Текст книги "Это было у моря (СИ)"
Автор книги: Maellon
Жанры:
Прочие любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 61 (всего у книги 101 страниц)
========== VIII ==========
Wish you were here
Me, oh, my country man,
Wish you were here
I wish you were here
Donʼt you know, the snow is getting colder,
And I miss you like hell,
And Iʼm feeling blue
Iʼve got feelings for you,
Do you still feel the same?
From the first time, I laid my eyes on you,
I felt joy of living,
I saw heaven in your eyes
In your eyes
Wish you were here
Me, oh, my country man,
Wish you were here
I wish you were here
Donʼt you know the snow is getting colder,
And I miss you like hell
And Iʼm feeling blue
I miss your laugh, I miss your smile,
I miss everything about you
Every secondʼs like a minute,
Every minuteʼs like a day
When youʼre far away
The snow is getting colder, baby,
I wish you were here
A battlefield of love and fear,
And I wish you were here
Iʼve got feelings for you,
From the first time, I laid my eyes on you
Wish You Were Here
Blackmoreʼs Night
1
Санса осторожно раскладывала на комоде одежду на понедельник – ей неохота было заниматься этим в воскресенье, впопыхах обнаружив, что какая-то деталь туалета неожиданно затерялась в корзине с грязным бельем. В понедельник можно, к счастью, надеть брюки. Значит те, что она сняла сейчас надо постирать. Санса устало вздохнула и села на кровать. День выдался насыщенным – и обычным. Был только второй день ее учебы, а Санса уже начала входить в колею – словно и не сбивалась с нее. В конце концов именно это – а не что-то еще было для нее привычным состоянием. Школа, занятия, болтовня с подругами – стычки с недоброжелателями в тесном коридоре – а не с монстрами в человеческом облике на скользких дорогах, страхи за оценки – а не за то, что ее завтра убьют… Или бросят… Она вновь поглядела на экран телефона. Нет, не звонил. Вчера вечером она была вынуждена сама ему набрать – было уже за полночь, а никаких вестей от него не последовало – ни сообщений, ни пропущенных звонков – вообще ничего… Он подошел не сразу – после пяти гудков включился автоответчик, и обеспокоенная Санса перезвонила еще раз. На это раз Сандор ответил – сиплым со сна голосом:
– Кто это?
– Сандор, ты что? Это же я…
– Ты? А кто ты есть? Боги, Пташка… Прости. Ты меня слегка разбудила…
– Ты что, пьян что ли?
– Ну чуть-чуть. Почти уже нет. Я трезвею буквально на глазах.
– Я же тебя не вижу…
– Ну да. Конечно. Как твоя школа, студентка?
– Хорошо. То есть нормально. Все прошло гладко.
– Так хорошо или нормально? Тут имеются тонкие разницы… То есть разница.
– Хорошо. Получила первую отметку – по рисованию.
– Да ну! И что изобразила – поющего Джоффри? Или саму себя с отросшим волосами?
– О чем ты вообще? Нет блин, тебя – в голом виде!
– Смотри, как ты клюешься! Это была неудачная попытка пошутить. Прости…
– Тоже мне, шутник. Я тогда вообще ничего не буду рассказывать…
– Какая ты обидчивая стала. Это тебя сестрица так науськала – или дядя-музыкант?
– Не вижу смысла продолжать этот разговор. Лучше скажи, что у тебя в полиции?
– Ничего. Все прошло тихо-мирно. Очень милый детектив Тарли. Жирноватый на мой вкус, но милый. И ушлый. Отпустил мою душу на покаяние – и даже поблагодарил. Я, как и ты – примерный ученик – сам явился пред их светлы очи – даже искать не пришлось!
– Хорошо. Я так рада! А пил тоже по этому поводу, что ли? Праздновал?
– Ну мало ли по какому поводу тридцатилетнему мужику придет желание выпить. Да может просто так. И повода могло не быть. Я же не зарекался уйти в трезвенники. Что ты удивляешься?
В его голосе звучало отчётливое раздражение, и Санса поспешила сменить тему.
– Ты ходил куда-то? Или же сам – с собой?
– На этот раз как раз ходил. И не один.
