Текст книги "Память, Скорбь и Тёрн"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 144 (всего у книги 200 страниц)

– Это Эолейр, Джисфидри! Я вернулся!

Никто не ответил ему – не было никаких признаков жизни, не было шагов, не было блеска розовых хрустальных жезлов дворров, – и Эолейр спустился, чтобы присоединиться к Джирики.

– Это то, чего я боялся, – сказал граф. – Они исчезли, потому что я привел вас. Надеюсь только, что они не навсегда оставили город. – Он нахмурился. – Надеюсь, Джисфидри не станет считать меня предателем, потому что я привел к ним одного из бывших хозяев?

– Возможно. – Джирики казался рассеянным и возбужденным. – Во имя предков, – выдохнул он. – Стоять перед Шардом Мезуту’а! Я слышу, как он поет!

Эолейр дотронулся до молочного камня, но не почувствовал ничего, кроме легкого движения воздуха.

Джирики протянул к Шарду ладони, но резко остановился, так и не прикоснувшись к камню, словно обнимая что-то невидимое, повторявшее очертания Шарда, но бывшее почти вдвое больше. Световые узоры стали немного ярче, словно то, что двигалось в камне, подплыло немного ближе к поверхности. Джирики следил за игрой света, медленно водя пальцами по окружностям, но ни разу не коснувшись самого Шарда, словно неподвижный камень был его партнером в каком-то ритуальном танце.

Так прошло довольно много времени, и Эолейр почувствовал, что его ноги начинают болеть. Холодный сквозняк царапал шею графа. Он плотнее закутался в плащ и продолжал наблюдать за Джирики, который все еще стоял перед сверкающим камнем, углубившись в какой-то безмолвный разговор.

Эолейр, которому все это порядком наскучило, принялся перебирать свои длинные черные волосы. Хотя трудно было точно сказать, сколько времени прошло с тех пор, как Джирики подошел к камню, граф знал, что это не было коротким промежутком: Эолейр славился своим терпением, и даже в эти безумные дни его нелегко было вывести из равновесия.

Внезапно ситхи вздрогнул и на несколько шагов отступил от камня. Мгновение он раскачивался на месте, потом повернулся к Эолейру. В глазах Джирики сиял свет, казавшийся более ярким, чем отраженное мерцание Шарда.

– Говорящий Огонь, – сказал он.

Эолейр был смущен:

– Что это значит?

– Говорящий Огонь в Хикехикайо. Это тоже Свидетель – Главный Свидетель, как и Шард. Он очень близок – эта близость не имеет никакого отношения к расстоянию. Я не могу стряхнуть ее и повернуть Шард к другим вещам.

– Куда вы хотите его повернуть?

Джирики покачал головой и быстро взглянул на Шард, прежде чем начал:

– Это трудно объяснить, граф Эолейр. Позвольте, я скажу так – если бы вы заблудились в тумане, но увидели бы дерево, на которое можно влезть и которое дало бы возможность видеть над туманом, – вы бы влезли на него?

Эолейр кивнул:

– Конечно, но я все еще не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

– Вот что. Мы, привыкшие к Дороге снов, были лишены ее в последнее время – так же как плотный туман может не дать человеку отойти далеко от дома, даже если нужда его велика. Свидетели, которыми могу пользоваться я, только второстепенные – без силы и знаний, которыми обладала, например, Первая Праматерь Амерасу, они могут служить только по мелочам. Шард Мезуту’а – Главный Свидетель, я хотел найти его еще до того, как мы выехали из Джао э-Тинукай, но теперь мне ясно только, что в его использовании мне каким-то образом отказано. Я забрался на дерево, о котором говорил, и обнаружил, что кто-то другой уже сидит там и не дает мне подняться выше, чтобы что-то рассмотреть. Я задержан.

– Боюсь, что по большей части это слишком сложно для смертного вроде меня, хотя кое-что из того, что вы объясняли, я понял. – Эолейр немного подумал. – Иначе говоря: вы хотите выглянуть в окно, но с другой стороны кто-то закрыл его. Верно?

– Да. Хорошо сказано. – Джирики улыбался, но Эолейру почудилась усталость в чуждых чертах ситхи. – Но я не смею уйти, не попытавшись выглянуть в окно столько раз, сколько у меня хватит сил.

