Текст книги "Память, Скорбь и Тёрн"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 200 страниц)

– Побаливает, ваше высочество.

– Удар был сильный, – сказал Джошуа, кивнув.

Джулой подняла голову и бегло взглянула на Деорнота. Она уже обследовала кровавую рану на голове в том месте, где его ударило суком, и провозгласила ее несерьезной.

– Деорнот – моя правая рука, – сообщил ей Джошуа. – Ему нужно все это выслушать на случай, если что-то произойдет со мной.

Джулой пожала плечами:

– Ничто из того, что я собираюсь сказать, не является секретом. Нам нечего скрывать друг от друга. – Она на минутку отвлеклась, чтобы взглянуть на Лилит. Ребенок тихо сидел на коленях Воршевы, но глаза девочки были сосредоточены на чем-то невидимом, и никакие слова или ласки Воршевы не могли привлечь ее внимания.

– Куда ты собираешься идти, принц Джошуа? – спросила Джулой наконец. – Ты избежал мщенья норнов, по крайней мере на время. Куда ты пойдешь?

Принц нахмурился.

– Я не задумывался ни о чем, кроме спасения. Я думаю, если это, – он указал на лесную поляну, – место, где мы можем спастись от демонов, как ты говоришь, нам следует здесь и остаться.

Колдунья покачала головой.

– Конечно, мы должны здесь остаться, пока все не поправятся настолько, чтобы продолжить путь. А потом?

– Я пока не знаю. – Джошуа посмотрел на Деорнота, как будто ожидая от него предложений. – Мой брат сейчас победитель, царящий над всеми землями Великого королевского анклава. Я не знаю, кто осмелится укрыть меня от гнева Элиаса. – Он хлопнул искалеченной рукой по сжатой в кулак другой. – У нас не осталось никаких шансов. Мы проиграли.

– Я ведь задала не праздный вопрос, – сказала Джулой, садясь поудобнее. На ней были мужские сапоги, заметил Деорнот, и здорово поношенные к тому же. – Позволь мне поговорить о важном, и ты лучше оценишь свои возможности. Во-первых, до падения Наглимунда ты зачем-то послал поисковую партию, не так ли?

Джошуа прищурился:

– Откуда ты это знаешь?

Джулой нетерпеливо потрясла головой:

– Я сказала при встрече, что знаю Моргенса и Бинабика из Йиканука. Я также знала Ярнаугу из Танголдира. Мы беседовали с ним, пока он жил в твоем замке, и он мне многое рассказал.

– Бедняга Ярнауга, – сказал Джошуа. – Он смело встретил смерть.

– Многие мудрые умерли: немного их осталось, – ответила она ему. – Отвага – удел не только солдат и рыцарей. Но раз круг мудрецов сужается с каждой утратой, для нас стало необходимым обмениваться знаниями не только между собой, но и с другими. Поэтому Ярнауга сообщил мне обо всем, что он делал с того момента, как добрался до Наглимунда из своего северного дома. А! – Она выпрямилась. – Это мне о чем-то напомнило. Отец Стренгьярд! – позвала она громко.

Священник поднял голову, не уверенный, что зовут именно его. Она позвала его жестом. Он отошел от Сангфугола и приблизился к ним.

– Ярнауга очень высоко ценил вас, – сказала Джулой. Улыбка пробежала по ее лицу. – Он вам что-нибудь дал, прежде чем уйти?

Стренгьярд кивнул и вытащил из-под рясы блестящий медальон.

– Вот, – произнес он тихо.

– Я так и думала. Ну, мы с вами поговорим об этом позже, но как член Ордена Манускрипта вы непременно должны участвовать в нашем совещании.

– Член… – Стренгьярд изумился. – Я? Ордена?

Джулой снова улыбнулась.

– Конечно. Зная Ярнаугу, я уверена, что он сделал тщательный выбор. Но, как я сказала, мы об этом поговорим позже, ты и я. – Она снова повернулась к принцу и Деорноту. – Как видите, я знаю о поисках Великих мечей. Я не знаю, преуспели ли Бинабик и другое в поисках клинка Камариса, но я могу вам точно сказать, что день или два назад и тролль, и юный Саймон были живы.

