Текст книги "Кровь и Звёзды (ЛП)"

Автор книги: Somber

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 76 страниц)

– Я был сиротой. Мои родители пришли сюда и совершили пилигримство, хотя, конечно, тогда ещё никто это так не называл. – Он вздохнул и взгляд его унёсся вдаль, гораздо дальше, чем позволяли стены. – Я не смог пойти с ними. Оставил их и, в конечном итоге, набрёл на церковь. Там был беспорядок, следы вандализма и частичные разрушения, но я почувствовал, что её нужно восстановить. Вскоре после этого я встретил Арлосту. Она брела по дороге… Думаю, тоже собиралась совершить пилигримство. Напуганная. Сбитая с толку. Может даже слегка сумасшедшая. Мы проболтали несколько часов напролёт, подружились, и она решила остаться на какое-то время. – Он слегка закашлялся. – Я думаю, она была моим первым успехом.

Я улыбнулась. Да, ему можно рассказать, что…

Его задумчивая улыбка вдруг померкла:

– А потом она убила жеребёнка.

Какого. Хрена? Я моргнула и подняла голову, стараясь удержать улыбку… скорее уже гримасу.

– Повтори?

Он посмотрел на меня, в его взгляде одновременно читались и злоба, и печаль.

– Мы начали сбор Метконосцев. Какое-то время она была… счастлива. Удивительно счастлива. Однажды она сказала, что никогда не сможет стать Метконосцем, хотя так и не объяснила, что имела ввиду. Но через некоторое время она стала… чуднее чем обычно. Дело в том, что она не становилась старше, что уже необычно, и в довесок, она разговаривала сама с собой или бормотала что-то на странных языках. А однажды утром мы нашли задушенную малышку. Следы копыт на её шее были слишком большими, чтобы принадлежать кому-то, кроме Арлосты.

Застарелая злоба и грусть отразились на его лице.

– Она отрицала это, но я больше не мог оставить жеребят с ней наедине. И, что хуже всего, я не уверен, что она сама себе доверяла. Мы не могли её убить… её травмы странным образом заживали, как будто в неё был встроен исцеляющий талисман, но и остаться она не могла. Многие из старших Метконосцев всё ещё скучают по ней, – и судя по тону Священника, он тоже, – ну а я переехал в дом у дороги и запер это место.

Я подумала об Арлосте, укладывающей Торн к себе между копытами в гараже. Что бы могло произойти, не будь рядом нас? Я тяжело сглотнула: у меня определённо появилось несколько неприятных вопросов к Рампейдж.

И искренне надеюсь, что она не прикончит меня, когда я их задам.

– Это замечательный дом. Спасибо, что показал его мне, – вздохнув, произнесла я, окидывая помещение взглядом. Этот дом как будто сошел со страниц книг, которые я читала в детстве. Ну, когда проявляла интерес к чтению, что случалось не часто.

Священник тихонько усмехнулся.

– Ты видимо меня неправильно поняла. Я не просто показываю его. – Он левитировал ключ ко мне и вложил его мне в губы. – Я отдаю его тебе.

Мой круп и ключ синхронно упали на пол.

– Ты отдаёшь мне дом? Этот дом?

– Зачем он мне? Я даже не считаю этот дом своим. Я просто хранил ключ, – отозвался Священник, осматривая лестницу. – Это место нуждается в ремонте, но твои друзья смогут помочь тебе с хлопотами. Наверху есть кое-какая мебель… старые вещи… Мы никогда ими не пользовались, но было бы жалко просто так всё выбросить.

– Но почему? – спросила я, чувствуя лёгкое головокружение. – Я не установила турели для тебя, не построила стену, никого не убила по твоему заказу… почему ты отдаёшь его мне?

– Конечно же, ради того, чтобы ты чаще посещала Капеллу, – ответил он с приятной улыбкой.

Я поцеловала его. И даже если бы мои ноги были ватными и нерабочими, я все равно нашла бы какой-нибудь способ поцеловать его.

Но поцелуй был безответным. И когда наши губы расстались, я посмотрела ему в глаза. Улыбка единорога была вежливой, спокойной, всепрощающей и… всё. Я смущенно улыбнулась. Вслед за замешательством начало нарастать смущение. Мне стало немного стыдно, несмотря на то, что он не выглядел рассерженным.

