Текст книги "Это было у моря (СИ)"

Автор книги: Maellon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 101 страниц)

Она задремала, но проснулась от отблеска, скользнувшего по лицу – Пес, по-видимому, пошел в туалет и включил там свет. Двигался он тихо – Арья ничего не слышала. Она уже закрыла глаза, когда вдруг в комнате чиркнула зажигалка. Боги, он что, курить задумал? Арья смотрела сквозь ресницы, как Клиган тихо прошел к столику, вытащил из пачки сигарету, потом практически беззвучно двинулся к книжному шкафу и что-то оттуда вынул. Вот это да! Пес, в ночи читающий книги при свете зажигалки – это было слишком безумно даже для него. Клиган, меж тем, сел в кресло, так и держа это что-то перед собой – какой-то листок. Сигарета зажата в зубах, лицо – как у человека, которому после длинного, полного тяжкой работы и лишений дня, наконец-то, дали еды.

Арья вспомнила, что такое лицо бывало у Роберта Баратеона, когда он, гостя у них дома, вставал с утра, дурной после попойки предыдущего дня, и наливал себе полный стакан эля – похмелиться. Это было даже не блаженство – скорее, откровение. Именно такое лицо было сейчас у Клигана. Долгожданная радость – и тоска. Может ли лицо человека быть одновременно счастливым – и самым несчастным? Арья сейчас наблюдала именно такой пример. На что же он там смотрит? Молится, что ли? А он все курил и прожигал взглядом этот свой листок. Потом затушил папиросу – комната погрузилась во мрак, только в коридоре слабо горел, видимо, забытый в ванной, свет. Пес выругался и, положив свою драгоценную бумагу на большой пустой стол, пошел в ванную. Арья мгновенно метнулась к столу, и чиркнула оставленной там же зажигалкой. Перед ней лежал портрет ее собственной сестры – прошлогодняя школьная фотография, где Санса еще не обкромсала себе рыжие лохмы. Снимок был изрядно потасканный, заляпанный и помятый. Арья тихо положила все обратно и возвратилась на диванчик. Вот тебе и брутальный вышибала! Арье внезапно стало стыдно – что случалось с ней крайне редко – словно она подглядела что-то очень интимное и совершенно не предназначенное для публики. Она накрылась курткой с головой и постаралась выкинуть все из головы. Пес чем-то шуршал в коридоре. Потом выключил в ванной свет, зашел в комнату и что-то швырнул – прямо на Арью. Та зашипела от раздражения и неожиданности.

– Ты с ума, что ли, сошел? Какого хрена?

– Одеяло для вашего щенячьего величества! Не нравится – отдай обратно.

– Вот еще, – Арья кое-как расправила одеяло и закуталась в него. Сразу стало теплее. – Но мог бы предупредить, вообще то.

Пес хмыкнул:

– И лишить себя удовольствия услышать, как волчонок шипит, словно ошпаренная кошка? Да ни за что! Спасибо лучше скажи.

– Спасибо!

Минут через пять – Арью начало опять затягивать в сон – перед глазами замелькали дороги и летящие мимо деревья – она услышала в темноте хриплый голос Клигана:

– Как она?

– По шкале от одного до десяти, сейчас – три. Но еще с месяц назад был ноль. А до этого – минус сто.

– Понятно.

– И если бы это были просто три – я бы сюда ни за что не поперлась – особенно учитывая, какое это чудесное место. Но эти три – они как три в минус безумной степени. Когда как ни умножай – все равно будет минус. Он, по условию задачи, всегда вынесен за скобку. Она чем больше успокаивается – тем больше мертвеет, цепенеет. От моей сестры там уже ничего не осталось. Я ее не узнаю. Рикон – и тот ее боится. Мрак какой-то. По-моему, она только с Зябликом улыбается.

– С зябликом? Что это еще за бред? Еще дополнительные пернатые?

– Это ее школьный приятель. С тех пор, как Санса перешла на экстернат, она занимается с ним математикой. Вернее, он с ней.

– Она что, перешла на домашнее обучение? Зачем?

– Небольшие конфликты с директрисой. Да и одноклассники ей в тягость. Она, впрочем, уже почти закончила. Но она действует вот как робот. Как будто ей загрузили новую программу, что надо протестировать. Учится как проклятая, рисует эти свои картиночки… Это даже не призрак – а словно кукла с мотором внутри.

