сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 68 страниц)
Следом за хозяйкой и герцогом в комнату вошла незнакомая вдове молодая женщина: должно быть, еще одна служанка из дворцового штата.
- Раздевайтесь, - приказал герцог служанке, и та беспрекословно принялась снимать с себя одежду, что заставило вдову представить себе, чем занимается герцог, когда ему наскучивает ругаться с герцогиней и навещать благочестивую племянницу по бабкиной линии.
- Вы тоже, синьора.
- Как вы смеете! - мадам Лажар не на шутку перепугалась.
Но к скромности синьоры герцог проявил большую снисходительность и жестом указал ей на расписную ширму.
Не видя иного выхода, вдова укрылась за ширмой.
- Не медлите, снимайте с себя одежду, сударыня.
Дрожащими руками вдова принялась выпутываться из проклятого платье, и, пользуясь своей недоступностью взору Карла Гонзага, успела cпрятать под нижней рубашкой два письма. Пряжку с сапфиром она зажала в руке.
- Надеюсь, ваше сиятельство не станет отнимать у меня кошелек и фамильные драгоценности, - призвав последние остатки гордости, воззвала вдова из-за ширмы.
- Ваши драгоценности мне ни к чему, - фыркнул герцог. - Я не какой-нибудь разбойник с большой дороги, с которыми вы привыкли общаться.
Вдова спрятала пряжку в кошелек. В этот момент чужая одежда полетела за ширму, и на вдову свалились юбки, передник, чепец и платье горничной.
- Давайте сюда ваше платье и надевайте это, - потребовал герцог.
Вдова перекинула через перегородку костюм собаки садовника.
Когда мадам Лажар появилась из-за ширмы, перед ее взором стояла она сама в недавнем обличии графини; горничная была с ней одного роста и обладала
похожими пропорциями. Герцог же оглядел хозяйку с улицы Феру с головы до ног, и, судя по всему, удовольствовавшись ее перевоплощением в саму себя, заявил с презрением:
- Вот уж воистину, все женщины одинаковы: и у синьоры, и у субретки одна и та же суть. Лишь платье ослепляет мужчин, вводя их в горестное умопoмрачение. Никто не распознает в вас благородную даму, синьора, уж поверьте моему опыту.
Должно быть, эти реплики призваны были оскорбить графиню де Бельфлор, но мадам Лажар пришлось лишь молчаливо признать, насколько прав герцoг, сам о том не подозревая.
После костюмерных маневров герцог собственной персоной сопроводил вдову к служебному входу, где ожидал запряженный парой лошадей черный, без каких-либо признаков принадлежности кому бы то ни было, экипаж. Такой же безликий кучер в черном сидел на козлах. Прежде чем запихнуть вдову в карету, герцог зачем-то завязал ей глаза. Вдова оказалась на сидении, а рядом с собой почувствовала присутствие еще одного человека, который, наверное, должен был доставить ее в назначенное место со всеми предосторожностями.
Карета тронулась и закачалась на привычных булыжниках родных улиц, но вдова не могла знать, куда ее везут. Как могла она судить, минут пятнадцать спустя ее вытащили из экипажа. Место было тихим, уличный шум остался немного поодаль - должно быть, карета въехала во двор. Затем вдова услышала стук в дверь. Ta с легким скрипом отворилась и сопровождающий хозяйку мужчина сказал кому-то пару неразборчивых слов. Послышались шаги, уходящие вверх. Прошло еще некоторое время, пока вдова стояла в прихожей в компании еще какой-то женщины, что почтительно поддерживала ее за руку. Вскоре ее спутник вернулся. Подхватив мадам Лажар под руку, он потащил ее вверх по невысокой лестнице. Еще одна дверь, и вдова оказалась в комнате, где потрескивало пламя и пахло изысканными женскими духами, которые тонкой нитью проникли в ее собственное облако из лимона с лавандой.
- Ступайте. В ожидании дальнейших указаний мы славно проведем время, - послышался нежный женский голос, отдающий при этом ноткой властности.
Стук каблуков сообщил вдове о том, что спутник ее удалился и она осталась наедине с обладательницей голоса. Ее догадка немедлнно подтвердилась: чьи-то ласковые руки бережно сняли с ее глаз повязку.
Проморгавшись, вдова увидела, что находится в небольшой элегантной комнате, скромной убранством, но не лишенной богатых предметов роскoши. Кресло черного дерева было обито шелком, на столике перед зеркалом стояла шкатулка из слоновой кости, да и само зеркало было заключено в дивной красоты тяжелую оправу, на которой были выточены фигурки сказочных персонажей тончайшей работы. Пожалуй, зеркало это верой и правдой служило своей хозяйке, которая не могла не любить в него глядеться, судя по ее восхитительной внешности.
