Текст книги "Память, Скорбь и Тёрн"
Автор книги: Тэд Уильямс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 200 страниц)
Больше всего ему хотелось, чтобы рука, трясущая его плечо, оказалась очередным страшным сном, но, к сожалению, это было не так. Открыв глаза, он обнаружил, что в комнате еще совсем темно. В темноте мерцали только два прямоугольных звездных пятна – окна.
– Дайте поспать! – простонал он. – Еще так рано!
– Вставай, мальчик, – хрипло прошептала Джулой. Ее обычно аккуратное платье было на сей раз натянуто кое-как. – Не теряй времени!
Саймон сел, растерянно моргая. В сухих глазах отчаянно щипало. Бинабик быстро упаковывал мешок.
– Что происходит? – спросил юноша, но тролль был, похоже, слишком занят, чтобы отвечать.
– Я выходила, – сказала Джулой. – Озеро обнаружили. Я полагаю, что это могут быть люди, преследующие вас.
Саймон немедленно потянулся за сапогами. Из-за глубокой тьмы, окружавшей их, все вокруг казалось призрачным и нереальным, но сердце его снова дико колотилось.
– Узирис! – пробормотал он. – Что же теперь делать? Они же нападут на нас!
– Не знаю, – промолвила Джулой, поднялась с колен и отошла к Малахиасу – нет, к Марии, напомнил себе Саймон. – Там два лагеря, один на другом берегу, у ручья, другой неподалеку от нас. Либо они знают, чей это дом, и теперь выжидают, либо вообще его не видели. Может быть, они появились, когда мы уже потушили свечи.
Саймон задумался.
– Откуда вы знаете, что на том берегу тоже есть лагерь? – За окном мирно дремало закутанное туманом озеро. Нигде не было видно ни огонька. – Там ведь темно, – закончил он и обернулся к Джулой. Ее одежда явно не подходила для ночных вылазок в лес.
Но посмотрев на небрежно застегнутое платье и жемчужинки тумана, блестевшие во влажных волосах, он вспомнил широкие крылья совы, провожавшей их к озеру, и сильные когти, вырвавшие его у исполненного ненависти существа, крушившего его жизнь на Дороге снов.
– Впрочем, это не так важно, правда? – сказал он наконец. – Важно только, что мы знаем, где они. – В слабом лунном свете блеснула спокойная улыбка колдуньи.
– Ты прав, Саймон-мальчик, – мягко сказала она и подошла к Бинабику, чтобы помочь ему наполнить мешки Саймона и Марии.
– Вот что, – заявила Джулой, когда одевшийся Саймон подошел к ним. – Вы должны уйти еще до рассвета, – она покосилась на угасающие звезды, – который не заставит себя ждать. Вопрос в том, как вы это сделаете?
– Все, на что мы можем питать надежду, это обойти их путем леса, двигаясь с великой тихостью, – проворчал Бинабик. – Мы со всей очевидностью не имеем возможности летать. – Он кисловато улыбнулся. Мария, кутаясь в плащ, который дала ей валада, с удивлением воззрилась на тролля.
– Нет, – серьезно ответила Джулой, – но я сомневаюсь, что вы проскользнете мимо этих жутких собак. Нет, вы не можете улететь, но вполне можете уплыть. Под домом привязана лодка. Она невелика, но выдержит вас всех, и Кантаку тоже, если она не будет безобразничать. – Колдунья нежно взъерошила шерсть между ушами волчицы, лежащей у ног своего хозяина.
– А что это нам даст? – буркнул Бинабик. – Будем выгребать на середину озера, чтобы утром доставить много удобства для этих всех людей?
– В озеро впадает ручей. Он даже меньше того, по которому вы пришли сюда.
На четырех веслах вы легко выйдете из озера и подниметесь по нему. – Она немного поморщилась, скорее задумавшись, чем в тревоге. – К несчастью, рядом с ручьем расположен один из лагерей, но с этим уж ничего не поделаешь. Вам придется грести очень тихо. Может быть, это даже к лучшему. Такой твердолобый служака, как барон Хеаферт, – поверьте, я достаточно имела дела с ним и ему подобными! – никогда не поверит, что добыча может проскользнуть у него под самым носом.
