Текст книги "Свобода от страха. Американский народ в период депрессии и войны, 1929-1945 (ЛП)"

Автор книги: Дэвид М. Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 73 страниц)

За пять минут пикирующие бомбардировщики, не менее чудесным образом получившие первые американские попадания за день, смертельно ранили три японских авианосца. Все три корабля охватило пламя бензиновых пожаров. Kaga и Soryu затонули ещё до захода солнца. Akagi был затоплен в течение ночи. Из великолепной флотилии авианосцев Первого воздушного флота только «Хирю» остался, чтобы нанести контрудар по флагману Флетчера, избитому «Йорктауну», который на рассвете 7 июня наконец-то окутало море. Сам «Хирю» был настигнут американскими флайерами во второй половине дня 4 июня и затонул на следующее утро. Нагумо потерял четыре из шести авианосцев, с которыми он атаковал Перл-Харбор всего полгода назад. Спрюэнс благоразумно воздержался от преследования оставшихся японских кораблей, которые отступали на запад, где он столкнулся бы с линкорами Ямамото – быстрыми, мощными, обученными ночью и жаждущими мести – как раз с наступлением темноты.

На Мидуэе американцы вернули японцам трюк с внезапностью и хотя бы частично отомстили за Перл-Харбор. Со временем стало очевидно, что они сделали гораздо больше. Они продемонстрировали неэффективность высокоуровневых бомбардировок движущихся кораблей. На Мидуэе у знаменитых «Летающих крепостей» B–17 был безупречный послужной список промахов по авианосцам, линкорам, крейсерам, эсминцам и транспортам. Мидуэй также окончательно возвестил о наступлении новой эры морской войны, в которой решающими элементами стали авианосцы, а не линкоры. Как и в Коралловом море, противостоящие надводные корабли не подошли друг к другу на расстояние видимости или выстрела. Авианосцы показали, что они могут проецировать огневую мощь дальше за горизонт, чем любое предыдущее устройство в истории морских сражений, и что военно-воздушная мощь, при правильном применении, является смертоносной при атаках на другие корабли. Мидуэй также подтвердил ценность этих странно одетых офицеров разведки, хотя криптоаналитики никогда больше не сыграют такой драматической роли, как в этом решающем бою.[891]891
  Бесценное достояние «Магии» едва не было утеряно 7 июня, когда газета Chicago Tribune опубликовала статью под заголовком «Военно-морской флот знал о планах японцев нанести удар по морю», за которой следовал удивительно подробный отчет о диспозиции японского флота. Автором статьи был корреспондент Стэнли Джонстон, которому один из морских офицеров неосмотрительно показал копию депеши Нимица, содержащей эту информацию. Военно-морской флот потребовал привлечь Джонстона к ответственности за шпионаж, но в итоге дело было прекращено. Тем временем разгневанный, но нерасторопный конгрессмен Элмер Дж. Холланд осудил «Трибьюн» с трибуны Палаты представителей, заявив, в частности, что «военно-морской флот получил и разгадал секретный код японского флота». Невероятно, но японцы, по-видимому, не узнали ни об одном из этих вопиющих нарушений безопасности. Хороший краткий отчет об этих эпизодах содержится в статье Spector, 451–52.


[Закрыть]

Когда хаос боя улегся, открылась главная истина Мидуэя: всего за пять минут невероятной, беспричинной милости богов битвы пикирующие бомбардировщики Маккласки и Лесли сделали не что иное, как переломили ход войны на Тихом океане. До Мидуэя японцы имели на Тихом океане шесть крупных авианосцев класса «флот», а американцы – три (четыре вместе с «Саратогой», которая возвращалась из ремонта на Западном побережье во время битвы у Мидуэя). Потеряв всего один американский и четыре японских авианосца, включая их авиагруппы и многих превосходно подготовленных летчиков, Мидуэй в точности перевернул соотношение авианосцев и поставил Императорский флот Японии в невыгодное положение, от которого он так и не смог оправиться.

