Текст книги "Память, Скорбь и Тёрн"
Автор книги: Тэд Уильямс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 112 (всего у книги 200 страниц)
Пока он напрягался, чтобы сделать изображение более отчетливым, призрачное видение начало соединяться, и наконец Саймон понял, что это корабль, столь же расплывчатый и туманный, каким был Тиамак в своей пергаментной башне. На высоких мачтах колыхались обвисшие паруса и трепещущие канаты, словно сделанные из серой, пыльной и оборванной паутины. Корабль качался, как будто дул сильный ветер. По черной воде под ним бежали сверкающие барашки, а небо было таким же черным, как и вода. Какая-то сила навалилась на Саймона, не подпуская его к кораблю, несмотря на то что он изо всех сил стремился достичь его. Он боролся с этой силой – ведь там могла быть Мириамель.
Напрягая волю, Саймон пытался заставить себя подойти ближе к призрачному кораблю, но перед ним возник темный занавес – буря из дождя и тумана, такая плотная, что казалась почти твердой. Он остановился, потерянный и беспомощный. Внезапно рядом с ним оказалась Лилит. Улыбка ее исчезла, лицо девочки исказилось от усилий.
– Мириамель! – закричал Саймон. Его голос почему-то вырывался изо рта Лилит. – Мириамель! – повторил он. Лилит с трудом немного приблизилась к призраку, словно пытаясь принести его слова так близко, как только возможно, прежде чем они сорвутся с ее губ. – Мириамель! Иди к Скале прощания!
Корабль теперь полностью исчез, а шторм все разрастался, закрывая почерневшее море. Саймону показалось, что он видит сверкающие арки красных огней, такие же, какие были в черном водовороте. Что это значит? Грозила ли Мириамели какая-то опасность? Может быть, кто-то вторгся в ее сны? Он заставил себя сделать последнее усилие, пытаясь пробиться через бурю сна, но безуспешно. Корабль исчез. Буря полностью окружила его. Он чувствовал, как она несется сквозь само его существо, ударами гигантских бронзовых колоколов раскачивая его с такой силой, что ему казалось, будто он раскалывается на части. Теперь и Лилит исчезла. Пронизанная искрами чернота сжала его в чернильном кулаке, и он внезапно подумал, что умрет здесь, в месте, которое и местом-то не было.
Дорожка света появилась вдали – тонкая, серая, как потускневшая серебряная монетка. Он двинулся к ней, темень колотила его, и красные искры с шипением пронизывали его, как маленькие огненные кинжалы. Он пытался ощутить руки друзей, но не мог. Казалось, что полоска серого света не приближается к нему. Он уставал, как устает пловец, заплывший далеко в море.
– Бинабик, помоги мне! – подумал он, но друзья его пропали в бесконечной тьме. – Помоги мне! Даже крошечная серая точка тускнела с каждой секундой. Мириамель, подумал он. – Я хотел снова увидеть тебя…
Он последний раз достиг светлой точки и ощутил прикосновение, словно кончики чьих-то пальцев коснулись его руки, хотя у него и не было рук, которых кто-нибудь мог коснуться. У него немного прибавилось сил, и он еще ближе скользнул к серому… Ближе, ближе… Ближе…
Деорнот думал, что в других обстоятельствах он бы рассмеялся. Джошуа, который восхищенно слушает эту необычную пару советников – суровую женщину с ястребиным лицом, в мужском платье и с мужской стрижкой, и тролля, едва доходящего ему до пояса, – был воплощением перевернутого мира.
– Так что может принести нам этот Тиамак, валада Джулой? – спросил принц и подвинул лампу поближе. – Если это такой же умный человек, как вы и Моргенс, мы будем очень рады ему.
Колдунья покачала головой:
– Он не владеет Искусством, Джошуа, и он, конечно, не может планировать битв. По правде говоря, он просто застенчивый маленький болотный человек, который очень много знает о травах, растущих во Вранне. Нет, я пыталась вызвать его сюда только потому, что он был близок к Ордену, и еще потому, что я боюсь за него. У Динивана были какие-то планы относительно него, но Диниван мертв. Мы не можем бросить Тиамака одного. Мы должны попытаться спасти все, что возможно спасти, до того как придет шторм.
