Текст книги "Свобода от страха. Американский народ в период депрессии и войны, 1929-1945 (ЛП)"

Автор книги: Дэвид М. Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 73 страниц)

В войне, которая гротескно пополнит и без того обширные анналы жестокости истории, произошел один из самых жестоких эпизодов. Мир узнает о нём более года спустя, после того как трое выживших американцев сбегут из лагеря для военнопленных на острове Минданао, доберутся до Австралии и расскажут эту историю. Были некоторые смягчающие обстоятельства, но их едва ли хватило бы, чтобы оправдать японцев, обвинив их в бесчеловечном варварстве. Летом 1942 года японцы планировали переправить на Филиппины около сорока тысяч военнопленных. Вместо этого в апреле и мае у них на руках оказалось около семидесяти тысяч пленных, десять тысяч из которых были американцами, и все они страдали от многомесячной осады и болезней, как и сами японцы. Эти логистические и медицинские проблемы лишь усугубляли более фундаментальное столкновение культур.

Японские военные лидеры переняли древний самурайский этический принцип Бусидо, чтобы разработать военный кодекс, который породил то, что два исследователя назвали «рядом психических установок, граничащих с психопатией», включая представление о «сдаче в плен как о высшем бесчестии, убеждение, следствием которого было полное презрение к пленному».[884]884
  Meirion Harries and Susie Harries, Soldiers of the Sun: The Rise and Fall of the Imperial Japanese Army (New York: Random House, 1991), 481.


[Закрыть] Это презрение японские войска теперь жестоко выплескивали на американских и филиппинских пленных, которых они гнали по маршруту «Батаанского марша смерти» – мрачного восьмидесятимильного принудительного похода в грубые лагеря для военнопленных у основания полуострова Батаан. Японские охранники, наряду с уже изрядно потрепанными колониальными корейскими войсками, которых часто привлекали для несения караульной службы, отказывали в воде истощенным пленникам, били дубинками и кололи штыками отставших и подвергали всех пленников бесчисленным унижениям и мелким, но мучительным мучениям. Около шестисот американцев и до десяти тысяч филиппинцев погибли по пути следования. Ещё тысячи погибли в грязных лагерях. Этот ужасный эпизод стал предвестником бесчеловечной жестокости, которая овладела обеими сторонами в последующие три с половиной года войны на Тихом океане.

ПОСЛЕ КАПИТУЛЯЦИИ Уэйнрайта на Филиппинах в мае Япония триумфально завершила первую фазу Южной операции, которая предусматривала оккупацию территорий от Бирмы до Голландской Ост-Индии и последующую эксплуатацию их важнейших природных ресурсов. Вторая фаза предусматривала создание оборонительного периметра, протянувшегося, как лента, от острова к атоллу через тысячи миль океана, для защиты от практически неизбежного американского контрудара.

На самом южном краю этого оборонительного периметра грозно возвышалась Австралия. Хотя австралийцам не хватало живой силы и материальных ресурсов для эффективного противостояния японцам, а большая часть небольших, но крепких боевых сил Австралии в тот момент в любом случае помогала защищать Британскую империю на песках Северной Африки, Австралия могла служить плацдармом для ожидаемого американского контрнаступления. Создав базы у северного побережья Австралии, Япония могла бы перерезать линии снабжения из Америки, изолировав и фактически нейтрализовав островной континент. Поэтому в январе 1942 года силы вице-адмирала Сигэёси Иноуэ в Южных морях захватили Рабаул на Новой Британии. Он приступил к преобразованию его великолепной гавани, образованной кальдерой, в крупную военно-морскую и военно-воздушную базу, предназначенную для закрепления южного конца японского оборонительного периметра. Однако почти сразу же японские военные планировщики решили использовать Рабаул для поддержки дальнейшего продвижения ленточной обороны в южную часть Тихого океана, к Папуа, Соломоновым островам, Фиджи, Новой Каледонии и Самоа. Это было головокружительно амбициозное расширение первоначального плана, которое выдавало симптомы чрезмерного размаха и безрассудства, вызванного тем, что стало называться «болезнью победы».

