Текст книги "Это было у моря (СИ)"

Автор книги: Maellon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 101 страниц)

– Нет, пока нет. А вон я вижу там через милю съезд на площадку. Ага?

– Хорошо. Держись пока…

– Можно подумать, у меня есть варианты…

– Нет, пожалуй, нету. И все же… Ну, думай о чем-нибудь хорошем, отвлекает…

– Хорошо, буду думать о твоих ресницах.

– Дались тебе эти ресницы! Ну что за бред! Тем более они все равно ополовиненные…

– Они и ополовиненные длиннее, чем полагается… Ой, нет. О тебе лучше вообще не думать…

– А что такое?

– В туалет хочется больше… Дай-ка я лучше закурю…

– Не надо, мы уже вот съезжаем.

Сандор вывернул руль, подъехав поближе к заданию зоны отдыха, чтобы было не слишком долго топать под умеренным, но все же снегопадом.

– Ну, иди. А я начну, что ли, звонить. Время такое, что этот товарищ уже скоро начнет впадать в дрему, коли он в запое…

Санса выскочила из машины и заторопилась к зданию. Сандор же вытащил телефон и стал искать несчетное количество раз набранный номер. Роберт подошел сразу. Голос слега тягучий, но не в стельку, по крайней мере.

– Клиган, ты? Зачем звонишь? Серсея и так за моим каждым шагом следит. Впрочем, в пекло ее. Рассказывай.

– Что рассказывать?

– Про то, как дошел до жизни такой. Никогда бы не подумал, что тебя может так переклинить. Это ты увез Сансу Старк?

– Я.

– Но боги, зачем тебе это? Девчонке только что стукнуло шестнадцать! Выходит, ты хренов педофил, дружище…

– Я же не для этого ее увез.

– А Серсея вот уверена, что для этого…

– С каких это пор вы слушаете, что вам скажет жена?

– Да, ты прав. В пекло ее. Но она могла и правду сказать… А Мизинец утверждает, что ты подпортил девчонку…

– Это, конечно, страшно надежный источник. Особенно учитывая, что он – лицо заинтересованное…

– В каком смысле?

– А, вот этого вам Серсея не сказала, похоже. Он на ней женился.

– Чего? Кто на ком женился, не понял.

– Бейлиш женился на Сансе. То есть формально. Он подделал бумаги, на самом деле никто ни на ком не женился, конечно. Она вообще была в другом месте на момент регистрации брака.

– А у тебя откуда такие сведения? Нет, не хочу знать. Иначе меня совесть заест перед покойным Недом и бедняжкой Кет.

– Бедняжку Кет, к слову, к окну подтолкнул тоже ваш преданный слуга… Это он ей «специалиста» насоветовал, а тот, похоже, подсадил миссис Старк на колеса…

– Это серьёзное обвинение. То есть, Мизинец обманом решил ликвидировать побольше Старков – матерь всеблагая, а парнишка – тоже он? – чтобы ему в руки досталось все то, что хотела Серсея, ты хочешь сказать? Мне это все нафиг не нужно – вот борделя жалко… А у Серсеи теперь новая игрушка – надежды в клубах тирелловского табаку. Свадьба уж назначена. Эта дурочка Маргери вполне ничего. Но мне бы больше было по душе, если бы Джофф женился на Сансе. А она в итоге досталась тебе, вот странно. Бедный Нед… А чего ты от меня-то хочешь?

– Если вам Нед Старк был и вправду другом – помогите избавить девочку от этого муженька. Он же там все незаконно сделал. Да и зачем ей такой муж?

– Хм. Сложновато это будет сделать, особенно в виду того, что ты ее увез. Как она?

– По-разному. Все ее это надломило.

– Еще бы. Бедная малышка. И еще эта история с Кет. А с чего ты взял, что это Мизинец подтолкнул ее к могиле?

– Да потому что он сам сказал. Звонил как-то Сансе, глумился. Угрожает ей… А она записала разговор… ну и сболтнул.

– И она это записала? И запись сохранила?

– Да.

– Это уже веселее. С этим можно работать. Есть пара знакомых – не бойся, не твой братец – тот, похоже, теперь как раз с Мизинцем подвизается. Он там, на море, возле этой вожделенной Серсеиной хибары, будь она неладна, рыщет, по твою, кстати, душу. Надеюсь, девочек в канавах топил не ты?

