Текст книги "Это было у моря (СИ)"

Автор книги: Maellon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 101 (всего у книги 101 страниц)

– Почему? Ты мне не доверяешь?

– Ну, не то чтобы не доверяю… – он посмотрел на нее и опять отвел взгляд, глядя в сторону поднимающегося все выше солнца. – Просто ты иногда действуешь не от мозгов, а когда ты так действуешь – анализировать тебя логически невозможно. Я всегда прокалываюсь. Поэтому я решил, что с тобой я буду Псом.

– Чего? – Санса с недоумением воззрилась на Сандора.

– С тобой я буду слушать только инстинкт – он редко меня подводит. Моя не очень хорошо соображающая голова, видимо, просто отключается, если это касается Пташки и ее дел.

– Понятно. Что ж, похоже, это обоюдно.

– Ага. Ты тоже промахиваешься. Это как с твоими шутками. Едко, но мимо цели. Ну не всегда, но все-таки.

– Приятно слышать. И все же?

– Что?

– Зачем?

– Затем. Если я тебе нужен – я твой. Это я хотел тебе сказать. А там – со всеми вытекающими.

Санса поняла, что большего от него не добьется – но и этого было достаточно. Более чем.

– Тогда пойдем. Я все поняла. Я… я подумаю и скажу тебе – потом. Позже.

– Может, тебя отнести? А тот тут камни – которые тебя, похоже, атакуют…

– Что, прикрыться мной хочешь? От нескромных взглядов соседей? – хихикнула Санса.

– Ага. Нет, подумал, судя по твоей тенденции падать – может, у тебя хвост отрос вместо ног? Плаваешь ты круто – а вот идешь как-то не очень…

– Хвост? – Санса глянула вниз, где, теоретически, должны были находиться ее ноги. Одна из ступней здорово саднила – глупый камень! – Не знаю. Разве что птичий. Я же не рыбка, а Пташка, согласно твоим утверждениям.

– Вот уже ни в чем не уверен. Морская Пташка? – Сандор глянул на небо, по которому как раз проносилась зловредного вида чайка.

– Нет-нет, только не чайка, – испугалась Санса – Терпеть их не могу. Они такие мерзкие…

– Ну, хорошо. Кто ж ты тогда? Казарка? Утка – нет, на утку ты совсем не похожа. Ммм… Лебедь?

– Ну, еще не хватало – засмеялась Санса. Тогда уж лучше чайка… – Ааа, вот я хотела спросить…

– Так спроси.

– Помнишь, то кольцо… Ну, что ты мне подарил?

– Я выбросил их. Оба. Извини.

Санса так и думала, но была какая-то надежда – в глубине души мы все верим в чудо и в обратимость времени.

– Ясно. Ну, ничего. Сама виновата. Пойдем?

– Пойдем, – согласился Сандор. – Так нести или нет?

– Не надо. Сама дойду – хвост у меня вполне себе двигающийся. Так что побереги силы, воин!

Сандор глянул на нее искоса и неожиданно тяжело вздохнул.

– Вот что, Пташка… Про силы… м-мм… я израсходовал весь запас загребучих резинок, извини. Маленько не рассчитал. Недооценил.

– Недооценил что?

– Ну – жажду, скажем так.

Санса улыбнулась и прошла вперед. Потом оглянулась.

– Это ничего. На самом деле, это уже не имеет значения.

– Что ты имеешь в виду?

– Дома скажу. Потом. Пойдем, я начинаю замерзать. Ветер поднялся, видишь?

– Да, – Сандор отпустил ее пальцы и оглянулся. Санса тоже посмотрела на восток. Тучки-полоски исчезли, а солнце все лезло упорно вверх, теряя значительность и размер, но разгораясь все ярче, раскаляясь добела. Оно словно таяло – пылало и таяло, как круглая свеча, плавающая по поверхности прозрачно-синей воды. Было красиво и чуточку грустно…

– Чем ярче, тем меньше…

– Что? Я думала о том же самом. Ты идешь?

– Ага, – Он повернулся и побрел к берегу, опять нащупав Сансины пальцы, лениво отодвигающие пригнанных поднявшимися волнами к берегу медуз. – А что ты там хотела мне сказать, а, Пташка?

– Я же сказала – дома.

– Тогда пойдем быстрее. Интересно же.

