355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тэд Уильямс » Память, Скорбь и Тёрн » Текст книги (страница 195)
Память, Скорбь и Тёрн
  • Текст добавлен: 27 апреля 2021, 16:32

Текст книги "Память, Скорбь и Тёрн"


Автор книги: Тэд Уильямс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 195 (всего у книги 200 страниц)

Он долго боролся на ступенях, пытаясь вновь обрести власть над собственными руками и ногами, – борьба, которую не видел никто, кроме этого холодного могучего разума. Саймон чувствовал его ледяное внимание, когда пот, выступивший на его коже, застывал и со звоном падал на ступеньки. Пар поднимался от его разгоряченного тела, и там, где тепло покидало Саймона, смертельный холод занимал его место. Холод овладел наконец Саймоном, наполнил его. Он двигал им, как деревянной куклой. Саймон дернулся и снова потащился вверх, безмолвно крича из тюрьмы собственного тела.

Он вышел из лестничного колодца на полную пара колокольню. Покрытые льдом стены мерцали и искрились. Штормовые тучи окружали высокие окна, свет и тень двигались медленно, словно тоже скованные холодом.

Мириамель и Бинабик стояли у двери, скорчившись, словно увязнувшие в смоле мухи. Его глаза расширились, когда он увидел их, и сердце его болезненно застучало, но он не мог ни окликнуть их, ни остановить свои ноги, несущие его вперед. Мириамель открыла рот и попыталась закричать. Слезы наполнили его глаза, и на мгновение ее бледное лицо приковало к себе его взгляд, как лампа, горящая в темной комнате, но то, что схватило его, было сильнее. Оно пронесло его мимо друзей, как речное течение, и подтащило к колоннам в центре колокольни. Под обросшими инеем колоколами ждали двое. Один из них стоял на коленях. Та часть Саймона, которая была связана со Сверкающим Гвоздем, танцевала и прыгала, но другая его часть наполнилась ужасом, когда Элиас повернулся к нему. Лицо короля было лицом мертвеца. Узорный серый меч в его руках лежал подле черного Тёрна, и там, где клинки соприкасались, было небытие, пустота, от которой становилось больно разуму Саймона.

Дрожа, Камарис повернулся к Саймону, его волосы и лоб были как бы напудрены льдом. В глазах старика застыло жалкое отчаяние.

– Моя вина… – прошептал он. Зубы его стучали. Прейратс наблюдал за появлением шатающегося Саймона. Потом священник кивнул, натянуто улыбаясь:

– Я знал, что ты где-то здесь, в башне, кухонный мальчик. Ты и последний меч.

Саймон чувствовал, что его притягивает все ближе к тому месту, где встретились Тёрн и Скорбь. Через Сверкающий Гвоздь, чья песня вибрировала в нем, он мог чувствовать также и музыку остальных двух мечей. Танцующий пульс жизни, который был во всех них, рос по мере того, как приближался момент их соединения. Саймон ощущал это как сужение быстрого течения реки, но также он чувствовал, что существует барьер, каким-то образом держащий клинки врозь. Хотя два из них соприкасались и только несколько локтей было между ними и третьим, они оставались такими же разделенными, как и раньше.

Но что теперь изменилось и что чувствовал Саймон в самых глубинах своего сознания, так это то, что великие перемены грядут. Некое огромное вселенское колесо лежало на своей оси, готовое повернуться, и, когда это случится, все барьеры рухнут. Мечи пели, ожидая.

Прежде чем он понял, что делает, Саймон шагнул вперед. Сверкающий Гвоздь соединился с двумя другими клинками. Ужасная волна от их контакта прошла не только через Саймона, но и через всю комнату. Черная пустота, в которой встретились мечи, углубилась. Это была черная дыра, в которую мог упасть и погибнуть весь существующий мир. Свет изменился: звездное сияние, сочащееся сквозь окна, углубилось, заливая комнату кровавым светом, и тут ужасный колокол прогремел в пятый раз.