– Восковая фигура…

– Что?

– Ничего. Спать давай. Устал я что-то. Длинный день – и ночь туда же. Час волка минул, поэтому, давай-ка, спи и ты, волчонок. Угомонись. А то и вправду выставлю в коридор…

– Как бы тебя самого не выставили, Пес!

На это он не ответил и Арья постепенно задремала.

Когда она уже в следующий раз открыла глаза, за окном сияло полуденное солнце. Клигана в комнате не было. На ней было два одеяла – вот почему было так жарко! Арья слезла, прошлепала к окну, выглянула из него – улицу почистили, и стало чуть менее грязно. Внизу медленно ползла машина. Старуха в спортивном костюме гуляла с жирной собакой. Та присела и наложила кучу прямо на тротуаре. Убирать за питомицей хозяйка не стала, лишь, воровато оглядевшись, торопливо засеменила прочь, таща за собой пытающуюся вылизать задницу псину. Фу, боги, какое отвратительное все же место!

Арья дошла до своих ботинок, влезла в них – носки куда-то делись, а искать их было лень. Пока напяливала свои бутсы, обнаружила на столике записку, написанную размашистым косым почерком – почерком, что уже был ей знаком:

«Уходя, просто захлопни дверь».

Что она и сделала, после того, как кое-как умылась в стерильной ванной Клигана.

Обратно она вернулась к половине третьего – позавтракав и захватив с собой рюкзак из съемной комнаты, в котором были все ее вещи. На лестничной площадке возле дыры, за которую она заплатила вперед, обнаружился сам хозяин квартиры – то ли мертвецки пьяный, то ли перебравший наркоты, то ли вообще мертвый – щупать его Арья не стала. Но, на всякий, случай решила в эту клоаку больше не возвращаться.

Она провела около десяти минут под дверью Пса и уже было решила бросить там вещи и пойти погулять еще – например, к маяку – когда услышала на лестнице шаги. Пес, казалось, совершенно не удивился, найдя ее здесь. Только коротко кивнул и начал отпирать дверь.

Запустив ее внутрь, он оглядел ее вещи, хмыкнул:

– Давно ты тут ждала?

– Десять минут. А ты где был? Не пойдешь на работу?

– Слишком много вопросов. Всему свое время. Но отвечу на один – не пойду, потому что сегодня у меня выходной. Ответный – ты ела?

– Ага. Позавтракала тут внизу, в кафешке. Думала, там мне дадут жареных крыс – а пришлось ограничиться блинами и яичницей с беконом.

– Насчет жареных крыс не могу тебе ничего сказать – не пробовал пока. А бекон у них тут вполне ничего. Я смотрю, у тебя губа не дура – прямо как у твоей сестрицы по утрам.

– У Сансы? Да она вечно клюет, как птичка!

– Это ты ее плохо знаешь. Иногда она лопает, как бегемот.

– Видимо, ты ее сильно утомлял, – ехидно бросила Арья.

На провокацию Пес не поддался, только угрюмо бросил:

– Видимо. Но теперь больше не буду. Пусть себе ест, как птичка. Как ей положено. А то еще растолстеет…

– Можно, я помоюсь? А то я вся просто пропиталась дорожной пылью и этим дискотечным смрадом…

– Да ты, оказывается, еще и чистоплотная! Мойся, хрен с тобой.

Через десять минут Арья вышла из ванной, вытирая бумажными полотенцами мокрые волосы. Пес курил возле раскрытого окна. На нее он даже не взглянул, – только стоял и затягивался, словно прислушиваясь к тому, что происходило снаружи.

Арья, порывшись в рюкзаке, сунула туда грязные вещи, вытащила полугаллонную бутыль с бренди, которую поставила на стол. Бренди она взяла у Рейегара – купить спиртное без документов было возможно, но слишком сложно. А у дяди была отличная флотилия хорошего выдержанного алкоголя в кабинете. Хоть не отравится.

Клиган, наконец, обернулся, смерил взглядом Арью и ее подношение. Криво усмехнулся:

– Хороший удар, волчонок. Хороший, но не смертельный. Следующий – за мной. Держи!

Она положил на стол небольшую бумажку, что вытащил из кармана брюк.

– Что это?

– Твой билет на самолет. На завтра.

– Опаньки! И как тебе удалось? Да потом, все равно выброшенные деньги. Меня не посадят в самолет! Надеюсь, не в первый класс?

