Текст книги "Это было у моря (СИ)"

Автор книги: Maellon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 101 страниц)

Сандор мельком бросил взгляд на Пташку. Когда он наконец закончил очередную промывку мозгов, она отвернулась к полям и видневшемуся вдалеке сонному темно-бирюзовому под серым небом морю – да так и оставалась в этом положении до сих пор, как восковая, почти прозрачная фигура, из которой ушла вся жизнь. Крыша была опущена – когда они выезжали из усадьбы три часа назад, слегка накрапывал дождь, и Сандор решил, что не стоит пытаться простудить девочку, даже если ему хотелось курить до усрачки. Теперь он подумал, что, может, стоит-таки поднять крышу – пусть ее хоть ветром обдует, а то сидит, как неживая – красивая рыжеволосая кукла. Вцепилась тонкими пальцами в его куртку – словно кто-то собирался ее у нее отнять – и все равно видно было, что плечи слегка дрожат, а дыхание неровное. Ну что же она молчит? Боги, хоть бы ругалась. Или даже плакала, Иные ее забери. Но это висящее, как топор, молчание было невыносимо.

– Пташка, слышь, я открою крышу, или тебе холодно?

– Мне все равно. Открой.

– Нет, если ты мерзнешь, я не буду. Только окно открою. Одну сигарету…

– Я же говорю, мне все равно. Кури, пожалуйста. Я все равно ничего не чувствую. Даже холода.

– Почему это ты ничего не чувствуешь, седьмое пекло? Что ты себе выдумала?

– Ничего. За меня все выдумали другие. Поэтому совершенно все равно, что я чувствую, а что – нет. Чувства – это так бесполезно, только силы уходят зазря. Лучше так.

– Как еще так? Ты меня пугаешь…

Она взглянула на него. Ну наконец-то. То, что Сандор увидел в крыжовенных глазах, его совершенно не обрадовало. Там была пустота. Абсолютная. Как будто в доме выключили свет – только отсвет от внешних лучей, играющий светотенью на стенах, создаёт видимость присутствия – но достаточно подойти к окну, сразу поймешь – в этой обители давно никто не живет. Сейчас Пташка и впрямь напоминала умалишенную. Покажись она в таком виде какому-нибудь мозгоправу – и тут же посадят, куда надо. Без всяких Бейлишевых бумажек.

– Так, стоп. Кончай это, девочка, слышишь. Не смей уходить в себя. Мы же это уже обсудили, нет?

– Это ты это обсудил. А я… Я не могу.

– Какая же ты все-таки размазня! Ты даже не пташка. Ты какой-то замерший эмбрион. Что настолько слаб, что остался сидеть в яйце и иногда смотрит оттуда сквозь крошечную дырочку на жизнь. Интересно тебе оттуда наблюдать? А как насчет сделать что-нибудь?

– А как у тебя насчет сделать что-нибудь? (да, вот оно – свет включился – начала метать молнии. Ну, лучше, если она будет драться, чем сидеть с этим тупым видом) Что-нибудь, кроме как напиваться и обвинять меня, себя и всех вокруг в своих бесконечных несчастьях, а?

– А я не обвинял.

– Нет, ты своим всем видом, своей сутью это демонстрируешь: вот он я – самый несчастный человек на свете – ну пожалейте меня кто-нибудь. А с делом и у нас не очень. Только с проповедями. И нотациями. «Давай не будем, не надо, не стоит, неправильно»… А другим, как выясняется, наплевать, что правильно, а что нет. И они получают за это призы. Кто – веселые развлечения на свежем воздухе, а кто – молодых жен. Поди, расскажи им, что это было неправильно. Вот они посмеются…

– И что же ты прикажешь делать? Мне надо было тебя украсть, спрятать в какой-нибудь богомерзкой дыре и пользоваться тобой в одиночестве?

– Да хоть бы и так. Но хоть не эта вот подделка отношений. Это хотя бы был бы жест.

– Ты жестов ищешь? Тогда ты выбрала себе правильного мужа. Там и жесты, и красивые слова, и действия, и куча других удовольствий. Не понимаю, что ты тогда расстраиваешься…

Ну вот. Ладно, пусть лучше и вправду дерется. Хотя свои затрещины она до обидного больно выдает. Ну эту он явно заслужил. Хотя по больной щеке… Вот седьмое пекло!