Саймон задрожал и закричал, когда башня пошатнулась, и энергия мечей, все еще сдерживаемая, но сейчас готовая освободиться, прошла сквозь него. Сердце запнулось, помедлило и почти остановилось. Мир помутнел, потом постепенно вернулся обратно. Он безнадежно завяз в чем-то, что жгло, как огонь, и тянуло, как магнит. Он отчаянно пытался вырваться, но, сделав почти невероятное усилие, только покачнулся, пойманный рукоятью Сверкающего Гвоздя, как рыбка крючком. Эхо колокола угасло.

Даже сквозь музыку мечей Саймон мог чувствовать, как растет холодное присутствие, которое он ощутил еще на ступенях – огромное и тяжелое, как гора, холодное, как межзвездные пустоты. Теперь оно было ближе и в то же время парило за какой-то непостижимой стеной.

Элиас, которого, казалось, почти не трогала бьющая через край мощь мечей, пронзил его взглядом безумных зеленых глаз.

– Этого я не знаю, Прейратс, – пробормотал он, – хотя в нем есть что-то знакомое. Но это не имеет значения. Все условия соблюдены.

– Разумеется. – Священник прошел мимо, так близко, что край его рясы коснулся руки Саймона. Саймону хотелось взвизгнуть от отвращения и ярости, но ни звука не вырвалось из его губ: он был теперь всего лишь тем, что держало Сверкающий Гвоздь. Мечущийся дух меча, соединенного со своими братьями, безразличный к человеческому страданию и ненависти, ждал только того, что должно было вскоре произойти, нетерпеливо, как собака, ожидающая кормежки.

– Все условия соблюдены, – проскрежетал Прейратс, встав за плечом короля, – и теперь машина запущена. Скоро Утук’ку, старейшая, овладеет Прудом Трех Глубин. Тогда мы достроим Пятый Дом и все переменится. – Он посмотрел на Саймона, и глаза его блеснули. – Этот, которого вы не знаете, – кухонный щенок Моргенса, ваше величество. Это весьма удовлетворительно. Я видел, что ты сделал с Инчем, мальчик. Отличная работа. Ты избавил меня от утомительного труда.

Саймон почувствовал, как могущественная ярость закипает в нем. В красном свете казалось, что самодовольное лицо священника висит в воздухе. Мгновение Саймон не видел ничего другого. Он пытался пошевелить рукой, оторвать Сверкающий Гвоздь от его братьев и уничтожить убийцу, но был беспомощен. Пламя ярости не находило выхода и жгло его так, что Саймон боялся превратиться в пепел.

Башня снова покачнулась от страшного голоса колокола. Саймон увидел, как пол перед ним закачался. В ушах стучало, но бронзовые колокола в центре колокольни не шевельнулись. Вместо этого перед ним возникла призрачная фигура, похожая на длинный цилиндрический колокол. Пока он вибрировал, Саймон видел, как пламя застилает окна, а небо становится бесконечно черным.

Когда шум стих, Прейратс поднял руку:

– Она победила. Час настал.

Король опустил голову:

– Помоги мне Бог. Я долго ждал.

– Ваше ожидание окончено. – Священник перекрестил руки перед его лицом, потом опустил их. – Утук’ку захватила Пруд Трех Глубин. Мечи здесь и ждут только Слов Уничтожения, чтобы разъединить то, что связывает их. Тогда заключенная в них сила запоет свободно и принесет вам все, что вы заслужили.

– Бессмертие? – спросил Элиас доверчиво, как ребенок.

– Бессмертие. Вы будете жить, когда погаснут звезды. Вы искали вашу умершую жену, ваше величество, но нашли нечто куда более великое.

– Не надо… не надо говорить о ней.

– Радуйтесь, Элиас, вам не о чем печалиться! – Прейратс свел ладони, и за высокими окнами небо царапнула молния. – Вы боялись, что у вас не будет наследника, когда ваша непослушная дочь убежала. Но вы сами будете собственным наследником, вы никогда не умрете.

Элиас поднял голову, глаза его были закрыты, как будто он грелся в лучах теплого солнца. Губы короля дрожали.

– Никогда не умру, – сказал он.

– Вы обрели могущественных друзей, и в этот час они отплатят вам за все ваши страдания. – Прейратс отступил от короля и простер к потолку руки в красных рукавах: – Я заклинаю Первый Дом.

