Текст книги "Память, Скорбь и Тёрн"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 149 (всего у книги 200 страниц)

Итак, мы пойдем в Наббан. Мы успеем зайти довольно далеко, прежде чем Бенигарис выведет навстречу свои войска. А за это время имя Камариса многих привлечет под наши знамена. Если нам достаточно повезет и мы сможем преодолеть сопротивление Бенигариса и его матери, Камарис предоставит к нашим услугам флот. – Он поднял руки, утихомиривая собравшихся, потому что перешептывания стали слишком громкими.

Я не хотел бы выступать зимой, поскольку до сих пор она казалась союзником Короля Бурь, но, принимая во внимание заявление Ордена Манускрипта о Звезде завоевателя, думаю, что чем скорее мы перейдем от Наббана к Эркинланду, тем лучше. Если Звезда завоевателя действительно возвещает падение империи, это совсем не обязательно относится к нам: но все же следует попытаться достичь Хейхолта до ее появления. Будем надеяться, что погода останется мягкой и мы сможем оставить Сесуадру в течение двух недель. Таково мое решение. – Он положил руку на стол. – Теперь идите и отдохните. Дальнейшие споры не имеют смысла. Мы покидаем это место и отправляемся в Наббан.

Поднялся шум, когда некоторые из собравшихся стали выкрикивать какие-то вопросы.

– Довольно, – отрезал Джошуа. – Идите и оставьте меня в покое.

Выставив людей из зала, Изгримнур повернулся к Джошуа. Принц осел в своем кресле, устало массируя пальцами лоб. Воршева сидела рядом и смотрела прямо перед собой, как будто муж был где-то за тысячи миль от нее.

Прейратс поднялся по лестнице на колокольню. Высокие сводчатые окна были открыты стихиям, и ветер, бившийся о стены Башни Зеленого ангела, развевал его красную рясу. Священник остановился, в последний раз щелкнув каблуками по каменным плитам, и наступила тишина.

– Вы посылали за мной, ваше величество? – спросил он наконец. Элиас через путаницу крыш Хейхолта смотрел на восток. Солнце упало за западную границу мира, и небо покрывали тяжелые мрачные тучи. Тень поглотила землю.

– Фенгбальд мертв, – сказал король. – Он потерпел поражение. Джошуа разбил его.

Прейратс остолбенел:

– Как вы можете знать?!

Верховный король резко повернулся:

– Что ты говоришь, священник? Сегодня утром явились несколько эркингардов – все, что осталось от армии Фенгбальда. Они рассказали мне много удивительных историй. Но мне сдается, что ты уже все знал.

– Нет, ваше величество, – поспешно сказал алхимик. – Просто я был удивлен, что мне не сообщили, как только явились гвардейцы. Обычное дело королевского советника…

– …процедить новости и решить, что может услышать его господин, – закончил его фразу Элиас. Глаза короля сверкали. Он свирепо улыбнулся. – У меня немало источников информации, Прейратс, никогда не забывай об этом.

Священник заставил себя поклониться:

– Если я чем-то обидел вас, мой король, молю о вашем прощении.

Мгновение Элиас смотрел на него, потом отвернулся к окну.

– Я должен был знать, что не следует посылать к Джошуа этого хвастуна Фенгбальда. Мне следовало предвидеть, что он, как всегда, окажется в дерьме. Дьявол! – Он хлопнул ладонями по каменному подоконнику. – Если бы Гутвульф был со мной!

– Граф Утаньята оказался предателем, ваше величество, – мягко заметил священник.

– Предатель или нет, но он был лучший воин, какого я когда-либо видел. Он бы смолол моего брата и его беглых крестьян, как хорошо прожаренную свинину! – Король наклонился и поднял с полу камешек, который рассматривал несколько мгновений, прежде чем швырнуть вниз. Он молча проследил за его полетом и заговорил снова: – Теперь Джошуа двинется против меня. Я его знаю. Он всегда хотел отнять мой трон. Он никогда не мог простить мне моего права первого наследника, но всегда был слишком умен, чтобы прямо говорить об этом. Он слизняк, мой брат. Тихий, но ядовитый, как гадюка. – Бледное лицо короля было изможденным и словно выпотрошенным, но тем не менее он казался полным чудовищной силы. Пальцы его судорожно сжимались и разжимались. – Он не захватит меня врасплох, так ведь, Прейратс?