Джошуа без особого энтузиазма кивнул. Воршева, сидевшая рядом с ним, казалось, была не более довольна, чем он. Деорнот подумал, что жена принца может негодовать по поводу любой новой ответственности, взваленной на плечи ее мужа, – даже если это очень маленькая ответственность из страны болот.
– Спасибо тебе за это, Джулой, – сказал принц, – и спасибо за то, что ты еще раз попыталась добраться до Мириамели. Я так беспокоюсь о ней.
– Происходят очень странные вещи, – сказала колдунья. – Что-то, смысл чего я не могу понять. Похоже, что Мириамель отгородилась от нас каким-то барьером. Но у нее нет этого таланта. Я озадачена. – Она выпрямилась, как бы отгоняя бесполезную мысль. – Но это еще не все, что я должна рассказать вам.
Бинабик переминался с ноги на ногу. Прежде чем Джулой снова заговорила, он дотронулся до ее руки:
– Прошу извинения, но я имею должность посмотреть на Саймона, чтобы убеждаться, что он разошелся с неприятностями Дороги снов и хорошо отдыхает.
Джулой почти улыбнулась:
– Мы сможем поговорить и позже.
– Иди, Бинабик, – убежденно сказал принц. – Я и сам зайду к нему немного позже. Он храбрый мальчик, хотя, может быть, чересчур нетерпеливый.
Тролль низко поклонился и рысью выбежал из палатки принца.
– Я бы хотела, чтобы другие мои новости были хорошими, принц Джошуа, – сказала Джулой, – но птицы принесли тревожные вести. Армия подходит к нам с запада.
– Что? – Джошуа выпрямился, пораженный. Воршева прикрыла руками живот, словно пытаясь защитить будущего ребенка. – Я не понимаю, кто послал вам это известие?
Колдунья покачала головой:
– Я говорю не о птицах Ярнауги, которые переносят узкие полоски пергамента, я говорю о вольных птицах. Я могу разговаривать с ними… немного… достаточно, чтобы понимать смысл. Небольшая армия идет из Хейхолта. Они уже прошли через Хасу Вейл и теперь идут южным краем Альдхорта по направлению к степям.
Деорнот уставился на нее. Когда он заговорил, голос даже в его собственных ушах звучал слабым и дрожащим.
– Ты разговариваешь с птицами?
Джулой бросила на него острый взгляд:
– Может быть, это и спасло твою жизнь. Откуда, ты думаешь, я знала, что должна помочь тебе, когда ты в темноте на берегу Стефлода собирался сражаться с людьми Хотвига, и как, ты думаешь, я могла так быстро отыскать вас на громадном пространстве Альдхорта?
Джошуа положил руку на плечо Воршевы, как бы успокаивая ее, хотя она и выглядела совершенно спокойной. Когда он заговорил, голос его был необычно резким:
– Почему вы не сказали нам об этом раньше, Джулой?
Валада Джулой, казалось, подавила гнев.
– Я говорила обо всем, что было важно. Но мало что произошло за эту бесконечную зиму. Большинство птиц погибли или прячутся от холода. Кроме того, поймите меня правильно. Я не могу разговаривать с ними так же, как мы с вами разговариваем сейчас. Слова не всегда годятся для них, и не всегда я могу понять, что говорят они. В любом случае эти знаки были достаточно ясными, для того чтобы я могла их прочитать. Кроме того, только большое количество пеших и верховых вооруженных людей могло привлечь их внимание. Пока люди не охотятся за ними, они мало о нас думают.
Деорнот поймал себя на том, что бессмысленно уставился на нее, и отвел глаза в сторону. Он подумал, что она может больше, чем просто разговаривать с птицами, – он не забыл крылатую тварь, налетевшую на него в роще у Стефлода, – но глупо было говорить об этом. Это больше, чем глупо, это грубо, понял он. Джулой была преданным и хорошим другом, и он не должен выдавать тайны, на которых основана ее жизнь.
– Я думаю, валада Джулой права, сир, – сказал он тихо. – Она много раз доказывала, что она верный союзник. Что сейчас важно, так это новости, которые она принесла.
