Текст книги "Новейший философский словарь. Постмодернизм."

Автор книги: Александр Грицанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 129 страниц)

ИНТЕЛЛЕКТУАЛ

в философии М. Фуко (см.)– субъект критического дискурса (см.),ориентированного на поиск истины, процессуальное^ которого не осуществляется в истине обретенной (см. “Забота об истине”).Постмодернистски трактуемая фигура И. диаметрально противоположна классическому идеалу “греческого мудреца, еврейского пророка или римского законодателя” как признанных носителей универсально значимой истины.

Как пишет Фуко, в рамках классической традиции И. “долгое время... брал слово – и право на это за ним признавалось как тот, кто распоряжается истиной и справедливостью. Его слушали – или он претендовал на то, чтобы его слушали, – как того, кто представляет универсальное ” В таковых культурных рамках “быть интеллектуалом – это означало быть немного сознанием всех”, ибо И., говоря от имени логоса (см.),“выступает... индивидуализированной фигурой... самой универсальности” (Фуко).

В постнеклассической же культуре, согласно Фуко, “между теорией и практикой установился новый способ связи”: И. не только не работает более “в сфере универсального, выступающего-образ– цом, справедливого-и-истинного-для– всех”, но и выступает “разрушителем очевидностей и универсальностей” По оценке Фуко, в рамках культуры постмодерна “роль интеллектуала состоит не в том, чтобы говорить другим, что им делать. По какому праву он стал бы это делать? Вспомните, пожалуйста, обо всех пророчествах, обещаниях, предписаниях и программах, которые были сформулированы интеллектуалами за последних два века и последствия которых нам теперь известны. Работа интеллектуала не в том, чтобы формировать политическую волю других, а в том, чтобы с помощью анализа, который он производит в своих областях, заново вопрошать очевидности и постулаты”

Фигура И. была переосмыслена (в первую очередь благодаря Фуко) в постмодернистском контексте в социокультурном плане: в качестве субъекта дискурсивного мышления и носителя языка. Значимым основанием отнесения того или иного субъекта к категории И. выступает его способность (или, соответственно, неспособность) к отказу от сложившихся стереотипов мышления, па– радигмальных схем видения объекта, санкционированных культурой интерпретационных стратегий, устоявшихся шкал ценностей и т. п.

В целом, постмодернистское понимание статуса И. в культурной традиции определяется тем, что он выступает не только субъектом рефлексии над глубинными ее основаниями, но и субъектом их проблематизаций. В сферу действия И. входит задача подвергать сомнению сложившиеся, а потому вне– рефлексивно реализуемые в исторически конкретной культуре матрицы познавательного процесса, т. е., по оценке Фуко, “заново вопрошать очевидности”: “сотрясать привычки и способы действия и мысли, рассеивать то, что принято в качестве известного, заново переоценивать правила и установления” И. у Фуко – это тот, “кто выводит себя из состояния устойчивости, кто двигается, кто ищет вне привычных словарей и структур” В этом отношении жизненная стратегия И. обозначалась Фуко как “мораль дискомфорта” Такое положение дел Фуко объяснял следующим образом: “чем еще может быть этика интеллектуала... если не этим – постоянно быть в состоянии отделять себя от самого себя?”

Согласно Фуко, осуществляемая усилиями И. “ре-проблематизация” всех значимых узлов культурного пространства выступает как сознательная, “усердная трансформация, медленное и требующее усилий изменение посредством постоянной заботы об истине”, которая в итоге оборачивается как для истины, так и для И. “выработкой себя собою” В результате общественный статус И. по отношению к власти, по определению, не может быть никаким иным, нежели статус маргинала. По мысли Фуко, “интеллектуалы перестали быть марксистами в тот момент, когда коммунисты пришли к власти” Как подчеркивал Фуко, детализируя свой концепт “власти знания”, “исходя из этой ре-проблематизации (где он отправляет свое специфическое ремесло интеллектуала)”, И. может участвовать в формировании определенной “политической воли (где он выполняет свою роль гражданина)”

Весомым долгом И., по убеждению Фуко, является беспрестанная критика настоящего, под которым французский мыслитель предлагал понимать наличную истину, устоявшуюся культурную традицию, сложившийся стиль мышления, принятый ментальный канон, санкционируемые культурной средой интерпретационные стратегии и т. п. И. “выявляет и указывает в инертностях и принудительностях настоящего точки уязвимости, проходы, силовые линии” (Фуко).