Улыбка искривила тонкие губы алхимика.

– Нет, мой господин, никогда.

– У меня есть друзья, могущественные друзья. – Рука короля упала на рукоять Скорби, как обычно висевшей у него на поясе. – Они готовят такое, о чем Джошуа не подумал бы, даже если бы прожил на свете пять веков, о чем он никогда не догадается до тех пор, пока не будет уже слишком поздно. – Он вытащил меч из ножен. Узорчатое серое лезвие казалось живым существом, которое насильно вытащили из-под камня, служившего ему убежищем. Когда Элиас держал его перед собой, ветер крыльями распростер в воздухе черный плащ короля; на мгновение причудливые сумеречные тени сделали его страшной пернатой тварью, демоном древних эпох. – Он и все, кто присоединился к нему, умрут, Прейратс, – прошипел король. – Они еще не знают, с кем связались.

Прейратс посмотрел на него с некоторой тревогой:

– Ваш брат еще не знает, мой король, но вы покажете ему.

Элиас повернулся и замахнулся мечом на восточный горизонт. Вдали вспышка молнии прорезала бурлящую тьму.

– Идите же, – крикнул он. – Идите все! Смерти хватит на всех! Никто не отнимет у меня трон из костей дракона! Никто не в силах сделать это!

Как бы в ответ раздался глухой раскат грома.

9
ПОДОБИЕ НЕБЕС

Они ехали с севера на черных лошадях, могучих конях, выращенных в ледяной темноте, не теряющих равновесия даже глубокой ночью, не боящихся ледяного ветра и крутых горных троп. Всадников было трое, две женщины и один мужчина, все – Дети Облаков. Их смерть уже была воспета Лишенными Света, поскольку мало было шансов, что они когда-нибудь вернутся в Наккигу. Это были Когти Утук’ку.

Покинув Пик Бурь, они ехали через руины старого города, который когда-то был Наккигой, едва удостаивая взглядом полуразрушенные останки веков, когда их народ еще жил под холодным северным солнцем. За ночь они прошли по селениям черных риммеров, но никто не встретился на их пути, потому что черные риммеры, как и все смертные на этой несчастной земле, не смели выходить за двери своих жилищ после наступления сумерек.

Несмотря на скорость и силу своих коней, всадники уже несколько ночей скакали по Фростмаршу. Никто не замечал их бесшумного движения; только спавшим в редких селениях снились кошмары да усталые путники чувствовали, что к резкому ночному ветру присоединяется и другой, необъяснимый, пробирающий до костей холод. Молча мчались они во тьме, пока не достигли Наглимунда.

Там они остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям – даже суровая дисциплина конюшен Пика Бурь не могла запретить живым существам время от времени уставать – и посовещаться с теми своими сородичами, кто сделал своим домом покинутый замок Джошуа Эркинландского. Предводительница Когтей Утук’ку, первая среди равных, помимо своей воли испытывала уважение к окутанному саваном хозяину замка, одному из Красной Руки. Он сидел в своих развевающихся серых одеждах, в каждой складке которых просвечивал янтарно-красный, на развалинах того, что некогда было личной резиденцией принца Джошуа. Она была почтительна, но не делала ничего более того, что было необходимо. Даже для норнов, прошедших через долгие века ледяного изгнания, в подручных Короля Бурь было что-то беспокоящее. Как и их господин, они уже ушли в никуда, испробовав небытия, прежде чем вернуться обратно. Они так же отличались от своих еще живых товарищей, как небесная звезда от морской. Норны не любили Красную Руку; не любили их выжженной пустоты – каждый из пяти был только отверстием в существе реальности, отверстием, до краев наполненным ненавистью, – но, поскольку их госпожа сделала войну Инелуки своей войной, им оставалось только склониться перед любимыми слугами Короля Бурь.

Они обнаружили, что какая-то стена встала между ними и их собратьями. Поскольку о Когтях была уже спета Песня Смерти, хикедайя из Наглимунда почтительно сторонились их и отвели им холодную комнату в крайних покоях замка. Трое недолго оставались в полном ветров замке.