– Не я. А вы, я так чувствую, и не верите.

– Да я сразу сказал этой дуре Серсее, что быть того не может. На хрен тебе это сдалось? Что, девок, что ли, вокруг мало, в овраги их отволакивать? Это надо совсем больным на голову быть. А ты не больной. Просто невезучий алкаш. Как я. Ну, тебе-то, как видно, все же, в конце концов, повезло… С женщиной, в смысле. Но ты же понимаешь, если удастся провернуть это дело с Сансиным браком и с Мизинцем – девочку придется вернуть…

– Понимаю. И даю вам слово, что она возвратится домой. Отвезу ее к тетке – к Лианне…

– Песье слово? Верю. И со своей стороны постараюсь помочь. Вот только допью этот жбан, просплюсь и завтра – за дело. Еще с супругой надо будет побеседовать…

– Может, все же, с супругой – в другой раз?

– Нет уж, извини, раз пошла такая пьянка, то надо непременно. Какого Иного она мне наплела? Ненавижу вранье, особенно бабье. Вот прямо сейчас пойду. Она там с братцем воркует по телефону, с этим лощеным уродом. Ну, не все коту масленица. Кошке, в смысле. Отзвоню тебе завтра. Береги девочку. Бывай, Пес.

И Роберт бросил трубку. А вот и Пташка. Спешит, вся голова уже в снегу.

– Ну что, ты дозвонился?

– Да. Дело на мази. Он поможет. Сказал, завтра начнёт действовать. Так что, может быть…

– Может быть, я освобожусь от этого мерзавца? Неужели такое возможно?

– Может, и так. Но там есть условие.

Пташка занервничала, потрясла заснеженной головой. Но они же обещали говорить правду. Значит, придется…

– Когда все закончится, и твой брак аннулируют, тебе придется вернуться домой. К тете.

– Ну, а в чем дело, я и так туда собиралась…

– Ты поедешь одна. Без меня.

– Как без тебя? Почему?

– Потому что это неправильно. Ты и сама прекрасно понимаешь.

– Ничего я такого не понимаю. И не надо мне никаких условий. Или тогда вообще не надо ничего. Он завтра будет звонить? Я сама с ним поговорю, ладно? Мне кажется, дядя Роберт как раз поймет…

– Ну, можно попробовать. Хуже не станет. Но только обещай не устраивать истерики и дать ему свободу действий. Для нас главное – избавить тебя от треклятого брака. Остальное – потом. Я же уже говорил – никуда я от тебя не денусь… Ты помнишь – я твой. Пока тебе это не надоест…

Она тут же скользнула в его объятья. От Пташки пахло свежестью, мокрыми волосами и снегом. Мало, мало времени осталось… И он сам его подгоняет – не за горизонтом уже тот самолет, что увезет ее на запад – к тетке… С каждым часом, как растет надежда на ее избавление – угасает и их больное пламя. И так, наверное, и должно быть…

– Мне никогда не надоест. Поцелуй меня.

– Пташка, ну не здесь же. Могут увидеть. И камеры, опять же…

– Пусть видят. Я не стыжусь. Если у этого мира хватило наглости признать законным этот омерзительный брак с Бейлишем – плевала я на то, что он о нас думает. И муженёк пусть посмотрит – на прощанье…

Он не заставил себя просить дважды. Губы ее были холодны, и даже они отозвались горьким привкусом первого снега – как будто ловишь снежинку кончиком языка – ту, первую, специально посланную для тебя в белом безмолвии…

========== IV ==========

Хоть раз тебя коснуться,

Хоть раз тобой упиться.

На миг назад вернуться,

Где нам с тобой не спится.

И встретить боль желанья

И рук слепую близость.

Греха прожить посланье,

Хоть раз дойти до низа.

Хоть раз взлететь до крика

И с губ твоих сорваться,

Упасть с седого пика

И болью упиваться.

И позабыть о смерти,

Сплетаясь воедино

В усталой круговерти

Задернутой гардины.

