Текст книги "Это было у моря (СИ)"
Автор книги: Maellon
Жанры:
Прочие любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 71 (всего у книги 101 страниц)
– Эй, ты, машина-броневик, смотри куда едешь! Ты мне так все ноги отдавишь!
– Прости, – смущенно пробасил Бран. У него ломался голос, и он то и дело переходил с фальцета на низкие тона. Это было бы смешно, если бы Джон не помнил, как сам прошел через это – несколько лет назад. Ужасно неприятное ощущение.
Бран почесал изрядно обсыпанный прыщами лоб и смущенно улыбнулся:
– Прости. Думал…
– Об одной программе, – закончил за него Джон, и оба расхохотались. Бран, конечно, не Робб – и непостижимо далек от него со всеми этими безликими строчками кода на запыленном экране компьютера – и все же он был и остается славным, честным мальчишкой – таким, каким помнил его Джон еще до треклятого падения. Боги, как далеко бы он пошел, не понеси его нелегкая на тот балкон! Но он и так справляется – даже на колесах.
– Слушай, Бран, как тебе кажется Санса? Ну сегодня, например, она как тебе показалась? Вроде, хорошо, что она стала опять улыбаться. И кажется спокойнее, нет?
Бран остановился и развернул коляску так, чтобы смотреть брату в лицо.
– Ты что, с ума сошел? Она же в полном ауте! В полном душевном раздрызге! Как ты не замечаешь?
– Да, но она была такой вроде спокойной за обедом…
– Боги, Джон, это же только маска! Уж лучше бы она рыдала и молчала. По-моему, на это повелись только младшие – и то я не уверен, особенно про Эйка – и ты. Ну хоть кто-то.
– Хм. Что еще раз доказывает, насколько я не шарю по части женщин. А что ты думаешь по поводу ее прически – так она больше похожа на прежнюю Сансу?
Бран устало покачал головой.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Она для меня всегда прежняя Санса. С любыми волосами. Я это вообще не замечаю. Какая разница, во что она себя покрасит? И это тоже маски. Ей, видимо, это нужно для соблюдение душевного равновесия. Это все девчоночьи игры. Как Арьины глупости с концертными платьями. Но суть-то не меняется.
– Даа, пожалуй, ты прав. Но рыжая она мне нравится больше. Как-то роднее. Она как будто вернулась в детство. Словно и не было…
Бран искоса глянул на него.
– Чего не было, Клигана? Джон, брось! Он был, есть и будет. Ничего ты с этим уже не сделаешь. Просто смирись. Она так с ним переплетена, что и сотне мечей не разрубить эту связь. Кончай рисовать себе гадкие картинки. Это как думать о том, что происходит между твоими родителями в спальне. Я-то считал, ты уже это перерос…
– Я не…
– Еще как! Каждый раз, когда ты смотришь на Сансу, у тебя словно взгляд туманится. Вот нафиг себя мучить? Я ей брат – и то не парюсь. Это уже факт – девочки спят с другими парнями. И твои сестры тоже. Ничего ты с этим не сделаешь. Лучше бы сам занялся девчонками, вместо того, чтобы тут кружить, как страж нравственности. Боги, Джон, у тебя хоть возможность есть! Какого же хрена ты тупишь? Прямо вот так и треснул тебя по затылку! Чего тебе до Сансы? Она уже дальше всех нас. И думаю, сама разберется. Наше дело ее поддерживать – а не судить. Пусть себе красится, стрижется, хоть налысо бреется и делает тату на затылке.
– Ага, в виде пса.
– Джон, ты все же кретин, прости. Ну если она его любит – то что ты поделаешь? Запретишь ей? Вот твои уже попытались – и что из этого вышло? Хуже только. Вообще пошла вразнос. Того и гляди бросит школу и рванет его искать. А ты говоришь – улыбки. От нее разит такой болью, что я не понимаю, как она не орет круглосуточно. А ты ведешься на гримасы.
– А как же это письмо?
Бран заерзал на коляске.