И действительно, хозяйка дома была наилучшим произведением искусства в этих декорациях. Совсем еще юная девушка, со взором кротким и пленительным, она являла собой само благочестие. При этом, наряду с добропорядочностью, в ней можно было заподозрить и способность к страстным чувствам, которые так нравятся сильному полу. Лицо ее было тонким и бледным, лоб - высоким, что свидетельствовало о незаурядном уме. Девушка была одета в пеньюар с закрытым отложным воротником. Поверх пеньюара был небрежно наброшен темно-красный шелковый халат. Должно быть, до появления непрошенных гостей она собиралась ко сну. Хотя на ней не было драгоценностей, белокурые волосы, свободно растекавшиеся по плечам, служили самым прекрасным украшением этому ангельскому видению.
Вдова Лажар никогда не встречала подобных красавиц. Даже образ роскошной герцогини мерк пред тем небесным светом, который излучала эта женщина, и герцогиня вдруг показалась вдове грубоватой. А ей самой, хозяйке с улицы Феру, будь то в костюме горничной или в наряде гранд-дамы, ничего не оставалось, кроме как почувствовать себя серой кобылой Базена рядом с вороным скакуном господина Портоса.
- Синьора, - мягким голосом произнесла красавица, - ничего не бойтесь, вы в надежных руках. В самом скором времени я распоряжусь, чтобы приготовили для вас свободную спальню, но прежде скажите: как вас называть?
Вдова задумалась. Несмотря на глубокую симпатию, которю она немедленно почувствовала к этой женщинe, ей все же пока не следовало называться собственным именем, как и, должно быть, не надлежало раскрывать инкогнито графини де Бельфлор.
- Диана, - сказала она. - Зовите меня просто Дианой, сударыня.
- Какое чудесное античное имя, - нараспев произнесла красотка. - А у вас безупречный французский. Не будь вы испанкой, я бы приняла вас за коренную жительницу Парижа. Но нет, не бойтесь: мне не доложили о вас ровным счетом ничего, кроме того, что вы родом из Андалусии.
Вдова с облегчением кивнула.
- А вас сударыня? Как вас зовут?
- Зовите меня просто Анной, - расплатилась прелестница той же монетой.
- Быть может, вы - сама королева? - вдова открыто улыбнулась. Она не собиралась льстить незнакомке, лишь попыталась выразить свое искреннее восхищение.
- Ах, нет, что вы, я всего лишь дальняя родственница герцога Гонзага по младшей ветви. Его двоюродная бабка и мой дед... впрочем, это не интересно. Давайте лучше перекусим. Вы наверное устали после долгого дня.
Анна усадила вдову в кресло у маленького лакированного столика, вызвала горничную и попросила принести небольшойужин. Совсем скоро на столе материализовались легкие закуски: сыры, хлеб, тонко нарезанные ломтики окорока и кубок с разбавленным вином. Горящие свечи и потрескивающий очаг располагали к беседе, как и сама хозяйка дома, томно развалившаяся в кресле.
- Ешьте, ешьте, - подбодрила она вдову.
Сперва вдова лишь отломала кусочек хлеба, оттопырив мизинцы, но спустя несколько минут она уже набросилась на еду со всем аппетитом ничего не не евшего с утра человека. Анна с удовольствием смотрела на нее, как смотрят матери на голодных крестьянских ребятишек, вернувшихся домой с полей на обед.
- Ах, как вы проголодались, бедняжка, - Анна с сочувствием покачала головой.
- Долгая дорога... - замычала разомлевшая от еды и вина вдова, прикрывая рот салфеткой, - дороги нынче... так несносны.
- О, да, зима в наших краях, должно быть, жестче испанской. В воображении моем встает Кастилия - страна вечного солнца. Золотистые виноградники, шиповник в цвету, орхидеи на террасах, журчащие фонтаны в теннистых патио, желтые лимоны, подобные тысячам маленьких солнц, зреют в садах… - Анна мечтательно прикрыла глаза. - Так ли цветуща она в самом деле?
- Угу, - закивала вдова.
- А Кордоба? Скажите, правда ли это, что мавры оставили свой неизгладимый след на архитектуре дворца короля Педро I?
- Я никогда не бывала в Кордобе, - честно призналась вдова.