Через сутки они почти достигли цели. Снег то утихал, то начинался снова, таял, лил дождем изматывал их то тоской, то призрачными надеждами. Пташка кисла на переднем сидении. Временами она начинала проситься за руль. Сандор не понимал, зачем ей это нужно, и раздраженно отфыркивался – еще не хватало экспериментировать на «серпантине». Что еще за дурь! Телефоны здесь уже почти не брали, даже прогноз погоды приходилось слушать по радио – и он был неутешителен. Сандор в душе проклинал все их задержки. Вчера пришлось остановиться в очередной крысиной дыре – в отеле у подножья горы, куда им предстояло теперь въехать. До этого они ехали почти восемь часов, и Сандор здорово ошалел от дороги и уже размышлял: не посадить ли вправду Пташку на часок за руль. Останавливало его только то, что сменись они – он бы тут же и задрых – а за его горе-водителем нужен был глаз да глаз на этой скверной дороге. Поэтому он кое-как перебивался кофе и сигаретами – и гнал машину вперед. В гостиницу он отнес девочку на руках – она так выдохлась, что даже не проснулась, когда они остановились.

Эта гостиница была двухэтажной, без лифта, а комната им досталась почти на чердаке – куда он и отволок ее, сопящую ему в шею. Кровать была только одна – а за номер с него взяли в два раза больше, чем они обычно платили в предгорье. Сандору уже было наплевать на условности. Он уложил Пташку на кровать, запер дверь и сам улегся рядом с ней, уткнувшись лицом в мягкий ее затылок.

Они проспали почти двенадцать часов – она разбудила его в сумерках – лихорадочными объятьями и жаркими поцелуями. Несмотря на то, что Сандор дал себе слово ее больше не трогать, он опять не выдержал, тем более, почему-то Пташка оказалась почти раздетой. Чем дальше, тем больше она от него ждала – а он, несмотря на ее немыслимую желанность, почему-то начинал тормозить – даже в самые интимные моменты его не покидала свербящая мысль о том, что все это пройдет, оборвется – и скоро. Когда она кончила, он даже не стал продолжать – все это было одним сплошным мазохизмом. Пташка, поднаторевшая уже в ощущениях и процессах, тут же заволновалась и, отдышавшись, грустно спросила, что она сделала не так.

– Все ты сделала так. Ты просто чудо. Иногда не выходит, знаешь ли. Наверное, устал.

– Да мы же столько проспали!

– Это какая-то не та усталость. Она не проходит со сном. Накопилось всего – сама понимаешь. И мысли…

– У меня тоже мысли. Но когда мы вместе, они отступают. А у тебя – нет?

– И у меня да. Но не всегда.

– Значит, это я виновата. Я неуклюжая и неопытная. Ты должен мне говорить, если я где-то что-то делаю неправильно. Я не хочу, чтобы ты потом маялся…

Это было так смешно, что Сандор не выдержал и расхохотался.

– Такое ощущение, что ты изучала тома по мужской сексопатологии. Успокойся уже. Я не собираюсь маяться. Это вообще не проблема.

– А я слышала – проблема. Ты мне не врешь?

– Мы же договорились – не врать. Все в порядке. Потом. Далеко ты от меня не уйдёшь, а сутки я вполне смогу потерпеть. Ничего не отсохнет и не отвалится. Я не сойду с ума и не разнесу машину. Не бери в голову. Ты придаешь всей этой развлекухе слишком большое значение… Вообще, надо заметить – оргазм – не самоцель. И так приятно – по-любому.

– Ты в этом уверен? А то можно еще попробовать…

– Нет, однозначно – из нас двоих это ты свежераскрывшийся сексуальный маньяк. Сейчас мы ничего не будем пробовать – а пойдем мыться – и поедем дальше. Время, знаешь ли… Нам надо доехать до этого Баратеоновского домика, пока перевал не отрезали. Вставай, маньячка, и дуй в ванную.

– Ты со мной?

– Ну конечно. Это, вполне вероятно, последняя возможность нормально помыться, не экономя воду. Роберт всегда говорил, что в этом охотничьем домике проблемы с водой. А еще, бывает, отключается свет – тогда только на генераторе, там уже не до мытья…