Они вышли на берег – она первая, Сандор за ней. Санса чувствовала на себе его взгляд – и ей было приятно и чуточку неловко. Она наклонилась, чтобы поднять брошенную на песке майку, уже подмоченную разыгравшимся прибоем.

– Вот-вот, надень ее. Пташка – что у тебя на спине?

– А?

– Рисунок? Я не могу разобрать. Там какая-то запутанная фигня.

– Ты имеешь в виду татуировку? Это мой собственный сюжет.

– Да уж вижу. Колибри я разглядел – единственно что. И еще какие-то ветки.

– Ага. А себя там не разглядел, что ли?

– Где?

– Ветки образуют силуэт гончего пса – а колибри в середине.

– То есть я клетка, получается? А ты внутри? Ну, спасибо. Вообще – ну какая гончая? Всегда считал себя более чем беспородным – и гордился этим.

– А дичь ты все же загнал, дружок. Качественно. Так что не знаю – мне нравится так.

– Хорошо. Главное – чтобы тебе нравилось. Тем более, уверен, что это не нравилось Уилласу, а?

– Я сделала это после того, как с ним рассталась, – спокойно заметила Санса, напяливая на себя майку. Та тут же промокла. – Очень хороши твои джинсы. Я сейчас тебя щелкну на телефон, потом загоню в компьютер и разошлю всем твоим пассиям по мейлу. С надписью: «Угадайте, что он забыл надеть?» Лицо могу не снимать – от пояса и ниже…

– Ага, а адреса откуда ты узнаешь? Я тебе их не дам…

– На то есть Арья. Да и половину я сама смогу разыскать. Или соцсети тоже в помощь.

– Ты играешь грязно, Пташка. Я ничего не смыслю в этих молодёжных хернях.

– Я когда-то говорила, что буду играть чисто? – Санса улыбнулась и, не оглядываясь, зашлепала к дому.

3.

If you want a lover

Iʼll do anything you ask me to

And if you want another kind of love

Iʼll wear a mask for you

If you want a partner, take my hand, or

If you want to strike me down in anger

Here I stand

Iʼm your man

If you want a boxer

I will step into the ring for you

And if you want a doctor

Iʼll examine every inch of you

If you want a driver, climb inside

Or if you want to take me for a ride

You know you can

Iʼm your man

Ah, the moonʼs too bright

The chainʼs too tight

The beast wonʼt go to sleep

Iʼve been running through these promises to you

That I made and I could not keep

Ah, but a man never got a woman back

Not by begging on his knees

Or Iʼd crawl to you baby and Iʼd fall at your feet

And Iʼd howl at your beauty like a dog in heat

And Iʼd claw at your heart, and Iʼd tear at your sheet

Iʼd say please (please)

Iʼm your man

And if youʼve got to sleep a moment on the road

I will steer for you

And if you want to work the street alone

Iʼll disappear for you

If you want a father for your child

Or only want to walk with me a while across the sand

Iʼm your man

If you want a lover

Iʼll do anything you ask me to

And if you want another kind of love

Iʼll wear a mask for you

Leonard Cohen Iʼm your man

Снявши все мокрое – возиться ей было лень даже с душем – и так хорошо – Санса залезла под одеяло. Надо было бы позавтракать – но и вниз идти не хотелось. Сандор завис в ванной и теперь явился оттуда в трусах, где-то бросив мокрые джинсы. Санса усмехнулась.

– Я положу твои брюки в стиральную машину. До утра они тебе точно не понадобятся. Кстати, а как же работа?

– Я позвонил Джейле и попросил ее сегодня побыть в лавке. Она умудряется навязать постоянным клиентам в полтора раза больше, чем они собирались купить. Изобретает какую-то систему скидок, из-за которых мы только выигрываем, – Сандор довольно хмыкнул. – От нее, короче, толку больше, чем от меня. Сказал – я сегодня беру выходной.

– Ага. Если мужчина в начале неделе берет выходной, это может означать только три вещи, – Санса подложила руку под влажную голову и изобразила умное лицо, скопировав ту мину, что обычно делала Ним, когда пыталась, по обыкновению, важничать, щеголяя своей «взрослостью». – Или что он запил – что будет очевидно по голосу в трубке, или что он болен, что тоже будет понятно, потому что заболевшие мужики ноют и скулят так, что слышно по всей территории округа, или – что он загулял с женщиной… угадай, что извлекла Джейла из твоего звонка.

