Текст книги "Свобода от страха. Американский народ в период депрессии и войны, 1929-1945 (ЛП)"

Автор книги: Дэвид М. Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 73 страниц)

В этот момент ни американское, ни японское высшее командование, похоже, не имело четкого представления ни о военной ценности Гуадалканала, ни даже о конечной цели Соломоновой кампании, которая только начиналась. Постоянная неспособность как американцев, так и японцев определить точную стоимость Гуадалканала порождала колебания и постоянное смещение приоритетов на всех уровнях командования войсками обеих стран.

С американской стороны эта схема была смутно видна в поспешности и небрежности подготовки Вандегрифта к высадке и мрачно предвещала отступление Флетчера в ночь на 8 августа. Адмирал Гормли, осуществлявший общее командование в южной части Тихого океана, запертый в сырой изоляции на борту своего командного корабля в Нумеа, редко выходя на берег и не принимая участия в отдыхе, колебался между оборонительной и наступательной концепциями своего назначения в Соломонах. Была ли его миссия в защите морских путей в Австралию, и в этом случае он должен был просто запретить японцам использовать Гуадалканал и его аэродром? Или же ему предстояло подготовить Гуадалканал как базу, с которой можно будет перенести войну на север, в Рабаул, что было гораздо более сложной задачей? Гормли, похоже, был не в состоянии разобраться в этих вопросах и все глубже погружался в уныние и отчаяние. А над всей операцией нависала тень одновременного и гораздо более масштабного предприятия в Северной Африке, которое сильно ограничивало возможности адмирала Кинга по укреплению Гуадалканала, особенно с помощью критически важных воздушных сил.

Аналогичные двусмысленности и противоречивые претензии мучили японцев. Стремительность катастрофического рейда Ичика свидетельствовала о том, что Гуадалканал на данном этапе был лишь мазком на палитре японской стратегической доски. Главной целью Японии в юго-восточной части Тихого океана оставалось продвижение к Порт-Морсби в Папуа. Кроме того, Императорская армия Японии активно укрепляла свои позиции в оккупированных Малайе, Индокитае, Ост-Индии и на Филиппинах. Япония также осуществляла крупную инициативу в Бирме, не говоря уже об огромных обязательствах в Китае, который всегда был главным объектом японской стратегии. Что касается Императорского флота, то он все ещё кровоточил после Мидуэя, но ни в коем случае не отказывался от доктрины решающего сражения. Ямамото, в частности, не мог избавиться от искушения рассматривать Соломоны не как самостоятельную цель, а просто как место, где эта битва может наконец произойти.

Такая перспектива заманчиво открылась в битве за Восточные Соломоны 24 августа, третьем великом сражении авианосцев войны. В нём один легкий и два тяжелых японских авианосца под командованием незабвенного Нагумо противостояли трио кораблей Флетчера – Enterprise, Wasp и Saratoga. В ироничном повторении ситуации, в которую попал Флетчер двумя неделями ранее, Нагумо, якобы обеспечивая воздушное прикрытие конвоя с войсками, перевозившего подкрепления незадачливого Ичики, фактически бросил транспорты, чтобы дать бой американским авианосцам. И снова решающая кульминация решающего сражения ускользнула от него. Нагумо потерял свой легкий авианосец, повредив «Энтерпрайз» настолько, что отправил его обратно в Перл-Харбор на ремонт. Его неэкранированные транспорты, тем временем, так и не достигли своей цели.