– Я питаю беспокойство не к Хеаферту, – ответил Бинабик, – а к тому, который в действительности главный на этой всей охоте – черный риммер, Инген Джеггер.
– Он наверняка и глаз не сомкнул, – добавил Саймон. Ему не хотелось даже вспоминать о белых глазах страшного риммера.
Джулой снова сморщилась.
– Не бойтесь. Или, по крайней мере, не давайте страху одолеть вас. Может случиться, что он отвлечется… кто знает? – она встала. – Пойдем, мальчик. Ты хорошего роста. Поможешь мне отвязать лодку и отвести ее к мосту.
– Видишь? – прошептала Джулой, указывая на густое пятно тени на эбонитовой глади озера под дальним углом дома. Саймон, стоявший по колено в воде, мрачно кивнул. – Тогда иди, только тихо! – сказала она. Это последнее добавление, по мнению Саймона, было совершенно лишним.
Обходя дом, почти касаясь головой пола, Саймон подумал, что был прав вчера, решив, что что-то вдруг изменилось. Вот это дерево, ушедшее корнями в темную воду: он видел его в тот вечер, когда они впервые пришли сюда, – и Узирис свидетель! – оно было с другой стороны, около двери. Деревья ведь не ходят!
Он нащупал в темноте веревку и, медленно перебирая пальцами, нашел место, где она была привязана к обручу, свисавшему из-под дома. Ему пришлось откинуться под невероятным углом, едва не сломав себе спину, чтобы попробовать отвязать узел. Вдруг он сморщил нос от странного запаха. Непонятно, откуда исходил этот запах, от озера или от самого дома? Пахло мокрым деревом, плесенью и еще чем-то – странным звериным духом потянуло, терпким, мускусным, но не противным.
Саймон заглянул в темноту. Тени немного рассеялись, он даже смог разглядеть узел! Его радость от этого, и оттого, что узел удалось без особых трудов развязать, быстро омрачилась сознанием, что рассвет вот-вот наступит – уходящая темнота была другом несчастных путников. Распутав веревку, юноша со всей возможной осторожностью побрел к берегу, таща за собой лодку. Он видел едва различимый силуэт Джулой, притулившейся у длинной доски, спускавшейся к воде от входа в дом; он спешил, как мог… пока не споткнулся.
Плеск, приглушенный крик. Он пошатнулся, но почти сразу снова выпрямился.
Что это было? Что-то вроде бревна? Саймон попытался перешагнуть через препятствие, но умудрился поставить босую ногу прямо на него. Ему пришлось подавить безумное желание закричать еще раз. Предмет был твердым и совершенно неподвижным, но Саймон ощутил, что наступил на большую щуку из хейхолтского рва или на одно из чучел, в изобилии водившихся на полках доктора Моргенса. Рябь успокоилась. Раздался тихий, осторожный окрик Джулой, спросившей, не ушибся ли он. Юноша взглянул вниз.
Вода была очень темной, но ему все-таки удалось различить слабые очертания каких-то странных коряг, или, скорее, сучьев, потому что то, обо что он споткнулся, соединялось с двумя другими чешуйчатыми ветками. Похоже было, что странные ветки сходились у основания одной из двух свай, на которых стоял домик.
Саймон аккуратно перешагнул через них и неслышно заскользил по направлению к тени, которая была Джулой. Внезапно он понял, что эти корни, ветки… да что бы то ни было, больше всего похожи на какие-то чудовищные ноги. Это же просто птичьи когти! Что за странная мысль? У домов не растут птичьи ноги, и они совершенно не умеют ходить.
Юноша стоял очень тихо, пока Джулой привязывала лодку у основания доски.
Все и все погрузились в лодку. Бинабик устроился на остром носу, Мария села в середине, Саймон примостился на корме, зажав коленями неугомонную Кантаку. Волчице явно не нравилось все это предприятие, она сердито скулила и сопротивлялась, когда Бинабик приказал ей забираться в шаткое суденышко. Ему даже пришлось наградить ее увесистым шлепком.
Луна катилась по сине-черному своду западного неба. Джулой вручила путникам весла и выпрямилась.
– Как только вы благополучно выберетесь из озера и подниметесь вверх по ручью, вам придется пронести лодку через лес к Эльфевенту. Судно не тяжелое, а путь не дальний. Река течет в нужном направлении и быстро приведет вас к Да'ай Чикизе.