– Я бы сказал: и то, и другое, и третье, – Сандор забрался к ней под одеяло и притянул Сансу за плечи к себе – Что я болен – нет никаких сомнений. Равно как и то, что я ушёл в запой. А насчет женщины – мда, ну разве что вот это лишнее.

– Что ты хочешь сказать – что я не женщина? Мне, между прочим, сегодня исполняется двадцать один – так что точно уж не девочка.

– Ага, мальчик. Ты – Пташка, и для меня всегда останешься ей – что бы ты там ни бурчала. Стоп, не лезь ко мне – помнишь – резинки. Вернее, их отсутствие.

– Я же тебе сказала – неважно.

– Что, ты нарыла у себя в багаже пилюль?

– Не угадал, – Санса вздохнула и отодвинулась. От этого разговора не уйдешь, как ни крути. – Другое. У меня… хмм. Короче, у меня задержка. На неделю почти.

– Чего? Что у тебя?

– Задержка цикла. Он всегда начинался, как часы – точно, день в день. А тут – ничего. Ни даже намека. И ничего не болит, не ломит, нет перемен настроения. Нетипично хорошо. Я купила всякие тесты – но хотела тебе сказать до. Не хочу проживать это в одиночестве.

Она взглянула на него. Сандор отвернулся к окну и молчал. Нехорошо так, многозначительно. Потом бросил ей, не оборачиваясь.

– Вот оно что. Так и знал. Знал, что ничем хорошим это для тебя не кончится.

– Постой, – Санса поднялась на локтях и уставилась на своего мрачного собеседника. – Ты хочешь сказать, что в этом нет ничего хорошего – для тебя это так видится?

– Я сказал – для тебя. Я – это другой разговор.

– Опять ты начинаешь пытаться решить за меня, Сандор? Позволь мне самой определиться. А теперь давай я тебе разъясню положение: я совершеннолетняя. Я получила профессию, которая позволяет мне свести концы с концами и дает возможность жить без особых финансовых проблем, даже не учитывая историю с наследством. У меня есть где жить. Я работаю дома – мне даже няньку не надо нанимать. Что тебя смущает?

– Ответственность. И твой возраст. Как там – жить для себя…

– Я живу для себя сто лет. Я выжила, прожила это «для себя» прожгла его дотла, насыпала пепел в подаренное тобой вино, выпила до дна и не хочу больше об этом думать. Жить для себя – это мило, но утомляет. Меня – утомило. И потом – это тоже для себя. А для кого еще люди рожают детей? Не для них же самих. Ну, вот. Так что слушай: я не жду от тебя ничего. Это так вышло – если оно состоится – и так будет. Но если будет – я не пойду на аборт и не стану марать себя убийством ребенка, которого хочу родить. Я имею достаточно средств, чтобы он вырос в соответствии с общепринятыми критериями. И могу попытаться сделать его минимально счастливым.

– Или ее.

– Или ее. Никаких жаровен, мрака, принуждений или излишних запретов – я же богема, ну и вот. Никакого одиночества – только то, что необходимо для того, чтобы расти.

– От одиночества, Пташка, спастись нельзя. Оно везде. Даже сейчас – в этой нашей кровати. Ты чувствуешь?

Санса зло плюхнулась на подушку.

– Если так стараться – то неудивительно. Тот, кто хочет быть один – рано или поздно этого добьется, учти. И вот еще что. Независимо от того, захочешь ли ты… хм… участвовать в процессе – этот ребенок будет знать, кто его отец. Фамилию ему я могу дать любую. Ты можешь его признать – или… Я уже сказала, что не жду от тебя ничего. Это просто мой план. И я с тобой им делюсь. А дальше – думай сам. Я для себя уже все решила. Так что, выбор за тобой. Тот самый шаг. И еще – моей любви к тебе это не изменит. Но вот насчёт всего остального – да. А тебе прибавит твоего ненаглядного одиночества. Или же – немыслимого геморроя. Так что, выбор за тобой.

– Ты опять играешь грязно, Пташка. Платишь за смерть жизнью. Это нечестно. Твоего подарка ничего не переплюнет.