Мыться вместе было, пожалуй, даже приятнее секса. Вот в душе Пташка, непонятно почему, все еще смущалась. Занавешивалась ресницами, прятала взгляд – краснела. Торопливо мылилась, так, что даже в глаза попал шампунь. Теперь она, тихо ругаясь, отмывала лицо от пузырей. Хм – а краска-то все течет. Сандор решил, что не будет ее дополнительно травмировать и отвернулся, занявшись собственной помывкой. И все шло не так. В первый раз, когда принимали душ вместе – помнится, он мылил ее – а она – его. Было чертовски приятно. А теперь что? Стоят по разным углам, как две собаки в слишком тесной клетке. Надо все это заканчивать – все эти розовые сопли. Все равно – «придется вернуть девочку». Вернуть кому? Серсее? Джоффри? Пташка им теперь без надобности. Разве что Серсея захочет и вправду женить на ней Томмена. Пташка вообще никому не нужна по-настоящему – кроме него. И все же возвращать ее придется. Не кому-то – миру. Вот мир-то ее ждет. И ей надо туда попасть, а не болтаться по душевым кабинам в горах со всякими Псами. Сандор набрал в горсть шампуня – и случайно сунул руку под воду. Вот седьмое пекло! Совсем он уже сбрендил – с этими переживаниями…

– Погоди, давай я.

– Что «давай?»

– Помою тебе голову. Я уже закончила…

– Что, чернилить краской? Ну, давай…

Она развернула его к себе – какое внимательное у нее лицо, как у матери, что моет маленького ребенка, бережно, стараясь не попасть мылом в глаза.

– Тебе так больно?

– Ничего мне не больно. С чего ты взяла?

– Ну, там же у тебя ожог. Я подумала…

– Не больно. Он просто уродский, и только.

– Ты знаешь, я практически его уже не замечаю. Я тебе уже говорила – ты красив. Ну, для меня это так.

– Потому что ты глупая непонятливая Пташка. Люди меня на улицах пугаются…

– Ага. И те же люди ходят слушать, как поет Джоффри, и влюбляются в него и в его песни. Кому интересно, что думают подобные товарищи? В пекло их. Не вертись, а то мыло в глаза попадет.

– Как тебе давеча? Ты отлично смотрелась с пузырем на носу…

– Ну, знаешь, ли. После такого, я, пожалуй, не стану осторожничать. Ты ужасно вредный и все время ерничаешь. Злое чудовище…

– Я злое чудовище с недомытой головой. Если ты не доведешь свою начатую работу до конца – я тебя опять перемажу мылом…

– Ну, напугал. А я его смою. Иди сюда…

Кажется, время «потом» все же настало. Хрен с ней, с головой. И с тем, что наступит завтра. Тем более, что, может, и не завтра еще. И не даже не послезавтра…

Удивительно, как они друг другу подходят – по всем параметрам, несмотря на совершенно разные габариты. Как два куска давно утерянного целого. В скользком душе было немного страшно – еще не хватало гробануться – но искушение было слишком сильным. Он приподнял ее, прижимая к мокрой стене – она обняла его ногами. Боги, у них так много того, что они еще не попробовали – целый мир возможностей любви. Не попробовали – и не попробуют… В пекло мысли – водой по лицу, каплями – по телу. Сейчас она – его. Сейчас он – ее. Только это «сейчас» имело значение. Нет никакого «потом» Никакого «завтра». Люби меня тут. В это мгновенье. Ты ведь знаешь, мой мир – это ты…

Вот тебе и помылись. Теперь уж точно надо было ехать. Пташка закуталась в большое мохнатое полотенце – щеки красные, глаза – безумные.

– А еще говорил: «Потом, потом». Сам сексуальный маньяк.

– Седьмое пекло, Пташка, с тобой в одном душе и святой не выдержит!

– Ты же сам предложил…

– Ага. Я очень коварный. И воспользовался твоей неистребимой наивностью для удовлетворения своих грязных фантазий…

– Но вообще то было очень хорошо… Мне понравилось… Надо будет повторить…

– Боюсь, что не в охотничьем душе Роберта. Там мы простудимся под тоненькой едва теплой струйкой воды без напора. И это уже не будет так приятно…

– Ну хоть кровать-то там есть?

– Кровать есть. Даже три. Покрытые трофейными звериными шкурами.

– Боги, куда ты меня везешь? Это какое-то разбойничье логово…

– Я везу тебя туда, где будет безопасно и не будет понатыканных камер. Ради такого можно и шкуры перетерпеть… Не говоря уже о воде… В крайнем случае, будем мыться в сугробах. Судя по всему, их скоро наметет.

– Типун тебе на язык. Тогда мы вообще никуда не попадем. Дороги перекроют – и мы останемся снаружи.

– Тогда едем, Пташка, едем. Иди одевайся, да потеплее. Свитер какой-нибудь напяль. А то еще простудишься. Ты же вечно мёрзнешь…

– А ты что, не пойдешь?

