сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 68 страниц)
— Поскольку я плохо стреляю и драться, к счастью, не умею, я оставался в стороне от кровавых событий, в которых вы, господа мушкетеры, принимали самое непосредственное участие. Но когда Гримо и Мушкетон встретились в «Орлеанской деве», я, в отличие от труса Мушкетона, оседлал коня и направился вслед за своим господином. Я обязан был охранять его, пусть и оставаясь в тени. Господин Арамис, вы пребывали в очень расстроенных чувствах — вероятно, поэтому не заметили меня, когда я вошел вслед за вами в собор, чьи двери отец, назвавшийся Оноре, впопыхах оставил незапертыми. Я опустил пальцы в святую воду и осенил себя…
— Детально, нo не настолько, — перебил его Арамис.
— Так вот, когда все вы находились в крипте, а я истово молился в нише у алтаря святого…
— Базен!
— В безлюдный неф поднялись отец Оноре и ваша, господин Атос, квартирная хозяйка. Я весь обратился в слух и до меня донеслись невероятные словеса, которые мой набожный ум отказывался понимать. Но суть, суть, господин Атос была в том, что мадам Лажар слезно умоляла святого отца, а на самом деле антихриста, спасти вам жизнь ценой какой-то жертвы, принести которую она впоследствии поклялась у алтаря четырех евангелистов. Но это еще не все, ведь потом, словно из воздуха, после того, как отец Оноре продекламировал какие-то мерзкие и пошлые стишки — и все это, вообразите себе, в божьей обители! — в соборе появился еще один священник, известный вам как отец Альфред. После долгих манихейских споров эти альбигойцы все же внемлили безустанным мольбам вашей домовладелицы, господин Атос. Не любопытство двигало мной, о, нет, не думайте, я лишь хотел узнать дьявола в лицо, чтобы впредь остерегаться его. Именно поэтому я безмолвной тенью последовал за ними в крипту, когда вы, господин Арамис, вместе с господином Портосом уже ушли восвояси. И что же увидел я, подглядывая в замочную скважину?
— Что же увидел ты, подглядывая в нее? — еле сдерживаясь от смеха, спросил Арамис.
— Я не осмеливаюсь произнести это вслух, но, слово Базена, я собственными своими глазами увидел как эти грешники пустили себе кровь, а потом с помощью какого-то пыточного инструмента влили ее в ваши жилы, господин Атос.
Атос поморщился.
— Но и это еще не все!
— Что же еще манихейцы сделали со мной, любезный Базен? Неужели отрезали мне прядь волос и сожгли на жаровне?
Базен тщательно перекрестился.
— Нет-нет, что вы! Дело не в вас, вас они наконец оставили в покое. Все дело в мадам Лажар.
— Значит ее волосы еретики спалили на жаровне.
— Нет, никто ничего не палил, но она, мадам Лажар, эта ведьма, клянусь… клянусь… она стала исчезать, будто истончаясь. На моих глазах… я видел… вот этими самыми очами, — в подтверждение своих слов, Базен ткнул двумя пальцами в два своих глаза. — Она превратилась в бесплотный дух!
Благочестивый Базен затрясся, словно переживая заново ужасающее событие, которое, судя по всему, с тех пор преследовало его в кошмарах. Атос же погрузился в мрачные размышления, но Арамис, по своему обыкновению, не позволил ему погрязнуть в них.
— Вот видите, — сказал Арамис. — Ради вас, ваша квартирная хозяйка превратилась в бесплотный дух. А вы, бессовестный человек, желаете оставить ее в плену у самого дьявола.
— Несчастный Базен, — с участием сказал Атос. — И его не избежала плачевная участь, преследующая всех нас в присутствии моей квартирной хозяйки.
— О чем вы? — спросил веселящийся Арамис, которому эта история, как и вид Базена, доставляла немало удовольствия.
— Разве вы не заметили, друг мой, что мадам Лажар обладает странным свойством повергать разумных людей в плен галлюцинаций?
Арамис задумался и вспомнил, как при знаменательной встрече со вдовой в церкви Сен-Сюльпис, после того, как та вернула ему потерянную записку от герцогини, он заподозрил в ней шантажистку.
— Вы правы! — с удивлением воскликнул он. — А вы посчитали ее преступницей. Портос, несомненно захотел… впрочем, об этом следует спросить у Портоса. И впрямь, ведьма.
Слуга снова в ужасе перекрестился.