Пташка опять от него отвернулась. Но хоть на этот раз не сидит просто так – плачет злыми слезами. Старается прекратить – слишком уж уязвлена ее гордость – но не получается. Вон, уже весь воротник его куртки закапала…

– Знаешь что, милая, давай так. Вроде договора. Доедем до этой Серсеиной избушки на курьих ножках. Попытаем счастья с переговорами. Если мы почувствуем, что то, куда поворачиваются события, нам не нравится – я тебя увезу. Украду машину, осла или морского конька. Найду какую-нибудь забытую богами распродыру. Сменим имя. Заведем корову. Я буду сажать кукурузу, а ты – сбивать масло. Как тебе?

– Ненавижу кукурузу.

– Ну хорошо. Значит, не кукурузу. Картошку. Денег на интернет у нас не будет, поэтому по вечерам ты будешь мне петь. Или я тебе рассказывать скабрезные истории…

– А если нас найдут? Все они?

– Им же хуже. Не думаю, что от сажания картошки я разучусь стрелять. А свою территорию и свою женщину Псы обычно защищают до последнего.

– Я все еще твоя женщина? Даже после этого? – Пташка кивнула на рюкзак, который оттягивал своим неземным весом всю гравитацию вокруг них. Ну и хрен с ней – будет легче убежать…

– Всегда. Особенно после этого. Ты же меня выбрала, не его. Еще не хватало. Потом, ты уже вдова без трех минут. Как бы Мизинец не обхитрил самого себя этим жестом…

– Хорошо. Договорились. Без дураков? Ты точно не будешь отступать, как это у тебя заведено?

– Нет. Не могу же я отдать тебя Бейлишу. Или даже Джоффри. Послушай, я могу отдать тебя только тебе самой. Когда все закончится – если закончится – тебе по-серьезному надо будет отправляться к родным – к матери, к тете, к твоим многочисленным братьям-сестрам. И там и оставаться. Не начинай спорить. Просто подумай об этом. Без истерики, без надрыва. Потому что то, что с тобой сейчас сотворил Бейлиш – я делать не стану. Это гнусно. Даже для меня. Лучше уж тогда в самом деле на каторгу – там, по крайней мере, ты до меня не доберешься и избавишься наконец от этой нездоровой зависимости.

– Ты же знаешь, что это не зависимость…

– С чего бы это ни начиналось, оно медленно, но верно идет именно в этом направлении. Мы просто друг друга измочалим и разбежимся – причем по-плохому. А мне бы этого не хотелось. Ну, плюс родственники, закон – и это не принимая в расчет твое это замужество. Я сейчас говорю так, как будто его нет.

– А ведь оно есть. Не можешь ты обо мне рассуждать, как о среднестатистической дурочке шестнадцати лет, что втюрилась во взрослого мужика. Все гораздо сложнее. Мы оба уже покалеченные разными аспектами жизни и потому…

– И потому, прежде чем за что-то браться вместе, стоит хотя бы вылечиться, тебе не кажется? А некоторым еще и вырасти было бы неплохо… Твои проблемы – и мои, в особенности – увы, не лечатся любовью. Они лечатся временем. И жизнью. Когда мы будем готовы – если будем готовы – возможно, еще и встретимся. И вот тогда это уже будет честный и сознательный выбор. Не истерика, не цепляние за последнюю соломинку, даже не долбаный гормон. А только ты и я.

– А сейчас это что тогда?

– Сейчас – это маленькая девочка и ее верное чудовище против всего мира. Но это не любовь. Это скорее попытка выжить…

– Мне очень не нравится то, что ты говоришь.

– Да, потому что ты знаешь, что это правда. Неважно. Давай разбираться со всем по порядку. Это потом. Когда ты опять получишь право быть просто шестнадцатилетней девочкой. И попробуешь ей стать. Хотя бы попытаешься, хорошо? В конце концов, я никуда не денусь… Просто подумай над этим на досуге. Когда будет время и силы. Для того, чтобы кого-то выбрать – у тебя она должна быть, эта возможность, понимаешь?

– Понимаю. Я подумаю.

– Ну и ладно тогда, оставим это. Мы уже почти приехали. Вот уже наш съезд с шоссе.