Санса вдруг почувствовала, что день совершенно не удался. Что она дико устала и хочет спать. Что ей вообще не следовало так поздно звонить – лучше бы сделала это завтра. Ей на плечи словно положили весь груз вчерашнего и сегодняшнего дней – со всеми неприятностями, унижениями и горечью. Она машинально закусила ноготь и видимо так громко, что Сандор на том конце связи это расслышал.
– Так, убери пальцы из клюва – незачем. Я ходил квасить с Бриенной Тарт. Повстречал ее в полиции. Она тоже пришла к Тарли. Потом и пошли в ближайший бар. Была мысль напиться вместе – но не слишком удалась. Напились наполовину, и еще она меня замучила неприятными разговорами. Сто раз передавала тебя привет, кстати…
Санса убрала руку от лица. То, что он ходил с Бриенной было не так страшно – хотя Санса не могла сказать, что эта новость привела ее в состояние радостного возбуждения. Ее-то, например, он не мог позвать в бар. И еще много куда. Потому что она дурацкая малолетка. В качестве собеседников Сандор выбирал себе других людей: взрослых, адекватных и состоявшихся. А ее он только опекал – но делиться с ней своими мыслями не хотел. Санса объективно понимала, от чего это происходит – очень уж неравновесная ситуация у них была – но не испытывать по этому поводу досады тоже не могла.
– Спасибо! Ты… ты еще будешь с ней видеться?
– Не думаю.
– А что собираешься вообще делать?
Вообще – собираюсь завалиться обратно в кровать и выспаться. Чего и тебе желаю. Небось противно вставать ни свет, ни заря и топать в школу, а? Всю жизнь это ненавидел…
– А мне нравится просыпаться с рассветом. То есть, раньше нравилось… А теперь не знаю – после этих каникул у меня все привычки изменились…
– Это, я думаю временно – дай себе еще неделю – и войдешь в ритм. Будешь порхать – как и положено утренней пташке – вприпрыжку по свежему снегу в школу…
– Вприпрыжку не получится. Очень уж тут холодно. А еще нас заставляют носить форму. А там юбка в комплекте.
-Ты ходишь в школу, где есть форма? Седьмое пекло, куда тебя отдали – в институт благородных девиц? Слышь, а там что, сугубо женский коллектив, что ли?
– Нет, почему. Это частная школа смешанного типа. То есть мальчики тоже есть. Хотя девочек больше.
– Это неплохо. Очень даже…
– К чему ты это?
– Да так, мысли вслух.
– А еще у нас большая часть учителей – мужчины. Некоторые очень даже ничего…
– И для чего ты мне это сейчас сказала? Я что-то не въезжаю.
– Да просто так. К слову пришлось.
Если он ходит по барам с другими женщинами – то она тут тоже времени не теряет. Подумаешь – институт благородных девиц!
– Знаешь что Пташка, давай уже заканчивать. Поздно – и вообще. И еще мне надо в сортир. С телефоном я не пойду – еще утоплю его в толчке. Потом не сможем созваниваться…
– Ладно. Я тоже устала. Спокойной ночи.
– Ага. Пташка, слушай, ты смеялась там?
– Что? Где смеялась? По-моему, ты еще не очень протрезвел…
– Может быть. Не бери в голову. Отзвоню завтра, сам.
– Хорошо. Буду ждать. Пока!
– Пока
Раздосадованная этим нелепым куцым разговором, Санса рухнула в кровать, а наутро, не выспавшись, хоть формально провела в постели положенные взрослому семь часов, она отправилась в школу – уже на взводе. Миранды сегодня не было – оттого день показался еще более унылым и неприятным. По крайней мере к ней никто не приставал во время уроков. Но вот в коридоре ее подкараулил худощавый брюнет с острыми чертами лица из параллельного класса – они вместе были на математике. Сансе он катастрофически не нравился – за одно то, что тот все время смеялся – по поводу и без повода, словно глумливая улыбка намертво приклеилась к лицу. Завис над ней, перегораживая путь и не давая открыть шкафчик – припечатав костлявой ладонью металлическую дверцу и жарко дыша ей в лицо.
– Ну что, Старк – не пришла твоя защитница сегодня? Не боишься ходить по лабиринту одна?
Санса отдалилась в сторону —насколько это было возможно – уж слишком близко к ней подобрался этот клоун.
– Отвали, Грейджой, мне не нужны защитники, чтобы вдарить по роже такому ничтожеству как ты.
