Текст книги "Это было у моря (СИ)"

Автор книги: Maellon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 101 страниц)

– Мама, а что можно подарить Сансе? Ну, на день рожденья? Что-нибудь особенное…

– А подари ей тот кулон, что достался тебе от деда. С нашей гербовой печатью. У меня есть такой же, тот, что достался от бабушки. Они почти одинаковые, только тот, что у тебя – поменьше… Дорого и символично.

– Отлично! Надо его найти – я взял его из столицы.

– Он лежит у меня в спальне, в сейфе, дорогой. Напомни вечером, я тебе достану его. Еще надо красиво упаковать…

– Фу, еще глупости – повесить на шею, да и ладно.

– Нет, милый, женщинам нравится красивая упаковка. И не только женщинам – всем. В этом половина интриги. И так во всем.

– Мам, нет, это бабские штучки. Мне не интересна упаковка – я хочу то, что внутри. А остальное – пустая трата времени для всяких слабоумных… Если хочешь, упакуй сама. Коли ты считаешь, что это необходимо…

– Хорошо, милый. Договорились. А, слушай, еще вот что. Похвали своего брата. Он так собой горд из-за этого выезда на коне. Просто пузырится весь от счастья… А из мужчин у нас только ты.

– Кого, Томмена? Не стану я его хвалить. Ты видела, как он сидел на этой мелкой лошади? Как мешок с картошкой. Хуже девчонки. Пусть сперва научится ездить. Не смеши меня. Пусть вон Пес его хвалит, он вечно старается подлизаться, а Томмен и рад. Вот олух! Мы же ему платим, а брательник возомнил, что Пес его любит! Боги! Пес – любит… Я уже и друзьям про это рассказал – вот был ржач…

– Милый, не забывай – это твой брат. Не надо обсуждать его с друзьями. Мне это не нравится.

– Ну и что, что брат? Он же позорит меня и тебя тоже. Ему надо бы равняться на родственников, а он таскается, как хвост, за каким-то дурацким, страшным, как чудище, охранником. Стыдоба. Ты бы лучше научила его, как надо обращаться с прислугой, а не втирала мне про эти телячьи нежности. Радуйся, что я ему не дал пенделя тогда за столом – когда он устроил скандал из-за того, что ты услала Пса лакать из миски на кухне. В следующий раз я и гостей не постесняюсь.

– Хорошо, все, оставим это. Тем более, мы уже приехали.

Они подъехали к дому. Лимузин как раз показался из-за поворота. Серсея открыла пультом ворота и въехала на участок. Нет, если вдуматься, день сегодня отнюдь не плохой…

========== V ==========

Я знаю магию чисел,

Я знаю магию слов,

Я знаю, как вызвать любовь мыслью,

Как заговорить кровь.

Я знаю, что было, что будет и что есть,

Но ничего из того не хочу изменить -

Мои ноги в земле, голова в небесах,

А тело здесь – растянулось в нить -

Поиграй на этой струне,

Узнай что-нибудь обо мне!

Поиграй на этой струне,

Узнай что-нибудь обо мне -

Я такая слепая, я такая святая,

Я знаю всё, но я тебя не знаю,

Я играю у края музыку рая,

Но кто меня знает, кто я такая…

Я знаю, о чём говорит гранит,

О чём толкует топот копыт,

Как олово лить, как молоко кипятить,

Я знаю – во мне снова слово болит.

Я знаю, как выглядит звук,

Что делает с миром движение рук,

Кто кому враг и кто кому друг,

Куда выстрелит согнутый лук -

Поиграй на его струне,

Узнай что-нибудь обо мне!

