сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 68 страниц)
— Я — вдова покойного Лажара, — повторила вдова.
— Ну что вы заладили про этого покойника! — аббат не скрывал своего раздражения. — Имени у вас своего что-ли нету?
— Отец мой, — вдова решила вернуться к делу. — Как же брат Огюст? Можно ли его разыскать? Сможет ли он помочь?
— Нет, нет, — аббат рассеяно покачал головой. — Нет, брат Огюст заведует другими инстанциями, он не вмешивается в подобные события, ему не позволено. Хотя опять же… Впрочем… Раз вы здесь, с чем спорить невозможно, а мушкетер умирает, не успев дожить до третьей главы, что тоже неоспоримо, должно быть, кто-то нарушил закон.
— Какой закон? — испуганно спросила вдова.
— Единства времени и места, условности третьестепенных персонажей, сюжетной неприкосновенности первого лица. Один из этих. Такое случается весьма редко, но иногда бывает. Некоторые утверждают, что наши будущие коллеги станут нарушать эти законы сплошь и рядом и не будут платить за это ни гроша. Революционная мысль, в которую трудно поверить, но как бы там ни было, мы не имеем такого права. Вы понимаете, о чем я?
Вдова покойного Лажара не все понимала, но слова аббата не шокировали ее теперь так, как могли шокировать в иное время. Ей казалось, что ничто уже никогда не вызовет ее удивления.
— Не совсем понимаю, отец мой, но это не имеет никакого значения, — ответила вдова, верная своей линии. — Спасите господина Атоса, умоляю вас!
— Но могу ли я? — вопросил аббат образ святого Иосифа, будто забывая о присутствии вдовы. — Имею ли я право? Отец Сандро на этот момент выпустил двадцать шесть глав, неужели «Ле сьекль» не продается более? Читатель потерял интерес? Могу ли я предполагать, что он решил пустить историю на самотек, отказываясь от продолжения? И кто же, в конце концов, такая вы?
— Я — вдова…
— Но ни вдовы, ни Лажара нет на страницах повествования, а я внимательный читатель!
— Господи! Пресвятая богородица, сохрани мне рассудок!
— Но нельзя, нельзя обрывать эту историю! Он не посмеет! Как безответственно! — продолжал восклицать аббат.
— Мы зря тратим время, — взмолилась вдова, совсем отчаявшись, — господин Атос при смерти, а вы обещали помочь.
— Не беспокойтесь о времени, мы с вами сейчас вне сюжета. В любом случае, прежде чем действовать, следует все выяснить, чтобы знать, где искать помощи.
— Что выяснить?
— Кто все это выдумал.
— Выдумал? — нет, все же вдова не поспевала за мыслью священника.
— Кто это написал? Брат Огюст? Или сам отец Сандро? Или кто-то другой? Если это авторский замысел, мы с вами ничего не можем поделать, но если это какая-то ошибка, ее можно исправить. Общими усилиями.
— Позовите отца Сандро! — взмолилась вдова. — Он вам все объяснит!
— Видимо, все дело в том, что он именно сейчас занят узником замка Иф, — заключил священник. — Пожалуй, это и послужило причиной недоразумения. Отвлекшись, пустив сюжет на самотек, он поспособствовал попиранию закона. Вспомните: что могло пойти не так?
Вдова попыталась вспомнить, что ей было известно.
— Отец Сандро послал брата Огюста вместе со мной следом за господином Атосом. «Собирать рабочий материал», кажется, так он сказал. Он запретил нам что-либо предпринимать.
— И?
— И мы следовали за ним, пока не началась эта ужасная стычка на площади. Брат Огюст бездействовал, а я попыталась спасти господина Атоса, но, естественно, мне это не удалось.
— А дальше?
— Дальше появились Гримо и господа Портос и Арамис.
— Откуда они появились? Они путешествовали вместе с Атосом?
— Нет, они пребывали в Авиньоне.
— Как же они могли оказаться в Ангулеме, будучи в Авиньоне?
— Я всего лишь уговорила Гримо… — вдова осеклась.
— Неужели это вы? — аббат сделал круглые глаза. — Черт-те что! Да это ваш сюжет! Кто вы?!
— Вдова покойного Лажара, — в десятый раз сказала вдова покойного Лажара, — хозяйка квартиры на улице Феру, в Париже, где проживает господин Атос.
— Хозяйка с улицы Феру! — аббат прислонился к стене, сраженный осознанием. — Что же вы наделали?
Последнее, что нужно было вдове покойного Лажара, это очередное обвинение. Словно она сама себя не загрызла от вины. Она ничего не сделала! Ровным счетом ничего! Она всего лишь хотела сохранить жизнь своему постояльцу, на каком суде это является нарушением закона?