– По мне так это стопроцентная фальшивка. Я же читал, помнишь. После того, что и как мы видели в сети – не верю. Вот вообще. Этот тип ради нее замочил двух человек – в том числе и своего брата! Неужели ты думаешь, что он бросит ее ради какой-то там другой бабы только потому, что Санса ему не подходит по возрасту? Когда они начинали – ведь это его не остановило?
– Возможно, он потом об этом пожалел.
– Возможно и так. И подумал, что без него Сансе будет проще, например. Решил принести себя в жертву, так скажем. Ради общего блага. Это тебе должно быть, как раз понятно.
– На что ты намекаешь?
– Да ни на что. Просто ты вечно хочешь порваться на чей-нибудь флаг. Так что к тебе как раз этот самый Клиган ближе всех стоит. Знаешь, я подозреваю, на это решение его что-то подтолкнуло. Что-то – или кто-то. Я долго думал и понял – мы не видим какой-то еще переменной. Что-то случилось – между их с Сансой расставанием и этим дебильным письмом. Таких людей как этот Пес – упертых и себе на уме – трудно сбить с мысли – а вроде ничего не предполагало бури. Он чего-то себе собирался ехать на север. Санса сама говорила.
– А мне она этого не говорила.
– Так ты не спрашивал, наверное. Она очень хотела говорить об этой своей истории. Как вы все этого не заметили? Ей это было жизненно необходимо – чтобы ее выслушали и поняли. А вы все – и ты, и Арья, и даже Рикон, – надулись, как сычи – каждый в своем углу, словно у вас у каждого отняли по игрушке. Ну детский сад какой-то! И никому в голову не пришло, что она себя таким образом чувствует, как на публичной казни? Вот теперь и мы и имеем: улыбки до ушей – и бездну, что за ними кроется. Так тебе больше нравится?
Джон взлохматил себе волосы – в который уже раз за этот неприятный разговор.
– Нет, совсем не нравится. Картина, что ты нарисовал, весьма печальна. Одна сходящая с ума девчонка – и группа идиотов, не соображающих ничего.
Бран улыбнулся:
– Ага. Так и есть. Ты от дури, Арья – из вредности и зависти, Рикон – тоже думаю из ревности.
– А ты?
– А она от того, что даже влюбилась и спит с этим типом, меньше сестрой мне не стала. Рецепт прост – кончай считать своих тараканов и представь, каково ей. Не то что ты думаешь ей стоило бы делать и как стоило бы жить. (с этим у каждого все хорошо), а для нее реальной – что важнее? Вот и все. А по поводу Клигана и его неподходящести – погоди, у нас тут визит намечается. Как припрется Визерис, сразу поймешь, почему лучше десять Псов против этого «дракона»
– Визерис? Боги, нет! Когда? Отец чего-то говорил, сейчас вспоминаю.
– Скоро. На следующей неделе. Этот жмот прислал мне запрос – поискать ему скидки на билеты. Дескать, очень дорого.
– А кто приедет? Бабушка?
– Нет, она как раз нет. Визерис, Дени и, видимо, этот ее муж– диковина. Три билета ему были нужны. Ему причем – в первом классе.
– О, как это типично! И что, нашел ты ему их, билеты эти?
– Ага. И наковырял ему место в бизнес классе рядом с мамашей с младенцем.
Джон захохотал.
– При любви Визериса к детям, мне искренне жаль мамашу. И я рад за Дени, что сидит от него отдельно.
Бран лукаво посмотрел на Джона снизу вверх.
– Ты ведь впервые увидишь ее после свадьбы, а?
– Ой, вот только ты не начинай. Она моя тетка!
– Очень это вам мешало, в прошлый то раз! Арья рассказывала. И ты знаешь, возникло ощущение, что ей это было крайне неприятно.
– Кому, Арье? Да и что она там видела? По пьяни и на спор поцеловались один раз – и это тут же стало достоянием общественности!
Джону резко стал надоедать этот разговор, и он не последовал за кузеном в гостиную, вместо этого выйдя на крыльцо, вспомнив, что сегодня никто не забирал почту.
Пока он шагал по свежему снегу, все еще порхающему в воздухе крупными хлопьями бесформенного вида, Джон вспомнил про тот летний вечер в парке – и про длинные волосы Дени, освещенные светом фонаря – он делал их еще белее.