Поиграй на его струне,

Узнай что-нибудь обо мне -

Я могу появиться, я могу скрыться,

Я могу всё, что может присниться,

Я меняю голоса, я меняю лица,

Но кто меня знает, что я за птица…

Птица-птица, птица-синица -

Родилась на ветке, а хотела в клетку,

Птица-птица, птица-синица -

Родилась на ветке, а хотела в клетку…

Ольга Арефьева. Магия Чисел

На волнорезе оказалось и вправду здорово. Бывают такие моменты – когда ты понимаешь, что это место – «твое». Ты узнаешь его по незаметным для других признакам, про смазанным приметам, что зовут только тебя, как тайные знаки, оставленные кем-то в веках. Ты, как ребенок из сказки, бредешь, ища под ногами хлебные крошки, которые уже давно съели прожорливые птицы – но в какой-то момент вдруг понимаешь: ты – на тропе. Тебе уже и подсказки без надобности – ты идешь по наитию, словно к пупку прицепили крючок – а кто-то тянет тебя издали, и ты перестаешь сопротивляться – если ты мудр. Или рвешь свою плоть на куски – если ты горд. А если ты осторожен и внимателен, то просто идешь, словно и нет никакого зова – а ты направляешься туда по доброй воле, но при этом не натягивая нить и не спеша за ней, как за последней надеждой, примечаешь путь, его особенности, характерные черты, создаешь себе мысленные картины и яркие образы и складываешь их в память – про запас. Чтобы потом иметь возможность вернуться…

Санса пробыла на длинной каменюке долго. Она то сидела, болтая ногами над морем, то ложилась спиной на теплую неровную поверхность волнореза. В какой-то момент она потеряла счет времени – солнце поднялось, и набежали тучи, и ветер разметал их, волнуя водяную сонную гладь, как шаловливый ребенок морщит туго натянутое покрывало, тайком забираясь на материну кровать. Санса смотрела, как в зависимости от положения лучей вода меняет цвет, и как волнуются пенные барашки, и как прячутся они под зеленоватое одеяло утихших волн. На нее вдруг снизошло удивительное спокойствие, почти апатия – но не было больше той тяжести, что разрывала ей душу минувшей ночью. Как будто она шагнула в другую эру – а за спиной, слегка скрипнув, закрылась уже навсегда позабытая дверь. Санса и не пыталась ее придержать. Что было, то прошло. Стоило подождать – пока туман перед ней приоткроет крошечное окошко и оттуда, крадучись, робко выглянет новый путь – и уже не нужно будет биться ошалевшей птицей в заколоченные окна и двери – путь осветит себя сам и позовет вперед.

Она время от времени лениво пыталась звонить матери – но те вопросы, что томили ее весь предыдущий день, словно потеряли свою остроту. В какой-то момент мать все же подошла. Голос был странен, и опять была эта незнакомая протяжность гласных, которая так резанула Сансе ухо неделю назад. Сегодня, впрочем, ее это не так шокировало – она бы не удивилась, если бы мать сама ее не узнала – даже тембр собственного голоса казался ей чужеродным.

– Санса?

– Да мам, привет, это я. Почему ты не подходила?

– Когда?

– Ну, я тебе уже два часа пытаюсь дозвониться. И на домашний. И на мобильный.

– Я не знаю. Я не заметила звонков.

– Ну ладно, неважно, главное – я дозвонилась. Как ты?

– Все хорошо.

– Как-то это невесело звучит, мам. В прошлый раз ты была куда веселее.

–А когда мы с тобой говорили в прошлый раз? Запамятовала.

– Да вчера же, мам, ты что.

– Совсем не помню. И о чем?

– Что, о чем говорили?

– Да. Напомни.

– Да о разном, мама. Ты мне рассказывала историю Джоффриного телохранителя.

– Кого?

– Ну, Клигана.

– Ах, это. Да, что-то припоминаю. Тот, обожженный. Да, печальная история.

– Мама, ты здорова? Ты какая-то странная.

– Голова очень болит, детка. Ну, у меня бывает, ты же знаешь.

– Да, мам. Знаю. Выпей таблетку, тебе обычно помогают.

– Уже. Теперь думала подремать.

– Ну хорошо, мамуль, я поняла. Мам, один вопрос, можно?

– Да, конечно. И даже не один. Ну?

– Тут… я тут узнала… случайно, что у вас с тетей ну, вроде как, была договоренность про меня и про… Ну, что мы с Джоффри…

– Что вы поженитесь? Да, был такой разговор. Но не договоренность. Просто разговор. И не у меня с Серсеей, а у Роберта с твоим отцом. Но чисто в качестве варианта. Роберт считал, что ты хорошо повлияешь на его сына и что вы друг другу подходите. Отец вроде как был тоже не против – ты же знаешь, что они с Робертом как братья друг другу. Им обоим было бы приятно породниться – когда-то уже не получилось – ну хоть дети чтобы. Серсея заговорила об этом и сейчас, когда ты улетала. Я сказала ей, что, в общем, не возражаю. Особенно если твой отец – за. Но что настаивать или заставлять тебя не буду. Это все на твой выбор. Мы подумали, что вам для начала было бы неплохо познакомиться. Ну и поездка эта кстати была. Вот, собственно, и все.