– Хорошо. Когда съедем, можешь где-нибудь притормозить? Ну, до усадьбы?

– Что, ты решила пойти туда пешком? Или уже хочешь сражаться в одиночку – на коне, как давеча на поле? Это будет до невыносимости глупо, хоть и красиво…

– Нет. Я хочу собраться с силами. Для этого мне нужно, чтобы ты не держал в руках этот идиотский руль… Пусть это зависимость, наваждение – ну, что хочешь говори. Но она есть, ты же знаешь. И я в ней нуждаюсь. Как и ты… Иначе я просто это все не вынесу…

Сандор остановил машину на том же самом месте, где когда-то – вечность назад – размышлял, увозить ли Пташку или нет. Тогда он явно ошибся. Теперь уже не ошибется…

Она отстегнулась, потянулась к нему, сбросив с себя мешающую куртку. Вместе им никогда не было холодно. Ее руки на его шее, вопреки обычному, были горячи – словно ей вдруг стало жарко или внезапно поднялась температура. Губы были нежны – странно, словно ее организм вдруг перестроился на другой режим и срочно все залечил, стараясь уже не реагировать на глупости вроде слишком затяжных поцелуев. Никаких там корочек, шероховатостей – чуть влажный сладкий рот, как лепестки розы – и при этом требовательный, манящий… Как всегда, отключалось ощущение времени – чья это зависимость – его или ее? Неожиданный луч просочился между ними – откуда здесь свет? Небо все в тучах – или это уже какие-то галлюцинации, порождённые похмельем и слишком сильным накалом страстей? Но нет – Сандор приоткрыл глаза – ее лицо тоже было освещено, как будто прямо на них направили прожектор, на рыжих ресницах застряли крохотные слезинки, и этот неожиданный свет превращал их из ртути в золото.

– Смотри, Пташка. Солнце. Может, все же есть у нас с тобой какая-то надежда?

Она тоже приоткрыла глаза – мокрые ресницы порхнули вверх, зацепившись за его собственные.

– Да, какой странный луч. Средь грозового неба. Красиво. И как-то болезненно красиво…

– Ага, как мы с тобой. Ты – красива, тогда как я…

– Опять чушь какая-то. Опять себя жалеешь? Смотри ты на этот луч. Не будь там такого неба – разве был бы он так пронзительно прекрасен? Нет, на голубом обычном фоне это был бы просто банальный солнечный отблеск. А тут это – шедевр, уникальный, неповторимый. Как мы с тобой. Не останавливайся. Не отпускай меня. Не отпускай…

Когда закончились все поцелуи, когда на них уже не осталось сил, и упали руки, утомленные прикосновениями – нежными и настойчивыми – их общее дыхание начало замедляться, и они перестали попадать друг другу точно в такт, когда луч погас и спрятался в свинцовых тучах – словно уже настал вечер – они наконец отпустили друг друга. Пташка опустила голову, лукаво и виновато – за один только этот наклон головы, нежный, как у какого-то лебедя – как будто он много видел загребучих лебедей – можно было смело выйти из машины, в которой от страсти запотели стекла – и сброситься вниз, на лежащую внизу дорогу пересекающего шоссе. Возможно, он полетел бы не вниз, а вверх – настолько он был переполнен ею, что, казалось, и у него выросли крылья. Но бросаться вниз было явно рано – впереди их ждал не полет, а бой…

Платят сумерки кровавую дань -

Как в кармине прядь закатных волос.

У окна привычной статуей встань,

Тень на ставень скособоченный брось.

Что ты ищешь в рваной ране небес,

Поглощающих расплавленный день?

Вновь с покорностью лишь наперевес,

Лишь молчанье предлагая взамен?

Твой мирок дрожит, как мыльный пузырь,

Многоцветьем ненадежности снов,

А вокруг него – бесцветный пустырь,

Где кривое отраженье верно.

Я готов взорвать всю бездну кругом,

Лишь бы сон твой от чудовищ сберечь

Но тебе все тем же вечным врагом

Буду. Взор мой – лишь отмщения меч.

Под окном твоим, средь прочих зверей

Замираю в искушенье тепла,

А в ночи крадусь на пост у дверей,

Где моим ты пробужденьем была.

Только ты не замечаешь теней,

Рвешься крыльями в кровавый закат.