– Не в первый. Посадят. Надо знать нужных людей…

– Хорошо. Так даже лучше. Спасибо.

Пес кивнул на бутылку?

– Это ты мне привезла? Зачем?

– А ты что, в завязке?

– Можно сказать и так. У меня свои равновесия. Пью только по особым случаям.

– Хорошо, будем считать, что сегодня особый случай. Тем более, у тебя выходной.

– Ага, я двигаюсь вверх по иерархии. У Ланнистерши вторник, тут понедельник – так, авось, и доберусь до воскресенья – или – чем Неведомый не шутит – до двух выходных, как у людей. В другой жизни, видимо… А этой твоей бутылки как раз на сутки – поразвлечься…

– Вообще, бутылка не тебе – она мне. Я хочу напиться. Ты можешь составить мне компанию…

– Щенок решил в первый раз налакаться? – Пес рассмеялся, – Ну что же, когда-то надо начинать… Я составлю тебе компанию, если ты мне обещаешь завтра отсюда убраться, идет?

– Идет. – они пожали друг другу руки, и Пес потянулся к книжной полке – за стаканами…

Тут воспоминания Арьи были прерваны: из окна кухни раздалось противное тренькание – голос кукушки. На связи была сестра.

Она встала с пуфа и потащилась в сторону черного входа. Итак, действие второе….

========== VI ==========

Арья II

Джульетта лежит на зеленом лугу

среди муравьев и среди стрекоз

на бронзовой коже на нежной траве

бежит серебро ее светлых волос

тонкие пальцы вцепились в цветы

и цветы поменяли свой цвет

расколот как сердце на камне горит

Джульетты пластмассовый красный браслет

судья если люди поймают его

ты по книгам его не суди

закрой свои книги – ты в них не найдешь

ни одной подходящей статьи

отпусти его с миром и плюнь ему вслед

пусть он с этим проклятьем пойдет

пусть никто никогда не полюбит его,

но пусть он никогда не умрет

Джульетта лежит на зеленом лугу

среди муравьев и среди стрекоз

муравьи соберут ее чистую кровь,

а стрекозы – нектар ее слез

отпусти его с миром и плюнь ему вслед

пусть он с этим проклятьем пойдет

пусть никто никогда не полюбит его,

но пусть он никогда не умрет

Наутилус Помпилиус. Джульетта

Арья II

1.

Арья не слишком спешила подойти к телефону, потому что понимала – сестра перезвонит, если что. Это был тот самый случай и тот самый разговор, что назрел настолько, что никакая случайность не даст ему сорваться. Если не телефон – то чат. Не чат – так мейл. Арья полагала, что, если вся связь этого мира прервется, Санса придет пешком и возьмет ее за горло, чтобы вытрясти, что же именно произошло в Лебяжьем Заливе. Да и сам факт наличия и нахождения Лебяжьего Залива, так его растак. Всему было свое время. Сейчас настал момент для того, чтобы раскрыть, наконец, все эти запрятанные под подушку карты. От этого Арье было и легче – и тяжелее. Легче от того, что не надо было больше играть в неведение. Тяжелее от того, что и умом, и инстинктивно она понимала, что чем больше Санса узнает – тем дальше ее это может оттолкнуть от Клигана. А Арье после всех эти дней, проведенных вместе с Псом, на каком-то уровне было его жаль. И он тоже имел право на какое-то сочувствие. Когда Арья ехала на побережье, она планировала его возненавидеть, размазать его по стенке повествованием о том, до чего он довел Сансу, и потом, по возвращении, рассказать все сестре. А вышло совсем иначе.

Она-таки успела подойти. Из трубки раздался голос Сансы – она явно пыталась подражать Рейегару и говорить беспристрастно, но выходило с надрывом и вызовом, словно она только и ждала, чтобы полезть в драку. Арье это напомнило о ее одноклассницах, пытающихся играть в «дедов» – из серии «Ты что смотришь так – наезжаешь, что ли?»

– Арья?

– Привет. Ну, а кого ты хотела услышать? Да, я.

– Не дури, вот вообще не в масть. У меня к тебе есть вопросы.

– Ладно. Давай.

– Что?

Санса на том конце замялась, словно ждала, что Арья будет отнекиваться и сопротивляться.

– Спрашивай.