— Мне надоело, — устало сказала она. — Как мне все это надоело! Что я такого наделала на этот раз?
— Вы лишили мировую литературу истории о великой дружбе!
— Я?!
— Ну, почти. Это проделки отца Сандро, — решил успокоить ее аббат, утирая лоб от выступившего на нем пота. — А он гораздо больший экспериментатор, чем ему хочется казаться. Он говорил мне, что думает ввести в повествование Ларошфуко и Мольера, но как же незначительна эта шалость по сравнению с дерзостью, которую он позволил себе на этот раз! Такое смещение акцентов! Доверить сюжет простолюдинке, мелкой сошке, которая решительно никому не может быть интересна! Какая наглость! Какая смелость! О, отец Сандро! Шутник отец Сандро!
— Послушайте же! — попробовала перебить его вдова, но тщетно.
— А ведь он во многом прав, — сказал аббат. — На этом поприще, увы, нам более ничего не светит. Мы изжили самих себя. Черное и белое, выспренние речи, экзальтация чувств, накал страстей и сплошные дворяне. Обыкновенные люди так не действуют. Обыкновенные люди хотят узнавать самих себя и обыденные вещи, их окружающие. Предметы обихода, нюансы, пища, вода, сон, пыль на полке, полуденная тень на полу, потертая вывеска над пансионом, надтреснутый бокал… Вот вы, например, — аббат, вынырнув из своих рассуждений, снова внимательно посмотрел на вдову, будто бы изучая строение ее носа. — Сколько вам лет?
— Тридцать, — ответила вдова.
— А ведь и впрямь, почему тридцатилетняя женщина менее интересна, чем три этих мушкетера? — вдова не знала, что ответить. B последнее время она сама не раз об этом задумывалась.
— Это хорошо, — одобрил аббат ее молчание, — вы вовремя попали ко мне, а то я уже подумывал покинуть Клан. Но сюжет все равно надо спасать. Раз он ваш, действуйте!
— Я отстраняюсь от этих дел, — сказала вдова с бесконечной усталостью и села на церковную скамью.
— Где же автор? — воскликнул аббат, озираясь вокруг себя, будто этот самый автор мог прятаться под сиденьями или за готическими колоннами. — Кто же возьмет ответственность за дальнейшие события? И что же будет с дʼАртаньяном?
— Вот вы и берите, — произнесла вдова с досадой. — Я не знаю никакого дʼАртаньяна.
— Из-за вас никто не узнает! — бросил аббат, и этот упрек прозвучал гораздо хуже всех предыдущих. — При всем моем уважении к нему, до чего халатным бывает иногда отец Сандро. Я не могу взять сюжет в свои руки, это вне закона. Пусть отец Сандро сам разбирается с плодами своего творчества, вышедшими из-под контроля. Вот к чему приводит жажда гонораров. Эх! — аббат махнул рукой.
— Ваши законы приведут к гибели господина Атоса! — вскричала вдова, чувствуя, как истерика охватывает все ее существо. Еще немного, и она забьется в конвульсиях. — Неужели в вашем священном Клане нет ни единого лекаря?
— Есть! — аббат аж подскочил от внезапного озарения. — Отец Альфред! Правда, он так и не закончил коллежа, будучи любителем бросать занятия на полпути, но, надеюсь, его умения все же превзойдут навыки любого местного врачевателя. Надо сказать, эпоха просвещения оставила неизгладимые следы и на худших из нас.
— Зовите же его! — попросила вдова, хватаясь за ниточку. — Он в Ангулеме? Нужно послать за ним? Говорите же!
— Думаете, это так просто?
— Я ничего не думаю, я не знаю ваших законов!
— Раз уж вы влезли в не ваше дело, вам придется с ними ознакомиться. Каждому из нас для того, чтобы вызвать коллегу, необходимо вспомнить хотя бы один абзац из его творений. Вы думаете, это так легко, учитывая стихи отца Альфреда? А вы с ними, конечно, не знакомы, и отец Сандро, занимаясь произволом, не снабдил вас, разумеется, подобающим материалом.
— Я знаю лишь один стих, мадригал, про супругу Потифара, — с последней надеждой произнесла вдова.
— Не подойдет, другого авторства.
Пока аббат, остановив взор на колеблющемся свете свечей, напрягал память, пытаясь извлечь из нее хоть одну строфу из отца Альфреда, блестящая мысль осенила вдову.
— Постойте, отец мой! Ежели достаточно вспомнить несколько строк из чьих‑либо творений, почему бы вам таким манером не позвать самого отца Сандро?