- Ах, нет, - улыбнулась ангельская женщина, хлопнув в ладошки, - я ошиблась. Я ведь так несведуща в географии. Вспоминается, что Алькасар его величества Педро I, о котором рассказывают чудеса, гениальный зодчий воздвиг в Толедо.
- О! - ответила хозяйка с улицы Феру. Она была поглощена куском желтого сыра, который пыталась нарезать серебряным ножом, совершенно негодным, по ее мнению, для использования за трапезой. Вдова слишком уставла, чтобы придавать значение незнакомым наименованиям, и слишком была разморена как яствами, так и чарующим голосом прелестницы. Все, что та говорила, звучало как колдовская сказка из далекого детства.
- Интересно, как же это интересно, - чарующим голосом лесной феи продолжала Анна. - Ах, прекрасная Каталония, обитель пиратов и моряков. А ведь оттуда рукой подать в иной мир. Однако, как же это невыразимо чудесно: стоя на пристани, когда соленый ветер треплет волосы, наверное, можно различить в туманной дали гордые очертания парусов "Санта-Марии" и "Ниньи". Каравеллы отчаливают. И вот паруса, подобно лебедям, белые на синем, раздуваясь под бейдевиндом, отплывают от древнего порта к берегам Нового Света.
Видение это живо и ярко нарисовалось воображению вдовы, завладев им полностью. Она даже забыла про сыр. Зато вспомнила про корабль, который когда-то упоминал господин Атос.
- Собственно, как и «Боярышник», - дополнила вдова тени двух кораблей третьей, решив блеснуть, наконец, и собственными знаниями.
- «Mayflower», - пропела Анна незнакомое слово и еле заметная дрожь пробежала по ее телу. - Вы бывали в Англии, моя милая девочка?
Если не еда, не доброе отношение, не облик и не голос племянницы герцога по младшей бабкиной линии, то последняя фраза покорила вдову окончательно.
"Милая девочка". Мадам Лажар тщетно силилась вспомнить, когда в последний раз, если вообще когда-нибудь слышала подобное обращение к собственной персоне. И хоть мадам Лажар была старше племянницы герцога едва ли не в полтора раза, все же голос собственной покойной матери из тех незапамятных времен, когда та была здоровой, услышался вдове в интонации юной девушки.
Воистину, воспоминания детства имеют над нами всесильную власть. Стоит случайно брошенной фразе слегка отодвинуть завесу, что отделяет нас, взрослых людей, от самих себя в ту нежную пору, как карточным домиком рушатся стены, южным ветром сносятся баррикады, от майского дыхания падают каменные барьеры, что мы так долго и упорно строили для того, чтобы выжить. И вот мы стоим, голые, босые и беззащитные на пороге родного дома и протягиваем слабые ручонки к матери и отцу. И они более не прах и пыль, а пышущие жизнью полубоги, готовые защитить нас от всей жестокости бренного бытия.
- Нет, сударыня, я никогда не была в Англии, - ответила вдова с увлажнившимися глазами. Она осознала, что, какими бы причудливыми дорогами ее ни занесло в дом этой женщины, и где бы этот дом ни находился, в этом доме ей хочется остаться навсегда.
-Вам грустно? - участливо спросила Анна, наклоняясь к вдове через поручень кресла. - Простите, я, должно быть, затронула некое неприятное для вас воспоминание.
- Что вы, напротив. Вы напомнили мне мою юность.
- Вы, должно быть, были прекрасны в юности и разбили немало сердец. Как, впрочем, прекрасны и сейчас. Необходимо лишь избавить вас от этой ужасной одежды. Местные простолюдинки столь безвкусно одеваются, вы не находите? При первом же случае я пошлю за своим портным. Он сошьет достойное вас платье не дольше, чем за сутки.
Вдове больше не нужны были платья, ей хватило их по горло. Она лишь хотела отдохнуть в этом доме, в его уюте и аромате. Восхитительная женщина угадала и это ее желание.
- Вы утомились, моя дорогая. Все потом, потом. Ваша постель уже готова, отойдем же ко сну, милая.
Взяв мадам Лажар под руку, хозяйка необыкновенного жилища проводила ее в спальню, находившуюся на другом конце небольшого коридора. Горничная уже ждала там, готовая предложить услуги по раздеванию. Анна поцеловала вдову в щеку, как старую знакомую, и, пожелав доброй ночи, уплыла за дверь.
Как раздеваться в присутствии горничной, вдова не знала, но у нее не осталось сил думать об этом, и она отдалась во власть искусной служанки. Та не только помогла ей облачиться в ночную сорочку, но даже расчесала ей волосы, достав из них бессчетное количество шпилек.Только сейчас вдова осознала, насколько они ей мешали. Письма, спрятанные на груди, вдова поспешила скрыть от глаз горничной под подушкой.
Затушив свечи чугунным колпачком, служанка вышла. Мадам Лажар опустилась на кровать и погрузилась в теплые волны южного моря. Лимоны закачались на ветках, расцвел боярышник, собака садовника тихо завыла на полную луну. Перина была настолько мягка, что вдове Лажара не пришлось даже помолиться по обыкновению, чтобы заснуть.
========== Глава тридцать вторая, в которой говорится о женской чести ==========
Оказавшись на улице Старой Голубятни, Портос сперва не поверил своим глазам и подумал, что неверный свет факелов исказил его зрение. Но нет — у особняка господина де Тревиля действительно стояли Атос и Арамис, препираясь с дежурным охранником. Точнее, препирался Арамис. Атос, привалившись к воротам, просто стоял с закрытыми глазами. Рядом стояли две взмыленные лошади, препираясь с зимней природой на предмет травы.
— Полноте, Сент-Этьен, отоприте ворота, нам необходимо отрапортовать капитану сегодня же, — доходчиво объяснял Арамис,
— Не по уставу, — отвечал дежурный. — Неурочные часы.
— Понимаю вас лучше кого-бы то ни было, но дело срочное. Мы только что прибыли из Авиньона.
— Следовало прибывать из Авиньона полтора часа назад. Вам непременно надобно, Арамис, чтобы мне не поздоровилось?
— Вам не поздоровится уже за то, что вы разговариваете со мной на посту. Нарушив один устав, вы тем самым уже вступили на тропу грешника.
— Оставьте уроки богословия послушницам, господин «аббат».
— Даю вам слово, капитан не разгневается.
— Не по уставу.
— Но внемли же гласу разума: я вижу свет в окнах кабинета — значит, капитан еще при делах.
— Не велено.
— Господи, Сент-Этьен, до чего вы упрямы! Клянусь вам, Тревиль с вами разделается за то, что вы не впустили нас!
— Не по уставу.
— Эй, Сент-Этьен! — Портос соскочил к лошади. — Пропусти нас немедленно и я прощу тебе твой должок.
Арамис обернулся на знакомый голос. Атос открыл глаза и сделал шаг навстречу Портосу. Все трое были столь очевидно обрадованы неожиданной встречей, что им не нужны были объятия в доказательство своих чувств.
— Какой должок? — настороженно спросил тот, кого звали Сент-Этьеном.
— Да тот самый.
— Тот самый?
— Вот именно.
— Портос, неужели вы тоже прибыли из Авиньона?
— Из самого что ни на есть Авиньона.
— Простите должок, говорите?
— Клянусь честью, что более никогда о нем не заикнусь.
— Клянетесь честью?
— Все верно.
Сент-Этьен заколебался, но внутренняя борьба его разрешилась не в пользу просителей.
— Нет, не могу, не по уставу, — он мучительно сцепил челюсти.
— Ну и болван. Ты еще будешь умолять на коленях, чтобы я впустил тебя в преисподнюю, а я не впущу.
— Мы будем бороться в рукопашную? — Сент-Этьен вздрогнул.
— Непременно.
Сент-Этьен задрожал.
— Нет. Лучше в рукопашную, чем разжалование. Нельзя. Не по уставу.
— Скотина, — заключил Портос.
— Сент-Этьен, — снова попытался Арамис вкрадчиво. — Прошу вас, ради старого нашего знакомства, впустите нас. Ты же знаешь, что я бы впустил тебя.
— - Вы что оглохли, господа?! Сами, что-ли, никогда не дежурили? — рассвирепел охранник. — С вашими Авиньонами и отпусками не удивительно, что у вас память отшибло, и вы и вспомнить не можете, когда в последний раз выходили на пост. Куда вас только черти носят? Я не могу пропустить вас к капитану поздним вечером! На луну посмотрите!
Взгляды Портоса и Арамиса устремились вслед за указующим перстом Сент-Этьена. В самом деле, луна, немного ущербная, но все же величественная, плыла в облаках высоко над городом.
— Сударь, — раздался голос Атоса, прозвучавший несколько замогильно. — Мы десять дней провели в седле. Мой отпуск закончился позавчера. Если я сегодня же не предстану перед капитаном, разжалование будет грозить не вам, а мне. Быть может, вы понесете наказание за нарушение устава, но если вы пропустите нас, вы сохраните наше уважение, чего бы оно ни стоило.