– Уф, мама. Все же тебе стоило мне сказать. Отсюда все выглядело – ну, ты понимаешь…

– А ты спрашивала об этом Серсею?

– Нет, я решила сначала спросить у тебя.

– А до этого, конечно, накрутила себя до полуистерики? Детка, все же тебе стоит больше доверять людям. Я все понимаю, возраст, взрослые – враги… Но за косу тебя насильно замуж никто не потащит. Тем более, косы ты отрезала…

– Мама, прости. Я… мне стоило позвонить тебе раньше. И спросить сразу.

– Да, конечно. Вот именно. Ты же знаешь – ты можешь нам доверять. Абсолютно во всем. Если тебе не нравится Джоффри, то забудь про все это, никто и не собирается настаивать. Не веришь мне, спроси у папы.

– Что, мам? Я не поняла. У кого спросить? Мне показалось, ты сказала…

– Неважно. Малыш, у меня ужасно болит голова. Давай завтра поговорим, а? Ну, или вечером.

– Хорошо, мам, конечно. Я люблю тебя. Отдыхай!

– И я тебя, больше всего на свете. Пока! Целую.

Санса нажала «отбой» и задумалась. В общих чертах, разговор шел именно по тому сценарию, что она себе и представляла. Только в самые отчаянные моменты прошлой ночи Сансе приходило на ум что-то иное. В пять утра, когда засыпаешь в слезах и просыпаешься тоже от влаги на щеках, разбуженный собственным криком, все кажется возможным…В принципе, про свадьбу можно было забыть. Но что-то продолжало тревожить Сансу, крутясь, как бабочка, залетевшая в абажур, в ее голове. Папа…Мама как-то странно говорила про отца. Словно он жив. Конечно, это была не первая странность, что Санса замечала за этот год, и даже не вторая. Наверное, Санса опять себя накручивала. Потом, мама явно нездорова. Это, наверное, из-за головной боли – решила она. Завтра позвоню, и все наладится. Да и до отлета уже недолго ждать.

Отлет… Она должна улетать в следующий понедельник, днем. Мать обещала встретить ее в аэропорту. Лететь недолго – два часа. В дороге она будет слушать музыку и смотреть в окно. Глядеть, как исчезает за окном море, как ровные поля сменяются гористой местностью, густыми еловыми лесами – как томный юг переходит в строгий север, словно вода от мороза превращается в кристалл льда. Она скучала по дому. Но и тут все же было совсем неплохо. Домой Санса увезет толстый том воспоминаний – можно было бы книгу написать. Может быть, когда-нибудь и напишет. Когда все это отойдет назад, и из кровоточащей разрывами свежих ран плоти превратиться лишь в пожелтевший лист со смутными силуэтами, пятнающими края этой истории – тогда можно будет все вспомнить, или придумать заново – и оживить в памяти. Сейчас это было бы слишком жестоко и нечестно. По отношению как к себе, так и к остальным…Санса вновь откинулась на спину и уставилась в почти полуденное выцветшее голубое небо. По морю бежали барашки. По небу – тоже…Вот кролик, вот овечка, вот прыгающий волк… А это – напоминает корону… Ветерок приятно шевелил влажные от близости моря вихры на висках и холодил нагретые на солнце коленки. Санса продолжала смотреть на небо – мысли вяло текли у нее в голове, протяжные, как вот то длинное, похожее на вопросительный знак облако…Потом замелькали смутные образы – то ли явь, то ли греза… какие-то розы, колеса, оранжевые дорожные знаки, хлопья снега за окном – или это облака? Санса сама не заметила, как крепко заснула, свернувшись клубочком на теплой шероховатости волнореза, греясь в лучах полуденного солнца, точно сонный зверек, слишком уставший, чтобы продолжать свой долгий путь к родной норе. Примерно через час к ней подошли две голодные чайки – они старательно обошли спящую, посовещались между собой, попробовали на вкус ее тапочки и, поняв, что это несъедобно, снова взмыли в уже чистые, пронзительные своей синевой небеса. Они кричали от голода – а рыжая девочка мирно спала под эти крики, подложив узкую ладонь под щеку. Ей снился далекий замок – тот, что всегда виден за облаками перед закатом – пристанище фата-морганы. Она шла по длинному каменному мосту и знала – путь ее окончен. Можно было уже не спешить – дверь была приотворена, и за дверями ее ждали, она была там вечно желанной гостьей. Было уже неважно, что ее босые ноги оставляли на белой поверхности моста кровавые следы. Она была дома…