Джошуа смотрел на него некоторое время, потом согласно кивнул:
– Очень хорошо, Джулой. А есть ли у твоих крылатых друзей какие-нибудь сведения о том, сколько людей подходит и как быстро они идут?
Она немного подумала:
– Я бы сказала, что их несколько сотен, Джошуа, хотя это только догадка. Птицы ведь не умеют считать так, как мы. Похоже, что они не торопятся, но я не удивлюсь, если они окажутся здесь в течение месяца.
– Кровь Эйдона, – выругался Джошуа. – Держу пари, что это Гутвульф и эркингарды. Так мало времени! Я надеялся, что мы наберемся сил до весны. – Он поднял глаза. – Ты уверена, что они идут сюда?
– Нет, – просто сказала Джулой. – Но куда еще они могут идти?
Страх, который вызвало у Деорнота это сообщение, был почти равен какому-то облегчению, которое он испытал одновременно. Это было не то, чего они хотели, – не так скоро, но ситуация и в любом случае была безнадежной. Хотя их невозможно мало, но, пока они удерживают эту удобную для защиты скалу, со всех сторон окруженную водой, у них остается шанс отбиться от нападающих, и это была бы первая возможность как-то ответить Элиасу со времени разрушения Наглимунда. Деорнот почувствовал, что жажда битвы просыпается в нем. Не так уж плохо упростить мир, раз нет другого выхода. Как это говаривал Айнскалдир?.. Живи сражаясь и умри сражаясь. Бог примет всех. Да, так оно и есть. Очень просто.
– Так, – сказал наконец Джошуа. – Зажаты между страшной грядущей бурей и армией моего брата. – Он покачал головой. – Мы должны защищаться, вот и все. Так мало времени прошло с тех пор, как мы нашли это убежище, и вот нам уже снова предстоит сражаться и умирать. – Он встал, потом повернулся и нагнулся, чтобы поцеловать жену.
– Куда ты идешь? – Воршева подняла руку, чтобы коснуться его щеки, но избегала его взгляда. – Почему ты уходишь?
Джошуа вздохнул:
– Я должен пойти и поговорить с этим мальчиком, Саймоном. Потом я немного поброжу и подумаю.
Он вышел навстречу тьме и быстрому ветру.
Во сне Саймон сидел на массивном троне из гладкого белого камня. Его тронный зал был и не зал вовсе, а огромный газон жесткой зеленой травы. Небо над его головой было ненатурально синим и лишенным глубины, как раскрашенная чаша. Большой круг придворных стоял перед ним. Их улыбки, так же как и голубое небо, казались застывшими и фальшивыми.
Король несет возрождение, крикнул кто-то. Ближайший из придворных шагнул к трону. Это была одетая в серое темноглазая женщина с длинными прямыми волосами. Она поставила перед ним куклу, скрученную из листьев и тростника, потом отступила назад и исчезла, хотя вокруг не было места, где можно было бы укрыться. Тогда вперед вышел следующий. Возрождение! – закричал один. Спаси нас! – закричал другой. Саймон пытался объяснить, что у него нет такой власти, но отчаянные лица продолжали непрерывное кружение вокруг него, неразличимые, как спицы поворачивающегося колеса. Гора подношений росла. Там были и другие куклы, снопы солнечно-желтой пшеницы, охапки цветов, яркие лепестки которых казались поддельными, такими же, как и глянцевое небо. Перед ним ставили корзины с фруктами и сыром, приводили даже животных – коз и телят, чье блеянье и мычание перекрывало ровный гул назойливых голосов.
Я не могу помочь вам, крикнул Саймон. Ничего нельзя сделать!
Бесконечная смена лиц продолжалась. Крики и стоны разрастались – океан мольбы, от которого ныло его сердце. Наконец он снова посмотрел вниз и увидел, что на кучу подношений положили ребенка, как бы поверх похоронных дрог. Лицо его было мрачным, глаза широко раскрыты.