Из Рабаула Иноуэ в начале мая отправил два отряда вторжения. Одна из них направлялась в Порт-Морсби, к Австралии, на южное побережье Папуа, на северном побережье которого японцы уже создали плацдармы в деревнях Лаэ и Саламауа. Другой отряд он направил к Тулаги, на южное окончание цепи Соломоновых островов. Порт-Морсби ждала катастрофа, поскольку американская разведка расшифровала главный японский военно-морской код JN–25, узнала место назначения Иноуэ и направила на перехват захватчиков оперативную группу. В битве в Коралловом море, сложном сражении, растянувшемся на сотни морских миль и длившемся пять дней, с 3 по 8 мая 1942 года, обе стороны вошли в историю военно-морского флота, поскольку все боевые действия велись авианосцами. Разделенные 175 милями океана, военные корабли не вели прямого огня и даже не видели друг друга. В качестве примера опасностей и путаницы, связанных с ещё незнакомой тактикой ведения воздушной войны на море, можно привести случай, когда шесть японских самолетов попытались сесть на американский авианосец «Йорктаун», приняв его за один из своих. Японские пилоты также сообщили о потоплении двух американских авианосцев – «Йорктауна» и «Саратоги», но они были правы меньше чем наполовину. То, что они приняли за «Саратогу», на самом деле было «Лексингтоном», но он был так сильно поврежден, что 8 мая его списали. Йорктаун, почти смертельно поврежденный, выжил, чтобы сражаться ещё один день.[885]885
  Ошибки в идентификации кораблей и ложные заявления о потоплении были распространены с обеих сторон, особенно среди пилотов, которые принимали огромные водяные струи, выбрасываемые их бомбами при близком прохождении, за взрывы на борту целей.


[Закрыть]

Когда 8 мая японцы отступили, они забрали с собой десантные силы Порт-Морсби и вернулись в Рабаул. Теперь борьба за Порт-Морсби будет вестись не на десантных пляжах, а на укрытых зеленью хребтах горного массива Оуэн-Стэнли, где австралийские войска упорно сопротивлялись японскому наступлению из Лаэ и Саламауа по крутой, заросшей корнями тропе Кокода, пока спустя полгода их не освободил возрожденный Дуглас МакАртур. В этом смысле Коралловое море стало победой союзников. Но она была дорого куплена потерей «Лексингтона» и, как показали события, успехом беспрепятственной высадки японского десанта на Тулаги, всего в нескольких милях через Саво-Саунд от окутанного джунглями острова Гуадалканал.

На фоне нахлынувших японских успехов в начале 1942 года Коралловое море было в худшем случае незначительной помехой, преходящей неприятностью, не имеющей очевидного стратегического значения. Его хаотичная бессодержательность подчеркивала жалкую слабость позиций США на Тихом океане, стесненных как логикой АВС–1 «Германия превыше всего», так и сокрушительным ударом, полученным в Пёрл-Харборе. Япония, имея в своём распоряжении авианосный флот, по-прежнему держала в руках все карты и всю инициативу. Американцам, казалось, ничего не оставалось, как прибегнуть к тактике реактивной порчи, как в Коралловом море, и к изнурительным, но неэффективным воздушным налетам, подобным тем, что были проведены против некоторых удерживаемых Японией островов в центральной части Тихого океана в феврале. Но 18 апреля один из таких налетов, на первый взгляд, нелепый грандиозный трюк, привел в движение цепь событий с судьбоносными последствиями.

