Текст книги "Память, Скорбь и Тёрн"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 200 страниц)

– Повсюду зима, – сказал он. – Но пчелы под защитой твердыни Джао э-Тинукай. Берите все, что вам нравится.

Ситхи, превратившиеся в гостеприимных хозяев, подали путникам незнакомое, но крепкое вино, наполнив деревянные бокалы из каменных кувшинов. Саймон задумался, надо ли произносить молитву перед ужином, но ситхи уже приступили к еде. Слудиг и Гримрик озирались с несчастным видом. Они были страшно голодны, но все еще полны страха и недоверия. Солдаты внимательно следили за тем, как Бинабик отломил хрустящий ломоть хлеба и набил полный рот, предварительно намазав хлеб маслом. Убедившись, что он не только не умер, но и продолжает весело жевать, они решили, что могут вполне безопасно испробовать пищу ситхи, к чему и приступили с энергией заключенных, только что узнавших об отмене смертного приговора.

Вытирая с подбородка мед, Саймон на некоторое время перестал есть, чтобы понаблюдать за ситхи. Справедливые ели медленно, иногда подолгу рассматривая каждую ягодку, зажав ее тонкими пальцами, прежде чем положить в рот. Разговоров было мало. Иногда кто-нибудь произносил несколько коротких фраз на певучем языке ситхи или звенел быстрой трелью странной песни, все остальные слушали. Чаще всего ответа не было, но если кто-нибудь хотел ответить, к нему относились с таким же вниманием. Звучал тихий смех, но никто не повышал голоса в споре, и Саймон ни разу не слышал, чтобы ситхи перебивали друг друга.

Аннаи придвинулся ближе, чтобы сидеть около Саймона и Бинабика. Один из ситхи сделал серьезное замечание, вызвавшее у остальных взрыв смеха. Саймон попросил Аннаи объяснить шутку.

Ситхи явно почувствовал себя неловко.

– Киушапо сказал, что твои друзья едят, как будто боятся, что пища убежит от них. – Он указал на Хейстена, который обеими руками запихивал в рот хлеб.

Саймон не совсем понял, что они имели в виду – наверное они и раньше видели голодных людей, – но на всякий случай улыбнулся. По мере того, как трапеза продолжалась, а неиссякаемая, по-видимому, река вина текла в деревянные кубки, риммер и эркинландеры все больше расслаблялись. В какой-то момент Слудиг поднялся на ноги, в его бокале плескалось вино, и предложил сердечный тост за своих новых друзей ситхи. Джирики улыбнулся и кивнул, но Кендарайо'аро напряженно застыл; когда же Слудиг затянул старую северную застольную песню, дядя принца ситхи тихо скользнул в угол широкой пещеры, где обратил ледяной взор в журчащий, освещенный лампами пруд.

Прочие ситхи, сидевшие за столом, засмеялись, когда раздался блеющий баритон Слудига. Слегка покачиваясь в определенно нетрезвом ритме, Слудиг, Хейстен и Гримрик выглядели совершенно счастливыми, и даже Бинабик улыбался, всасываясь в кожуру груши, но Саймон, вспомнив прекрасную чарующую музыку ситхи, почувствовал, как его обожгло стыдом за товарища, как будто риммер был карнавальным медведем, который танцует по праздникам в Центральном ряду, если ему дать кусочек сахара.

Понаблюдав некоторое время, он встал, вытирая руки о перед рубашки. Бинабик последовал его примеру и, спросив разрешения Джирики, пошел по закрытому переходу посмотреть на Кантаку. Три солдата громогласно хохотали. Саймон не сомневался, что они рассказывают друг другу пошлые солдатские анекдоты. Он подошел к одной из стенных ниш и стал рассматривать странную лампу. Внезапно ему вспомнился сияющий кристалл Моргенса – может быть, тоже работа ситхи – и холодная рука одиночества сжала его сердце. Он поднял лампу, и увидел слабую тень костей своей ладони, как будто плоть была только мутной водой. Как он ни старался, он так и не смог понять, каким образом пламя заключено в глубине таинственного кристалла.

Внезапно почувствовав чей-то взгляд, Саймон обернулся. Сияя кошачьими глазами через огненный круг костра, на него смотрел Джирики. Саймон вопросительно поднял брови; принц кивнул.