2.

Санса проснулась от холода и не поняла, где она вообще находится. Спина онемела от лежания на твердой поверхности. Ноги чесались – и неудивительно – она была вся в пятнах от комариных укусов. Опять заныл проклятый бок – она с утра не выпила таблетку и вот пожалуйста – результат налицо. Страшно хотелось пить. Что вообще это за место? Она села, огляделась. Похоже, ее сморило на волнорезе. Интересно, сколько длилась эта напасть? Солнце уже переползло за деревья, и теперь волнорез оказался в тени. Было такое ощущение, что уже даже не день – вечер. Санса взглянула на недовольно просящий есть телефон – батарейка почти села, не выдержав длительного отчаянного солнцепека – на часах было без десяти пять. Боги, неужели она проспала тут пять часов? Неудивительно, что так хотелось есть. Хорошо, что хоть в воду не свалилась. Санса боязливо покосилась на край волнореза. Запросто можно было и скатиться. Она нащупала свои тапочки. На одной, похоже, посидела чайка – вся клетчатая поверхность была в белом гуано. Вот пекло, это были ее любимые тапки! Мерзкие чайки. Ну и сама виновата, нечего было тут спать.

Санса неохотно поднялась. Надо было что-то предпринять. Где-то поесть. Но кафе при гостинице сейчас закрыто – время обеда прошло, а на ужин ресторан открывался лишь в семь. Нет, до семи она ждать не согласна. Желудок, казалось, уже начал сам себя переваривать. Надо было сходить в номер, перекусить наскоро чем-нибудь оставшимся в холодильнике, переодеть тапки (и застирать их) и потом уже там решить, что же делать дальше. Чего Санса точно не хотела – так это идти сегодня к тетке. Встреча с Клиганом все еще пугала ее – кто знает, как он на нее теперь будет смотреть? Наверное, как на глупую девчонку. Но она и была глупая – умные, по крайней мере, не спят на волнорезах, оставляя свои тапки на милость чайкам. Да и саму себя – на милость первого прохожего. Сансу передернуло. Как ни крути, близость Сандора ее избаловала – Санса привыкла чувствовать себя защищенной, перестала вздрагивать по каждому поводу, дергаться по пустякам. К хорошему быстро привыкаешь – подумала она автоматически и тут же поймала себя на этой мысли. Что же это было, хорошее? За эти сутки произошло так много, и столько раз уже ситуация перевернулась с ног на голову, что бедная Санса совсем запуталась и зареклась давать какие бы то ни было нравственные оценки ситуации. Хорошо или плохо – оно прошло, – сурово сказала она себе. – Теперь надо было привыкать обратно – бояться, следить за каждым шагом, ступать тихо и незаметно. Становиться прежней Сансой, замкнутой и осторожной… Она вздохнула – эта перспектива, хоть и казалась логичной, не вызывала у нее в душе никакого позитивного отклика. Это все равно что лезть в тесную обувь после длинного прекрасного дня в ботинках по ноге. К вопросу о ботинках – стоило уже продвинуться. Деревья бросали длинные синие тени на волнорез, и с каждой минутой становилось все прохладнее. Санса поежилась, подняла свои тапки и с неохотой поплелась в сторону гостиницы. Через полчаса она вышла оттуда уже в кедах и с рюкзачком на плечах. Пока Санса была в номере, ей вдруг пришло в голову, что давно уже хотелось пойти в магазин и купить себе мороженое. Если у нее сейчас есть оказия – вот пойдет и купит. Хватит уже сидеть и маяться. Никто ее не спасет. А к тетке идти не хотелось. Даже звонить ей у Сансы не было сил. Поэтому она решительно набросала Серсее сообщение о том, что сегодня не придет – даже не стала, вопреки обыкновению, придумывать оправдания и пытаться себя выгородить. Просто отчиталась по факту и приписала, что заглянет непременно завтра. Пусть себе тетка думает, что ей хочется. В конце концов, какое Сансе до этого дело? Если она не может контролировать не только Серсеины мысли, но даже свои-то с трудом держит в узде, то и переживать нечего. И Санса зашагала по проселочной дороге. Через пять метров она сняла кеды и начала с удовольствием пылить, специально по нескольку раз шаркая ступнями по мягкой желтоватой пыли. В пекло все железяки. Сегодня Сансе хотелось пройтись босиком – и точка. И она решительно зашлепала по дороге по направлению к магазину, поднимая вокруг себя облачко пыли, напоминающее то, что возникает, когда чертишь мелом по асфальту – и мыслей у тебя больше, чем маленький драгоценный кусочек может себе позволить нарисовать.

