Текст книги "Память, Скорбь и Тёрн"
Автор книги: Тэд Уильямс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 167 (всего у книги 200 страниц)
– Не думаю, что ее стоит привязывать к чему бы то ни было, – ответила ситхи. – Но, Воршева, нет ничего зазорного в том, чтобы лежать, когда тебе больно.
Воршева неохотно откинулась на подушки и позволила Гутрун укрыть себя одеялом.
– Я ничуть не ослабела. – В слабом свете, сочившемся из узкого высокого окна, она выглядела очень бледной.
– Никто этого не говорит. Но жизни – твоя и ребенка – драгоценны, – мягко сказала Адиту. – Когда почувствуешь себя здоровой и сильной, можешь делать все, что захочешь. Но если тебе больно и тяжело, ложись и позволь герцогине Гутрун или мне помогать тебе. – Она встала и сделала несколько шагов к двери.
– Ты уже уходишь? – с тревогой спросила Воршева. – Останься и поговори со мной немного. Скажи мне, что делается снаружи? Мы с Гутрун весь день не выходили из этой комнаты. Даже монахи не разговаривают с нами. Я думаю, они ненавидят женщин.
Адиту улыбнулась:
– Очень хорошо. Все остальные дела могут подождать, раз мне сделали такое замечательное предложение. – Ситхи снова уселась на кровать, поджав под себя ноги. – Герцогиня Гутрун, если вы хотите размять ноги, я могу посидеть с Воршевой подольше.
Гутрун спокойно улыбнулась.
– Я именно там, где мне следует быть. – Она вернулась к своему шитью.
Воршева отпустила руку герцогини и сжала пальцы Адиту.
– Расскажи мне, что ты видела сегодня? Ты была у Лилит?
Ситхи кивнула, ее серебристые волосы рассыпались по плечам.
– Да. Она сейчас здесь, через несколько комнат отсюда, но никаких перемен нет. Ей становится все хуже. Я смешала настой целебных трав с той каплей воды, которую ей удалось проглотить, но этого, боюсь, недостаточно. Что-то по-прежнему связывает ее дух с телом – на вид она просто уснула, – но я не знаю, сколько еще выдержит эта связь. – В загадочных глазах Адиту, казалось, мелькнула тревога. – Мы только еще раз убедились, как осиротил нас уход Джулой. Лесная женщина наверняка нашла бы какое-нибудь средство, чтобы вернуть дух Лилит на землю.
– Я не уверена, – сказала вдруг Гутрун, не поднимая глаз. – Этот ребенок меньше чем наполовину здесь, мне это известно лучше, чем кому-либо другому. Что случилось с ней в лесу, когда она бежала вместе с Мириамелью, знают только те собаки да всемилостивый Узирис. Во всяком случае, это унесло часть ее. – Она помолчала. – И это не твоя вина, Адиту. Больше для нее никто не мог бы сделать, я в этом не сомневаюсь.
Адиту взглянула на Гутрун, но в спокойном голосе герцогини не было иронии.
– А это печально, – все, что сказала ситхи.
– Печально, да, – кивнула Гутрун. – Желания Бога часто огорчают Его детей. Я думаю, иногда мы просто не в силах постичь Его замыслы. – Она вздохнула. – После того, что выстрадала маленькая Лилит, Он, конечно, найдет способ утешить и ободрить ее.
– Надеюсь, что это так, – осторожно сказала Адиту.
– Расскажи еще что-нибудь. – Воршева сменила тему. – К несчастью, ты не сказала мне ничего нового о Лилит. Лучше бы мы начали с других новостей.
– Их не так уж много. Отряды наббанайского герцога еще немного отступили, но скоро они остановятся и еще раз дадут бой. Джошуа пытается установить перемирие, чтобы начать переговоры.
– А будут эти наббанайцы говорить с нами?
Адиту пожала плечами:
– Иногда я сомневаюсь, что в состоянии понять поступки даже тех смертных, которых хорошо знаю. Что же говорить о совершенно незнакомых мне людях? Я понятия не имею, что им может прийти в голову. Но предводитель наббанайцев, как мне кажется, брат правящего герцога, так что вряд ли ему понравится хоть что-нибудь из того, что может сказать твой муж.
