сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 68 страниц)
Арамис побледнел, а потом покраснел. Как мог он сказать, что повеление дамы важнее его политических прозрений? Впрочем, епископ был как всегда прав - Арамис совершил опрометчивую глупость. Ему стоило собственноручно сжечь письмо. Но разве можно было так поступить без позволения самой герцогини? Сомнения эти терзали Арамиса ежесекундно с того момента, как письмо попало к нему в руки, о чем немедленно догадался Ришелье. Епископ удовольствовался переменой красок на лице Арамиса и оставил пока эту тему.
- До чего странные люди эти мушкетеры, - сказал он словно самому себе, но реплика предназначалась невидимому участнику сцены, наблюдающему, по мнению епископа, с той стороны стены. - Вы готовы умереть за бессмысленную цель, вовсе не осознавая, что могли бы умереть с гораздо большим толком, за цель гораздо более значимую.
- Ваше преосвященство, - произнес Арамис с вежливым достоинством, собирая в кулак всю свою волю, - смею надеяться, вы уже успели убедиться, что мы с радостью умрем за вас, если таков приказ короля.
- Мы? - переспросил епископ. - Господин Портос, наделили ли вы господина Арамиса полномочиями говорить за вас обоих?
- Так и есть, - Портос расправил плечи и наконец посмотрел в глаза епископу, - любезный Арамис говорит за нас двоих. Все, что сделал Арамис, он совершил с моего согласия.
И хоть Портос толком не представлял себе, что именно совершил Арамис, он готов был расписаться кровью под этими словами. Снедаемый виной и ужасаясь вероятной участи ни в чем не повинного Портоса, Арамис опустил глаза.
- Господин Арамис, - повторил епископ свое обращение, - король в Лувре, а королева-мать в Ангулеме. Я в Ангулеме. Скоро королева и я окажемся в Лувре, а вы останетесь в Ангулемских подвалах, а оттуда будете переведены в Бастилию.
- Если таков приказ короля, - повторил Портос, - так тому и быть.
- Король пребывает в Лувре, - повторил епископ.
Арамис понял, к чему клонит Ришелье.
- Господин Арамис, - в третий раз обратился к мушкетеру епископ, - гнить в тюрьме, ожидая судебной волокиты, - какая бессмысленная растрата столь многообещающего молодого таланта.
Тут епископ выдержал паузу.
- Поступите ко мне на службу, господа. Интуиция подсказывает мне, вы ожидали моего предложения с самой первой нашей встречи в Авиньоне. Не пройдет и года, как моя собственная гвардия будет щеголять мундирами похлеще мушкетерских. Вы наблюдательны, господин Портос, вы несомненно заметили, какие знатные люди окружают епископа Люсонского. Присоеденитесь к их рядам и вы станете лейтенантом, прежде чем успеете пожалееть о голубом мундире. Даю вам слово, что после подвигов, которые вы, несомненно, скоро совершите, и титул окажется не за горами.
Портос присвистнул.
- Прошу прощения Bашего Преосвященства, - тут же спохватился он, - ваши слова невыразимо приятны для уха простого мушкетера.
Но тo, как расширилась его грудь, свидетельстовало о том, что Портос поскромничал, никоим образом не считая себя простым мушкетером.
- Вы просите нас покинуть службу его величества? - Арамис словно хотел убедиться в том, что услышал.
- Я прошу вас примкнуть к рядам человекa, в чьих руках интересы его величества будут гарантированы в наилучшей форме из всех возможных. Напоминаю вам, что его величество и королева-мать скоро станут союзниками, а вражда забудется, как этот снег за окном, - в елейном тоне епископа проскользнула угроза.
Но Арамис больше не смотрел на епископа, он смотрел в окно, за которым кружился первый снег.
- Итак, милостивые государи, каково ваше решение?
Портос молчал. Не сводя глаз с Арамиса, он пытался понять, что ему следует ответить. От него не ускользнуло смятение, охватившее товарища, да и ему самому, несмотря на самодовольство, которые они в нем порождали, все эти слова казались слишком неподходящими для разговора с узниками. Портос нахмурился и стал задумчиво покручивать усы.