ЧЕРЕДА относительно беззатратных японских побед в первые четыре месяца войны вызвала среди японских военных планировщиков жаркие споры о том, каким должен быть их следующий шаг. Успех и импульс Южной операции, казалось, диктовали один ответ: укрепление и наращивание баз, которые были слабо закреплены в Новой Гвинее и Соломоновых островах, с последующим продвижением в Новую Каледонию, Фиджи и Самоа, возможно, в конечном итоге в саму Австралию. Но Ямамото всем весом своего авторитета поддержал противоположный план. Завершить дело, начатое в Перл-Харборе, призывал он, захватив остров Мидуэй, расположенный в одиннадцатистах милях к западу от Гавайев. С политической точки зрения, Мидуэй в руках японцев угрожал бы Гавайям угрозой вторжения, являясь мощным козырем, с помощью которого можно было бы заставить американцев пойти на переговоры. В военном отношении японское присутствие на Мидуэе позволило бы привлечь оставшиеся части Тихоокеанского флота США к «решающей битве». Проведению этой битвы была посвящена вся карьера Ямамото, а также вся подготовка и тренировки всего Императорского флота Японии.

Доктрина решающего сражения была разработана на основе десятилетий японского планирования того, как вести войну против Соединенных Штатов на Тихом океане. Это планирование, в свою очередь, как ни парадоксально, вытекало из теорий американского военно-морского стратега Альфреда Тайера Мэхэна. Офицер ВМС США и президент Ньюпортского военного колледжа (впоследствии Военно-морского колледжа) Мэхэн в своей влиятельной работе 1890 года «Влияние морской силы на историю» утверждал, что владение морем – ключ к успеху в войне и что способ обеспечить безопасность на море – это вступить в бой с главными силами противника и уничтожить их. Когда японские планировщики приняли это мышление для возможной войны против Соединенных Штатов, они представляли себе быстрый захват Филиппин и Гуама, что вынудило бы американский флот вступить в бой. Пока американский флот пересекал широкую акваторию Тихого океана, японские подводные лодки преследовали бы его в восточной части Тихого океана, а самолеты наземного базирования наносили бы удары, когда он проходил бы через острова Маршалла и Гилберта. Когда ослабленный американский флот приблизится к Марианским или Каролинским островам, а возможно, и к Филиппинам, он столкнется со свежими, превосходящими японскими военно-морскими силами и потерпит решительное поражение.

К 1941 году японцы добавили к этой базовой доктрине несколько грозных усовершенствований. Как и армия, Императорский флот был хорошо подготовлен к ночному бою, полагаясь на превосходную оптику, специальные системы связи, отличительные знаки кораблей и бесконечные тренировки, чтобы использовать маскировку темноты в коварных целях. Кроме того, и подводные лодки, и надводные корабли были вооружены разрушительной торпедой «Лонг Ланс», способной развивать скорость до сорока девяти узлов и иметь дальность полета до двадцати четырех миль. В американском арсенале не было ничего сопоставимого. В 1942 году американцы также не могли сравниться с японцами по инвестициям в военно-воздушную мощь. Имея шесть крупных авианосцев, Япония обладала крупнейшими военно-воздушными силами в мире. Она насчитывала около пятисот высокоэффективных самолетов, управляемых великолепно подготовленными пилотами, и действовала как единая, потрясающе сконцентрированная ударная сила в составе Первого воздушного флота.

Самое важное, что Ямамото в 1941 году утверждал, что вместо того, чтобы ждать американский флот в западной части Тихого океана, японскому флоту следует задействовать Первый воздушный флот, чтобы атаковать его прямо в середине океана, на базе в Перл-Харборе. Эту задачу Япония выполнила лишь частично 7 декабря, настаивал Ямамото. Теперь настало время нанести новый удар по американцам в том месте, которое они будут вынуждены защищать всеми силами – в Мидуэе, и уничтожить Тихоокеанский флот США раз и навсегда. Очистив Тихий океан от американских кораблей, Япония получила бы неоспоримый оборонительный периметр, простирающийся от северной части Тихого океана через середину океана до южной части Тихого океана. Южная операция была бы неприступно безопасной. Внутри периметра Япония держала бы в заложниках Гуам и Филиппины, а также, возможно, Гавайи и Австралию. Находясь в безопасности за этим барьером, Япония могла бы легко поддерживать стратегически оборонительную позицию и добиваться мира на условиях, которые она сама себе диктовала. Это были головокружительные идеи. В мае 1942 года они опьянили даже такого расчетливого прагматика, как Ямамото. Слабая перспектива победы, которая раньше туманно маячила за пределами его воображения, пишет Джон Киган, теперь «казалась всего лишь на расстоянии одного сражения».[886]886
  Keegan, Second World War, 267.