– Я воспользуюсь наличием электричества и таки побреюсь. А то боюсь, что в этой хибаре придется отращивать бороду, как настоящему горному разбойнику. Тебе не понравится…

– А ты почём знаешь? Она что, колется?

– Да уж наверняка. Я сам не знаю – никогда не ложился в постель с бородатым мужчиной…

Пташка захихикала и ушла в комнату, по пути сбросив полотенце, представ во всем своем хрупком совершенстве. Сандор проводил ее взглядом, принялся за бритье. Глянул на себя в запотевшее зеркало – ну и образина. Глупая Пташка – ей глаза застит эта ее влюбленность, как розовые очки. Она не видит – но другие-то уж наверняка. Они совершенно несовместимы – ну куда уж ещё дальше? Само по себе их сближение – уже кощунство. Но почему в это верится с таким трудом, когда она рядом? Ее образ все еще не остыл в его глазах. А остынет ли? Взгляд в зеркале стал другим – и это каким-то образом меняет и его уродливое лицо, приближая к тому образу, что изобразила Пташка на своем наброске. Ее отсвет на лице делал его почти человеком. Взгляд… Будет тебе взгляд, кретин, когда ты будешь смотреть в небо, на уносящий ее самолет… Тогда и захлебнёшься, и утонешь в этой мертвенной синеве, что заберет ее у тебя– навсегда… Псом было жить проще – не так больно, не так пронзительно…

Когда он вышел из ванной, умница Пташка уже оделась – напялив все, что у нее было теплого. Надо было бы прикупить зимней одежды. Теперь уж куда… Впрочем, там, за перевалом, был какой-то мелкий городишко, куда Роберт ездил за бухлом. Ну надо же было где-то закупаться жратвой. Тоже, кстати, вопрос. Пташка, конечно, готова питаться нектаром цветов, но даже ей нужна материальная пища. Тем паче, что цветов сейчас днем с огнём не сыщешь.

Сандор оделся, они собрали свои пожитки. Путь уже ждал их. Оставался последний рывок, а там – либо они пробьются, либо придется как-то менять планы. Может, ну их – планы. Продать мотоцикл, забрать остатки денег – купить или снять какую-нибудь хибарку в самом дальнем медвежьем углу. Но нет: долг есть долг – делать, как хочется, он будет в другой жизни – может, посчастливится родиться где-нибудь в параллельной реальности – в средневековье, где не будет ни идиотских правил, ни подписок о невыезде, ни кар за убийство мерзавцев вроде Петира Бейлиша… Пташку из его крови все равно не вымыть – как и из его души… он найдет ее и в параллельной – чтобы вновь пройти мимо, рядом – так и не встретившись до конца. Но пока у него была только его жизнь – и девочка в соседней комнате. И загребучий долг. Ни Джоффри, ни Роберту – только ей – и миру, что ждал ее где-то за перевалом.

========== V ==========

Если я богат, как царь морской,

Крикни только мне: «Лови блесну»,

Мир подводный и надводный свой

Не задумываясь выплесну.

Дом хрустальный на горе для неё

Сам, как пёс, бы так и рос в цепи.

Родники мои серебряные,

Золотые мои россыпи.

Родники мои серебряные,

Золотые мои россыпи.

Если беден я, как пёс, один,

И в дому моём шаром кати,

Ведь поможешь ты мне, господи,

Не позволишь жизнь скомкати.

Дом хрустальный на горе для неё

Сам, как пёс, бы так и рос в цепи.

Родники мои серебряные,

Золотые мои россыпи.

Родники мои серебряные,

Золотые мои россыпи.

Не сравнил бы я любую с тобой,

Хоть казни меня, расстреливай,

Посмотри, как я любуюсь тобой,

Как Мадонной Рафаэлевой.

Дом хрустальный на горе для неё

Сам, как пёс, бы так и рос в цепи.

Родники мои серебряные,

Золотые мои россыпи.

Родники мои серебряные,

Золотые мои россыпи.