– Я рад, что тебе понравилось, – произнёс он, прервав неловкое молчание. Я раскраснелась и робко протёрла рот, не переставая давать себе мысленные подзатыльники. Я повела себя с ним так, будто снова оказалась в своем Стойле. Неужели я так ничему и не научилась?

– Ага… – пробормотала я, стараясь улыбнуться. – Я очень рада. Очень.

– Отлично, можешь осмотреться здесь, – сказал Священник и направился к двери, затем остановился. – Вот ещё что. Не могла бы ты, пожалуйста, передать Арлосте, что я рад, что с ней всё хорошо, но ей не стоит приходить в Капеллу?

В животе что-то ухнуло вниз, будто мои внутренности вновь вывалились наружу.

– Хорошо… я ей передам.

Он закрыл дверь, а я подошла к ближайшей стене с элегантной шестиконечной звёздочкой, закрыла глаза и принялась биться об неё головой.

– Глупая! Глупая! Глупая!

* * *

Немного позже, после того, как я перестала себя чувствовать так, будто моей головой забивали гвозди, я заглянула в каждую из комнат. На первом этаже жили Рамп… то есть Арлоста… и Священник. К счастью, в разных комнатах. Первая определенно принадлежала не Священнику, так как в ней осталось куча вещей и снаряжения. Хотя я и не знала, прибирался ли он тут, удивительный порядок и аккуратность – это последнее что я ожидала от Рампейдж. Я нашла сильно помятую медную звездочку, на которой было выгравировано: «Хуффингтонская гвардия». Было много книг: в основном полицейские боевики, детективы и книги по криминалистике. Ещё она собрала коллекцию резных деревянных пони. Хотя нет, зебр. Я нахмурилась, переводя взгляд с одной группы на другую.

Засунув в рот мятный леденец, найденный в ящике лишь слегка покрытого пылью стола, я заглянула в, как мне показалось, комнату Священника. В основном она была уже пустой, но остались эскизы и чертежи церкви. У изголовья кровати был приколот портрет Селестии. Больше почти ничего не осталось. Мне на глаза попалась корзина с бумажным мусором, и я вытянула оттуда один из комков.

– И зачем было это выбрасывать? – тихо пробормотала я, расправляя листок.

С клочка бумаги на меня смотрела Арлоста. Её взгляд и вся композиция были прорисованы еще лучше, чем даже портрет Селестии. Я посмотрела в её глаза. У Священника должна была быть метка карандаша.

Не удивительно, что мой поцелуй остался без ответа. Он любил её. А затем она сделала… что-то. Неужели она в самом деле убила жеребёнка? Как можно полюбить убийцу?

Я вытащила более-менее сохранившиеся рисунки из корзины, сняла несколько со стены и собрала их в небольшую стопку посреди комнаты. Я верну их позже. Может быть… должен быть какой-нибудь другой способ… возможно, если я…

Из моей груди вырвался глубокий вздох. Всегда пытаюсь спасти пони.

Я задалась вопросом, сколько времени уйдёт у меня на составление плана. Должна ли Крышечка прислать дальнейшие инструкции? А может, мне стоит прислушаться к совету ДиДжея Пон3? Или, может быть, следует попытаться узнать, как починить мой ПипБак? Вирго Зодиак упоминала, что занималась их изучением, но я понятия не имела, где её искать, а ещё не была абсолютно уверена, что с ней связываться с ней безопасно.

Я поднялась наверх. Похоже, что здесь предыдущие хозяева хранили большинство своих вещей. Аккуратная работа телекинеза Священника тоже сразу проглядывалась, второй этаж был плотно заставлен красивыми ящичками, которые были покрыты незначительным слоем ржавчины. Я вошла в комнату, на стене которой, прямо у изголовья кровати была нарисована полная луна. Из любопытства, я заглянула в ближайшую металлическую коробочку и обнаружила там несколько ветхих фотографий и подобные безделушки.

Молодая, светло-голубая единорожка в очках с толстыми стеклами и брекетах стояла рядом с совсем юными Твайлайт Спаркл и Черили, во всю улыбаясь. Она левитировала маленькую модель земного шара с солнцем и луной на его орбите. На шее у неё блестела яркая медаль. Я протянула копыто и вытащила маленькую награду, до сих пор обрамлённую голубой лентой, которая когда-то висела у неё на шее. «Победитель Понивильского конкурса юных астрономов».