[Закрыть] Американская стратегическая доктрина войны с Японией была практически зеркальным отражением японского мышления. Эта доктрина, получившая кодовое название «Оранжевый план», была впервые сформулирована в начале века и также отражала влияние Мэхэна. Оранжевый план предполагал скорый захват Филиппин Японией и делал освобождение Филиппин главной американской целью. Американский гарнизон должен был продержаться там три или четыре месяца, пока флот США пересечет Тихий океан, вступит в бой с основной частью японского флота, уничтожит его и тем самым закончит войну. Всегда нереалистичный, этот план был пересмотрен в 1934 году и предусматривал захват Маршалловых и Каролинских островов в качестве плацдармов для основного столкновения с японским флотом – молчаливое признание того, что война продлится годы, а не месяцы, а также признание цинизма, который всегда лежал в основе ожиданий относительно жертвенной роли филиппинского гарнизона. И все же, какими бы ни были его недостатки, «Оранжевый план» стал основой военной стратегии Соединенных Штатов на Тихом океане в 1942 году и во многом останется таковой вплоть до 1945 года. За два межвоенных десятилетия в Военно-морском колледже военные игры на этих предпосылках проводились не менее 127 раз, глубоко внедрив предпосылки «Оранжевого плана» в американское стратегическое сознание.

Однако в начале 1942 года Соединенные Штаты не могли собрать военно-морские силы, которые могли бы даже приступить к эксплуатации Orange. Единственным событием, которое соответствовало прогнозам плана, была потеря Филиппин, и на их возвращение ушло бы не три месяца, а более трех лет. В качестве частичной и слабой замены крупным флотам, предусмотренным планом «Оранж», небольшие ударные силы совершали налеты на разрозненные японские островные форпосты. Наиболее дерзкие и значимые из этих рейдов были направлены не на отдалённые военные пункты в дальней части Тихого океана, а на сами японские острова. Осторожно продвигаясь на запад мимо острова Мидуэй, чтобы оказаться в пределах 650 миль от Токио, 18 апреля USS Hornet выпустил шестнадцать громоздких бомбардировщиков B–25, никогда не предназначавшихся для полетов с палубы авианосца. Покачиваясь над бушующим морем, самолеты встали в строй за своим командиром, подполковником Джеймсом Дулиттлом, разбомбили Токио и несколько других японских городов, а затем, на пределе дальности полета, совершили аварийную посадку в Китае. Японские оккупационные войска захватили некоторых летчиков. Один из них умер в тюрьме, а трое были казнены после того, как на показательном суде им было предъявлено обвинение в том, что они бомбили гражданские здания и расстреляли из пулемета школу. Неслучайно эти события ещё больше разожгли аппетиты обеих воюющих сторон к войне мести.

Налет Дулиттла не нанес существенного ущерба. Японское правительство не сделало никаких официальных признаний о нападении, даже для своих граждан, для которых разрозненные и в основном безвредные взрывы 18 апреля оставались чем-то загадочным. Но самолеты B–25 Дулиттла произвели значительный психологический фурор. Они наглядно продемонстрировали японским военачальникам уязвимость их родных островов через прореху в оборонительном периметре Японии – Мидуэй. Ко всем весомым аргументам Ямамото о привлекательности атаки на Мидуэй теперь добавилась необходимость запечатать эту щель. В японском верховном командовании прекратились споры об относительном приоритете южной или центральной части Тихого океана. Теперь обе операции должны были идти вперёд, максимально напрягая и без того напряженные ресурсы Императорского флота.