Краска стыда залила щеки аббата.
— Я, внимательный читатель, не помню наизусть ни единой строчки из Сандро, — тихо сказал он. — Ах, простите меня, вдова…
Тут аббат снова подскочил, будто подкинутый пружиной.
— Ага! Я вспомнил!
Отщелкивая двумя пальцами ритм, священник принялся декламировать:
Кто талией сумел бы узкой
С моей сравниться андалузкой,
С моей прелестною вдовой?
Ведь это ангел! Это демон!
А цвет ее ланиты? Чем он
Не персика загар златой!
О, вы бы только посмотрели,
Какая гибкость в этом теле
(Я ей дивлюсь порою сам),
Когда она ужом завьется,
То рвется прочь, то снова жмется
Устами жадными к устам!
Признаться ли, какой ценою
Одержана победа мною?
Вдова покойного Лажара густо покраснела, сжимаясь под вдохновенным взглядом аббата.
— А? Каков отец Альфред? — подытожил аббат, очень довольный собой.
Стук снова потревожил запертые врата церкви.
— А вот и он, — аббат прошествовал к дверям, звеня связкой ключей, и впустил на порог молодого человека с бронзовой шевелюрой и окладистой рыжей бородой. Взгляд этого человека был туманным и несколько рассеянным, взглядом мечтателя и любителя смотреть на звезды.
— Добрый вечер, отец Оноре, вы звали меня? — дружелюбно спросил молодой человек, не скрывающий удовольствия от того, что о нем вспомнили. — Чем могу быть вам полезным? Вы ищите интересного собеседника или внимательного слушателя? Того, кто открыл бы второе дыхание вашей музе, или вместе с вами разобрал бы рукопись, отлавливая неувязки непредвзятым взором?
— Нет, нет, дорогой отец Альфред, — отвечал отец Оноре, шагая вместе со знакомым по нефу, — моя муза преспокойно дышит и собеседников мне нынче хватает по горло. Простите меня за беспокойство, но на этот раз я обратился к вам не как к коллеге, а как к человеку, обладающему дополнительными навыками, каких мы, простые пииты, служители одной лишь Мельпомены, напрочь лишены.
Отец Альфред был падок на лесть и слова отца Оноре озарили его лицо почти детской улыбкой, которую он поспешил спрятать за выражением беспокойства. Молодой человек всплеснул руками.
— Неужели на вас подали иск? Кто? Bаш издатель?
— Нет, нет, дорогой отец Альфред, я хотел воззвать не к вашем юридическим знаниям, а к врачевательным.
Молодой человек снова сделал жест, изображающий тревогу.
— Что с вами, друг мой, что за недуг вас обуял? Вы слишком долго проводите в этой глуши, вам следовало бы отправиться в Испанию или Италию.
— Отец Альфред, помощь нужна не мне, а одному нашему общему знакомому.
— Кому же?
— Прежде, чем вы станете задавать вопросы, давайте попробуем их избежать. Могу ли я на вас полагаться?
— О, конечно!
— С вашей помощью нам необходимо спасти детище отца Сандро.
— Какое же? — с благоговением спросил отец Альфред.
— Мушкетера Атоса.
— О! — воскликнул отец Альфред. — О! — повторил он.
— Отец мой, — вдова решительно перегородила им дорогу и обратилась прямиком к рыжему священнику, — не вспомните ли вы хотя бы одного абзаца из отца Сандро?
Отец Альфред задумался, прижав указательный палец к щеке.
— Постойте… мгновение… еще одно мгновение… я ведь совсем недавно ознакомился… О! «В первый понедельник апреля тысяча шестьсот двадцать пятого года автор „Романа о Розе“»… нет, не то… «Я дерусь, потому что мы поспорили из-за одного места у святого Амвросия»… Ах, нет же, нет! «У нее была походка королевы или богини, ее огромные изумрудные глаза, сияющие как два зеленых солнца на испанском песке ее выточенного очаровательного личика…»
— Отец Альфред, как можно! — перебил его отец Оноре.
— Не помню, — нехотя пришлось признаться молодому человеку.
— В таком случае, воскрешайте ваши медицинские знания. Надеюсь, их вы помните тверже.
========== Глава двадцать первая: Исповедь ==========
- Ах, но имею ли я право? - восклицал отец Альфред, отмеряя нервическими шагами пространство между скамьями и часовней. - Без позволения отца Сандро? А не испросить ли нам совета у сестры Авроры? - с заметным смущением предложил он, и тут же воскликнул: - "- Да, да, сударыни, можете качать головой ско..."