По статусу она приходилась ему теткой – а по возрасту была на три года его младше. Все это глупости – просто надо было меньше пить. Они не росли вместе, но Визерис изредка привозил сестру в гости и иногда даже оставлял на каникулы. Как и в этот раз, в последний. На этот раз она приехала сильно повзрослевшей, уже совсем девушкой – необычной, полной какого-то своеобразного очарования. Дом был полон молодежи: заскочил Робб – по делам с документами – это был последний раз, когда он видел кузена живым. Приехал он со своей тогдашней подругой, Джон не запомнил ее имени. И была Дени. В тот вечер они сильно наклюкались в парке – в бар их еще не пускали, а дома безобразничать было невозможно. За ними увязалась Арья – как ее ни уламывали остаться дома, упрямство младшей Старк невозможно было победить.
И когда случился этот глупый поцелуй – на спор, во время дурацкой прогулки по парку – она почти взяла его «на слабо», пока Робб со своей подругой неожиданно свернули на боковую тропинку – якобы посмотреть на какое-то там дерево в цвету. И так некстати Арья последовала за ними с Дени! Большую часть времени она таскалась по дорожкам (пить ей не разрешили) и тыкала тени палкой, вставая в позицию фехтовальщика. И тут неожиданно оказалась за их спиной.
Для Джона это не было первым опытом – он уже имел дело с ровесницами в школе и несколько раз с барышнями в колледже, но, будучи от природы крайне застенчивым, каждый раз терялся от недвусмысленных намеков бойких одноклассниц и однокурсниц. А Дени такой не была – она робела еще больше чем он, застеснявшись своей бравады со спором. Но она была так близко – в тот прохладный июньский вечер он почти почувствовал тепло ее кожи, пока шел рядом. И эти ее глаза под густыми ресницами – ни у кого нет таких глаз, только у членов его семейства – темно-синие, почти лиловые – у Дени этот оттенок был почти сиреневый, – мягко блестели в темноте, словно поощряя. В такие моменты забываешь об условностях. И они забыли – оба. А вот Арья не забыла. Она хрустнула веткой у них за спинами – момент был упущен, их спугнули. А кузина в тот же вечер рассказала отцу о виденном.
Дени после тяжёлого разговора с братом, уехала обратно к матери – неделей раньше, чем должна была. Джона даже не ругали – но отец так посмотрел на него на следующий день, что Джон не знал, куда девать глаза. А вскоре они узнали, что Дени просватана за какого-то иностранца – еще одна девочка-невеста. Визерис, видимо, выдавил из нее правду – или просто решил, что товар созрел. О том, чтобы выгодно выдать сестру замуж, он мечтал, казалось, с момента ее рождения.
Дела у деда уже тогда шли неважно, и для Визериса это был отличный способ реабилитации древнего уважаемого семейства Таргариенов. Жених-иностранец владел половиной платных автотрасс у себя на родине – и подвизался еще в бизнесе, связанном со всевозможными азартными играми, в частности со скачками. Вообще, разные ходили слухи – но похоже это был больше бандит, чем бизнесмен.
Неизвестно, чем он заинтересовал Визериса – но у того было столько тараканов в голове, что любому из них, населяющих эту, полную сумбура, беловолосую как у отца и брата башку могло приспичить побежать именно в этом направлении. Бабушка легко поддавалась на уговоры среднего сына – а старший был слишком далеко, чтобы иметь возможность ее в чем-то переубедить. Да отец в последние годы и не пытался – отношения с собственной матерью у него разладились уже после истории с дедушкиным помещением в лечебницу. Да и вообще бабушка, похоже, не жаловала новую семью сына – уже много лет сокрушаясь о потере первой невестки Элии и двух ее детей в страшной автомобильной катастрофе. Женитьба сына на Лианне Старк она посчитала почти мезальянсом и никогда не приглашала невестку к себе, да и Дени с Визерисом отпускала в гости неохотно, не говоря же о собственных визитах к старшему сыну, случающихся не чаще чем раз в три года.