Огромный колокол зазвучал снова, гремя, как молот в божьей кузнице. Пламя пробежало по колокольне, прыгая по обледеневшим стенам.

– На Тистеборге, среди древних камней, – нараспев заговорил Прейратс, – ждет один из Красной Руки. Для своего господина и для вас он взывает к силе этого места и открывает трещину в промежуточные места. Он раскрывает первый из А-Джиней Асу’е и возводит Первый Дом.

Саймон чувствовал, как холодное, ужасное нечто становится сильнее.

Оно каким-то образом было повсюду вокруг Башни Зеленого ангела, словно охотящийся зверь, подбирающийся сквозь тьму к огоньку костра.

– В Вентмуте, – закричал Прейратс, – на скалах над бесконечным океаном, где некогда для путешественников с затерянного запада горел Хайефур, теперь построен Второй Дом. Слуга Короля Бурь там, и куда более сильное пламя поднимается к небесам.

– Не… надо… – Бинабик, сдерживаемый магией Прейратса, пытался оторваться от стены. Его голос, казалось, доносился с огромного расстояния. – Не… надо!..

Прейратс выбросил руку в его сторону, и тролль замолчал, беспомощно корчась.

Снова зазвонил колокол, и сила его, казалось, пульсировала и пульсировала, рождая бесконечное эхо. Саймон услышал доносящиеся снаружи голоса – крики боли и ужаса на языке ситхи. Красные огни сверкали на сосульках, свисавших со сводчатого потолка колокольни.

– Над Хасу Вейлом, у древнего Камня Плача, где некогда танцевали под звездами, которые давно потухли, старейшие перед старейшими, – построен Третий Дом. Слуга Короля Бурь возносит к небесам еще одно пламя.

Элиас внезапно сделал неверный шаг. Лезвие Скорби ушло вниз, когда король нагнулся, хотя все еще касалось двух других мечей.

– Прейратс! – захрипел Элиас. – Что-то… горит во мне…

– Отец! – раздался слабый голос Мириамели, лицо ее было искажено ужасом.

– Потому что час настал, ваше величество, – сказал алхимик. – Вы изменяетесь. Ваша прежняя сущность должна быть выжжена чистым пламенем. – Он указал на принцессу: – Смотрите, Элиас. Вы видите, что ваша слабость делает с вами? Видите, что вам может принести эта поддельная любовь? Она превратила бы вас в старика, хнычущего из-за лишнего куска еды и просыпающегося в мокрой постели.

Король выпрямился и повернулся спиной к Мириамели.

– Я не поддамся ей, – проскрежетал он. – Я… Я возьму… то, что было обещано.

Саймон видел, что священник улыбается, хотя его гладкий, как яйцо, лоб покрылся потом. Прейратс снова воздел руки. Саймон напрягся так, что жилы готовы были лопнуть, но не смог освободиться от власти скрещенных мечей.

– В крепости вашего брата, Элиас, там, где было самое сердце измены – в Наглимунде, мы построили Четвертый Дом!

Саймон снова увидел незнакомое черное небо в оконной раме. Внизу Хейхолт превратился в лес грациозных белых башен, объятых пламенем. Это видение не исчезло. Хейхолт пропал, вместо него возник… Асу’а? Саймон слышал вопли ситхи и рев огня.

– И теперь Пятый Дом! – выкрикнул Прейратс. Звон призрачного колокола на этот раз вернул Саймону грозовые облака и кружащийся снег. Высокие голоса ситхи сменились далекими приглушенными криками смертных.

– В Пруду Трех Глубин Утук’ку открывает путь последним слугам Короля Бурь, и под нами создан Пятый и последний Дом! – Прейратс распростер руки ладонями вниз, и вся башня содрогнулась.

Что-то прошло по Сверкающему Гвоздю и руке Саймона к его сердцу и мыслям, словно всасывая их в себя. Напротив него Камарис обнажил зубы в гримасе боли, Тёрн дрожал в его руке.