Вызвав Нагумо, героя Перл-Харбора, Ямамото начал готовить Первый воздушный флот к наступательной операции против острова Мидуэй. На этот раз Нагумо было приказано высадить на Мидуэй оккупационные силы и начать оборудовать его как передовую базу, которая заманит американцев в решающую битву и со временем может послужить плацдармом для вторжения на Гавайи. Это был самый амбициозный план Ямамото, затмивший даже дерзость атаки 7 декабря, и он продемонстрировал, что даже этот предусмотрительный планировщик не был застрахован от неосторожного безрассудства, вызванного болезнью победы.

Нагумо, воодушевленный масштабами своего успеха в Перл-Харборе, легкостью своего мародерского похода по Индийскому океану и результатами сражения в Коралловом море, имел основания быть уверенным в себе. В тот момент он командовал самыми передовыми военно-морскими силами в мире. В Перл-Харборе он вывел из строя все американские тихоокеанские линкоры, в то время как его собственные неповрежденные линкоры все ещё были способны прикрыть его авианосцы от вражеской атаки и поддержать высадку десанта. Он считал, что его неудача с обнаружением американских авианосцев в порту 7 декабря была сполна компенсирована в Коралловом море, где пилоты Иноуэ (ошибочно) сообщили о потоплении двух американских авианосцев. Хотя два его собственных авианосца, «Сёкаку» и «Дзуйкаку», были настолько повреждены в Коралловом море, что не смогли принять участие в нападении на Мидуэй, Первый воздушный флот сохранил «Акаги», «Кага», «Хирю» и «Сорю» – все ещё мощный квартет авианосцев класса «флот», на борту которых находилось более 270 боевых самолетов.

Нагумо также доверял сложному плану операции на Мидуэе. Он предусматривал отвлекающий рейд на цепь Алеутских островов на Аляске, чтобы отвлечь американские военно-морские силы. Первый воздушный флот Нагумо и транспорты вторжения должны были поддерживаться мощной группой линкоров, которой командовал сам Ямамото на борту «Ямато», самого большого линкора на плаву. Боевые повозки Ямамото должны были затаиться в тылу Нагумо, готовые наброситься, предпочтительно ночью, на любые американские силы, которые могли бы бросить вызов авангарду Нагумо. И, конечно, и Ямамото, и Нагумо утешались тем, что в их руках снова, как и в Перл-Харборе, оказалась дырявая карта секретности. Предвкушая решающее сражение, которое должно было увенчать его карьеру и воплотить мечту его нации об империи, 27 мая, в годовщину битвы при Цусимском проливе, Нагумо с пышной помпой и церемонией направил Первый воздушный флот через пролив Бунго из Внутреннего моря Японии – и попал в ловушку.

Пока Ямамото и Нагумо собирали около двухсот кораблей ударной группировки на Мидуэе из-за дальних горизонтов, ограничивавших огромную зону завоеваний Японии, американские криптоаналитики лихорадочно изучали расшифровки растущего объема закодированного японского радиотрафика, пытаясь определить, куда Япония нанесет следующий удар. Коллективные усилия по взлому японских кодов получили название «Магия», и в предстоящей битве за Мидуэй «Магия» продемонстрирует не только свою военную ценность, но и правильность своего названия.

Работая без сна в напряженной обстановке в подвальном помещении без окон в Перл-Харборе, командир Джозеф Рошфор, начальник Управления боевой разведки, известной в народе как «Станция Гипо», то и дело просматривал отрывочные перехваченные сообщения, сложенные на его самодельном рабочем столе из досок и пильных козел. Рошфор приспособился к своему кротообразному существованию в подвальном кабинете, работая в тапочках и красной куртке для курения. На флоте его и его столь же неопрятных коллег считали эксцентричными и даже странными. Но их знание японского языка на флоте, где было всего около сорока офицеров, владеющих японским, было незаменимо. Ещё более незаменимым было их владение тайнами криптоанализа – колдовского искусства расшифровки самых тщательно охраняемых секретных кодов связи противника.