– Нет, Сандор. Я плачу жизнью – за жизнь. С моими фобиями я жила только наполовину, причем на худшую. Теперь я свободна. Эту свободу подарил мне ты. И дело не в Бейлише. Боги, дело даже не в этом смутном подозрении. А просто я не боюсь решать, и не делаю это никому назло. Просто живу.

– Значит, будем жить… – задумчиво протянул Сандор и обнял ее за плечи. – Похоже, весь смысл в этом. Стоит попробовать. Значит, замуж ты не хочешь?

– Не хочу. Но чтобы ты был рядом – да.

– В столице? – он поморщился и вздрогнул. Сансе стало смешно – как старательно он избегал острых вопросов! Дул на воду, можно сказать.

– Да нафиг мне эта столица? Перееду в твою норку. Отвоюю у тебя сарай и буду там писать – твои виноградники и непременно с хозяином. Надо же зарабатывать на обои в детскую. Дети должны спать отдельно от родителей. Или родители – отдельно от детей, – засмеялась Санса. – Если наскребу – подниму в твоем доме потолки. Или нет – вот, придумала. У меня же есть чертежи Тириона! На деньги от продажи Бейлишевой страхолюдины дострою к этому твоему кокону свой собственный «улей».

– Чего?

– Ну да, ты же не видел мое нынешнее жилище – мечта для художника. Вот что бы я перетащила целиком сюда – да нельзя. Этот дом спроектировал Ланнистер. Я попросила у него чертежи, и он мне их одолжил. Так что тебе даже не придется нас терпеть – я все устрою в новой половине дома и буду вонять своими красками и терпентином, за который меня так жучит Джон.

– Ну нет, дорогая. Ребенка в терпентиновые испарения я тебе не дам. И сама будешь рисовать фломастерами, пока ждешь.

– Чем рисовать? – она даже подпрыгнула.

– Фломастерами на воде. Или там карандашами и углем. У тебя половина выставки была в графике. Ну и вот – потерпишь. Мы и так рискуем. Я не самый здоровый человек на свете, да и это твое курево… мда… Вино это перед… да и сама ночь, хм. Что хорошего может из такого получиться?

– Что угодно. Сандор, ты мнительный, как старая бабка. У старушки Оленны и то больше оптимизма. Мы сделаем все необходимые анализы – ну, что надо и что можно. А про ночь – и на грязи иной раз вырастают самые прекрасные деревья. Уж как вышло. Любовь – она разная. И даже такая бывает. Важно, что она была.

– Есть.

– Есть, да. Помнишь, что я тебе всегда говорила: хочешь любить меня – люби. Если смеешь. Это ни фига не просто – я не сахар. И я царапаюсь и клююсь.

– Терпеть не могу сладкое. Не думаю, что у меня есть выбор. Теперь уж точно.

Санса посмотрела на него – но Сандор ответил на ее взгляд спокойно, без какого бы то ни было надрыва. Просто сказал – как есть. По крайней мере, честно.

– Выбор есть всегда.

– Выбор уйти – да. Но я не об этом. Я не выбирал эту любовь – она сама выбрала меня. Ты выбрала меня. Теперь я только могу нести ответственность – за этот выбор. И за себя, и за тебя – и за это чудо, которое ты так отчаянно защищаешь. Есть у меня подозрение, что мы сто раз пожалеем об этом шаге – но, если не сделаем его – пожалеем куда сильнее. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Продал дом и виноградник и переехал в твою тухлую столицу? Не хочется, но, если очень надо – можно попробовать. Иные знают, что я буду там делать, но, вероятно, что-то найду. В крайнем случае, возьму у тебя телефоны твоих мазил и буду им позировать – строя дикие рожи и отмораживая себе причинные места – все равно уже состоялось, теперь хоть не так обидно будет…

Санса засмеялась, представив себе эту картину:

– Один из них скульптор, кстати. Дико талантливый чувак. По продажам он меня обходит постоянно.

Сандор поерзал, бросил на нее виноватый взгляд и, стащив с тумбочки сигареты и зажигалку, закурил, слегка отодвинувшись.

– Прости. Очень странный выходит разговор. Я обещаю – перестану дымить в доме. А вот, ради интереса – сколько тебе дают за картины?

– За последнюю я получила полторы тысячи.

– Полторы тысячи за мазюльку? Боги! Этот мир рехнулся.