Лицо Воршевы внезапно исказилось. Она задохнулась, но быстро восстановила дыхание и успокоила взволновавшуюся Адиту.
– Нет, все в порядке. Это была просто схватка. – Она глубоко вздохнула. – А Джошуа? Как он?
Ситхи испытующе посмотрела на Гутрун. Герцогиня с выражением комической беспомощности на лице подняла брови.
– Он же был здесь утром, Воршева, – сказала она. – Он не сражался.
– С ним действительно все в порядке, – добавила Адиту. – Он передавал тебе привет.
– Привет? – Воршева села. – Это все, что может сказать мне этот человек, мой муж?
– О Элисия, Матерь Божья! – простонала Гутрун. – Ты же отлично знаешь, как он беспокоится о тебе. Не злись.
Женщина-тритинг легла обратно, черные волосы блестящим покрывалом рассыпались по подушке.
– Это потому, что мне не дают ничего делать. Завтра я буду сильнее. Завтра я пойду туда, откуда смогу видеть битву.
– Только если утащишь меня в такую даль, – отрезала Гутрун. – Посмотри на нее, Адиту. Утром она не могла даже стоять, такие ужасные были боли. Она свалилась бы прямо на каменный пол, если бы я ее не подхватила.
– Если у нее хватит сил, прогулка, безусловно, пойдет ей на пользу, – сказала Адиту. – Только осторожно и не очень далеко. – Она помолчала, задумчиво глядя на Воршеву. – А ты уверена, что тебе не вредно смотреть на битву?
– Ха! – Возмущению Воршевы не было предела. – Ты же говоришь, что твой народ редко рожает детей. Откуда ты тогда так хорошо знаешь, что может быть вредно мне?
– Дети действительно рождаются у нас не часто, и поэтому мы относимся к их появлению намного серьезнее, – с сожалением улыбнулась Адиту. – Я была бы счастлива когда-нибудь родить ребенка. Это большая честь для меня – быть рядом с тобой, когда ты носишь своего. – Она нагнулась и откинула одеяло. – Дай мне послушать.
– Так ведь ты скажешь, что ребеночек слишком слаб, чтобы идти завтра на прогулку, – пожаловалась Воршева, но не стала сопротивляться, когда Адиту приложила золотую щеку к ее туго округлившемуся животу.
Адиту, словно засыпая, прикрыла глаза. Некоторое время ее тонкое лицо оставалось спокойным и расслабленным. Потом глаза ситхи широко раскрылись, сверкнув, как расплавленный янтарь.
– Венига с’анх! – воскликнула она, на мгновение подняв голову, после чего снова прижалась ухом к животу Воршевы.
– Что? – Гутрун вскочила с кресла, уронив на пол шитье. – Ребенок! Ребенок… с ним что-то не так?
– Скажи мне, Адиту – Воршева лежала по-прежнему спокойно, но голос ее сломался. – Не жалей меня.
Ситхи засмеялась.
– Ты сошла с ума? – крикнула Гутрун. – Что это значит?
Адиту села.
– Простите. Вы, смертные, не устаете удивлять и восхищать меня. А мой народ считает себя счастливым, когда рожается горстка детей в столетие!
– О чем ты говоришь? – рявкнула Гутрун.
Воршева выглядела слишком испуганной, для того чтобы задавать еще какие-то вопросы.
– Я говорю о смертных и о великом даре, который вы не можете оценить. – Она снова засмеялась, но уже тише. – Я слышу два сердца.
Герцогиня вытаращила глаза:
– Что?
– Два сердца, – четко повторила Адиту. – Два человека растут внутри Воршевы.
4БЕССОННЫЕ ВО ТЬМЕ
Разочарование Саймона отдавало такой же глубокой и глухой пустотой, как могила, в которой они стояли.
– Его нет, – прошептал он. – Сверкающего Гвоздя здесь нет.
– Мало сомнений питаю я в этом. – Лицо Бинабика в свете факелов было мрачным. – Кинкиппа на снегу! Я почти имею желание, чтобы мы не отыскивали этого знания до прибывания сюда армии Джошуа. Не питаю удовольствия в принесении ему таких новостей.
– Но что с ним могло случиться? – Саймон вглядывался в восковое лицо Престера Джона, словно король мог проснуться от своего смертного сна и ответить ему.