Когда Саймон потянулся к ребенку, взгляд его остановился на кукле, которая была первым даром. Она гнила у него на глазах, чернея и обугливаясь, до тех пор пока не превратилась в еле заметное черное пятнышко на вызывающе яркой траве. Остальные дары тоже менялись. Со страшной скоростью они разлагались. Фрукты растекались лужицами слизи, и покрывало плесени окутывало их. Цветы высыхали, обращаясь в пепельные хлопья, пшеница рассыпалась серой пылью. На глазах у потрясенного Саймона животные стали кучками белых костей.
Саймон попытался слезть со своего трона, но сиденье начало изгибаться и скользить под ним, качаясь, как во время землетрясения. Он упал на колени в гниющее месиво. Где же ребенок? Где? Он же будет уничтожен, как и все остальное, смят разложением, если только Саймон не спасет его. Он нырнул вперед, разрывая зловонные отбросы, которые раньше были кучей подношений, но нигде не было ничего похожего на ребенка, если только к нему не вело это золотое мерцание где-то в глубине… Саймон зарывался в темную массу до тех пор, пока она не окружила его со всех сторон, забиваясь в его ноздри и засыпая глаза, словно могильная земля. Там ли это светящееся сквозь тени золото? Он должен пробраться еще глубже! Не было ли на ребенке золотого браслета или кольца? Так трудно дышать! Глубже! Глубже!
Он проснулся в темноте. После мгновенной паники он высвободился из складок плаща. Рывком открыв клапан палатки, он увидел несколько не закрытых облаками звезд. Сердце его перестало бешено колотиться. Он был в палатке, которую разделял с Бинабиком. Джулой, Стренгьярд и тролль помогли ему добраться сюда из Обсерватории. Как только они положили его на постель, он мгновенно впал в забытье и увидел странный сон. Но ведь был еще и другой сон, верно? Путешествие по Дороге снов, призрачный дом и заколдованный корабль? Теперь трудно было вспомнить, что к чему и где проходила граница между ними. Голова его была тяжелой и как бы опутана паутиной.
Саймон высунул голову из палатки и вдохнул холодный воздух, глотая его, как вино. Постепенно мысли его прояснились. Они все собрались в Обсерватории, чтобы пойти по Дороге снов, но не нашли Мириамели. Это было важно – гораздо важнее, чем кошмар о куклах, младенцах и золотых кольцах. Они пытались дотянуться до Мириамели, но что-то мешало им, как и предупреждала Джулой. Пробиваясь вперед, когда остальные уже отказались от всяких попыток, он едва не потерял себя в чем-то скверном – в чем-то действительно очень скверном.
Я почти добрался до нее, почти. Я уверен, что сделал бы это, если бы попробовал еще раз.
Но они использовали последние травы Джулой, и как бы то ни было, время, когда можно ходить по Дороге снов, прошло. У него не будет другого случая… Если…
Идея – пугающая, остроумная идея едва успела забрезжить, как мысли его внезапно были прерваны.
– Я удивлен, что ты уже проснулся. – Лампа, которую держал Джошуа, озаряла его лицо слабым желтоватым светом.
– Я только что открыл глаза, ваше высочество. – Саймон попытался встать, но запутался в клапане палатки и чуть не упал.
– Тебе не следует вставать. Тролль сказал, что тебе пришлось очень трудно. Я не совсем понимаю, что делали вы четверо, но знаю достаточно, чтобы понять, что тебе лучше лежать.
– Со мной все в порядке. – Если принц подумает, что он нездоров, он никогда и никуда не отпустит его. Саймон не хотел, чтобы его отстраняли от участия в будущих экспедициях. – Правда, это было просто что-то вроде дурного сна. Со мной действительно все в порядке.
– Хмм-хмм… – Джошуа скептически посмотрел на него. – Ну если ты так говоришь, будем считать, что так оно и есть. Тогда пойдем, прогуляйся со мной немного. Может быть, потом ты снова захочешь отдохнуть.
– Прогуляться?.. – Саймон выругался про себя. Как раз сейчас, когда ему действительно хотелось побыть одному, его глупая гордость снова сыграла с ним злую шутку. Но все-таки это был лишний случай поговорить с Джошуа.
– Да, недалеко. Просто перейдем через верхушку горы. Возьми что-нибудь теплое. Бинабик никогда не простит мне, если ты под моим присмотром схватишь какую-нибудь лихорадку.