Фонтан ледяного синего света вырвался из пола колокольни, с ревом и треском проходя сквозь тьму, образовавшуюся там, где соприкасались мечи. Ослабленный и искаженный, он продолжал подниматься мимо лица Саймона и забрызгал сверкающий потолок голубыми искрами. Саймон чувствовал, как судорога сводит его тело, когда чудовищные потоки энергии потекли вокруг него и сквозь него. В его крошащихся мыслях мечи ликующе вибрировали. Их духи были освобождены. Он пытался открыть рот и закричать, но челюсти его были сведены, зубы скрипели. Сверкающее синее пламя слепило глаза.

– И теперь Три Великих Меча нашли свой путь к этому месту под Звездой завоевателя. Скорбь, защитник Асу’а, кара живущих; Тёрн, Звездный Клинок, знамя погибающей империи; Сверкающий Гвоздь, последнее железо затерянного запада.

Когда Прейратс называл имена мечей, огромный колокол звонил. Башня и все вокруг нее, казалось, качались и сдвигались с каждым ударом. Изящные башни и пламя уступали место приземистым, покрытым снегом крышам Хейхолта и снова появлялись со следующим звоном.

Сжатый ужасными силами, Саймон чувствовал, что горит изнутри. Он ненавидел. Горящие облака ярости поднимались внутри него – ненависть за то, что его обманули, за смерть его друзей, за ужасающее опустошение, учиненное Прейратсом и Элиасом. Он хотел бы взмахнуть мечом и сокрушить все вокруг, убить наконец тех, кто сделал его таким несчастным. Он не мог закричать – не мог даже пошевелиться, – а только беспомощно корчился.

Ярость, не имея выхода, казалось, уходила через руку, держащую меч. Сверкающий Гвоздь превратился в размытое пятно, что-то не совсем настоящее, как будто часть его исчезла. Тёрн был всего лишь темной полосой в руках Камариса. Глаза старика закатились.

Саймон почувствовал, как его чудовищная ярость и отчаяние вырвались наружу. Тьма, в которой сходились мечи, расширилась – бесконечная пустота, ворота в Небытие, – и ненависть Саймона вылилась туда. Пустота начала ползти по Скорби к Элиасу.

– Мы подчинили себе великий страх! – Прейратс встал за спиной короля, который теперь казался таким же загнанным и беспомощным, как двое остальных носителей мечей. Священник широко раскинул руки, так что на мгновение показалось, что они принадлежат Элиасу. – Все страны объяты страхом. Моря кипят от килп. Ганты наводнили улицы южных городов. Твари из легенд бродят по снегам Севера. Страх везде! По всей земле брат идет на брата. Чума, голод и бич войны превращают людей в разъяренных демонов. Вся сила страха и ярости принадлежит нам. Она протянута сквозь узор Пяти Домов. – Внезапно Прейратс засмеялся: – Вы все такие жалкие умы! И ужасы ваши жалкие! Вы боялись увидеть поражение ваших армий? Вы увидите, как само Время повернет вспять.

Король Элиас дергался и корчился, по мере того как тьма ползла вверх по лезвию, но, казалось, был не в силах выпустить Скорбь.

– Боже, помоги мне, Прейратс! – Судорога прошла через него, судорога такой силы, что король рухнул на пол. Ночная тьма пустоты коснулась его рук. – Аааах! Боже, помоги мне! Я сгораю! Моя душа в огне!

– Но ведь вы же не думали, что это будет просто? – Прейратс ухмылялся. Пот катился по его лбу. – Будет еще хуже, глупец.

– Я не хочу бессмертия! – кричал Элиас. – Ах, Боже, Боже, Боже! Освободи меня! Я сгораю! – Голос его исказился, словно какое-то непостижимое существо вторглось в его грудь и легкие.

– Ваши желания не имеют значения, – выплюнул Прейратс. – Вы получите ваше бессмертие, но оно может оказаться не тем, на что вы рассчитывали.

Элиас корчился. Теперь он кричал без слов.

Прейратс вытянул руки к рукояти Скорби, так что они оказались в нескольких дюймах от пальцев Элиаса.

– Настал час Слов Уничтожения, – сказал он. Колокол загрохотал, и Башню Зеленого ангела снова окружила трагическая красота горящего Асу’а. Звезды в этом черном небе были холодными и крошечными, как снежинки. Башня, казалось, содрогалась, как агонизирующее живое существо.