– Хвала Эйдону, – вырвалось у Джошуа, – это хорошее известие! Хорошие новости как раз в то время, когда нам их так не хватает. У меня на сердце с самого их ухода было неспокойно. Где они?

– Я полагаю, что они в Йикануке среди троллей. Трудно объяснить вкратце, поэтому я вам скажу только вот что: мой контакт с Саймоном был недолгим, и мы не смогли ничего обсудить. Мне также нужно было им передать важное поручение.

– В чем оно состояло? – спросил Деорнот. Хоть он и был рад появлению колдуньи, его раздражало, что она отняла инициативу у Джошуа. Это было глупо и отдавало высокомерием, но он так хотел, чтобы принц показал себя тем руководителем, которым несомненно мог быть.

– Сообщение, которое я передала Саймону, я передам и вам, – сказала Джулой, – но сначала мы должны поговорить о другом. – Она повернулась к Стренгьярду. – Что вы выяснили про другие два меча?

Священник прокашлялся.

– Ну, – начал он, – мы… нам хорошо известно, где находится Скорбь. Его носит король Элиас как дар Короля Бурь, если верно то, что рассказывают, и он с ним не расстается. Тёрн, мы полагаем, находится где-то на севере, и если тролль и другие живы, есть надежда, что они его найдут. Последний, Миннеяр, который когда-то принадлежал королю Фингилу… Боже мой! Конечно, все это вам известно… Так Миннеяр, кажется, так и не покинул пределов Хейхолта. Итак, два… два…

– Два меча в руках моего брата, – закончил Джошуа, – а третий разыскивают в непроходимых местах тролль и юноша. – Он беспокойно улыбнулся, покачав головой. – Как я уже сказал, игра проиграна.

Джулой хлестнула его яростным взглядом своих желтых глаз:

– Но это игра, где сдаться – не значит найти выход; игра, в которой мы должны пользоваться теми картами, которые вытянули. Ставки действительно очень высоки.

Принц выпрямился и жестом не дал Деорноту сделать резкого замечания:

– Твои слова сказаны к месту, валада Джулой. Это наша единственная игра, и мы не смеем проиграть. Итак, что еще ты хочешь нам сказать?

– Вы многое уже знаете или можете догадаться. Эрнистир на севере пал, король Ллут мертв, а люди его ушли в горы. Предательство отдало Наббан во власть союзнику Элиаса Бенигарису. Скали из Кальдскрика правит Риммергардом вместо Изримнура. Наглимунд разрушен, и в нем, как привидения, бродят норны. – Рассказывая, она чертила карту в пыли своим посохом. – Альдхортский лес свободен, но это не то место, где можно собраться, чтобы оказать совместное сопротивление. Может быть, он мог бы стать последним прибежищем, если все остальные возможности будут исчерпаны.

– А что это сейчас, если не последнее прибежище? – спросил Джошуа. – Вот все мое королевство, все здесь, как ты видишь, Джулой. Мы можем скрываться, но не можем бросить вызов Элиасу. Нас так мало, а у него в союзниках сам Король Бурь.

– Ну вот мы и подошли к тому, что я приберегала на конец, – сказала Джулой, – к тому, что еще более странно, чем людские войны. – Ее смуглые руки быстро двигались, снова чертя на земле. – Почему мы в безопасности в этой части леса? Потому что он во владении ситхи, а норны не смеют нападать на них. Этот хрупкий мир веками существовал, разделенный между двумя народами. Даже бездушный Король Бурь, думаю, не спешит бросить вызов оставшимся ситхи.

– Это два рода? – спросил Деорнот удивленно.

Джулой направила на него свой грозный взгляд.

– Ты не слушал, что говорил тебе в Наглимунде Ярнауга?! – возмутилась она. – Какой смысл мудрецам отдавать свои жизни, если те, ради кого они это делают, даже не слышат их?

– Ярнауга говорил нам, что Инелуки, Король Бурь, был когда-то принцем ситхи, – поспешно сказал Стренгьярд, взмахивая руками, как бы стараясь разогнать нависшую враждебность. – Мы это знаем.

– Норны и ситхи были одной семьей на протяжении веков, – сказала Джулой. – Когда их пути разошлись, они поделили между собой Светлый Ард и обещали без разрешения не переступать границ.