Хейстен, в чью косматую голову, вероятно, ударило вино, вызвал одного из ситхи – того, кого Аннаи называл Киушапо – помериться силами. Киушапо, желтобородый ситхи в черной с серым одежде, получал пьяные советы от Гримрика. Было совершенно ясно, почему тощий гвардеец считал необходимым предложить свою помощь: ситхи был на голову ниже Хейстена, на вид казалось, что и весит он вдвое меньше эркинландера. Когда ситхи со смущенным видом склонился над гладким столом и сжал широкую лапу Хейстена, Джирики встал, повернувшись боком, прошел мимо них и направился к Саймону, ступая легко и грациозно.

Саймон думал, что трудно отождествить это утонченное самоуверенное создание с разъяренным существом, повисшим в ловушке лесника. И все-таки, когда Джирики резко поворачивал голову или изгибал длинные пальцы, в нем снова мелькали искры той необузданной дикости, которая одновременно пугала и очаровывала. И когда отблеск огня падал на отливающие золотом янтарные глаза, они сияли древним пламенем, как драгоценности из черной лесной земли.

– Пойдем, Саймон, – сказал ситхи. – Я кое-что покажу тебе. – Он взял юношу под руку и повел его к пруду, где сидел Кендарайо'аро, водя пальцами по воде. Когда они проходили мимо костра, Саймон увидел, что борьба в полном разгаре. Соперники намертво сомкнули руки, ни у кого пока не было преимущества. Хейстен, сжав зубы, улыбался крайне напряженной улыбкой, его бородатое лицо покраснело. На лице изящного ситхи страсть сражения не оставила никаких следов, но одетая в серое рука его слегка дрожала от усилия. Саймон сомневался, что все это свидетельствует о скорой победе Хейстена. Слудиг, ошеломленно наблюдая, как маленький сокрушает большого, сидел, разинув рот.

Джирики прошелестел что-то своему дяде, когда они подошли к пруду, но Кендарайо'аро не ответил: казалось, что его лишенное возраста лицо заперто, как каменная дверь. Саймон, следуя за принцем, прошел мимо него вдоль стены пещеры. Спустя мгновение на глазах у остолбеневшего Саймона Джирики исчез.

Он всего лишь вошел в тоннель, скрывавшийся за каменным шлюзом водопада. Саймон шагнул за ним; тоннель вился вверх, все дальше и дальше в каменное сердце горы, крутые ступени освещал ряд ламп.

– Иди, пожалуйста, за мной, – сказал Джирики, начиная подниматься.

Казалось, что они далеко углубились в гору, виток за витком поднимаясь по спирали. Наконец осталась позади последняя лампа. Несколько шагов было сделано почти в полной темноте, пока Саймон не заметил прямо перед собой сияние звезд. Спустя мгновение проход закончился маленькой пещеркой, с одного конца открытой ночному небу.

Юноша пошел за Джирики к краю пещеры, где был каменный выступ высотой по пояс. Заснеженная поверхность горы уходила далеко вниз: добрых десять локтей до вершин вечнозеленых деревьев и еще не менее пятидесяти до засыпанной снегом земли. Ночь была ясная, звезды мерцали на темном небе, и лес необозримой тайной окружал гору.

Некоторое время они стояли молча. Потом Джирики сказал:

– Я обязан тебе жизнью, человеческое дитя. Не бойся, что я забуду.

Саймон ничего не сказал, боясь заговорить и нарушить волшебство, позволившее ему непрошенным гостем стоять в самом центре лесной ночи, в темном саду Бога. Закричала сова.

Минуты протекли в молчании, потом ситхи легко коснулся плеча Саймона и протянул руку над безмолвным океаном деревьев.

– Там. На севере, под Скалой Лу'йасса… – Он указал на линию из трех звезд на склоне бархатного неба. – Ты можешь разглядеть горы?

Саймон всмотрелся. Ему показалось, что он видит на темном горизонте слабейший намек на огромный белый силуэт, так далеко, что, казалось, до него не мог дойти тот же лунный свет, что серебрил деревья и снег под ними.

– Мне кажется, да, – сказал он тихо.