Бинабик взял весло и с силой оттолкнулся от доски. Пока они осторожно гребли к центру озера, Джулой стояла по колено в воде у самого берега.
– Запомните, – шепнула она, – когда дойдете до ручья, опускайте весла ребром. Тишина – вот ваша единственная защита.
Саймон поднял руку.
– Прощай, валада Джулой!
– Прощай, юный пилигрим! – ее голос уже затихал, хотя между ними сейчас было не более трех локтей. – Счастливого пути вам всем! Не беспокойтесь, я позабочусь о маленькой девочке.
Они тихо скользили прочь, и наконец колдунья превратилась в туманную тень у крайней сваи.
Нос маленькой лодки вспарывал гладкую сонную воду, как бритва цирюльника – дорогой шелк. По знаку Бинабика они пригнули головы. Лодка направлялась к центру озера. Прижимаясь к густому меху Кантаки, чувствуя дрожь ее нервного дыхания, Саймон смотрел на маленькие круги на воде. Сначала он подумал, что это потревоженная ими рыба охотится на ночных мух, но потом ему на нос упала холодная капля, за ней еще и еще… Снова шел дождь.
Они с трудом прорывались сквозь заросли водяного гиацинта, устилавшего поверхность воды перед ними, как цветы, разбросанные на пути возвратившегося с победой героя. Начинало светлеть. Еще часы должны были пройти, прежде чем по-настоящему рассветет, но первая вуаль тьмы уже приоткрылась. В темном пятне на горизонте теперь можно было различить отдельные верхушки деревьев на фоне шиферно-серого неба. От черного стекла озера уже отделялась береговая линия – белые корни деревьев, напоминающие скрюченные птичьи лапы, серебристый блеск огромных гранитных валунов. Окружение тайного озера застыло в ожидании, как дворцовая галерея перед приездом веселых комедиантов. Все готовилось к таинству преображения серых ночных теней под слабыми лучами утреннего солнца.
Мария неожиданно наклонилась вперед, и Кантака удивленно зарычала. Девушка открыла было рот, потом спохватилась и молча указала пальцем на берег справа от носа лодки.
Саймон прищурился и увидел странный предмет, выделяющийся на фоне беспорядочного переплетения ветвей на противоположном берегу, отличающийся по цвету от темных деревьев – синий полосатый шатер.
Потом они различили еще шатры – маленькую группу, расположившуюся невдалеке от первого. Саймон нахмурился и презрительно улыбнулся. Весьма характерно для барона Хеаферта – по крайней мере, если судить по тому, что говорили о нем в замке, – притащить такую роскошь в никому неведомую глушь!
Совсем рядом с лагерем береговая линия расступалась, как будто от нее откусили кусок. Ветви так низко склонялись над темной водой, что невозможно было различить впадающую в озеро речушку, но Саймон был уверен, что это она.
В том самом месте, о котором говорила Джулой, подумал Саймон. Острые, острые у нее глаза, но в сущности, в этом нет ничего неожиданного, верно?
Юноша указал пальцем на темную брешь в береге озера, и Бинабик кивнул: он тоже ее увидел.
Они приблизились к молчаливому лагерю, и троллю пришлось грести сильнее, чтобы плыть с надлежащей скоростью. Саймон решил, что ему приходится бороться с напором встречного течения, и поднял свое весло. Заметив краешком глаза движение юноши, Бинабик повернулся и отрицательно покачал головой. Саймон остановил маленькое весло, занесенное над рябой от дождя поверхностью озера.
Лодка тихо скользила мимо шатров, меньше чем в тридцати эллях от берега.
Вдруг между лазурными стенами показалась темная фигура. У Саймона перехватило дыхание – это был часовой, под плащом тускло блеснул металл. На голове у человека был капюшон, так что трудно было сказать, куда именно он смотрит.
Остальные двое тоже заметили опасность. Бинабик медленно поднял весло, и путники пригнулись, стараясь как можно меньше показываться над бортом лодки.
Если даже часовой посмотрит на озеро, он может решить, что по течению плывет старое бревно. Впрочем, Саймон считал, что на это рассчитывать нечего. Он был уверен, что часовой заметит их, когда повернется, уж слишком близко они находились.