Владимир Высоцкий. Дом хрустальный

Они стояли у заграждения. На блоке красовалась надпись: «Дорога на „Шквальный“ закрыта по причине снегопада до соответствующего указания. Запрещается пересекать блок под угрозой административного штрафа до 500 ед. и задержания не более чем на 10 суток. »

Сандор смотрел на баррикаду с такой ненавистью, словно собирался испепелить ее взглядом. Но и неплохо было бы – тогда бы они смогли проехать. Санса уныло размышляла, что, если бы не она и ее нытье на тему ночевок и усталости, вероятно, они бы успели. Но что же теперь было делать? По-честному, ей туда вообще не хотелось. Как раньше вызывала содрогание усадьба Серсеи и Джоффа, так же и охотничий дом Баратеонов не дарил ей ощущения радостного возбуждения. Словно вылазка во вражеский лагерь. Все доводы рассудка не помогли Сансе избавиться от этого неприятного ощущения, и теперь она даже отчасти рада была, что перевал закрыт, и одновременно стыдилась этого своего чувства. Так или иначе, все равно ничего не попишешь. Придется ехать назад – в ближайшую гостиницу, ту, что они оставили позади полтора часа назад на узкой горной дороге. Вокруг была тишина – и красота… Гора высилась над ними серым призраком, бархатистым и загадочным, закручивая вокруг себя все пространство в какой-то новой геометрии. Свежевыпавший снег блестел в свете фар, даже дорога была бела – немногие рискнули сюда сегодня поехать… Санса досадливо подумала, что вообще не понимает, почему Сандор так рассчитывал на это убежище. Ведь даже при отсутствии камер Мизинец наверняка знает про наличие этого дома. Учитывая, что он вел их до последней гостиницы, где они ночевали – то есть дневали – Санса некстати вспомнила про душ и зарделась (хорошо, что темно, и Сандор смотрит в другую сторону) – мужу нетрудно будет вычислить, куда они забурились. Что тогда толку туда стремиться? Санса взглянула на телефон – сигнала по-прежнему не было – половина пятого вечера. Снаружи уже почти стемнело, а учитывая, что низкие тучи по-прежнему держали небо в своих ватных рукавицах, уже с утра казалось, что наступили вечные сумерки. На юге небо было красноватого оттенка – они же ехали на северо-восток – туда, где за горой уже было черным-черно. Санса перевела взгляд на Сандора, который опять закурил – и даже не открыл окно. Сансе не нравилось дышать табаком, особенно в закрытом пространстве – это было еще хуже, чем курить самой, но Сандор был настолько раздражён, что она боялась возражать. Вместо этого она сама открыла окно, потянулась за сигаретой – ну, может, его и это разозлит еще больше – но, может статься, и наоборот.

Он взглянул на нее тяжелым взглядом, но ничего не сказал. Более того, даже расстарался и щелкнул зажигалкой у нее перед носом. Санса судорожно затянулась и закашлялась.

– Боги, Пташка, зачем я на тебя перевожу сигареты! Кончай эти игры!

– У меня голова от высоты болит, я подумала – может, пройдет, если покурить.

– Это вряд ли. Но и у меня, впрочем, башка трещит – уж не знаю, от чего – от высоты или просто с устатку… Ну, это ненадолго – видишь, – он кивнул на заслон, – эту пакость? Все равно придется отсюда убираться. Не судьба, видать. Не знаю, что и сказать. Поедем пока обратно в ту мелкую гостиницу на повороте, подождем до завтра – а там видно будет.

– Хорошо.

– У тебя такой голос, словно ты этому рада.

«Так, началось. Надо было поплакать, что ли…»

– Ничуть не рада. Чему тут радоваться? Мы сюда тащимся уже которые сутки. И вот, пожалуйста. Приехали…

– Ага. Вот именно. Что же у нас все так скверно выходит? И муженек твой, что дышит нам в затылок, совершенно не в помощь. А еще эта загребучая связь, Иные бы ее побрали!

– Иные и побрали, похоже.

– Очень смешно. Но ни хрена не смешно то, что я не могу вторые сутки дозвониться до Роберта. У гор, конечно, есть свои преимущества – но эта чушь с телефоном – однозначная засада…

– И какие же преимущества, кроме чудных видов и того, что на этих серпантинных дорогах меня неизбежно укачивает?

Сандор открыл окно и выбросил бычок на обочину. Тот, шипя, застрял у основания маленькой кривой елочки. Холодный поток воздуха пронесся насквозь мимо них, вылетая в Сансино окно и спеша к темной, почти уже черной горе.