Борьба, происходившая в Арамисе, была нешуточной; cлужба у Ришелье, бывшего, и, вероятно, будущего министра, могла вознести Арамиса по карьерной лестнице выше и быстрее, чем служба в мушкетерской роте. Будущее принадлежало церкви. Будущее принадлежало блестящим политикам, а не устаревающим дворянским понятиям о непреходящей верности суверену. Будущее Арамиса решалось здесь и сейчас. Головокружительные перспективы представлялись ему в причудливом танце снега за окном, осязаемые и достижимые, как стол, за которым сидел епископ, и бумаги на столе. В воображении своем Арамис уже прозревал лиловую сутану, сидевшую на нем не менее ладно, чем на самом Ришелье. При этом ему казалось, что собеседнику известно все о том, что творилось в его душе. И Арамис был прав.
- Милостивый государь, я привык наводить справки о людях, достойных моего интереса, - продолжал хозяин лиловой сутаны. - Вы мечтаете о церковной карьере.
- Ваши источники не ошибаются, - тихо сказал Арамис, - когда-нибудь я стану аббатом.
- Соглашайтесь же, и вы станете аббатом тогда, когда пожелаете.
- Я дал присягу, - сказал Арамис, и при этих словах он думал не о короле, и даже не о капитане, он думал об Атосе, которому давал клятву, и который по его милости лежал сейчас без памяти в соборной крипте. Что сказал бы Атос, узнай он о присяге, которую Арамис собрался нарушать?
Обратись епископ с этим предложением к Арамису во время путешествия в Ангулем, и Арамис с радостью согласился бы, не подумав дважды. Но с тех пор он успел потерять Атоса и заново обрести. Он чуть не послужил причиной смерти друга. Друга, вызвавшегося исполнить поручение, которое должен был выполнить сам Арамис. Не оповестив герцогиню о своем отсутствии из Парижа, Арамис невольно послал Атоса на верную смерть. Тут ему припомнилась хозяйка квартиры на улице Феру, и внезапная вспышка гнева замутила его сознание, мешая думать трезво. Арамис постарался поскорее отделаться от навязчивого образа, как от неприятного сна.
Атос поступил в высшей степени благородно. Зная Атоса уже достаточно хорошо, Арамис ясно понимал, что значило благородство по мнению Атоса. Но с другой стороны, продолжал размышлять Арамис, разве благородство должно одинаково проявляться в абсолютно разных людях? Разве присяга, данная на верность королю и Франции, разительно отличается от службы человеку, который несомненно печется о благе Франции и короля? И разве перемена цвета мундира отменяет клятву, данную человеку, а не сослуживцу?
Арамис спорил с самим собой, но бесспорно понимал, что в этой дискуссии от Бога, а что - от дьявола. И это пониманиe раздирало его еще больше, если такое вообще было возможным. Знать, что правильно, а что ошибочно, и продолжать сомневаться - вот худшее наказание, ниспосланное человеку со времен изгнания из рая. Будущий аббат вспомнил про святого Антония и со скорбью осознал, что даже займи он, Арамис, когда-нибудь Святой Престол (в фантазиях этих Арамис едва ли признавался самому себе), он никогда не будет причислен к лику святых.
- Вы не хотите нарушать присягу, данную королю? - вторил епископ мыслям Арамиса. - Помилуйте, сотни достойных дворян ежедневно осаждают приемную господина де Тревиля, желая вступить в роту мушктеров. Один шевалье или другой шевалье, какое дело королю, кто охраняет его покой? Для короля вы безликий вояка - для епископа Люсонского вы дворянин, в котором он лично заинтересован. Люди имеют право менять решения, принятые однажды. Меняются мотивы человеческие и меняются обстоятельства. Не собираетесь же вы всю жизнь прослужить простым солдатом. Кто-кто, но не вы, господин Арамис. Подайте в отставку. Де Тревиль отпустит вас, с радостью предложив освободившееся место другому дворянину с очередным рекомендательным письмом от влиятельных лиц. А что королю до вашей присяги?
- Ваше преосвященство, - наконец произнес Арамис дрогнувшим голосом, - я не достоин чести, которую вы соблаговолили мне оказать. Не могли ли вы дать мне время обдумать ваше предложение?
- Нет, - отрезал епископ. Чувствуя близящуюся победу, он перешел от соблазна к атаке. - Незачем медлить. Слухи о вашей депеше уже разнеслись по всему Ангулему. Вас вместе с господином Портосом следует либо прилюдно наказать, либо помиловать с наибольшей выгодой для партии вдовствующей королевы. Ваше положение незавидно. Представьте, какая судьба ожидает вас, если его величество, прочтя депешу герцогини Неверской, узнает, какой чудовищной провокации вы послужили в этой истории. Накануне перемирия! Король собственным указом лишит вас свободы, а следом и жизни, за попытку вмешательства в его воссоединение с королевой-матерью. Не медлите, сударь, говорите сейчас, чего вы от меня хотите, и мы заключим контракт.