Оттуда они поехали через Переход к руинам Да’ай Чикизы и на запад, в Альдхорт, где широким кругом объехали границы Джао э-Тинукай. Утук’ку и ее союзники уже вступили в стычку с Детьми Восхода и получили все, чего хотели. Это было задание, которое следовало хранить в секрете. Хотя временами лес, казалось, активно препятствовал им, – внезапно уводя тропы в тупик и так тесно переплетая деревья, что свет знакомых звезд, проникая сквозь них, становился изменчивым и обманчивым, – всадники неуклонно двигались вперед, направляясь на юго-восток. Они были избраны королевой норнов: не так легко было сбить их с горячего следа.

Наконец они достигли края леса. Теперь они были уже близки к тому, что так долго искали. Как и Инген Джеггер месяцами раньше, они пришли с севера, неся смерть врагам Утук’ку. Но в отличие от Охотника Королевы, который потерпел поражение в первый же раз, когда поднял руку против зидайя, эти трое были бессмертны. Спешки не будет. Ошибки не будет.

Они повернули коней к Сесуадре.

– Ах, Боже милосердный, какая тяжесть упала с моих плеч! – Джошуа глубоко вздохнул. – Хорошо наконец двинуться в путь!

Изгримнур улыбнулся.

– Даже если никто с этим не согласен, – сказал он. – Да. Это хорошо.

Джошуа и герцог Элвритсхолла сидели на лошадях у ворот, отмечавших край вершины горы, наблюдая за тем, как жители Нового Гадринсетта в полном беспорядке снимаются с лагеря. Поток людей тек мимо них по старой дороге ситхи, спиралью обвивавшейся вокруг громады Скалы прощания, и исчезал из виду где-то внизу. Казалось, что овец и коров в этом шествии было не меньше, чем лошадей, – блеющие, мычащие животные тоскливо брели вниз, внося хаос в ряды перегруженных переселенцев. Некоторые из горожан построили грубые телеги и высоко нагрузили на них свои пожитки, что привнесло какую-то праздничную атмосферу.

Джошуа нахмурился:

– Моя армия больше похожа на переезжающую городскую ярмарку.

Хотвиг, только что подъехавший к принцу вместе с Фреозелем, весело засмеялся:

– Вот так всегда выглядят наши кланы, когда они в пути. Единственная разница в том, что большая часть этих – обитатели камней. Но вы привыкнете, принц.

Фреозель критически наблюдал за происходящим.

– Приходится забирать с собой всех коров и овец, которые у нас есть, ваше высочество. Много ртов нужно накормить. – Он неловко заставил лошадь пройти несколько шагов – верховая езда еще не очень хорошо давалась лорду-констеблю. – Эй, вы, там, – крикнул он, – пропустите эту телегу.

Изгримнур подумал, что Джошуа прав, – это действительно похоже на бродячую ярмарку, хотя и выглядит гораздо менее весело. Мешали плачущие дети – хотя совсем не все малыши были недовольны переездом – и явное подспудное недовольство взрослого населения Нового Гадринсетта. Немногие хотели покидать это относительно безопасное место: стремление во что бы то ни стало отобрать у Элиаса трон было им непонятно, и почти все предпочли бы оставаться на Сесуадре, пока другие сражаются. Однако всем было ясно, что, после того как Джошуа уведет за собой всех владеющих оружием мужчин, Скала прощания немедленно перестанет быть таким уж безопасным местом. Так что недовольные, но не желающие подвергаться риску лишиться защиты импровизированной армии принца жители Нового Гадринсетта следовали за Джошуа к Наббану.

– С этой оравой мы не напугаем и кучку школяров, не говоря уж о моем брате, – сказал принц. – Тем не менее я ни о ком из нас не стал думать хуже из-за лохмотьев и жалкого вооружения. По правде говоря, мне кажется, что я впервые понял чувства моего отца. Я всегда обращался со своими вассалами так хорошо, как только мог, но никогда не испытывал такой сильной любви, какую чувствовал к своим подданным Престер Джон. – Джошуа задумчиво погладил шею Виньяфода. – Хорошо было бы, чтобы старик распространял эту любовь на обоих своих сыновей. И все-таки, мне кажется, я представляю себе теперь, что он чувствовал, когда въезжал в Эрчестер через Нирулагские ворота. Он готов был отдать жизнь за тех людей точно так же, как я мог бы отдать свою за этих. – Принц снова застенчиво улыбнулся, как бы смущенный тем, что обнаружил свои чувства. – Я проведу свою драгоценную толпу через Наббан, Изгримнур, чего бы мне это ни стоило. Но когда мы доберемся до Эркинланда, все будет в руках Божьих, и кто знает, что Он решит сделать с нами?