– Странно, что ты не понимаешь. Если бы мы оказались по ту сторону, – Сандор кивнул на гору, – то те, кто едут за нами, могли бы упереться в то, во что мы сейчас уткнулись. Даже Мизинец не всесилен, и, смею надеяться, пока не властен над стихией. А то бы давно нас нагнал – северным ветром. Или там, сычом…

– Должна тебе напомнить, что он нас не догоняет. Он за нами следует. Это не одно и то же. Правда, есть еще и твой брат…

– Не поминай его к ночи. И так скверно на душе…

Сандор высунул голову в окно

– Треклятый снег… ненавижу…

– А я, наоборот, люблю. Особенно в последнее время почему-то.

– Раз ты его так любишь, может, он ответит тебе взаимностью, а? И ты его уломаешь отправиться куда-нибудь в другое место – авось и блок снимут. А потом – пусть обрушивается. Чтобы уже никто туда больше не попал…

– Ага, а мы там тоже, что ли, будем похоронены? А есть мы что будем? Ты пойдешь на охоту с револьвером?

– Я полагаю, там, в этой избушке имеются какие-нибудь ружья. Но не суть. Видишь ли, насколько я помню, что говорил Роберт, спуск с другой стороны редко блокируют. Он более пологий и дороги там шире, плюс тоннель. А тут-то понятно… На ту сторону мы можем выбраться – а вот отсюда проехать – ммм, не получится… По крайней мере, Мизинца – или Григора – это задержит. Ну, ты поняла.

– Ага. Но мы не внутри. Мы – снаружи…

– Да, седьмое пекло, я заметил. Поехали уже.

– Погоди. Там фары. Кто-то еще сюда тащится. Неужели нас уже догнали?

Сандор оглянулся.

– Нет, не похоже, разве что Мизинец стал ездить на местной городской уборочной машине…

Мимо них проехал белый фургон с зеленой надписью на боку: «Муниципалитет N. Дорожные службы и лесной надзор». Остановился у заграждения, чуть впереди них. Из машины вылез потертый, неопределенного возраста мужичок и медленно стал вытаскивать из фургона еще одни оранжевые козлы и большую толстую цепь.

– То есть этого мало, надо еще накрутить, чтобы наверняка никто не пробрался. Постой-ка.

Сандор вышел из машины, направился к служащему. Они тихо заговорили – о чем – Сансе было не слышно. Через пару минут Сандор вернулся к машине. Сел, завел мотор.

– Ты чего?

– Он нас пропустит.

– Да ты что? Что ты ему сказал?

– Профессиональные тайны.

– Сандор, ну?

– Сказал, что у меня в багажнике – прах жены в урне. Что еду ее развеивать по ветру. Что она просила – с первым снегом…

– Боги, и как тебе только в голову лезут такие вещи…

– Не поспишь с мое, еще не то полезет. Я уже не упоминаю о воздержании…

– Ну я тоже, как бы, воздерживаюсь, знаешь ли…

– То ты, а то – я. Нашла, что сравнивать… В любом случае – он же нас пропустил, какая разница? Я вообще думал взятку ему дать, но видишь – даже лучше получилось…

– Ужас. Наплел бедняге невесть что.

– Не невесть что. Ты виртуально развеешь. И мать, и брата… С людьми надо прощаться, их надо отпускать… Иначе уже они тебя не отпустят. Я по этому большой специалист…

Мужичок отодвинул козлы – ровно настолько, чтобы проехать. Сандор тронул машину, молча отсалютовал рукой служащему. Тот изобразил что-то из серии «добро пожаловать» – указывая ладонью вперёд, в темноту. Они проехали дальше, повернули. За поворотом неожиданно налетел шквальный ветер. Сандор закрыл окно и осторожно повёл по «серпантину» подрагивающую Шевви, стараясь не приближаться к краю пропасти, вдоль которой они ехали. Санса поежилась. В лобовое стекло летели неизвестно откуда взявшиеся листья вперемешку со снежной крупой и каплями дождя. Через десять минут, проехав длинный, освещенный оранжевыми фонарями тоннель и огромную гору сваленной на узкой площадке соли, они съехали на узкую дорожку, ведущую к дому Баратеонов.

– Ну вот, мы почти на месте. Только бы обошлось без сюрпризов…

– А что, ты боишься, что нас там уже поджидают?

– Я ничего не боюсь. Но ожидаю всего. Погоди.

Он притормозил, достал из-под сиденья револьвер, сунул в карман.