— Не бойся, мой преданный Базен, ничего не бойся, ты не видел дьявола, — рассудительно произнес Арамис. — Все дело в серости и безликости. Когда, подобно почтенной вдове, человек не обладает ни одной ярко выраженной чертой лица или характера — каждый склонен отбрасывать на него те тени, что терзают его собственную душу.
— А вы настоящий мудрец, Арамис, — отдал Атос должное этому умозаключению. — Ваша диссертация, о чем бы она ни была, несомненно займет почетное место в монастырских библиотеках.
— И поэтому прислушайтесь к словам мудреца. Немедленно же отправимся к Портосу. Ему будет предоставлена бесценная возможность загладить свою вину, от которой он не посмеет отказаться. Мы сочиним хитроумный план по освобождению ведьмы и тут же приступим к его исполнению. Ваше здравомыслие, моя амбициозность и сила Портоса — разве хоть один герцог и хоть одна белошвейка устоят перед нами?
— Да, мы несомненно представляем из себя взрывную смесь. Но нам не хватает фитиля, — печально сказал Атос.
— Фитиля? — несколько оскорбился Арамис за всех троих.
— Запала.
— Что вы имеете в виду?
— Рычага.
— То есть?
— Катализатора, чтобы обратил все эти силы в действие.
— Вы опускаете руки!
— Я устал, Арамис.
— Я не узнаю вас, Атос. Вам надоели приключения и вы не желаете вызволять бесплотный дух из лап врагов.
— Через полтора часа я должен быть в караульном. Мне нужно хотя бы переодеться.
— Переодеться! Какая проза!
— Простите, друг мой, но пришло время вас покинуть.
Арамис затушил свой собственный запал и встревоженно посмотрел на Атоса. Тот в самом деле выглядел плачевно.
— Позвольте мне сменить вас на карауле. Это наименьшее, что я могу для вас сделать.
— Не стоит, — Атос встал, взял со стола отвратительную шляпу, завернулся в дырявый плащ и, распрощавшись с Арамисом, вышел в сад, а потом на улицу.
По прежнему было холодно, сыро и тускло, деревья все так же привечали его голыми остовами, а деревянные башмаки все так же вязли в грязи. И все же недалекий путь от улицы Кассет до улицы Феру Атос проделал с невольной улыбкой: ни одной тюрьмы не встретил он на своем коротком пути домой.
========== Глава тридцать девятая. Казнь ==========
Приблизительно в то самое время когда Атос, уже при полном параде, принял караул, а его жена возвращалась к себе домой, бесплотный дух ожидал жену Атоса в гостиной тоже при полном параде.
Мэтр Божур поработал на славу: серая парча с черной вышивкой шла вдове как нельзя лучше; горничная во второй раз за этот день убрала ей волосы по последнему требованию светской моды, а свечи на стенах выгодно освещали достоинства мнимой шпионки епископа Люсонского, пряча в тень ее недостатки.
Если бы мы не были столь близко знакомы с мадам Лажар, мы могли бы подумать, что вдова приготовилась к встрече с любовником. Но нет — она всего лишь ожидала прибрать наконец к рукам ведущую роль в чужом гекзаметре.
Идея запрятать кинжал в чулок не отличалась удачностью, потому что дага господина Атоса оказалась на удивление тяжелой, громоздкой и грозила вывалиться из-под тонкой ткани, затрудняя ходьбу. Поэтому мадам Лажар решила скрыть холодное оружие меж подушек и без надобности не вставать с кушетки, которую по-хозяйски заняла, развалясь на ней в той позе, которую наблюдала у герцогини Неверской при первой их встрече в особняке.
Странное спокойствиe овладело хозяйкой с улице Феру. Она ничего не страшилась, не была охвачена нетерпением и была достаточно уверена в своем решении, хоть оно и противоречило ее характеру, религии, принципам и здравому смыслу. Но поскольку она уже знала, что от лап сюжета невозможно скрыться, вдова, подобно упомянутым в прошлой главе пелагианцам, подчинилась сюжету, одновременно сохраняя при этом свободу воли или иллюзию оной.
В этом экзистенциальном парадоксе и застала ее графиня де Ла Фер.
Вдова впервые увидела и Анну при полном параде. И увидев ее такой, она с неожиданной ревностью поняла, почему граф де Ла Фер сделал ее свой женой, а герцог Неверский — любовницей. Господь наградил эту женщину внешностью, которая могла бы спасти мужчину, а могла бы уничтожить его, и в ее руках были как приговор, так и помилование. Как жаль, что эти руки, сейчас затянутые в черные перчатки на которых блестели драгоценные кольца, не избрали своим орудием любовь. Впрочем, вдова, как и все мнимые творцы, находясь во власти вышеупомянутой пелагианской ереси, ни в чем не могла упрекнуть графиню де Ла Фер: ведь как распоряжаться щедростью господней было в ее воле.