Примерно через сорок минут Санса уже стояла на пятачке перед магазином. Совсем и не страшно. Мимо усадьбы Санса прошла на цыпочках – словно кто-то там, за десятифутовым забором мог ее услышать. Но попадаться Сансе страшно не хотелось, и она предпочла перестраховаться. Прокравшись мимо резиденции Серсеи незамеченной, Санса двинулась дальше, и вот – она здесь. Место было, прямо скажем, не больно-то привлекательным. Пыльный крохотный лысый пустырь был заляпан какими-то подозрительными лиловыми пятнами. Солнце бросало на это подобие рыночной площади косой луч из развилки старой шелковицы – а, это объясняло пятна. На углу – старая скамейка, под ней – разбитая бутылка, острием кверху. Окурки здесь кидались прямо на землю – никаких вам урн-контейнеров-горшков с песком. Здешний народ таких новомодностей не признавал, и Санса с радостью подумала – как хорошо, что магазин стоит не на море – иначе бы все окурки летели в воду – а что может быть безобразнее и тоскливее, чем кромка воды, бьющая о берег эти сотни бело-оранжевых разбухших червей? Тут хоть можно подмести. Чем и занимался какой-то убогий возле неказистой лавчонки, притулившейся возле крохотного магазинчика. Это, наверное, винная лавка, – догадалась Санса. Стало быть, тут… Тут Джоффрин охранник закупается горячительным. Санса вспомнила про эпизод с рубашкой, и тут же проклятая краска начала заливать уши и щеки. Нет, это Иные знает, что такое! Кончено, прошло, хватит. Санса решительно натянула кеды и зашагала в магазин. Вышла она оттуда с огромным ванильным рожком, что тут же начал капать от зноя еще не совсем погасшего дня – даже солнце еще не полностью спряталось за развилку шелковицы– и с пачкой тонких женских сигарет. Так же она приобрела зажигалку – простую, синюю, безо всяких там пташек. Санса уселась на обколупанную, исписанную гадостями и скабрезностями скамью и задумалась. Что бы ей теперь предпринять. После почти суток вялой апатии Сансу разбирало на действия. Надо было как-то отвлечься. К магазину меж тем начал подтягиваться народ. В основном, молодежь. Нет, постойте – Санса вспомнила, что тетка что-то бормотала о какой-то дискотеке – вот оно что! Это как раз было то, что надо. Санса торопливо доела рожок и тоже нерешительно подошла к толпе. На нее не обратили внимание – девчонок тут хватало – и вполне симпатичных. Некоторые из лиц показались Сансе знакомыми – вероятно, эти были те девочки, что порой толпились у Джоффри под забором. Санса надеялась, что ее они в лицо не знают. Да и откуда им? Вот выйдешь за него замуж – и сразу начнут узнавать – и кидаться тухлыми яйцами, – невесело подумала она. Однако, могли проверить документы. А ей ведь нет даже шестнадцати. В городе, где жила Санса, этот номер бы не прошёл ни в какую – она как-то с подружками уже пыталась попасть на дискотеку – на входе им посоветовали вернуться года через три. Но тут – кто знает – может, правила уж не так строги… Для придания себе более взрослого вида она сунула в зубы сигарету, зажгла ее и оставила там – что было страшно неудобно, так как дым лез в глаза, а еще возникала опасность подпалить кому-нибудь спину в толпе – вокруг было тесно, все толкались, и пахло перегаром и немытыми телами. На входе здоровенный охранник – этот будет даже повыше Клигана – да ты перестанешь его все время поминать, словно тебе нравится себя растравлять – глянул на нее через смехотворные очки для чтения, вроде тех, что использовала ее мать, когда вязала что-нибудь особо мелкое и детальное.