В качестве бонуса японские высадки на Атту и Киска в Алеутских островах, хотя и были успешными, принесли практически неповрежденный упавший истребитель Zero на острове Акутан. Тщательно проанализированный инженерами-авиаконструкторами Grumman Aircraft, он послужил вдохновением для создания F6F Hellcat, истребителя авианосного базирования, специально разработанного для того, чтобы превзойти Zero. Hellcat поднимался быстрее и выше, летал и пикировал стремительнее, маневрировал проворнее и нес более тяжелое вооружение, чем его японский противник. К 1943 году «Хеллкэты» в изобилии выходили с американских авиазаводов и помогли установить господство США в воздухе над Тихим океаном.

Истребитель Hellcat был лишь одним из примеров того, что теперь была подготовлена сцена для самого страшного кошмара Ямамото. Его надежды на короткую войну исчезли при Мидуэе, и на смену им пришла затяжная агония производственной битвы между огромной американской экономикой и гораздо более крошечным японским промышленным предприятием. Другие примеры множатся. За два года после Мидуэя японским верфям удалось построить всего шесть дополнительных авианосцев. Соединенные Штаты за тот же период добавили семнадцать, а также десять средних авианосцев и восемьдесят шесть эскортных авианосцев. Подобные цифры, повторяющиеся в огромном количестве категорий военной техники, предвещали Японии верную гибель, хотя эта гибель была ещё очень далека и томительна в будущем.[892]892
  Edmund L. Castillo, Flat-tops: The Story of Aircraft Carriers (New York: Random House, 1969), 86.


[Закрыть]

БИТВА ЗА МИДУЭЙ подтолкнула и Японию, и Соединенные Штаты к стратегическим изменениям, хотя ни одна из сторон в полной мере не осознавала этого в тот момент. После череды первых побед Япония переходила к обороне, почти дословно исполнив пророчество Ямамото о том, что она будет в бешенстве в течение шести месяцев. Соединенные Штаты, со своей стороны, начали искать место для начала наступления. В конце концов американцы остановились на отдалённом, практически не встречающемся в южной части Тихого океана острове Гуадалканал в Соломоновом архипелаге.

Мидуэй резко повернул вспять японское продвижение в центральной части Тихого океана, но Япония продолжала продвигаться вперёд в южной части Тихого океана. Битва за Коралловое море не смогла предотвратить высадку японского десанта на Тулаги в Соломоновых островах. 8 июня, всего через несколько часов после столкновения у Мидуэя, первые элементы японских строительных батальонов переплыли через Саво-Саунд с Тулаги, высадились на равнине Лунга острова Гуадалканал и начали строить взлетно-посадочную полосу. Благодаря перехватам «Мэджик» и сообщениям австралийских береговых наблюдателей (тайных наблюдателей, рассеянных по атоллам южной части Тихого океана с мощными радиоприемниками) Нимиц и его вашингтонский начальник, главнокомандующий флотом США (COMINCH) Эрнест Дж. Кинг, узнали, что японцы высадились на Гуадалканале. Кинг был полон решимости выдворить их.

Кинг, которому в 1942 году исполнилось шестьдесят три года, был таким же суровым человеком, как Нимиц – безмятежным. Крепко пьющий и легендарно вспыльчивый, он однажды признался, что на самом деле не произносил описательного эпитета «когда у них возникают проблемы, они посылают за сукиными детьми», но если бы ему пришло в голову, он бы это сделал.[893]893
  Larrabee, Commander in Chief, 153.


[Закрыть] Однако за холерической манерой поведения Кинга скрывался проницательный стратегический ум, обладавший качествами, которые идеально подходили ему для высшего командования: способность к предвидению, способность к проницательному анализу затруднительного положения противника, безошибочное понимание возможностей и пределов своих собственных сил, а также решимость питбуля захватить инициативу и атаковать, атаковать, атаковать.