– Это была большая картина, – хихикнула Санса. – И масла на нее пошло немерено. Там было такое антропоморфное дерево.

– Антропо– что?

– А как же словарь? Антропоморфное. С человеческими чертами, значит.

– Не говори, что ты и там пририсовала мою рожу! Всегда подозревал, что по большинству вопросов я дуб.

– Ну, не совсем твою. Но да – вдохновлялась я твоей историей.

– Пташка, кончай – я тебе не загребучая муза! Вот роди этого младенца – и переходи на него, – от возмущения Сандор даже забыл, что собирался курить в сторону, и Санса утонула в сизых клубах дыма

– Младенец – это чистый лист. Его интересно зарисовывать, но он не несет в себе никакой смысловой нагрузки. А ты сам – целый мир. Мой мир. И не хочу я, чтобы ты переезжал в столицу. Твой путь – он твой. А я пойду рядом. Похоже, в этой жизни нам вполне по дороге. По крайней мере, пока.

Он глянул на нее и едва заметно улыбнулся. Потом опять нахмурился, словно вспомнил о чем-то неприятном.

– Пташка, давно хотел задать тебе один вопрос, но все боялся…

– Боялся?

– Ну, не боялся, но… – он взъерошил волосы и затянулся уже догоревшей до фильтра сигаретой.

– Ладно, давай свой страшный вопрос.

– После той ночи… Ну, той весной – у тебя не было последствий?

– Последствий?

– Тех, что ты подозреваешь сейчас, – он затушил окурок в ее же пепельнице и нервно сглотнул. Вот оно что! Про это она не подумала.

– Нет. Никаких последствий. Все, как по часам. Ровно через неделю, как и должно было быть.

– А если бы…

– Если бы что? – Санса потянулась к нему, угрюмо глядящему в пол, обняла – рук, как всегда, не хватало – его было слишком много – прижалась губами к плечу.

– Если бы да, то, думаю, ты узнал бы об этом первым. И мы бы сэкономили эти четыре года.

Он обернулся к ней с безнадежным видом, собирался что-то сказать, но потом словно остановил себя и сказал другое:

– Я рад, что вышло так. Ты нашла себя, а я в чем-то тоже встал на собственный путь. Не говоря уже об алкоголе. Без этого всего едва ли у нас были шансы. И потом, всегда был Уиллас.

– Если ты не прекратишь с этим бесконечным упоминанием Тирелла, я перестану тебя целовать и начну кусать. Ну что мне сделать, чтобы ты мне поверил? Пойти сделать загребучий тест, сфоткать описанную палочку с плюсиками и выставить ее во все соцсети с упоминанием имени будущего папаши? Тогда ты уймешься?

Он посмотрел на нее с недоумением:

– А при чем тут Тирелл?

– Он у меня в друзьях.

– Это еще зачем?

– Он мне сигареты продает по дешевке, – зло бросила Санса. – Со склада.

Сандор захохотал:

– Боги, какая ушлая и меркантильная Пташка! Из тебя выйдет отличная хозяйка, я вижу. Готовить ты тоже научилась?

– Научилась, но если ты будешь так себя вести, я тебя отравлю.

– Это неинтересно, тебе будет некого гнобить. И потом, кто будет сидеть с ребенком, когда тебе придет охота мазюкать или превращаться в русалку? Или там в чайку, не знаю… Кстати, о гноблении – еще вопрос. Почему ты все время пытаешься выставить меня этаким самцом-производителем? Я заметил, знаешь ли. Это просто какая-то больная тема…

Санса закусила губу. Ну, теперь уже, наверное, неважно. Придется отвечать.

– Это в тему твоего будущего трактата по излечению фобий. Я боялась.

– Чего?

– Что ты не можешь. Та ночь весной – по закону подлости, я должна была залететь тогда. И еще пару раз забывала пить гормоны пять лет назад. Не нарочно, конечно. Мне сказали, что если мужчина… ну, злоупотребляет спиртным и долго курит – иногда это сказывается… И это не давало мне покоя. Ты единственный, от кого мне вообще хотелось рожать. А тут… Мне казалось, что если я буду тебя поддевать, ты мне рано или поздно скажешь, что у тебя уже есть…

– Боги, Пташка, у тебя и вправду мозги набекрень! – теперь уже он обнимал ее, целуя в макушку. – Ты думала, что если меня изводить, как долбодятел, я начну хвастаться рассыпанными по окрестностям внебрачными детьми? Мне это вообще не приходило в голову. Тебя же рядом не было… Вот теперь только есть – и то в качестве смутного подозрения… Ты не хочешь, кстати, уверенности на эту тему?