– С большой ясностью отвечу тебе. Элиас получал знания о неопровержимой ценности меча и захватывал его отсюда. Не питаю сомнения, что сейчас он уселся в Хейхолте. – Тролль пожал плечами; голос его был тяжелым. – Что ж, у нас всегда была известность о необходимости забирания из замка Скорби. Очень невеликая разница между одним и двумя мечами.
– Но Элиас не мог его забрать! Тут не было никакой лазейки, пока мы не вырыли наш ход.
– С вероятностью, он производил забирание через короткий промежуток после похоронительства Джона. Длительное время имело возможность прикрывать следы.
– В этом нет никакого смысла, – упорствовал Саймон. – Элиас мог сразу оставить меч при себе, сели бы захотел. Таузер говорил, что король ненавидел Сверкающий Гвоздь – что он дождаться не мог похорон, чтобы поскорее избавиться от него.
– Не могу ответствовать тебе с уверенностью, Саймон-друг. Имеет вероятность, что Элиас не имел знания о ценности меча, но получил его очень позже. Имеет вероятность, что Прейратс получил знания о его могуществе и произвел забирание. Множество альтернатив. – Тролль отдал свой факел Саймону, слез с вельса ладьи Престера Джона и начал карабкаться назад, к проделанному ими отверстию. Сквозь него проглядывало сине-серое, затянутое облаками небо.
– Я в это не верю. – Саймон уронил ноющие, израненные во время приключений в Хасу Вейле руки на колени. – Я не хочу в это верить!
– Питаю страх, что твое второе замечание содержит очень больше правдивости, – ласково отозвался Бинабик. – Пойдем, Саймон-друг, будем смотреть, как складывались отношения Мириамели и костра. Толика горячего супа принесет в ситуацию облегчение обдумывания. – Он оперся о край отверстия, протиснулся наружу и повернулся к Саймону: – Отдавай мне факелы, а впоследствии я окажу тебе помощь при вылезании.
Саймон едва слышал тролля. Что-то внезапно привлекло его внимание. Он высоко поднял оба факела, склонившись над лодкой, чтобы разглядеть нечто у основания противоположной стенки могилы.
– Саймон, что ты там еще разыскиваешь? – окликнул его Бинабик. – Мы уже почти переворачивали бедного короля вверх ногами, производя наши искания.
– На другой стороне могилы что-то есть. Что-то темное.
– Да? – В голосе тролля послышалась тревога. – Какое что-то темное ты разглядываешь? – Он снова просунул голову в отверстие, закрывая небо.
Саймон взял оба факела в одну руку и соскользнул по вельсу «Морской стрелы». Теперь он был достаточно близко, чтобы говорить с уверенностью:
– Это дыра.
– Ответ не производит впечатление удовлетворительного, – буркнул тролль.
– Дыра в стенке могилы. Может быть, это та, через которую вытащили меч.
Некоторое время Бинабик всматривался в то место, на которое указывал Саймон, потом внезапно исчез из прохода. Неровное отверстие в стене могилы было шириной с бочку из-под эля.
Тролль появился снова.
– Не наблюдаю снаружи ничего подходящего, – крикнул он. – Если кто-то проделывал отверстие там, то проводил укрытие с большой тщательностью и делал это очень давно. Трава в неприкосновенности.
Между внешней стороной корпуса лодки и глиняным сводом могилы было расстояние немногим больше локтя. Саймон соскользнул на пол, чтобы поближе рассмотреть отверстие, и поднес факел к самой черной дыре. От удивления у него мурашки побежали по коже.
– Эйдон, – сказал он тихо. – Она ведет вниз.
– Что? – В голосе тролля сквозило раздражение. – Саймон, мы имеем массу деятельности до наступления темноты.
– Туннель ведет вниз, Бинабик! – Он сунул факел в дыру и наклонился так близко, как только посмел. Ничего не было видно, кроме нескольких тонких блестящих корней. Туннель уходил дальше во тьму, которую не мог преодолеть слабый свет его факела.
Прошло несколько секунд. Потом тролль заговорил:
– Тогда мы будем производить исследование завтра, после обдумывания и засыпания. Вылезай, Саймон.
– Сейчас, – ответил Саймон. – Ты иди.