Кинг рос один с отцом в семье из Огайо, откуда его хронически больную мать забрали. Впоследствии он стал одиночкой, грубым человеком, который стал отцом семерых детей, но, похоже, любил только флот. Окончив в 1901 году Аннаполис с лучшим результатом, он был направлен в Азиатскую эскадру и служил морским наблюдателем во время русско-японской войны. Он имел опыт плавания на надводных кораблях и подводных лодках, а в 1927 году, в возрасте сорока восьми лет, получил квалификацию военно-морского летчика. В декабре 1941 года Рузвельт назначил Кинга COMINCHом, а три месяца спустя Кинг также взял на себя функции Гарольда Старка в качестве начальника военно-морских операций (CNO). Отражая свою беззаветную преданность долгу, он поселился на время войны на борту яхты Dauntless, пришвартованной в Вашингтонской военно-морской верфи, чтобы иметь возможность работать в любой час, имея под рукой надежную систему связи.

Кинга давно раздражали ограничения, наложенные на флот «Планом Дог», меморандумом Старка от ноября 1940 года, в котором рекомендовались наступательные операции в Атлантике и оборонительная позиция на Тихом океане. По мнению Кинга, «План Дог» и АВС–1 бесславно низвели Тихоокеанский регион, главную арену военно-морского флота, до статуса подчинённого театра. Более того, будучи верным учеником Мэхэна, Кинг не одобрял идею оборонительной морской войны. «Нация, которая будет править на море, – проповедовал Мэхэн, – должна атаковать».[894]894
  Alfred Thayer Mahan, The Influence of Sea Power upon History (New York: Hill and Wang, 1957), 68.


[Закрыть]

Рузвельт находил воинственный настрой Кинга привлекательным, хотя его непримиримое настаивание на увеличении ресурсов на Тихом океане иногда грозило сыграть на руку грандиозной стратегии «Гитлер превыше всего», от которой зависели все американские военные усилия. В самом деле, даже когда Кинг добивался лицензии на использование преимуществ флота в Тихом океане после Мидвея, летом 1942 года шла подготовка к совместной британоамериканской высадке в Северной Африке осенью – операции, которая, согласно большой стратегии, должна была иметь приоритет. И все же Кинг, ссылаясь на наступательную логику почтенного «Оранжевого плана», умело вырвал у своего президента, ориентированного на военно-морской флот, уступку. Североафриканская кампания по-прежнему будет претендовать на все американские ресурсы, но любимому флоту Рузвельта, если он сможет собрать средства, будет позволено предпринять собственное, менее масштабное наступление в Тихом океане.

Как Соломоны не фигурировали в японском предвоенном планировании, так и они не были частью традиционной военной схемы Оранжевого плана. ВМС США даже не располагали адекватными картами этого региона. Но известие о том, что Япония строит взлетно-посадочную полосу на Гуадалканале, предопределило судьбу этого острова как объекта американской инициативы. Базируясь на Гуадалканале, японцы могли контролировать воздушное пространство над важнейшими морскими путями в Австралию и поддерживать дальнейшее военное продвижение на юго-восток. Однако в руках американцев Гуадалканал и его драгоценная взлетно-посадочная полоса могли стать необходимой опорой для поэтапного продвижения к Рабаулу, сильно укрепленному центру всех японских операций в юго-западной части Тихого океана.

Исходя из этих соображений, Кинг начал Соломонскую кампанию на скудных средствах и в спешке. В ней не было ничего из того тщательного планирования и скрупулезно проанализированных игровых упражнений, которые лежали в основе Оранжевого плана и были основным занятием военно-морского флота мирного времени. С самого начала она характеризовалась временным и нестандартным подходом, даже на уровне командной структуры, которая уже была искажена театральным присутствием Дугласа МакАртура на Тихом океане.