Так или иначе помолвка состоялась, и свадьба была сыграна, а августе. Их не позвали. Рейегар несколько раз сильно ругался с матерью по телефону, пытался также переубедить Визериса в надобности такого поспешного брака. Но толку не было, а результатом этих переговоров было нарочитое неприглашение на торжество.
Теперь Дени, как ни крути, была замужней дамой, и Джону уж точно стоило держаться от нее подальше. Да еще и муж ее приедет. Не очень хотелось с ним знакомиться – с другой стороны, хуже рожи чем Визерис представить себе вправду было трудно. Может, муж Дени окажется вполне неплохим человеком? Не стоило себя заранее накручивать, это точно. Тем более, по совести сказать, не следовало целоваться с собственной теткой – Арья была права. Другое дело, что Джону было обидно, что именно Арья засекла их с Дени. Вдвойне обидно потому, что кажется именно с этого эпизода начался их разлад, который к ноябрю достиг каких-то немыслимых размеров – и это при том, что они даже ни разу не поссорились!
Все это только осложняло ситуацию и загнало Джона в такой угол, что он и рад был побыстрее свалить на север – чтобы избавиться от всех этих косых взглядов Арьи к кторым теперь прибавились еще и такие же подозрительные взгляды Сансы. Единственно, что его удручало – это то, что матери, похоже, тяжело давалась эта беременность – да еще и младшие не давали продыху. Рикон совсем отбился от рук, а старшие его сестры обе по-своему ушли в себя. Толку от них не было. Одна надежда была на Брана – тот, до нелепости увлеченный своими программами, похоже, мыслил честнее и трезвее, чем все вместе взятые обитатели дома Таргариенов.
За ужином Санса, нервно грызущая ногти, вдруг громко обратилась к Рейегару. Джон даже поперхнулся. Их совместные обеды и ужины обычно были бестолковыми и шумными – все галдели вразнобой, перекрикивая друг друга и делясь новостями, но важные дела все же предпочитали выяснять кулуарно – особенно старшие. А Санса, видимо, решила вынести свой наболевший вопрос на обсуждение общественности.
– Дядя, я тут подумала… Мне Миранда дала один телефон – своей знакомой, которая на домашнем обучении. Я с ней говорила после обеда и решила, что мне тоже стоит попробовать. Меня очень утомляют эти походы в школу – и, похоже, отношения с директором, совсем не клеятся. Да и одноклассники тоже… Я больше отвлекаюсь на разборки и забываю об учебе. А мне нужно закончить хорошо. Больше не хочу тратить время впустую. Можно, я переду на систему обучения экстерном?
Отец оторвался от созерцания порхающих за незанавешенным окном снежинок и посмотрел сначала на мать, а потом на Сансу.
– Не могу сказать, что я удивлен твоим предложением. Я ждал этого – особенно после разговора с твоей директрисой. И да, наверное, в этой ситуации это будет наиболее правильным выходом. Если бы речь шла о ком-то другом – я бы сто раз подумал. Но учитывая твое усердие в учебе и предыдущие заслуги по этой части, полагаю, что ты вполне справишься. Учеба дома – это всегда прежде всего вопрос самоконтроля – мы с твоей тетей это знаем по опыту Брана. Тебе будет тяжелее, чем если бы ты просто ходила в школу и делала бы то, что от тебя требуют. Это все готовая каша – только рот разевай. А ты таким образом пытаешься раньше времени шагнуть во взрослую жизнь, где за каждый шаг и – или его отсутствие – приходится отвечать. Если ты готова рискнуть – я не стану чинить тебе препятствий. В конце концов нам важно не только чтобы ты закончила эту школу – но и то, что ты растешь и преодолеваешь себя. Тут важен не столько результат, сколько процесс – как в любом обучении. Лианна, что ты скажешь?
Джон, удивленный и обескураженный – уставился на мать. Ему, кстати, никто не предлагал учиться дома – мать в этом вопросе была даже строже чем отец. «Дети должны общаться со сверстниками», – твердила она, парируя все шпильки от отца на тему оболванивания под одну гребенку и несостоятельности школьного обучения, как системы. Ее отпрыски ходили в соответствующие возрасту структуры только из посыла важности социума для формирования ума и умения адаптироваться. Отец хмурился, но отступал перед ее напором. Теперь ее слово было решающим.