– Нам-то, простым смертным, что за дело до этого? – спросил Деорнот.

Джулой взмахнула рукой.

– Мы здесь в безопасности, потому что норны не осмеливаются преступать эту границу. Кроме того, существует сила, даже в эти жалкие времена, которая заставляет их считаться с собой. – Она пристально посмотрела на Деорнота. – Ты это почувствовал, не так ли? Но проблема в том, что нас десять или одиннадцать и нам не справиться. Мы должны найти безопасное от норнов место, такое место, где все, кто недоволен правлением твоего брата Элиаса, могли бы соединиться с нами. Если король Элиас ужесточит свое правление в Светлом Арде, если Хейхолт станет неприступной крепостью, тогда нам ни за что не освободить Великий меч из его рук и не найти тот, который, как мы полагаем, тоже находится там. Мы не только боремся с колдовством, но ведем борьбу позиционную, борьбу за место.

– О чем ты говоришь? – спросил Джошуа, пристально глядя в лицо колдуньи.

Джулой указала на карту.

– Вот там, к востоку от леса, лежат луга тритингов. Там, где когда-то располагался город Энки э-Шаосай, на границе леса и лугов есть место, где норны и ситхи расстались навсегда. Это место называется Сесуадра – Скала прощания.

– И… там мы будем в безопасности? – спросил обрадованный Стренгьярд.

– На какое-то время, – ответила Джулой. – Это место обладает собственной силой и на время спасет нас от Короля Бурь и его подручных. Нам важно выиграть время – нам нужно время, чтобы собрать всех, кто готов сражаться против короля Элиаса, время, чтобы собрать рассеянных повсюду наших сторонников. Но самое главное – нам нужно время, чтобы разрешить загадку трех Великих мечей и найти способы отвести угрозу Короля Бурь.

Джошуа разглядывал рисунки в пыли.

– Это начало, – заявил он, наконец. – На фоне всего этого отчаяния это огонек надежды.

– Вот почему я и пришла к вам, – сказала колдунья. – И вот почему я велела юному Саймону прийти туда, когда он сможет, и привести всех, кто с ним пойдет.

Отец Стренгьярд виновато прокашлялся:

– Боюсь, что я не совсем понял, валада Джулой. Как вы говорили с Саймоном? Если он далеко на севере, вы не могли бы прибыть сюда вовремя. Вы воспользовались птичьей почтой, как это часто делал Ярнауга?

Она покачала головой:

– Нет. Я говорила с ним через девочку, через Лилит. Это трудно объяснить, но она помогла мне стать сильнее, так что я смогла дотянуться до Йиканука и велела Саймону идти к Скале прощания. – Она начала стирать карту носком сапога. – Не стоит оставлять свидетельство того, куда мы направляемся.

– И ты можешь так дотянуться до любого места? – спросил Джошуа с интересом.

Джулой покачала головой:

– Я встречалась с Саймоном и прикасалась к нему. Он был в моем доме. Не думаю, чтобы я могла говорить с кем-нибудь, кого до этого не знала.

– Но моя племянница Мириамель бывала у тебя дома, так, во всяком случае, мне говорили, – сказал принц возбужденно. – Я страшно о ней беспокоюсь. Ты не смогла бы найти ее и поговорить с ней?

– Я уже пробовала. – Колдунья поднялась и снова посмотрела на Лилит. Девочка бесцельно бродила по краю поляны, ее бледные губы двигались в безмолвной песне. – Что-то или кто-то был рядом с Мириамелью, и это препятствовало общению – какая-то стена… у меня было мало сил и времени, поэтому я больше не пыталась.

– Ты попробуешь еще? – попросил Джошуа.

– Может быть, – сказала она, снова повернувшись к нему. – Но мне нужно осторожно расходовать свою силу. Нам предстоит огромная борьба. – Она повернулась к отцу Стренгьярду. – Теперь, отец мой, пойдемте со мной. Нам нужно кое о чем поговорить. Вам было поручено дело, которое может обернуться очень тяжким бременем.

– Я знаю, – сказал Стренгьярд тихо. Они вдвоем отошли, оставив Джошуа в глубоком раздумье. Деорнот понаблюдал за принцем некоторое время, потом пошел к своему плащу.

Таузер, который лежал рядом, метался и бормотал – его мучили кошмары.