– Я приготовил Путь, – воскликнул Прейратс. – Я построил Судно. Теперь на этом месте пусть Время повернет вспять! Катись через века назад к тому мгновению, перед которым Инелуки был изгнан в царство позади смерти! Когда я произнесу Слова Уничтожения, пусть он вернется! Пусть он вернется!

Он начал громовое песнопение на языке грубом, как разбивающийся камень и трескающийся лед. Тьма распростерлась над Элиасом, и король полностью исчез, как будто его протолкнули сквозь стену реальности. Потом он, казалось, поглотил тьму, а может быть, она вплыла в него. Тогда король появился снова, бьющийся и бессвязно кричащий.

Элисия, Мать Милости! Они победили! Они победили! Голова Саймона, казалось, была наполнена пламенем и штормовыми ветрами, но сердце его превратилось в черный лед.

Еще раз пробил колокол, и на этот раз сам воздух комнаты, казалось, стал твердым и стеклянным, искривляя взгляд Саймона, точно он смотрел через зеркальный туннель. Не было ни верха, ни низа. Звезды были размазаны по небу, превратившись в тонкие белые ниточки, перепуганные, как ходы червей в дерне.

По мере того как жизнь обжигающими волнами уходила из него и из Сверкающего Гвоздя, он чувствовал, что мир выворачивается наизнанку. В колокольне стало темно. Искривленные тени неясно вырисовывались и двигались по ледяной комнате, потом стены, казалось, раскрылись и пропали. Тьма вплыла со всех сторон, принеся с собой еще более глубокий, абсолютный, замораживающий холод.

Агонизирующие вопли Элиаса стихли. Слышно было только его хриплое дыхание. Теперь Саймон видел только его и Прейратса. Руки священника вспыхивали желтым светом; его лицо тоже светилось. Все тепло мира текло прочь.

Король начал изменяться. Силуэт Элиаса согнулся, чудовищно вырастая, хотя искаженная фигура короля все еще была каким-то образом видна в самом центре тьмы.

Смертоносный холод был и внутри Саймона тоже, проникая туда, где пламя его ярости сожгло всякую надежду. Его жизнь высасывали из него, как костный мозг из косточки.

Холодное, холодное существо, ожидавшее так долго, приближалось.

– Да, ты будешь жить вечно, Элиас, – проговорил Прейратс. – Но это будет тень, переселившаяся в твое тело, тень, уменьшенная ярким пламенем Инелуки. Видишь ли, несмотря даже на то, что колесо времени повернулось назад и все двери открыты для Инелуки, его дух должен иметь земной дом.

Звуки бури снаружи стихли или перестали проникать сквозь покрывало странных сил, накрывших колокольню. Фонтан синего света, бьющий из Пруда, сузился в безмолвный поток, который исчез во тьме соединения мечей и больше не появился. Когда Прейратс замолчал, в темной комнате смолкли все звуки, кроме быстрого, грубого дыхания короля. Алое пламя загорелось в глубине глаз Элиаса, потом его голова качнулась назад, словно ему перекусили шею, струя красного пара потекла из его рта.

Саймон в ужасе смотрел на это. Через мечи он мог чувствовать, что путь был открыт, как и сказал Прейратс. Что-то слишком ужасное, чтобы существовать, пробивало путь в мир. Тело короля корчилось, как детская игрушка, которую дергают за веревочки. Тлеющий свет рвался из него, как будто сама ткань его тела расползалась на части, обнажая горящее существо под ней.

Где-то кричала Мириамель; ее потерянный голос, казалось, доносился из другого конца вселенной. Колокольня исчезла. Вокруг под странными углами, будто отраженные в кривом зеркале, стояли иглы башен Асу’а. Они горели, как горело тело короля, и крошились, как крошилось само Время.

Пять веков скользили прочь, в замерзшую черную пустоту. Ничего не останется, кроме пепла, камня и всепобеждающего триумфа Инелуки.