– Я думаю, это неплохая идея, – сказала Лианна, пряча глаза от недовольного взгляда старшего сына. – Санса отлично может себя контролировать, и я уверена, что справится. Если она будет ходить на консультации учителей хотя бы раз в неделю – все отлично устроится. А также мы будем более гибки со временем и с младшими. Когда Джон уедет на север, мне понадобится больше помощи – тем более, тогда я уже буду менее подвижна.
Плюс ко всему Санса сможет тратить больше времени на нужные ей профильные предметы и готовиться к вступительным в колледж. Ты ведь уже определилась с выбором специализации, дорогая?
– Да, я хочу попробовать подать документы в школу искусств, что в столице. По стоимости обучения – это так же, как и остальное. Там, правда, творческий конкурс – надо предоставить портфолио и затем нарисовать этюд на месте. Обучение экстерном даст мне возможность больше иметь времени на необходимую подготовку.
– Ну что ж. По-моему, отличный план! Пожалуй, это может сработать! Дорогой, как нам надо действовать, чтобы все это организовать? – мать опять глянула на отца. Тот кивнул.
– Я позвоню директору школы и переговорю с ней. Если она не будет упираться – думаю, проблем не возникнет.
Рейегар улыбнулся и налил в Сансин стакан для воды полбокала вина.
– Ну, ради такого случая, думаю это будет уместно. Ты сейчас практически вступаешь во взрослую жизнь. Хотелось бы надеяться, что первое принятое тобой решение – правильное Мне оно нравится. Сама понимаешь, что я не люблю любого вдавливания в систему – особенно когда речь идет об учебе. Когда обучение идет от осознания необходимости, а не от надобности быть как все, я не могу не радоваться. Итак, удачи тебе! А мы уже чем можем – поможем по возможности.
Все взрослые – кроме Лианны – чокнулись бокалами и выпили – за Сансину удачу. Арья надулась и уставилась в тарелку – ей выпить как всегда не предложили, что ее задевало, особенно в возникшем контексте.
После ужина отец, вопреки своим привычкам последнего времени не стал помогать матери на кухне, а ушел в кабинет, попросив Арью убрать со стола, а Джона – выгулять борзых. Мать пошла укладывать мелких – им то полагалось вставать раньше всех.
3.
Джон оделся и свистнул Луну и Солнце. Призрак уже сидел под дверью. Обычно борзые недолюбливали выходить вместе с щенками, но для Призрака иногда делали исключение – он был наиболее дисциплинированным из всего помета, не чета Ним и Риконову Лохматику.
Джон открыл дверь и вышел на запорошенную, слепящую тихо падающим снегом улицу. На дорожке возле гаража обнаружилась Санса – она стояла с непокрытой головой и смотрела в черное небо, ставшее почти белым от рябящего снега. Словно все звезды этого мира решили упасть – все в одну ночь. Джон проскрипел ботинками по заснеженной дорожке к выходу на улицу. Борзые серыми тенями беззвучно проскользнули мимо него. Призрак подбежал к Сансе и ткнулся носом ей в ноги. Она опустила мокрое от снега лицо, встряхнула запорошенной головой и уставилась на Джона, прикрывая глаза ладонью от роящихся белых пчел. Вымученно улыбнулась, – сейчас она выглядела не на шестнадцать, а на добрые сорок – столько безнадежности было во взгляде. Джона передернуло, но он постарался взять себя в руки и ответил на улыбку кузины.
– Привет! Я выгулять собак. Пройдешься со мной?
– С удовольствием.
Она легко прошла к дорожке, оставляя за собой цепочку аккуратных следов. Взяла Джона под руку уверенным жестом, и он подумал про себя – да, она, пожалуй, и вправду впереди их всех. В ее повадках было больше от матери, чем, скажем, от Арьи. Она уже не ждала ни от кого ни намеков, ни посылов – а сама знала, что и как делать. И делала.
Они тихо шли по заснеженной, внезапно оглохшей и ослепшей улице – в окнах им встречались редкие огоньки, но ни людей, ни машин не было видно. Санса легко улыбнулась и в который раз за вечер вытерла лицо рукавом.