Медленно, постепенно, неуверенно, обе стороны начали многомесячный процесс повышения своих ставок на Гуадалканале. Высокоскоростные конвои японских эсминцев, прозванные морскими пехотинцами «Токийским экспрессом», ежевечерне перебрасывали контингенты войск вниз по Слоту, высаживая их на берег на дальних окраинах Гуадалканала, в милях от крошечного плацдарма морской пехоты в Лунга-Пойнт. К началу сентября в джунглях шумело около шести тысяч японских солдат. Вандегрифт тем временем перебросил части с Тулаги в ожидании нового японского наземного наступления, на этот раз более мощного. Его морские пехотинцы, измученные жарой, насекомыми, плохим питанием, желтухой, дерматитом и грызущими опасениями, напрягались в ожидании действий. Многие из них уже были на грани нервного срыва из-за войны в джунглях. Некоторые начали проявлять признаки «азиатчины» – так морские пехотинцы называли симптомы боевого психоза. Японцы «полны хитростей», – сказал один из морских пехотинцев военному корреспонденту Джону Херси. «Они прячутся на деревьях, как дикие кошки. Иногда, когда они атакуют, они кричат, как куча перепуганного скота на бойне. В других случаях они наступают так тихо, что не испугают и змею. Один из их любимых трюков – стрелять из пулеметов в сторону. Тогда начинается стрельба. Затем они начинают свой основной огонь под шум вашей стрельбы. Иногда они используют петарды для отвлечения внимания. В других случаях они переговариваются, чтобы перекрыть шум своих людей, прорубающих мачете сквозь заросли. Вы наверняка слышали о том, что они используют белые флаги для сдачи, чтобы заманить нас в ловушки. Сейчас мы занимаемся этим вопросом».[897]897
  John Hersey, Into the Valley: A Skirmish of the Marines (New York: Knopf, 1943), 20.


[Закрыть]

После изнурительного марша по дьявольски запутанным джунглям, в ночь на 13 сентября японские войска подползли к основанию невысокого бугристого хребта, ограничивающего сток реки Лунга к югу от Хендерсон-Филд. На вершине хребта их ждали элитные рейдерский и парашютный батальоны морской пехоты под командованием подполковника Мерритта Эдсона. Опираясь на харизматичного и бесстрашного Эдсона, который расхаживал по огневому рубежу, выкрикивая нецензурные слова, морские пехотинцы отразили несколько атак кричащих японских солдат. В перерывах между вражескими выпадами они бросали гранаты вниз по травянистому склону. С рассветом на обочине хребта обнаружилось жуткое месиво из пятисот японских трупов. Морские пехотинцы были потрясены и сильно обескровлены, но все ещё удерживали то, что вскоре стало известно как «Кровавый хребет» или «Хребет Эдсона».

Столкновение на Кровавом хребте подтолкнуло обе стороны к ускорению подкреплений. Ещё четыре тысячи морских пехотинцев прибыли 18 сентября. Четыре недели спустя высадился 164-й пехотный полк, три тысячи бывших национальных гвардейцев из Дакоты, выглядевшие на фоне почти юных морских пехотинцев как старики. Но солдаты 164-го полка имели на вооружении стандартные армейские полуавтоматические винтовки Garrand М–1, которые обеспечивали значительно большую огневую мощь, чем устаревшее оружие морских пехотинцев. К октябрю на Гуадалканал и Тулаги высадилось около двадцати семи тысяч американцев всех служб.

Однако ВВС «Кактус» росли лишь незначительно, поскольку генерал Хэп Арнольд отказался перебрасывать самолеты с североафриканского театра военных действий. В любом случае, американские самолеты, имевшиеся на этом этапе войны, страдали от технологических недостатков по сравнению со своими противниками, что делало их малопригодными. B–17 к этому времени убедительно продемонстрировали свою неспособность наносить ущерб кораблям в море, а истребители Wildcat, обеспечивавшие основную противовоздушную оборону Гуадалканала, могли лишь с трудом подниматься на боевую высоту, если радары и береговые наблюдатели давали им максимальное время предупреждения – тридцать пять или сорок минут – о приближении японских бомбардировщиков. В любом случае, «Зеро», сопровождавшие бомбардировщики, по-прежнему легко превосходили «Уайлдкэты» в скорости и маневренности и регулярно вытесняли из неба морские флаеры.