– А ты можешь сейчас говорить?

– Ну да. А что?

– Ну, может, там дела какие-нибудь…

– Санса, если ты хочешь спросить, не бушуют ли тут родственники – увы. Пока нет. Джон сидит у себя. Тетя кормит Висенью и параллельно жалуется на тебя дяде – я слышу их разговор наверху. Я потом тебе расскажу, если ситуация изменится. Пока тебя никто не проклинает, не рвет твои портреты – вообще все очень тихо. Нет, не совсем тихо: младшие играют в «школу» – и, похоже, у них по игре применяют физические наказания. Рикон так вопит, словно ему ногти выдергивают. Короче, говорить я могу. Так что, давай свои вопросы.

– А ты не будешь врать?

– Не буду. Я вообще редко вру – ты же знаешь. Правду говорить куда забавнее.

– Ну, насчет вранья – уже враньем попахивает.

– Санса, я же не сказала, что я всегда выдаю все, что у меня в голове. Просто, если говорю – то уж правду. Но я могу и не говорить. Могу и промолчать.

– Ага. Это я уже поняла. Вот сейчас, пожалуйста, не молчи, ладно?

– Ладно. Договорились. Я думаю – уже надо раскрывать карты. Ну?

– Куда ты ездила в апреле?

– В городок под названием Лебяжий Залив.

– А что там?

– Там – маяк. Море. Грязный тухлый город. Танцклуб с идиотским названием «Танцующий ветер»

– Танцклуб?

– Дискотека, скорее.

– И что там? Зачем ты туда поехала?

– Познакомиться с одним человеком. Типом, что работает в этом самом «Танцующем Ветре».

– Кем он там работает?

– Охранником. Фейсконтролит еще. Барышень пропускает, документы у них проверяет. Вытаскивает особо зарвавшихся и пьяных.

– И как он там?

– Да отлично. Почти не пьет. Отрастил неприятного вида бороду. Сортир чистит.

– Что? Какой еще сортир?

– Свой. Чистенько у него.

– Ты была у него дома?

– Еще как! Я там ночевала две ночи. На диване – не бойся.

Арья была готова поклясться, что Санса на том конце вздохнула с облегчением. Хорошенького же о ней мнения сестрица! Вот уже реально, застит так застит.

– Ты ему сказала, кто ты?

– Он сам догадался – уж не знаю, как. Мы с тобой, вроде, не сильно похожи. Правда, он мог узнать мой голос – мы по телефону говорили же один раз. Узнал – но не сразу. Я сперва за ним чуть-чуть пошпионила.

– Как это?

– Ну, пошла в этот самый его клуб. Взяла его на жалость – он меня и пустил. Там же только с восемнадцати лет. Жалости он легко поддается – нехорошо. Доверчивый больно.

На это Санса только вздохнула. Арья тем временем размышляла – что лучше сказать, а что не говорить.

– А как он живет? – откашлявшись, спросила сестра.

– Ничего себе. Очень как-то аскетично. По-военному. Но чисто. Книги у него даже есть.

– Какие книги?

– Разные. Я не смотрела. Он туда твою фотографию прячет.

– Куда?

– Между книгами. У него откуда-то взялась твоя школьная фотка. Где ты лыбишься, как идиотка. Прошлогодняя. Ну, он ее держит на полке – и иногда на нее смотрит. Украдкой.

На это Санса молчала еще минуту. Арья уже начала беспокоиться – не впала ли сестрица в меланхолический ступор от известий о песьих ритуалах.

– И вот еще – нет у него никакой бабы. Ну, по крайней мере, я следов ничего такого не заметила. Живет, как одинокий мужик. Вообще ничего нет, что наводило бы на мысль о женщине. Кроме этой твоей фотографии, на которую он… ммм… вздыхает.

– Арья! Имей совесть!

– Что? Я лишь говорю, что он на нее охает и чуть ли не молится. Если ты услышала что-то другое – чисти свои пошлые уши.

– Проехали. Он пьет?

– Когда я там была – пил. Но это я виновата. Он вообще не хотел со мной разговаривать. Пришлось его расшевеливать.

– То есть спаивать?

– Ага. Я умыкнула у Рейегара подарочный какой-то бренди и свезла его твоему Псу. Мы вдвоем его выпили – за сутки. И, надо тебе сказать, оно подействовало. Отчасти. Уж больно хорошо он держит алкоголь. Стаж, видимо, большой. И сам он тоже большой. Зачем тебе вообще понадобился, такой громила? Ты же ему, небось, только до плеча достаешь.