На следующей фотографии эта голубая единорожка была намного старше, по-прежнему в очках, но уже без брекетов. Она стояла в синей униформе, рядом с дюжиной других кобыл. «Космопони» – гласила подпись под рамкой.

Еще один снимок. На нём она улыбалась, стоя рядом с каким-то огромным агрегатом и глядела на меня сквозь толстые линзы очков. На другом фото эта единорожка, вместе с небольшой группой пони, смотрели вверх, на планетарную модель. На следующей она встречалась с Твайлайт и Эплджек. Синяя единорожка основательно вцепилась в копыто своей собеседницы, словно пыталась затрясти фиолетового единорога до смерти.

Я нахмурилась, взглянув на полоски в их гривах. Удивительно, как они были похожи. У Твайлайт Спаркл была сестра? Затем я перевела взгляд на следующую фотографию, и нахмурилась ещё сильнее. Это… боевая ракета? Нет. Выглядит слишком большой для этого. Как минарет построенный на вершине украшенного драгоценными камнями и алебастром шпиля, поддерживаемого четырьмя сужающимися контрфорсами. Какой-то… космический корабль?

Фото с луны.

Всё моё тело онемело, когда я увидела фотографию нашей планеты, парящей над лунным горизонтом из слабо светящихся серых камней и пыли. Сияние солнца превращало планету надо мной в силуэт, но я могла разглядеть крошечные искры городов, темную синеву того, что как я могла лишь предполагать, было морями. Зелень полей и лесов. Она выглядела такой маленькой и хрупкой, окруженной всей этой темнотой. Хотя и здесь был свет. Искры света, прекраснее, чем вся непроглядная тьма вокруг. Звезды, казалось, приветствовали, манили, дразнили… может, даже слегка флиртовали.

Мы были на Луне. Не в какой-то там сказке о аликорне, сославшей свою сестру на Луну, но на самом деле добрались туда. Мы сделали это, поняла я, как только взглянула на следующую картину, изображавшую ракету, стоявшую посреди пустой лунной равнины. Она навевала чувство одиночества, острое, но прекрасное. «Как принцесса Луна», поймала я себя на мысли.

Здесь была лишь одна фотография синей единорожки на луне, и я долго рассматривала странный шарообразный шлем и серебристый, украшенный драгоценными камнями скафандр на ней. Она висела над поверхностью луны вверх ногами, словно кто-то остановил время в тот момент, когда единорожка исполняла сальто. Мне стало интересно, что именно позволяло ей парить подобно пегасу: костюм, или же особое лунное притяжение.

На следующей были запечатлены белые, непрозрачные кристаллы, торчащие из скалы и излучающие странный свет. Они выглядели похожими на тот талисман, что нашла Глори, только эти не содержали в себе никаких магических символов. Может быть именно из-за этих кристаллов луна и светится своим мягким светом?

Я сняла коробку со стеллажа, поставила на пол перед собой и заглянула внутрь. За фотографиями лежали старые газеты. «Возвращение с луны!», кричала первая страница с изображением вернувшейся с луны ракеты, в окружении десятков ликующих пони. Заголовок на следующей газете гласил: «Наше будущее на луне!», но его вытеснил отчет о ужасной битве с зебрами к югу от Хуффингтона. Следующая газета, датированная следующим месяцем, писала: «Скандал ударил по лунной программе!»

И далее «Астропони Мэриголд – лунная мама. Что за тайны она привезла с собой в кабине?»

Последняя: «Космическая программа временно приостановлена до окончания расследования.». Я вновь взглянула на изображение кобылки, которая стояла на поверхности луны и улыбалась во весь рот, а затем на фотографию с кажущейся крошечной кобылкой, в окружении десятков мрачных пони. Короткая статья гласила: «Министерство Магических Наук сохраняет министерскую стипендию космического исследователя Мэриголд». Рядом с ней была небольшая цитата: «Ни одна кобыла прежде не жертвовала столь многим, ради того, чтобы шагнуть дальше, чем большинство пони могли себе представить – Твайлайт Спаркл».