– Туда вы идете. Пик, который люди называют Урмсхеймом, находится в том направлении, но нужна более ясная ночь, чтобы разглядеть его как следует. – Принц вздохнул. – Твой друг Бинабик говорил сегодня о падении Тумет'ай. Некогда он был виден далеко на востоке, – он показал в темноту, – с этого места, но это было еще во времена моего прапрадеда. При свете дня Сени Анци'ин… Башня Наступающего Рассвета… отражала солнечные лучи крышами из золота и хрусталя. Говорят, что это было похоже на прекрасный факел, пылающий на утреннем горизонте… – Он замолчал, обратив к Саймону янтарные глаза, остальная часть его лица была скрыта ночной тьмой. – Тумет'ай давно разрушен и похоронен, – закончил он, пожав плечами. – Ничто не длится вечно, даже ситхи… даже само время.

– Сколько… сколько вам лет?

Джирики улыбнулся, в лунном свете блеснули белые зубы.

– Старше, чем ты, Сеоман. Пойдем теперь вниз. Ты многое увидел и пережил сегодня и, без сомнения, нуждаешься в сне.

Когда они вернулись в уютную, освещенную пещеру, три солдата бодро храпели, завернувшись в плащи. Бинабик вернулся от Кантаки и сидел молча, слушая, как несколько ситхи поют медленную печальную песню, которая гудела, как пчелиный улей, и текла, как река, словно наполняя пещеру густым ароматом какого-то редкого умирающего цветка.

Завернувшись в плащ и глядя, как пляшут по камням отблески пламени, Саймон заснул, убаюканный странной музыкой рода Джирики.

Глава 10. РУКА ВЕРХОВНОГО КОРОЛЯ

Саймон проснулся и увидел, что свет в пещере изменился. Огонь все еще горел слабым желтым языком вокруг белой золы, но лампы потухли. Дневной свет проникал в помещение сквозь трещины в потолке, не замеченные им прошлой ночью, превращая каменную пещеру в колонный зал света и тени.

Трое его спутников-солдат все еще храпели, закутавшись в плащи, беззащитно распростершись по полу, как жертвы ужасного сражения. В остальном комната была пуста. Только Бинабик сидел у огня, скрестив ноги, и рассеянно наигрывал на костяной флейте.

Саймон сел, чувствуя легкий шум в голове.

– А где ситхи?

Бинабик, не обернувшись, просвистел еще несколько нот.

– Мои приветствия тебе, мой друг, – сказал он наконец. – Был ли удовлетворителен твой сон?

– Похоже на то, – пробурчал Саймон, снова укладываясь, чтобы полюбоваться пылинками, танцующими под каменным потолком. – Куда делись ситхи?

– Ушли продолжать свою охоту. Вставай, я имею нужду в твоей помощи.

Саймон застонал и привел себя в сидячее положение.

– Они охотятся на великанов? – спросил он через некоторое время, сунув в рот какой-то незнакомый фрукт. Храп Хейстена стал таким громким, что Бинабик, недовольно сморщившись, положил флейту на пол.

– Охотятся на то, что имеет угрозу их жилищам, так я предполагаю. – Тролль мрачно уставился на что-то лежащее перед ним на камнях. – Киккасут! В этом нет совсем никакого смысла! Мне это ни одной капли не нравится.

– Что не имеет смысла? – Саймон лениво обозревал пещеру. – Это дом ситхи?

Бинабик, нахмурившись, взглянул на него.

– Я полагаю, это очень хорошо, что ты опять имеешь свою особенность задавать сразу очень много вопросов. Нет, это не есть дом ситхи. Это, я предполагаю, именно то, что сказал Джирики: охотничий домик, место, где охотники могут спать и питаться, когда скитаются в лесу. А про второй твой вопрос – это мои кости не имеют смысла, или, скорее, имеют слишком много его.

Кости лежали у колен Бинабика. Саймон с интересом посмотрел на них.

– И что это значит?

– Я буду рассказывать тебе. Может быть будет лучше, если ты употребишь это время, чтобы смывать грязь, кровь и ягодный сок со своего лица. – Тролль сверкнул кисловатой желтозубой улыбкой, указывая на маленький пруд. – Это пригодно для умывания.

Он подождал, пока Саймон разом окунул голову в обжигающе холодную воду.

– Ааххх! – сказал юноша дрожа. – Холодно!