– Так будет надежнее. Ты готова?

– Нет, но все равно поехали… А то ветер крепчает. Еще снесёт нас в бездну. Уж лучше муж, чем пропасть.

– Ну вот в этом я, прямо сказать, сомневаюсь…

Впереди замаячил черный силуэт постройки – с косой крышей, какими-то столбами, поддерживающими словно на весу часть дома. Тихо, пусто – никаких следов пребывания тут человека не было видно.

– Ну вот, теперь только машину загнать… Вылезай.

– Я боюсь.

– Ну, не утащит же тебя медведь. Хотя – кто знает… Какие, впрочем, медведи – зима же…

– Еще не зима пока.

– Она близко – как у вас на севере вечно твердят… Ладно, сиди, вместе пойдем. Только загоню машину под навес – а то еще завалит снегом – выкапывай потом… Что-то неохота потом лопатой фигачить…

Сандор подъехал прямо под дом – под крепкие сваи, на которых висела небольшая башенка. Заглушил мотор.

– Приехали, седьмое пекло. И не поверишь…

– Я верю. Ты рад?

– Можно так сказать. Надеюсь, тут нас оставят в покое… Хоть ненадолго…

– Я тоже надеюсь. Пойдем?

– Пойдем, Пташка. Как-то вдруг усталость навалилась. Срубает. Это все снег…

– Снег – это нестрашно. Мы же будем внутри…

– Пташка, ты такой оптимист, хоть смейся – хоть плачь…

Они вышли из машины. Санса потянулась, – спина ныла отчаянно. Еще бы – сколько они уже не вылезают из этой машины…

– Надеюсь, там есть туалет.

– Кто о чем, а Пташка – о нужнике.

– Ну, я не знаю, а вдруг он снаружи. Это же типа убежище…

– Да. Убежище для богатеев. Не удивлюсь, если там еще бассейн имеется. Или какая-нибудь идиотская спа на балконе. Так что не тешь себя надеждами бегать по холодку на горшок. Тут все схвачено. Роберт обычно не способен на такой подвиг – особенно в подпитии. Уже счастье, если он доходит до сортира в доме… Так, ключ – ну, пошли, что ли?

– Идем, да.

Они побрели через невысокие сугробы ко входу. Сандор, поковырявшись с минуту с замком, отпер дверь. На них пахнуло затхлостью и запахом хвои. В доме было тепло – видимо, все-таки кто-то следил за игрушкой Баратеонов.

Санса включила свет. Дом был небольшой, весь отделанный деревом. Над камином висела неприятная морда кабана, изучающая их черными блестящими глазками.

– Фу ты, гадость какая. Это дядя Роберт его убил?

– Что-то я сомневаюсь… Скорее, заплатил местному, чтобы ему сделали эту страхолюдину… Лучше бы его не было… Но – у нас нет выбора. Или кабан – или ночевка в машине…

– Нет, я готова подружиться с кабаном. Потом, мы же не здесь будем спать?

– Нет, там, наверху, по-моему, должны быть спальни. Выбирай любую…

– Я выберу – с тем условием, что спать мы будем в одной комнате…

– Это уж не сомневайся… Тут-то почему бы и нет…

Сандор притянул ее к себе, нежно поцеловал в сомкнутые губы.

– Ну, с прибытием, Пташка. Будем надеяться – у нас будет несколько дней, чтобы перевести дух…

– Спасибо

– За что спасибо?

– За то, что привез меня сюда. Ты был прав. А я – ты знаешь, – Санса огляделась, – мне здесь нравится. Я ехала с чудовищным предубеждением. А теперь вижу – даже чувствую – тут нет ни капли от Серсеи. Мне вот что пришло в голову. Давай сделаем вид, что это НАШ дом.

– В каком смысле?

– Ну, что он не Роберта – а наш. Это как игра. Словно мы приехали сюда провести время. Побыть вдвоём. Погулять, расслабиться. Чтобы не надо было все время думать о том, что будет завтра… Как бы остановить мгновенье… Я знаю – ты не любишь притворяться… Но хотя бы на этот раз, пожалуйста? Я так устала от этой гонки с преследованиями… И ты, пожалуй, тоже, хоть и делаешь вид, что это не так… Мне так необходимы хоть какие-то минуты покоя. И еще – это первый раз, когда мы с тобой одни – без соседей за стеной, без камер – никого – только ты и я…