– Плохая девочка. Тут нельзя драться – не знала?
– А лепиться ко всем подряд можно?
– Это не возбраняется…
– Вот мне насрать на правила – отойди или же…
– Или же что? Ты побежишь жаловаться Зяблику Аррену? Или свистнешь своего мифического хахаля?
– Или же я расскажу за обедом что член у тебя – с горошину. Я же шлюха -помнишь? А шлюхи знают такие вещи.
– Но ты никогда…
– Ну, а я навру! Это не возбраняется… В любом случае часть людей поверит этой байке – и тебе придется непросто…
– Ну ладно. Мы еще поговорим.
– Не стоит. А то есть же мифический любовник. Хотя на тебя и Зяблика хватит…
В обед Санса ела еще меньше чем вчера – анализируя вчерашний разговор с Сандором – и все, что ей пришло в голову было отнюдь не успокаивающим. Он провоцировал ее – и она его – непонятно зачем. Словно их отношения даже на такой дистанции умудрились заочно зайти в тупик. Она сама виновата – нафиг было ревновать к Бриенне. Стоило порадоваться за Сандора, что он начал потихоньку выходить из тени своего вечного обреченного одиночества – но Санса почему-то не радовалась. Ей казалось обидным и горьким то, что ей с ним общаться запрещено – тогда как любому другому – можно. Они словно обворовывали ее, сами того не желая. Бриенна теперь знает что-то, что самой Сансе неизвестно. С ней он смеялся, расслаблялся – а с Сансой только хмурился и был вечно вынужден ее спасать – словно она и впрямь безмозглая дуреха без капли смелости или хотя бы здравого смысла.
После тоскливого обеда Санса просидела мрачной тучей на еще двух уроках. Явившись на последний – физкультуру – что должен был стать вишенкой в пироге ее сегодняшних неприятностей -она вдруг обнаружила что удача повернулась к ней лицом – урок был отменен – тренер, судя по слухам, застрял на дороге в какой-то аварии. Поскольку после физкультуры ничего не было – их попросту отпустили раньше домой. Санса уже было собиралась звонить Джону, но передумала и решила прогуляться: благо она в брюках, а на улице потеплело. Заодно и путь разведает.
Не успела он пройди и трех кварталов, как рядом с ей затормозил черный лимузин – почти такой как был у Джоффри. Сансу передернуло от невольного ощущения дежа-вю. Из окна высунулась голова Зяблика
– Санса, давай я тебя подвезу?
– Не надо, Робин – мне нравится гулять!
– Ну пожалуйста! А то мне так скучно. Да и ветер промочит тебя.
– Робин, как это ветер промочит?
– Он сырой. А от сырого ветра всегда простужаешься…
– Ты хочешь сказать – влажный?
– Ну да. Какая разница – это всего лишь слова и их бессмыслица. Мой язык путается – он бестолков. Я могу тебя подвезти?
– ну хорошо. Так и быть – на этот раз.
Санса залезла к Зяблику в салон и уселась напротив него.
– Нет, садись рядом – а то тебя растрясет. Это шофер так неровно водит. Меня всегда мутит.
– Ну хорошо.
Она пересела. Зяблик внимательно посмотрел ей в глаза и заявил:
– От тебя так хорошо пахнет – свежестью и зимой. От меня так никогда не пахнет. А от моих дядьев – подавно. От них разит потом, алкоголем и страхом.
– У страха есть запах?
– Да. Он кислый – как прелые овощи, что забыли выбросить. Или как грязное белье. От него саднит ноздри, и волосы начинают торчать.
– Как это торчать – вставать дыбом, что ли?
– Ага. Как трава на осеннем поле. И это запах вездесущ – я слышу его, когда кто-то из них возвращается домой – чую его по стенам – потому что те начинают вибрировать и потеть холодным. Я не могу терпеть этого – и прячусь под одеяло.
– Зяблик, я…
Он вскрикнул
– Не зови меня так! Я уже большой! Я не хочу, чтобы надо мной смеялись… Ты в особенности…
– Но я не смеюсь. Ты знаешь – у меня тоже есть похожее имя. Один мой знакомый звал меня Пташкой…
– И ты не обижалась? Не злилась на этого знакомого?
– Нет. Мне даже нравилось. То есть нравится…
– Это странно.