Заклятым врагом и навязчивой идеей станции Hypo был японский военно-морской код JN–25. Это был чрезвычайно сложный шифр, и Рошфор и его коллеги могли разобрать лишь 10–15 процентов большинства перехваченных сообщений. Но в огромном количестве сообщений, которые Hypo отслеживала весной 1942 года, один термин повторялся с тревожной частотой: «AF», очевидно, название следующей крупной японской цели. Но где или что такое «AF»?

У Рошфора была догадка, и он ловко разыграл её. Догадавшись, что «AF» обозначает Мидуэй, в начале мая он подстроил ловушку, подстроив так, чтобы небольшой гарнизон морской пехоты и армейских ВВС на Мидуэе передал по радио, что их перегонный завод вышел из строя и у них не хватает пресной воды. Уловка сработала. Через два дня станция Hypo получила подтверждение закодированного японского сообщения о том, что на «AF» не хватает воды. Джекпот! Это был Мидуэй, и Хипо доказал это. Флот США будет там, готовый и ожидающий.

Адмирал Честер Нимиц не терял времени и воспользовался информацией Рошфора, которая оказалась самым ценным вкладом разведки во всю войну на Тихом океане. Потомок немецких колонистов, поселившихся в долине Педерналес в Техасе в начале XIX века, Нимиц был тихим, ученым человеком, свободно владевшим немецким языком своих предков. Расслабиться ему помогала стрельба из пистолета по мишеням. Он прибыл на Гавайи, чтобы вступить в должность CINCPAC (главнокомандующего Тихоокеанским флотом), рождественским утром 1941 года. Китовый катер, переправлявший его с гидросамолета на берег, проплыл мимо разрушенных корпусов кораблей, расположенных вдоль линии линкоров, и проскочил через небольшие суда, все ещё извлекавшие всплывающие тела с затонувших кораблей. Нимиц, как никто другой на флоте, горел желанием отомстить за 7 декабря. Но в учебнике военно-морской академии он описывал свою «спокойную и уравновешенную голландскую манеру» и был полон решимости сделать это методично, с минимальным риском и более чем справедливыми шансами на успех. Теперь криптанлисты Рошфора предоставили этому осторожному, обдуманному человеку бесценную возможность.[887]887
  Larrabee, Commander in Chief, 355.


[Закрыть]

Нимиц укрепил Мидуэй самолетами, войсками и зенитными батареями. Он приказал 16-й оперативной группе, состоящей из авианосцев «Энтерпрайз» и «Хорнет», вернуться в Перл-Харбор из южной части Тихого океана. Аналогичные приказы он отдал и 17-й оперативной группе контр-адмирала Фрэнка Джека Флетчера, в составе которой теперь оставался только раненый «Йорктаун», который 27 мая вошёл в Перл-Харбор, оставляя за собой длинное, блестящее масляное пятно, когда он зашел в гигантский сухой док. Ещё до того, как сухой док полностью опустел, Нимиц в тапочках возился у её киля, осматривая повреждения. Сказав, что ремонт займет несколько недель – вполне разумная оценка, – Нимиц отрывисто заявил, что должен привести корабль в мореходное состояние за три дня. Сухой док мгновенно превратился в человеческий муравейник. Сотни рабочих сгрудились вокруг «Йорктауна», среди искр и клубов дыма от ацетиленовых резаков, отрезающих и заменяющих поврежденные пластины корпуса. Когда корабельный оркестр неловко заиграл «California Here I Come», 29 мая «Йорктаун» был спущен на воду. В сопровождении кораблей поддержки в составе 17-й оперативной группы он направился к точке встречи, которую с надеждой прозвали «Точка удачи», с 16-й оперативной группой под командованием контр-адмирала Рэймонда А. Спрюэнса. Флетчер, находившийся на борту «Йорктауна», осуществлял общее командование оперативной группой.[888]888
  Walter Lord, Incredible Victory: The Battle of Midway (New York: Harper and Row, 1967), 33–39, provides a colorful account of Yorktown’s refitting.