И повторами растерзанных дней,

Пьян сполна опять, сполна виноват.

Ставень хлопнет, отсекая лучи

От заката, в прядь осенних волос.

Если помнишь ты как петь.

Лишь молчи.

В бездне места нет

Для света, для слез…

2. Санса

Они доехали до усадьбы. Сандор остановил машину за поворотом.

– Ну что, ты готова, храбрая Пташка? Я подумал, давай-ка мы здесь оставим старушку. Не надо нам светиться. Подойдем потихоньку, посмотрим, что там и как. И кто, главное. Я думаю, нам нужна именно твоя тетка. Без Джоффа. Без детей. Только она. Если бы Роберт тут присутствовал, все бы точно прошло так, как надо. А теперь только надежда на то, что Серсея, по обыкновению, настолько о себе высокого мнения, что сам факт того, что ее обошел ее же собственный служащий, приведет эту заносчивую бабу в немыслимое бешенство. Она тщеславна, как павлин, и часто как павлин же и глупа. А если хорошенько дернуть ее за хвост – выдрав случайно пару перьев – она войдет в такой раж, что Бейлиш и сам будет не рад своей афере… Плюс опять же – активы…

– Какие еще активы?

– Твои, дурочка. А почему, ты думаешь, Серсея так желает видеть тебя своей невесткой?

– Те отцовские бумаги? Он ведь они мне достанутся только когда я закончу университет. Если я его закончу. А если нет – они поровну разделятся между моими братьями и сестрой. Мне достанется только часть недвижимости, кое-какие деньги. А активами будет управлять тот, у кого на это хватит ума и образованности. Чтобы не профукать…

– Знаешь ли, почему-то у меня такое ощущение что Серсее, в общем-то, без разницы, когда она эти активы получит. Главное – их наличие. А Бейлиш – он играет, как выясняется, в игру известную только ему самому. То есть – хрен его знает, что ему надо. Может, ничего. Или все. И тебя в придачу…

Они вышли из кабриолета – Сансе вдруг стало грустно, словно кончилось в их жизни что-то хорошее. В последнее время она только и знает, что прощается – с местами, людьми. С ощущениями… Если бы это не случалось почти каждый день – было бы еще полбеды. Но каждый день что-то терять – никаких сил не хватит.

Они дошли до ворот. Вокруг все было тихо, буднично.

– Сандор, а что тебе поручила Серсея? Ну с машиной?

– Что ж еще – вымыть ее, конечно. Вымыли, блин. Еще грязнее стала. Пусть ее Бейлиш моет. Языком, желательно. После того как Серсее станет известно про его шутку, сомневаюсь, что этого хватит утолить гнев Ланнистерши…

– Хм. Он сегодня должен приехать. С утра. Может, он уже тут? И что тогда? Он не знает, что я знаю. Или знает?

– Не забивай себе этим голову. Серсея-то не в курсе, верно? Ну вот. Она же с тобой собиралась разговаривать. Вот и поговорите…

– Как, а ты?

– Ты знаешь, если я буду говорить за тебя, это будет странновато. И не будем выкладывать все карты на стол сразу. На худой конец, можно ей намекнуть про Джоффа. Про Лею. Небольшой шантаж…

– Фу. Мне это не нравится.

– Мне тоже, но ведь это правда… А потом, не забывай – в общем-то, она тебе враг. И пользуется тобой. Или воспользовалась бы, появись у нее такая возможность. Серсея – не добрая тетушка. Ты для нее – только средство для достижения каких-то пакостных целей. Держи это в голове, когда будешь с ней беседовать…

Они зашли на участок. Лимузин стоял на привычном месте. Сегодня Джоффри сидел дома. А у Сандора был выходной.

– Почему тетя погнала тебя мыть машину? У тебя же выходной…

– Это, типа, штраф, Иные бы его забрали. За вчерашнее. Когда я сбежал тебя искать…

– Прости… Это был странный день. И страшный, как выяснилось…

– Да, как выяснилось. Но ты мне потом расскажешь, какого Иного ты все же протаскалась весь день. Даже сегодня мне это любопытно…

– Не скажу, ты будешь смеяться.

– И ты этого боишься? Даже если и так…

– Мне неловко. Я вела себя как маленькая дурочка. Подставила тебя.

Он чмокнул ее в затылок, когда они поравнялись с углом гаража.