– А тебе уже есть восемнадцать, красотка? Как-то сомнительно…

Санса замерла. Надо было срочно придумать какое-то вранье. За спиной кто-то заступился за нее.

– Да брось, видно же, Ты посмотри на нее – взрослая барышня. И курит вдобавок, как паровоз. Да и не бывает у малолеток таких фигур.

– Барышня… Ну проходи, малютка, так и быть. И смотри под ноги – там железный порожек…

Санса последний раз оглянулась – пути назад уже не было – за ней шла огромная толпа. Позади унылым памятником старине маячил ржавый самолет. В его разваленной кабине сидели какие-то пожилые тетки с испитыми лицами. Санса вздохнула и бросила взгляд на парня, что замолвил за нее слово. Высокий, красивый, но не такой приторный, как Джофф. Ямочка на подбородке. Светло-карие глаза смотрят весело – видно, что выпил, но чуть-чуть, для разогрева. Интересное сочетание – блондин с карими глазами, – подумала Санса. Это даже красивее, чем брюнет с голубыми. По крайней мере, необычнее. У Сандора были серые глаза, сумрачные и непроницаемые, как ночное море. Только когда он смотрел на нее, словно маяк вспыхивал где-то там, в глубине, бросая на темную воду слабую световую дорожку. Ну вот, опять! Сколько раз повторять! Санса сердито затянулась и тронула блондина за рукав.

– Спасибо! Очень помог. Я уж думала – придется копаться в сумке и искать документы…

– Да что ты. Всегда пожалуйста. Как не выручить такую красивую девушку…

– Ты очень любезен.

– А ты не местная, да?

– А что, заметно?

– Еще как. Ты – единственная, по-моему, кто тут не в туфлях на шпильке. Сама глянь.

Он был прав. Девочки вокруг были одеты очень странно. И провокационно. Санса показалась себе неуместной, гадким утёнком в своих шортах и рубашке. Не говоря уже о кедах.

– Да брось, ты что, серьезно думаешь, что хуже них?

Санса было занервничала, но фраза рассмешила ее – тем паче она была сказана без всякого надрыва – словно летний ветерок пролетел, задев слегка кончики волос. Ощущение ей понравилось.

– Спасибо.

– Не за что. Я сам не местный – вчера только приехал к дяде. А через неделю – в университет. Первый курс. Я, кстати, Гарольд.

– Очень приятно, Гарольд. Я Санса.

– Ну, будем знакомы. И не Гарольд – так меня зовёт моя старая тетка, а у меня от нее мурашки. Просто Гарри.

Он серьезно протянул ей руку – и Санса была вынуждена снова запихать сигарету в зубы и ответить на рукопожатие. Ладонь у него была жесткая, но теплая.

– Пойдем уже, а то там начнут пихаться. Сядешь со мной? Я потому спрашиваю, чтобы сразу занять какие-нибудь места. Там сегодня даже группа играет – поэтому и толкучка такая. Мне местный винодел сказал, когда я к нему заходил за заправкой на вечер. Кстати, и это тоже есть, можешь не беспокоиться. А то в таких забегаловках либо вообще ничего нет, либо втридорога. А у старика – качественно и дешево… Мне его дядя насоветовал.

– Хорошо, почему бы и нет. С удовольствием посижу с тобой. Спасибо.

– Ну и славно. Пойдем. Там надо покупать билеты. Я заплачу за тебя, ладно? А ты за это будешь делиться сигаретами, когда они у меня кончатся. Лады?

– Хорошо. Идет.