– Белые лица… руки… ко мне тянутся руки… руки… – Скрюченные пальцы старика хватали воздух. На миг пение птиц смолкло.

– …Итак, – закончил Джошуа, – есть луч надежды. Если валада Джулой считает, что там мы найдем убежище…

– …И нанесем удар королю, – рявкнул Изорн, грозно нахмурившись.

– …Да, и попытаемся возобновить борьбу, – продолжал Джошуа, – тогда мы так и должны поступить. Нам все равно некуда идти. Когда мы сможем идти, мы покинем лес и перейдем Верхние Тритинги, направляясь на восток к Скале прощания.

Воршева, бледная от злости, открыла рот, как будто желая что-то сказать, но заговорила герцогиня Гутрун.

– Зачем нам вообще покидать лес, принц Джошуа? Зачем проделывать такой долгий путь, чтобы обнаружить себя на равнине?

Джулой, сидевшая рядом с принцем, кивнула.

– Вы задаете хороший вопрос. Одна из причин – та, что мы сможем идти по равнине вдвое быстрее, а время дорого. Мы должны покинуть лес, потому что запрет, который не допускает сюда норнов, нам не на пользу. Это земли ситхи. Мы пришли сюда, потому что спасали свои жизни, но оставаясь здесь долго, мы привлечем к себе внимание. Ситхи не любят смертных.

– А норны разве не станут нас преследовать?

– Я знаю места в лесу, которые укроют нас, пока мы не дойдем до лугов за лесом, – отвечала колдунья. – Что касается Верхних Тритингов, не думаю, чтобы норны настолько обнаглели, чтобы средь бела дня перейти на равнины. Хоть они и бессмертны, но их гораздо меньше, чем людей. Король Бурь живет в ожидании веками, думаю, у него есть терпение попридержать свою полную силу в тайне от смертных еще немного. Нет, похоже, что нам следует бояться сейчас армии Элиаса и тритингов. – Она повернулась к Джошуа. – Ты, возможно, знаешь это лучше меня: тритинги сейчас служат Элиасу?

Принц покачал головой:

– Они непредсказуемы. На тех землях много кланов, и трудно разобраться в их преданности даже собственным танам. Кроме того, если мы не будем сильно отдаляться от леса, мы можем вообще не встретить ни души. Территория их обширна.

Когда он закончил, Воршева встала и удалилась, исчезнув за купой берез. Джошуа проследил за ней взглядом, затем постоял, слушая, как Джулой отвечает на вопросы о Сесуадре.

Воршева прислонилась к стволу березы, со злостью сдирая похожую на бумагу бересту. Джошуа довольно долго стоял, наблюдая за ней. Ее платье превратилось в лохмотья, оборванные до самых колен. Ее нижняя юбка была тоже разорвана на повязки. Как и все они, она была грязна, в густых черных волосах полно сучков и травинок, руки и ноги покрыты царапинами, рана на руке перетянута грязной окровавленной тряпкой.

– Почему ты сердишься? – спросил он. Голос его был мягок.

Воршева резко обернулась, глаза ее были широко раскрыты.

– Я сержусь? Отчего? Ты дурак!

– Ты меня избегаешь с того самого мгновения, как мы покинули Наглимунд, – сказал Джошуа, подойдя поближе. – Когда я ложусь рядом, ты ведешь себя как священник, почуявший грех. Разве так ведут себя влюбленные?

Воршева занесла руку, готовая дать ему пощечину, но он оказался слишком далеко.

– Влюбленные? – она задохнулась, произнеся это слово так, как будто ей было от него тяжело и больно. – Кто ты такой, чтобы говорить со мной о любви? Я ради тебя отказалась от всего, а ты так говоришь со мной. – Она провела рукой по лицу, оставив на нем грязную полосу.

– Все эти жизни в моих руках, – промолвил принц медленно. – И на моей совести. Мужчины, женщины, дети – сотни погибших в развалинах Наглимунда. Возможно, я держался на расстоянии с момента падения замка, но это оттого, что мысли мои были мрачны, меня преследовали души умерших.