– Нет, потому что зависит от того, как сказать.
– Да? Ну ты, наверное, права. Мне нравится, когда меня так называет Ранда. И не нравится– когда другие. Например, этот черный Грейджой. Он мне вообще не нравится. У него сумасшедшие глаза. Ты говорила с ним сегодня?
– Ну это скорее был спор. Но да. Мне он тоже не нравится…
Зяблик облегченно откинулся на спинку сиденья.
– Хорошо. Тогда можешь тоже звать меня Зябликом.
– Договорились. А я могу звать тебя Пташкой?
– Нет. Извини, Робин. Не стоит.
– Почему? Так нечестно…
-Возможно. Но понимаешь – это мне слишком бьет по нервам. Ты же не хочешь, чтобы мне было больно?
– Нет. Наверное, не хочу. Но почему бьёт? Птицы – хорошие. Этот твой знакомый – нехороший?
– Нет, напротив – очень хороший. Но я скучаю по нему – а это мне напоминает о нем, и я скучаю еще больше.
Зяблик задумчиво почесал бледную щеку.
– Я могу это понять. Я совершенно не выношу музыку, с тех пор когда умерла мама. Она очень любила слушать всякие песни
– Вот видишь! А что случилось с твоей мамой?
– Не хочу об этом говорить.
Зяблик недовольно отвернулся к окну. Крикнул шоферу:
– Мы приехали! Надо остановиться!
– Шофер хмуро покосился в их сторону, но машину все-таки остановил.
– Спасибо Зяблик, что подбросил меня! Не пришлось топать по грязным улицам!
– Я рад. Не хочу, чтобы ты простудилась и сидела бы дома. Хочу, чтобы ты приходила в школу каждый день – тогда мы сможем общаться и ходить вместе. Я могу каждый день тебя подвозить, а? Хочешь?
– Это так любезно с твоей стороны, но мне надо спросить у дяди и тети. Они мои опекуны.
– А мои дяди – мои. Это так скучно. Я мечтаю о том, чтобы скорее вырасти – и сбежать от них. Или выгнать их вон. Это же мой дом…
– Ага. Ну пока, Робин! Увидимся в понедельник!
Зяблик серьезно посмотрел на Сансу:
– Я буду скучать по тебе. С утра и вечером. Днем со мной сидит мой врач – но вечером и утром так тоскливо. Можно я буду по тебе скучать? Если тоскуешь по кому-то – значит все же у тебя есть друзья – иначе бы и скучать было не по кому…
– Можешь.
– Но тогда ты тоже.
– Что?
– Скучай… Тогда мы словно будем говорить друг с другом…
Санса вышла из лимузина и захлопнула дверь. За затемнённым стеклом бледной луной маячило лицо Зяблика. Она помахала ему рукой и пошла к дому.
2.
Санса зашла в дом и поразилась непривычной его молчаливости. Где все? Ни детей, ни собак. Она зашла к Брану – тоже никого. Из-за двери дяди, впрочем, раздавались протяжные звуки – по-видимому, он репетировал – в воскресенье должен был состояться концерт где дядя выступал вместе с учениками. Санса не решилась его тревожить, и, раздевшись, поднялась наверх. На большом окне в лестничном пролете обнаружилась Арья – она сидела на подоконнике, болтая ногой и смотрела как две сойки дрались из-за ягод на дикой яблоне, растущей во дворе. Санса недовольно поморщилась. Неужели вездесущая сестра видела, как она выходила из машины Зяблика? Если видела, то уж обязательно выскажется…
Что она незамедлительно и сделала.
– Санса – ай-яй-яй!
– Что?
– Я пожалуюсь твоему Псу. Не прошло и двух дней, а ты уже завела себе богатенького поклонника? Что это было вообще?
– Это не поклонник. Просто приятель подвёз из школы. Нас сегодня раньше отпустили. Физкультуру на счастье отменили… Я было хотела позвонить Джону – но потом решила пройтись пешком. А тут мой одноклассник ехал мимо – ну и захватил меня. Там был сильный ветер…
– Ага. Ветер. Ветер перемен, я чую.
– Арья!