Американцы также предприняли своего рода психологическое усиление, направленное на укрепление тыла в той же степени, что и на укрепление боевой линии на Гуадалканале. Они привезли на остров таких военных корреспондентов, как Хэнсон Болдуин, Ричард Трегаскис и Джон Херси. Серия статей Болдуина в газете New York Times в конце сентября стала одним из первых фронтовых репортажей с любого театра военных действий, дошедших до широкой общественности. Американцы стали придавать Гуадалканалу, первому сухопутному сражению, в котором Соединенные Штаты имели шанс противостоять Японии, психологическую ценность, не менее весомую, чем его чисто военное значение. «Тени великого конфликта тяжело ложатся на Соломоны», – писала 16 октября газета New York Herald Tribune, отражая растущее чувство американцев, что в этом отдалённом и экзотическом уголке южной части Тихого океана люди и машины собираются для исторического противостояния.[898]898
  Richard B. Frank, Guadalcanal: The Definitive Account of the Landmark Battle (New York: Random House, 1990), 332. В своём изложении я широко опираюсь на результаты тщательного – по сути, «окончательного» – исследования Фрэнка.


[Закрыть] Свежее чувство решимости охватило и президента Рузвельта. 24 октября он дал указание Объединенному командованию «убедиться, что все возможное оружие будет доставлено в этот район, чтобы удержать Гуадалканал» – но не за счет готовящегося вторжения в Северную Африку.[899]899
  Frank, Guadalcanal, 405.


[Закрыть]

Для адмирала Гормли все это было слишком. Растерявшись в Нумеа перед лицом растущих ожиданий, он написал Нимицу 15 октября: «Мои силы [совершенно] неадекватны ситуации». Три дня спустя Нимиц заменил Гормли вице-адмиралом Уильямом Ф. «Буллом» Хэлси, командиром с доказанной агрессивностью, который не страдал от пораженческих настроений, одолевавших растерянного и замкнутого Гормли.

Наращивая собственные наземные силы на Гуадалканале, японцы продолжали ежедневные бомбардировки Хендерсон-Филд, хотя расстояние до авиабазы в Рабауле ограничивало их короткими и предсказуемыми появлениями в полдень. Более угрожающими для американцев и сильно подрывающими моральный дух были почти ночные морские бомбардировки, сопровождавшие рейсы «Токийского экспресса». Одна из самых интенсивных бомбардировок произошла 13 октября, в ночь прибытия 164-й пехоты. Она прикрывала высадку необычайно большого контингента японских войск, готовившегося к крупному японскому наступлению.

Три дня спустя около двадцати тысяч японских солдат начали пробиваться сквозь едва пробиваемую завесу джунглей, чтобы начать третий штурм Хендерсон-филд Императорской армии. Каждый солдат взял с собой двенадцатидневный паек, полный боекомплект и один артиллерийский снаряд для тридцатимильного похода через бездорожье острова к американскому периметру в Лунге. Местность, температура, растительность, насекомые и страх подстерегали их на каждом шагу. Вандегрифт фактически рассчитывал на своего «союзника» в джунглях при организации оборонительной диспозиции. Проницательность его расчетов была доказана, когда первая японская колонна прибыла измотанной и потрепанной на западный американский периметр вдоль реки Матаникау и была практически уничтожена разрушительным огнём морской артиллерии. Вторая японская колонна должна была атаковать одновременно с юга, но её извилистый путь через джунгли привел её к основанию Кровавого хребта в столь же плачевном состоянии и с опозданием на целый день, что позволило морпехам перебросить свои силы с Матаникау. Кровавый хребет в очередной раз подтвердил правильность своего названия. Японские войска, многие из которых были невежественными сельскими новобранцами, задушенными жестокой военной индоктринацией Императорской армии, в этот раз, как и во многих других случаях, были плохо и расточительно использованы своими командирами. Они тратили себя на бесполезные атаки, их крики «банзай» наводили ужас на седьмых морских пехотинцев и 164-ю пехоту на вершине хребта, но, тем не менее, они падали под дисциплинированным огнём американцев. Около тридцати пяти сотен имперских солдат погибли в этом втором сражении на Кровавом хребте, которое также оказалось последним наземным штурмом Японии на Хендерсон-Филд.