– Тогда вперед.

И они, на ходу сунув в маленькое окошко деньги, получили от толстой девицы с жуткими черными ногтями два талончика на вход. На входе висела занавеска из оранжевого и красного бисера, что свисал на тонких нитях подобием каких-то бешеных дождевых капель. Санса вздохнула и, вручив длинному, как жердь, контролеру-охраннику свой билет, решительно прошла сквозь кровавую занавеску.

========== VI ==========

Ты достойна кисти фламандца

Я недостоин мазни маляра

Ты родилась и жила под счастливой звездой

Я аутсайдер, нищий изгой

Жил всегда за чертой

В луже чистой воды

Вдали от глобальных идей, врагов и друзей

И ты кричишь, как бездомная: Да здравствует дом

Я кричу, как безумный: Да здравствует лужа

Но в железной двери железный замок

И запрещено смотреть в потолок

И слушать хард-рок

Из двух систем бытия

Пожалуй, я выберу ту в которой нет тебя

Ты будешь жить там

Я буду жить здесь

Ты будешь строить семейный храм

А я буду пить вино

Я умру от цирроза

Ты откроешь окно

Но едва ли ты вспомнишь меня

Когда повалит дым из трубы

И мне наплевать жив я иль мертв

Куда-то иду или пьян с утра

Твой папа сказал, что я порно-крат

А я видел в жизни так много дерьма

И я сказал ему да

Но боже как ты глупа

Ведь это была игра

И я сыграл эту роль.

Крематорий – Аутсайдер

Боги, как люто болит голова. Сандор про себя поблагодарил небеса, Иных и заодно Неведомого, что концерт у Джоффри был не в субботу, а в воскресенье. Ночка получилась еще та. Да и предыдущий день был тоже отнюдь не сказкой.

Вернувшись из конюшен, сиятельное семейство отобедало, и там еще все было бы ничего. Пес с облегчением поел на кухне вместе с тремя бабами и шофером – Серсея все еще была зла и таким образом думала, видимо, унизить Клигана, приравнивая его к обычной прислуге, даже не понимая, какую оказывает ему услугу. Джоффри и семейство были как-то терпимы – ко всему тому, что любой из них мог сказать, Сандор уже был морально готов – за все годы его треклятой службы он успел понастроить вокруг себя немалое количество стен. Но за столом заседал еще и Бейлиш с его компанией. Вот тут было хуже. До компании Клигану не было дела – на троих у этих товарищей был похоже всего один язык, и тот короткий. Может, остальным Бейлиш попросту вырезал эти самые органы? У него на службе уж точно насмотришься по самое «не могу». Так что сам себе язык оттяпаешь. Вместе с головой – чтобы уж надежнее. Глядя на сплющенного с боков охранника Бейлиша, Клиган раздумывал – а не попробовал ли тот уже это свершить? Например, положить голову под грузовик. Хорошая мысль. Может, оно помогает от мигрени?