– Никто из нас, – сказал Изгримнур. – Добрые дела ведь тоже не покупают Его благосклонности. По крайней мере так сказал мне прошлой ночью отец Стренгьярд. Он считает, что пытаться купить любовь Бога своими добрыми делами – это едва ли не больший грех, чем покупать его ненависть дурными.

На краю дороги упрямился мул, их на Сесуадре было несколько. Его хозяин толкал телегу, в которую мул был впряжен, пытаясь таким образом заставить его двигаться. Животное застыло, растопырив ноги, молча, но неумолимо. Владелец обогнул телегу и стегнул мула прутом по спине. Животное только прижало уши, принимая удары с немой враждебностью. Проклятия хозяина наполнили утренний воздух; люди, задержанные застрявшей телегой, эхом повторяли их.

Джошуа засмеялся и ближе наклонился к герцогу:

– Если хочешь знать, как я выгляжу в собственных глазах, посмотри на это несчастное существо. Если бы он жил в горах, то тянул бы весь день свою лямку, не проявляя никаких признаков усталости. Но сейчас перед ним долгий и опасный путь вниз, а за спиной тяжелая телега. Неудивительно, что он упирается всеми четырьмя копытами. Он стоял бы так и до Судного Дня, если бы смог. – Улыбка принца угасла, и он остро взглянул на Изгримнура усталыми серыми глазами. – Но я перебил тебя. Итак, что же сказал Стренгьярд?

Изгримнур смотрел на мула и его погонщика. В этом одновременно было что-то комическое и патетическое, что-то более значительное, чем забавная сценка.

– Священник сказал, что пытаться купить расположение Бога добрыми делами – это грех. Ну, сперва он извинился за то, что у него вообще есть какие-то мысли, – да ты же знаешь его, пугливая мышь, а не человек, – но потом все-таки высказался. Что Бог не должен нам ничего, а мы ему – все. Что мы должны поступать правильно только потому, что это правильно, а не потому, что нас ждет какая-то награда, словно детей, которым дают конфету, когда они сидят тихо, и это ближе всего к Богу.

– Отец Стренгьярд действительно мышка, – сказал Джошуа. – Но и мышка может быть храброй. Мыши очень малы и считают, что разумнее не бросать вызов кошке. Так, я думаю, и со Стренгьярдом. Он точно знает, что собой представляет и где его место. – Взгляд Джошуа наконец оторвался от упрямого мула и поднялся к далеким западным горам у края долины. – Однако я подумаю о его словах. Иногда мы действительно ведем себя так, как этого хочет Бог, из страха или надежды на грядущее вознаграждение. Да, мне следует обдумать эту мысль.

Внезапно Изгримнур пожалел, что рассказал принцу об этом разговоре.

Это все, что нужно Джошуа, – еще одна причина, чтобы обвинять себя. Ты должен заставлять его действовать, а не думать, старик. Он становится настоящим волшебником, когда отбрасывает в сторону свои заботы, – истинным принцем. Только это может дать нам шанс выжить и обсудить все это в один прекрасный день за кружкой вина у горящего камина.

– Может, мы уберем с дороги этого идиота и его скотину? – предложил Изгримнур. – Иначе это место скоро перестанет напоминать городскую ярмарку и будет больше похоже на битву при Нирулаге.

– Похоже на то. – Джошуа снова улыбнулся, солнечно, как холодное ясное утро. – Но я не думаю, что идиот-погонщик нуждается в дополнительном убеждении, а мулы обычно не испытывают уважения к принцам.

– Йа-а, Нимсук! – крикнул Бинабик. – Где Ситкинамук?

Пастух обернулся и приветственно поднял свое кривое копье.