Тем не менее призвание И. не предполагает, с точки зрения Фуко, формулировку некоей позитивной программы, поскольку каждая вновь сформулированная истина, как и каждая вновь предложенная стратегия самим актом собственной презентации переводится в статус наличного ( настоящего ), вновь становясь тем самым объектом ре-про– блематизации. Поэтому И. “бесконечно перемещается, не зная в точности ни где он будет, ни о чем он будет думать завтра, поскольку он очень внимателен к настоящему” (Фуко). Это непреходящее “настоящее” и являет собой предмет ре– проблематизации для И., главной задачей которого в этом контексте выступает должное “диагностирование настоящего” (Фуко). Это диагностирование, по определению Фуко, должно быть реализовано “отнюдь не в дескриптивном, но в сугубо критическом” ключе, заключаясь не только в “выделении характерных черт того, что мы такое есть”, но в том, чтобы “следуя сегодняшним линиям надлома, стараться ухватить, через что и каким образом то, что есть, могло бы не быть больше тем, что есть. И именно в этом смысле описание должно делаться всегда соответственно своего рода виртуальному разлому, который открывает пространство свободы, понимаемой как пространство конкретной свободы – то есть возможного изменения”

Согласно Фуко, в задачу И., тем самым, входит если не перманентная “культурная революция” то уж по меньшей мере “культурная мобилизация”, которая, вместе с тем, ни в коем случае “не может быть сведена к политике”, ибо “ясно, что суть проблем... никак не изменилась бы при любом изменении правительства” Таким образом, главный объект ре-проблематиза– ции для И. “не отчужденное сознание и не идеология, но самое истина” (Фуко). В соответствии с этим, главной стоящей перед И. проблемой выступает, по Фуко, следующая: “проблема не в том, чтобы изменить сознание людей, или то, что у них в головах, но самый политический, экономический или институциональный режим производства истины” (Фуко).

Желая противопоставить И. оппонирующую творческую инстанцию, Фуко вводит в свои тексты фигуру “преподавателя университета”, персонифицирующую изначально предзаданный в своих выводах тип мышления. По мысли Фуко, “если бы я хотел быть только преподавателем университета, было бы, конечно, куда более благоразумным выбрать какую-то одну область, внутри которой я развернул бы свою деятельность, принимая уже заданную проблематику и пытаясь либо как-то разрабатывать ее, либо изменить ее в некоторых точках. Тогда я смог бы написать книги... наперед зная, что я хочу сделать и куда пойти”

И. носитель рефлексивно-критического мышления и “преподаватель университета” выступают такими ипостасями мыслящего субъекта, которые принципиально не могут быть соединены. Тем не менее в режиме функционального расщепления “человека познающего” подобное совмещение не только возможно, но и оказывается единственно возможным способом бытия И. По мысли Фуко, “быть одновременно и преподавателем университета и интеллектуалом это пытаться заставить играть тот тип знания и анализа, который преподается и принимается в университете, таким образом, чтобы изменять не только мысль других, но и свою собственную”, – именно эта “работа по изменению своей собственной мысли и мысли других и представляется... смыслом существования интеллектуала”

А. А. Грицанов

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

(лат. interpreta– tio – разъяснение, истолковывание) – традиционно 1) процедура постижения исходного смысла текста (см.), а также раскрытия истинного содержания понятий путем их аппликаций на соответствующую предметность; 2) результат указанной процедуры.

Постмодернизм изначально отвергает трактовку И. в классической традиции, представлявшую ее:

а) как “критику” или осмысление субъектом противоположенного ему текста как языкового объекта ;

б) как реконструкцию интерпретатором исходного (так называемого “правильного”) смысла текста, порожденного “авторским замыслом” или объективными параметрами текстовой структуры.