– Приди к нам, Король Бурь! – закричал Прейратс. – Я проложил Путь! Слова Уничтожения освободили силу Мечей, и Время поворачивает вспять. История уничтожена! Мы напишем ее заново!

Элиас корчился и, корчась, рос, словно то, что наполняло его, было слишком велико для любой смертной формы и растягивало его так, что он готов был взорваться. На лбу его появилось нечто похожее на рога, глаза казались озерами расплавленного алого. Контуры его фигуры колебались.

Руки короля разошлись: одна все еще сжимала ускользающее пятно пустоты, которое прежде было Скорбью, другая вытянулась, растопырив черные, как обгоревшие сучья, пальцы. Между ними, как тлеющий уголь, горело красное сияние.

Существо остановилось, мерцая и переливаясь. Оно казалось ослабевшим и утомленным, как бабочка, только что появившаяся из кокона. Прейратс сделал шаг назад и отвернулся.

– Я… я сделал то, что вы просили, о Великий. – Его самодовольная улыбка исчезла. Священник с готовностью открыл дверь, но то, что вошло в нее, потрясло даже его. Прейратс сделал глубокий вдох и, по-видимому, нашел самую суть силы. Его лицо снова стало дерзким. – Час настал – но это не твой час. Он мой. Как мог я подумать, что тот, кто ненавидит все живое, будет выполнять договор? Я знал, что, как только ты перестанешь нуждаться во мне, твои обещания станут ночным ветром. – Он развел руки в широких рукавах. – Может быть, я смертный – но не дурак! Ты дал мне Слово Перемены, думая, что эта игрушка приведет меня в долгое восхищение и я буду исполнять твои приказания. Но я учился. Эти Слова станут твоей клеткой, и ты будешь моим слугой. Весь мир склонится перед тобой – но ты будешь кланяться мне!

Колеблющееся существо в центре комнаты заклубилось, как бурый дым, но его черное текучее сердце оставалось неизменным. Прейратс начал громко петь, и в том, что он пел, слова можно было узнать только благодаря промежуткам между звуками. Алхимик, казалось, менялся, кружась в красноватой темноте, туманом окутавшей короля; он извивался, как змея; потом стал широкой, кольцеобразной тенью, страшной веревкой тьмы, вившейся около того места, где стоял король – или то, что теперь поглотило его. Мир, казалось, изогнулся внутрь, искажая эти две фигуры, пока в центре колокольни не остались только пульсирующие пламя, пар и тьма.

Все мироздание, казалось, рушилось в это мгновение в этом месте.

Саймон чувствовал, как его собственный ужас вырывается наружу сквозь его руки и через Сверкающий Гвоздь прямо в середину этого сгустка тьмы.

Тьма на этот раз выпятилась. Маленькие арки молний сверкали в комнате. Где-то снаружи, Саймон знал это, горел Асу’а пятивековой давности. Его обитатели умирали от рук давно погибшей армии Фингила. А что со всеми остальными? Неужели все, что знал Саймон, исчезло, захваченное кружащимся колесом времени?

Молния прыгала по комнате, что-то пульсировало в центре – буря огня и грозовые тучи, внезапно раскрывавшиеся и наполнявшие комнату ослепительным светом. Прейратс, чья настоящая форма восстановилась, пошатываясь, пятился от бьющегося сияния, которое быстро снова обратилось во тьму. На мгновение священник торжествующе воздел руки над головой, потом качнулся и рухнул на колени. Неуловимо напоминающая человека фигура сгустилась в темноте и поднялась над ним; алый намек на лицо трепетал над уродливой головой алхимика.

Прейратс дрожал и рыдал:

– Прости меня! Прости мое невежество, мою глупость, о, пожалуйста, господин, прости меня! – Он полз к страшному огненному существу, ударяясь лбом о почти невидимый пол. – Я по-прежнему смогу оказывать вам огромные услуги. Вспомните, что вы обещали мне, повелитель, – что если я хорошо послужу вам, то стану первым среди смертных!

Существо снова взялось за изменяющуюся Скорбь, но другая его почерневшая рука коснулась алхимика. Пальцы обхватили его гладкую вспотевшую голову. Голос более могущественный, чем колокол, обрывистый и смертоносный, как шипение ледяного ветра, процарапал тьму. Несмотря на все происшедшее до этого, при этом звуке глаза Саймона наполнились слезами страха.