Он придвинулся ближе. Саймон знал, что ему следовало бы испугаться. Кто бы ни вырыл этот проход – животное или человек, – смеяться над ним явно не стоило. Но юноша чувствовал, что эта зияющая дыра как-то связана с исчезновением Сверкающего Гвоздя. Некоторое время Саймон смотрел вниз, потом воткнул факел в землю, чтобы не мешал, и прищурился.
Внизу в темноте что-то блестело – какой-то предмет, отражавший свет факела.
– Тут что-то есть! – крикнул он.
– Каковое что-то? – озабоченно спросил Бинабик. – Какое-нибудь животное?
– Нет, что-то похожее на металл. – Он наклонился над туннелем. Зверями там не пахло, хотя Саймон почувствовал легкий мускусный запах. Казалось, что блестящий предмет лежит совсем неглубоко, у того места, где туннель поворачивал. – Я могу достать его не влезая!
– Тогда будем посмотреть утром, – твердо сказал Бинабик. – Выходи!
Саймон еще немного придвинулся к отверстию. Может быть, блестящий предмет был ближе, чем это казалось при свете факелов. Держа перед собой горящие головни, он пополз, опираясь на локти и колени. Вскоре он полностью был внутри туннеля. Если вытянуться во всю длину, можно дотянуться…
Почва под ним внезапно подалась, и Саймон стал падать в рыхлую землю. Он попытался схватиться за крошащуюся стенку туннеля и на мгновение удержался на вытянутых руках, но ноги его продолжали уходить в мягкую землю. Он был уже по пояс погребен в ней. Один из факелов выпал из его руки и лежал, шипя, на влажной земле, всего в нескольких ладонях от его ребер. Второй был прижат его рукой к стене туннеля, и Саймон не смог бы выронить его, даже если бы захотел. Он чувствовал себя странно опустошенным. Страха не было.
– Бинабик! – крикнул он. – Я провалился!
Пытаясь освободиться, он чувствовал, что земля движется под ним как-то странно, словно песок под отступающей волной.
Глаза тролля были так широко раскрыты, что показались белки.
– Киккасут! – выругался он и закричал: – Мириамель! Идите сюда с быстротой! – Бинабик кубарем скатился в могилу и стал обходить широкий корпус лодки.
– Не подходи слишком близко, – предостерег его Саймон. – Земля какая-то странная. Ты тоже можешь провалиться.
– Тогда не производи шевеления. – Маленький человек схватился за торчащий киль погребальной лодки и протянул другую руку Саймону, но не дотянулся примерно на локоть. – Мириамель будет приносить нам веревку. – Голос тролля был тихим и спокойным, но Саймон знал, что Бинабик испуган.
– И там что-то… что-то движется внизу, – озабоченно сказал Саймон. Это было ужасное ощущение. Земля стискивала его и отпускала, как будто огромная змея свивалась кольцами в ее глубинах. Равнодушная опустошенность исчезла, сменившись ледяным ужасом. – Б-бин… Бинабик! – Он задыхался.
– Не производи шевеления, – настойчиво повторил его друг, – если имеешь возможность…
Саймон так и не узнал, что хотел сказать ему тролль. Он почувствовал острую боль в коленях, словно их внезапно обожгло крапивой, потом земля снова зашевелилась и поглотила его. Он едва успел закрыть рот перед тем, как земля поднялась и сомкнулась над его головой, как бушующее море.
Мириамель увидела, как из кургана вылезает Бинабик. Складывая на камни собранные сучья и куманику, она смотрела, как он вертится у проделанного ими отверстия, разговаривая с Саймоном. Принцесса вяло размышляла о том, чтó они могли найти там. Все это казалось таким бессмысленным. Как могут все мечи в мире, волшебные или нет, остановить неудержимо несущуюся лавину, порожденную безумным горем ее отца? Только сам Элиас может крикнуть: «Стой!», но никакие угрозы или магическое оружие не заставят его сделать это. Мириамель слишком хорошо знала своего отца и знала упрямство, бежавшее по его жилам вместе с кровью. А Король Бурь, отвратительный демон, порождение ночных кошмаров, повелитель норнов? Что ж, это ее отец вызвал неумирающий призрак в мир смертных. Мириамель знала достаточно старых сказок, чтобы не сомневаться в том, что только Элиас может заставить его вернуться обратно в небытие и запереть за ним дверь.