И. в постмодернистской версии подразумевает процесс наделения текста смыслом вне рамок проблемы “адекватности” его истолкования, т. е. его соответствия подлинному, аутентичному значению.

Согласно постмодернистской философии, текст являет собой децентрирован– ное смысловое поле и организован в принципе антиструктурно. По мысли Ж. Деррида (см.), в функцию текста входит “не только ориентировать, балансировать и организовывать структуру но прежде всего гарантировать, чтобы организующий принцип структуры ограничивал то, что мы можем назвать свободной игрой структуры” В рамках постмодернизма “И. текста” выступает лишь как условное обозначение процедур его “деконструкции” (см.),предполагающих вначале его “децентрацию” с последующими произвольными версиями его прочтения. Таким образом у Деррида основной стратегией по отношению к тексту выступает не понимание, но его “означивание” (см.).

В соответствии с такой моделью понимания процедуры И. текста постмодернизм ориентирован не на фигуру Автора (как герменевтика), не на собственно Текст (структурализм), но на Читателя (см.).Это нашло свое отражение в концепте “смерти Автора” (см.),как частном случае более общей постмодернистской концепции “смерти Субъекта” (см.).По мысли Р Барта (см.),“коль скоро Автор устранен, то совершенно напрасными становятся всякие притязания на расшифровку текста . Присвоить тексту Автора – означает как бы застопорить текст, наделить его окончательным значением, замкнуть письмо” Тем самым в контексте культуры постмодерна И. равнозначна самому созданию текста: произведение трактуется не как уникальный и неповторимый феномен, но как конструкция (см.)из различных стилей письма и некогда уже пользованных цитат. И создание, и прочтение текста обладают, с точки зрения постмодернизма, схожим статусом: креативным творчеством по генерации смысла. По мысли Дж. X. Миллера, “само существование бесчисленных интерпретаций любого текста свидетельствует о том, что чтение никогда не бывает объективным процессом обнаружения смысла, но вкладыванием смысла в текст, который сам по себе не имеет никакого смысла” По еще более определенной оценке М. Бланшо (см.),интерпретатор в принципе “не может быть верен источнику” ибо этот последний в самом процессе И. “меняет смысл” Согласно Деррида, это случается в силу семантического самодвижения текста, т. е. “самотолкования мысли” в рамках которого “каждое предложение, которое уже само по себе имеет толковательную природу, поддается толкованию в другом предложении”

В целом постмодернизм в трактовке И. предлагает замещение идеи “И.” понятием “экспериментация” (см.),основываясь на тезисе об “абсолютной независимости интерпретации от текста и текста от интерпретации” (П. де Ман).

А. А. Грицанов

ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ

понятие философии постмодерна (см.),отражающее феномен взаимодействия текста (см.)с семиотически организованным окружающим культурным пространством посредством интериориза– ции внешнего. В контексте идеи И. текст, собственно, и являет собой не что иное, как результат этой интерио– ризации. Р Барт (см.)сравнивал текст как таковой с “королевским бифштексом” Людовика XVIII, известного в качестве изощренного гурмана: способ приготовления этого блюда предполагал его пропитку соком других таких же бифштексов. По Барту, текст вбирает “в себя сок всех предшествующих, пропущенный... сквозь фильтр из того же самого вещества, которое нужно профильтровать; чтобы фильтрующее было фильтруемым, так же, как означающее является и означаемым”

Термин “И.” был введен в научный оборот в 1967 Ю. Кристевой (см.)в результате анализа концепции “полифонического романа” М. М. Бахтина, одним из первых зафиксировавшего феномен “переклички” текста с текстами, как предшествующими, так и синхронными ему во времени. В постмодернизме взаимодействие текста со знаковой средой трактуется в статусе фундаментального условия смыслообразования: по мысли Кристевой, “всякое слово (текст) есть... пересечение других слов (текстов)” “диалог различных видов письма письма самого писателя, письма получателя (или персонажа) и, наконец, письма, образованного нынешним или предшествующим культурным контекстом”