Арамис взглянул на Портоса. Видит Бог, до этих слов он еще готов был отказаться от предложения епископа, но участь Портоса была далеко не безразлична ему.
Словно в доказательство серьезности своих намерений, епископ придвинул к себе чистый лист бумаги и чернильницу с пером.
- Портос, что скажете вы? - неожиданно спросил Арамис у Портоса. Неожиданно для самого Портоса, наблюдавшего до этого момента за происходящим так, словно дела эти вовсе не касались его самого. До сих пор Портос ожидал решения Арамиса, чтобы принять свое собственное.
Странно, но именно слово "контракт", случaйно брошенное епископом, резануло слух Портоса. Ему представились ненавистные швейцарцы, которых считал он про себя (впрочем, и не только про себя) наемными убийцами, чью шпагу может купить любой, кто заплатит дороже. Портос испытал отвращение от мысли, что его, чьи несомненные достоинства только что были отмечены, приравнивают к швейцарцам. И хотя, черт возьми, деньги и титул не помешали бы ему, не существовало на свете такого сундука с сокровищами, ради которого он превратился бы в наемного головореза с красными перьями на шляпе.
- Я скажу, - ответил Портос неожиданно для самого себя, - что словa eго преосвященства отдают инквизиторскими методами , и что бессовестно требовать от человека решения, когда над головой его висит меч.
- Портос! - с упреком воскликнул Арамис, предположив, что Портос не осозновал полностью, перед кем стоял и кого сопровождал в Ангулем. Что, впрочем, было недалеко от правды. Но если Ришелье и был задет, он ничем этого не показал, а лишь снова сменил тактику.
- Шевалье д’Эрбле, - епископ медленно и нараспев произнес это имя. Арамис вздрогнул, что не ускользнуло от внимания говорившего. - Могу обещать вам, что когда вы будете готовы к рукоположению, я найду для вас приход, которого не постыдится и выходец из более знатной дворянской семьи.
Совершил ли епископ необдуманный ход, или сознательно намеревался поскорее сбить спесь с сомневающегося? Так или иначе, Арамис снова покраснел и руки его заметно задрожали. На этот раз Портос опустил глаза, ощущая на собственной коже укол, предназначавшийся не ему.
- Я не хотел оскорбить вас, шевалье, лишь напомнить об истинном состоянии ваших дел. Вы, несомненно, понимаете, что покровители необходимы человеку в вашем положении. Более того, вы сами их разыскиваете, что следует из того одолжения, которое вы столь неблагоразумно оказали Марии Гонзага.
При имени женщины правая рука Арамиса невольно метнулась к левому боку, но тут же провисла, наткнувшись на пустоту.
- Шевалье, - спросил епископ почти ласково, - неужели вы собираетесь вызвать на дуэль духовное лицо?
- Любезный Арамис бывает крайне безрассуден, когда речь заходит о дамах, - Портос сделал шаг вперед и загородил собой Арамиса, словно епископ представлял собой вещественную угрозу благополучию товарища. - Ваше преосвященство, простите его, ради Бога, он так опрометчив!
Арамис, смущенный до мозга костей, готов был провалиться сквозь землю то ли от слов епископа, то ли от слов Портоса, то ли от собственной беспомощности.
- Будьте покойны, дама не будет скомпрометирована, - заверил его епископ. - Вся история о заговоре останется между королевой, мной и вами с господином Портосом. Нетрудно будет уговорить вашу герцогиню составить подложную депешу, в которой она просит королеву поддержать ее супруга, герцога Неверского, в его претензии на Мантуанское наследство. Более того, таким образом герцогиня будет спасена благодаря вам. Вы оградите ее не только от гнева короля, но и от ярости собственного мужа.
За время паузы, снова повисшей в кабинете, Арамис снова успел несколько раз поменяться в лице и проклясть на чем свет стоит собственную несдержанность, недальновидность и амбициозность. Трудно было сказать, что угнетало его больше - прозорливость епископа или тот факт, что Портос стал свидетелем итогов этой прозорливости. Ведь при словах "ваша герцогиня" Портос уставился на Арамиса с таким изумлением, будто только что узнал, что Арамис в самом деле занял Папский Престол.
- Но только в том случае, если вы примете мое предложение, - завершил епископ свою тираду.
Сердце Арамиса билось отчаянно. Слишком многое и слишком многие зависили от его выбора. Только разве же речь шла о выборе?