Но она знала, что ее друзья надеются на свой план точно так же, как она на свой, и подло было становиться им поперек дороги. Тем не менее у нее не было ни малейшего желания спускаться вместе с ними в могилу. Это были странные, тяжелые дни, но они не настолько изменили ее, чтобы заставить интересоваться тем, что сделали с ее дедушкой Джоном два года пребывания в безразличной к королевскому сану земле.
Было достаточно трудно смотреть, как его тело опускают в могилу. Она никогда не была особенно близка с ним, но все же старый король по-своему любил ее и был добр к ней. Она никогда не могла представить его молодым, потому что Джон превратился в древнего старика, когда она была еще совсем маленькой девочкой, но один или два раза она замечала блеск в его глазах и жесткие линии сгорбленной спины, по которым можно было догадаться, каким дерзким покорителем мира он был когда-то. Она не хотела омрачать даже эти немногие воспоминания.
– Мириамель! Идите сюда с быстротой!
Она подняла глаза, удивленная полной страха настойчивостью в голосе Бинабика. Он звал ее, но даже не обернулся, чтобы посмотреть на принцессу, когда спрыгнул в отверстие на стене кургана ловко, словно крот. Мириамель вскочила на ноги, рассыпав кучу собранного хвороста, и поспешила к могиле. Солнце умерло на западе; небо становилось сливово-красным.
Саймон. Что-то случилось с Саймоном.
Казалось, она будет вечно пересекать разделяющее их расстояние. Она задыхалась, когда добежала до могилы, и упала на колени, почувствовав головокружение. Она склонилась над дырой, но ничего не увидела.
– Саймон! – кричал Бинабик. – Саймон… Нет!
– Что там? Я тебя не вижу!
– Кантака! – взвизгнул тролль. – Кантака, coca!
– Что случилось?! – Мириамель теряла контроль над собой. – Что там?
– Несите… факел! Веревку… Соса, Кантака! – отрывисто командовал Бинабик. Потом он вдруг вскрикнул от боли.
Мириамель, испуганная и растерянная, стояла на коленях у отверстия. Происходило что-то ужасное – Бинабику нужна была ее помощь, но он просил принести факел и веревку, и малейшее промедление могло привести к гибели тролля и Саймона.
Что-то налетело на нее и толкнуло, едва не сбив с ног, словно она была слабым ребенком. В отверстии мелькнул серый хвост Кантаки; мгновением позже в глубине могилы раздалось сердитое рычание волчицы. Мириамель повернулась и побежала обратно к тому месту, где начала разводить костер, потом остановилась, вспомнив, что они оставили свои вещи где-то ближе к могиле Престера Джона. В отчаянии она огляделась и обнаружила, что их седельные сумки лежат на противоположной стороне полукруга курганов.
Мириамель задыхалась, руки ее дрожали так сильно, что едва могли удержать кремень и огниво, но она пробовала снова и снова, пока факел наконец не загорелся. Схватив вторую головню, она зажгла ее от первого факела, лихорадочно разбирая сумки в поисках веревки. Веревки не было. Выразив свои чувства по этому поводу самыми заковыристыми из известных ей проклятий меремундских матросов, принцесса бросилась назад к могиле. Моток веревки был частично засыпан землей, которую отбрасывали Саймон и тролль, разбирая стенку кургана. Мириамель обмотала ее вокруг пояса, чтобы не занимать руки, и скользнула в отверстие.
Все это казалось сном. Глухое рычание Кантаки заполняло внутреннее пространство кургана, словно гудение растревоженного пчелиного улья. Был и другой звук: странный, настойчивый писк. Когда глаза ее привыкли к темноте, она увидела изгиб широкого корпуса «Морской стрелы» и похожие на ребра осевшие балки земляной крыши. Потом за кормой лодки принцесса разглядела возбужденно машущий хвост и задние ноги Кантаки. Земля вокруг волка кишела маленькими темными существами – крысы?
– Бинабик! – закричала она. – Саймон!
Когда тролль наконец ответил, его голос был хриплым и прерывающимся от страха:
– Нет, побегите. Это место… заполнено боганиками!