– Нет, – Санса погладила его по щеке. – Доедем до столицы, тогда сделаю этот мерзкий тест и если да, то схожу к врачу, спрошу. что там вообще полагается делать. Нет, если ты хочешь сейчас, я…

– Нет, делай как знаешь. Как тебе кажется. Знаешь, Пташка, даже если там нет ничего – полагаю, мы сможем это наверстать. В этом мире нет ничего окончательного. Кроме смерти, конечно. А все остальное – обсуждаемо. Даже прикрытую дверь можно открыть… Теперь мы про это все знаем… – он потянулся к ней за поцелуем, и Санса с радостью ответила на него. Иногда это бывало, как сейчас – нежно и почти без страсти. Словно они живут вместе сто лет. Она откинулась на его плечо и задумалась, размышляя вслух:

– Так что да, я перееду сюда и займусь проектировкой пристройки – если ты не против. И заодно буду отгонять от тебя всяких сторонних хищниц – ты теперь мой, и изволь соответствовать. А рисовать можно где угодно.

– Значит, будем вить гнездо, а Пташка?

– Ага. Придется. Нам надо много места. Для всех свершений. Нам придется съездить в столицу и задержаться там на несколько дней. Ты не против поработать шофером? Я теперь не могу. Заодно, кстати, перенесу слушание сюда – там у меня точно права на сто лет отнимут – а я этого не выдержу… Тут все знакомые – ну и авось. Твои ммм… знакомые, старые друзья, ценительницы стройности лоз…

– Чего? Ну-ну. Я отвезу тебя в столицу хоть завтра – Уиллас-то, поди, заждался! А приедет шкатулка с сюрпризом… Кстати, теперь тебе курить нельзя – давай выкинем его из соцдрузей, а?

– Вот завтра и поедем. Мне нужна одежда и мои инструменты – я уже замучилась влезать в эти джинсы. И не рисовать тоже. (пассаж про Уилласа Санса решила проигнорировать)

– Хорошо. Джинсы и вправду узковаты – особенно для собирающейся остепениться женщины. Через них контур трусов проглядывается.

– Вот ты куда глядел! – захихикала Санса. – У тебя сегодня утром и тот не проглядывался…

– Это случайность – я же шел тебя ловить.

– И поймал?

– Ага. Даже, кажется, в двойном размере.

– Если поймал – так держи. Об этом я тебя хотела попросить. Не отпускай меня. Вообще.

Он серьёзно посмотрел на нее.

– Не отпущу, теперь уж точно. Жизнью, смертью, свободой – уже всем повязаны.

– И еще любовью – забыл?

– Нет, не забыл. Куда уж там.

– Если не забыл – так люби меня.

– Прямо сейчас?

– А когда еще? Завтра будут другие дела, обговорили же.

– Послушай, Пташка – а это… хм… не вредно? Ну, для…

– Да мы же точно не знаем! – она улыбнулась. Внутри себя она уже знала точно. – Может, у меня гормональный сбой от сильных эмоций и встречи с тобой.

– Если это так – мне будет жаль, – сказал Сандор и потянулся к ней. Погладил по еще влажным рыжим кудрям. – Но если повезет – и оно есть – очень надеюсь, что волосы будут, как у тебя.

– Ага. И упрямство тоже.

– Это входит в комплект. Впрочем, оба мы хороши…

– Мы друг друга стоим – это точно, – Санса обняла его за шею и притянула еще ближе к себе. – Если бы не стоили – то этот мир не сопротивлялся бы так упорно. Это, в каком-то смысле, гарантия качества…

От Сандора нестерпимо пахло табаком. Вот, теперь только так и придется вкушать. Впрочем, через минуту ей уже стало все равно чем, кто и когда пахнул – он или она. Кожа его была солона, а волосы, как и ее тоже – отдавали морской водой, горечью и свежестью. И как хорошо, что закончились гадкие резинки – а то удовольствие, на самом деле, так себе для обоих. Теперь без них можно было обходиться долго…