– Ты можешь видеть, – начал Бинабик, игнорируя жалобы Саймона, – что этим утром я раскидывал свои кости. Они говаривали следующее: Темный путь. Развернутый дротик и Черная расщелина. Это причиняет мне много смущения и беспокойства.

– Почему? – Саймон плеснул на лицо еще горсть воды и вытерся рукавом камзола, который тоже был не слишком чистым.

– Потому что я также раскидывал кости перед тем, как мы оставляли Наглимунд, – ответил Бинабик сердито. – И те же фигуры я получал. В точности!

– Но почему это так плохо? – Что-то яркое, блеснувшее у края пруда, привлекло его внимание. Он осторожно поднял маленький предмет и обнаружил, что это круглое зеркальце в изумительной резной рамке. Край темного стекла был гравирован непонятными знаками.

– Это часто очень плохо, когда всякие вещи остаются одинаковыми, – ответил Бинабик, – но что касается костей, то это совсем очень плохо и значительно. Кости для меня это проводники к большой мудрости, верно?

– Уу-гуу. – Саймон полировал зеркальце о свою накидку.

– Ну вот, что будет, если ты будешь открывать вашу Книгу Эйдона и на всех страницах найдешь только один одинаковый стих, много раз?

– Если бы я раньше уже видел эту книгу, и знал бы, что она такой не была, я бы сказал, что это волшебство.

– Ну вот, – сказал Бинабик, несколько успокоившись. – Теперь ты можешь иметь понимание моей проблемы. Есть триста положений, которые могут занимать кости. Когда они одинаковы шесть раз подряд, я могу только думать, что это очень плохо. Я много учился, и я не люблю слово «волшебство», но есть одна такая сила, которая хватает все эти кости, как сильный ветер поворачивает все флаги в одну сторону… Саймон? Ты слушаешь?

Пристально глядя в зеркало, Саймон с удивлением обнаружил в нем совершенно незнакомое лицо. Оно было продолговатым и костистым, под глазами лежали глубокие синие тени, а подбородок, щеки и верхнюю губу покрывали заросли красно-золотистых волос. Саймон еще больше изумился, когда понял, что – о, конечно! – это он сам, похудевший и обветренный за время долгих странствий и заросший самой настоящей мужской бородой. Что за странное лицо? – неожиданно подумал он. Его черты все еще не стали действительно мужскими, усталыми и жесткими, но некоторая часть примет простака теперь исчезла. Тем не менее, что-то разочаровало его в этом юноше с длинным подбородком и копной рыжих волос.

Вот каким видела меня Мириамель? Фермерский сын – крестьянский парень?

И как только он подумал о принцессе, в зеркале мелькнуло ее лицо, почти вырастая из его собственного. В какой-то момент их черты перемешались, как две облачные души в одном теле; через секунду в зеркале осталось только лицо Мириамели, или скорее Малахиаса, потому что ее волосы снова были коротко острижены и выкрашены в черный цвет, и к тому же на ней снова была мальчишеская одежда. За ней было бесцветное небо в пятнах грозовых туч. Кроме того, рядом стоял еще один человек, круглолицый монах в сером капюшоне, Саймон был уверен, что уже видел его раньше, но кто он?

– Саймон! – голос Бинабик плеснул на него, как холодная вода из маленького пруда, и полузабытое имя сразу же улетело безвозвратно. Ошеломленный, он чуть не выронил зеркальце. Снова подхватив его, юноша не увидел никакого лица, кроме своего собственного.

– Ты что, заболеваешь? – спросил Бинабик, обеспокоенный ослабевшим, озадаченным лицом Саймона.

– Нет… я думаю…

– Тогда, если ты уже умылся, приди оказать мне помощь. Мы перейдем к беседованию о гаданиях позже, когда твое внимание не будет таким слабым. – Бинабик встал, ссыпая кости обратно в кожаный мешок.

Бинабик первым подошел к ледяному спуску, предупредив Саймона, чтобы он не сгибал ноги и обхватил голову руками. Безудержные секунды, в течение которых он несся по тоннелю, были давним сном о падении с высоты, так что когда Саймон рухнул в мягкий снег под щелью пещеры и ясный холодный дневной свет ударил ему в глаза, юноше захотелось посидеть немного спокойно и насладиться ощущением сильно бьющегося сердца.