– Чуть ниже плеча. Была. Теперь не знаю. Какая разница?

– Нуу, не знаю. Как-то так – неформат.

– Чего?

– Да ничего. Короче, напиться он напился – но только еще больше замкнулся. Но кое-что я у него выудила. Я только не уверена, что это тебе понравится.

Сансин голос вдруг опять стал напряженным и чужим – не нитка, а стальная струна.

– Мне не должно ничего нравиться. Мне нужна правда. Только она.

– Хорошо. Он не доехал до тебя из-за Рейегара.

– Дядя?

– Да. Это с ним он говорил, когда приперся на своем байке в Серебряные Ключи. Я так поняла, исходно он хотел с тобой повидаться. Возможно, остаться. Лечь у твоих ног и замереть. В общем, ему стало тошно, стыдно и он дал слабину – так это звучит в его версии.

Санса даже дышать перестала. Арья мысленно дала себе пинка, ровно как и сестре. Как же надоела вся эта драма – и ее еще туда впутали!

– Ну вот. Он приехал, наткнулся на нашего музыканта, что ждал детей у автобуса – курсировал там, как обычно, выйдя из дома за три часа. И Рейегар ему что-то наплел. Что именно – он говорить отказался. Но легло, видимо, хорошо. И взял с него какое-то дурацкое слово. Что он не будет тебя преследовать – или что-то в этом духе. И все.

– И он дал это слово?

– Дал, конечно. И блюдет его теперь. Не преследует. У школы он на тебя тоже посмотрел. Видел Зяблика, кстати – очень он на эту тему исходился. Зяблика он категорически не одобряет. Но печалился, что с ним ты «улыбалась» Ты улыбалась с Зябликом? Как вообще с ним можно улыбаться?

– Арья, пожалуйста! Ну при чем тут Зяблик?

– Зяблик тут очень даже при чем, но не суть. В общем, он желает тебе всяческого добра. С Зябликом. Говорил все что-то про «заслужила – не заслужила». Можно подумать, мы все получаем, что заслуживаем!

– И что – его я не заслужила, а Зяблика – да?

– Ну да. По-моему, так.

– Мерзость какая. А про письмо он говорил?

– Про письмо – немного. Но тут все просто. Он решил, что так он тебя спасет от нервотрепки. Думал, ты будешь его зазря искать и дергаться. Ну, и пришлось написать это письмо. Там все от фонаря – помимо того, что он помнил, что тебя задевают намёки на возраст. Ну, и решил бить по больному. Чтобы уж наверняка.

– У него вышло, – мертвенным голосом сказала Санса.

– Вот и я ему это сказала. Что вышло. Что он, в порыве приступа доброхотства, отлично тебя замочил.

Санса застонала в трубку:

– Зачем ты сказала ему такое? Дура совсем, что ли? Или враг мне?

Арья разозлилась. Ну что за овца!

– Ты хотела правды – вот тебе правда! А то вы такие – правду вам подавай, как загребучий компот – ту ягоду клади, а эту выкинь! Ты ходишь, как лунатик, который месяц! Глаза у тебя, как у мертвой козы! Ты думаешь, что ты такая адекватная – а ты вообще заметила, что младшие тебя боятся? Рикон от тебя шарахается и дважды спрашивал, все ли у тебя дома. Я сказала, что все. А похоже – вообще никого! Тебе, кроме твоих рисуек и зябликовой математики, ни до чего нет дела. Ты как робот! Как долбаный компьютер! Впору Брану отдавать – авось перепрограммировать удастся. И ты еще меня спрашиваешь, зачем я ему сказала? Потому что это он, твой драгоценный Пес, это все с тобой сотворил. Он и наш домашний демиург-виолончелист. Вместе – своими заботливыми мужскими руками – тащат тебя на костер. А ты еще и аплодируешь, и спасибо говоришь. Ну что за бред?

– Уже не говорю. Перестала.

– Вот и хорошо.

– Но все же, зачем… – по звуку было похоже, что Санса грызёт ногти, – как всегда. Арья убрала свой собственный палец с заусенцем ото рта и пробурчала:

– А затем, что ему должно быть хреново – как и тебе.