По любым меркам МакАртур был личностью, с которой приходилось считаться. Родившись в 1880 году в знатной военной семье, он пошёл по стопам отца и даже дальше. Окончив Вест-Пойнт первым в своём классе, он был направлен на Филиппины, где его отец командовал американскими вооруженными силами. Позже он служил военным помощником президента Теодора Рузвельта, суперинтендантом Вест-Пойнта и начальником штаба армии при Герберте Гувере, чей приказ он перевыполнил, когда очистил вашингтонскую Анакостию от «Бонусной армии». В 1936 году президент Мануэль Кесон назначил его фельдмаршалом филиппинской армии. В 1937 году он ушёл в отставку из армии США, но в 1941 году, когда приближалась война, был отозван на действительную службу. По возрасту и опыту он к тому времени был старше практически всех американских офицеров во всех службах. Кроме того, он был военным, наиболее известным американской публике, и это положение он тщательно культивировал, даже обратив в свою пользу сомнительное поведение на Филиппинах в конце 1941 и начале 1942 года. Его мятая шляпа, очки-авиаторы, аквилонский профиль и трубка из кукурузного початка – все это создавало образ джентльменского генерала, оруженосца на войне, ученого солдата, возможно, солдата как политического спасителя.

Театральными жестами и наглой ромонтадой МакАртур, пишет Рональд Спектор, к этому времени создал в обществе образ «героя огромного роста, человека, который должен быть занят каким-то делом, соизмеримым с его предполагаемым величием».[895]895
  Spector, 144.


[Закрыть] Чтобы умилостивить тщеславного МакАртура и успокоить легионы его поклонников, Рузвельт назначил его главнокомандующим в юго-западной части Тихого океана, включающей Австралию, Филиппины, Новую Гвинею и Папуа. Как верховный главнокомандующий союзных войск в юго-западной части Тихого океана, МакАртур также контролировал австралийские силы в этом районе, к их частому беспокойству. Нимиц из военно-морского флота был назначен командующим голубыми просторами Тихого океана, простирающимися от Соломонов в тропическом юго-западном океане до Алеутских островов на фригидном северо-востоке и разделенными на Северный, Центральный и Южный тихоокеанские сектора. Нимиц на Гавайях сохранил за собой непосредственное командование двумя первыми и поручил третий, самый южный сектор – а также Гуадалканальскую кампанию – адмиралу Роберту Ф. Гормли, размещенному в Нумеа в Новой Каледонии.

Напряжение, присущее этому причудливому командному аппарату, разделенному как по географическому признаку, так и по роду службы, и лишённому общего командующего театром военных действий, который бы вел войну против Японии, ярко проявилось при планировании Соломоновой кампании. Сначала МакАртур предложил прямое нападение на Рабаул, но флот отказался передать генералу армии – особенно этому генералу – оперативную группу из двух авианосцев, которую МакАртур требовал для поддержки своих десантных операций. Поскольку после Мидуэя на Тихом океане оставалось всего четыре авианосца (Wasp теперь входил в состав Тихоокеанского флота), флот, по понятным причинам, был намерен использовать их как можно более бережно, а это означало держать их подальше от замкнутых вод Соломонова моря, в пределах досягаемости японских аэродромов. Гораздо лучше, убеждали военно-морские силы, действовать методично и последовательно, сначала обеспечив аэродромы для американского использования, а затем нанести завершающий удар по Рабаулу.

В соответствии с окончательным решением американское наступление в южной части Тихого океана под кодовым названием «Сторожевая башня» предусматривало три этапа: первый – захват Гуадалканала и самых южных Соломонов; второй – изгнание японцев из Папуа и продвижение вверх по Соломоновой цепи к Рабаулу; третий – высадка амфибий из Папуа и северных Соломонов на Новую Британию и окончательное уничтожение Рабаула. Первая задача была возложена на флот. За вторую и третью задачи должен был отвечать МакАртур. Как и многие другие военные планы, этот имел лишь слабое отношение к реальности.

Японцы уже вытеснили, захватили или рассеяли в заплесневелых джунглях около пятисот европейцев, управлявших немногочисленными ветхими кокосовыми плантациями Соломоновых островов, которые туземные рабочие кропотливо вырубали из заросшего виноградом тропического леса. На Соломоновых островах ежегодно выпадают одни из самых сильных дождей на планете. Затхлая атмосфера гудела от насекомых. Влажный пол джунглей кишел грызунами и рептилиями. Над ними возвышались гигантские лиственные деревья с сорокафутовыми в диаметре стволами, выходящими из разветвленных, похожих на плавники оснований на 150 футов в практически непрозрачный полог. Около ста тысяч меланезийцев, населявших острова с незапамятных времен, уже успели познакомиться с западными традициями, когда в 1893 году они перешли под власть британского протектората Соломоновых островов с его деревенской и сонной колониальной столицей Тулаги. Теперь их зеленеющие острова и голубые лагуны должны были содрогнуться от зрелища настолько невероятного, настолько убийственно фантастического, что их ужас и удивление можно было понять, лишь представив себе, как жители Лос-Анджелеса, проснувшись однажды утром, обнаруживают флотилии эскимосов и майя, вооруженных каким-то немыслимым оружием, массово обрушивающиеся на побережье Калифорнии, чтобы развязать там колоссальную битву.