В диком страхе за своих спутников Мириамель бегом обогнула лодку. С щебечущим писком что-то маленькое спрыгнуло с вельса ей на голову, вцепилось ногтями в лицо. Она вскрикнула, судорожно отбросила его, потом прижала факелом к земле. Несколько ужасных секунд она смотрела на сморщенное маленькое существо под горящей головней, потом отшвырнула умирающую тварь.
В голове у Мириамели стучало так сильно, что, казалось, она вот-вот расколется. Еще несколько паукообразных тварей бросились на нее, но она махнула на них факелами, и буккены отскочили. Теперь принцесса была уже достаточно близко, чтобы коснуться Кантаки, но не испытывала никакого желания делать это: волчица усердно работала челюстями, сворачивая шеи и проламывая маленькие черепа.
– Бинабик! – закричала она. – Саймон! Я здесь! Идите к свету!
Первыми на ее зов откликнулись щебечущие твари. Двоих она ударила факелом. Но третий чуть не вырвал у нее драгоценную головню, прежде чем визжа свалиться на землю. В следующий миг Мириамель увидела над головой чью-то тень и отпрыгнула в сторону, снова подняв факел.
– Это я, принцесса, – задыхаясь проговорил Бинабик, взобравшийся на ограждения «Морской стрелы». Он замолчал, исчез, потом снова появился. Лицо его было так измазано кровью и грязью, что видны были только глаза, он протягивал Мириамели толстый конец длинного копья. – Берите это и не давайте им возможность подходить очень близко.
Она схватила копье, повернулась – как раз вовремя, чтобы отбросить к стене могилы полдюжины тварей, – и выронила один из факелов. Когда она нагнулась, еще одно сморщенное существо прыгнуло на нее; принцесса ударила его копьем, как рыбак острогой.
– Саймон! – крикнула Мириамель. – Где он?
Она подняла второй факел и протянула его Бинабику, успевшему второй раз нырнуть в ладью и появиться снова с боевым топором почти такой же длины, как и сам тролль.
– Я не могу производить держание факела, – задыхаясь сказал он. – Втыкайте его в стену!
Тролль поднял топор над головой и спрыгнул вниз, встав рядом с принцессой.
Мириамель послушалась, ткнув конец факела в крошащуюся землю.
– Химик айа! – крикнул Бинабик.
Кантака попятилась с явной неохотой, потом сделала несколько угрожающих бросков в сторону пищащих тварей. Новая волна нападающих забурлила вокруг нее; нескольких зарубил Бинабик, остальных отогнала копьем принцесса. Кантака добила замешкавшихся. Толпящиеся существа злобно лопотали, их белые глаза сияли сотней маленьких лун, но они не торопились преследовать Мириамель и Бинабика, пробиравшихся к выходу.
– Где Саймон? – снова спросила она, уже зная, что не хочет услышать ответ. Бинабик не оставил бы Саймона, если бы их друг был еще жив.
– Не имею знания, – резко ответил тролль. – Вне пределов оказывания помощи. Провожайте нас к воздушности.
Мириамель подтянулась и вылезла наружу, навстречу фиолетовому вечеру и холодному ветру. Повернувшись и протянув Бинабику тупой конец копья, она увидела, как твари в бессильной ярости прыгают вокруг корпуса «Морской стрелы». Их длинные тени в свете факелов казались совсем уж гротескными. За миг до того, как плечи Бинабика закрыли проход, она успела увидеть бледное, спокойное лицо своего дедушки.
Тролль скорчился перед жалким костром, лицо его было грязной маской утраты. Мириамель попыталась нащупать собственную боль, но не смогла. Она чувствовала себя полностью опустошенной, ощущения словно умерли. Кантака, лежавшая рядом с хозяином, склонила голову набок, как бы удивленная долгим молчанием. Ее морда была липкой от запекшейся крови.
– Он проваливался внутрь, – медленно сказал Бинабик. – Одно мгновение он оставался передо мной, потом исчезал. Я капывал и капывал, но там была только одна такая земля. – Он покачал головой. – Капывал и капывал. Потом прибегали боганики. – Тролль закашлялся и выплюнул в огонь комочек земли. – Такое большое множество их было, шли из земли, как червяки, И еще всегда шли новые. Очень и очень больше.