– Она у лодок, Поющий Человек, проверяет, нет ли где течи, чтобы бараны не промочили ноги. – Он засмеялся, обнажив неровные желтые зубы.

– И чтобы тебе не пришлось плавать, потому что ты пойдешь ко дну как камень, – улыбнулся в ответ Бинабик. – А то тебя нашли бы летом, когда уйдет вода, – маленького человечка, вымазанного грязью.

– Слишком солнечно, – сказал Нимсук. – Посмотри, как они резвятся. – Он показал на баранов, которые действительно были очень оживлены и даже шутливо дрались, чего они не делали почти никогда.

– Только не позволяй им убивать друг друга, – сказал Бинабик. – Наслаждайся отдыхом. – Он нагнулся и шепнул что-то в ухо Кантаке. Волчица поскакала вперед по снегу, а тролль крепко держался за ее загривок.

Ситки действительно проверяла плоскодонки. Бинабик слез с Кантаки, и волчица, энергично отряхнувшись, побежала к окраине леса. Бинабик с улыбкой смотрел на свою невесту. Она изучала лодки так серьезно, как человек из долины мог бы разглядывать веревки канукского моста через расщелину.

– Как придирчиво! – смеясь, упрекнул ее Бинабик. – Большинство наших людей уже переправились. – Он махнул рукой в сторону россыпи белых баранов и групп пастухов и охотниц, которые наслаждались короткой передышкой, перед тем как снова пуститься в путь.

– Я должна проследить, чтобы все переправились в безопасности. – Ситки обернулась и раскрыла ему объятия. Некоторое время они молча стояли лицо к лицу. – Это путешествие по воде. Одно дело, когда несколько человек отправляются порыбачить на Озере голубой глины, – сказала она наконец, – и совсем другое, когда мне доверены жизни всех моих людей и баранов.

– Им страшно повезло, что ты так заботишься о них, – уже серьезно сказал Бинабик. – Но забудь о лодках хоть ненадолго.

Она крепко обняла его:

– Забыла.

Бинабик поднял голову и взглянул на долину. Во многих местах снег растаял и появились пучки желто-зеленой травы.

– Бараны будут есть, пока не заболеют, – сказал он. – Они не привыкли к такому изобилию.

– А разве снег уходит? – спросила она. – Раньше ты говорил, что обычно в это время года здешние земли зелены.

– Не всегда. Но зима распространилась далеко на юг, хотя сейчас мне и кажется, что она начинает отступать. – Тролль посмотрел на небо. Небольшие облака ничего не могли сделать с ярким по-весеннему солнцем. – Не знаю, что и думать. Я не могу поверить, что тот, кто заставил зиму продвинуться так далеко, сдался с такой легкостью. Я не знаю. – Он отпустил талию Ситки и стукнул себя кулаком в грудь. – Я пришел извиниться за то, что мы так мало виделись в последнее время. Нужно было многое решить. Джулой и остальные долгие часы провели над книгой Моргенса, пытаясь разыскать ответы, до сих пор не найденные нами. Кроме того, мы изучали свитки Укекука, а это не могло обойтись без моего участия.

Ситки взяла его руку и прижала ее к своей щеке, задержав там на некоторое время.

– Тебе не о чем тревожиться. Я знаю, что ты делаешь… – Она кивнула в сторону подпрыгивающих на волнах лодок. – Так же, как ты знаешь, что должна делать я. – Она опустила глаза. – Я видела, как ты говорил на совете низоземцев. Я не понимала большинства слов, но они выслушали тебя с уважением, Бинбиниквегабеник, – торжественно закончила она. – Я гордилась тобой, муж мой. Я только мечтала, чтобы мои отец и мать могли видеть тебя так же, как вижу я.

Бинабик фыркнул, хотя и выглядел польщенным.

– Я не думаю, что уважение утку многого бы стоило в глазах твоих родителей, но, во всяком случае, спасибо. Низоземцы и тебя высоко ценят – и всех наших людей, после того как увидели их в бою. – Его круглое лицо стало серьезным. – И это еще одна вещь, о которой я хотел поговорить с тобой. Ты как-то сказала мне, что собираешься возвращаться в Йиканук. Скоро?