Следующие два месяца Вандегрифт занимался расширением периметра обороны и преследованием разрозненных японских отрядов в джунглях, пока в начале декабря его потрепанная Первая дивизия морской пехоты не была освобождена, и он передал командование генерал-лейтенанту армии Александру М. Патчу. За четыре месяца изнурительной осадной войны и бешеных боев в джунглях он потерял 650 человек убитыми и ещё тринадцать сотен ранеными. Джунгли, которые иногда были его военным союзником, но всегда были его медицинским заклятым врагом, не меньше, чем японцы, привели к тому, что почти половина его команды унесла с Гуадалканала ту или иную тропическую болезнь, в основном малярию.

Битва за Гуадалканал превращалась в жестокую демонстрацию ужасной логики американской численности, которой опасался Ямамото. Уверенно и неумолимо американцы наращивали свои наземные и воздушные силы на Гуадалканале. К концу года они насчитали на берегу около шестидесяти тысяч человек. Но японцам удалось высадить лишь несколько тысяч солдат после большого конвоя и катастрофического октябрьского наступления, и вскоре их численность превысила почти два к одному. Растущая американская военно-морская мощь в регионе также препятствовала усилиям по снабжению японских войск, уже сошедших на берег. В итоге Императорский флот был вынужден сбрасывать с быстроходных эсминцев за борт бочки с рисом или ячменем, которые должны были доставлять на пляжи береговые отряды. Американские летчики и артиллеристы катеров ПТ вскоре научились топить бочки ещё до того, как они добирались до берега.

Вскоре фронтовые японские войска стали получать одну шестую часть пайка. Личный состав тылового эшелона довольствовался одной десятой. Из шести тысяч человек в одной японской дивизии к середине декабря только 250 были признаны годными к бою. Один японский офицер вывел мрачную формулу для прогнозирования смертности своих войск:

• Те, кто может стоять – 30 дней

• Те, кто может сидеть – 3 недели

• Те, кто не может сидеть – 1 неделя

• Те, кто мочится лежа – 3 дня

• Те, кто перестал говорить – 2 дня

• Те, кто перестал моргать – завтра.

Вскоре после этого до Ямамото дошел отчет с описанием солдат, настолько опустошенных недоеданием и дизентерией, что у них перестали расти волосы и ногти. Ягодицы у них обветшали до такой степени, что полностью обнажили анус.[900]900
  Frank, Guadalcanal, 527, 588.


[Закрыть]

Тем не менее, Ямамото не терял надежды, что Гуадалканал ещё может оказаться приманкой, которая привлечет американцев к решающему сражению. Он перевел штаб своего командования в Трук, чтобы быть в курсе всех событий в южной части Тихого океана. Уверенный в том, что последний удар выбьет американцев и даст шанс уничтожить остатки Тихоокеанского флота США, Ямамото решил провести ещё одно крупное наступление в начале ноября, отправив на Гуадалканал большой конвой с подкреплениями и припасами, который должен был прикрывать мощный эскорт из линкоров и крейсеров.

Однако волшебство вновь склонило чашу весов в пользу американцев. Зная о планах японцев заранее, Хэлси выставил в ответ мощные силы линкоров и отдал экстренный приказ «Энтерпрайзу» броситься с ремонтных верфей Пёрл-Харбора к Соломонам. Последующее сражение длилось четыре дня и ночи с 12 по 15 ноября. Несмотря на предупреждение, американские корабли потерпели неудачу в первых столкновениях, потеряв среди прочих кораблей злополучный крейсер «Джуно». Его впечатляющий взрыв унес жизни 683 человек, в том числе пяти братьев Салливан, чья семейная трагедия стала одной из самых ярких историй войны. Пока вокруг бушевала битва, не спасенные моряки «Джуно» несколько дней дрейфовали под тропическим солнцем без еды и воды. Над ними кружила все более агрессивная стая акул, которые отгрызали перепуганных выживших, цеплявшихся за сети по бокам спасательных плотов.

Несмотря на все эти мучения, в конце сражения американцы одержали убедительную победу. Благодаря своевременному прибытию «Энтерпрайза» они уничтожили два японских линкора и множество других кораблей, а также почти полностью перебили транспорты, следовавшие на Гуадалканал, последние из которых в отчаянии сели на мель на пляжах острова. Американские летчики и зенитчики также уничтожили японских летчиков, ещё больше подорвав и без того непрочное превосходство Японии в воздухе.