– Ты сказал, там какой-то туннель. Может быть, есть и другие. – Мириамель с удивлением услышала свой неестественно спокойный голос. – Может быть, он просто провалился в другой туннель. Когда эти твари… эти землекопы… уйдут, мы пойдем искать его.
– С безусловностью, – вяло ответил Бинабик.
– Мы найдем его, вот увидишь.
Тролль провел рукой по лицу и отнял ее, перепачканную землей и кровью. Взгляд его ничего не выражал.
– В бурдюке есть вода, – сказала принцесса. – Дай я промою порезы.
– У вас тоже рана. – Бинабик указал корявым пальцем на ее лицо.
– Я принесу воды. – Она встала, ноги ее дрожали. – Мы найдем Саймона, вот увидишь.
Тролль ничего не ответил.
Когда Мириамель, пошатываясь, шла к седельным сумкам, она пощупала подбородок в том месте, где его оцарапали когти землекопа. Кровь уже высохла, но щеки ее были мокры от слез – а она и не знала, что плачет.
Его нет, подумала принцесса. Нет.
Глаза ее так затуманились, что она чуть не споткнулась.
Элиас, Верховный король Светлого Арда, стоял у окна и смотрел вверх, на посеребренный лунным светом смутный силуэт Башни Зеленого ангела. Окутанная тайной и тишиной, она казалась частью другого мира, порождающей странные вещи. Элиас смотрел на нее, как смотрит на море человек, который знает, что будет моряком и погибнет в волнах.
Комната короля напоминала нору какого-то животного. На кровати в середине комнаты не было ничего, кроме пропитанного потом тюфяка, ненужные одеяла валялись на полу – жилища мелких паразитов, которые были в состоянии выносить мороз, ставший для короля скорее необходимостью, чем прихотью.
Окно, у которого стоял король, как и все остальные окна этой длинной комнаты, было широко распахнуто. Лужицы дождевой воды натекли на каменные плиты под оконными переплетами; в особенно холодные ночи они замерзали, образуя на полу белые полоски. Ветер занес в комнату сухие ветки, листья и даже окоченевший труп воробья.
Элиас смотрел на башню, пока лунный свет не засиял своеобразным ореолом вокруг стройной фигуры ангела. Потом он повернулся, кутаясь в потрепанную мантию: там, где нитки сгнили сквозь прорехи виднелась белая кожа.
– Хенгфиск, – прошептал он, – мою чашу.
То, что казалось всего-навсего еще одной кучей грязного тряпья, неожиданно развернулось, превратившись в монаха. Он молча поспешил к стоящему у двери столу и открыл каменный кувшин. Наполнив кубок темной дымящейся жидкостью, монах отнес его королю. Вечная ухмылка монаха, может быть немного менее широкая, чем обычно, слабо мерцала в темной комнате.
– Я не усну сегодня, – сказал король. – Сны, знаешь. – Хенгфиск молчал, но его выпученные глаза выражали абсолютное почтительное внимание. – И есть кое-что еще. Я чувствую это, но не могу объяснить. – Он взял кубок и вернулся к окну. Эфес серой Скорби царапал подоконник. Элиас давно уже не снимал меч даже на ночь; след от клинка оставался на матрасе рядом с вмятиной от тела короля.
Элиас поднес чашу к губам, глотнул, потом вздохнул.
– Переменилась музыка, – проговорил он, – великая музыка тьмы. Прейратс ничего не говорит, но я знаю. Мне не нужен этот евнух, чтобы узнавать о таких вещах. Теперь я сам могу видеть, слышать… обонять. – Он вытер рот рукавом мантии, прибавив еще одно черное пятно ко многим другим, уже давно засохшим. – Кто-то все изменил. – Он долго молчал. – Может быть, Прейратс просто скрывает это от меня? – Король обернулся и посмотрел на своего виночерпия. В этот момент он казался почти разумным. – А может быть, он и сам не знает. Прейратс много чего не знает. Это уже не первая моя собственная тайна. – Элиас задумался. – Но если Прейратс не видит… не видит… перемен, что это может значить, хотел бы я знать. – Он снова повернулся к окну и посмотрел на башню. – Что это может значить?