– ДА. ТЫ БУДЕШЬ ПЕРВЫМ.

Струи пара поднялись из-под пальцев короля. Прейратс завизжал и выбросил вверх руки, хватаясь за страшные почерневшие пальцы, но король не шевелился, и священник не мог высвободиться. Ручейки пламени побежали по рясе алхимика. Лицо короля над ним было смутным сгустком тьмы, но глаза и разорванный рот горели алым. Подобный крик не мог бы вырваться из человеческого горла. Струи пара скрыли его, но Саймон видел бьющиеся руки, превращающиеся в нечто напоминающее ветки дерева. После долгих минут ужаса священник упал на пол грудой костей, корчась, как горящий сверчок. Судорожные движения замедлились, потом прекратились. Существо, которое когда-то было Элиасом, упало головой вниз. Теперь не было видно ничего, кроме тьмы, но Саймон чувствовал, как оно пьет потоки энергии, бегущие через Сверкающий Гвоздь, Тёрн и Скорбь, восстанавливая силы, чтобы снова обрести власть над украденным им телом. Прейратс, очевидно, каким-то образом повредил его, но Саймон понимал, что спустя мгновения он восстановит свою мощь. Он ощутил трепет надежды и попытался отпустить рукоять меча, но она была такой же частью его, как рука. Выхода не было.

Словно почувствовав его попытку освободиться, черное существо посмотрело вверх, на него, и, хотя сердце Саймона споткнулось и чуть не остановилось, он мог почувствовать его непримиримость. Оно сокрушило само Время, чтобы вернуться. Даже священнику, какими бы силами он ни владел, не было позволено снова закрыть эту дверь – так какие шансы могли быть у Саймона?

В это мгновение ужаса Саймон внезапно ощутил удар крови дракона, которая когда-то сожгла его плоть и изменила его. Он смотрел на изменчивую черную фигуру, которая была Элиасом, разрушенную скорлупу и ее огненного хозяина и чувствовал ответную боль там, где черная сущность дракона оставила ему шрам. Сквозь пульсирующий несвет, который двигался между Сверкающим Гвоздем и Скорбью, Саймон чувствовал не только всепоглощающую ненависть Короля Бурь, но также и безумное одиночество Инелуки.

Он любил свой народ, думал Саймон. Он отдал за него жизнь, но не умер.

Беспомощно глядя, как это существо снова набирает силу, Саймон вспомнил видение, которое показывала ему Лилит: Инелуки возле Великого Пруда. Такое невыносимое горе было на этом лице, и еще там была решимость, зеркально отражавшая лицо Эльстана, когда тот сидел и ждал ужасного червя, который, как он знал, убьет его. Они были в чем-то похожи, Инелуки и Эльстан, они делали то, что должно быть сделано, хотя ценой этому была сама жизнь. И Саймон был такой же.

Скорбь. Его мысли трепетали и умирали, как мошки в пламени, но эту он не отпускал. Инелуки назвал свой меч Скорбь. Зачем она показала мне это?

Что-то шевелилось рядом. Бинабик и Мириамель, освобожденные смертью Прейратса, шатаясь, сделали несколько шагов вперед. Мириамель упала на колени; Бинабик подошел немного ближе, низко опустив голову, как будто в лицо ему дул сильный ветер.

– Ты уничтожишь этот мир, – выдохнул тролль. Рот его широко раскрывался, но слова казались тихими, как шелест бархатных крыльев. – Ты утеривал свое место, Инелуки. Здесь не будет ничего для твоего управления. Тебе здесь нет места!

Сгусток тьмы повернулся посмотреть на него, потом поднял мерцающую руку. Саймон, видя страх Бинабика перед уничтожающим прикосновением, почувствовал, как его страх и ненависть снова возрастают. Он сражался с этим приливом ярости, сам не зная почему.

Ненависть сохраняла его живым в темных местах. Пять веков гореть во тьме! Ненависть – это все, что у него есть. И я тоже ненавидел. Я чувствовал, как он. Мы одинаковые.