- Ваше преосвященство, это не предложение, это шантаж, - заявил Арамис, более не затрудняя себя попыткой скрыть гнев. - Мы ваши пленники и полностью зависим от воли вашего преосвященства.
Ришелье приобрел вид человека, заскучавшего от бесконечных повторов в действии.
- Но вы, кажется, успели позабыть об этом, милостивые государи, - сказал он холодно. - Время не ждет, решайтесь, господин Арамис.
Арамис выпрямился, словно желая оказаться поближе к Богу, который помог бы ему уладить сомнения, но Бог молчал. "Тысяча чертей", - подумал он, - "в конце концов, предложение выгодное, пусть оно и сделано самим дьяволом. Мудрецы идут на компромиссы. Как говорил Эпиктет, всё сделать для себя отнюдь не означает поступить против общего блага".
- Решайтесь и вы, господин Портос, - обратился епископ ко второму мушкетеру. - Глядите, ваш друг готов дать положительный ответ, и сдается мне, вы не пойдете ему наперекор.
- Соглашайтесь, Портос, - пробормотал Арамис. - Я не смею просить вашего прощения за то, что впутал вас в дурную переделку, но ради всего святого, прислушайтесь к здравому смыслу.
- Нет! Тысячу раз нет! - вдруг сказал Портос решительно и подбочинился, что придало особую вескость отрицанию. - Если его преосвященство спрашивает лично меня, я не согласен.
- Вы не согласны? - переспросил епископ.
- Неправильно это, ваше преосвященство, менять командиров, будто лошадей. Я служу королю, и буду служить ему, покуда я в строю. Мои друзья служат королю. Моя шпага принадлежит господину де Тревилю. Арамис волен поступать так, как он считает нужным, и я не посмею упрекнуть его ни в чем, но на меня не рассчитывайте. Я не какой-нибудь подлый швейцарец, которого можно купить за сто пистолей!
И Портос сплюнул.
- Портос! - снова воскликнул Арамис. - Портос, опомнитесь, вас... нас ждет смертная казнь!
- Значит, я сложу голову на службе королю, как подобает мушкетеру. Я не раз прогуливался по Гревской площади, и в ней нет ничего, заслуживающего страха. Но Арамис, дорогой друг, я готов стать швейцарцем, если это нужно лично вам. Если вы попросите меня, я отдам свою шпагу его преосвященству, и даже бесплатно.
Епископ Люсонский погладил заостренную бородку левой рукой, и глаза его сузились. Он переводил свой орлиный взгляд от Портоса к Арамису, и впервые за долгое время ему захотелось проиграть. Ибо выигрыш в данной игре сулил ему всего лишь обычную предсказуемость.
- Друг мой, - Портос положил руку на плечо Арамису и взглянул ему в лицо, слегка нагнувшись над ним, - что нужно вам?
Арамис не выдержал взгляда Портоса. Жар стыда, обжигающий похлеще самого пекла, опалил все его нутро. Лицо Атоса, недостающего здесь третьего, предстало перед его внутренним взором. Все понимающее и все прощающее лицо. И в этом понимании и прощении ему привиделась пытка похуже любого упрека и иного гнева. И хоть Арамис еще не успел испортить свою репутацию в материальном мире, он как никогда остро осознал, что, испытав сомнение в своей душе, уже совершил предательство. "За что карают нас на высшем суде?”, - задал себе вопрос Арамис, "за мысли или за действия?". Он чувствовал себя опозоренным и никогда прежде не знал чувства невыносимее этого. Гори огнем все аббатства, все герцогини и сама жизнь, если за них следует платить такой ценой. Герцогиня сумеет за себя постоять. Вся Мантуя и все Монферрато стояло за ней. За Портосом стоял лишь один Арамис.
- Ничего, - сказал Арамис, и словно ободряя самого себя, произнес снова и с гораздо более отчетливым намерением. - Мне ничего не нужно.
- Ничего? - переспросил епископ Люсонский. Но отказ Арамиса не предназначался ему.
- Портос, я не стану просить вас ни о чем. Я погубил вас и заслуживаю наихудшей кары.
- Что вы такое говорите?! - загремел Портос с возмущением.
- Увы, это так. Я не открыл вам правды, я вовлек вас в свои дела, а вы и понятия не имели, за кем и куда идете!
- Замолчите, Арамис! - перебил его оскорбленный Портос. - Как вы смеете так со мной говорить?! Вы намереваетесь выставить меня перед его преосвященством как неразумного ребенка, идущего на поводу у мудреца?