— Добрый вечер, — сказала Анна, присаживаясь на кресло и развязывая ленты накидки, отороченной мехом. — Надеюсь, вам хватило времени, чтобы принять решение, и что никто, кроме подмастерья портного не нарушил вашего покоя. Я виделась с герцогом. Он все еще не добрался до вашего дела, ибо был чрезвычайно занят. Мною. Вам стоило бы отблагодарить меня за пять дней задержки, которые я вам любезно предоставила. Но завтра Шарль намеревается переговорить с испанским послом, a я более не стану его отвлекать. Ежели он все же по забывчивости своей задержится, я сообщу ему все, что мне о вас известно. Поверьте, как и каждому мужчине, Шарлю меньше всего на свете понравится быть дураком. Вы прекрасны в этом платье. Выбор ткани и рисунка великолепен, у вас чудесный вкус. Теперь мне открылся ваш истинный облик и я ценю знак доверия, оказанный вами мне — вам больше незачем притворяться глупой простолюдинкой.
— Добрый вечер, — промурлыкала хозяйка с улицы Феру в тон Анне. — Благодарю вас, но не будем тратить время на угрозы и комплименты. Я приняла решение и готова исполнить все ваши требования, если вы сегодня же выпустите меня из этой дыры, которую называете своим домом, и чьи стены и слуги не могут оградить жильцов даже от подмастерьев портного.
Вдова презрительно фыркнула. Анна усмехнулась, окидывая помещение придирчивым взглядом.
— Что есть дом? У меня была монастырская келья, у меня был домик с садом на окраине графских земель, у меня был замок. Любое место в мире станет моим домом, если я того пожелаю.
— Вот и прекрасно, — сказала вдова. — В таком случае, говорите, чего вы желаете, и я исполню все ваши чаяния.
— Вы обещали представить меня епископу Люсонскому.
— Я именно так и поступлю.
— Где находится сейчас его преосвященство?
— Вам нужны доказательства моей осведомленности. Вот они. Ришелье отбыл из Ангулема, где вел переговоры с Марией Медичи во дворце у губернатора дʼЭпернона, и держит путь в Париж. Перемирие с королевой-матерью было подписано в эти дни. Распря окончена. Через несколько недель епископ наконец займет то место в совете и у трона, которое всегда должно было принадлежать ему. Поставив на будущего кардинала, вы делаете беспроигрышную ставку. Если вы желаете влиятельности и независимости — ваше место рядом с ним. Епископу необходимы такие женщины, как вы, графиня. Я представлю вас ему как только он обоснуется в столице.
Анна удовлетворенно кивнула, поглаживая мех.
— Но, кажется, у вас было еще одно условие.
— У вас хорошая память, сударыня. Мой супруг, граф де Ла Фер — разыщите его, и сотворите с ним то, что он сделал со мной.
— Моя власть безгранична — улыбнулась вдова чарующей улыбкой, — но даже я не в силах вздернуть его на дереве.
— Используйте другие методы. Женские методы.
— Вы приказываете мне отравить его?
— Возможно. Но не сразу.
— С чего же начнем?
— С пыток.
— Каленым железом?
— Соблазном.
— С удовольствием.
— Очарованием.
— Превосходно.
— Обольщением.
— Чудесно!
— Страстностью.
— Как заманчиво!
— Хладностью.
— Непременно.
— Любовью.
— Любовью?
— Он потеряет от вас голову не успеет и петух трижды прокукарекать, уверяю вас. Вы совершенно в его вкусе. Вы даже похожи на меня, вы не заметили?
— В самом деле? Вот это новости!
— Да, да, смотрите.
Анна отстегнула от пояса серебряное зеркальце и приблизилась к вдове, опускаясь рядом с ней на корточки. Зашуршал шелк. Острый запах духов кружил голову. Щеки вдовы коснулась прохладная щека, нежная, как крыло голубки. Рука в перчатке дотронулась до ее лба, поправляя прядь — на пальце сверкнул сапфир. Подвижная, податливая линия губ, чьи изгибы хотелось смять, придавая им форму собственного имени. Пьяный дурман, золотое облако, теплые волны прилива, квинтэссенция женственности — не удивительно, что граф де Ла Фер пал ниц перед этой женщиной. Неизлечимая хворь нечеловеческого влечения. Вдова невольно содрогнулась.
В зеркале отразились две женщины. Одна белокурая и чернобровая, а другая темноволосая со светлыми бровями. Но факты не смутили Анну и она лишь натянуто улыбнулась:
— Глядите же! У вас тоже не хватает одного зуба, рядом с глазным. Где вы его потеряли?
Вдова опешила на миг от дурмана, сковавшего ее члены, и от нахлынувших воспоминаний. У нее чуть не вырвалось, что покойный Лажар, однажды ударив ее, выбил ей зуб.
Покойный Лажар поднял на нее руку лишь дважды за всю их совместную жизнь, надо отдать ему должное. В первый раз, когда она потеряла ребенка, и во второй, когда не хотела отпускать его поздним вечером в кабачок с мэтром Маршаном. В ту же ночь патруль нашел его зарезанным на мосту Ла Турнель. Зуба вдова лишилась вместе с нерожденным ребенком.
— Это многое объясняет, — сказала вдова.
— Что вы сказали?
Вдова томно опустила глаза, чтобы собраться с мыслями.
Автор при этом, кем бы он ни был, не станет более испытывать воображение читателя, и сообщит, наконец, что глаза у вдовы Лажар были цвета неопределенного. Янтарная у зрачка, далее роговица расходилась серыми, голубыми и зелеными пятнами, а замыкалась плотным черным ободком. Именно поэтому никто не смог бы с точностью утверждать, какого цвета были глаза у хозяйки с улицы Феру — время суток влияло на их окраску, как и настроение смотрящего в них.
— Я хотела сказать, что зуба я лишилась, когда случайно надкусила алмаз, который епископ, желая сделать мне сюрприз, представьте себе, запрятал в вишневый пирог, поданный мне с шоколадом на десерт. Он на коленях просил прощения, но я успокоилась лишь тогда, когда получила еще один алмаз.
Но вы говорили о любви.
Анна расхохоталась.
— Вы невозможны! Сам епископ?
— Кому как не вам знать, что служители церкви поддаются соблазну быстрее, чем любые другие смертные. Но вы говорили о любви.
Анна расположилась на кушетке подле вдовы, поджав под себя ноги. Ее колено коснулось икры мадам Лажар, шелк смешался с парчой, и две женские фигуры поплыли в озере из цветной ткани.
— О любви, конечно же о любви говорила я. Я говорила, что когда он будет в ваших руках, вашим пажом, слугой и рабом, когда он не сможет уже жить без вас, и подобно проклятому господом змию будет на животе ползать вокруг ваших юбок, вот тогда вы и ударите его.
— Ногой?
Вдова машинально отдернула собственную ногу от колена графини.
— Нет, насмешница, вы унизите его, высмеете, растопчете в грязь хваленную графскую честь.
— Но вы же сами уже это совершили, — искренне удивилась вдова.
— Одного удара не достаточно, чтобы разрушить крепость. Кроме того, я вовсе не собиралась так поступать, а невольное событие местью не является — всего лишь случайной оплошностью.
— Как интересно, — задумалась вдова. — Не могу не согласиться. Однако как же мне унизить его таким образом, чтобы удар оказался сокрушительным и крепость пала?
— Придумайте что-нибудь, вы ведь невероятно изобретательны.
— Помогите же мне. Две головы лучше, чем одна. К тому же мне бы хотелось поступить именно так, как пожелали бы вы, именно ту картину мести оживляя, которая столь ярко видится вам.
Анна пожала плечами с самым обыденным видом
— Нет для мужчины удара хуже мук неподтвержденного отцовства.
На этот раз расхохоталась вдова. От всей души.
— И что прикажете делать с бастардом?
— Епископ ни в чем не откажет вам, и я уверена, что у вас хватит средств воспитать его.
— Я отдаю должное вашей изощренности, — сказала вдова, — но ребенок никоим образом не входит в мои планы. Каковы ваши дополнительные измышления?
— Сударыня, мужчины ранимы и уязвимы, они испещрены слабыми местами как рыбацкая сеть. Измените ему с его лучшим другом, пусть он найдет вас обоих в щекотливой ситуации; друзьям и слугам своим скажите, что он силой пытался обесчестить вас, пусть они требуют от него ответа; разорите его, заставив переписать на вас все его имущество; в конце концов пустите слух о графине де Ла Фер. Пусть весь свет знает о том, что он пытался скрыть, желая покончить со мной.
Слушая перечень сомнительных этих удовольствий, вдова поражалась тому, насколько богато и поэтично человеческое воображение. Графиня де Ла Фер вполне могла бы стать Творцом, и не одной очаровательной истории.