Санса закрыла глаза – и вновь их открыла. Ее любовь никогда не была слепой – не будет и сейчас. Они смотрели друг на друга – и видели одно – тот единственный остров, на котором не бывает проигравших – одинокой скалой в безбрежном море, что мерно катит свои волны внизу, ударяясь о каменистый край и вознося почти до неба полупрозрачное кружево пены, на котором можно добраться до самой вершины скалы. Им это было уже не нужно – ладонью в ладонь они учились лететь на два крыла – нелепо, неуклюже, то пикируя вниз, то подлетая слишком близко к солнцу и обжигаясь, и падая до самой воды. Стоило ли оно того? Если оно настоящее – оно всегда того стоит…

========== Эпилог ==========

Это было у моря. Спета

Передернута моя память,

Оборванкой под вечер бродит

Ловит ветер, шуршит крылом

Было – облаком пред рассветом

Было – с призраками – не с нами,

Перекрестьем чужих мелодий

Белой небылью. Кем сбылось?

Путь спиралью за плечи ляжет

Все ушло, и саднит в гортани

То ли выкуренным, неспетым,

Неоправданным, не моим…

Засыпаю на дальнем пляже

Утомленная тьмой скитаний,

Отпускаю долги приметой

Нам на завтра – и тем двоим

В руки – волны, луна на черном

Рвется стрелами к горизонту

Все готово к полету. Птицей

Бьется стиснутый эпилог

Уходящие – непокорны

Перья, плечи, шаги, конфронты

Верой жгучей мне мнут страницы

Было? Лишь бы теперь сбылось.

Эпилог.

Они выехали около десяти утра. Санса с раздражением смотрела, как Сандор выруливал на трассу – на стабильных шестидесяти пяти.

– Ты тащишься, как черепаха. Так мы и за неделю не доедем.

Он мельком взглянул на нее – и опять уставился на дорогу, недобро ухмыляясь.

– Твоей любви к быстрой езде хватит на нас двоих – и на твое хм… подозрение. Скоростная ты наша Пташка. Уймись. Не собираюсь я рисковать. Успеем.

– Куда?

– С тобой – хоть в пекло, дорогая.

– Ну, нет! В пекло я поеду только с моими карандашами – там должно быть интересно.

– Нет, не интересно. И потом мы уже там были, помнишь? Там холодно, тускло и приходится все время таскаться по кругу. Я предпочитаю спирали.

– Чего?

– Спирали. Так хоть слегка – но сдвигаешься вверх. Кстати, о спиралях – я тебе там снял на телефон штучку. Глянь

Санса покосилась на его трубку, валяющуюся в выемке перед центральным дисплеем Импалы. Музыку они не включали – и теперь там мигал электронный будильник, показывающий неправильное время.

– А что там?

– Ну, посмотри – и увидишь. Я заметил ее, когда грузил в саду барахло в эту твою невместительную машинку.

Санса недовольно взялась за телефон, разблокировала пальцем заляпанную клавиатуру и, найдя галерею фотографий, сосредоточенно начала тыкать в не желающие грузиться картинки. Две первые – просто черный фон. А третья…

– Боги, Сандор! Это же колибри!

– Ага. Крутилась над какими-то невзрачными жёлтыми цветами – из серии болотных сорняков, что растут на углу веранды. Долго так зависала. Нелепейшее создание. То ли птица, то ли пчела – а так, никакого вида, только движение. И острый, как шпилька, клюв. И, по-моему, она не умеет ходить. Только летать.

– Мне ужасно нравится. Спасибо! Как ты ее заметил?

– Ну, скучно было. Ты там по телефону болтала. Надо же куда-то смотреть.

– Тут не смотреть надо, а видеть! Ты гений!

– Ага. Я гений. А ты – бестолочь. Машину надо заправить. Бензин на исходе. Это все твои «газ-тормоз».

– А это тут при чем?

–Да потому что! Ездить ровнее надо. Тогда и расход топлива будет меньше…

– Ты стал старым нудным ворчуном, ты знаешь? Что-то я погорячилась с выбором партнера…

– Поздно теперь думать. Нет, если ты не уверена, я съеду в ближайший рукав, и мы все переиграем. Хочешь?

– Не хочу. Ты ворчишь – я ворчу. Мне нельзя, а тебе можно?

– Естественно. Тебе слишком мало лет, чтобы брюзжать.