В тот момент, когда замедлилось движение маленького судна, перед ними возникло русло ручья. Саймон отчетливо видел маленький водоворот у большого камня, чуть выше по течению. Лодка почти остановилась, и вода шумела у ее бортов.
Скоро они должны будут опустить весла в воду, иначе суденышко вынесет на берег, прямо к голубым палаткам.
И в это время осмотревший лагерь часовой повернулся, чтобы взглянуть на озеро.
В мгновение ока, так быстро, что ледяной ужас даже не успел охватить путников, темная тень упала с вершин деревьев и спланировала к часовому. Она проплыла между деревьями, как огромный серый осенний лист, и опустилась на шею человеку, но у этого листа были когти. Почувствовав их у себя на горле, несчастный издал вопль ужаса и попытался ударить пикой то, что схватило его.
Серая тень с шумом поднялась в воздух и повисла над головой часового, но вне его досягаемости. Он снова закричал, сжимая раненое горло, и опустился на колени, пытаясь найти выроненную им пику.
– Теперь! – прошипел Бинабик. – Гребай!
Он, Мария и Саймон опустили в воду деревянные весла и принялись грести изо всех сил. Несколько секунд казалось, что они никогда не смогут сдвинуться с места, вода бесцельно плескалась вокруг, лодка только слабо покачивалась. Потом они резко двинулись, преодолевая сильное течение речушки, и оказались под прикрытием густых ветвей.
Саймон обернулся и увидел, как часовой, высоко подпрыгивая, старается отогнать нападающего. Из палаток доносился хохот проснувшихся солдат, которые с интересом смотрели на своего невезучего товарища, швыряющего камни в обезумевшую птицу. Сова с легкостью увертывалась от этих метательных снарядов.
Как только Саймон отпустил ветки и лодка оказалась скрытой за надежным занавесом, птица взмахнула широким белым хвостом и начала кругами подниматься к вершинам деревьев.
Они сосредоточенно боролись со стремительным течением – это затруднение было для путешественников полной неожиданностью, потому что с озера казалось, что вода вообще не движется – и Саймон тихо, торжествующе засмеялся.
Довольно долго они молча преодолевали напор воды. Необходимости так строго соблюдать тишину уже не было, но напряжение было слишком велико, грести было трудно, так что ни у кого не было желания разговаривать. Так прошло около часа, пока наконец они не подплыли к маленькой заводи, окруженной стеной из густого тростника. Там путешественники остановились, чтобы передохнуть.
Взошло солнце. В это утро оно было всего лишь перламутровым пятном на серой завесе туч.
Широкая лента тумана запуталась в вершинах деревьев, и лес вокруг путников казался сказочным и нереальным. Немного выше по течению ручей проходил через какое-то препятствие, и к тихому мурлыканью воды присоединился ровный гул плещущего и бурлящего водоворота.
Саймон наблюдал за Марией. Она сидела молча, подперев щеку рукой.
Совершенно непонятно было, как он мог принимать ее за мальчика. То, что казалось ему лисьим в лице мальчика, теперь было тонкими правильными чертами молодой девушки. Мария сейчас раскраснелась от напряжения. Саймон взглянул на ее румяные щеки, на длинную белую шею и нежную, красиво очерченную ключицу, видневшуюся в распахнутом вороте ее мальчишеской рубашки.
Она неважно сложена… по крайней мере не как Эфсеба, например, думал юноша. Ха! Хотел бы я посмотреть, как Эфсеба сошла бы за мальчика! Но эта тоже хорошенькая, в своем роде. Волосы у нее чернущие…
Длинные ресницы Марии слегка трепетали, она продолжала тяжело дышать.
Саймон рассеянно погладил широкую голову Кантаки.
– Она хорошо сделана, верно ли? – весело спросил Бинабик. Саймон ошеломлено уставился на него.
– Что?
Бинабик нахмурился.
– Извини меня. Имеет возможность, что вы в Эркинланде называете их «он» или «оно»? Имеет возможность. Во всяком случае ты не имеешь должности спорить, когда я говорю, что Джулой знает свое дело.
– Бинабик, – сказал Саймон, предательский румянец отхлынул от его щек. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Маленький человек осторожно постучал по корпусу лодки.
