson, N.C.: McFarland, 1992), 962–63.


[Закрыть]

В последние дни мая бесконечные колонны войск, грузовиков и танков начали пробираться по узким дорогам южной Англии, втискиваясь в «сосиски» – районы сбора, которые на картах планировщиков выделялись за портами погрузки от Корнуолла до Дорсета. После месяцев споров и планирования, политических, психологических и материально-технических мук «могучее воинство, – писал Эйзенхауэр, – было напряжено, как свернутая пружина… свернутая для того момента, когда его энергия должна высвободиться и оно преодолеет Ла-Манш в величайшей амфибийной атаке, когда-либо предпринятой».[1153]1153
  Dwight D. Eisenhower, Crusade in Europe (New York: Doubleday, 1948), 249.


[Закрыть] В новом передовом штабе SHAEF в Саутвик-Хаусе в Портсмуте Эйзенхауэра мучило последнее испытание: погода. Успех амфибийной атаки зависел от своеобразного созвездия луны, солнца и приливов. Десантным войскам, которые должны были быть высажены перед рассветом в День Дня Победы, требовалась как минимум полумесяц, чтобы осветить зоны высадки. Инженерам требовался отлив с первыми лучами солнца, чтобы обнажить пляжные препятствия Роммеля и дать максимум времени для их разрушения. Необходимое сочетание прилива и света наблюдалось только в три дня в начале июня – пятый, шестой и седьмой. Следующей доступной датой было 19 июня – две недели, которые могли бы стать вечностью, если учесть влияние на моральный дух войск, пересмотр логистики и нетерпение русских.[1154]1154
  В то время нельзя было предвидеть, что 19 июня в Ла-Манше пройдет самый сильный летний шторм за последние сорок лет. Шторм разрушил американскую искусственную гавань «Малберри» у Омаха-Бич и сделал невозможной любую переправу сил вторжения через Ла-Манш в этот день. Таким образом, отсрочка после 6 июня, как выяснилось, задержала бы вторжение ещё как минимум на месяц.


[Закрыть]

К 3 июня все войска были на борту своих кораблей, стоявших вдоль побережья южной Англии. Некоторые части американского флота, стоявшие в более отдалённых портах в Бристольском канале и за его пределами, уже вышли в море, чтобы утром 5 июня прибыть на пляжи Нормандии по расписанию. Затем, рано утром 4 июня, Эйзенхауэр получил от своих метеорологов сообщение о том, что поднимающийся атлантический шторм, направляющийся к Ла-Маншу, сулит катастрофу. Облака, проливные дожди и бушующее море лишат штурмовые силы воздушного прикрытия, поставят под угрозу малые суда и лишат точности стрельбы поддерживающих их морских орудий. Эйзенхауэр отозвал корабли, уже находившиеся в море, и приказал отложить выступление на двадцать четыре часа, до 6 июня.

В 3:30 утра следующего дня, 5 июня, Эйзенхауэр проснулся от того, что прогноз метеорологов подтвердился. Шквальный ветер трепал стальные тросы, крепившие заградительные аэростаты к кораблям в гавани Портсмута. Дождь хлестал по лобовому стеклу машины Эйзенхауэра, когда он пробирался сквозь непроглядную тьму к элегантному белому георгианскому особняку Саутвик-Хаус. Теоретически у него ещё оставалась возможность отложить поездку ещё на один день, до 7 июня. На деле же трудности с дозаправкой уже отозванных конвоев означали, что любая дальнейшая отсрочка должна быть перенесена на 19 июня – перспектива, последствия которой, по воспоминаниям Эйзенхауэра, «были слишком горькими, чтобы думать об этом».[1155]1155
  Eisenhower, Crusade in Europe, 250.


[Закрыть] Далеко на востоке, в Москве, генерал Дин испытывал аналогичные муки в американской военной миссии. «Каждый раз, когда я объявлял об отсрочке, – вспоминал он, – мои акции достигали нового минимума. Российский Генеральный штаб никогда не был уверен, что согласованная в Тегеране майская дата не является частью плана обмана, который западные державы используют против своего российского союзника».[1156]1156
  John R. Deane, The Strange Alliance: The Story of Our Efforts at Wartime Cooperation with Russia (New York: Viking, 1947), 150.


[Закрыть]

В Саутвик-Хаусе в предрассветном сумраке 5 июня Эйзенхауэр и его военные начальники попивали кофе у камина в конференц-зале с высокими потолками в ожидании последних метеорологических сводок. Прибыл офицер по погоде. «Думаю, мы нашли для вас проблеск надежды, сэр», – сказал он. В штормовом фронте наметился разрыв. Утром 6 июня откроется тридцатишестичасовое окно относительно ясной погоды. Когда на следующий день оно снова закроется, это может нанести ущерб последующим силам, которые должны были высадиться после того, как первые волны сойдут на берег. Но, по крайней мере, это было открытие. Эйзенхауэр спросил мнение собравшихся коллег. «Я бы сказал – вперёд!» ответил Монтгомери. Остальные согласились. Эйзенхауэр молча сел на диван, взвешивая свой выбор. Дождь плакал по окнам. Наконец он поднял голову и сказал: «Что ж, мы пойдём».[1157]1157
  Монтгомери цитируется по Gordon A. Harrison, Cross-Channel Attack (Washington: Department of the Army, 1951), 274. Эйзенхауэр цитируется по Walter Bedell Smith, Eisenhower’s Six Great Decisions (New York: Longman’s, 1956), 55. В разных рассказах об этой встрече в уста Эйзенхауэра вкладываются несколько разные слова. См. Stephen E. Ambrose, The Supreme Commander: The War Years of General Dwight D. Eisenhower (Garden City, N.Y.: Doubleday, 1970), 417n. В кармане Эйзенхауэра, когда он принимал это решение, лежала рукописная записка, которую он подготовил на случай провала высадки: «Наша высадка в районе Шербур-Гавр не смогла удовлетворительно закрепиться, и я отвожу войска». [В первом варианте Эйзенхауэр написал: «и войска были отведены»]. «Моё решение атаковать в это время и в этом месте [в первом черновике было написано „Эта конкретная операция“] было основано на наилучшей имеющейся информации. Войска, авиация и флот сделали все, что могли сделать храбрость и преданность долгу. Если в этой попытке есть какая-то вина или недоработка, то она принадлежит только мне». См. PDDE 3:1908.