Саймон нырнул обратно в палатку и нашел свой плащ.
Некоторое время они шли молча. Свет лампы Джошуа жутко плясал по обломкам камней Сесуадры.
– Я хотел бы чем-нибудь помочь вам, принц Джошуа, – сказал он наконец. – Я хочу вернуть меч вашего отца. – Джошуа не ответил. – Если вы отпустите со мной Бинабика, нас никто никогда не заметит. Мы слишком мелкая рыбешка, чтобы привлечь внимание короля. Мы принесли вам Тёрн, и с тем же успехом мы можем добыть для вас Миннеяр.
– Приближается армия, – сказал принц. – Похоже, что мой брат узнал о нашем бегстве и пытается исправить свою прежнюю небрежность.
Когда Джошуа передал ему новости Джулой, Саймон неожиданно почувствовал возникшее в нем странное удовлетворение. Значит, у него в конце концов еще будет возможность хоть что-то сделать! Через мгновение он вспомнил женщин, детей и стариков, для которых стал домом Новый Гадринсетт, и устыдился своего восторга.
– Что мы можем сделать? – спросил он.
– Будем ждать. – Джошуа остановился перед массивными очертаниями Дома Вод. Темный ручей бежал по разрушенному каменному шлюзу. – Теперь все остальные пути закрыты для нас. Мы будем ждать и готовиться. Когда Гутвульф или другой, кто ведет эти войска, появится – пусть это даже будет брат собственной персоной, – мы будем сражаться, чтобы защитить наш новый дом. Если мы проиграем… Что ж, тогда все будет кончено. – Ветер на вершине поднимал их плащи и теребил камзолы. – Если каким-то образом Бог даст нам победить, мы постараемся продвинуться вперед и использовать нашу победу.
Принц сел на выпавший из стены камень, поставил рядом лампу и жестом предложил Саймону присоединиться к нему; тени, которые они отбрасывали на стены Дома Вод, стали гигантскими чудовищами.
– Теперь мы должны просто жить день за днем, не заглядывая далеко вперед, иначе мы потеряем даже то малое, что у нас есть.
Саймон смотрел на танцующий огонь.
– А что будет с Королем Бурь?
Джошуа зябко закутался в плащ.
– Это слишком велико для того, чтобы обсуждать. Лучше нам держаться вещей, которые мы понимаем. – Он протянул руку к спящему палаточному городку. – Там спят невинные, которых надо защитить. Ты теперь рыцарь, Саймон, и ты клялся в этом.
– Я знаю, принц Джошуа.
Старший из них некоторое время молчал.
– А я, кроме всего прочего, еще должен думать о моем ребенке. – Его мрачная улыбка в мерцающем свете лампы была только легким движением губ. – Я надеюсь, что это девочка.
– Правда?
– Когда я был моложе, я мечтал, что моим первенцем будет сын. – Джошуа запрокинул голову и посмотрел на звезды. – Я думал о сыне, который будет ученым и справедливым и не повторит ни одной из моих ошибок. – Он покачал головой. – Но теперь я надеюсь, что наш ребенок – девочка. Если мы проиграем, а он уцелеет, за ним никогда не прекратят охотиться. Если это будет сын, Элиас не оставит его в живых. А если мы каким-то образом победим… – Он замолчал.
– Да?
– Если мы победим и я займу трон моего отца, когда-нибудь мне придется послать моего сына делать то, чего никогда не мог делать я, – навстречу опасностям и славе. Таков обычай королей и их сыновей. Я никогда не буду спать спокойно в ожидании известия о его смерти. – Он вздохнул. – Вот что я ненавижу в королевской власти, Саймон. Принц должен играть с людьми, которые живут и дышат, в государственные игры. Я послал тебя, Бинабика и других навстречу страшным опасностям – тебя, почти ребенка. Нет, я знаю, что теперь ты уже мужчина, – кто посвятил тебя в рыцари, в конце концов? – но это не спасает меня от угрызений совести. По милости Эйдона ты уцелел, исполняя мое поручение, но остальные твои спутники – нет.