– Это твое и мое счастье, что ты еще можешь вести себя, как маленькая дурочка. Это дает мне надежду, что не все так безнадежно, как кажется в пять утра.

– Почему в пять утра?

– Тогда меня душат самые мерзкие мысли. Это час их обычного визита. Когда алкоголь уже выветривается – а ночь еще не уходит. И все так смутно. Так враждебно, и некуда деться. Потом наступает утро, становится чуть лучше. Тогда уже можно встать и что-то делать… Действовать, а не долбиться головой о подушку…

– Тебе тогда надо было разбудить меня. И…

– И что бы ты сделала? Как паладин с мечом, стала бы отгонять мои страхи? Или оттяпала бы этим самым мечом мне башку – тогда бы и мысли сразу поисчезли, как думаешь? Лучшее средство от головной боли – гильотина…

– Дурак. Я бы придумала. Ну, как тебя отвлечь…

Санса покраснела. Хорошо, что он идет следом и не видит. Это как слезы – не хочешь, а лезет.

– Пташка, у тебя уши стали, как маки. О чем ты, седьмое пекло, думаешь? Нашла время! Соберись уже. Треклятый этот гормон! Теперь я знаю, от чего ты зависима…Жуть…

– Прости. Это не нарочно. Просто подумалось, что, когда мы… ну, вместе – у меня все мысли куда-то деваются. Я словно падаю в пустоту, но она, эта самая пустота – как наполненность. Не вытягивает душу, а наоборот. Окрыляет.

– Прекрати немедленно. Думай лучше о том, что скажешь Серсее.

Санса сглотнула. Действительно, дура. Он ей теперь – любовник. А есть еще и законный муж. Матерь всеблагая! Если он до нее доберётся – ей же придется – Санса зажмурилась и тут же споткнулась о корень акации. Сандор едва успел подхватить ее под локоть.

– Да что такое – ты смотри, что ли, под ноги! Опять витаешь в облаках?

– Нет, я подумала о своем супруге. Ну, знаешь – о супружеских обязанностях… Это так гадко… Я просто не могу…

Сандор с отвращением сплюнул, попав точно на Серсеины кусты. Рот его дернулся, как обычно, когда он сильно злился.

– Не говори мне про это. А то сразу хочется курить. Или кому-нибудь врезать. Это сейчас неуместно. Этому точно не бывать. Иначе этот твой Мизинец останется без своего драгоценного мизинца. Тихо! Слушай. Они в маленькой столовой, слышишь? Надо обойти дом…

Санса тоже услышала голоса. Теткин. И голос Джоффри. И еще – они там были не одни…

– Сандор, это он. Бейлиш. Он тоже там.

– Слышу. Надо подойти поближе. Иди тихо и смотри под ноги. Нельзя, чтобы нас заметили…Окно этой комнаты выходит направо. Если встать рядом – там такая ниша, где проходит коридор на кухню – нас не заметят, а слышно будет.

– Хорошо. Тсс…

Они подошли вплотную к небольшому углублению в стене. Там отлично хватило места для них обоих… Из окна потянуло сладковатым запахом табака – Петир опять смолил свои пахитоски, на этот раз даже не выходя на улицу…

– И что вы предлагаете, Бейлиш?

– Мне незачем. А вы что предлагаете теперь? Или что хотите услышать от меня, дорогая моя?

– Они уже намекали о подписке о невыезде. Это недопустимо… Чертова девчонка! И понадобилось ей шляться по лесам… Родители, родители – лучше бы сидела тут -целее бы была. И кто бы мог подумать – такое приличное место! Это ваш «аэродром» притягивает всякую шушеру. Всякую нечисть.

– Почему он, собственно говоря, мой? Я там, помнится, и не был. Это ваш чудесный телохранитель там завсегдатай. Особенно по части винной лавки… Где он, кстати, не знаете?

– Поехал мыть мою машину.

– Да ну! Очень интересно. А у него разве не выходной сегодня, если память меня не подводит…

– Выходной, да. Но он проштрафился вчера. Бегал за выпивкой и куревом, отлынивал от работы…

– Вчера, вы говорите? И в котором часу? Очень примечательно. И долго его не было?

– Ушел часа в три, а пришел не раньше пяти. Совершенно никакой, заметьте.