Эта так называемая морская битва за Гуадалканал стала решающим моментом в решении, которое медленно набирало силу в японском штабе. В ходе одного из немногих отступлений, проведенных Императорской армией за всю войну, она эвакуировала свои войска с Гуадалканала в первые недели 1943 года. Проникнув в японский лагерь в начале февраля, войска Патча обнаружили, что он безлюден. 9 февраля Пэтч передал по радио Хэлси: «Токийский экспресс больше не имеет конечной станции на Гуадалканале».[901]901
  Morison, 214.


[Закрыть]

Если Кинг начал Гуадалканальскую кампанию на широкую ногу и каким-то образом довел её до успеха, то японская операция с самого начала висела на тонкой ниточке, которая в конце концов оборвалась до предела. Безжалостный перекос военного баланса в пользу американцев на Гуадалканале в микрокосме проиллюстрировал центральную логику войны на Тихом океане. При наличии времени и благоприятной возможности вес растущей американской живой силы и боеприпасов неизбежно сокрушал неуклонно истощающиеся японские резервы людей и боевой техники. Конечно, японцы сами способствовали своему поражению на Гуадалканале, нарушив основные военные аксиомы и бросаясь на врага по частям, в то время как единая массированная атака, предпринятая в нужное время и в нужном месте, могла бы принести им победу. Презрение к боевому мастерству противника, незнание американских намерений и путаница в собственном представлении о важности Гуадалканала – все это способствовало раздробленности и, в конечном счете, неэффективности японской кампании. Но более всего Гуадалканал ярко продемонстрировал разрушительные последствия болезни победы. Для Японии Гуадалканал был слишком далёким островом, недосягаемым призом, учитывая конкурирующие претензии многих одновременных операций. Неоднократное отвлечение Японией ресурсов сайта на Гуадалканал от параллельной кампании в Папуа доказывало это – но слишком поздно, чтобы спасти Гуадалканал от американцев.

Со своей стороны, победители на Гуадалканале многое узнали о коварном искусстве боя в джунглях и о трехмерной геометрии морской воздушной войны. Однако, поскольку американцы вели на Гуадалканале тактически оборонительное сражение, им ещё предстояло многое узнать о боевых действиях амфибий, чтобы перейти в наступление в предстоящей войне за сто островов.

С ВОЕННЫМ ОБРАЗОВАНИЕМ американцев, возможно, неизбежно пришло и моральное огрубление. Зверства с обеих сторон становились все более ужасными по мере продвижения войны, но, по крайней мере, для американцев Гуадалканал стал ранним уроком бессмысленного варварства в войне между двумя народами, столь далёкими друг от друга по культуре, религии и расе. «Я бы хотел, чтобы мы сражались против немцев», – сказал один из морских пехотинцев на Гуадалканале. «Они такие же люди, как и мы… Но японцы похожи на животных».[902]902
  Hersey, Into the Valley, 56.


[Закрыть] Однако американская общественность ещё мало знала о бесчеловечности японоамериканской войны. Новости, доходившие до дома с Гуадалканала, представляли совсем другую картину. «[Вам] было жаль мальчиков», – писал корреспондент Джон Херси. «Униформа, бравада, вид, будто в зубах у них нож, – все это был лишь камуфляж. Правда была написана на их лицах. Это были обычные американские парни. Им не нужна была ни эта долина, ни её джунгли. Это были бывшие бакалейщики, бывшие дорожные рабочие, бывшие банковские служащие, бывшие школьники, мальчики с чистым послужным списком и, может быть, немного лишней неугомонности, но не убийцы… Они шли в морскую пехоту, чтобы увидеть мир, или уйти от чувства вины, или, скорее всего, чтобы избежать призыва, но не для того, чтобы убивать или быть убитым». В этой картине была правда, но также и зачатки мифа.[903]903
  Hersey, Into the Valley, 43.