Проблема, впрочем, была вовсе не в охраннике, а в самом Мизинце. После возвращения с конной этой прогулки, Пес то и дело ловил на себе его задумчиво-лукавый паскудный взгляд. И даже поганая усмешечка куда-то делась. Что он там говорил про берег? Похоже, предположение Сандора, что Бейлиш, обратившись змеей, устроился в укромном местечке для лучшего обзора и прослушивания, было совсем не так беспочвенно. Где-то он там был. И, в отличие от самого Пса, лицезрел целиком трагикомедию под названием: «Мятежная Пташка – битвы у моря» Включая ту часть, где эпизодическая роль досталась ему самому. Серсее Мизинец, ясный перец, об этом не сказал – приберег козырь в рукаве, до лучших времен – вполне в его стиле. Хренов комбинатор, коллекционер компроматов. Против кого он будет использовать эту информацию? Вот это было загадкой. Самому Псу персонально было до лампочки, что там Мизинец придумал – он, по самому поганому варианту, вылетит с работы – и может, оно и к лучшему. Так ему не придется больше встречаться ни с Серсеей, ни с Джоффри, ни с самим Мизинцем – и счета с ним он тоже закроет. Что может быть гаже, чем быть должным такому червю, как этот Бейлиш, Иные бы его забрали? Нет, Григор, пожалуй, был хуже. Недаром они вместе подвизаются. В пекло их обоих. Не начал бы этот слизняк подкатывать к его Пташке. Уже не к его, но все же. Из-за этого он и остался – уж больно не нравился Псу странный огонек в этих его ледяных глазах, когда он смотрел на Сансу Старк. Словно приценивался. Но она же не товар… Для него – возможно, нет, но для Мизинца… Клиган опять ощутил то самое ненавистное чувство бессилия, которое обычно ввергало его в тоску и навевало желание утопиться в бутылке. Джоффри в одной связке с Серсеей так не настораживали Пса, как этот хитрый, скользкий ублюдок. Другое дело, что и у самого Клигана нашлись бы аргументы против Бейлиша. Джоффрины ракетки вкупе с рассказом горничной кой-чего стоили. Мизинец всегда ценил свое умение заметать следы – как лиса с пышным хвостом по зиме. Но тут, похоже, он прокололся. Не учел того, что Джоффри любит распускать язык – надо же чем-то хвастаться. Пес полагал, что в этом мире все в конце концов хотят раскрыть свою сущность – самые горькие и темные стороны своей натуры. Для него – это Григор. Лилии, овраг и пламя. Для Джоффри – эти его ракетки. Все делается, даже тайно, чтобы выползти на поверхность. Чем гаже делишки, тем больше хочется похвастаться… Всем, кроме Мизинца. Псу начинало казаться, что этот тип хотел бы добиться полного триумфа своей изощренности – но в таком масштабе, какой и не снился рядовому пакостнику вроде Джоффри. Весь мир – и муза рядом. Страшно себе представить, как Мизинец может «воспитать» девчонку вроде Пташки. Если в доме Серсеи было понятно, что из нее выйдет – и ничего хорошего это не сулило – то рядом с Бейлишем из доверчивой, но умной и внимательной Сансы вырастет даже не волчица – монстр. Чем чище материал – тем пронзительнее творение. Беда в том, что Псу совсем не хотелось, чтобы Пташка стала «шедевром» Мизинца. И с этим надо было что-то делать. Для начала надо было все это обмозговать, как полагается у разумных людей, а не выть по привычке на луну. Но сил патологически не было. Пес помаялся еще и отложил скверные раздумья на завтра. Была спасённая из хрустальной Пташкиной кельи бутыль с вином. Ей он и собирался догнаться – пока Мизинец, дюна и опустошённые прозрачные глаза не выйдут из его уродливой головы. Правда, оставался ещё маленький вопрос – где спать этой ночью. Говорить Серсее, что он решил не возвращаться в гостиницу, было чревато – она начнет задавать вопросы и придет к совершенно правильным выводам. Значит, это отпадало. Идти обратно в гостиницу и снимать за свои деньги номер Псу тоже не хотелось – да и встреча с Пташкой была сегодня ему уже не по плечу. Кто ее знает, что еще вобьёт себе в голову. Еще одну серию «Страстей» он не выдержит. Лучше где-нибудь под кустом. Машина, например – особенно лимузин – там хоть не так тесно – отлично бы сгодились Клигану, но ключи были у Серсеи, да и шофер мог наябедничать. Значит – куст. Или пойти на пятачок «Аэродром» и найти себе какое-нибудь временное пристанище на одну ночь. Желательно, без интимной платы. Боги, до чего его довела эта нелепая страсть к маленькой девчонке – даже на баб уже не тянет. Может, в монахи податься?

В итоге вышло, в общем-то, и неплохо. После обеда Клиган вылез курить на террасу. В углу копошилась горничная, безнадежно пытаясь отскоблить от белой крашеной стенки вино, которое пролил несколько дней назад Джоффри, пытаясь посмотреть, что будет с ночным мотыльком, если его «заспиртовать». Мотылек просто улетел. Серсея после обеда ушла выбирать из обширного гардероба сына наиболее подходящую для случая одежду на послезавтра, – несмотря на великовозрастность мальчишки, все процессы были под строгим контролем матери. Пес не удивился бы, узнав, что она проверяет, как Джоффри чистит зубы. Или вытирает зад. Иной раз и скажешь спасибо, что вырос без матери…