Последней, возможно, самой душераздирающей из всех, была маленькая фотография. Она не была сделана на луне и не была с первой полосы «Вестника Хуффингтона». На ней была запечатлена усталая и грустная Мэриголд, копающаяся в своем саду, рядом со старым коричневым жеребцом, который смотрел на кобылку печальными глазами и протягивал ей несколько ярких цветов, таких же, какие я видела снаружи. Рядом с ней стояла корзинка, с крошечным фиолетовым жеребенком-единорогом внутри и маленькой звездочкой, привязанной к ножке.

Под фотографией лежала помятая записка. «Спасибо за цветы из твоего сада, Хосс. Уверена, они понравятся Таро… если она перестанет их есть!»

Больше ничего не было. Мне стало интересно, что же случилось с ней. Погибла ли она во время бомбардировки? Я спрашивала себя, а была ли вообще у этой фотографии печальная предыстория.

* * *

Спустившись вниз, я посмотрела на обугленный корпус ПипБака и вздохнула. Ненавижу ждать. Видеть Рампейдж мне не хотелось. Глори сама избегала меня из-за своей травмы. А П-21 собирался поторговаться с Чарити и что-нибудь ей продать. Было бы неплохо навестить Секаши, но, если честно, мои неудачные романтические порывы и мысли о несчастной кобыле, чью жизнь разрушил полёт на Луну, полностью опустошили меня.

Что же касается отношений со Священником… Ну, мои шансы не могут упасть ниже, чем сейчас, даже если я решу его застрелить.

Возможно это была плохая идея, но я решила заглянуть в шары памяти Вэнити. На четвертом было пятно крови. Сейчас мне вовсе не хотелось видеть его смерть. Их мне хватит до конца жизни. Роза, Ванити, почему все должны умирать? Они хотят умереть? Разве нет пони, которым хотелось бы жить? Которые любят жизнь? Которым хочется чего-то нового?

Ну, вообще-то был ещё П-21. Очень жаль, что я убила его возлюбленного.

Мне нужно выпить. Почему под копытом нет бутылки Дикого Пегаса, когда это действительно необходимо?

Я взяла один из шаров, но тут же осеклась и побежала проверять, заперта ли дверь. Немного подумав, я придвинула огромный диван и подперла её. Блекджек вне зоны действия сети!

Я левитировала шар поближе к своему рогу, закрыла глаза и попыталась погрузится в него… но это было нелегко. Не так, как если бы шар был запечатан, скорее мой рог боялся активировать его. Предположим, что это нормально. Мне пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем я почувствовала, как связь с шаром начинает потихоньку усиливаться. А затем мир вихрем унёсся прочь.

<=======ooO Ooo=======>

О-о-о! Вечеринка. Обалденная пятизвёздная «лишь-бы-Смотрительница-не-пронюхала» вечеринка! Мелькали огни, гремела музыка, и ноги сами несли меня танцевать! Не то, чтобы я точно знала как это делается, но если мой хозяин позволит, я обязательно это выясню! Баннер, украшенный воздушными шариками и ленточками, гласил, что это «Торжественный приём в честь открытия Центра Министерства Морали!». Так вот чем это самое Министерство Морали было на самом деле!

И в центре всего этого веселья, как в прямом, так и в переносном смысле, находилась кобыла средних лет с воздушной розовой гривой, чуть тронутой первой сединой.

– Все сюда, пони! Я знаю, что заставит вас как следует встряхнуть копытами! – воскликнула Пинки Пай, немедленно пустившись в пляс прямо перед жеребцами и кобылами, которые были вдвое моложе розовой кобылки. Её заразительное веселье моментально распространилось, подобно лихорадке.

Я оказалась внутри Вэнити; хорошо хоть мой хозяин был единорогом, а не простым жеребцом. По бокам от меня вышагивали Стоунвинг и Джетстрим. Твист, Биг Макинтош и жёлтый земной пони, который выглядел вызывающе интеллигентно, замыкали шествие. Здоровяк Дуф, похоже, о чём-то горячо спорил с пони на входе. Молодая кобылка усмехнулась, поправляя очки.

– Это было подло, Макинтош.

Остальные члены команды тоже весело рассмеялись.