– Что? Вы там так миленько ворковали – возле этой черной гробовозки…
– Это не гробовозка, это лимузин. У Джоффри такой был…
– Вот-вот я и говорю – гробовозка. Все, кто в таких машинах ездят, рано или поздно становятся трупаками…
– Все мы рано или поздно ими становимся – независимо от лимузинов. А где все?
– Хорошо, что ты не стала звонить Джону. Он повёз Брана на компьютерную конференцию, что в центре высоких технологий.
– А то что же не поехала?
– А нафиг? Мне то на что? Я же не гений от программирования. Я простой среднестатистический хакер…
– Опять ты прибедняешься. А остальные?
– Дядя пиликает. У него там пришел коллега-гитарист: ну вот они вдвоем и наяривают какой час.
– Это я слышала. А тетя?
– А тетя повезла щенков и детей – у тех был сегодня короткий день по поводу пятницы – в зоомагазин на Форест-авеню. Там сегодня коллективный игровой час для щенят. Они даже Ним забрали. Надеюсь, что она там всех этих недорослей отделает…
– Фу, какая ты все же недобрая… Когда они вернутся?
Арья пожала плечами.
– Кто ж это знает? Джон и Бран вроде должны приехать к пяти. Про тетю – вообще непредсказуемо. С нее станется. Тем более дети… Пока щенки играют, они пойдут есть мороженое, покупать что-нибудь ненужное, потом окажется что взяли не тот размер и цвет, и им придется возвращаться…
– Ясно. Мне надо переодеться.
– Там обед на кухне. Тетя оставила. Суп и бутеры…
– Мне сейчас не хочется.
– Тогда бутеры я доем, а?
– Ну нет. Я передумала. Сейчас сниму эти тряпки и поем. Держи свои лапы подальше от моих бутербродов…
Когда Санса пришла к себе, обнаружила, что ее дневник упал с комода, и все рисунки раскиданы по полу. Она, кинув на пол школьные вещи, села на корточки и стала собирать бумажки, но невольно бросила на свое собственное творчество взгляд (а ты попробуй собери с десяток набросков, не взглянув на них) и дело застопорилось. Ей попался портрет Сандора. Тот, что она рисовала, пока он спал. Уж не Арья ли навестила ее комнату, пока она была в школе? Санса закусила губу. Нельзя было оставлять это несчастный дневник на виду. Надо будет носить его с собой, что ли…
В комнату без стука зашла вредина-сестра.
– Я все же схомячила один твой бутерброд. Очень есть хотелось…, а тебе, похоже, духовная пища все же ближе. Можно тогда я съем и второй? А то сыр и так уже теплый… Прогоркнет, жалко будет…
– Арья, ты заходила в моею комнату?
– Заходила, и что с того? Я тебе принесла дядиных дисков – чтобы ты ознакомилась с ними до его концерта в воскресенье. Чтобы избежать культурного шока. Положила их на комод – а там лежала эта твоя книжица – ну и все упало, видимо…
– Ты не смотрела…
– Я что, по-твоему, шпионка-любительница? – возмущенно спросила Арья. – Нет, конечно… Я в чужих вещах не роюсь. Только в чужих компах!
– По-моему – еще какая шпионка. Ну ладно. Ничего. Прости…
– Ну-ну. Ничего.
Но видно было, что Арья надулась – вышла из комнаты, ничего не сказав. Санса вздохнула и уставилась на рисунок… Она и вправду начала забывать. Не забывать – как бы отстраняться… Другие люди, другие проблемы, новые впечатления – ее жизнь начала наполняться событиями против ее воли. Событиями, не связанными с ним. Это было почти предательством – больше по отношению к самой себе.