– С момента падения замка, говоришь? – прошипела она. – С этого момента ты обращался со мной как с уличной девкой. Ты со мной не разговариваешь. Ты обращаешься к кому угодно, только не ко мне. А по ночам ты приходишь ласкать меня! Ты что, купил меня на базаре, как покупают лошадь? Я пошла за тобой, чтобы быть свободной и любить тебя. Ты никогда не обращался со мной по-хорошему. Теперь ты тащишь меня обратно, чтобы выставить мой стыд напоказ! – Она залилась злыми слезами и быстро ушла за дерево, так чтобы принц не видел ее лица.

Джошуа был озадачен:

– Что ты говоришь? Кому показать твой стыд?

– Моим соплеменникам, дурень! – воскликнула Воршева. Ее голос отдался эхом по лесу. – Моим соплеменникам!

– Тритингам… – протянул Джошуа. – Ну конечно.

Она вышла из-за дерева, как злой дух, глаза ее сверкали.

– Я туда не пойду! Бери свое крошечное королевство и иди, куда хочешь, но я так позорно в свою родную землю не вернусь, такой… я не вернусь! – Она гневно указала на свое рубище.

Джошуа кисло усмехнулся:

– Это глупо. Посмотри на меня, сына великого короля Престера Джона! Я похож на чучело! Ну и что? Я вообще сомневаюсь, что мы кого-то из твоих увидим. Да если бы и увидели, так что? Твоя гордыня заставит тебя лучше умереть в лесу, чем показаться в лохмотьях каким-то возницам на дорогах?

– Да! – воскликнула она. – Да! Ты считаешь меня полной дурой! Ты прав! Я ради тебя бросила свой дом и земли своих отцов! А теперь ты предлагаешь мне вернуться туда побитой собакой? Я лучше тысячу раз умру, чем переживу такой позор! У меня уже и так ничего не осталось, так ты еще хочешь видеть, как я ползаю на коленях? – Она рухнула на колени. – Так вот, я тебя умоляю, не ходи в Верхние Тритинги. Или, если все же пойдешь, оставь мне пищи на некоторое время, и я пройду к этому месту лесом.

– Это полное безумие, – возмутился Джошуа. – Ты разве не слышала, что сказала Джулой? Если ситхи не поймают тебя как незаконно перешедшую границу, тебя схватят норны и сделают что-нибудь похуже.

– Тогда убей меня. – Она потянулась за Найдлом, висящим на поясе Джошуа. – Я умру, но не пойду к тритингам.

Джошуа поймал ее за запястье и заставил выпрямиться. Она извивалась в его руках, пиная его ноги своими, обутыми в сильно поношенные и замызганные туфельки.

– Ты ведешь себя, как ребенок, – сказал он сердито и отклонился от ее удара. – Ребенок с коготками.

Он развернул ее спиной к себе и, толкая вперед, повел к поваленному дереву. Он сел и притянул ее к себе на колени, крепко обхватив.

– Если будешь вести себя как капризное дитя, я так и буду с тобой обращаться, – объявил он сквозь стиснутые зубы, уклоняясь от ее попыток стукнуть его головой.

– Я тебя ненавижу! – задыхалась она.

– В это мгновение я тебя тоже ненавижу, – сказал он, крепче сжимая объятия. – Но это пройдет.

Наконец она перестала извиваться и обмякла, измученная борьбой.

– Ты сильнее меня, – простонала она, – но и тебе иногда нужен сон. Тогда я убью тебя и себя.

Джошуа тоже тяжело дышал: Воршева была не из слабых.

– Нас слишком мало осталось, чтобы убивать друг друга. А если понадобится, я здесь так с тобой и просижу, пока не настанет пора отправляться. Мы все пойдем к Сесуадре, и все ее достигнем, насколько это в моей власти.

Воршева снова попыталась вырваться, но быстро сдалась, почувствовав, что Джошуа не ослабил хватки. Она немного посидела неподвижно, дыханье ее замедлилось, дрожь в руках и ногах прекратилась.

Тени становились длиннее. Одинокая цикада, чувствуя приближение вечера, застрекотала.

– Если бы ты только любил меня, – сказала она наконец, глядя на темнеющий лес, – не было бы нужды убивать кого-либо.

– Я устал от разговоров, леди, – ответил принц.