По мнению Р Барта, “основу текста составляет... его выход в другие тексты, другие коды, другие знаки”, и, собственно, текст как в процессе письма (см.),так и в процессе чтения (см.)“есть воплощение множества других текстов, бесконечных или, точнее, утраченных (утративших следы собственного происхождения) кодов” Как также отмечал Р Барт, “каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собою новую ткань, сотканную из старых цитат. Обрывки старых культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом и т. д. – все они поглощены текстом и перемешаны в нем, поскольку всегда до текста и вокруг него существует язык”

Согласно постмодернизму, смысл текста возникает лишь тогда, когда осуществляется связывание между собой семантических векторов, выходящих в универсальный контекст культуры, выступающий применительно ко всякому тексту как внешняя семиотически организованная среда. Основным понятием постмодернистской концепции И. выступает термин “палимпсест”, переосмысленный Ж. Женеттом в расширительном плане: текст, понимаемый как “палимпсест”, трактуется как пишущийся “поверх” иных текстов, неизбежно проступающих сквозь его семантику. Поскольку письмо тем самым оказывается принципиально невозможным вне фона многослойных семантик И., постольку понятие “чистый лист” утрачивает свой смысл. Постмодернистский стиль мышления предполагает “цитатную основу”, сама же история литературы во многом сводится постмодернизмом ко всевозрастающему обретению ею параметров “литературы цитат” Применительно к “палимпсесту” невозможно разграничить внешнее и внутреннее, привнесенные семантические “блики” и автохтонный континент смысла, поскольку последний только из них и состоит. По Кристевой, текст может рассматриваться лишь в качестве вовлеченного в непреходящий процесс обмена смыслом с культурной средой, и именно в этом процессе реализует себя “безличная продуктивность” текста.

В постмодернизме под “цитатой” понимается не только непосредственное вкрапление текстов и их фрагментов друг в друга, но также и потоки кодов (см.), жанровые связи, нюансированные парафразы, ассоциативные отсылки, еле-еле уловимые аллюзии и т. д. В границах предложенной Ж. Женеттом классификации типов взаимодействия текстов, выделяются:

1) собственно И. как соприсутствие в одном тексте двух и более различных текстов (цитата, плагиат, аллюзия и др.);

2) паратекстуальность как отношение текста к своей части (эпиграфу, заглавию, вставной новелле);

3) метатекстуальность как соотношение текста с собственными “пред– текстами”*

4) гипертекстуальность как пародийное соотношение текста с профанируемыми им иными текстами;

5) архитекстуальность как система жанровых связей текстов.

С позиций культуры постмодерна, “требуется, чтобы отдельные слова– единицы не звучали подобно словесным обрывкам, но наглядно представляли логику и специфические возможности того или иного используемого языка. Только тогда выполняется постмодернистский критерий многоязычия” (В. Велып). В рамках текста осуществляется, по мысли Р Барта, своеобразная коннотация, которая “представляет собой связь, соотнесенность, метку, способную отсылать к иным – предшествующим, последующим или вовсе... внеположным контекстам, к другим местам того же самого (или другого) текста” Специфицируя механизм “межтекс– товых отношений”, У Эко (см.) вводит понятие “интертекстуальный диалог” который определяется им как “феномен, при котором в данном тексте эхом отзываются предшествующие тексты” Барт определял текст в качестве “эхо– камеры” создающей стереофонию из внешних отзвуков. По формулировке Ж. Деррида (см.), в той мере, “в какой уже имеет место текст” имеет место и “сетка текстуальных отсылок к другим текстам”, т. е. смысл “всегда уже выносит себя вовне себя” (выделено мной. А. Г.). Цитата тем самым не представляет собой инородное по отношению к наличному тексту включение, но, напротив, изначально инородный текст (“внешнее”) становится органичным компонентом (“внутренним”) данного текста. Под цитатой таким образом понимается заимствование не столько самого текстового фрагмента, сколько присвоение функциональностилистического кода, репрезентирующего стоящий за ним образ мышления либо традицию. Как отмечал Деррида, осуществляемая деконструкция (см.) текста “должна искать новые способы исследования тех кодов, которые были восприняты”