– Я лишь выразил сомнение, что он есть в списке, – ответил Биг Макинтош с вялой улыбкой. – Не хотел, чтобы этот жеребец продолжал досаждать кобылкам, которым он не интересен. – От этих слов улыбка Твист наполнилась искренней благодарностью. Взгляд Макинтоша чуть потемнел. – Если этот парень не знает, как вести себя с леди, вряд ли он достоин их компании.

– Эй, слышала это, Джетстрим? Мы теперь леди, – ехидно рассмеялась Твист.

– Это мы-то? Ну разве что Псалм, – ответила голубая пегаска с кривой ухмылкой. – Поверить не могу, что она отказалась от шанса посетить вечеринку Министерства Морали ради молитвы.

– Это ещё что. У Эпплснэка вообще нет времени на вечеринки. Интересно, этому пони шило в задницу вставили ещё до армии, или ему его выдали при зачислении? – спросила Твист, трясясь от смеха. Ага, раз все остальные, за исключением Псалм, были здесь, значит это было имя того парнишки в бронежилете, то самое, что соскоблили со шкафчика в раздевалке Мирамэйр. Твист вытащила мятный леденец на палочке и тут же сунула в рот.

– М-м-м, обожаю эти штуки, – произнесла она, не вынимая леденец изо рта.

– Это один из тех «особых» леденцов? – недоверчиво спросила Джетстрим. – Ты ведь знаешь, что любое зебринское дерьмо под запретом.

– Ой, да ладно. Они сделаны из листьев перечной мяты. Перечной мяты! Только не говори мне, что теперь и листья – контрабанда! Кроме того, Прадитьёры жуют их не переставая, – ответила Твист со смехом.

Мародёры постепенно расходились по своим делам. Биг Макинтош отправился побеседовать с Пинки Пай, его яйцеголовый спутник следовал за ним, словно тень. Стоунвинг с Джетстрим вспорхнули на балкон второго этажа, оставляя внизу Вэнити, который посмотрел им вслед с задумчивым вздохом. Твист, не вынимая изо рта конфету, торчащую из уголка её рта подобно сигаре, наставительно произнесла:

– Говорю тебе, ваше благородие, пожуй одну из этих штук и, может, ты наберёшься, наконец, смелости пригласить её на свидание.

– Что? Кто? Я? – залепетал Вэнити. – Я… Она ведь рядовой, а я – офицер. Между нами ничего быть не может.

– Конечно. Но это ведь не остановит тебя в твоём стремлении претворить мечту в реальность, – подтрунила Твист, дружески пихнув его в бок, и поскакала прочь.

Вэнити определённо чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Отойдя на край зала, он смешался с прочими зрителями, неспешно потягивая свой напиток, наслаждаясь музыкой и не сводя глаз с Джетстрим.

– Ты выглядишь задумчивым, дядюшка, – прохрипел кто-то мне в самое ухо, от чего мы вместе с хозяином подпрыгнули от неожиданности. Голос был похож на скрип несмазанного ржавого механизма, и, повернувшись, мы увидели светлую шкуру и золотистую гриву Голденблада. Его сияющие золотистые глаза оценивающе смотрели на Вэнити. Когда он говорил, его дыхание клокотало в груди так сильно, что я могла слышать его даже за ревущей музыкой.

– Далеко не Гранд Галопин Гала, правда?

– Голден! – Вэнити улыбнулся и дружески потрепал того по плечу. – Не знал, что тебя уже выписали из госпиталя. Ты звучишь… лучше.

По правде говоря, выглядел Голденблад… возможно также плохо, как и я в реальности. Он тихо хрипел при каждым вдохе, вокруг глаз темнели круги, а шкура была покрыта нездоровыми пятнами.

– Спасибо, дядя. Прости, что я не смог выбраться, чтобы поприсутствовать на твоём посвящении, – сказал он своим тихим жутковатым голосом. – Вообще, то, что ты подписался на это – исключительный случай. Я не знаю больше ни одного аристократа, кто бы отправился на фронт добровольцем.

Вэнити с отвращением фыркнул.

– После стольких вдохновляющих речей, думаю, кто-то должен был подписаться. Хотя бы из благородства. – Он попытался непринуждённо улыбнуться. У Голденблада улыбка вышла куда более… холодной.