«Он сам тебя отослал, помнишь? Хотел, чтобы ты шла вперед. Чтобы жила. Ну вот ты и живешь…»
Да, разумеется, все это было так, но легче от этого не становилось. Санса исходно не была согласна с правилами игры. Она думала, что если будет всей душой и телом сопротивляться – то Сандор это каким-то образом почувствует – и переменит решение. Но по всему выходило, что его взрослый план срабатывал, а ее – глупый и детский – нет. Санса опять посмотрела на картинку. Она почти забыла, как он хорош, когда спит. Еще бы… Сколько уже прошло… Три дня? Четыре? Надо начать вести дневник – тогда она хотя бы сможет записывать свои на эту тему мысли – и связь не прервется…
После ужина, – все собрались после длинного дня за общим столом чтобы съесть купленную Лианной уже пожаренную утку и полакомиться мороженым, что дети таки выклянчили по дороге – Санса убрала грязную посуду – как всегда – и вернулась к себе в комнату. Говорить ни с кем не хотелось. В столовой продолжался веселый разговор. Сегодня за ужином даже был гость. Рейегар пригласил свое коллегу-гитариста отужинать с ними. Тот тоже явно был не прост – одну прическу взять! С одной стороны, волосы были рыжие – с другой – почему-то белые. Этот тип так таращился на Арью, что Сансе стало не по себе. Имя у него было какое-то сложное – видимо иностранец. Арья отводила взгляд и перекидывалась шутками с Джоном. Санса поспешила ретироваться сразу после того, как они закончили с десертом, и можно было унести все ненужное на кухню. Она была сегодня не в настроении. Да и Сандор мог с минуты на минуту позвонить. Что он и сделал – она только успела закончить с формой. Привычно зажужжал телефон, лежащий на дневнике на комоде. Санса выключила музыку что негромко играла через проигрыватель компьютера (Бран выделил ей один из своих десктопов – для школьных надобностей и просто развлекухи «Все равно там мозги у матери такие слабые, что на ней только что фильмы смотреть. И то не самом мощном стриме. Играть, например, уже не получится…»
Играть Санса и не собиралась – хватит с нее игр – но записи дяди, принесенные Арьей она все же, захотела послушать. Виолончель в сочетании с гитарой и скрипкой звучала очень странно: привычные, знакомые с детства напевы преобразились и стали почти неузнаваемыми. То ли ритм был другим, то ли само протяжное тоскливое звучание дядиной виолончели придавало любой, даже веселой композиции оттенок обреченности. Очень удачный фон для их разговора с Сандором. Но рисковать Санса не стала, и музыка была выключена до того, как она взяла трубку.
Он бы странно оживлен. Даже как-то непривычно. Словно что-то задумал, но не хотел говорить. Санса не стала расспрашивать – все равно же не скажет. Он спросил дважды как прошел ее день – и, похоже, даже не запомнил ответов.
– Говорю же тебе – второй уже раз – все хорошо. Даже очень. Отпустили раньше с уроков. Сегодня —пятница. Завтра можно отдыхать – а в воскресенье мы идем на концерт к дяде. Все бы хорошо, если бы не платье…
Сандор хмыкнул в трубку:
– Тебя, Пташка я так чувствую там обложили юбками. То форма, то платье концерное. Ну на концерт-то можно пойти в брюках. Нет?
– Нет. Дядя очень следит за дресс-кодом. Он уже ругался на эту тему с Арьей.
– А, волчица уже попробовала? Кто бы сомневался. Если твое отношение с юбками понять трудно – такие как ты наоборот всегда напяливают что-то женственное – то волчонку хламиды не пристали…
– Что значит «такие как я»?
– Ну… женственные девушки. Понимаешь, есть «девочки-девочки», а есть «девочки-мальчики» Ты – явно относишься к первому типу. А твоя сестра – и Бриенна Тарт, к примеру, ко второму.
– Ага, значит я «девочка-девочка» Очень приятно, спасибо! Что еще хорошего скажешь?
– Да разве это плохое? С мужеподобными бабами только вискарь и пить по барам.
– А я что – готовлю ужин и обслуживаю в постели, получается? И детей ращу? И терпеливо жду, когда заблудший муж вернется из кабака, где он проводит время с «девочкой-мальчиком», делясь с ней наболевшим? Это моя роль? Ну спасибо тебе на добром слове…
– Да не заводись ты так, Пташка – ну просто с пол-оборота взвиваешься! Какая муха тебя укусила? Я не хотел сказать ничего плохого…
– Не хотел, но сказал. Я не хочу быть «девочкой-девочкой». Мне уже надоело кого бы то ни было ждать – и страдать… Я хочу быть тем – вернее той – которую ждут. Которую высматривают из окна – не идёт ли…
– Из какого еще окна?