Саймон немного помедлил, прежде чем заговорить:
– Но быть женщиной не означает избежать ужасов войны, принц Джошуа. Подумайте о Мириамели. Подумайте о вашей жене, леди Воршеве.
Джошуа медленно кивнул:
– Боюсь, что ты прав. А теперь будут новые битвы, новая война и новые невинные жертвы. – Мгновение подумав, он ошеломленно поднял глаза. – Элисия, Матерь Божья, хорошее лекарство я нашел для страдающего от ночных кошмаров! – Он пристыженно улыбнулся. – Бинабик взгреет меня за это – вытащить его подопечного из постели и беседовать с ним о смерти и горестях. – На мгновение он обнял Саймона за плечи, потом встал. – Я отведу тебя обратно в палатку. Ветер усиливается.
Когда принц нагнулся, чтобы взять лампу, Саймон посмотрел на его изможденное лицо, ощутил острый укол любви, смешанной с жалостью, и подумал, все ли рыцари так относятся к своим лордам. Интересно, если бы отец Саймона Эльференд остался в живых, был ли бы он таким же суровым и добрым, как Джошуа? Говорили бы они с Саймоном о таких вещах?
А самое главное, думал Саймон, пока они пробирались сквозь сухую траву, гордился бы Эльференд своим сыном?
Они увидели горящие глаза Кантаки еще до того, как различили в темноте Бинабика – маленькую фигуру, стоящую возле палатки.
– А, хорошо, – сказал тролль. – Я был по своему признанию полон беспокойства, констатировав твое отсутствие, Саймон.
– Это я виноват, Бинабик. Мы разговаривали. – Джошуа повернулся к Саймону. – Я оставляю тебя в надежных руках. Спокойной ночи, юный рыцарь. – Он улыбнулся и ушел.
– Теперь, – непреклонно сказал Бинабик, – ты имеешь должность возвращаться к себе в постель. – Он указал Саймону на палатку и потом сам последовал за ним внутрь.
Ложась, Саймон подавил стон. Неужели этой ночью с ним захочет поговорить все население Нового Гадринсетта? Его стон стал актуальным, когда вошедшая Кантака наступила ему на живот.
– Кантака! Хиник айа! – Бинабик шлепнул волчицу. Она зарычала и, пятясь, удалилась за дверь. – Теперь время для спанья.
– Ты не моя мама, – пробормотал Саймон. Как он сможет обдумать свою идею, если вокруг будет постоянно вертеться Бинабик. – Ты тоже собираешься спать?
– Не имею возможности. – Бинабик взял еще один плащ и кинул его сверху на Саймона. – Этой ночью я караулю вместе со Слудигом. Я буду возвращаться с тихостью, когда время закончится. – Он склонился над Саймоном. – Ты хочешь поговорить немного? Джошуа сказал тебе о вооруженных людях, которые идут к нам?
– Он сказал мне. – Саймон притворно зевнул. – Поговорим об этом завтра, ладно? Я действительно хочу спать.
– Ты имел день большой трудности. Дорога снов была предательской, как Джулой и предупреждала.
На мгновение любопытство пересилило желание Саймона как можно скорее вернуться к своим планам.
– Что это было, Бинабик? Эта штука на Дороге снов, похожая на бурю с искрами, ты ее тоже видел?
– Джулой не имеет знания, и я тоже. Какая-то помеха, она сказала. Буря – это подходящее слово. Я предполагаю, это было что-то вроде плохой погоды на Дороге снов. Но о ее причинности мы можем только иметь догадки. И даже догадывание не подходит для ночного времени и темноты. – Он встал. – Спокойной ночи, друг Саймон.
– Спокойной ночи, Бинабик. – Он услышал, как тролль свистит Кантаке, потом долго лежал тихо, сосчитав двести сердцебиений, прежде чем выскользнул из-под теплых плащей и стал искать зеркало Джирики.