– Какую превосходную работу совершала Джулой, пользуясь корой и деревом. И чрезвычайно легкая! Я полагаю, мы не будем иметь затруднений при переходе к Эльфевенту.
– Лодка… – сказал Саймон, кивая, как деревенский дурачок. – Лодка. Да, она хорошо сделана.
Мария села.
– Мы что, прямо сейчас пойдем к той, другой речке? – спросила она. Девушка повернулась, чтобы взглянуть через камыши на тонкую полоску леса, и Саймон заметил печальный, потерянный взгляд и черные круги под глазами. Ему все еще мешало воспоминание о том облегчении, которое было в глазах у Марии, когда Джулой вызвалась оставить ребенка, но все-таки было приятно, что эта девочка-служанка может быть озабоченной и печальной и что она не того сорта барышня, которые все время смеются и злословят.
Да, конечно, она не такая, решил он через минуту. Собственно, я даже ни разу не видел, чтобы она улыбалась. Конечно, было очень страшно, никто не спорит, но я же, например, не хожу все время хмурым и унылым.
– Эта мысль имеет возможность быть хорошей, – сказал Бинабик, отвечая на вопрос девушки. – Имею ощущение, что находящийся в слышимости шум – это собрание камней посередине речки. Если так правильно, то мы не имеем другого выбора, только переносить лодку на руках. Может быть, Саймон пойдет и узнает, имеем ли мы такую необходимость.
– Сколько тебе лет? – спросил Саймон Марию.
Бинабик удивленно повернулся к ним. Мария скривила губы и долго молчала.
– Мне… – начала она. – Мне будет шестнадцать в октандере.
– Значит, пятнадцать, – удовлетворенно сказал Саймон.
– А тебе сколько? – удачно парировала девочка.
– Пятнадцать! – ощетинился Саймон. Бинабик закашлялся.
– Хорошо и прекрасно, когда солодочники имеют очень лучшее знакомство, но… может быть очень немного позже? Саймон, не смог бы ты предпринять поход, чтобы проверять, есть ли впереди в воде много камней?
Саймон уже собирался покорно отправиться куда велено, но вдруг возмутился.
Он что, мальчик на побегушках? Младенец, бегающий по поручениям взрослых? Кто, наконец, решил подойти к дереву и спасти эту глупую девчонку?
– Нам же все равно надо идти к этому… как он там называется, так чего беспокоиться? Пошли, да и все!
Тролль внимательно посмотрел на мальчика и наконец кивнул.
– Хорошо. Я думаю, это доступно Кантаке, она все равно давно имеет желание размять ноги. – Он повернулся к Марии. – Волки не моряки, вы догадываетесь.
Она некоторое время смотрела на Бинабика, как будто он был еще более странным, чем Саймон, а потом вдруг звонко рассмеялась.
– Я догадываюсь! – сказала она.
Лодка действительно была легкой, как перышко, но все-таки нести ее через гущу сухих веток и ползучих растений было нелегко. Чтобы и Бинабик и девочка могли помогать Саймону нести этот груз, им приходилось держать лодку на такой высоте, что острый нос суденышка упирался юноше прямо в грудь. Он не мог видеть, куда ступает, и поэтому время от времени запутывался в траве. Лил дождь, пробиваясь сквозь толщу веток и листьев, руки Саймона были заняты, и он даже не мог смахнуть капли, застилавшие глаза. Юноша пребывал отнюдь не в самом лучшем из возможных расположений духа.
– Нам еще далеко, Бинабик? – спросил он. – Эта проклятая Узирисом лодка разобьет мне грудь в куски!
– Питаю надежду, что недалеко, – отвечал из-под лодки тролль. Голос его был удивительно гулким. – Джулой говаривала, что ручей и Эльфевент долгое время пролегают рядом, и между ними всего-навсего четверть лиги. Скоро мы оказываемся на месте.
– Пусть лучше это случится поскорее, – мрачно изрек Саймон. Мария хмыкнула, и он был уверен, что таким образом она выразила свое недовольство – недовольство им. Он свирепо нахмурился и откинул прилипшие ко лбу сосульки рыжих волос.
Наконец они услышали новый звук, примешавшийся к мерному ропоту дождя, легкий, дышащий шелест, напомнивший Саймону гул полной людей комнаты. Кантака бросилась вперед, радостно продираясь сквозь кусты.