Импровизированный характер Соломоновой кампании омрачил её с самого начала, когда в середине июня 1942 года части Первой дивизии морской пехоты под командованием генерал-майора Арчера Вандегрифта вошли в Веллингтон, Новая Зеландия. Вандегрифт был отправлен в южную часть Тихого океана, что флот считал «административным» шагом, упреждающим переброску части его дивизии в ожидании дальнейших событий. В основном это были молодые новобранцы, поступившие на службу в период после Перл-Харбора, и морские пехотинцы Вандегрифта были малочисленны, недостаточно обучены и плохо экипированы (винтовки первого поколения с болтовым затвором). Когда Вандегрифт отплыл из Норфолка в конце мая, он не предполагал, что его полные энтузиазма, но ещё не окрепшие войска примут участие в боевых действиях до 1943 года. Соответственно, их вспомогательные корабли прибыли в Веллингтон без «боевой загрузки», то есть без грузов, подготовленных для быстрой разгрузки в порядке, необходимом для поддержки высадки десанта. Поэтому, когда в конце июня они получили боевые приказы в Новой Зеландии, а местные профсоюзы моряков отказались отступить от своих правил, чтобы ускорить работу, первым заданием морских пехотинцев было служить стивидорами в доках Веллингтона, перегружая свои собственные корабли. Чтобы ускорить выполнение задания, они сократили все штаты. Они сократили запасы провизии с положенных девяноста дней до шестидесяти и свели личные вещи к минимуму. Боеприпасы сократили до десятидневного запаса.

Сопровождаемые тремя авианосными группами под командованием Фрэнка Джека Флетчера, транспорты, на которых находились эти плохо оснащенные, не прошедшие проверку силы, вошли в Саво Саунд перед рассветом 7 августа. Под прикрытием огня морских орудий морские пехотинцы с первыми лучами солнца хлынули на пляжи. Несмотря на неописуемые проблемы с разгрузкой припасов, десантные группы с Гуадалканала, столкнувшись с легким сопротивлением строительных войск, быстро создали свой плацдарм и захватили почти построенную японскую взлетно-посадочную полосу, которую впоследствии окрестили Хендерсон Филд в честь летчика-морпеха, погибшего при Мидуэе. Однако через Саво-Саунд на острове Тулаги, где основные японские силы хорошо окопались, морские пехотинцы впервые столкнулись с упорной оборонительной тактикой японской армии. К изумлению американцев, японские защитники в пещерах и блиндажах отказывались сдаваться, даже когда видели, как их кричащих товарищей сжигают бочки с бензином, опущенные в устья пещер на веревках и подожженные. Из 350 японских защитников Тулаги в живых остались только трое. На близлежащих островках Гавуту и Танамбого погибло ещё пять японцев, и только двадцать сдались в плен. Сто пятнадцать американцев погибли во время этой высадки, что явилось убедительным преддверием соотношения потерь почти десять к одному, японцев и американцев, которое будет характерно для всей войны на Тихом океане.

Предупрежденный гарнизоном в Тулаги, вице-адмирал Гуничи Микава вышел из Рабаула с группой из пяти тяжелых и двух легких крейсеров, а также одного эсминца. Он намеревался пройти по «щели» Соломоновой цепи, атаковать американские транспорты в Саво-Саунд и тем самым сорвать высадку. Учитывая присутствие американских авианосцев, план Микавы атаковать всего лишь горсткой надводных кораблей демонстрировал смелость, граничащую с отвагой. Как вскоре показали события, он также выиграл от американской неумелости, граничащей с трусостью.