Санса, хлюпнув в трубку, сказала уже спокойнее:

– Но ведь ему и так плохо.

– Ему плохо, потому что он сам себе придумал вину и сам же себя жалеет. А должно – за то, что реально происходит. Он думает, что ты благоденствуешь. Что ходишь в школочку, гуляешь по аллеям с Зябликом, слушаешь симфонические концерты по вечерам и хихикаешь за мороженым с подружками. Но ведь это все лажа! Ты – как полутруп. И он знал про эти твои истерические наклонности и избыточные реакции – не мог не знать! Но он забыл, придумал себе ложь и поверил в нее. Нарисовал свою собственную Пташку – поверил в нее, и радуется сам себе – какой он замечательный и благородный, что отпустил тебя на волю. А для тебя нет никакой воли. Она тебе нафиг не нужна. Как и колледж. Как и все остальное. Но теперь он знает. Если только опять не совершит чудеса препарирования собственной памяти

– Ты сказала ему и про колледж?

– Ну да. А что же не сказать-то? Сказала, что ты готовишься. Что поедешь в столицу. Что хочешь попасть на стипендию – из благородства.

– И что он?

– Сказал – ну кто-то ведь должен.

– А как он отреагировал – ну на эти твои обвинения. Он ведь отреагировал?

Арья хмыкнула:

– Ага, теперь тебе стало интересно! Отреагировал. Ушел в себя. Закуклился словно в собственных же эмоциях. Замкнулся. К тому времени мы почти прикончили эту бутылку – она была немаленькой. Начал что-то бубнить, что так будет все равно лучше, что ничего уже не исправишь. Что если ты выжила, то потихоньку придешь в себя. Всякую бредятину, за которую я бы с удовольствием ему врезала – не будь он к тому времени на бровях. Да он и сам…

– Что?

– Нет, ничего. Неважно. Из мало-мальски отчетливого сказал, что жизнь все равно всегда набело – не начерно. Что обратно не поворотишь и ничего не переиграешь. Что лучше тебе научиться ходить ногами по земле, чем рассчитывать на несуществующие крылья. И что страница перевернута – и для тебя, и для него.

– А ты что?

– А я его спросила, зачем он тогда прилепил к этой самой странице твою фотографию.

– И что он ответил?

– Что ты – это его зависимость. И что он почти от нее избавился – от зависимости.

– То есть, от меня?

– Да. Я тебя предупреждала, что правда тебе не понравится. Но ты сама хотела…

Санса помолчала несколько секунд, потом сказала:

– Избавился, значит. Ну, хорошо. Я рада за него. Теперь, по крайней мере, я знаю, кто я для него – зависимость! Очень лестно.

– Тебе же было неважно!

– Я блефовала. Но теперь – возможно, действительно уже неважно.

– Ты уверена, что сейчас не блефуешь? – Арья понимала, что Санса лжет – уж слишком уверенно она говорила.

– Нет. Но я разберусь с этим.

– Ты поедешь его искать?

– Нет. Зачем? Где это видано, что зависимость бегает за наркоманом? Разве бутылка ищет алкаша? Нет же. Вот и я не буду. Я буду стоять на полке и маячить вечным соблазном – как мне и полагается. Если он избавится от меня полностью – значит, он сильная личность. Сильнее, чем я – точно. Вот с кого мне надо брать пример – а не с тетки.

– И что ты будешь теперь делать? Вернешься домой?

– Домой? У меня нет дома. Но вернуться я попробую.

– Куда?

– На север. Там был мой последний дом, который я помню.

Арья мрачно прикусила губу. Вот как оно поворачивается!

– Так нечестно! Я тоже хочу домой…

Санса – тем самым металлическим голосом, который походил на автоматы в транспорте, что зачитывали названия остановок, сообщила:

– Знаешь, жизнь вообще штука нечестная. Уж как есть. Я поеду на север и подумаю. Опекуны мне не нужны – сопли подотру себе сама. Дом у меня есть – а с делами поможет разобраться Джон. Надо же ему вернуть мне должок. Ну и вот. Если поступлю – то осенью поеду в колледж. Слушай, последняя просьба – пришли мне те вещи, что остались в предгорье, сможешь? За счет получателя, естественно.

– Твои тряпки?

– Ага. И все, что там осталось. Назад я больше не возвращаюсь. Хватит.