– Я еще не решила, – ответила она. – Я знаю, что нужна отцу и матери, но здесь мы тоже можем кое-что сделать. Низоземцы и тролли в общей битве, – может быть, в будущем это даст нашему народу большую безопасность.

– Хитроумная Ситки, – улыбнулся Бинабик. – Но битва может оказаться слишком свирепой для нашего народа. Ты никогда не видела сражения за замок – того, что низоземцы называют осадой. В таком деле мы можем принести немало пользы, но множество опасностей будет подстерегать нас. А Джошуа и его людям предстоят по меньшей мере две-три битвы такого рода.

Она торжественно кивнула:

– Я знаю. Но есть и более важная причина, Бинабик. Мне было бы очень трудно снова расстаться с тобой.

Он посмотрел в сторону.

– Мне тоже было нелегко, когда Укекук взял меня с собой на юг, – но оба мы знаем, что есть обязанности, заставляющие нас делать то, чего нам делать не хотелось бы. – Бинабик взял ее под руку. – Пойдем пройдемся немного – у нас будет мало времени, чтобы быть вместе в грядущие дни.

Они повернулись и пошли назад, к основанию горы, избегая встреч с ожидающими лодок людьми.

– Как жаль, что все эти неприятности отдаляют нашу свадьбу, – сказал он.

– Все это только слова. В ту ночь, когда я пришла, чтобы освободить тебя, мы поженились, даже если бы нам никогда больше не пришлось увидеть друг друга.

Бинабик ссутулился.

– Я знаю. Но слова должны быть сказаны. Ты дочь Охотницы.

– Мы живем в разных шатрах, – улыбнулась Ситки. – Никто не подумает о нас ничего дурного.

– А я не возражаю против того, чтобы делить палатку с юным Саймоном, – парировал Бинабик. – Но предпочел бы тебя в качестве компаньона.

– У нас есть свои радости. – Она сжала его руку. – А что ты будешь делать, когда все это кончится, дорогой мой? – Она старалась, чтобы голос ее был спокойным, словно не было никаких сомнений, что это будущее когда-нибудь наступит.

Из-за деревьев появилась Кантака и побежала перед ними.

– Что ты хочешь сказать? Мы с тобой вернемся в Минтахок, или, если ты будешь уже там, я приду к тебе.

– Но что будет с Саймоном?

Бинабик замедлил шаг и принялся сбивать посохом снег с нижних веток. Здесь, в глубокой тени Скалы прощания, далекий шум уходивших поселенцев был почти не слышен.

– Я не знаю. Я связан с ним обязательствами, но придет день, когда они уже не смогут быть выполненными. После этого… – Он пожал плечами, выставив вперед ладони, – жест, характерный для троллей. – Я не знаю, что я для него, Ситки, – не брат, не отец, конечно уж…

– Друг? – мягко предположила она. Кантака тыкалась носом в ее ладонь. Девушка почесала морду волчицы, гладя челюсти, которые могли в секунду раскусить ее руку. Кантака довольно урчала.

– Да, конечно. Он хороший мальчик, нет, я думаю, он уже хороший мужчина, и я видел, как он взрослел.

– Пусть Кинкипа на снегу благополучно проведет нас через все это, – мрачно сказала она. – Пусть Саймон счастливо доживет до старости, мы с тобой будем любить друг друга и растить детей, а наш народ сохранит горы своим домом. Я не боюсь больше низоземцев, Бинабик, но все же чувствую себя гораздо лучше среди людей, которых понимаю.

Он обернулся и притянул ее поближе к себе.

– Да исполнит Кинкипа все, чего ты просишь. И не забудь, – сказал он, накрывая ее руку, лежащую на шее волчицы, своей, – мы должны просить Снежную Деву и о Кантаке. – Он улыбнулся. – Давай пройдем еще немножко. На склоне горы есть уютное тихое место – много дней нам не придется видеть ничего подобного.

– Но лодки, Поющий Человек, – подтрунивала она. – Мне надо еще раз посмотреть на них.

– Ты каждую осмотрела по десять раз, – сказал он. – Тролли запросто переплывут это озеро, если будет такая необходимость. Пойдем.

Она обняла его, и они пошли вперед, склонившись друг к другу. Серой тенью за ними трусила волчица.