– Я подожду вас. Но у нас мало воды и пищи, а кроме того, я не могу говорить за ситхи – мои люди довольно скоро будут нуждаться во мне.

– Что до воды и пищи, – рассеянно сказал Джирики, – я отдам вам свои. – Он снова повернулся к Шарду. – Как только вы почувствуете, что пора возвращаться, скажите – но ни в коем случае не прикасайтесь ко мне, пока я не позволю. Обещайте мне это. Я не знаю точно, что нужно делать, и для нас обоих будет безопаснее, если вы не будете трогать меня, что бы вам ни показалось.

– Я не сделаю ничего, пока вы сами не попросите меня, – обещал Эолейр.

– Хорошо… – Джирики поднял руки и снова начал медленно чертить в воздухе круги.

Граф Над Муллаха вздохнул и, прислонившись спиной к каменной стенке, попытался найти наиболее удобное положение.

Эолейр проснулся от странного сна – он бежал от огромного колеса, достигавшего вершин деревьев, грубого и потрескавшегося, как балки древнего потолка, – и сразу понял, что что-то не в порядке. Свет стал ярче и пульсировал, но изменил цвет на болезненный сине-зеленый. Воздух в огромной пещере стал безжизненным и застывшим, как перед бурей, и запах разряда молнии обжег ноздри графа.

Джирики стоял перед светящимся Шардом – пылинка в море слепящего света, – но если раньше он держался прямо, как танцор Мирчи, читающий молитву дождя, то сейчас страшно скрючился и откинул назад голову, словно какая-то невидимая рука выжимала из него жизнь. Отчаянно встревоженный, Эолейр вскочил и тут же остановился, не зная, что теперь делать. Ситхи велел графу не прикасаться к нему вне зависимости от того, что будет происходить, но, когда Эолейр подошел достаточно близко, чтобы увидеть лицо Джирики, едва различимое в потоке вызывающего тошноту блеска, он почувствовал, что его сердце наливается свинцовой тяжестью. Конечно, Джирики не мог ожидать ничего подобного.

Искрящиеся золотом глаза ситхи закатились, так что только белые полумесяцы виднелись из-под век. Зубы обнажились в оскале загнанного в угол зверя, а вздувшиеся вены на лбу и на шее, казалось, готовы были лопнуть.

– Принц Джирики! – крикнул Эолейр. – Джирики, вы меня слышите?

Рот ситхи приоткрылся. Громкий рокочущий звук вырвался наружу и эхом разнесся по огромной чаше, глубокий, невнятный, но так явственно полный боли и страха, что Эолейр, даже прижав руки к ушам, в отчаянии почувствовал, как его сердце сжимается от ужаса и сострадания. Он осторожно протянул руку к ситхи и изумленно увидел, что волосы на ней встали дыбом. Кожу покалывало.

Граф Эолейр раздумывал только мгновение. Он проклял себя за собственную глупость, потом вознес краткую молитву Куаму, Земляной Собаке, сделал шаг вперед и схватил Джирики за плечи.

В тот миг, когда его пальцы коснулись плеч ситхи, Эолейр почувствовал себя оглушенным титанической силой ниоткуда, сокрушительной черной рекой ужаса, крови и пустых голосов, которые лились сквозь него, смывая все мысли, словно легкие осенние листья, уносимые водопадом. Но за секунду перед тем, как его сущность, кружась, провалилась в ничто, он видел, что его руки все еще касаются Джирики и что ситхи, выведенный из равновесия его тяжестью, падает к Шарду. Он коснулся камня, и целый фейерверк искр взвился в воздух, искр даже более ярких, чем сине-зеленое сияние, миллион сверкающих огней, подобных душам светлячков всего мира, танцующим во мраке. Потом все погрузилось во тьму. Эолейр чувствовал, что падает, падает, как камень, летящий в пустоту…

– Вы живы.

В голосе Джирики слышалось явное облегчение. Эолейр открыл глаза и увидел бледное пятно, постепенно превращающееся в лицо ситхи, низко склонившегося над ним. Прохладная рука Джирики лежала у него на лбу.

Эолейр слабо махнул ему. Ситхи отступил на шаг и дал графу сесть; Эолейр был смутно благодарен за то, что ему позволили сделать это самому, хотя и потребовалось немало времени, чтобы унять дрожь во всем теле. В голове у него звенело, словно Котел Ринна бил в ней тревогу. На секунду граф закрыл глаза, чтобы сдержать тошноту.