[Закрыть]

В то время как три американских авианосца незаметно заняли свои позиции к северо-востоку от Мидуэя, Нагумо подошел к ним с северо-запада. У японского командующего были веские основания предполагать, что из состава Тихоокеанского флота США на плаву остались только «Энтерпрайз» и «Хорнет», и он считал, что они все ещё находятся в южной части Тихого океана, где их заметили 15 мая. (Чтобы облегчить это заблуждение, Нимиц приказал крейсеру в южной части Тихого океана передавать сигналы на частотах, обычно используемых авиагруппами). С наступлением рассвета 4 июня Нагумо и не подозревал, что Флетчер и Спрюэнс ожидают его за восточным горизонтом. Все его внимание было сосредоточено на Мидуэе, откуда В–17 и летающие лодки «Каталина» безрезультатно бомбили его войсковые транспорты в течение предыдущего дня и ночи.

В 4:30 утра 4 июня Нагумо вылетел с несколькими эскадрильями бомбардировщиков, чтобы атаковать Мидуэй, готовясь к высадке войск. Они сбросили свои боеприпасы – фугасные осколочные бомбы, предназначенные для наземных целей, – в соответствии с планом. Но командующий ударной группировкой попросил провести вторую атаку, чтобы завершить ослабление обороны Мидуэя. Его сообщение пришло как раз в тот момент, когда авианосцы Нагумо подверглись атаке самолетов, базирующихся на Мидуэе. Ни одна американская бомба не коснулась его кораблей, но самого появления американских самолетов было достаточно, чтобы убедить Нагумо удовлетворить просьбу о втором ударе по Мидуэю. На «Акаги» и «Кага» Нагумо держал около девяноста трех самолетов, вооруженных бронебойными противокорабельными снарядами, в расчете на то, что он может столкнуться с элементами американского флота. Но в 7:15, все более уверенный в том, что ему нечего опасаться американских кораблей, он отдал приказ перевооружить эти самолеты осколочными бомбами для второй атаки на Мидуэй. Операция по перевооружению должна была занять около часа.

В то время как вспотевшие моряки Нагумо выполняли свою задачу, Спрюэнс отдавал приказ поднять с «Энтерпрайза» и «Хорнета» полные палубы бомбардировщиков и самолетов-торпедоносцев, чтобы нанести удар по японским авианосцам. Нагумо по-прежнему не знал о присутствии американского флота. Его моряки суетились на палубах гигантских авианосцев, тасуя бомбодержатели и торопливо укладывая торпеды. И тут, в самый разгар сложной операции по перевооружению, самолет-разведчик японского крейсера «Тоне» в 7:28 доложил, что в поле зрения находятся десять вражеских кораблей. Их позиция находилась в пределах досягаемости авианосцев, но в первоначальном сообщении не были указаны типы кораблей. Тем не менее Нагумо решил в качестве меры предосторожности приостановить процесс перевооружения. Тем временем он отчаянно просил самолет-разведчик выяснить тип кораблей.

Череп Нагумо, должно быть, пульсировал от мук принятия решений и командования. Его все ещё атаковали самолеты с Мидуэя, над головой начали появляться его собственные возвращающиеся штурмовики, палубы были завалены бомбами всех типов, и теперь неожиданно был замечен американский флот. Зловеще, но патрульный самолет «Тоне» передал по радио, что вражеская флотилия разворачивается по ветру, то есть в положение, из которого авианосцы запускают свои самолеты. Опасения охватили удивленных японцев, но спустя несколько мгновений они были успокоены сообщением о том, что вражеская флотилия состояла из пяти крейсеров и пяти эсминцев, а через несколько минут после этого снова ожила, получив сообщение о том, что свет зари обнаружил авианосец в тылу американского соединения.

Мидуэй, 4 июня 1942 года.