[Закрыть]

ПОСЛЕ ТОГО КАК Гуадалканал оказался под надежной защитой, настал черед американцев предпринять наступление в двух направлениях – на Соломонах и на Папуа. К октябрю 1942 года МакАртур собрал достаточное количество войск и самолетов, чтобы прийти на помощь австралийцам, оборонявшим Папуа. Однако он не нашел друзей среди австралийцев, когда назвал более шестисот погибших на тропе Кокода «чрезвычайно легкими потерями», свидетельствующими об «отсутствии серьёзных усилий».[904]904
  Larrabee, Commander in Chief, 324.


[Закрыть] МакАртур был не менее жестоким по отношению к своим подчинённым. Когда его войска застопорились перед сильно укрепленным японским бастионом Буна на северном побережье Папуа, МакАртур отправил двух старших офицеров, Роберта Эйхельбергера и Кловиса Байерса, принять командование перед Буной. Он напутствовал Эйхельбергера: «Если вы не возьмете Буну, я хочу услышать, что вы и Байерс будете похоронены там».[905]905
  Clovis Byers Diary, November 30, 1942, Hoover Institution, Stanford University, Stanford, California.


[Закрыть] В результате таких упреков и безрассудной траты своих войск, брошенных против сильной японской обороны без надлежащей поддержки с воздуха, артиллерии и бронетехники, объединенные американские и австралийские силы МакАртура взяли Буну и близлежащий японский опорный пункт Гона к декабрю 1942 года, положив конец угрозе для Австралии.

Обе стороны теперь ненадолго засекали время, готовясь к следующему раунду. Японцы скрытно перебрасывали войска на северо-запад вдоль папуасского «хвоста» новогвинейской «птицы», чтобы укрепить свои позиции в Лаэ и Саламауа. Они также поспешили со строительством новых аэродромов вдоль Соломоновой цепи, в Буине и других местах на Бугенвиле и в группе Новой Георгии в Мунде. Там японские инженеры хитро, но безуспешно пытались скрыть свою работу под пологом джунглей, удерживаемым тросами, когда под ним валили гигантские деревья. Американцы тем временем подтвердили основные цели операции «Сторожевая башня». Они согласились с тем, что МакАртур должен продолжить продвижение к папуасскому побережью, взять Лаэ и Саламауа, а затем совершить рывок к Новой Британии. Хэлси тем временем поднимется по Соломоновой лестнице до Бугенвиля. Затем они должны были нанести последний скоординированный удар по Рабаулу. Они назвали своё совместное предприятие «Операция „Колесо“».

МакАртур продвигался вперёд вдоль северного побережья Новой Гвинеи, чему способствовала новаторская воздушная тактика, разработанная генералом Джорджем Кенни, его новым начальником авиации. Кенни раз и навсегда покончил с бесполезными бомбардировками кораблей с большой высоты самолетами B–17. Вместо этого он обучил своих пилотов низколетящим средним бомбардировщикам, несущим осколочные бомбы. Эти методы оказались впечатляюще успешными в первую неделю марта 1943 года во время налета сотни самолетов в море Бисмарка на японский конвой, направлявшийся в Лаэ. После того как бомбардировщики Кенни потопили все транспорты и четыре эсминца сопровождения, самолеты-штурмовики и катера PT расстреляли из пулеметов выживших японцев, которые боролись в воде.[906]906
  Morison, 273.


[Закрыть] Учитывая триумфальное превосходство Кенни в воздухе, Япония в дальнейшем могла пополнять запасы и подкреплять Лаэ только с огромным трудом. В сентябре Лаэ наконец-то достался МакАртуру.

В это время появились и новые американские самолеты – первые признаки взрыва американского производства, который должен был охватить все фронты боевых действий союзников. Особенно выделялся P–38 Lightning, двуххвостый двухмоторный истребитель; он не мог превзойти Zero в собачьей схватке, но его большая скорость и более высокий потолок позволяли ему прыгать на вражеские воздушные соединения сверху.