Хенгфиск терпеливо ждал. Наконец Элиас допил и протянул ему чашу. Монах принял ее из рук короля, отнес обратно на стол у двери и двинулся назад, в свой угол. Он лег у стены, но голову не опустил, как будто ждал дальнейших указаний.
– Башня ждет, – тихо сказал Элиас. – Она ждала долго.
Когда он снова прислонился к подоконнику, поднялся ветер. Он взъерошил черные волосы короля, поднял с пола несколько листьев и с шуршанием погнал их по комнате.
– О отец! – мягко сказал король. – Господь милосердный, если бы я мог заснуть!
Несколько ужасных мгновений Саймон чувствовал, что тонет в холодной сырой земле. Все сны, которые он когда-либо видел о смерти и погребении, молниеносно пронеслись в его памяти, когда земля лезла ему в глаза, забивала нос и рот, сковывала ноги. Он пытался ухватиться за что-нибудь, пока не перестал чувствовать руки, но земля по-прежнему душила его.
Потом он был извергнут так же внезапно, как и проглочен. Его ноги, которыми он брыкался и лягался, как утопающий, перестали встречать сопротивление; он почувствовал, что стремительно скатывается вниз с лавиной рыхлой земли. Саймон тяжело приземлился, судорожно вздохнул и проглотил землю.
Он долго стоял на коленях, задыхаясь и кашляя. Когда разноцветные пятна, мелькавшие перед его глазами, стали исчезать, Саймон поднял голову. Где-то был свет – неяркий, но достаточный, чтобы разглядеть низкие округлые своды – пространство, не намного шире его самого.
Еще один туннель? Или просто яма в глубине, его могила, в которой скоро кончится воздух?
Маленький огонек, казалось, вырос из кучи рыхлой земли, на которой скорчился Саймон. Это и был единственный источник света. Когда Саймону наконец удалось заставить двигаться дрожащие ноги, он подполз к нему и обнаружил, что это кончик одного из его факелов, нижняя часть которого была погребена под обвалом. С невероятной осторожностью он разгреб глинистую землю и освободил факел, потом счистил налипшую грязь, отчаянно ругаясь каждый раз, когда обжигал пальцы. Закончив с этим, Саймон повернул его огнем вниз, чтобы слабое пламя разгорелось. Вскоре света стало больше.
Первое, что увидел Саймон, это то, что он действительно попал в другой туннель. Один его конец уходил вниз, как и тот, куда Саймон пробрался из могилы, но только в этом коридоре не было отверстия в большой мир. Туннель обрывался рядом с Саймоном земляной осыпью: тяжелой грудой камней и мокрой земли. В какую бы дыру он ни провалился, теперь она была завалена.
Вторым, что попалось ему на глаза, был тусклый металлический блеск в куче земли перед ним. Он протянул руку и был отчаянно разочарован тем, какой мелкий предмет сжали его пальцы. Это не был Сверкающий Гвоздь. На ладони у Саймона лежала серебряная пряжка от пояса.
Он повернул грязную пряжку, чтобы поймать свет факела. Очистив ее от грязи, Саймон засмеялся – это был хриплый, болезненный звук, быстро затихший в узком пространстве. Так вот ради чего он рисковал жизнью, вот что бросило его в ставшие тюрьмой глубины! Пряжка была так исцарапана и изношена, что изображение на ней было едва различимо: в центре какое-то животное с квадратной мордой – нечто вроде медведя или свиньи, вокруг несколько длинных узких предметов – возможно, стрел. Пряжка была старой и никому не нужной.
Саймон воткнул факел в землю и попробовал залезть на кучу камней и глины. Небо должно быть где-то наверху. Его ужас усиливался с каждой минутой. Бинабик, конечно, уже откапывает его. Но он ничего не сможет сделать без помощи Саймона. Он осторожно спустился к основанию осыпи и оставался там, пока не нашел способ двигаться, не вызывая новых обвалов. Наконец он забрался достаточно далеко и начал неистово копать, отшвыривая назад ливень сырых комьев, но новая земля сыпалась на их место. Время шло, и движения Саймона становились все более истерическими. Без всякого результата он зарывался в рыхлую землю, отбрасывая ее назад горстями, как обезумевший терьер. Слезы текли по его лицу, смешиваясь с каплями пота, так что щипало глаза. Не было конца обвалу, сколько бы он ни копал.