– Я предупреждал, чтобы вы не трогали меня, – сказал Джирики, но в его голосе не было недовольства. – Мне очень жаль, что вам пришлось так страдать из-за меня.

– Что… что случилось?

Джирики покачал головой. В его движениях определенно появилась новая скованность, но, когда Эолейр подумал, насколько дольше ситхи выдерживал то, что сам граф переживал одно мгновение, он почувствовал благоговейный ужас.

– Я не уверен, – сказал ситхи. – Нечто не хотело, чтобы я достиг Дороги снов, а может быть, не хотело, чтобы трогали Шард, – нечто, с гораздо большей силой и знаниями, чем у меня. – Он поморщился, обнажив белые зубы. – Я был прав, предостерегая Саймона от прогулок по Дороге снов, и мне следовало больше обращать внимание на собственные советы. Ликимейя, моя мать, будет в ярости.

– Я думал, вы умираете, – простонал Эолейр. Ему казалось, что у него в голове кто-то подковывает большую рабочую лошадь.

– Если бы вы не вытолкнули меня из сферы, в которую я попал, меня ожидало бы нечто худшее, чем просто смерть. – Внезапно он рассмеялся. – Я обязан вам Стайя Аме, граф Эолейр, – Белой стрелой. Но моя уже отдана другому смертному.

Эолейр повернулся на бок и попытался встать. Шард снова казался прежним, молчаливо мерцая в центре арены и отбрасывая длинные тени на каменные скамейки.

– Белая стрела? – пробормотал он. Голова его болела, а мышцы ныли так, словно его, связанного, протащили за телегой от Эрнисадарка до Краннира.

– Я расскажу вам в ближайшее время, – сказал Джирики. – Я должен научиться жить с этими унижениями.

Вместе они начали путь к туннелю, уводившему от арены, – Эолейр прихрамывая, Джирики немного тверже, но все равно медленно.

– «Унижения»? – слабым голосом спросил Эолейр. – Что это значит?

– То, что меня спасают смертные. По-видимому, это уже начинает входить у меня в привычку.

Отзвук их медленных шагов трепещущим эхом разносился по огромной пещере и уходил вверх, в темноту.

– Кис-кис-кис… Иди скорее, старушка.

Рейчел была немного смущена. Она не очень твердо знала, что следует говорить кошкам, – в прежние времена она только требовала, чтобы они исправно несли свою службу, не давая разрастаться крысиной популяции, а ласки и заботу предоставляла горничным. Насколько она понимала, раздача нежностей и конфет в отношениях с подопечными, двуногими или четвероногими, не входила в ее обязанности. Но теперь у нее появилась потребность – если говорить честно, бессмысленная и нелепая, – и приходилось смирять себя.

Спасибо милосердному Узирису, ни одно человеческое существо не видит меня!

– Кис-кис-кис. – Рейчел размахивала кусочком солонины. Она проползла немного вперед, стараясь не обращать внимания на боль в спине и грубый камень под коленями. – Я пытаюсь тебя накормить, ты, спаси нас Риаппа, мерзкая тварь. – Она хмурилась и вертела кусочек мяса. – Поделом тебе будет, если я сварю тебя.

Кошка, стоявшая на небольшом расстоянии, но все еще недосягаемая для Рейчел, казалось, знала, что это пустая угроза. Не потому, что для этого Рейчел была слишком мягкосердечна, – сейчас ей нужно было, чтобы животное взяло мясо, а в других обстоятельствах она без особых угрызений совести прибила бы кошку метлой – просто для главной горничной есть кошачье мясо было так же немыслимо, как, допустим, плюнуть на церковный алтарь. Она не могла сказать, чем именно мясо кошки отличается от мяса кролика или косули, да ей это было и не нужно. Так не делали приличные люди, и этого было вполне достаточно.

Тем не менее за последние четверть часа она несколько раз подавляла в себе желание сбросить это упорствующее существо ногой с лестницы и обратиться к идее, не требующей помощи животных. А больше всего ее раздражало, что то, ради чего она терпела все эти муки, тоже не имело никакого практического смысла.

Рейчел посмотрела на свою дрожащую руку и блестящие от жира пальцы. И все это, чтобы помочь чудовищу?

Ты бредишь, женщина, безумная, как лунатик.