Видя, какие потрясающие разрушения наносят бомбардировщики Кенни и новые P–38, Ямамото собрал все имеющиеся в наличии японские самолеты для серии массированных налетов на американские аэродромы, в частности на Хендерсон-Филд, в апреле 1943 года. Чтобы подбодрить своих летчиков, он опрометчиво решил посетить 18 апреля передовую японскую авиабазу под Буином на Бугенвиле. Это было роковое решение. Криптографы Нимица перехватили сообщение о прибытии легендарного адмирала и решили схватить его. Сидя в засаде, можно было бы рискнуть раскрыть секрет Магии, но Ямамото был слишком заманчивой целью. Когда утром восемнадцатого числа его самолет и эскорт «Зеро» приблизились к посадочному полю, эскадрилья P–38, словно ангелы-мстители, обрушилась на них с высоты, расстреливая из 20-мм пушек. Ямамото, выживший на Цусиме, не желающий враждовать с Америкой, послушный архитектор Перл-Харбора, разочарованный вдохновитель Мидуэя, величайший морской стратег Императорского флота, пал смертью воина, когда пылающие обломки его самолета врезались в джунгли. Возможно, боги войны все же были добры к Ямамото, ведь смерть избавила его от мучений наблюдать за неумолимым, унизительным поражением своей нации.

Уход Ямамото стал лишь кратким аккордом в нарастающем наступлении американцев на Рабаул. Пока МакАртур продвигался к Лаэ, Хэлси наступал на Мунду, где японцы оказывали ожесточенное сопротивление. Месяц изнурительных боев позволил в начале августа освободить Мунду от японских защитников, но американцы понесли чудовищные потери, особенно в плохо подготовленной Сорок третьей пехотной дивизии, состоявшей в основном из национальных гвардейцев Новой Англии. (Именно во время этого боя японский эсминец, мчавшийся по проливу Блэкетт в ночь на 1 августа, перерезал PT 109 лейтенанта Джона Ф. Кеннеди). Отрезвленный зрелищем уничтоженных войск, Хэлси решил, что постоянное продвижение к Рабаулу от острова к острову обойдется непростительно дорого и, кроме того, потребуются годы – возможно, десятилетия, – чтобы достичь самой Японии. Поэтому Хэлси решил обойти следующий укрепленный остров в цепи Соломоновых островов, Коломбангара, и нанести следующий удар по легко обороняемому Велла Лавелла, расположенному дальше по Соломоновой лестнице. Спасительная цель этой стратегии «прыжков по островам» заключалась в том, чтобы по возможности избегать японских опорных пунктов и оставлять изолированные японские гарнизоны чахнуть на лозе, отрезанные от коммуникаций и снабжения. Это мышление вскоре изменит цели операции Cartwheel и, более того, наложит глубокий отпечаток на тактику войны на всем Тихом океане.

В августе Велла Лавелла легко досталась американцам и их новозеландским союзникам, и Хэлси начал готовить её в качестве передовой базы для нападения на последний и самый большой из Соломонов, Бугенвиль. В бухте Императрицы Августы 1 ноября силы вторжения Хэлси быстро создали плацдарм на Бугенвиле, а его корабли отбили попытку японцев нанести десанту ещё одно унижение, подобное Саво. Высадка на Бугенвиле также привела к ожесточенным воздушным боям, которые ещё больше сократили постоянно ухудшающийся состав первоклассных японских пилотов. В следующем месяце МакАртур наконец совершил переход из Новой Гвинеи на мыс Глостер, расположенный на западной оконечности Новой Британии. После ожесточенных боев сопротивление японцев на Бугенвиле было преодолено в марте 1944 года. С надежных аэродромов на обоих концах американских клещей самолеты теперь регулярно бомбили Рабаул. Однако призовой плод Рабаула, цель «Сторожевой башни» и «Картвейла», теперь находившийся в руках Хэлси и МакАртура, не должен был быть собран. Как Коломбангара была обойдена стороной, так и Рабаул был оставлен чахнуть на виноградной лозе, ежедневно подвергаясь бомбардировкам, но так и не захваченный. Тем временем, в начале 1944 года, затопленные мечты «оранжевых» планировщиков всплыли на поверхность и привлекли внимание американцев к безбрежным просторам центральной части Тихого океана.