Эти новости были тревожными, но не катастрофическими. Нагумо по-прежнему считал, что обладает силами, значительно превосходящими его по численности, технологиям и умениям, которые американцы могли бы ему противопоставить. И действительно, даже с тревогой ожидая вестей от самолета-разведчика «Тонэ», корабли и истребители Первого воздушного флота нанесли серьёзное поражение нападавшим с Мидуэя, ни один из которых так и не сумел нанести удар. Мицуо Фучида, ветеран Перл-Харбора, служивший теперь командиром «Акаги», позже писал: «К этому времени мы подверглись всем видам атак со стороны береговых самолетов – торпедным, бомбовым, пикирующим, – но все ещё оставались невредимыми. Честно говоря, я считаю, что вражеские летчики не демонстрировали очень высокого уровня мастерства».[889]889
  Mitsuo Fuchida and Masatake Okumiya, Midway: The Battle That Doomed Japan (Annapolis: U.S. Naval Institute Press, 1955), 163.


[Закрыть]

Ободренные такими мыслями, японцы теперь рассматривали американский авианосец не столько как угрозу, сколько как возможность нанести дополнительное наказание неумелым американцам. Прошедшее сражение убедительно подтвердило боевое превосходство японцев. Опасения уступили место решимости – и фатальному ослаблению чувства срочности. Нагумо, уверенный в своём превосходстве, спокойно ждал, пока он восстановит все свои бомбардировщики и истребители на Мидуэе, прежде чем магическим образом повернуть навстречу американской флотилии, все ещё полагая, что ему противостоит только один авианосец. Тем временем он отменил свой прежний приказ о перевооружении и приказал снова оснастить свои самолеты противокорабельным оружием, что ещё больше усилило неразбериху и усеяло полетные палубы кучами взрывоопасных боеприпасов.

Вскоре после 9:00 утра Нагумо изменил курс, чтобы сблизиться с американским флотом и, возможно, даже вызвать «решающее сражение», о котором мечтал японский флот. То, что последовало за этим, было решающим, конечно, но для Японии и Императорского флота это был не сон, а кошмар.

Несколько смен вооружения Нагумо и его промедление с захватом инициативы в значительной степени способствовали его поражению, но на данный момент смена курса оказалась выгодной. Многие американские самолеты, запущенные с «Хорнета» и «Энтерпрайза», а также с «Йорктауна», который поднял своих пилотов в воздух около 8:30, так и не нашли его. Летая на пределе своего радиуса действия, они прилетали в сектор, где должны были находиться японцы, и смотрели только на пустые моря. Многие блуждающие американские самолеты падали с неба из-за нехватки топлива. Те, кому удалось обнаружить японский флот, тщетно пытались прорваться сквозь завесу зенитного огня и роящихся «Зеро», чтобы добраться до японских авианосцев. Вскоре после 10:00 утра группа «Зеро» почти полностью уничтожила торпедно-бомбардировочную эскадрилью с «Йорктауна», когда та заходила на малую высоту для запуска своего оружия. К 10:24 утра Нагумо, похоже, отбил последние атаки. Его гордый флот остался невредим и был готов к массированной контратаке против американцев. На короткий, затаивший дыхание момент казалось, что Япония выиграла битву за Мидуэй, а возможно, и всю войну. Один американский летчик, наблюдавший за происходящим сверху, уже был готов прийти к такому выводу, как вдруг увидел «прекрасный серебряный водопад» пикирующих бомбардировщиков Dauntless, обрушившихся на японские авианосцы.[890]890
  Spector, 174.


[Закрыть] Пользуясь догадками и божьей помощью, капитан-лейтенант Уэйд Маккласки с «Энтерпрайза» и капитан-лейтенант Максвелл Лесли с «Йорктауна» сумели оказаться над японским флотом как раз в тот момент, когда его боевой воздушный патруль «Зеро» был притянут к палубе для отражения торпедных бомбардировщиков «Йорктауна», и в момент максимальной уязвимости Первого воздушного флота. Когда грозные «Зеро» оказались слишком низко, чтобы быть эффективными, «Даунтлессы» хлынули вниз через чудесным образом открытое небо, чтобы сбросить свои бомбы на обнаженные японские авианосцы, их летные палубы были загромождены беспорядочными рядами восстановленных и разогретых самолетов, змеящимися топливными шлангами и штабелями боеприпасов, оставшихся после различных операций по перевооружению.