– Киса…

Серая кошка подошла немного ближе, рассматривая Рейчел огромными глазами, расширенными подозрительностью и светом яркого фонаря. Рейчел вознесла безмолвную молитву Элисии и попыталась пособлазнительней повернуть говядину. Кошка подошла еще ближе, повела носом и неуверенно облизнулась. Потом она уселась и принялась притворно-деловито умываться. Через некоторое время, по-видимому набравшись храбрости, она потянулась, схватила маленький кусочек говядины и быстро отступила, чтобы проглотить его в безопасности. Потом подошла еще раз. Рейчел подняла вторую руку и бережно провела ею по спине кошки. Та замерла, но женщина не сделала никакого резкого движения, и кошка проглотила последний кусок мяса. Рейчел осторожно поглаживала пушистый мех, пока кошка обнюхивала опустевшую руку. Потом она почесала за ухом маленького животного, мужественно подавляя желание немедленно придушить мерзкую тварь, заставившую ее так мучиться. Наконец, добившись тихого мурлыканья, главная горничная тяжело поднялась на ноги.

– Завтра, – сказала она, – еще мясо, – потом повернулась и устало зашлепала по коридору в свою тайную комнату. Кошка обнюхала пол, проверила, не пропустила ли она чего-нибудь, потом легла и начала умываться.

Джирики и Эолейр вышли на свет, моргая, как кроты. Граф уже начинал жалеть, что выбрал вход в подземные шахты, расположенный так далеко от Эрнисадарка. Если бы они пошли через пещеры, в которых укрывались эрнистирийцы, можно было бы провести ночь в одном из недавно опустевших закутков подземного города, избежав тем самым долгого пути назад.

– Вы плохо выглядите, – сказал ситхи, судя по всему ничем не погрешив против истины. Голова Эолейра наконец перестала звенеть, но мышцы все еще ныли.

– Я и чувствую себя плохо. – Граф огляделся. На земле все еще лежал снег, но за последние две недели погода сильно исправилась. Был соблазн остановиться прямо здесь и отправиться в Таиг утром. Полдень – казалось, что они провели под землей гораздо больше времени… если это был полдень того же дня. Лучше уж мучительная поездка обратно в Таиг, чем ночь в холодных необитаемых землях.

Лошади – гнедой мерин Эолейра и белый боевой конь Джирики, в гриву которого были вплетены перья и колокольчики, тихо стояли, пощипывая скудную траву, до конца натянув длинные веревки привязей. Через несколько мгновений они были готовы двинуться в путь; человек и ситхи пришпорили своих лошадей по направлению к юго-востоку, в Эрнисадарк.

– Воздух изменился, – крикнул Эолейр. – Вы чувствуете?

– Да. – Джирики поднял голову, словно зверь на охоте принюхиваясь к ветру. – Но я не знаю, что это может значить.

– Становится теплее. Мне этого достаточно.

К тому времени, как они достигли Эрнисадарка, солнце наконец соскользнуло за Грианспог, а нижний край неба утратил свой румянец. Бок о бок они поднимались по Таигской дороге, время от времени встречая пеших и конных путников. Вид людей, снова вышедших на поверхность и занимающихся обычными делами, облегчил телесные страдания Эолейра. Все было далеко не так, как прежде, у большинства людей все еще был пристальный, мрачный взгляд голодных, но по крайней мере они снова могли свободно двигаться по своей стране. Многие, видимо, возвращались с рынка. Их легко было отличить по тому, как ревниво они прижимали к себе новые приобретения, даже если это были всего-навсего несколько луковиц.

– Так что же вы узнали? – спросил наконец Эолейр.

– От Шарда? Много и мало. – Джирики увидел выражение лица своего спутника и рассмеялся. – Сейчас вы выглядите, как мой смертный друг Сеоман Снежная Прядь! Это правда, Дети Рассвета часто отвечают уклончиво.

– Сеоман?..

– Мне кажется, смертные зовут его Саймон. – Джирики мотнул головой, его молочно-белые волосы танцевали на ветру. – Это странный детеныш, но храбрый и добродушный. Кроме того, он умен, хотя тщательно это скрывает.

– Мне кажется, я встречался с ним. Он сейчас у Джошуа Безрукого на Скале – в Сес… се… – Он похлопывал ладонью по шее лошади, пытаясь вспомнить название.