Адмирал Флетчер, командовавший эскортным соединением в составе «Энтерпрайза», «Осы» и «Саратоги», ещё во время планирования операции на Гуадалканале заявил, что будет держать свои корабли на месте для прикрытия высадки всего три дня. Вандегрифт возразил, что потребуется пять дней, чтобы высадить всех морских пехотинцев на берег и завершить разгрузку и так уже сильно сократившихся запасов. Флетчер остался непреклонен. Три дня и не больше; 9 августа он отступит. Это была плохая новость для Вандегрифта, но дальше было ещё хуже. Во второй половине дня 8 августа, когда разгрузка транспортов продолжалась лишь с небольшим замешательством, Флетчер получил сообщение о японских самолетах-торпедоносцах в этом районе. Он решительно объявил, что немедленно уезжает, на день раньше, чем обещал, и на три дня раньше, чем хотел Вандегрифт. В 6:30 того же вечера три авианосца Флетчера начали отход на юго-восток, чтобы выйти из-под удара.

Флетчер по понятным причинам был настороже. Лексингтон был потерян под его командованием в битве в Коралловом море тремя месяцами ранее, а Йорктаун был практически снесен из-под его носа у Мидуэя всего за два месяца до этого. Три авианосца, которые он сейчас удерживал у Соломонов, составляли 75 процентов Тихоокеанского авианосного флота. Рискнуть потерять их означало бы свести на нет все достижения Мидуэя, не говоря уже о том, что за Флетчером закрепилась репутация человека, который не может удержать на плаву свои капитальные корабли. Но какие бы поблажки ему ни делали, факт остается фактом: Флетчер проявил весьма сомнительную рассудительность и явную нехватку мужества. Полагая, что сохранение авианосцев важнее защиты высадки, он снял воздушное прикрытие морской пехоты и оставил контр-адмирала Ричмонда Келли Тернера с несколькими надводными кораблями охранять уязвимый плацдарм.

Тернер счел уход Флетчера равносильным дезертирству. Это вынудило его принять непростое решение. Поздно вечером 8 августа Тернер созвал совещание на своём флагманском корабле, чтобы обсудить, не придётся ли из-за ухода Флетчера выводить транспорты той же ночью, поскольку их воздушное прикрытие исчезло. Контр-адмирал Виктор Кратчли, британский офицер на австралийской службе, командовавший силами, охранявшими северные входы в Саво-Саунд, вывел свой тяжелый крейсер «Австралия» из пикетной линии патрульных кораблей и отплыл на двадцать миль к югу, чтобы встретиться с Тернером. Командование отрядом заслона Кратчли оставил за своим американским коллегой капитаном Говардом Д. Боде, находившимся на борту тяжелого крейсера «Чикаго». Его корабли продолжали неторопливое патрулирование в двух каналах, огибающих тусклый силуэт конуса острова Саво. Ниже по течению, у Тулаги и Лунга-Пойнт, американские транспорты стояли на якоре, их трюмы по-прежнему были забиты припасами для морской пехоты на берегу.

Микава тем временем находился всего в нескольких милях от них, яростно несясь на юг по гладкому морю в сторону острова Саво. Безлунное пасмурное небо было идеальным прикрытием для ночного боя, в котором его моряки преуспели. Почти в тот же момент, когда Кратчли поднялся на борт флагманского корабля Тернера, Микава поднял в воздух четыре поплавковых самолета для разведки и осветительных ракет, когда начнётся сражение. Несколько минут спустя он изменил курс и немного снизил скорость, чтобы погасить волнение, которое могло бы насторожить крайний американский корабль-пикет, эсминец «Блю», замеченный его зоркими наблюдателями, когда он беспечно продвигался по самому пути следования его встречных кораблей.

Гуадалканал и Соломоны, 1942–1945 гг.