– Ха, – проворчал Бинабик, выпуская свой конец лодки, – видите? Мы отыскиваем его. Т'си Сахьясей.
– Я думала, она называется Эльфевент, – сказала Мария, потирая уставшее плечо. – Или тролли всегда говорят так, когда находят речку?
Бинабик улыбнулся.
– Нет, это такое наименование ситхи. В некотором образе это была река ситхи, когда они проживали в Да'ай Чикиза. Вам очень лучше знать, что Эльфевент означивает Река ситхи на древнем языке Эркинлавда.
– Значит… Что, вы сказали, это значит? – спросила Мария.
– Т'си Сахьясей? – Бинабик подумал. – Трудно сказать с точностью. Что-то напоминает «Кровь ее холодна».
– Ее? – спросил Саймон, сдирая острой палочкой грязь с сапог. – Что значит «ее» на этот раз?
– Лес, – ответил Бинабик. – Теперь отправляемся. Ты можешь смывать грязь при помощи воды.
Они потащили лодку к берегу, с трудом продираясь сквозь густые заросли камыша и рогоза. Наконец перед ними открылась река – широкое полноводное русло, гораздо шире, чем впадающий в озеро ручей. Судя по всему, течение здесь было тоже куда сильнее. Им пришлось опустить лодку в заливчик, вырезанный волнами в глинистом берегу. Саймон, как самый высокий, зашел по колено в воду, чтобы принять лодку. Сапоги его при этом вымылись сами собой. Он придерживал раскачивающуюся лодку, пока Бинабик с Марией погрузили в нее охваченную сомнениями Кантаку – без малейшей помощи со стороны волчицы – и уселись сами.
Саймон забрался последним, заняв свое место на корме.
– Твоя позиция, Саймон, – мрачно сказал тролль, – требовательная к огромной ответственности. Мы будем иметь неоднократную необходимость грести, когда течение имеет такую силу, но ты имеешь должность направлять и предостерегать о присутствии камня, чтобы мы оказали тебе помощь в отталкивании от них.
– Это я могу, – быстро кивнул Саймон. Бинабик улыбнулся и отпустил ветку, за которую держался; лодка отплыла от берега и вышла на широкие просторы Реки ситхи.
Сначала, как обнаружил Саймон, его задача оказалась совсем не такой легкой, какой она представлялась на первый взгляд. Некоторые камни, которые непременно нужно было обойти, даже не выступали над стеклянной поверхностью реки, другие лежали, едва прикрытые водой; их можно было различить по маленьким сверкающим бурунчикам у краев. Первый камень, которого Саймон не увидел, с леденящим душу скрежетом прошелся по упругому днищу, страшно перепугав путников, но суденышко увернулось от опасности так же ловко, как овца, удирающая от ножниц стригаля. Вскоре Саймону уже нравилось, как захватывает дух в местах, где суденышко едва касалось поверхности воды, невесомое, как листок, прилипший к вздыбленной спине реки.
Когда они наконец добрались до гладкой воды и шум порогов стал затихать позади, сердце в груди Саймона победно пело. Сильные руки реки играли его бесполезным веслом. Он вспомнил, как карабкался по зубчатым стенам Хейхолта – задыхающийся от сознания собственной силы, от запаха свежевспаханных полей, простирающихся далеко внизу. Он вспомнил еще, как сидел на колокольне Башни Зеленого ангела и глядел на толпу домиков Эрчестера и окружавший их огромный мир, а ветер дул ему в лицо. Теперь, сидя на корме маленькой лодочки, он снова принадлежал миру и возносился над ним, летя, как весенний ветер, рвущий вершины деревьев. Саймон высоко поднял весло – теперь это был меч.
– Узирис был матросом… – запел он. Давно забытые слова внезапно вернулись. Это была песенка, которую кто-то спел ему, когда он был еще очень молод.
Узирис был матросом,
На лодке вышел в море,
Господне слово взял он
И отправился в Наббан-о!
Бинабик и Мария обернулись. Саймон широко улыбнулся.
Тьягарис был солдатом,
На лодке вышел в море,
Взял слово Правосудья
И отправился в Наббан-о!
Король Джон был правитель,
На лодке вышел в море,
Эйдона взял он слово
И отправился в Наббан-о!
Он замолчал.