– Сесуадра. Да, это он. Очень молод, но подхвачен слишком многими потоками, чтобы это могло оказаться простой случайностью. У него будет своя роль в грядущих событиях. – Джирики смотрел на восток, как будто хотел увидеть там смертного юношу. – Амерасу – наша Первая Праматерь – приглашала его в свой дом. Это была действительно великая честь.

Эолейр покачал головой:

– Он показался мне просто высоким и довольно неуклюжим молодым человеком, когда мы виделись, – но я давно уже перестал доверять внешности.

Джирики улыбнулся:

– Значит, вы один из тех, в ком сильна кровь эрнистири. Позвольте мне еще немного обдумать то, что я увидел в Шарде. Если вы пойдете со мной повидать Ликимейю, я разделю мои мысли с вами обоими.

Они продолжали свое восхождение на гору Эрна, как вдруг Эолейр увидел кого-то медленно идущего по мокрой траве.

– Одну минутку, пожалуйста. – Эолейр передал поводья ситхи, соскочил с коня и пошел вслед за человеком, который шел вперед, поминутно нагибаясь, словно собирал цветы среди редких травинок.

Стайка птиц вилась сзади, ныряя к земле, а потом снова устремляясь в воздух, шелестя крыльями.

– Мегвин, – позвал Эолейр. Она не остановилась, так что ему пришлось ускорить шаги, чтобы догнать ее. – Мегвин, – сказал он, наконец поравнявшись с ней, – вы здоровы?

Дочь Лута обернулась, чтобы взглянуть на него. Под ее черным плащом виднелось ярко-желтое платье. На поясе была пряжка из кованого золота в виде подсолнуха. Девушка выглядела красивой и спокойной.

– Граф Эолейр, – проговорила она и улыбнулась, потом нагнулась и высыпала на землю еще одну горсть посевного зерна.

– Что вы делаете?

– Сажаю цветы. Долгая битва с зимой уничтожила даже Небесные Сады. – Она остановилась и высыпала еще немного зерен. За ее спиной шумно дрались птицы.

– Что вы имеете в виду? Что за Небесные Сады?

Она с любопытством взглянула на него:

– Какой странный вопрос. Но подумайте только, что за чудесные цветы вырастут из этих семян. Подумайте, как красиво будет, когда сады снова зацветут!

Некоторое время Эолейр беспомощно смотрел на нее. Мегвин продолжала идти вперед, повсюду рассыпая семена. Птицы, сытые, но все еще не удовлетворенные полностью, неотступно следовали за ней.

– Но ведь вы на горе Эрна, – сказал граф, – в Эрнисадарке, в том месте, где вы росли!

Мегвин помолчала и потуже завернулась в плащ.

– Вы плохо выглядите, граф. Это неправильно. Здесь никто не должен болеть.

Джирики легко шел по траве, ведя за собой двух лошадей. Он остановился в нескольких шагах от Мегвин и Эолейра, не желая мешать.

К глубочайшему изумлению графа, Мегвин повернулась к ситхи и присела в реверансе.

– Добро пожаловать, господин Бриниох! – воскликнула она, потом выпрямилась и протянула руку к пламенеющему западному горизонту. – Какое прекрасное небо вы сделали для нас сегодня! Спасибо вам, о Светлый!

Джирики не сказал ничего, но посмотрел на Эолейра с кошачьим выражением спокойного любопытства.

– Вы знаете, кто это? – спросил граф у Мегвин. – Это Джирики, ситхи.

Она не ответила и снисходительно улыбнулась.

Тогда Эолейр повысил голос:

– Мегвин, это не Бриниох. Вы не среди богов. Это Джирики – бессмертный, но из плоти и крови, так же как вы и я.

Мегвин обратила лукавую улыбку к ситхи:

– Мой добрый лорд, Эолейр кажется больным. Может быть, в вашем сегодняшнем путешествии он подошел слишком близко к солнцу?

Граф Над Муллаха от удивления широко раскрыл глаза. Она действительно безумна или играет в какую-то непостижимую игру? Ему никогда не приходилось видеть ничего подобного!

– Мегвин, – горячо начал он.

Джирики коснулся его руки:

– Пойдемте со мной, граф Эолейр. Мы поговорим позже.