Он нашел его в седельных сумках, которые Бинабик успел снять с его лошади. Белая стрела тоже была там, и еще тяжелый мешок, на мгновение озадачивший его. Саймон вытащил мешок, потом некоторое время возился с узлом шнурка. Внезапно он вспомнил, что это Адиту дала ему при прощании, сказав, что в мешке лежит что-то посланное Амерасу для Джошуа. Любопытно, подумал Саймон, если взять и открыть этот мешок где-нибудь в более уединенном месте. Но время поджимало. Саймон чувствовал, что Бинабик может вернуться раньше, чем предполагал. Лучше будет, если его накажут за отсутствие, чем если его остановят, прежде чем он испробует свою идею. Он неохотно запихнул мешок обратно в седельную сумку. Позже, пообещал он себе. Потом он отдаст его принцу, как и должен был.
Остановившись, чтобы достать маленький мешочек, в котором лежали кремни, он вышел из палатки в холодную ночь. Скудный лунный свет пробивался сквозь пелену облаков, и его было достаточно, чтобы найти путь через вершину горы. Несколько смутных фигур двигались по палаточному городу, но никто не окликнул его, и вскоре Саймон вышел из Нового Гадринсетта и подошел к руинам Сесуадры.
Обсерватория была пуста. Саймон прокрался сквозь темное помещение и вскоре нашел остатки костра, который разводила Джулой. Пепел был еще теплым. Он добавил несколько сухих веток, лежавших рядом с углями, и высыпал на них пригоршню опилок из своего мешочка. Он ударил кремнем по тупому концу кресала и высек искру. Она погасла, прежде чем он успел раздуть ее, так что ему пришлось с тихими ругательствами повторить процедуру. Наконец ему удалось разжечь маленький костер.
Резной край зеркала Джирики потеплел под его пальцами, но сама поверхность была холодной, как кусок льда, когда он поднес ее к щеке. Он дохнул на нее, как дышал на добытую с таким трудом искру, и поднес к лицу. Его шрам побледнел немного – теперь это была просто красно-белая линия от уголка глаза до челюсти. Он подумал, что это придает ему мужественный вид – внешность человека, который сражался за правое и благородное дело. Снежно-белая прядь в его волосах тоже, казалось, придавала его облику оттенок зрелости. Борода, которую он постоянно теребил, пока рассматривал себя, делала его похожим уж если не на рыцаря, то по крайней мере скорее на молодого человека, чем на неоперившегося юнца. Интересно, что подумала бы Мириамель, если бы увидела его сейчас?
Может быть, я скоро узнаю.
Он слегка наклонил зеркало, так что в свете огня виднелась только половина его лица, а по второй половине зеркала мелькали красноватые тени. Он подумал о том, что Джулой говорила про Обсерваторию, – о том, что некогда отсюда ситхи переговаривались друг с другом через огромные расстояния. Он постарался закутаться, словно в плащ, в ее древность и тишину. Однажды он уже увидел в зеркале Мириамель, ничего не сделав для этого, – и почему бы этому не повториться сейчас, в этом сильном месте?
Пока он смотрел на свое половинное изображение, огонь костра, казалось, изменился. Беспорядочное мерцание превратилось в мягкое колебание, потом в равномерную пульсацию алого света. Лицо в зеркале растворилось в дымно-сером, и, когда он почувствовал, что падает в него, в мозгу Саймона еще успела промелькнуть торжествующая мысль:
А никто не хотел учить меня магии!
Рамка зеркала исчезла, и серый туман окружил его. Наученный опытом предыдущего путешествия, он не испугался – это была старая и знакомая территория. Но как только он сказал это себе, другая мысль внезапно охватила его – раньше у него всегда был наставник и с ним были другие путешественники. В этот раз не будет Лилит, которая могла бы разделить его заботы, и не будет Джулой или Бинабика, которые могли бы помочь ему, если он зайдет слишком далеко. Легкий холодок страха пробежал по его спине, но Саймон отогнал его. Он ведь уже использовал зеркало, чтобы позвать Джирики, разве нет? Тогда тоже никто не мог помочь ему. Тем не менее какая-то часть его понимала, что несколько проще позвать на помощь, чем самостоятельно исследовать Дорогу снов.