Принцесса Мириамель и двое священнослужителей, ее сопровождавших, оставили Прибрежную дорогу и свернули поздним утром в долину Комеис, которая служила воротами в Наббан. Пока они продвигались по зигзагообразной дороге, бегущей по склону горы, Мириамель обнаружила, что ей трудно смотреть под ноги лошади. Прошло много времени с тех пор, как она впервые увидела Наббан и родной город своей матери, и желание поглазеть вокруг было чрезвычайно велико. Здесь фермерские земли начинали уступать место расширяющимся предместьям некогда величественного города. Долина в этих местах была усеяна поселками и городками, даже на крутых холмах Коммерии были разбросаны беленые каменные домики, подобно зубам выступавшие над поверхностью холмов.

Дымки бесчисленных очагов вились ввысь со дна долины, и над ней, как покрывало, парило сероватое облако. Обычно, насколько знала Мириамель, морской ветер уносил все облачка с синего неба, но сегодня не было ни ветерка.

– Так много народу, – поражалась она. – А в самом городе еще больше.

– В сущности, это не показатель важности города, – заметил отец Диниван. – Эрчестер почти в пять раз меньше, но Хейхолт – столица, известная во всем мире. А слава Наббана осталась в прошлом, конечно, это не относится к Матери Церкви. Наббан сейчас ее город.

– Замечательно, не правда ли, что те, кто казнил Господа нашего Узириса, теперь прижимают Его к груди своей? – промолвил Кадрах, ехавший несколько впереди. – У человека всегда оказывается больше друзей после смерти.

– Не понимаю тебя, Кадрах, – сказал Диниван, причем его симпатичное лицо посерьезнело. – В твоем замечании больше горечи, чем прозрения.

– Да? – спросил Кадрах. – Я просто говорил о том, как полезны герои, которые уже не могут постоять за себя. – Он нахмурился. – Да простит меня Господь, как бы я хотел выпить. – Он отвернулся от вопросительного взгляда Динивана и не продолжил разговора.

Струйки дыма что-то напомнили Мириамели.

– Сколько этих огненных танцоров, которых мы видели в Гранисе? Они есть в каждом городе?

Диниван отрицательно покачал головой.

– Думаю, по несколько человек приходят из разных городов, объединяются и вместе переезжают с места на место, проповедуя свое страшное учение. Пугает не их число, а то, что они сеют отчаяние, как чуму. Кроме тех, кто присоединяется к ним в разных местах, есть десятки таких, что уносят в сердце своем сомнение в Господе.

– Люди верят в то, что видят, – заметил Кадрах, устремив пристальный взор на Динивана. – Они слышат послание Короля Бурь и видят, на что он способен вдохновить. Они ждут, что Господь покарает еретиков. Но Бог ничего не делает.

– Это ложь, Падреик, – возмутился Диниван. – Или Кадрах, если хочешь. Все зависит от выбора. Бог дает каждому возможность выбрать. Он не заставляет себя любить.

Монах фыркнул, но продолжал смотреть на священнослужителя:

– Этого-то он как раз не делает.

У Мириамели было какое-то странное чувство, что Кадрах молит Динивана о чем-то, как будто пытаясь показать секретарю Ликтора что-то, чего тот не замечает.

– Господь хочет… – начал священник.

– Но если Господь не упрашивает, не заставляет и не отвечает на вызов Короля Бурь или кого-то еще, – перебил Кадрах голосом, хриплым от подавляемых эмоций, – почему, почему вы удивляетесь, когда люди считают, что Бога нет или что Он беспомощен?

Отец Диниван пристально посмотрел на него какое-то мгновение, затем сердито тряхнул головой.

– Для этого и существует Мать Церковь. Распространять слово Божие, а люди уж сами решат.

– Люди верят в то, что видят, – грустно повторил Кадрах, затем снова погрузился в молчание, пока они медленно двигались вниз в долину.

К середине следующего дня они добрались до запруженной народом Анитульянской дороги. Потоки людей шли по ней в обоих направлениях, лавируя меж телег, которые катили с рынка или на рынок. Мириамель и ее спутники привлекали мало внимания. К закату они проделали долгий путь по долине.