– Почему ты останавливался? – спросил Бинабик. Мария все еще задумчиво смотрела на юношу.
– Это все, что я знаю, – сказал Саймон, снова опуская весло в покрытую рябью воду. – Я даже не помню, откуда… Надо думать, одна из горничных пела ее в дни моей юности.
Бинабик улыбнулся.
– Это подходящая песня для путешествия по реке. Питаю только страх, что некоторые детали не обладают большой исторической правдой. Обладаешь ли ты уверенностью, что не сможешь продлить свои воспоминания?
– Это так, – провал в памяти мало его беспокоил. Недолгое время, проведенное на реке, оказало благотворное влияние на его настроение. Он плавал как-то в заливе на рыбацкой лодке, и тогда это ему понравилось… но как же можно было сравнить прогулку по тихим водам Кингслага с несущимся мимо лесом и легкой дрожью великолепной лодки, чуткой и послушной, как хороший конь – Я не имею настоящих плавательных песен, чтобы петь их здесь, – сказал тролль, довольный переменой в настроении Саймона. – У нас в Йикануке реки только из льда, и они употребляются исключительно для скользительных игр малолетних троллят. Я имею возможность спеть о приключениях очень могущественного Чукку…
– Я знаю речную песню, – сказала Мария, проведя тонкой белой рукой по копне густых черных волос. – Улицы Меремунда полны ими.
– Меремунд? – заинтересовался Саймон. – Как девочка из замка могла попасть в Меремунд?
Мария скривила губы.
– А где, ты думаешь, жила принцесса и ее двор, прежде чем переехать в Хейхолт, в пустынях Наскаду? – она фыркнула. – В Меремунде, конечно. Это же самый красивый город в мире, там океан встречается с великим Гленивентом. Ты не знаешь, ты там не бывал. – Она коварно улыбнулась. – Мальчик из замка.
– Тогда пой, – сказал Бинабик, радостно взмахнув рукой. – Река ждет. Лес ждет.
– Надеюсь, что я ничего не забуду, – сказала она, украдкой взглянув на Саймона. Тот ответил ей надменным кивком – ее реплика едва затронула его жизнерадостное настроение. – Это песня плывущих по реке, – заключила она, потом прочистила горло и запела красивым сильным голосом – сначала неуверенно, а потом уж в полную силу.
Кто в Луже плавает Большой,
О тайнах ее споет без труда.
Он будет врать вам, как сто чертей,
И будь проклята эта вода.
Но скажет любой гленивентский пес,
(Которому вечно гореть в аду),
Что когда Господь творил океан,
Он реку имел в виду.
Океан горазд спросить,
Гленивент горазд ответить,
С выкрутасами и танцами,
Но лучше всех на свете.
Так черт возьми бездельников,
Чем зря с собою их таскать,
Пусть подыхают, и за них,
Мы выпьем в Меремунде.
Пусть в море выйдут дураки,
Настала, видно, для них пора,
Но каждую ночь мы, речные псы,
В трактире сидим до утра.
Вам скажут, что мы надираемся вдрызг,
И верно, мы выпить не прочь,
Но когда ваша Леди – старушка река,
Вы с кружкой проводите ночь.
Океан горазд спросить,
Гленивент горазд ответить,
С выкрутасами и танцами,
Но лучше всех на свете.
Так черт возьми бездельников!
Чем зря с собою их таскать,
Пусть подыхают, и за них
Мы выпьем в Меремунде.
Мы в старом Меремунде
За них поднимем кружку.
Пусть за бортом плывут гуртом,
Мы наши пенни сбережем
– Не нам их хоронить.
К тому времени, как Мария дошла до припева во второй раз, Саймон и Бинабик уже достаточно хорошо знали слова, чтобы присоединиться к ней. Кантака прижала уши, но их крики и гиканье разносились по всему Эльфевенту.
– Океан горазд спросить, Гленивент горазд ответить!.. – Саймон распевал во все горло. Вдруг лодка ушла носом в воду, потом выровнялась. Они снова были среди камней. К тому времени, как судно преодолело перекаты и вышло на чистую воду, путники слишком запыхались, чтобы продолжить пение. Саймон, тем не менее, все еще улыбался, и когда облака над лесной крышей разорвались, выливая очередной ушат дождя, юноша поднял голову и поймал языком несколько капель.