Но Джулой предупредила, что время подходит к концу, что скоро Дорога снов станет непроходимой. Может быть, это последняя возможность дотянуться до Мириамели, последний шанс спасти ее и привести назад. Он должен идти вперед. Кроме того, Мириамель будет потрясена, обрадована и удивлена…
Серая пустота на этот раз казалась плотнее. Если он плыл – то плыл в ледяной и мутной воде. Как можно найти здесь дорогу без вех и опознавательных знаков? Саймон попробовал представить себе Мириамель – такую, какую он видел на закате, когда шел по Дороге снов. На этот раз, однако, картинки не получилось. Ведь глаза Мириамели выглядели совсем иначе? Ее волосы, даже когда она красила их, чтобы изменить внешность, никогда не имели такого коричневатого оттенка. Он сражался с непокорным видением, но лицо потерянной принцессы никак не получалось. Он уже не мог вспомнить, как она должна была выглядеть. Саймон чувствовал себя так, как будто он пытается сделать витраж из окрашенной воды – все плывет и смешивается, не подчиняясь его стараниям.
По мере того как он продвигался все дальше, мутная серость начала меняться. Разница не сразу стала заметной, но если бы Саймон был в своем теле – а ему внезапно захотелось вернуться туда, – волосы у него на голове встали бы дыбом и мурашки побежали бы по спине. Что-то находилось в этом пространстве вместе с ним. Что-то гораздо большее, чем он. Он почувствовал идущую извне волну его силы, но в отличие от сонной бури, затягивавшей его раньше, эта сила обладала разумом. От нее веяло умом и зловещим спокойствием. Он чувствовал ее безжалостное любопытство, как пловец в открытом море может чувствовать, как в черных безднах под ним проплывает огромная холодная тварь.
Одиночество Саймона внезапно показалось ему чем-то вроде ужасающей наготы. Он безнадежно пытался связаться с чем-нибудь, что может вытащить его из этого ошеломляюще пустого пространства. Он чувствовал, как уменьшается от страха, угасает, словно пламя свечи. Он не знал, как уйти отсюда. Как ему покинуть это место? Он пытался вырваться из этого сна и проснуться, но, как и в детских кошмарах, это наваждение нельзя было разорвать. Он вошел в этот сон не засыпая, так как же он теперь может проснуться?
Смутное изображение, которое не было Мириамелью, все еще оставалось с ним. Он попытался пробиться к нему, уйти от той огромной медленной твари, чем бы она ни была, от твари, которая подкрадывалась к нему.
– Помоги мне! – закричал он безмолвно и почувствовал, как где-то на краю сознания возникает узнавание. Он потянулся туда и вцепился в мутную фигуру, как потерпевший кораблекрушение хватается за обломок доски. Новое присутствие усилилось, но по мере того, как сила его возрастала, тварь, разделявшая с Саймоном пространство, прибавила сил ровно настолько, чтобы не дать ему ускользнуть. Он ощутил злобную усмешку – тварь радовалась безнадежности его борьбы, но, кроме того, он понял, что ужасное существо устает от этого развлечения и скоро прекратит игру. Что-то вроде смертоносной силы окружило его. Непереносимый холод сковал его волю в тот самый момент, когда Саймон в очередной раз потянулся к слабому присутствию другого создания. Юноша коснулся его и через несколько ужасных мгновений крепко уцепился за него.
– Мириамель? – подумал он, молясь, чтобы это была она, и боясь потерять едва ощутимый контакт. Кто бы это ни был, он, кажется, наконец понял, что Саймон здесь. Но то, что его держало, больше не медлило. Черная тень надвинулась на него сверху, стирая собой свет и мысль…
– Сеоман?! – Другое присутствие внезапно оказалось с ним. Не то колеблющееся, женское и не то смертельное и темное. – Иди ко мне, Сеоман, позвало оно. – Иди!
Тепло коснулось его. Холодная хватка другого на мгновение усилилась и потом отпустила. Непобежденное, понял Саймон из уходящей мысли темного существа, но утомленное и не желающее возиться с такой мелочью. Так кошка может потерять интерес к мыши, которая скрылась под камнем. Серость вернулась, все еще бестелесная и беспредельная. Потом она завихрилась, как закрученные ветром облака. Перед ним возникло лицо – узкое тонкокостное лицо с глазами цвета расплавленного золота.