– Да ну тебя, Саймон, мне же больно. – Джеремия отскочил в сторону, посасывая раненые пальцы. – То, что ты теперь рыцарь, вовсе не значит, что нужно ломать людям руки!

Саймон выпрямился.

– Я просто пытаюсь показать тебе, чему меня научил Слудиг. Мне нужна практика. Не будь ребенком!

Джеремия недовольно посмотрел на него:

– Я не младенец, Саймон, а ты не Слудиг. Я даже не думаю, что ты делаешь это правильно.

Саймон несколько раз глубоко вздохнул, справляясь с раздражением. Не вина Джеремии, что он не может найти покоя. За несколько последних дней он ни словечком не перемолвился с Мириамелью, и, несмотря на то что процесс снятия с лагеря был громоздким и суетливым, все равно казалось, что никаких существенных дел у него нет.

– Прости. Глупо было говорить так. – Он поднял учебный меч, сделанный из обломков баррикады. – Дай только я покажу тебе вот это, когда ты поворачиваешь клинок… – Он коснулся деревянного оружия Джеремии. – Вот так… так!

Джеремия вздохнул:

– Лучше бы ты просто пошел и поговорил с принцессой. Нечего срывать на мне злость, Саймон. – Он поднял меч. – Ну что ж, давай, если ты так хочешь.

Они бились, сильно замахиваясь и делая ложные выпады, а мечи их громко стучали. Некоторые из пасущихся поблизости овец подняли головы, чтобы проверить, не бараны ли дерутся. Когда выяснилось, что это просто игра двуногих ягнят, успокоенные животные вернулись к своей траве.

– Почему ты так сказал про принцессу? – тяжело дыша, спросил Саймон.

– Что? – Джеремия пытался увильнуть от длинных рук своего соперника. – А чего ты ждал? Ты же увиваешься вокруг нее с тех пор, как они вернулись.

– Ничего подобного.

Джеремия отступил назад и опустил меч.

– Ах вот как? Значит, это был какой-то другой неуклюжий рыжеволосый идиот.

Саймон смущенно улыбнулся:

– Так легко угадать? Да?

– Узирис Искупитель, а чего тут трудного? Всякий на твоем месте вел бы себя так же. Она, конечно, хорошенькая и кажется довольно доброй.

– Она… больше чем это. А почему тогда ты сам не страдаешь по ней?

Джеремия обиженно посмотрел на него:

– Заметит она меня, как же, хоть я мертвый упади к ее ногам! – Он издевательски ухмыльнулся. – Она и на тебя-то не очень смотрит.

– Это не смешно, – мрачно сказал Саймон.

Джеремия сжалился:

– Извини, Саймон. Я уверен, что быть влюбленным – это просто ужасно. Сломай еще пару моих пальцев, если тебе от этого будет легче.

– Может, и будет. – Саймон тряхнул головой и снова поднял клинок. – А теперь, Джеремия, будь ты проклят, попробуй сделать это правильно.

– Только сделайте кого-нибудь рыцарем, – пропыхтел Джеремия, отбивая очередной сильный удар. – И жизнь его друзей будет навсегда испорчена!

Шум боя возобновился: треск деревянных клинков, громкий и неровный, как стук огромного пьяного дятла.

Тяжело дыша, они сидели на мокрой траве, по очереди прикладываясь к меху с водой. Саймон развязал ворот рубашки, чтобы ветер охладил разгоряченную кожу. Скоро ему станет холодно, но пока что воздух казался просто замечательным. На траву упала тень, и удивленные друзья подняли глаза.

– Сир Камарис! – Саймон пытался вскочить, а Джеремия впал в некое подобие столбняка и застыл с широко раскрытыми глазами.

– Хей! Сядь, молодой человек. – Старик махнул рукой, вынуждая Саймона не менять положения. – Я просто наблюдал, как вы работаете мечами.

– У нас это неважно получается, – честно сказал Саймон.

– Не стану с тобой спорить.

Саймон слабо надеялся, что Камарис будет возражать.

– Слудиг учил меня, чему мог, – сказал он, стараясь говорить как можно более почтительно. – Но у нас не было времени.