– Мы их с тобой пополам поделили – так что привыкай. И еще я злюсь, что не могу быть за рулем…

– Это я уже понял. Мне эта твоя машина не нравится.

– Купи себе мотоцикл и успокойся уже! Рыцарь на железном коне!

– Сама ты рыцарь –«верхом на торпеде улетим в космос».

– Мы и улетели – и ты еще жалуешься?

– Совершенно не жалуюсь. Улетели. И болтаемся, как два осколка на орбите.

– Нет, теперь уже один, – Санса протянула руку и положила ее на бардачок. Сандор тут же поймал ее пальцы. И ладонь у него, как всегда, была теплой – ну, хоть у кого-то…

– Ты чего такая холодная? Замерзла?

– Нет, просто не выспалась. Трясет еще.

– Ну так спи. Я тебя разбужу, когда доберемся до какой нибудь приличной забегаловки. Тебе надо себя беречь.

– Это я предоставлю тебе. А сама буду беречь тебя.

Он потер бровь и мрачно буркнул:

– Вот и береги – кончай ерничать и спи.

Санса потянулась – спать и вправду хотелось здорово. Она устроилась поудобнее и закуталась в его куртку – ту самую, черную – пахнущую кожей, сигаретами и им самим. Потом вспомнила еще одну вещь.

– Сандор?

– Да?

– Хотела тебя попросить…

– Что? – он обернулся к ней, встревоженный и как всегда пытающийся это скрыть. Безнадежный человек! – Все ещё мёрзнешь? Погоди, выключу кондиционер или даже печку включу…

– Да нет. Не то. Я хочу на обратном пути заехать в старую гостиницу и забрать оттуда горшок.

– Да что еще за бред? – простонал Сандор, увеличивая скорость до семидесяти и переходя в среднюю полосу. – Какой горшок, неуемное ты создание?

– Ну, тот – один из тех, что стоял возле чавкающих дверей.… Помнишь?

– Ну, еще бы! Да он, небось, весь потрескался и в руках развалится. Зачем тебе это?

– На память. Поставим на углу дома – и я насажу туда цветов.

– Что, бархатцев? – засмеялся Сандор, глянув на нее.

– Ну, разных. И их тоже, – хихикнула Санса. – Кстати, я нашла второе кольцо. С птицей. Оно валялось в куче мелочевки, что оставили мои арендаторы. Видимо, подняли там, куда ты выбросил…

– В саду. Я выкинул его в окно. Ну, а нашла – и хорошо. А то тебе было досадно, как я понял…

– Ну, да. Оно на меня налезает с трудом – но я его разношу…

– Да нафиг? Подумаешь, важность! И потом, то же не башмак…

– Мне важно. Как и все, что ты мне дал. Все-таки память…

– Ты, Пташка, все же до одури сентиментальна…

– Ну, кто-то же должен – за себя и за тебя – и за то… подозрение… Это ты тут изображаешь отца семейства – товарищ, вырубленный из скалы. А сам колибри снимаешь в саду, – сказала Санса, зевая. – И вправду – посплю. Что-то срубает.

Он легонько сжал ей пальцы.

– Вот и спи. Времени подоставать у тебя еще будет предостаточно. Путь долгий. А колибри я снял для тебя. Нарисуешь потом.

– Ага… – сонно сказала Санса. – Когда доберусь до карандашей. Сначала колибри – потом тебя. Или наоборот… Или вместе…

Сквозь ресницы она поглядела на Сандора – тот смотрел в зеркало заднего вида – на что, кто его знает? Половина лица в шрамах – что была обращена к ней. Сансе показалось, что с годами ожог стал менее очевидным – или она просто пригляделась? Или она уже спит? В ее снах он всегда был таким, как должен быть – без этой маски, что полжизни определяла его роль. Для нее это имело малое значение – она научилась смотреть сквозь нее. Как и он тоже – на нее саму. Жалко, что нельзя положить тяжелеющую голову к нему на плечо – так было бы куда уютнее…

Санса глянула туда, куда смотрел Сандор – назад. А там, за медленно закругляющей пространство дорогой терялось в прозрачной дымке утреннее серо-сиреневое море. Она вздохнула и отвернулась, прислонившись виском к окну. Это ничего. Не круг – все же спираль. А впереди был долгий, еще неизведанный путь.