Оставив «Блю» в тылу, Микава возобновил скорость атаки, обогнул остров Саво и устремился к первой группе крейсеров союзников, безмятежно плывущих по западному каналу. Сигнализируя своим кораблям мигалками с капюшонами, видимыми только в его собственной колонне, он начал атаку в 1:30, выпустив залп торпед Long Lance по все ещё ничего не подозревающим кораблям союзников. Когда торпеды с шипением устремились к цели, Микава открыл огонь по своим артиллеристам. Демонстрируя своё мастерство, его моряки, стрелявшие с пяти разных кораблей, в течение одной минуты выпустили двадцать четыре снаряда по австралийскому крейсеру «Канберра». Оставаясь нетронутыми, силы Микавы разделились на две части и повернули влево, ко второй группе крейсеров в восточном канале.

Море к югу от Саво внезапно озарилось вспышками, прожекторами, взрывами и пламенем с обреченной «Канберры». На борту союзных кораблей царил бедлам. Торпеда, вонзившаяся в «Чикаго», разбудила капитана Боде, офицера, командовавшего тактикой в отсутствие Кратчли. Боде был настолько потрясен молниеносной атакой, что не предупредил свои корабли в дальнем канале о том, что они вот-вот подвергнутся нападению. Он бросился в бесполезное преследование одинокого эсминца Микавы, оставив невредимым гораздо более разрушительный японский крейсер, который совершил скоростной разворот и устремился на оставшиеся американские корабли.

Крейсера Микавы, преследуемые, но не отражаемые нащупывающим огнём американских эсминцев, в 1:50 направили свои прожекторы на тяжелые крейсера Quincy, Astoria и Vincennes и начали обстрел. Хотя бой длился уже почти четверть часа, все три американских капитана спали и были застигнуты врасплох. Японские торпедные и артиллерийские команды мастерски поливали американские корабли залпом за залпом по своим световым лучам. Первым сдался «Куинси». Содрогаясь от бесчисленных попаданий, он перевернулся и затонул через несколько минут, унеся с собой почти четыреста моряков на дно того места, которое вскоре стало известно как Айронботтом-Саунд. Астория пошла ко дну несколькими минутами позже, потеряв более трехсот человек. Vincennes пережил ночь, но вскоре после полудня следующего дня скрылся под водой.

Спустя всего тридцать минут после запуска первых торпед Микава завершил свой U-образный вираж вокруг острова Саво, всадил полдюжины снарядов в стоящий в стороне американский эсминец и ушёл вверх по Слоту. Он нанес то, что официальный военно-морской историк называет самым тяжелым поражением, когда-либо понесенным американским флотом в открытом море.[896]896
  Morison, 167.


[Закрыть] Его собственные корабли получили лишь незначительные повреждения, в то время как он уничтожил один австралийский и три американских крейсера. Против его собственного списка потерь, насчитывавшего около двухсот человек, можно было насчитать почти две тысячи убитых и раненых американцев, что в корне меняло соотношение потерь, понесенных во время высадки примерно за сорок восемь часов до этого. В то время как «Микава» стремительно возвращался в Рабаул, огромные человеческие плоты с ошеломленными американскими моряками, ожидавшими рассвета и спасения, болтались среди пылающих обломков и хищных акул к югу от острова Саво.

Вскоре последовали обвинения. Много критики обрушилось на Флетчера, чей уход ускорил конференцию Тернера, отстранив Кратчли от командования, а его тяжелый крейсер – от боевой линии в решающий момент. Более того, Флетчер, бежавший ночью на юг в безопасное место, оказался вне зоны досягаемости для преследования сил Микавы в Слоте на следующий день. Флетчеру предстояло ещё одно сражение, но его неоднозначный уход вечером 8 августа наложил тень на его репутацию, и к концу месяца он был отстранен от командования. Что касается капитана Боде, то его отчаяние по поводу своей жалкой роли в ту разрушительную ночь, возможно, способствовало тому, что он впоследствии решил покончить с собой.

Однако, несмотря на все разрушения, которые торнадо Микавы обрушил на американский флот, он фактически не достиг своей цели: все ещё не загруженных транспортов, лежащих у Гуадалканала и Тулаги. Подобно Нагумо в Перл-Харборе, его особый случай болезни победы склонил его к тому, чтобы ухватиться за приз своего легкого триумфа, не собрав окончательных плодов победы, разбив корабли снабжения и тем самым сломив хребет американскому вторжению.