– Дождь теперь, – сказал Бинабик, поднимая брови под налипшими на лоб волосами. – Я думаю, что мы станем мокрыми.
Миг молчания взорвал звонкий смех тролля.
Когда свет, проникающий через купол деревьев, померк, они подгребли к берегу и разбили лагерь. Бинабик развел огонь, и чтобы поджечь сырое дерево, ему пришлось воспользоваться своим мешочком с желтым порошком. Потом он вытащил из сумки один из пакетов, собранных Джулой, – в нем оказались овощи и фрукты.
Кантака, предоставленная самой себе, крадучись удалилась в высокий кустарник и через некоторое время вернулась вся мокрая. Морда волчицы была в крови. Саймон с интересом посмотрел на Марию, которая сосредоточенно обсасывала персиковую косточку, чтобы увидеть ее реакцию на эту несимпатичную сторону волчьей натуры; но если девушка и заметила что-нибудь, она никак не показала своего страха или неудовольствия.
Наверное, она работала на кухне принцессы, размышлял Саймон. И все-таки, если бы у меня была одна из набитых ящериц доктора, я бы положил ее девчонке в плащ. Уж тогда она подпрыгнула бы до небес, готов держать пари.
Представив ее на кухне замка, Саймон задумался, что же именно она делала на службе у принцессы – и раз уж на то пошло, зачем ей понадобилось шпионить за ним? На любые вопросы о принцессе Мария только качала головой и говорила, что ничего не может сказать о своей госпоже, пока послание не будет доставлено в Наглимунд.
– Я надеюсь на предоставление возможности задавать вопрос, если ты подаришь мне извинение, – произнес Бинабик, заканчивая последние приготовления к ужину и достав наконец из рюкзака свою флейту. – Имеешь ли ты планы на тот случай, если Джошуа отсутствует в Наглимунде, чтобы принимать твое послание?
Мария, казалось, была обеспокоена таким предположением, но больше ничего не сказала. Саймон, в свою очередь, попытался расспросить Бинабика об их намерениях, о Да'ай Чикиза и Переходе, но тролль уже рассеянно играл на флейте и не хотел ничего слышать. Ночь прикрыла одеялом темноты весь великий Альдхорт, весь, кроме маленького огонька их костра. Саймон и Мария сидели молча и слушали, как грустная мелодия тролля плывет среди темных ветвей, эхом отдаваясь в мокрых от дождя верхушках деревьев.
На следующий день, вскоре после того, как взошло солнце, они были на реке.
Ритмы бегущей воды казались уже так хорошо знакомыми, как детские стишки: длинные промежутки безмятежного спокойствия, когда казалось, что они сидят на неподвижном камне, а мимо проходят бесконечные колонны леса, и захватывающая дух быстрота стремнин, сотрясавших хрупкое суденышко, как будто оно было только что пойманной рыбкой. К середине дня дождь прекратился, и сквозь сплетенные ветки пробились нежные лучи солнца, усыпав реку и мягкую зелень берегов золотистыми отблесками.
Приятный сюрприз со стороны погоды – а Саймон, вспоминая ледяную гору их общего сна, не мог не отметить, что она слишком холодна и ветрена для конца майа, – поддерживал в путниках хорошее настроение. Они плыли через тоннель склоненных деревьев, тут и там рассеченный яркими полосами солнечного света, пробившегося сквозь спутанные ветви и превращавшего реку в зеркало полированного золотистого стекла. Чтобы не скучать, они занимали друг друга увлекательными рассказами. Саймон, сперва неохотно, потом все с большим воодушевлением, рассказывал о людях, которых он знал в замке, – Рейчел, Тобасе-псаре, который мазал себе нос ламповой копотью, чтобы больше походить на своих подопечных, Петере Золоченом Кубке, гиганте Рубене и других. Бинабик больше говорил о своих приключениях, о посещении им в юности языческого Вранна и мрачных пустынных землях на востоке его родного Минтахока. Даже Мария, несмотря на исключительную сдержанность и большое количество тем, которых она и вовсе не желала касаться, очень развеселила Саймона и тролля, изображая ссоры речных матросов и моряков, плававших по океану, и степенные речи некоторых представителей сомнительной знати, окружавшей принцессу Мириамель в Меремунде.