– Смотри, огоньки. Кто-то уже готовится к празднику. У этого нового культа есть зимний праздник. Они наряжают сосны.
– Елки.
– Ага. Знаешь, Джон, когда я была маленькая и гуляла с родителями в такие вот вечера, мне всегда хотелось зайти в каждый дом и посмотреть, как там внутри, разделить с ними радость. Я так любила гулять в темноте, фантазируя и дорисовывая то, что не видно в окна.
– А теперь?
– Теперь тоже люблю. Но совсем по-другому. Теперь мне нравится, что я снаружи. Что мне не надо идти внутрь. Мне нравится просто смотреть – наблюдать, не вмешиваясь. Я как бы по другую сторону – гляжу в глубь стеклянного шара – в котором идет снег. Это как волшебство – но иного свойства.
Джон внимательно посмотрел на кузину. Она все так же улыбалась – этой новой, незнакомой ему какой-то лунной улыбкой, смутной, как летящие мимо холодные снежинки.
– Это оттого, что тебе не хочется ни к чему больше прикипать?
Она оторвала взгляд от освещенных окошек дома справа и взглянула на брата. Улыбка стала горче, и Джон неожиданно вспомнил слова Брана -«
я не понимаю, как она не орет круглосуточно…»
– Да. Наверное. Я просто не могу ни к чему приближаться. Мне надо быть в стороне – только так спокойно.
– Это из-за…
– Пожалуйста!
– Прости. Я только хотел сказать, что мне жаль. Жаль, что так все вышло. Мне честно говоря, не очень была понятна твоя история – но это не значит, что она не имеет права на существование. Я ничего не знаю про любовь. Но мне думается, что у тебя она все же была настоящей.
– Я тоже ничего не знаю про любовь. Знаю только одно – к кому бы я ни приближалась – это всегда больно. И тому, к кому я подхожу и мне тоже. А в последний раз – до невыносимости. До такой степени, что легче выпрыгнуть из себя, чем это терпеть. Чтобы от этого избавиться, я пытаюсь как-то абстрагироваться. И от этой истории и от себя самой. Пока получается – если идти маленькими шагами. И не оборачиваться назад. Не думать, что спровоцировало всю эту катастрофу…
Джон прикусил губу и подумал, что сейчас, на морозе, она тут же треснет – это было неприятно, зато отвлекало. Он был уже готов раскрыть карты – отцу он как-нибудь потом объяснит. Секреты секретами – но нельзя же слушать этот ужас, леденеть от одного лишь приближения к холодной пустыне, что медленно захватывала идущую рядом с ним девчонку – и ничего не делать. В такой ситуации это уже не замалчивание – это предательство.
– Послушай, Санса, я тут хотел тебе сказать…
– Знаешь, Джон, а на самом деле я теперь понимаю, что все это к лучшему. Знай я наверное, что письмо – это фальшивка, имей я неоспоримые доказательства того, что… ну что он не сделал того, что написал, все равно – этот жест настолько жесток, что я не смогла бы идти дальше, что бы не сподвигло его на написание этого шедевра. Я рада, что ситуация заставила его раскрыть карты – и он наконец то показал на что способен. Представь себе, если бы я – если бы мы были уже как-то связаны.
– А что, такое было возможно?
– Были моменты, когда я бы душу продала Иным, лишь бы этого добиться. Он был моим миром – всем, что держало меня, всем, что окрыляло. Но оно не случилось – и целый мир рухнул. Я думала, что не выдержу – но выдержала. Сижу себе на обломках вселенной и ловлю снежинки. Или пепел. Это помогло мне узнать ему цену – и себе тоже. Пожалуй, я смогу это перешагнуть. Как там – что нас не убивает, делает сильнее? Я теперь, кажется, могу перевернуть весь свет…
– А стоит ли?
Санса засмеялась, и напряжение, висящее в воздухе вокруг нее словно кольцо электрического тока, – казалось даже снежинки боялись к ней приблизиться и изменяли траекторию полета – спало. Она снова стала просто рыжей девчонкой с мокрыми от снегопада щеками.