– Неважно из какого. Из любого, вообще-то…
– Я понял. Ну раз ты злишься, я, пожалуй, отключаюсь…
– Не надо. Сандор, ну пожалуйста! Поговори со мной еще чуть-чуть… Я так скучаю…
Санса знала, что это непоследовательно, знала, что после ее программных заявлений это прозвучит совершенно по-детски и, что еще хуже нивелирует серьезность ее предыдущих слов. Но знала она и другое: что их телефонные ссоры, даже самые мелкие, имели тенденцию накручиваться еще больше, взрастать как снежный ком, катящийся под откос. Поскольку между разговорами проходило не менее суток – к следующему дню ты уже забывал причину спора – но ощущение отчужденности сохранялось. А ей этого не хотелось. Она и так его теряла – стремительно, со скоростью убегающего весеннего ручья. Сансе почему-то вспомнились слова Зяблика в машине. Когда обоюдно скучаешь – словно разговариваешь…
– Сандор?
– Да, Пташка.
Голос его стал внезапно усталым – ну вот, и ему она испортила настроение…
– Я хотела тебя спросить – ты хоть чуточку по мне скучаешь?
– К чему тебе это знать? Тебе от этого станет легче?
– Да. Один приятель мне сегодня сказал, что когда скучаешь по любимому человеку, словно продолжаешь с ним диалог…
– Пташка, тоска – это не диалог. Это последствие, вызванное его отсутствием. Твой друг просто еще ни по кому по-настоящему не скучал, видимо. Кто это? Какай-нибудь твой романтический слюнтяй-одноклассник?
– Что-то вроде…
– Так вот. То, что я теперь испытываю – ты сама завела этот разговор, так слушай – но не думаю то тебе от этого станет легче – это не какой-то там хренов пасторальный юношеский бред. Когда тебя нет– меня рвет на все стороны сразу. Я вижу тебя везде – в каждом долбаном лице, что мне попадается – ищу -и не нахожу. Дни растягиваются как резина – не знаешь куда деться, чтобы день поскорее прошел, и можно было рухнуть в сон. Но и сон не очень спасает. Я все думал – тут мне будешь сниться– но хрена с два – что угодно, но ни намека. Или еще хуже – намеки есть, а тебя – нет. И когда я просыпаюсь и думаю, что нет, это всего лишь кошмар – то обнаруживаю, что кошмар-то как раз и стал реальностью – тебя рядом нет, и я один в этой гребаной ледяной постели – вернувшись в свои предыдущие годы. Ты тоже начала возвращаться в прошлое – ну у тебя позади по большей части светлые дни – это наша с тобой история была черной тучей – а у меня позади – только выжженная пустыня. И впереди, по-видимому, тоже. Поэтому да – тоска – печаль – это прекрасно: для слюнявых поэтов и меланхолических музыкантов – но я этого ничего не понимаю. Я не умею страдать красиво. Я умею только напиваться в говно – чтобы вообще все мысли ушли – и выть на луну. То есть на тебя. Ты знала с кем связываешься. Псом я был, Псом видимо и помру, ничего уж не попишешь…
– Сандор, я… Прости пожалуйста… Я не хотела тебя растравливать…
– Оставь красивые слова для мальчишек. Я хотел сказать тебе вот что. Завтра я уезжаю из столицы – делать мне тут больше нечего. Поеду дальше…
– А куда?
– А куда глаза глядят. Видимо все же моим направлением станет север. Смотаюсь, посмотрю места, где ты выросла. Все занятие. И найду какую-нибудь работу – мне надо что-то делать или я рехнусь.
– Поедешь на машине?
– Пока да. Я думал вернуться в горы – забрать Шевви. Но тогда надо ехать на мотоцикле – а что-то дороги не располагают. Видимо, теперь уже только весной. Или если оттепель продлится достаточно долго…
– Нет, не надо туда ехать. Это же опасно!
– Все в этом мире опасно, Пташка, если ты еще не заметила. Но самым моим опасным занятием как выяснилось было провожать тебя до гостиницы там, у моря… За что боролись на то и напоролись. Помнишь, как ты по дороге напоролась на железяку?
– Да.