Через мгновение его опрокинул на землю внезапный толчок в спину, и серая гора железных мускулов и пушистой шерсти перекрыла всякий доступ к нему воздуха.

– Кантака! – раздался голос смеющегося Бинабика. – Если твои друзья имеют от тебя такое обращение, то я питаю большую радость, что я не враг.

Саймон, тяжело дыша, оттолкнул волчицу, и тут же подвергся новому нападению шершавого языка, которым Кантака жаждала облизать его лицо. Наконец, не без помощи Бинабика, он выбрался на свободу. Кантака вскочила на ноги, возбужденно поскуливая, описала несколько кругов вокруг юноши и тролля и рванулась в заснеженный лес.

– Теперь, – сказал Бинабик, стряхивая с черных волос прилипший к ним снег. – Мы должны отыскивать, куда ситхи спрятывали наших лошадей.

– Не очень далеко, канук-смертный.

Саймон подпрыгнул, потом повернулся и увидел отряд ситхи, бесшумно появившийся из-за деревьев.

– А почему вы ищете их?

Бинабик улыбнулся.

– Только не для того, чтобы побегать от вас, добрый Кендарайо'аро. Ваше гостеприимство слишком щедрое, чтобы торопиться уходить прочь от него. Нет, просто есть вещи, в местоположении которых я хочу убедиться. Я с очень многим трудом добыл их в Наглимунде, и они будут необходимы нам в дальнейшем пути.

Кендарайо'аро некоторое время бесстрастно смотрел вниз на тролля, потом дал знак двум другим ситхи.

– Сиянди, Киушапо, покажите им.

Желтоволосая пара сделала несколько шагов вдоль склона горы, в сторону от входа в пещеру, и остановилась в ожидании Бинабика и Саймона. Когда юноша оглянулся, он увидел, что Кендарайо'аро все еще смотрит им вслед, но выражение его узких глаз оставалось непроницаемым.

Они обнаружили лошадей неподалеку, в маленькой пещере, прикрытой двумя засыпанными снегом елями. Пещера была удобной и сухой; все шесть лошадей удовлетворенно жевали сладко пахнущее сено.

– Откуда все это взялось? – удивленно спросил Саймон.

– Мы часто приводим сюда наших лошадей, – ответил Киушапо, тщательно выговаривая трудные слова вестерлинга. – Удивляет ли вас, что мы имеем стойло для них?

Пока Бинабик рылся в одной из седельных сумок, Саймон исследовал пещеру, заметив, что в щели, расположенные высоко на стенах, проникает свет. Рядом с кучей сена стояло каменное корыто, наполненное чистой водой. У противоположной стены лежали, сложенные грудой, мечи, топоры и шлемы. В одном из мечей Саймон узнал свой собственный, найденный в оружейной Наглимунда.

– Это наши, Бинабик, – сказал он. – Как они сюда попали?

Киушапо ответил медленно и вразумительно, словно ребенку:

– Мы отнесли их сюда после того, как они были взяты у тебя и твоих спутников. Здесь они сохраняются сухими.

Саймон подозрительно посмотрел на ситхи.

– Но я думал, что вы не можете коснуться железа – что оно яд для вас! – Тут он осекся, испугавшись, что ступил на запретную почву, но Киушапо только переглянулся со своим молчаливым спутником, прежде чем ответить.

– Ты слышал рассказы о Днях Черного Железа, – сказал он. – Некогда действительно было так, но те из нас, кто пережил эти дни, многому научились. Мы знаем теперь, какую воду и из каких источников пить, так что теперь ситхи могут некоторое время держать железо смертных без вреда для себя. Потому мы разрешили тебе не снимать железную рубашку. Мы не любим железа, не пользуемся им… и даже не касаемся, если в этом нет необходимости, – ситхи взглянул на Бинабика, который все еще рылся в походных мешках. – Мы оставим вас, чтобы вы могли в одиночестве закончить ваши поиски, – сказал он. – Вы не найдете ни одной пропажи среди тех вещей, которые попали к нам в руки.

Бинабик поднял глаза.

– Конечно, – сказал он. – Я только боюсь, что некоторые вещи могли потериваться во время вчерашнего сражения.