– Пришлю, если ты мне обещаешь одну вещь, – Арья подумала, что это ее обледеневшая сестричка все же сделает. Но та и тут заупрямилась. Обещания в последнее время тяжко по ним бьют.

– Я не даю обещаний наперед. Говори.

– Позвони Брану, ладно? А то он расстроится.

Санса выдохнула, даже голос чуть-чуть потеплел:

– Брану – позвоню. И Рикону напишу. Потом только, хорошо. Ты скажи, что я люблю их. Насколько могу вообще.

– Скажу.

– И тебя.

– Насколько можешь?

– Да. Прости. Мне кажется, это чувство у меня вообще атрофировалось. Сил нет.

– Я понимаю это лучше, чем ты думаешь.

– Хорошо. То есть – не очень. Но как есть. Мы же сестры, в конце концов. Надеюсь, у тебя все будет, как ты хочешь.

– Спасибо. Как и у тебя.

Про себя Арья подумала – а что она еще хочет? И вообще – хочет ли?

– У меня – обязательно. Теперь только так. Хотеть за себя другим я больше не дам. – Арье послышалось, что Санса вроде как всхлипнула, но потом она поняла, что это смешок. От неестественного звука по коже пошли мурашки. Как там Клиган сказал – восковая кукла? Очень напоминало.

– Не бойся, Арья. Когда встану на ноги, я тебя заберу домой.

Ну, это уже было ни на что не похоже! Тоже мне нашлась, благодетельница -королева севера!

– Я ничего не боюсь. И смогу сама встать на ноги. Мне не нужно ничьих подачек – и твоих тоже.

Теперь Санса уже громко рассмеялась – странным, заливистым смехом, который Арья не узнала:

– Вот и молодец. Это достойно уважения. Но ты имей в виду – дом на севере – общий.

– Ага. Пока ты не приведешь туда какого-нибудь муженька.

– С муженьками я завязала. Зачем они мне? Мне и без них плохо. Так что, буду учиться быть наедине с собой. Или перейду на женщин.

– Чего?

– Шутка. Не нужны мне ни женщины, ни мужчины. Вообще никто не нужен. Хватит уже. Поигралась – и проигралась. В пух и в прах. Больше ресурсов на это нет.

– Накопишь еще. Потом.

– Потом, – согласилась Санса. Помолчав добавила, – Ну, теперь мне пора. Спасибо тебе за правду – хоть и с запозданием. Так ты растянула мою агонию еще на несколько месяцев. Ну, как есть. Правда – она такая. Надо есть, что дают. Прощай!

– Пока, сестренка. Позвони, когда доберешься до севера!

– Обязательно. Удачи тебе – со всем!

– И тебе! – но Санса уже прервала связь – так, как обычно делала она, Арья – не дожидаясь последней фразы собеседника. У нее, небось, и научилась. Жаль – а удача ей бы пригодилась – чем бы она ни решила заниматься…

радиола стоит на столе

я смотрю на тень на стене

тень ко мне повернулась спиной

тень уже не танцует со мной

какие-то скрипки где-то

впились в чьи-то узкие плечи

эта музыка будет вечной

если я заменю батарейки

эта музыка будет будет вечной

если я заменю батарейки

я испытывал время собой

время стерлось и стало другим

податливый гипс простыни

сохранил твою форму тепла,

но старый градусник лопнул

как прекрасно что ты ушла

эта музыка будет вечной

если я заменю батарейки

эта музыка будет будет вечной

если я заменю батарейки

я должен начать все сначала

я видел луну у причала

она уплывала туда где теряет свой серп,

но вскоре она возместит свой ущерб

когда батарейки заменят

эта музыка будет будет вечной

если я заменю батарейки

эта музыка будет вечной

/я должен начать все сначала/

эта музыка будет вечной

/я должен начать все сначала/

Наутилус Помпилиус. Эта музыка будет вечной

2

Арья медленно шлепнула на стол телефон и ушла обратно, на пуфик. Во дворе стало уже почти совсем темно, – солнце село, от деревьев потянуло сыростью, и только в небе, высоко-высоко, трепетала какая-то маленькая птаха – словно пытаясь догнать уходящий день, зависала в стремительно темнеющем небе. Арья откинулась назад и бездумно следила взглядом за птичкой. Почему все же Пес звал Сансу Пташкой? Об этом она тоже хотела спросить – но забыла. Какая-нибудь из его лирических глупостей. В принципе, Санса пела очень неплохо – у нее вечно получалось все, за что она ни бралась – ну, может, кроме лошадей – на это Арья довольно улыбнулась.