Вечером они остановились в Беллидане, одном из десятков городков, которые так разрослись вдоль дороги, что почти невозможно было сказать, где заканчивается один и начинается другой. Они переночевали в небольшом монастыре, где ликторский перстень и высокий сан Динивана сделали их центром внимания. Мириамель рано ускользнула в отведенную ей келью, не желая выдать своего истинного лица. Диниван объяснил монахам, что его спутник нездоров, а затем принес ей вполне приличную еду, состоявшую из перлового супа и хлеба. Когда она задула свечу и приготовилась заснуть, перед ее глазами снова возник образ огнетанцовщицы, этой женщины в белом, которая вспыхнула, как факел, но здесь, за стенами монастыря, видение не было таким уж страшным. Это было просто еще одно неприятное событие в мире, исполненном неприятностей.

К вечеру следующего дня они достигли места, где Анитульянская дорога пошла вверх, через горные перевалы к самому Наббану. Они обогнали десятки паломников и купцов, устало сидевших вдоль дороги и обмахивавшихся широкополыми шляпами. Некоторые просто остановились отдохнуть, а иные оказались отчаявшимися торговцами, упрямые ослики которых отказывались тащить в гору перегруженные товаром тележки.

– Если мы остановимся до наступления темноты, мы можем переночевать в одном из горных городишек. Тогда нам останется совсем немного до столицы. Но есть причины, по которым мне бы не хотелось растягивать наш путь более, чем необходимо. Если мы продолжим путь после заката, мы доедем до Санкеллана Эйдонитиса к полуночи.

Мириамель оглянулась назад, потом посмотрела вперед на бесконечно вьющуюся горную дорогу.

– Я бы не прочь остановиться, – сказала она. – Я очень устала.

Диниван выглядел обеспокоенным.

– Понимаю. Я меньше вас, принцесса, привык ездить верхом, и зад мой болит нестерпимо. – Он покраснел и рассмеялся. – Прошу прощения, леди. Но я чувствую, что чем быстрее мы приедем к Ликтору, тем лучше.

Мириамель взглянула на Кадраха, чтобы узнать его мнение, но монах был глубоко погружен в собственные мысли, покачиваясь на спине своей лошади.

– Ну, если вы считаете, что в этом есть какая-то необходимость, – промолвила она, – тогда можно ехать хоть всю ночь. Честно говоря, однако, я даже не знаю, что мне сказать Ликтору или что он мне может сказать такого, что не могло бы денек подождать.

– Многое меняется, Мириамель, – заметил Диниван, понизив голос, хотя дорога в этом месте была пустынна, лишь деревенская телега тащилась впереди. – В такие времена, как наше, когда все так непрочно и далеко не все опасности известны, упущенная возможность поспешить часто вызывает запоздалые сожаления. На это у меня хватает разуменья. С вашего разрешения, я последую этому принципу.

Они продолжили путь в сгущающихся сумерках и не остановились, когда звезды начали появляться над горами. Дорога вилась через перевалы вверх и вниз, пролегала между многочисленными поселками, и наконец они достигли предместий огромного города, огни которого затмевали свет звезд.

На улицах Наббана было полно народу, несмотря на полночный час. Жонглеры и танцоры выступали на улицах в свете мигающих фонарей, надеясь на подачки подвыпивших прохожих. Таверны с незашторенными в этот прохладный летний вечер окнами проливали свет и шум на мощеные улицы.

Мириамель устало покачивала головой. Они свернули с Анитульянской дороги на Фонтанную аллею, ведущую вверх на Санкелланский холм и увидели перед собой Санкеллан Эйдонитис. Его знаменитый шпиль казался тонкой золотой нитью в свете фонарей, но сотни его окон излучали теплый желтый свет.

– Всегда кто-нибудь бодрствует в Божьем доме, – тихо промолвил Диниван.

Когда они поднимались по узким улочкам, направляясь к главной площади, Мириамель видела маячившие на западе бледные изломанные силуэты башен Санкеллана Магистревиса прямо над Санкелланом Эйдонитисом. Герцогский замок высился на скалистом уступе на самой крайней точке Наббана, как когда-то сам Наббан возвышался над землями людей.

Два Санкеллана: один, чтобы править телом, другой – духом. Да, Санкеллан Магистревис уже пал под напором отцеубийцы Бенигариса, но Ликтор – благочестивый человек, к тому же хороший, говорит Диниван, а он не дурак. Так хоть здесь есть еще надежда.