– Это как раз неважно, но вы натолкнули меня на отличнейшую мысль. О, это прекрасная, воистину замечательная мысль! Она позволит вам уклониться от участия в этом расследовании. И замести следы…

– Мне – а причем тут я?

– Да пораскиньте мозгами, Серсея! Вы же вязнете – с дикой скоростью! Эти околоубийственные дела вредят вашему бизнесу. Да-да, и вашему, молодой человек.

– Я не понимаю…

– И совершенно зря. Я просил вас о двух вещах перед отъездом. И что – вы что-то сделали? Нет и нет! Все идет своим чередом. Кто-то развлекается за вашей спиной, бросая трупы со снятыми скальпами в канавы. А вы сидите и злобствуете на тему того, что ваш охранник напился! Это же смешно. Даже не смешно – нелепо! А вот куда ваш этот красавец ходил на самом деле – и регулярно ходит, заметьте – стоило бы выяснить. У меня есть отличный кадр на этот случай. Правда, он в столице – но по делу убитой малютки вызовут следователя в любом случае – надо дать возможность моему приятелю отличиться, поймав преступника… У него… кхм… есть, правда, одно отягчающее обстоятельство… личная, так сказать, заинтересованность…Но это тут не повредит… Да, именно так.

– Я вообще ничего не поняла.

– Да так. А вы держите своего молодца дома. Сына. А то мало ли что…

– Ну так охотятся за девочками, а не за мальчиками.

– Мальчики, девочки… Какая, в сущности, разница? Делайте, что я говорю. Кстати, о девочках. Где ваша прекрасная племянница? Именинница?

– Не знаю. Ушла. Ее все тянет на прогулки…

– Да, в этот период у молодежи гормональный всплеск. Как это забавно… Гулять, говорите пошла… Ну-ну. Так-то вы за ней следите – за вашей вожделенной наследницей… А как у вас дела налаживаются с потенциальной невестой, юноша? Как вы себя чувствуете? Удалось наладить контакт?

– Никакого контакта. То у нее лунная кровь – а сегодня вообще не было в комнате. Я зашел к ней вечером – сказать спокойной ночи, а ее там нет.

– Не было, нет? Что вы говорите! Вот вам еще загадка – как пятнадцатилетняя девочка испарилась из спальни, а? Знаете?

– Нет, конечно. Может, ушла в туалет?

– У нее же туалет прямо в комнате.

– Ну, или за водой. На кухню.

– Ну-ну. А вот у меня совершенно другие сведения на эту тему. Думаю, что она пошла навестить своего любовника.

– Кого? Вы в уме ли, Бейлиш? Мы о той же Сансе говорим?

– Своего любовника, милейшая Серсея. А также вашего, по совместительству. Бывшего. Не надо на меня сверкать глазами – не испугаете. А сыну дадите разъяснения потом – не надо вскакивать, юноша – меня вы в канаву не сбросите. Потом обсудите свои семейные вопросы – наедине. У нас есть более важные дела. Все случилось у вас под носом, драгоценная моя мадам. Вы же сами своими устами послали Клигана охранять малютку Старк. А я вас предупреждал, что что-то там нечисто, но вы упорно все отрицали. Вам казалось, что для мужчины, коснувшегося вас, других женщин не существует. И вот из-за этой химеры вы сорвали такую блестящую, хитроумную операцию, что планировалась месяцами! Боги, Серсея, не слишком ли большая цена за сомнительные услуги вашего телохранителя? Стоил он ваших активов? Ну скажите честно?

– Мама, и ты хотела женить меня на этой сквернавке? А я еще собирался…

– Совершенно правильно мыслите, юноша. Мать выбрала вам неподходящую невесту. Я думаю, что это еще можно исправить….

– Я не женюсь на этой песьей подстилке, ни за что! Пропади они пропадом, эти ваши активы-пассивы…

– Никто вас и не станет заставляет на ней жениться, мой милый юноша. Эта барышня, боюсь, утеряна для общества. Как вы думаете, Серсея? На вас что, напал столбняк? Не бойтесь, выкрутимся как-нибудь. Тем более, дело Старк тоже на мази.

– Что вы хотите сказать, Бейлиш? У вас есть новости? Я знаю только то, что мать оказалась в лечебнице. Надеюсь, ей не полегчало – дозу, что ли, снизили?