Постмодерн как этап эволюции культуры ориентирован на неизменно подразумевающиеся (графически не обозначенные) кавычки: по Барту, “текст... образуется из анонимных, неуловимых и вместе с тем уже читанных цитат – из цитат без кавычек” Само их распознавание – процедура, требующая определенной культурной искушенности: как отмечал Эко, цитата “будет понята лишь в том случае, если зритель догадывается о существовании кое-где кавычек. Отсутствующие в типографском смысле кавычки могут быть обнаружены лишь благодаря внетекстовому знанию ” Согласно Эко, для формирования ассоциаций, без которых тот или иной текст не может быть означен, может понадобиться актуализация любого (самого неожиданного) набора культурных кодов: “мы имеем дело с текстами, которые включают в себя цитаты из других текстов, и знание о предшествующих текстах является необходимым условием для восприятия нового текста” Потенциальный читатель тем самым должен быть носителем своего рода “интертекстуальной энциклопедии” (Эко).

Именно в ориентации на читателя (т. е. в “адресности” текста), а не в его отнесенности к определенному автору (“происхождении”) и локализуется, согласно постмодернизму, возникновение смысла. По Барту, интертекстуальная “множественность фокусируется в определенной точке, которой является не автор, как утверждали до сих пор, а читатель. Читатель это то пространство, где запечатлеваются все до единой цитаты, из которых слагается письмо; текст обретает единство не в происхождении, а в предназначении... Читатель некто, сводящий воедино все те штрихи, что образуют... текст” Однако ни одному, даже самому “образцовому” читателю уловить все смыслы текста “было бы невозможно, поскольку текст бесконечно открыт в бесконечность” (Барт).

Постмодернистская литература, в связи с этим, оценивается Ф. Джеймисоном (см.) в качестве специфической “паралитературы” в рамках которой “материал более не цитируется... но вводится в саму субстанцию текста” Текст, по мысли Эко, собственно, и являет собой игру смысла, осуществляющуюся посредством игры цитатами и игры цитат: “цитаты... заигрывают с интертекстуальностью” Как подчеркивала Кристева, таковой текст с подвижной игровой (“карнавальной”) структурой “реализуется внутри языка. Именно с этого момента... встает проблема интертекстуальности”

По мысли Деррида, само “понятие текста, продуманное во всех его импликациях, несовместимо с однозначным понятием выражения” Как полагал Барт, прочтение текста “сплошь соткано из цитат, отсылок, отзвуков; все это языки культуры... старые и новые, которые проходят сквозь текст и создают мощную стереофонию”, игра цитат фактически является игрой культурных “языков”, в которой “ни один язык не имеет преимущества перед другим”. Модель текстового анализа Барта явно “требует, чтобы мы представляли себе текст как... переплетение разных голосов, многочисленных кодов, одновременно перепутанных и незавершенных. Повествование – это не плоскость, не таблица; повествование это объем” Или, как отмечал М. Фуко (см.), носитель культуры всегда “имеет дело с неразборчивыми, полустертыми, много раз переписанными пергаментами”

С точки зрения постмодернизма, текст существует лишь на основе межтексто– вых отношений, в этом отношении И. выступает как “необходимое предварительное условие для любого текста” (Р Барт). При этом культура постмодерна отвергает понимание И. в качестве генетического восхождения к так называемым “источникам” текста. По оценке Барта, “в явление, которое принято называть интертекстуальностью, следует включить тексты, возникающие позже произведения: источники текста существуют не только до текста, но и после него” Кроме этого феномен И. трактуется постмодернизмом в плане не столько генетического, сколько функционального аспекта: по убеждению Барта, “интертекстуальность не следует понимать так, что у текста есть какое-то происхождение; всякие поиски “источников” и “влияний” соответствуют мифу о филиации произведений”

А. А. Грицанов

Назад к карточке книги "Новейший философский словарь. Постмодернизм."