– Слудиг. Это вассал Изгримнура. – Он внимательно посмотрел на Саймона. – А ты парнишка из замка, верно? Тот, которого Джошуа сделал рыцарем? – Саймон впервые заметил в речи старика легкий акцент. Наббанайская округлая раскатистость все еще слышалась в его величественных фразах.

– Да, сир Камарис. Меня зовут Саймон. А это Джеремия, мой друг и оруженосец.

Старик кинул взгляд на Джеремию и быстро кивнул, прежде чем снова обратиться к Саймону.

– Времена изменились, – медленно проговорил он. – И изменились не к лучшему, как мне кажется.

Саймон немного подождал объяснений.

– Что вы хотите сказать, сир? – спросил он.

Старик вздохнул:

– В этом нет твоей вины, юноша. Я знаю, что монархам иногда приходится посвящать в рыцари прямо на поле боя, и я не сомневаюсь, что деяния твои благородны, – я слышал, что ты оказал неоценимую помощь в поисках моего клинка Тёрна, – но рыцарь – это нечто большее, чем простое прикосновение мечом. Это высокое призвание, Саймон… высокое призвание.

– Сир Деорнот начал учить меня тому, что мне следовало знать, – сказал Саймон. – Перед ночью бдения он рассказал мне о Каноне Рыцарства.

Камарис сел, поразительно легкий и быстрый для человека его возраста.

– Даже если так, юноша, даже если так. Знаешь ли ты, как долго я состоял на службе у Гавенаксиса Кливинского из Хонзы как паж и оруженосец?

– Нет, сир.

– Двенадцать лет. И каждый день, юный Саймон, каждый божий день был уроком для меня. Понадобилось два долгих года только для того, чтобы научиться ухаживать за лошадьми Гавенаксиса. У тебя ведь есть лошадь, правда?

– Да, сир. – Саймон чувствовал себя неловко, но в то же время он был просто очарован. Величайший в истории мира рыцарь учил его правилам рыцарства! Каждый молодой аристократ от Риммергарда до Наббана отдал бы левую руку, чтобы оказаться на месте Саймона. – Ее зовут Домой.

Камарис бросил на него острый взгляд, как будто не одобрил этого имени, но продолжал как ни в чем не бывало:

– Тогда ты должен научиться заботиться о ней надлежащим образом. Она больше, чем друг, Саймон. Это такая же часть тебя, как ноги или руки. Рыцарь, который не доверяет своей лошади и не знает ее так же хорошо, как знает самого себя, который не чистил и не чинил тысячу раз каждый кусочек ее сбруи, – не принесет пользы ни себе, ни Богу.

– Я пытаюсь, сир Камарис, но приходится учиться так многому!

– Конечно, сейчас война, – продолжал рыцарь, – так что позволительно игнорировать некоторые из наименее важных искусств – охоту с луком, охоту с ястребом и тому подобное. – Казалось, впрочем, что ему эта мысль не очень нравится. – Я даже могу допустить, что правила субординации не так важны, как в другое время, кроме тех случаев, когда это касается военной дисциплины; тем не менее сражаться тоже легче, если знаешь свое место в мудром Господнем распорядке. Неудивительно, что эта битва с людьми короля напоминала уличную драку. – Выражение суровой сосредоточенности на лице рыцаря внезапно смягчилось. Его глаза посветлели. – Впрочем, я утомляю вас, не так ли? – Он скривил губы. – Я словно бы проспал сорок лет, и, кроме того, я просто старый человек и это не мой мир.

– О нет, – честно сказал Саймон. – Вы не утомляете меня, сир Камарис, ничего подобного! – Он посмотрел на Джеремию в поисках поддержки, но друг его только выкатил глаза и не сказал ни слова. – Прошу вас, расскажите мне все, что может помочь стать настоящим рыцарем!

– Ты просишь из жалости? – холодно спросил величайший рыцарь эйдонитского мира.

– Нет, сир. – Саймон рассмеялся про себя и на мгновение испугался, что в любой момент может разразиться испуганным хихиканьем. – Простите, но спросить, не утомляете ли вы меня… – Он не мог найти подходящих слов, чтобы объяснить всю нелепость этой мысли. – Вы герой, сир Камарис, – выговорил он в конце концов, – герой!