На траурном рассвете 9 августа, когда спасательные суда бороздили Саво-Саунд, собирая тела и травмированных выживших, адмирал Тернер оценил своё положение. Он решил продолжить разгрузку транспортов ещё на один день. Но на закате, не желая больше задерживаться без воздушного прикрытия, он отплыл на южнотихоокеанскую базу Гормли в Нумеа, расположенную почти в тысяче миль к югу от Гуадалканала. Он взял с собой около восемнадцати сотен морских пехотинцев, которым не удалось сойти на берег, и оставил шесть тысяч морских пехотинцев на Тулаги и одиннадцать тысяч на Гуадалканале на произвол судьбы. Он также забрал с собой почти половину их запасов, уже сокращенных в результате спешной операции по перезарядке в Веллингтоне.

При этих не слишком благоприятных обстоятельствах началась осада Гуадаль-канала. Она станет одной из самых продолжительных и сложных американских кампаний войны, включающей шесть отдельных морских сражений и три крупных столкновения на самом острове Гуадалканал. От её исхода зависел не только военный баланс на Тихом океане, но и военная мораль американской общественности. Это была решающая битва, насколько это вообще возможно. Однако в анналах войны на Тихом океане оно было во многом странным и нетипичным. В странной инверсии многого из того, что должно было произойти, американцы защищали остров, а японцы пытались их вытеснить. Американцы также не имели, по крайней мере в начале, тех подавляющих материальнотехнических преимуществ, которые преобладали на протяжении большей части последующей войны. Когда конвой Тернера скрылся за горизонтом, морские пехотинцы на Гуадалканале перешли на двухразовое питание и имели только четырехдневный запас боеприпасов. Вскоре они стали расхищать скудные запасы продовольствия и снаряжения, оставленные бежавшими японскими строительными бригадами, и разрывать изгороди для скота, чтобы построить оборонительный периметр вокруг поля Хендерсон.

Аэродром был не только их целью, но и главным тактическим преимуществом. Уже через две недели после высадки он был готов принять первые самолеты – горстку пикирующих бомбардировщиков Dauntless и истребителей Wildcat. За ними последовали новые самолеты, и американцы медленно создавали «Кактусовые ВВС», названные так в честь кодового названия Гуадалканала.

Японцы, тем временем, не поняли намерений американцев на Гуадалканале. Даже после унижения на Мидуэе они считали американцев неспособными на крупную военную инициативу до 1943 года. Они не считались с нетерпеливой воинственностью Кинга. Они также не оценили правильно американские силы на острове. Неправильно оценив последствия битвы при Саво и поспешного отхода американских транспортов, японцы пришли к выводу, что на остров было высажено не более десяти тысяч американцев, а возможно, и того меньше, и что они в любом случае деморализованы, недоснабжены и брошены – примерно так же, как недавно побежденный филиппинский гарнизон.

Основываясь на этих ошибочных оценках, полковник Киёано Ичики безрассудно высадился на Гуадалканале с 917 бойцами в ночь с 18 на 19 августа и начал пробираться через несколько водотоков, отделявших его от американского периметра. В предрассветной темноте 21 августа он столкнулся с гораздо более многочисленными, чем предполагалось, силами морской пехоты, оснащенными пулеметами и несколькими легкими танками, в устье Аллигатор-Крик, которое стало ареной ужасающей бойни. Волны японских войск, предпринимавших безрассудные лобовые атаки, падали под пулями и минометами морской пехоты или погибали под протекторами танков. На рассвете Ичики совершил ритуальное самоубийство, а морские пехотинцы расстреляли оставшихся солдат, когда те поплыли прочь из окрашенной кровью лагуны. Когда несколько раненых японцев попытались убить приближающихся американских санитаров, морские пехотинцы планомерно расправились со всеми оставшимися в живых японцами. Погибло почти восемьсот японцев. Один сдался в плен. Остальные исчезли в джунглях или в море.