– Нет, как раз наоборот. Дело приняло неожиданный оборот. Да она уже и не в больнице.

– А где же тогда? Ее отпустили домой? А как же опекунство?

– В каком-то смысле ее отпустили. Она ждет своего вечного пристанища. Кет Старк в морге. Уже второй день, нет, третий. В воскресенье она выпала – нет, вылетела из окна. По свидетельствам санитаров, решила стать падающей звездой. Обхитрила надсмотрщицу, залезла вечером в кабинет врача – там решетки как раз сняли на починку – ну и шагнула в вечность. Четырнадцатый этаж – шансов у нее не было. Или наоборот – были все шансы наконец-то воссоединиться с любимым усопшим супругом… И это еще не все. Имеется дополнительный бонус. Ее старший сын – ему позвонили тотчас же – в срочном порядке выехал домой. На подъезде к аэропорту – он, кстати, был не один, а с невестой – попал в аварию. Машина, что их везла, врезалась в какой-то трейлер, что неудачно встал попрек дороги. Очень большая была скорость, опаздывали на рейс, плюс мокрая дорога, ну и в таком духе. Не смогли объехать, занесло, стукнулись об этот грузовик, автомобиль перевернулся и рванул. Никто не выжил. Водитель трейлера под следствием – но, похоже, и он был не виноват – у него что-то там сломалось, стоял на аварийке… Юноши так торопливы… Так что семейство Старков уменьшилось еще на двоих. Надо принести Сансе соболезнования. Где же все же она? И Клигана я тоже не вижу. Куда вы их дели, Серсея? Отправили в романтический круиз?

– Да как у вас язык поворачивается, мерзкий вы человечишка…

– Я понимаю, вам обидно – такая рыбка сорвалась с крючка… Но я свои обязательства выполнил – а вы вот поленились. Мало вас, видимо, заботила судьба этого дельца… Вы все больше про лирику, про концерты на будущий год, новые лица, новые интересы… ну, не все в жизни получается – вы и так крайне удачливая женщина. И я вам все же привез удачные новости. Тот, другой вариант, который мы обсуждали, неожиданно всплыл. Я искал эту особу в двух городах – и не поверите – нашел ее тут, опять же у вас под носом. Милая леди отлично шифруется. Вот вам телефон. Думаю, все же вы должны встретиться с ней лично. Там, конечно, не такой жирный кус, как на севере, но все же лучше, чем остаться вообще с носом, не правда ли?

– Давайте сюда ваш телефон! И убирайтесь.

– Не так все быстро, моя дорогая. Я тут кое-что забыл. Теперь хочу забрать свое.

– Так забирайте и катитесь в пекло. Что это вы забыли?

– Свою законную супругу. Вам она приходятся троюродной племянницей по матери.

– Что? Что вы сказали? Но? Как это возможно?

– Для истинной любви нет преград, моя дорогая, вы должны бы знать. Ваш сын не захотел на ней жениться – а я вот возьму ее такой, какая она есть. Любовника, правда, не хотелось бы брать – и сами справимся, без него – оставлю его вам в качестве утешения. Скоро по его душу все равно приедет родственничек. Недолго потерпите. И позвоните мадам в гостинице – как бы вам не остаться с носом и в этот раз. И заклинаю вас, друзья мои – не стоит делать лишних шагов. Иначе я могу нечаянно напомнить Роберту о ваших милых – и разнообразных – увлечениях, любезная Серсея. А вам, юноша, желаю больше сидеть дома и смотреть на подсвечники. А то канавы уже начали переполняться… слухами и вообще, разным…Поберегите себя – вы еще так молоды. Будет еще время… Если мама вовремя подсуетится, а не станет забивать себе голову местью – у вас еще есть шанс обзавестись новой игрушкой, взамен моей нынче любезной молодой супруги – теперь уж она моя – осталось только консумировать брак – и дело сделано. А вы ждите своего часа, мой юный талант в разнообразных областях – и все у вас будет в порядке. Кстати, по поводу активов моей жены – я готов вести переговоры. Если вам найдется, что мне предложить, я готов в будущем с вами сотрудничать… Некоторые из владений вашего супруга в столице меня крайне интересуют, любезная мадам Баратеон. Мы еще поговорим. А теперь позвольте откланяться – надо искать супругу. Просто не терпится ее узреть…