– Конечно, – ответил Киушапо. Он и тихий Сиянди проскользнули под нависшие ветки входа и быстро скрылись из виду.

– Ах! – сказал наконец Бинабик и поднял сумку, звеневшую, как будто она была полна золотых монет. – Тревога успокоилась, вот оно! – Он бросил мешок назад, в седельную сумку.

– Что это? – спросил Саймон с некоторый раздражением.

Ему не нравилось бесконечно задавать вопросы. Бинабик озорно улыбнулся:

– Это определенные ухищрения кануков, которые в ближайшем будущем станут обладать большой полезностью. Пойдем теперь, мы имеем должность возвращаться. Если наши друзья будут просыпаться в одиночестве и отупевшие от большого пьянства, они могут начать питать страх и творить очень глупости.

Кантака нашла их на пути назад, ее морда была в крови какого-то незадачливого животного. Она несколько раз проскакала вокруг них, потом остановилась, принюхалась, шерсть у нее на загривке встала дыбом. Волчица опустила голову, с шумом втянула в себя воздух и рванулась вперед.

Джирики и Аннаи присоединились к Кендарайо'аро. Принц сменил свою белую одежду на коричневую с голубым куртку. Он держал большой ненатянутый лук, за спиной у ситхи висел колчан, полный длинных стрел с коричневым оперением.

Кантака носилась вокруг ситхи, рыча и принюхиваясь, но хвост ее с силой мотался из стороны в сторону, как будто она увидела старых друзей. Когда Бинабик и Саймон присоединились к справедливому, она подошла, ткнулась черным холодным носом в руку Бинабика, танцуя, отошла в сторону и продолжила свое нервное кружение.

– Ваши вещи были найдены в целости и сохранности? – спросил Джирики.

– Да, конечно, – кивнул Бинабик. – Спасибо, что присматривали за нашими лошадьми.

Джирики небрежно махнул тонкой рукой.

– И что теперь? – спросил он.

– Я предполагаю, что мы имеем должность скоро снова быть в пути, – ответил тролль и, прикрыв глаза рукой, поглядел в серо-голубое небо.

– Не сегодня, я надеюсь, – сказал Джирики. – Отдохните и разделите с нами еще одну трапезу. Мы многое еще должны обсудить, и вы сможете выехать завтра на рассвете.

– Вы… и ваш дядя… оказали нам много доброты, принц Джирики. И чести, – Бинабик поклонился.

– Мы не добрый народ, Бинбиниквегабеник, не такой, каким мы были прежде, но мы вежливы. Пойдем.

После прекрасного завтрака из хлеба, сладкого молока и восхитительного ароматного супа, сваренного из орехов и подснежников, люди и ситхи провели длинный день в странных беседах, тихом пении и сладком ленивом отдыхе. Саймон дремал, и ему снилась Мириамель, стоявшая на океане, как на полу из неровного зеленого мрамора, и манившая его к себе. Во сне он видел на горизонте свирепые черные тучи и крикнул, пытаясь предостеречь ее. Но принцесса не слышала его призыва в усиливающемся ветре, а только улыбалась и манила. Он знал, что не сможет стоять на волнах, и нырнул, чтобы подплыть к ней, но холодные воды потащили его вниз, затягивая в пучину…

Когда он наконец выбрался из глубины этого сна, день уже угасал. Колонны света потемнели и наклонились, как пьяные. Некоторые ситхи устанавливали лампы в стенных нишах, но даже наблюдение за этим процессом не помогло Саймону понять, что же все-таки их зажигало: после того, как их ставили на место, они просто медленно начинали светиться мягким, обволакивающим светом.

Саймон присоединился к своим товарищам, сидевшим у огня. Они были одни: ситхи, хоть и оставались вежливыми и дружелюбными, похоже, предпочитали собственную компанию, маленькими группками рассевшись по всей пещере.

– Ну, парень, – сказал Хейстен, похлопав его по плечу. – Мы уже боялись, что ты проспишь весь день.

– Я бы тоже спал, если бы ел столько хлеба, сколько он, – поддразнил его Слудиг, чистивший ногти деревянной щепкой.