– Нет, ты прав – не стоит. Теперь всю свою энергию я смогу направить на мирные цели. Учебу, например. Хочу поехать в колледж. И ты знаешь, там есть возможность получить стипендию – чтобы не платить за обучение. Это было бы классным подарком дяде и тете за все то, что они для меня делают и уже сделали. Я хочу попытаться… Смотри, Солнце и Луна уже убежали к дому. Видимо, они не большие любители снегопада. Да и ты весь в снегу.
Санса мокрой холодной ладонью отряхнула волосы Джона и отпустив его локоть, быстро зашагала к дому. Брат уставился ей вслед. Знай она, что именно он и все эти родственники ей сделали – едва ли она сейчас с такой нежностью отряхивала бы его патлы.
Все было до невозможности гадко – но уже зашло так далеко, что пути назад не было. Джон поздравил себя с трусостью – и уныло поплелся вслед кузине. Призрак беззвучно побежал за ним, периодически принюхиваясь и встряхивая пушистой головой избавляясь от снежинок, прилипающих к острым ушам. Все они – и девочка, и ее брат, и щенок – терялись в ряби белых росчерков. исчезая так же, как до этого стерлись из поля зрения Луна и Солнце, и звуки их шагов тонули в ватном безмолвии декабрьской ночи.
Комментарий к IX
С Новым Годом всех моих читателей! Выкладываю вам снежную главку – в качестве подарка к 2017.
https://vk.com/id19949070?z=photo19949070_456239113%2Falbum19949070_00%2Frev
========== X ==========
Я сам себе и небо, и луна,
Голая, довольная луна,
Долгая дорога, да и то не моя.
За мною зажигали города,
Глупые чужие города,
Там меня любили, только это не я.
О-о-о, зона…
Ожидает напряженно, родниковая.
Я сам себе и небо, и луна,
Голая, довольная луна,
Долгая дорога, незнакомая.
Меня держала за ноги земля,
Голая, тяжелая земля,
Медленно любила, пережевывая.
И пылью улетала в облака,
Крыльями метала облака
Долгая дорога, незнакомая.
О-о-о, зона…
Ожидает напряженно, беспросветная.
Я сам себе и небо, и луна,
Я летаю где-то, только это не я
Аукцыон. Дорога
Потерянный
1.
Снег и холод преследовали его, гнали вперед. Позади милями лежали покинутые, смешивающиеся в сознании мелкие, похожие друг на друга городки и стоянки. Столицу он обогнул – в нее заезжать не хотелось. Взял южнее – снег сменился дождем и хмарью, но ехать так было проще. Он почти жалел, что не забрал Шевви – с другой стороны, машина была записана на Баратеона, то есть теперь принадлежала Серсее. Стоило ли рисковать? Ради груды металла – нет. Пока он был не один – это был другой разговор. Для самого себя Клиган не был готов ни на что. Мерзнуть – значит мерзнуть.
Но усталость от бесконечной дороги начинала брать свое. В одном из пакостных неуютных городков пришлось задержаться. Ему позвонил его адвокат и сказал, что вышлет какие-то там бумаги. Решать проблему с получением документов Клиган не желал – но пришлось. Нашел в городке почту, снял себе квартиру на неделю, сообщил старому хрычу свой временный адрес и осел в ожидании. В городке было дико скучно. Он вернулся к старым своим привычкам – пил с вечера, потом спал до обеда следующего дня. Затасканная фотография Пташки заняла прочное место на убогом столике – одном из немногих предметов мебели, что имелись в комнатухе, что он снял. Клиган понимал, что всякое моральное право смотреть на девочку он потерял, отправив то несчастное письмо, но поделать с собой ничего не мог. Он сидел в полутемной комнате и методично нажирался, глядя то за окно, где серые здания вдалеке медленно, но верно тонули в сером тумане наползающих сумерек, то на застывшую в вечной улыбке рыжеволосую его радость. На самом деле не радость – а вину, и уже не его.