– Бейлиш, а зачем вам все же понадобилась Санса? В кои-то веки скажите честно – вы же выиграли…

– Да ни зачем. Просто так. Она страшно похожа на мать в юности. Меня, старого сентиментального хрыча, разобрало на ностальгию по прошлым дням… А тут такой кадр… И я решил помечтать. А в итоге вот как вышло. Уж не обессудьте… Скучно одному – надо же кого-то учить, делиться опытом… да и активы на севере, ещё в умелых-то руках… В кои-то веки и мне можно насладиться грезой…

Сандор осторожно посадил Сансу на траву. Услыхав о матери, она сползла по стене, прикрыв рукой рот, словно пытаясь не дать себе закричать. Или будучи не в силах дальше дышать. Она не плакала – но и ничего не видела вокруг себя. Сандору почему-то вспомнился его собственный отец – именно такой был у него взгляд, когда он мальчишкой еще пытался к нему пролезть, расшевелить…Тот самый выключенный свет… Но он продолжали говорить – те, в маленькой кремового цвета столовой. Ему надо было унести ее сразу – а он стоял и слушал, не в силах оторваться от полного упоения от своего беспредела мягкого вкрадчивого голоса Мизинца. Когда Бейлиш рассказал еще и про брата – она тихо, как раздавленная птица, пискнула – и отключилась. Может, и хорошо. Он таки дослушал речь Мизинца до конца. Тот был воистину вездесущим, судя по информации, которой владел. Значит, карты на столе раскрыты – а по его душу едет Григор. Пора отсюда сматываться.

Он подхватил девчонку – легкую, как перышко – тяжелую, как будто ему на руки положили всю загребучую землю – и направился к задней калитке, что была за флигелем – слуги были в доме, бояться было нечего. Опасаться, впрочем, им надо привыкать – за ними начинается охота. Выйдя в лес, он устроил Пташку возле кривого тополя – вокруг валялись красно-коричневые узловатые ветки, и густо пахло смолой. Девочка уже начинала приходить в себя. Он легонько потряс ее.

– Пташка, пожалуйста. У нас мало, дьявольски мало времени – может, полчаса, а то и того меньше. Если ты в силах – пойдем. Если нет – могу тебя понести. Нам надо отсюда убираться – если только ты не хочешь остаться. Но здесь уже ничего не исправишь. Ты можешь только скрыться. И жить…

Она подняла рыжие ресницы. Глаза ее были сухи – и отражали самую глубокую бездну, что можно было представить… Мизинцева пропасть, вот она – наконец она их настигла…

– Жить? Это даже смешно… Не стоит так шутить…

– Ну хорошо, не жить. Хотя бы выжить. Своей смертью ты ничего не дашь этим – он кивнул на серый забор – кроме облегчения… Можешь ты попробовать, ну попытаться? Ради братьев, сестры?

– Могу попробовать. Ради тебя.

– Хорошо, пусть так. Тогда пойдем?

– Пойдем. Увези меня отсюда подальше. Здесь – слишком страшно…

– Тогда подымайся. Сможешь идти?

– Наверное.

– Тогда нам лучше поспешить. Пошли.

Тихо, как тени, крадучись, шли они по непрочищенной, полной сухостоя и поломанных, как карандаши, еловых стволов чаще – надо было привыкать – теперь это – их жизнь. Сандор осторожно обводил Сансу вокруг поваленных деревьев, каких-то кривых пней – весь лес за забором был каким-то чудовищным причудливым кошмаром из детских страшных сказок. Свет сюда не пробивался – только на сухих ветках и стволах там и сям болтался какой-то серый мох, унылым призраком навевая тревожные видения и приковывая к себе взгляд. Санса шла не глядя, почти на ощупь, вцепившись ледяной рукой в плечо своего спутника. Вскоре они взяли левее и вышли на дорогу…

========== XIII ==========

‘Cause it’s a bittersweet symphony, this life

Try to make ends meet

You’re a slave to money then you die

I’ll take you down the only road I’ve ever been down

You know the one that takes you to the places

Where all the veins meet yeah,

No change, I can’t change

I can’t change, I can’t change

But I’m here in my mold

I am here in my mold

But I’m a million different people

From one day to the next