– Так ты записался тогда исключительно из самолюбия? – Даже я уловила нотку неодобрения в этой реплике. – А не из-за преданности Принцессам? – Этот вопрос, похоже, застал Вэнити врасплох, поскольку его лицо тоже приобрело серьёзное выражение.

– Ну, полагаю и ради Луны тоже. Ей требуется вся наша помощь.

– Именно. Но получает ли она её? – спокойно произнёс Голденблад, но я всё же уловила напряжение в его голосе. – Как по-твоему, мой отец предан принцессе Луне? Или любой другой из титулованных пони? – Он махнул копытом в сторону. – Они устраивают балы и шумные празднества, тратят деньги на потакание своим прихотям, в то время как королевство находится на пороге войны. Они пользуются своим происхождением, чтобы выбить себе бумажную работу где-нибудь в окрестностях Кантерлота или Мэйнхеттена, вместо того, чтобы отправиться туда, где им, вероятно, действительно придётся сражаться. Для аристократии вообще существуют какие-либо ценности, дядя?

Этот вопрос поразил меня своей прямотой, но в то же время приходилось признать, что в словах Голденблада был смысл. На мой взгляд, Блюблад и ему подобные плевали с высокой колокольни на всё, что не касалось их лично. Вэнити был первым и единственным аристократом, который рискнул сунуться в самое пекло войны. Тем не менее, он наградил своего племянника весьма жёстким взглядом.

– Традиции. Благородные дома всегда верой и правдой служили Эквестрии и Принцессам. Это наша обязанность и наш священный долг.

Выражение лица Голденблада слегка смягчилось.

– Несомненно, дядя. Но мне хотелось бы знать, служат ли они ей до сих пор?

Внезапно вокруг моих плеч обвилась чья-то нога, а слева мелькнула розовая шевелюра. Это Пинки Пай сжала голову Вэнити в крепких объятиях.

– Эй! А что это здесь за пони с кислыми мордами? Вы разве в курсе, что здесь проходит вечеринка, а, умники?

Несмотря на весёлую ухмылку кобылки, я уловила нотку досады в её голосе.

Неожиданно у Пинки Пай задёргался глаз, и она застыла на месте.

– А-а-а! Левый глаз дёргается, ухо шевелится, круп чешется… Ой-ой! – Она стремительно отпрыгнула в сторону, как раз в тот момент, когда Дуф, перегнувшийся через перила у неё над головой, изверг из себя содержимое желудка. – Фу-у… кто-то перестарался с весельем? – произнесла Пинки с толикой сочувствия, когда персонал клуба кинулся устранять беспорядок, который учинил серый верзила. – Хорошо, что моё Пинки-чувство подсказало мне, что должно произойти!

– Пинки-чувство? – переспросил Вэнити со скептической улыбкой. А вот Голденблада это, похоже, заинтриговало.

– Ой, вы всё равно мне не поверите, – ответила Пинки Пай с немного печальной улыбкой, картинно закатывая глаза. – Твайлайт Спаркл годами пыталась постичь его природу, но так и не выяснила, что это такое. Просто иногда у меня бывают ощущения, предрекающие разные события, и те происходят!

– Это довольно… удобно, – произнёс Вэнити и притворно почесал нос, пряча свою улыбку. Я вынуждена была согласиться.

Пинки Пай в ответ лишь вздохнула. Но затем раздался тихий голос Голденблада:

– А по мне, от этого веет… одиночеством. Знать вещи, которые другие не в состоянии понять и принять. Вы неплохо справляетесь.

Безумная ухмылка Пинки Пай сползла с её лица. Она с сомнением посмотрела на Голденблада, а затем её лицо вновь озарилось улыбкой, более доброй.

– Ты мне веришь?

– Я думаю, что в этом мире существует множество вещей, которые нельзя объяснить рационально, так что не нужно сходу отвергать и иррациональные объяснения. – Он посмотрел вверх на Дуфа, повисшего на перилах. – Если это ваше Пинки-чувство уберегает нас от блевотины, то я с готовностью поверю в него.

Розовая пони вся засветилась от радости и схватила Голденблада в охапку.

– Я знала, что ты хороший пони, Голди-олди-болди!

Голденблад внезапно сгорбился и зашёлся приступом кашля. Пинки Пай немедленно отпустила его и похлопала по спине.

– Ох, ты в порядке?

Голденблад лишь вымученно улыбнулся ей в ответ и тут же вновь закашлялся, отступая на несколько шагов.

– Сейчас… пройдёт, – ответил он, левитируя из кармана своего жилета носовой платок, и закашлялся в него, прежде чем сделать медленный вдох. Ванити заметил розовые и красные пятна, оставшиеся на ткани.

К ним подскочила Твист, улыбаясь во весь рот так, словно все неприятности этого мира были ей побоку. Она по-приятельски пихнула Пинки Пай в бок и сказала с усмешкой:

– Эй, Пинки, клёвая вечеринка. Но у меня есть кое-что, способное сделать её ещё лучше! – И, достав один из своих леденцов на палочке, бросила его Пинки Пай. Розовая пони поймала его и принялась внимательно рассматривать сладость, балансирующую на кончике её носа. – Ты должна обязательно это попробовать. Хотя бы одну штучку. Она взорвёт тебе мозг! – добавила Твист.

Улыбнувшись, Пинки Пай подбросила конфету в воздух и, поймав её ртом, начала жевать.

– М-м-м… вкусненько, Твист!

– Ага. Скажи, они супер, да? Я сама их делаю! – с гордостью заявила Твист, смущённо захлопав ресницами за толстыми стёклами своих очков.

Но Пинки Пай её уже не слушала. Зрачки её блестящих голубых глаз стали огромными, а улыбка растянулась до ушей, прям как у меня, когда я впервые играла на контрабасе.

– Ох, ничего себе! Они действительно просто супер-пупер! – воскликнула Пинки, запрыгав на месте от восторга. – Ву-у! Ву-у! Ву-у!

Она ткнула копытом в сторону Твист и захихикала.

– Ты всё ёще тоскуешь по Эппл Блум, не так ли? Я это чувствую! – Она перевела взгляд на Вэнити, заглянув ему прямо в глаза. – А ты всё ещё считаешь себя убийцей и боишься, что превращаешься в монстра. Так и есть! – Затем она повернулась к Голденбладу. – А ты… – Её улыбка медленно растворилась. – Ты… – Выражение восторга на лице Пинки Пай сменилось страхом, прямо как тогда, в развалинах «Сахарного Уголка». – Ты причинишь страдания многим пони. Сотням, тысячам…

Голденблад не произнёс ни слова, лишь продолжал смотреть на Пинки своими золотистыми глазами.

– Пинки Пай, расслабься. Это же вечеринка, – произнесла Твист с тревогой в голосе, успокаивающе потрепав розовую пони по спине, но та не удостоила её вниманием. Взгляд Пинки скользил от одного к другому.

– Он – насильник, а… она – воровка! И… и… нет! – Министерская кобыла тяжело шлёпнулась на круп, бормоча себе под нос: – Дёргается грива… копыто в огне… колено покалывает… язык пересох… что бы это значило?

– Нужно позвать доктора, – сказал Вэнити, оглядываясь вокруг. Твист опустилась на колени возле дрожащей Пинки Пай и обняла её, не переставая извиняться за свою конфету. Гости вечеринки начали замечать, что происходит что-то необычное, но в это время в зал вкатили огромный торт, формой напоминающий розовое здание министерства.

Пинки Пай подняла взгляд и указала на торт дрожащим копытом.

– Это бомба… это бомба… там бомба… настоящая, большая бомба… – снова и снова повторяла она жалобным голосом, трясясь всем телом. Затем обвела взглядом окружающих. – Вы должны… должны… здесь так много пони… вы должны сделать что-нибудь!

Твист ответила недоверчивым взглядом. Вэнити просто покачал головой. Лишь лицо Голденблада хранило непроницаемое выражение. Пинки Пай уставилась на него.

– Пожалуйста, Голди… прошу, не дай им пострадать… – умоляюще произнесла она со слезами на глазах.

Голденблад закрыл глаза, а затем заговорил неожиданно властным тоном, от которого у Вэнити уши встали торчком.

– Дядя, отправь сообщение хуффингтонской Страже; можешь воспользоваться терминалом в офисе клуба. Скажи им, что кто-то заложил бомбу в «Гарцующем Пони». Твист, верно? Найди Биг Макинтоша. Скажи ему, что в торте бомба. – Он вновь закашлялся, но сумел восстановить дыхание.

– Пинки Пай, выслушай меня. – Дрожащая кобыла послушно посмотрела на него. – Ты должна успокоиться. Улыбайся гостям. Эта вечеринка строится вокруг тебя. И нам во что бы то ни стало нужно перенести её наружу.

Пинки Пай какое-то время молча смотрела на него, а потом сглотнула и понимающе кивнула головой. И тут же снова стала самой собой. На её лице появилась улыбка, а грива вновь собралась в непослушные завитки… лишь глаза выдавали её страх.

– Ох… конечно, Голди. Отличная идея.

Голденблад выразительно посмотрел на Вэнити, и мой хозяин рванул в сторону офиса клуба. За спиной внезапно раздался громкий голос Пинки Пай:

– Эй, пони, все сюда! Знаете, что было бы отлично идеей? Уличная вечеринка! Снаружи!

И с этим словами она поскакала к выходу, напевая что-то про «Поднимем вверх копыта» и «вечеринка на весь Хуфф!»

Торт выглядел одиноким и несчастным в тихом пустом клубе. Имени Принца Вэнити оказалось достаточно, чтобы городская стража восприняла угрозу всерьёз. Биг Макинтош и Дуф позаботились об эвакуации оставшегося персонала клуба.

Когда клуб практически опустел, Вэнити осторожно соскоблил розовую глазурь и разгрёб начинку торта. Этого оказалось достаточно, чтобы мы смогли увидеть внутри серые бруски взрывчатки. Выходит, Пинки Пай была далеко не сумасшедшей.

Когда Ванити нашёл розовую пони, та разбиралась с одним из поваров.

– Это сделал ты! Ты собрал ту бомбу. Плохой пони! Чокнутый бомбист!

– Да вы спятили, леди! Я всего лишь доставил торт из пекарни! – защищался тот, глядя на неё снизу вверх.

Схватив голову повара в охапку, она вплотную приблизила его лицо к своему.

– Не смей говорить, что я спятила, ты, злобный, дурной пони. Ты расскажешь мне всё! Я заставляла говорить даже драконов; с тобой будет куда проще… – Она посмотрела на стражников. – Не могли бы вы сопроводить его в мой офис? Думаю, нам придётся устроить особую вечеринку тет-а-тет.

Толпа восторженно зашумела, когда жеребца, продолжавшего вопить о своей невиновности, потащили в сторону центра Министерства Морали. Но эти овации отнюдь не делали Пинки Пай счастливой. По правде говоря, вблизи она выглядела… разгневанной. Испуганной и разгневанной, и её улыбка была почти зловещей, когда она поскакала прочь от толпы. Вэнити и Голденблад направились следом. Вне себя от гнева Пинки расхаживала туда-сюда.

– Одни только секреты и ложь. Всюду. Со всеми этими пони, – произнесла она, больше для себя, чем для двух единорогов. – Я поняла, что они замышляют. Я просто… сложила кусочки вместе и… и… – Её блестящие глаза потемнели. Внезапно она тяжело опустилась на землю. – Я… я не знаю, как мне остановить это. Я не смогла остановить это, даже когда узнала про бомбу. – По её щекам текли слёзы. Она шмыгнула носом. – Я такая глупая. Всё, что я умею, это устраивать вечеринки. Я не знаю, как остановить плохих пони и обеспечить хорошим счастливую и безопасную жизнь!

Вэнити лишь вздохнул и потрепал Пинки по плечу.

– Не расстраивайтесь по этому поводу, мисс Пай. Оставьте это городской страже; в конце концов, поддерживать мир и порядок – это их обязанность. Они найдут плохих пони.

На мгновение показалось, что розовая пони готова согласиться с ним.

Но тут раздался тихий голос Голденблада:

– Не знаю, Пинки Пай. Уверен, вы можете гораздо больше, чем думаете. Сфера деятельности Министерства Морали гораздо шире, чем у прочих министерств. Вы теснее контактируете с обществом. И у вас есть Пинки-чувство – то, чего лишены другие. Если и есть в Эквестрии пони, способная уберечь всех нас, то это вы.