Где-то во мраке ночного неба раздался крик чайки. Мириамель ощутила приступ сожаления. Если бы ее мать не вышла замуж за Элиаса, Мириамель могла бы вырасти здесь и жить в этом месте, над океаном. Здесь был бы ее дом. И сейчас она возвращалась бы в родные места.

Само прибытие ко дворцу Ликтора Мириамель из-за крайней усталости восприняла в смутном состоянии. Кто-то тепло приветствовал Динивана, казалось, у него много друзей; следующее, что ей запомнилось, – это теплая комната с мягкой постелью, куда ее провели. Она не потрудилась даже снять с себя ничего, кроме сапог, и забралась под одеяло прямо в своем плаще с капюшоном. Какие-то приглушенные голоса раздавались в коридоре за дверью, затем чуть позже она услышала звук Клавеанского колокола прямо над головой, он пробил так много раз, что она сбилась со счета.

Заснула она под звуки отдаленного пения.

Отец Диниван разбудил ее утром, принеся завтрак, состоявший из ягод, молока и хлеба. Она ела, сидя в постели, а священник зажег свечи и ходил взад-вперед по комнате, не имеющей окон.

– Его святейшество проснулся сегодня рано. Он покинул покои раньше, чем я пришел к нему, куда-то отправился. Он делает это часто, когда ему необходимо что-то обдумать. Просто уходит, прямо в ночном одеянии. Он никого с собой не берет, кроме меня, если я где-нибудь в пределах досягаемости. – Диниван улыбнулся. – Это почти такой же большой дворец, как Хейхолт. Ликтор может быть где угодно.

Мириамель промокнула рукавом молоко, капнувшее на подбородок.

– Он нас примет?

– Конечно, как только придет, я уверен. Хотел бы я знать, над чем он сейчас думает. Ранессин – человек глубокий, он глубок, как море, и часто трудно угадать, что скрывается под его спокойной поверхностью.

Мириамель передернулась, вспомнив о килпах в Эметтинском заливе. Она поставила чашку.

– Мне нужно быть в мужском платье?

– Что? – он опешил от ее вопроса. – Ах, для встречи с Ликтором, вы имеете в виду? Думаю, пока никому не следует знать, что вы здесь. Я очень хотел бы сказать вам, что полностью доверяю своим собратьям-священникам, наверное, так оно и есть, но я слишком долго прожил здесь, чтобы не знать, что языки могут подвести. Я принес вам одежду почище. – Он жестом указал на кипу одежды, лежащую на табурете возле таза с горячей водой. – Поэтому, если вы готовы и вкусили утренней пищи, мы можем отправляться.

Мириамель взглянула на одежду, затем снова на отца Динивана, лицо которого было рассеянно нахмурено.

– Не могли бы вы отвернуться, пока я переодеваюсь?

Отец Диниван недоумевающе посмотрел на нее, затем отчаянно покраснел, чем втайне развеселил Мириамель.

– Принцесса, простите! Как мог я быть так непочтителен? Пожалуйста, простите, я тотчас же выйду. Я за вами скоро приду. Тысяча извинений – это оттого, что мне приходится думать сразу обо всем сегодня утром. – Он попятился к двери и тщательно закрыл ее за собой.

Когда он вышел, Мириамель рассмеялась и встала с постели. Она стащила старую одежду через голову, вымылась, дрожа от холода. Скорее с интересом, чем с неудовольствием принцесса отметила, как загорели ее руки. Они стали похожи на руки матроса с баржи, подумала она удовлетворенно. Как бы ахнули ее камеристки, если бы увидели ее сейчас!

Вода была теплой, но в комнате было холодно, поэтому, закончив умывание, она поспешно натянула чистую одежду. Проведя рукой по коротким волосам, она подумала, не вымыть ли их тоже, но мысль о сквозняках в огромных коридорах остановила ее. Холод напомнил ей о юном Саймоне, который бродит где-то по снежному северу. Как-то, поддавшись мгновенному порыву, она отдала ему свой любимый синий шарф – жест, показавшийся ей таким жалким сейчас. Но ведь она сделала это от души: шарф, конечно, не спасет его от холода, но просто напомнит ему о том опасном приключении, которое они пережили вместе, и, может быть, придаст ему мужества.