- Остановитесь, мой друг! - перебил его отец Оноре, не дав закончить цитату. - Мы обойдемся без прекрасной сестры Авроры, которая лишь отвлечет наше внимание.
- Да, но в ее речах всегда столько прозрачной мудрости...
- Долг лекаря - лечить, - грозно отрезал отец Оноре. - Не забывайте о Гиппократе.
- Как вам известно, я не успел принести клятв, потому что не закончил медицинского образования, - попытался увильнуть отец Альфред.
- Друг мой, - наставительно произнес отец Оноре, - я разделяю ваши сомнения: без позволения творца мы не можем вмешиваться метафорическим путем, но подручные пути, пути простых смертных, коими мы все же являемся, для нас открыты.
- Сохранение абстиненции от действия - вечный спорный вопрос, - покачал головой отец Альфред. - О, нет, не смотрите на меня так. Я отнюдь не разделяю радикализма брата Огюста на этом поприще, но и не проповедую откровенного вмешательства. Являемся ли мы в данном случае агентами сюжета или второстепенными персонажами? Кто автор?
- А это уже вопросы теологические, - нетерпеливо отозвался отец Оноре. - Давайте же оставим их критикам и станем реалистами.
- О, не будем же заново затевать дискуссию о реализме, вы же знаете, чем это чревато, любезный отец Оноре, - мягко возразил отец Альфред.
Поняв, что в очередной раз становится свидетельницей бесконечных метаний на предмет ответственности, вдова встала на пути рыжего священника.
- Отец мой! - воскликнула она, заламывая руки. - Я простая женщина, в высоких материях не смыслю ничего, но я прошу вас, снизойдите до моей мольбы. Там внизу лежит мужчина достойный, отважный и благородный, человек широкого сердца и мудрой души. Человек этот при смерти. Он молод еще, он только начал жить, и в ваших силах вернуть ему тот дар, которым обладаем все мы, твари божьи, не задумываясь и не задавая вопросов. Рядом с ним находятся любящие друзья, для которых его потеря обернется страшным кошмаром. Не множьте страданий там, где в ваших силах их умалить. Отец Альфред, я возьму на себя любую ответственность, снимая ее с вас, только не отказывайтесь помочь!
Отец Альфред был растроган. Он смотрел на вдову с жалостью и глаза его увлажнились. Ища поддержки, он взглянул на отца Оноре. Тот развел руками и в его жесте также сквозила грусть.
- Кто эта прекраснодушная женщина? - в свою очередь спросил отец Альфред.
- Хозяйка с улицы Феру, - ответил отец Оноре обреченно.
Лоб пиита собрался в гармошку.
- Мадам, бедная женщина, - произнес он с сочувствием, - вы не представляете, что берете на себя, и не знаете цену, которую заплатите. Поймите же: мы - посторонние наблюдатели, вы - связаны сюжетом. Отдаете ли вы себе в этом отчет?
Вдова вздохнула.
- Я отдаю себе отчет лишь в том, что, когда мы любим, мы всегда связаны.
Оба священника переглянулись и кивнули, в чем-то молча соглашаясь друг с другом. Отец Альфред подошел к вдове, взял ее под руку и провел чуть дальше по проходу. Они остановились у капеллы, посвященной четырем евангелистам. Рука талантливого художника изобразила Марка с Лукой за столом друг напротив друга. Матфей, стоя у пюпитра, писал пером, а Иоанн, с книгой в руках, задумчиво глядел в небеса, будто различая на облаках те лики, что открывались ему со страниц. В этой картине была заложена величественная одухотворенность, которая не преминула коснуться и вдовы. Ей тоже захотелось стать образованной и ученой, уметь творить, говорить стихами.
- Опуститесь на колени, дочь моя, - мягко сказал отец Оноре. Вдова повиновалась.
- Итак, - торжественно произнес отец Альфред, - вы сказали, что берете на себя ответственность. Так ли это?
- Так, - ответила вдова.
- Перед ликами Cвятых Сказителей, готовы ли вы поклясться, что принесете любую жертву, которую потребует от вас Создатель в будущем или в прошлом?
- Готова, - сказала вдова, и, хоть была она немного напугана торжественностью речей святых отцов, отвечала не задумываясь. - Готова и клянусь.
- Готовы ли вы заплатить любую цену, которую спросят у вас за вторжение в сюжет?
- Готова, - отвечала вдова.
- Снимаете ли вы всякую ответственность с нас, служителей муз, за те действия, что мы совершим в дальнейшем?
- Снимаю, - эхом откликнулась вдова.
- Она не ведает, в чем клянется, - расстроенно прошептал отец Альфред, но отец Оноре шикнул на него.