– Все здесь имеют согласие на завтрашний ранний отъезд, – сказал Бинабик, а Гримрик и Хейстен кивнули в подтверждение. – Мы не питаем уверенности, что мягкость погоды будет иметь длительное продолжение, а путь еще очень далек.

– Мягкость погоды? – спросил Саймон, садясь, и нахмурился, потому что ноги плохо слушались его. – Снег метет, как сумасшедший!

Бинабик довольно хихикнул:

– Нет, друг Саймон, если хочешь узнавать холодную погоду, спрашивай у жителя снега. Это – как канукская весна, когда мы неодетыми играем в снегах Минтахока. Когда мы будем в горах, тогда, я огорчен сказать, ты будешь чувствовать настоящий холод.

Он вовсе не выглядит огорченным! – подумал Саймон.

– Так когда же мы выходим?

– Как только первый луч света появится на востоке, – сказал Слудиг. – Чем скорее, – добавил северянин, значительно оглядывая пещеру и ее странных хозяев, – тем лучше.

Бинабик холодно посмотрел на него и снова повернулся к Саймону.

– И вечером мы имеем должность приводить в порядок наши вещи.

Неизвестно откуда возник Джирики и присоединился к ним.

– Ах, – сказал он. – Я хочу говорить с вами обо всем этом.

– Питаю надежду, что никаких проблем не связывается с нашим отъездом? – спросил Бинабик; за веселым выражением его круглого лица сквозила некоторая озабоченность. Хейстен и Гримрик выглядели встревоженными, Слудиг, как всегда, слегка негодующим.

– Не думаю, – ответил ситхи. – Но есть некоторые вещи, которые я хочу послать с вами, – узкой рукой с длинными пальцами принц с легкостью вытащил из складок одежды Белую стрелу Саймона.

– Это принадлежит тебе, Саймон, – сказал он.

– Что?.. Но это… это же ваше, принц Джирики.

Ситхи вскинул голову, словно прислушиваясь к какому-то отдаленному зову, потом снова опустил глаза.

– Нет, Сеоман, это не мое, пока я не заслужил право взять ее обратно: жизнь за жизнь. – Он держал стрелу между ладонями, как конец веревки, и косые лучи зажгли мельчайшие запутанные узоры по всей ее длине. – Я знаю, что ты не в силах прочитать эти письмена, – медленно произнес Джирики. – Но я скажу тебе, что это Слова Творения, вырезанные на ней самим Вандиомейо, Отцом Стрел, в глубоком, глубоком прошлом, еще до того, как Первый Народ был разделен на три племени. Эта стрела – такая же часть моей семьи, как если бы она была сделана из моей плоти и крови, и такая же часть меня самого. Нелегко получить ее – немногие смертные когда-либо держали в руках Стайя Аме – и конечно, я не могу взять ее назад, пока не оплачу долг, обозначенный ею, – говоря это, он вручил ее Саймону. Пальцы юноши дрожали, коснувшись гладкого древка стрелы.

– Я… я не понимал… – запинаясь, пробормотал Саймон, чувствуя себя так, как будто это ему делали одолжение. Он пожал плечами, не в силах больше вымолвить ни слова.

– Итак, – сказал Джирики, поворачиваясь к остальным. – Моя судьба, как сказали бы вы, смертные, как-то странно переплетена с судьбой этого сына рода человеческого. Поэтому не удивляйтесь, когда я скажу, что именно я собираюсь послать с вами в это необычное и, вероятно, бесплодное путешествие.

Через мгновение Бинабик почтительно спросил:

– И что же это, принц?

Джирики улыбнулся самодовольной кошачьей улыбкой.

– Меня, – сказал он. – Я поеду с вами.

Юный копьеносец долго стоял молча, не зная, следует ли ему прерывать размышления принца. Джошуа смотрел вдаль, его рука, вцепившаяся в парапет западной стены Наглимунда, побелела.

Наконец принц обнаружил чье-то присутствие. Он обернулся. Лицо Джошуа было таким неестественно белым, что солдат испуганно отшатнулся.

– Ваше высочество… – сказал он, с трудом глядя в его глаза. Взгляд принца, подумал солдат, напоминает взгляд виденной им однажды раненой лисицы, которую собаки загнали, а потом разорвали насмерть.