Саймон пытался сохранить перед собой образ страдающего лица живого Инелуки. Это была правда, скрытая этим ужасным горящим существом. Ни одно создание во всем мироздании не заслуживало того, что случилось с Королем Бурь.

– Мне жаль, – прошептал он лицу в своей памяти. – Ты не должен был так страдать.

Волна энергии от Сверкающего Гвоздя внезапно уменьшилась. Существо, державшее Скорбь, повернулось к нему, и волны ужаса снова нахлынули на Саймона. Сердце его разрывалось.

– Нет, – простонал он и стал нащупывать внутри себя опору, чтобы стоять и жить. – Я буду… бояться тебя… но я… не буду тебя ненавидеть.

Наступил миг неподвижности, показавшийся Саймону годами. Потом сир Камарис медленно поднялся с колен и, покачиваясь, встал. В его руках Тёрн все еще пульсировал тьмой, но Саймон чувствовал, что течение его сил слабеет, как будто то, что чувствовал он сам, каким-то образом через точку соприкосновения мечей достигло и Камариса.

– Прощен… – выговорил старый рыцарь. – Да. Пусть все будет…

Что-то заколебалось в центре тьмы, которая была Королем Бурь. Алый свет уменьшился, потом погас. Пылающий красный туман просочился наружу, клубясь, как пчелиный рой. Из центра теней, окутанное дымом, возникло, мерцая, бледное видение короля Элиаса. Лицо его было искажено болью, клочья дыма вились в его волосах. Пламя металось по его накидке и рубашке.

– Отец! – Все существо Мириамели, казалось, вылилось в этом крике.

Король обратил на нее взгляд.

– Ах, Боже, Мириамель, – выдохнул он. Голос короля был не вполне человеческим. – Он ждал этого слишком долго. Он не отпустит меня. Я был глупцом, а теперь… пришла пора… отдавать долги… Прости… Дочь. – Он содрогнулся; на мгновение его глаза загорелись красным. – Он слишком силен… Его ненависть слишком сильна… Он… меня… не… отпустит…

Голова его начала падать. Во рту загорелся алый свет.

Мириамель закричала без слов и подняла руки. Саймон скорее почувствовал, чем увидел, как что-то со свистом пронеслось мимо него.

Оперенное белое древко торчало из груди Элиаса.

На секунду глаза короля снова стали глазами человека и его взгляд встретился со взглядом Мириамели. Потом лицо его исказилось, рев, громче любого грома, вырвался из раскрытого рта короля, и Элиас опрокинулся назад, в темноту. Рев превратился в громкий, разносящийся эхом вопль, которому, казалось, не будет конца.

На короткий миг Саймон ощутил невозможно холодное нечто, царапающееся там, где кровь дракона вошла в него, чтобы найти убежище в нем, поскольку прежний приют был потерян. Голод этого существа был всепоглощающим и безнадежным.

Нет. Тебе нет здесь места. Мысль Саймона эхом повторяла слова Бинабика.

Цепляющееся существо упало с беззвучным воплем.

Языки пламени поднимались вверх там, где стоял король. Ужасная холодная тьма была в их центре, но, пока Саймон в страхе следил за этим, она начала распадаться на мечущиеся тени. Мир снова накренился, и башня содрогнулась. Сверкающий Гвоздь пульсировал в его руке, потом растворился в черном вихре. И вот уже в руке Саймона была только пыль. Он поднес к лицу дрожащую руку, чтобы получше разглядеть сыпучий порошок, потом остановился, потрясенный.

Он снова мог двигаться!

Кусок камня с потолка над головой упал около него, осыпав брызгами осколков. Саймон сделал неуверенный шаг. Колокольня была охвачена пламенем, как будто горели сами камни. Один из почерневших колоколов вывалился из связки под потолком и рухнул на пол, пробив дыру в каменных плитах. Смутные фигуры метались вокруг него, их движения были искажены стенами пламени.

Чей-то голос звал его по имени, но он стоял в самом центре огненного хаоса и не знал, куда повернуть. Вихрящееся небо появилось в неровном отверстии над его головой, когда упал еще один камень. Что-то ударило его.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю