сообщить о нарушении
Текущая страница: 52 (всего у книги 68 страниц)
— Я тоже! — радостно воскликнул Портос.
— Вы тоже, — снова согласился Арамис.
— Значит, нас двое.
— Нас трое, — сказал Арамис, внезапно грустнея. — Нам никогда нельзя разлучаться.
— Зачем нам разлучаться? — снова подивился Портос, не будучи способным проследить за скачущими мыслями своего друга. — Если бы я вознамерился разлучиться с вами, разве последовал бы я за вами неизвестно куда и неизвестно зачем в эту стужу, не добившись от вас ни единого толкового объяснения?
— Вы добры, Портос, слишком добры.
— Черт вас возьми, Арамис! Вы разговариваете так, будто завтра же уходите в монастырь. Вы уходите завтра в монастырь?! — Портос перепугался собственному предположению, чуть ли не поверив в него.
— Не завтра, — заверил его Арамис. — Но когда-нибудь это неизбежно случится.
— «Когда-нибудь», «что-нибудь», «неизбежно»! Какие бессмысленные слова! Вечно вы все усложняете, дорогой мой. Вот я, Портос, стою перед вами, Арамисом, на Королевской площади, и говорю вам: «я ваш друг». Разве этого мало? Мы повязаны дружбой здесь и сейчас, больше я ничего знать не желаю.
— Мы повязаны одним грехом, — печально вздохнул Арамис.
— Каким таким грехом? — Портос ненашутку забеспокоился, рассмотрев, наконец, при свете фонаря рассредоточенное лицо Арамиса, обращенное в какие-то неизведанные высоты. — Вы опять начитались богословских трудов? Воистину, вас нельзя оставлять одного.
— Если эта женщина погибнет нам не будет прощения. Ведь ежели она умрет — это мы втроем погубили ее, ни в чем не повинную душу, случайно оказавшуюся на нашем пути.
— Никто не умрет, — уверенно сказал Портос.
— Откуда вы знаете?
— Мне так кажется.
— Однако это убедительно.
— Да не умрет никто, клянусь вам, — Портос потянул Арамиса за рукав, увлекая из круга света. — Сами посудите. Если бы Атос, наш рассудительный Атос, посчитал, что хозяюшке угрожает серьезная опасность, разве он оставил бы ее в плену? Атос благородный человек и мушкетер, он не стал бы покидать женщину в беде, даже женщину, которая ему полностью безразлична. А если Атос посчитал нужным оставить ее там, где она находилась, значит, там ей и следует быть.
— В этом-то все и дело! — обрадовался Арамис, думая, что нашел понимание. — Атос бы сказал: «ни одна исчезнувшая женщина не стоит того, чтобы ее искать».
— Вот именно! — Портос тоже обрадовался, и уже собрался пересечь улицу по направлению к набережной, но в этот раз Арамис ухватил его за рукав.
— Но он хотел сказать совсем другое.
— Что же он хотел сказать, ничего не говоря?
— Он хотел сказать: «ни одна исчезнувшая женщина не стоит того, чтобы ее искать, и я не стану, а вы попробуйте».
— Какой вздор!
— Нет, Портос, поймите! Чего стоит наша дружба, если мы не способны понять друг друга с полуслова? Если не способны угадать в молчании и даже в отказе просьбу? Если не способны отозваться? Если не способны узнать вину гложащую, пускай и невысказанную? Я не желаю сожалеть ни о чем. Еще в Ангулеме я дал себе слово никогда более не отрекаться от шепота ангелов, внутреннего гласа, среди сомнений подсказывающего верный путь.
— Что вы мне голову морочите, Арамис, внутренними гласами? — вскипятился Портос. — Я вам десять раз высказал вслух человеческой речью, чего я хочу!
— Не будем спорить, — с неожиданной покорностью произнес Арамис. — Вы дороги мне, я не хочу ссоры.
Портос смягчился. Друзья свернули за угол. Королевская площадь скрылась из виду.
— Зачем же нам разлучаться? — повторил Портос коробившей его вопрос, оставшийся без ответа.
— Ничто не вечно, — с не менее неожиданной откровенностью сказал Арамис, — даже узы дружбы. Мы разные люди, слишком разные. Я слишком мечтателен и легкомыслен, Атос слишком суров и замкнут, вы слишком прочно стоите на земле. То, что нам довелось сблизиться — удивительно и необъяснимо. Нам следует ценить каждый момент нашей дружбы. Мы не всегда будем молоды, у каждого из нас свой путь, и пути эти разойдутся однажды. Вы обязательно женитесь на какой-нибудь герцогине, я стану аббатом, а Атос… впрочем, кто знает, что станет с Атосом. Он слишком много пьет и слишком часто дерется.
Совсем загрустив, Арамис умолк.
— Друг мой, вы вытащили меня в этот дьявольский мороз из теплого кабачка, чтобы слагать эпитафии не только хозяюшке, но заодно и Атосу и нашей дружбе в довесок? Лучше бы мы с ва…
Оборвав мысль на полуслове, Портос внезапно бросился вперед, обогнав впавшего в меланхолию Арамиса.
На улице Турнель, под стеной одного из домов, что-то лежало. Тусклый свет луны слабо мерцал на блестящей ткани. Портос склонился над телом.
— Черт меня побери! — вскричал он, притрагиваясь к окоченевшей руке.
Каркнул одинокий ворон. Захлопали тяжелые крылья. Густая тень скрыла лунный лик. Лишь дымящийся фонарь в нескольких шагах от нагнувшегося мушкетера тускло высвечивал безрадостную картину.
Арамис уже был рядом и если бы не тени, его перекошенное лицо напугало бы Портоса не меньше, чем ледяная рука трупа.
— Хозяюшка! — в ужасе выдохнул Портос. — Что вы напророчили?!
— Живая? — ахнул Арамис, и если такое вообще было возможно, кровь в жилах застыла еще больше.
— Сомневаюсь, — признался Портос, поднося палец к заледеневшему носу. — Кровь. Все платье в крови. Если не раны, то ее доконал мороз. Сколько она тут пролежала?
— Не долго, — с некоторой надеждой произнес Арамис. — Ведь когда мы проходили тут в прошлый раз, ее не было.
— Может быть, мы не заметили за болтовней?
Арамис машинально зашевелил губами, сотворяя «Отче наш».
— Канальи! — озверел Портос, грозя кулаком единственному освещенному окну.
— Тише! — Арамис прервал молитву.
— Атаковать беззащитную женщину! Выходите! Выходите же, мерзавцы, и я угощу вас своей шпагой!
— Тише! Ради бога, не кричите! Смотрите, что это у нее?
Арамис нагнулся — в правой руке вдовы блеснуло лезвие. Он попытался высвободить кинжал, но пальцы, казалось, намертво прилипли к рукояти.
— Клянусь богом, это кинжал Атоса! — воскликнул Арамис, забывая о предосторожности, к которой взывал Портоса. — И он в крови. Она защищалась!
Ладонь, сжимающая рукоять, была удивительно теплой.
— Она еще жива! Скорее, пока не поздно!
Арамис скинул плащ и укутал им вдову. Портос добавил свой, поднял хозяюшку на руки, и помчался в сторону Люксембурга тем же путем, который этим же вечером проделал Атос. Арамис бежал рядом. Через пятнадцать минут скороходы колотили в двери дома на улице Феру. Им открыл заспанный Гримо. Клубы пара валили от двух мушкетеров, несущих кучу тряпья.
Хозяйку дома внесли в ее спальню и положили на постель. Гримо поспешно зажег свечи и поднес подсвечник к изголовью. Все трое, не исключая Гримо, вскрикнули.
Через левый глаза мадам Лажар и до самого подбородка, пересекая щеку и губы, тянулась рваная рана, нанесенная тонким лезвием. Глаз заплыл. Запекшаяся уже кровь затекла в вырез платья. Серая парча корсажа стала коричневой. Несколько колотых ранений обнаружились на груди ее и животе.
— Дьявольщина! — Портос в ужасе зажмурился. Мушкетер был не из робкого десятка, и на своем веку повидал ведра крови и сотни ранений, но не одно из них не изуродовало женское лицо.
Арамис выдернул, наконец, кинжал из рук вдовы. Когда рукоять покинула руку, вдова испустила едва слышный хрип. От этого звука Арамис содрогнулся.
— Зови лекаря, Гримо!
Слуга бросился на выход.
Во второй раз за эти бесконечные сутки кинжал Атоса распорол платье на теле хозяйки с улицы Феру. Арамис осторожно высвободил женщину из одежды и снова уложил на кровать, осматривая тело — окоченeвшее, бледное, прозрачное, почти синее от холода.
— Пластины корсета защитили ее, — заключил Арамис. — Раны не глубоки. Лезвие было коротким и тонким. Стилет. Дамское оружие. Разожгите очаг, Портос! Скорее!
Но Портос не спешил: замерев в полуобороте, он одним глазом косился на исполосованное лицо и будто выточенное из мрамора тело. Непостижимая смесь красоты и безобразия поразила его. Все будущее этой не старой еще женщины внезапно нарисовалось в несвойственной этому приземленному человеку яркой вспышке прозрения. Ничего ужаснее Портос не мог себе представить, но и оторвать взгляда не мог. Так публика на ярмарке в непрошенном любопытстве подглядывает одним глазом на ошибки природы — карликов и сросшихся близнецов, а другой — оборачивает к небесам. Арамис избавил Портоса от жуткой картины, одновременно как манящей своей ужасностью, так и отталкивающей, накрыв вдову одеялом.
Неизвестно откуда Арамис извлек флакончик с нашатырем и поднес к носу вдовы. Та вздохнула, задохнулась и мотнула головой. Портос, опомнившись, бросился к очагу.
Арамис взял руки вдовы в свои, пытаясь отогреть. Женщина коротко закричала и забилась. Арамис стиснул ледяные пальцы покрепче.
— Сударыня, вы в безопасности, у себя дома, вам больше ничего не угрожает. Вы слышите меня?
— Отец… — Арамис скорее угадал, чем услышал — рассеченные губы не слушались вдову.
— Это я, Арамис.
— Отец…
— Сию же минуту здесь будет лекарь. Вам станет лучше, все уладится, клянусь вам, все будет хорошо, — Арамис так жарко пытался убедить ее в этом, что казалось и сам не прочь был поверить.
— Брат…
Очаг разгорелся
— Где ее отец? Вам это известно? — спросил подошедший Портос, не решаясь снова взглянуть на ее лицо. — Где проживает ее родня? Откуда она родом?
— Мне ничего о ней неизвестно. Быть может, вы знаете, жив ли ее отец и где искать ее брата?
— Не имею понятия, — признался Портос, ощущая укол стыда.
— Вы девять дней провели с ней бок о бок в пути. Неужели она ни о чем вам не рассказывала?
— Я не спрашивал, — Портос потупил глаза.
— И я никогда ни о чем не спрашивал, — Арамис рассеяно погладил женщину по руке.
— Отец… — повторяла вдова. — Брат…
— Простите меня, о, господи, господи, простите меня! — повинуясь внезапному порыву, Арамис прижался губами к ее руке. Черные локоны, утратившие последние следы завивки, упали на белую кисть.
— И меня простите, — пробормотал Портос, беря вторую руку. — Клянусь богом, я никогда не желал вам зла. Даже когда вы швырялись кастрюлями и подсвечниками.
— Кара господня неизбежна, — в священном трепете пробормотал Арамис. — Я слышу поступь рока.
— Вы слышите топот башмаков Гримо, — возвратил его в суетный мир Портос.
И впрямь, в спальню вошел Гримо в сопровождении еще одного человека средних лет, при этом казавшегося глубоким старцем. Суров и хмур он был, в черной сутане, с тяжелой неостриженной бородой и не менее тяжелым взглядом мрачных глаз. Высокий лоб пересекали глубокие морщины. Казалось, он был вытесан из холодного серого камня, и больше чем на священника, был он похож на палача.
— Святой отец? — удивленно спросил Арамис. — Но где же врач? Нет, постойте, она еще не готова предстать перед небесным судьей!
Арамис перегородил дорогу святому отцу, будто именно это могло спасти мадам Лажар от последней исповеди.
- Кто он? - спросил Портос.
Гримо лишь пожал плечами, указывая на человека в сутане, сдвинувшего густые брови.
— Ваш неразговорчивый слуга столкнулся со мной на пустынной улице, и я убедил его, что ни один лекарь не выйдет из дому в такую погоду. Я обладаю некоторыми врачевательными способностями, хоть и весьма скромными, и предлагаю вам свои услуги, господа, — объяснил священник. — Но не стану вводить вас в заблуждение: главное средство, имеющееся в моем скромном арсенале — голая, отвратительная правда. Если вы готовы принять мою помощь, я не стану подчевать вас лживыми надеждами и кормить светлыми иллюзиями. От меня вы получите лишь горькую истину, а уж воспользоваться ею или отбросить — ваше право. Имею честь представиться: отец Виктор.
— Арамис, мушкетер его величества Людовика XIII, — этот мушкетер готов был сейчас принять помощь хоть от самого ангела смерти, если тот способен был избавить его от мук совести.
— Портос, — протянул руку второй мушкетер. — А эта несчастная — домовладелица нашего друга Атоса. Дом — его. Точнее ее. Атос снимает квартиру на втором этаже, а сейчас охраняет сон их величеств. В Лувре.
— Странно, — пробормотал отец Виктор. — Я думал, он проживает на третьем этаже. А, впрочем, ничего странного нет, обычная его небрежность.
«Небрежность» и «Атос» были два несопоставимых в одном предложении слова, и в любой другой момент изумили бы Арамиса, но только не в этот.
Отец Виктор был зол на мушкетеров, нарушивших его ночные бдения, но особенно гневался он на вдову Лажар и на графиню де Ла Фер, вот уже пять суток подряд безyмолку тараторивших в его собственной квартире. От них невозможно было скрыться даже за стенами Собора. Бесконечная болтовня незваных гостей, все эти охи, вздохи, чертыханья и взывания к небесам бесчисленных протагонистов отца Сандро сквозили во все щели и просачивалась во все скважины. А отец Виктор вот уже два года не выпускал ни единой рукописи, и ему необходимо было сосредоточиться. И вот именно сегодня, когда патетические диалоги двух женщин, наконец, заглохли, этим негодяям, вместо того, чтобы покинуть Париж и вместе с отцом Сандро направиться в Марсель, вздумалось остаться в городе. Только отцу Сандро могла взбрести в голову дурацкая идея оставить их одних на произвол сюжета и собственных неуемных характеров. Впрочем, на все воля Творца. Но насолить этому Творцу не помешало бы. Отцу Виктору показалось, что прекрасную возможность сделать именно это предоставил ему случай.
— Помогите же ей, святой отец, — попросил, а точнее взмолился Арамис, передергиваясь от недавнего воспоминания, точь в точь воспроизведенного нынешними происшествиями.
— Непременно, если вы посторонитесь, — сказал отец Виктор, обходя Арамиса.
Он склонился над вдовой, ощупывая и изучая ее плачевный вид.
— Ее лицо обезображено, — подытожил святой отец, плохо скрывая сквозящее в голосе злорадство. — Необратимо и безвозвратно, — добавил он почти с удовольствием.
Портос шумно вздохнул. Арамис закрыл лицо руками.
— Красивая была женщина. Но что такое внешняя красота? Чем уродливее человек, тем отчаяние его попытки сохранить красоту внутреннюю. Безответная любовь, — прозвучал окончательный диагноз, — к человеку не менее красивому, но безразличному к красоте. Разумный человек, достойный любви.
— Любви? — встрепенулся Арамис.
— Она не умрет от ран, но лихорадка не за горами. У нее уже начинается жар. Тащите воду, полотенца и спирт, — приказал отец Виктор. — Можно водку. А еще объект желательно.
Гримо кинулся выполнять указания.
— Какой объект? — не понял Портос.
— Кто знает, может быть ей повезло больше, чем можно предположить, — не удостоил его ответом священник. — Внешность лишь застит глаза, скрывая единственно важное для истинного взора. Объект вполне может прозреть именно при таких обстоятельствах. Вы — объект? — отец Виктор повернулся к Арамису. — Вы похожи на объект, грациозный юноша, свежий, как майская роза, прекрасный, как Актеон.
Арамис зарделся, не решаясь, возрадоваться ли столь откровенному комплименту или оскорбиться.
— Ни слова больше, сударь, — принял решение он, хватаясь за эфес. — Меня не остановит ваша сутана. На гвозде висит моя.
— Ясно, — глухо произнес священник. — Вы не объект. Значит, вы, господин Портос? Пышущий здоровьем силач, огромный рыцарь, с ручищами Геракла и сердцем Полидевка.
— Я никакой не объект! — следуя примеру Арамиса, свирепо возразил Портос.
— Знакома вам супруга Тиндарея?
Принцесса Леда — этолийский сон,
И лебедь белый, овладевший ею…
Плевать Зевесу на людской закон, — неожиданно продекламировал отец Виктор, при этом смачивая тряпицу жидкостью из бутылки, что принес Гримо, и протирая окровавленное лицо мадам Лажар.
Отец Виктор приложился к бутылке. Арамис и Портос в недоумении переглянулись. Вдова издала еле слышный стон. Арамис снова взял ее за руку. Этот священник решительно не нравился ему.
— Эх, вы, братья Диоскуры! — с упреком вздохнул отец Виктор. — С вашим-то рвением революции вершить, на баррикадах биться, крушить тюрьмы, народ защищать от произвола властей, а вы… вы простаиваете свою молодость в коридорах Лувра и на лужайках Фонтенбло, проливаете кровь друг друга, занимаетесь всяческой ерундой, и за собственным эгоизмом не способны различить настоящую любовь, когда она вот, перед вашим носом!
Отец Виктор красноречиво ткнул пальцем в лоб вдовы. Она снова застонала.
— Вы либо лечите ее, либо уходите отсюда, — заявил Портос с негодованием.