– Пришли ко мне Деорнота, – сказал принц и насильственно улыбнулся. Эта улыбка показалась солдату самым страшным из всего, что он уже видел сегодня. – И найди старика Ярнаугу, риммера. Ты знаешь его?

– Думаю, что знаю, ваше высочество. Тот, что сидит с одноглазым отцом в книжной комнате.

– Молодец, – Джошуа поднял глаза к небу, на чернильно-черные тучи, как будто они были книгой пророчеств. Копьеносец помедлил, неуверенный, что его отпустили, потом повернулся, чтобы идти.

– Послушай. – Остановил его принц, не успел юноша сделать и полушага.

– Ваше высочество?

– Как тебя зовут? – Непонятно было, к кому обращается принц, к солдату или к небу.

– Острейл, ваше высочество, сын Фирсфрама, лорда… из Ранчестера.

Принц быстро взглянул на него, но потом его взор снова обратился к темному горизонту, как будто его притянули силой.

– Когда ты последний раз был дома в Ранчестере, мой добрый Острейл?

– Перед последней Элисиамансой, ваше высочество, но я посылаю домой половину своих денег, мой лорд.

Принц подтянул высокий воротник и кивнул, как будто услышал великую мудрость.

– Это прекрасно, Острейл сын Фирсфрама. Иди и пришли Деорнота и Ярнаугу. Ступай.

Задолго до этого дня молодому копьеносцу говорили, что принц полоумный. Когда он топал тяжелыми сапогами по ступенькам сторожевой башни, ему не давало покоя лицо Джошуа и глаза, похожие на яркие исступленные глаза нарисованных мучеников в их семейной Книге Эйдона – и не только ноющих мучеников, но и усталую грусть глаз самого Святого Узириса, когда, закованного в цепи, его вели к Древу Казней.

– И разведчики уверены в этом, ваше высочество? – осторожно спросил Деорнот. Он боялся нанести обиду, но была в принце какая-то дикость, которой он не мог понять.

– Божье древо, Деорнот, конечно они уверены. Ты знаешь их обоих – это люди, достойные доверия. Верховный король в Гринвудском Форде, меньше чем в десяти лигах от нас. Он будет у стен к завтрашнему утру – с неисчислимой армией.

– Значит, Леобардис медлит, – сказал Деорнот, глядя не на юг, откуда неумолимо надвигались армии Элиаса, а на запад, где за утренними туманами пробирались через Иннискрик и южный Фростмарш легионы Зимородка.

– Остается надеяться на чудо, – сказал принц. – Ступай, Деорнот, скажи сиру Идгрему, чтобы он был наготове. Я хочу, чтобы все копья были наточены, луки натянуты, а в сторожевой башне не было ни капли вина… и в стражниках тоже. Понятно?

– Конечно, ваше высочество, – кивнул Деорнот. Сердце его забилось быстрее, он почувствовал легкую тошноту от нервной мучительной дрожи ожидания. Во имя Всемилостивого Бога, Верховный король узнает, что такое честь Наглимунда – он был уверен, что узнает.

Кто-то предостерегающе кашлянул. Это Ярнауга поднимался по крутым ступеням к широкой площадке. Он легко преодолевал подъем, трудный даже для человека вполовину моложе его. Риммер был одет в одну из просторных черных ряс Стренгьярда, конец его длинной белой бороды заложен за пояс.

– Я явился на ваш зов, принц Джошуа, – сказал он с чопорной вежливостью.

– Спасибо, Ярнауга, – ответил принц. – Ступай, Деорнот. Мы встретимся за ужином.

– Да, ваше высочество, – Деорнот поклонился, держа шлем в руке и стал спускаться по лестнице, перешагивая через две ступеньки.

Некоторое время после его ухода Джошуа молчал. Потом он простер руку над суетой города Наглимунда к фермерским полям за ним, переливающимся желтыми и зелеными красками.

– Посмотри туда, старик. Посмотри! Крысы идут грызть наши стены. Мы теперь долго не увидим этой мирной картины, если вообще увидим когда-нибудь.

– О наступлении Элиаса уже говорят в замке, Джошуа.

– Так и должно, – принц, словно налюбовавшись открывшимся перед ним зрелищем, повернулся спиной к парапету и пристально посмотрел на ясноглазого старика. – Ты проводил Изгримнура?