Петь-то она пела, но Арья сомневалась, что Пес где-то мог это слышать. Концерты, утренники, благотворительные выступления в домах престарелых и так далее – это было поле деятельности ее сестрицы. Клиган, похоже, тоже мог вполне подпасть под определение благотворительности. Иначе Арья никак не могла объяснить эту странную Сансину страсть. И что ей приспичило? То ведь еще сокровище!

Он вылакал полбутыли бренди за какие-нибудь два часа. Арья помогала слабо – пить ей не нравилось. Ее рассудок должен был всегда оставаться с ней, – уплывать ему было не в масть – и его хозяйке тоже не нравилось выпускать из рук вожжи. Поэтому она честно заглотила первые два стакана – пока Клиган еще был трезв и буравил ее тяжелым взглядом серых глаз – но, когда бренди начал действовать, и песий пристальный взгляд затуманился, Арья, начавшая бродить по комнате – пили они без тостов, не по очереди – просто, когда каждому хотелось – потихоньку выливала свой стакан в подставку для зонтиков, торчащую в углу. Выливала, естественно, не до конца – допивала последние полпальца и доливала себе снова – чтобы поддержать собутыльника. А собутыльник, меж тем, медленно, но верно напивался – но ни разговорчивее, ни спокойнее от этого не становился – вопреки общим местам и собственному опыту Арьи с алкоголем. Обычно все ее знакомые – может, помимо Якена, с которым она еще не пробовала пить – быстро улетали и начинали нести чушь. Но речь, правда шла по большей части об одноклассниках и ровесниках или, в любом случае, о людях в разбросе от пятнадцати до восемнадцати лет, которые, сколько ни бахвалилось и не напускали на себя бывалый вид, не являлись алкоголиками и пили для развлекухи.

Тут же речь шла совсем о другом. Периодически Пес задавал Арье короткие вопросы, которые для нее лично звучали как бред, ибо лежали вне контекста, вроде того, ужинает ли Санса вместе со всеми или какая у нее прическа. Узнав про внезапную самодельную стрижку под машинку, Пес выпил залпом целый стакан и чуть было не хватил пепельницу об пол, вовремя остановившись в последний момент и ограничив себя вытряхиванием окурков в окно. Почему-то эта информация сильно его задела, но что именно так встало ему поперёк горла, Арья выяснять не решилась – уж больно недобро он смотрел. Тот же остановившийся взгляд она поймала, когда случайно речь зашла о Зяблике – ну, тут хотя бы было все понятно – он ревновал. Аррена он видел в ноябре, и, когда Арья сообщила, что Санса регулярно ходит к однокласснику заниматься математикой, странно усмехнулся и пробурчал себе под нос: «На ловца и зверь» – но комментировать тоже отказался. Еще Клиган с очевидностью бесился при каждом упоминании Арьей Рейегара – пытался сменить тему и сам же к ней возвращался, довольно неуклюже пытаясь выяснить – не пристает ли, чего доброго, дядюшка к племянницам. Получив на это дважды отрицательный ответ, он долго смотрел на Арью, пытаясь понять, видимо, врет она или нет, но, так и не решив этот вопрос для себя, сделал вид, что забыл про эту сомнительную выясняловку. Арья, хоть и сама с удовольствием вытряхнула бы из Рейегара всю его ханжескую спесь, внутренне оскорбилась за гнусное подозрение Клигана и мстительно добавила, что в их кругу не принято приставать к маленьким девочкам вообще и к племянницам в частности – и что у Рейегара и с женой на эту тему был полный консенсус – даром, что они ждали ребенка. Пес на это заметил, что у волчонка так же мало опыта, как и мозгов, и что разные бывают дяди, – просто именно им, возможно, повезло.

К вечеру захмелевшую Арью начало все же клонить в сон. Клиган все также сидел в кресле, как истукан – пил, курил – он даже перестал делать вид, что пытается дымить в раскрытое окно – и снова пил. С каждым стаканом он мрачнел еще больше, кидал взгляд на книжную полку, где была заныкана фотография Сансы. Поймав в какой-то момент взгляд Арьи он вдруг начал беситься ни с того ни с сего