Как ее называть – уже не имело значения – потому что право как-либо ее называть он тоже просрал. Он пил, пока силы не сходили на нет, пока не находило дикое желание упасть и заснуть – что он и делал. Но неизбежно, сколько бы он не вылакал в тот вечер, в три пополуночи он просыпался от дикого ощущения пустоты и тревоги – не соображая где он и зачем он здесь. Понимал только одно – что постель рядом с ним пуста, что единственная, которую он желал ощущать рядом с собой, была в другой вселенной – теперь от него закрытой, возможно, навечно. Он курил – курил до одури на железной лесенке, что примыкала к лестничной площадке его коморки, вдыхая осточертевший никотин и дым вместе с вонючим туманом, в обычном порядке, застилавшем этот унылый городишко в ночную пору. К пяти утра тоска отпускала – и он привычно проваливался в бесцветный омут предутренних кошмаров, пока зверский шум расположенной невдалеке текстильной фабрики не вырывал его из бесконечных песчаных дюн и заросших гнилым мхом лесов, где он каждую ночь продолжал с упорством идиота искать что-то безнадежно утерянное.
На третий день Клиган настолько озверел от этого режима и ночных бдений, что решил – сегодня он не останется в ненавистной берлоге и проведет вечер в городе – напьётся где-нибудь в баре – желательно в том, где нет досужих приставучих баб. Во всех забегаловках ему неизбежно попадалась какие-нибудь шлюхи или просто местные побитые жизнью алкоголички, что считали своим долгом утешить проезжающего мимо байкера. Он старался отфыркиваться – Эйнджел ему вполне хватило – никакой радости от подобных приключений испытывать не получалось и даже жалкое удовлетворение физических потребностей организма не шло ни в какое сравнение с тем, что он начинал испытывать, видя, даже в пьяном виде, рядом с собой чужеродное женское тело и задыхаясь от необходимости отвечать на липучие прикосновения не нужных ему рук или губ. Беда была еще в том, что даже на хмельную голову он боялся, что ему может понравиться очередной незапланированный контакт – с каждым таким ощущением Пташка и ее любовь отступала еще на одну вечность в никуда. Он страшился – и продолжал себя испытывать, в который раз убеждаясь, что нет – даже минимально приблизиться к тому, что было у них с Пташкой даже в самую отчужденную ночь ни одна из этих случайных связей-бастардов не могла.
А речь все-таки шла не о надувных секс-куклах – за каждым даже самым кривым объятьем стояла человеческая сущность, на сближение с которой он идти не собирался. Хватит с него. Хватит с него и баб, и их заманиваний. Никакая дырка между ног не стоит того, чтобы потом так маяться. Он проклинал себя и свою дурную голову за эту новую возникнувшую проблематику и тело, не желавшее слушаться и вновь и вновь бравшее свое, мужское, и всех этих женщин на пути, вгонявших его в искушение. Но самым доминирующим чувством была неизбывная неутомляемая тоска, сродни иссушающему жгучему голоду– он тосковал по Пташке и страждал ее, и с каждым последующим актом отдавал себе отчет, что именно он упустил и что ему теперь осталось взамен. Всё было именно как он и предполагал, задумываясь о возможном расставании раньше, пока был с ней – так – и еще страшнее, и жестче, и безнадежней.
Поэтому с бабами Клиган стал избегать каких бы то ни было контактов, доходя до абсурда и отчаливая при первой же возможности его «склеить». Временами он грубил и отплёвывался – но беда была в том, что все зависающие в придорожных забегаловках шлюхи были удивительно навязчивыми и невосприимчивыми к любому хамству – ну не драться же с ними было?
Другая же категория женщин его просто игнорировала. Один раз Клиган случайно зашел в более-менее приличный бар, где зависал после рабочего дня местный офисный планктон – молодые, еще не потасканные дамочки, одетые по последней моде, зашедшие с подружками выпить по паре не самых крепких коктейлей и потешить самолюбие досужими мужскими признаками внимания. Эта братия бросала на него такие взгляды, что это было еще хуже, чем отфыркиваться от стареющих испитых подстилок. В том баре он так надрался, что был с трудом выставлен вышибалой прочь. Хуже было все – и Клиган невесело подумал, что пора ему, видимо, начинать ходить квасить в бары для сексуальных меньшинств – авось там проблем будет меньше.