Мегвин снова сделала реверанс:

– Вы так добры, лорд Бриниох. Раз вы уходите, я продолжу свою работу. Это то немногое, что я могу сделать в благодарность за вашу доброту и гостеприимство.

Джирики кивнул. Мегвин повернулась и продолжила свое медленное движение по склону горы.

– Да помогут мне боги, – прошептал Эолейр. – Она безумна! Это гораздо хуже, чем я опасался.

– Даже происходящий не из вашего рода легко увидит, что она тяжело встревожена.

– Что я могу сделать? – стонал граф. – Что, если ее рассудок не восстановится?

– У меня есть друг – кузина, как вы говорите, – она целительница, – сообщил Джирики. – Я не знаю, сможет ли она помочь чем-нибудь этой молодой женщине, но попытаться, наверное, стоит.

Он подождал, пока Эолейр сядет в седло, потом одним плавным движением вскочил на своего коня и повел молчаливого графа вверх по склону холма, к Таигу.

Услышав приближающиеся шаги, Рейчел испуганно отступила подальше в темноту и тут же выругала себя за глупость. Здесь это не имело значения.

Шаги были очень медленными, как будто шедший сильно ослабел или нес страшную тяжесть.

– Ну, и куда же мы идем? – Это был хриплый шепот: понятно было, что человек теперь не часто пользовался своим глубоким и грубым голосом. – Идем. Куда мы идем? Ну хорошо, я иду. – Последовал тихий хриплый звук, который мог оказаться смехом или рыданием.

Рейчел задержала дыхание. Первой шла кошка, высоко подняв голову. После почти недельного знакомства она была уверена, что ее ждет обед, а не опасность. Мгновением позже из теней на свет фонаря, с трудом двигаясь, вышел человек. Его бледное, покрытое шрамами лицо заросло длинной, тронутой сединой бородой; видно было, что он страшно исхудал. Человек не открывал глаз.

– Помедленнее, – проскрипел он. – Я слаб. Не могу идти так быстро. – Он внезапно остановился, словно почувствовал свет фонаря на изувеченном лице. – Где ты, кошка? – спросил он дрожащим голосом.

Рейчел наклонилась, чтобы приласкать кошку, которая радостно терлась о ее колени, потом бросила ей кусочек долгожданной соленой говядины.

– Граф Гутвульф. – После хриплого шепота Утаньята собственный голос показался ей слишком громким.

Человек вздрогнул и отшатнулся, едва не упав, потом, вместо того чтобы убежать, поднял перед собой дрожащие руки.

– Оставь меня в покое, проклятая тварь! – крикнул он. – Оставь меня с моим страданием. Преследуй кого-нибудь другого! Пусть уж меч получит меня, если захочет.

– Не бойся, Гутвульф, – сказала Рейчел поспешно, но при новом звуке чужого голоса граф тут же повернулся и заковылял прочь по коридору.

– Я оставлю здесь еду для тебя! – крикнула она. Оборванное привидение скрылось за поворотом, ничего не сказав. – Я оставлю ее и уйду. Я буду делать так каждый день. Тебе вовсе не нужно разговаривать со мной!

Когда замерло эхо его шагов, она дала кошке маленькую порцию вяленого мяса, и та начала жадно жевать. Большую миску с мясом она поставила в пыльную нишу, где ее не сможет достать кошка, но зато легко найдет живое пугало, если только наберется смелости вернуться.

Все еще не очень понимая, в чем заключается ее цель, Рейчел подняла фонарь и пошла обратно к лестнице, которая вела к верхним, более знакомым частям замкового лабиринта. Теперь дело сделано, и отступать уже поздно. Но зачем она сделала это? Теперь ей снова придется рисковать, поднимаясь на верхние этажи, потому что ее запасы были рассчитаны на одну экономную женщину, а не на двух взрослых и кошку с бездонным желудком.

– Риаппа, спаси меня от моей собственной глупости, – проворчала Рейчел.

Может быть, дело было в том, что только так она могла приносить хоть кому-то благо в эти ужасные дни? Она никогда не стремилась к благотворительности, считая большинство попрошаек здоровыми людьми, бегущими от любой работы. Но сейчас ей хотелось помочь Гутвульфу. Времена изменились, и Рейчел изменилась вместе с ними.

А может быть, она просто не может выносить одиночества? Рейчел привычно фыркнула – на этот раз на саму себя и на свою глупость – и поспешила по коридору к лестнице.