[Закрыть]

НА ДАЛЬНЕМ НОРМАННСКОМ БЕРЕГУ тот же шторм убедил немцев в том, что высадка неминуема. Роммель воспользовался передышкой, которую дала мерзкая погода, и отправился в свой родной город Ульм, чтобы навестить семью. В ранние часы 6 июня Рундштедт спал в пригороде Парижа. Гитлер в своей баварской горной крепости в Берхтесгадене, приготовившись принять свой ночной снаряд. Его персонал получил строгий приказ не беспокоить его несколько часов беспокойного, вызванного наркотиками отдыха.

День Д и битва за Северо-Западную Европу, 1944 г.

Парашюты тем временем начали падать в ночное небо над Нормандией. Британская 6-я воздушно-десантная дивизия высадилась на восточном фланге района высадки, чтобы закрепить мосты через реку Орн. Американские 82-я и 101я воздушно-десантные дивизии спустились в долины рек Мердере и Дув, чтобы удержать западный фланг и воспрепятствовать укреплению противника на полуострове Котентен. Многие зелёные пилоты транспортных С–47, напуганные зенитным огнём, летели слишком быстро и слишком высоко. Мужчинам приходилось прыгать в темноту на скоростях, которые вырывали снаряжение из их тел, и терять сознание от слишком резкого торможения, когда статические лини отрывали чехол от парашютов. Пилоты разбросали свои «палки» по восемнадцать десантников на самолет по всему побережью Котентена. Многие С–47 вообще обогнули узкий полуостров и выбросили своих тяжело нагруженных десантников на быструю смерть в чёрных водах Ла-Манша. Другие тонули в болотистых долинах Котентина, которые немецкие оборонительные сооружения превратили в огромные мелководные озера. У деревни Сте-Мере-Эглиз десантники упали в окружение немецкого гарнизона, уже разбуженного пожаром на городской площади, и многие из них были застрелены в своих парашютах ещё при спуске. Оказавшись на земле, разрозненные и уничтоженные палки пытались собраться, подавая друг другу сигналы из укрытий двойными щелчками из выданных им для этой цели игрушек «крикет».

По иронии судьбы, хаотичное рассредоточение воздушно-десантных войск, сопровождавшееся сбросом тысяч манекенов, пошло на пользу захватчикам, усилив замешательство среди немецких защитников. Теперь были наглядно продемонстрированы недостатки раздробленной командной структуры немцев и ценность плана обмана «Фортитьюд». Первые разрозненные сообщения о десантниках союзников вызвали у немецких командиров на передовой мольбы об освобождении резервных танковых дивизий, но это решение находилось в руках человека, метавшегося в наркотической дремоте в далёком Берхтесгадене. Гитлеру даже не сообщат о нападении до полудня. Тем временем немецкий генеральный штаб был парализован нерешительностью: это вторжение или просто вторжение, возможно, первый и слабый удар в рамках двухсторонней атаки, подобной той, которую союзники только что успешно провели в Италии? Логика и сила духа по-прежнему диктовали, что главный удар придётся на Па-де-Кале. И вот, течение роковых часов, пока союзники перебрасывали солдат и оружие на берег, резервы панцеров не двигались.

В Ла-Манше, все ещё изборожденном пеной от не утихшего шторма, колоссальная армада из 6483 кораблей двигалась к побережью Нормандии в лучах серого рассвета. Над головой рои самолетов неслись на юг, бомбя и штурмуя немецкие объекты. Воздушная война настолько подавила Люфтваффе, что в день Д немцы смогли совершить лишь 319 неэффективных вылетов против пятнадцати тысяч у союзников. Военные корабли, некоторые из которых подходили к берегу на расстояние до восьмисот ярдов, расстреливали береговую оборону из своих больших орудий. В залитых водой штурмовых лодках сгрудились испуганные люди, замерзшие и укачанные, согнутые своими шестидесятивосьмифунтовыми боевыми ранцами, когда лодки рыскали и кренились по неспокойной воде в сторону пляжей.

В восточных зонах высадки под кодовыми названиями «Меч», «Юнона» и «Золото» одна канадская и две британские дивизии высадились на берег при умеренном сопротивлении и соединились с воздушно-десантными войсками на реке Орн. К позднему вечеру они ждали только прибытия бронетанковых бригад, которые по непонятным причинам задерживались, чтобы продвинуться вглубь страны к своей непосредственной цели – старой норманнской столице Кан, расположенной в восьми милях вглубь реки Орн. Безопасно расположившись на пляжах, они вскоре оказались в чистилище.