– Она у меня до сих пор в кармане валяется… Напоминанием. Есть такие опасности, которые и не разглядишь – пока не влезешь в них по самые яйца и не завязнешь с концами. Тут уж и остаётся разве что ныть как твои юнцы – про печаль, телепатические диалоги, незримые связи…
– Я ужасно скучаю по тебе. До невыносимости. И каждый день отдаляет тебя все больше…
– Я знаю, Пташка. Не должен бы – но чувствую. Один-ноль в пользу юнцов. Я бы все отдал за то, чтобы ты сейчас была рядом. Не любовью заниматься – ну хоть просто спать вместе. Да седьмое пекло – даже в одной комнате – на одном этаже, через стенку! Хоть дышать с тобой одним хреновым кислородом! Все готов отдать – но не твоё будущее. Так что давай хватит ныть и иди спать. И я пойду. Завтра надо встать пораньше – и в путь… А там кто знает…
– Спокойной ночи! Позвони завтра, как будешь выезжать!
– Нет, я рано поеду. Не стоит. Лучше вечером, как обычно.
– Ну хорошо. Тогда до вечера. И я все равно скучаю. И люблю.
– Знаю. Я тоже…
========== IX ==========
Alas, my love, you do me wrong
To cast me off discourteously
And I have loved you oh so long
Delighting in your company
Greensleeves was all my joy
Greensleeves was my delight
Greensleeves was my heart of gold
And who but my lady greensleeves
If you intend to be this way
It does the more enrapture me
And even so I still remain
A lover in captivity
Greensleeves was all my joy
Greensleeves was my delight
Greensleeves was my heart of gold
And who but my lady greensleeves
Greensleeves, now farewell, adieu
God, I pray he will prosper thee
For I am still thy lover true
Come once again and love me
Greensleeves was all my joy
Greensleeves was my delight
Greensleeves was my heart of gold
And who but my lady greensleeves
Greensleeves English folk song.
1.
– Арья, ну давай уже! Сколько можно?
Санса уже с полчаса уговаривала сестру выйти из комнаты. Ей это почти удалось, но тут как назло подошел Джон, чтобы сообщить, что все остальные уже готовы и ждут в гостиной. Он постучался в дверь Арьи, тем самым сорвав Сансину блестящую операцию по вытаскиванию упрямицы из ее берлоги. Арья затаилась еще на десять минут. Но сейчас уже было время. Санса слышала как внизу родственники начали выходить из дома. За окном вспыхнул свет фар. Так и она чего доброго пропустит концерт дяди.
– Арья я в последний раз тебе говорю, или ты выходишь…
Тут дверь открылась и перед изумленной Сансой предстала младшая сестра в точно таком же как у нее бархатном платье – только синего цвета. Оно сидело на Арье как влитое, подчеркивая округлившиеся формы и Санса с неудовольствием заметила, что грудь у сестры растет быстрее чем у нее самой.
Арья посмотрела на нее исподлобья – ну вот-вот начнёт бодаться.
– Идем что ли? Чур я поеду с тетей!
– Почему ты?
– Не хочу, чтобы Джон ржал.
– Я не думаю, что Джон…
– Тебе что, жалко, что ли? Прокатишься в дядином корвете.
– Ну хорошо. Спускайся, а я захвачу сумку из комнаты. Ты кстати свою не забыла?
– Ну уже нет! – Арья возмущенно замотала головой и отступила на шаг, словно опасаясь, что старшая сестра накинется на нее. – Если глупые дядины требования вынуждают меня влезать в эту идиотскую хламиду, изображая из себя плюшевого дельфина – то и хватит. Еще не хватало вешать на себя какие-то мешки со всякой бессмысленной дрянью внутри! И вообще – мне ничего не нужно.
– Так, а телефон ты куда положишь?
– В карман куртки.
– А когда куртку повесишь?
– Отдам тебе, конечно. Или Джону. У него есть карманы, а ты все равно потащишь этот свой баул, я же знаю. А потом в концертном зале он вообще бесполезен…
Она в сущности права. Санса вздохнула, и покрутив головой, поднялась наверх за сумкой. Арья, лихо стуча низкими каблуками туфель (Сансе пришлось и тут ее уламывать отказаться от привычных кроссовок, отметая аргументы вроде «у меня есть синие кеды, точно в тон платью») спустилась по ступенькам в холл. Там ее заметил Бран и поспешил высказаться на этот счет (Бран оставался дома, что не могло не повлиять на его настроение) Санса слышала, как огрызнулась Арья и как захихикал задержавшийся Рикон. Боги, и им не надоедает все время ерничать и препираться? Санса устало закрыла дверь, отрезая голоса в холле. Подождет здесь, пока они все не выйдут.