Текст книги "Память, Скорбь и Тёрн"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 197 (всего у книги 200 страниц)

Изгримнур наблюдал, как Саймон внимательно подбирает слова, прежде чем заговорить.

– Бинабик, кроме того, сказал мне, что в ту ночь, когда я и Мириамель покинули лагерь Джошуа, норны пытались убить Камариса. Но меч уже выбрал его – выбрал задолго до этого! Зачем же тогда им было убивать его?

– Я так себе представляю, – заговорил Стренгъярд. Он был почти такой же застенчивый, как и в те дни, когда Изгримнур встретил его впервые много лет назад, но в последнее время у него появилась некоторая уверенность в себе. – Когда мы бежали из Наглимунда, норны, преследовавшие нас, вели себя очень странно. Сир Деорнот был первым, кто понял, что они были… ох! – Архивариус, пораженный, поднял глаза.

Серая тень влетела в Тронный зал. Она бросилась на ступени перед помостом, сшибив Саймона. Молодой человек засмеялся, вцепившись в загривок волчицы и пытаясь удержать ее от чересчур нежных поцелуев.

– Она очень полная радости увидать тебя, Саймон, – крикнул Бинабик. Он как раз появился в дверях чуть ли не бегом в безнадежной попытке не отстать от Кантаки. – Она имела долгое ожидание, чтобы поприветствовать тебя. Я не пускал ее, пока твои ранения были очень свежими. – Тролль поспешил вперед, рассеянно кивнув остальным собравшимся, и прижал Кантаку к каменному полу у помоста. Она уступила и растянулась между Саймоном и Бинабиком, огромная и устрашающая. – Ты будешь иметь обрадование, получив знание, что сегодня я находил Домой, – сказал тролль молодому человеку. – Она уходила от сражалища и прогуливалась в глубине Кинсвуда.

– Домой, – медленно выговорил Саймон. – Спасибо тебе, Бинабик. Спасибо тебе.

– Я буду приглашать тебя для свидания с ней очень позже.

Когда все снова уселись, Стренгъярд продолжил:

– Сир Деорнот первый заметил, что они не столько преследуют, сколько… пасут нас. Они держали нас в страхе, но не убили, хотя, безусловно, могли это сделать. Норны захотели остановить нас только тогда, когда мы повернули в чащу Альдхорта.

– По направлению к Джао э-Тинукай, – мягко добавила Адиту.

– …И также они убили Амерасу, когда она начала разгадывать план Инелуки. – Саймон задумался. – Но я все еще не могу понять, зачем они пытались убить Камариса.

Заговорил Джирики:

– Они были довольны, когда меч выбрал тебя, Сеоман, хотя я уверен, что Утук’ку была огорчена, узнав от Ингена Джеггера, что Дети Восхода помогают тебе. Тем не менее она и Инелуки должны были решить, что нам вряд ли удастся так быстро разгадать их тайный план, – и судя по тому, как все обернулось, они оказались правы. Только Первая Праматерь поняла суть их замысла. Они убрали ее и, кроме этого, постарались еще сильнее все запутать. Потому что для тех, кто обитал в Пике Бурь, зидайя не представляли тогда большой угрозы. Они, видимо, были уверены, что, когда время придет, черный меч выберет тебя, или риммера Слудига, или кого-нибудь еще. Джошуа в конце концов пришел бы за Сверкающим Гвоздем, мечом своего отца, – и последний ритуал мог быть завершен.

– Но Камарис вернулся, – сказал Саймон. – Я полагаю, они не подозревали, что это может произойти. Тем не менее он носил Тёрн десятилетиями. Из этого следует только то, что меч мог снова выбрать его. Чего им было бояться?

Стренгъярд откашлялся.

– Сир Камарис, да упокоит Господь его беспокойную душу, – священник быстро начертал древо, – признался мне в том, чего не мог сказать остальным. Это признание должно уйти со мной в могилу. – Стренгъярд покачал головой. – Да сохранит его Искупитель! Но он вообще стал говорить со мной потому, что Адиту и Джулой хотели знать, был ли он в Джао… и встречался ли он с Амерасу. Он встречался.

– Он раскрыл принцу Джошуа свой секрет, я уверен, – пробормотал Изгримнур. Вспомнив ту ночь и ужасное выражение лица Джошуа, он снова подумал, какие же это слова могли заставить принца выглядеть так, как он выглядел. – Но Джошуа тоже умер, упокой его Господь. Мы никогда не узнаем.

– Но даже несмотря на клятвы отца Стренгъярда, что все это не имеет никакого отношения к нашей битве, – сказал Джирики, – по-видимому, Утук’ку и ее союзник не знали этого. Королева Наккиги знала, что Амерасу виделась с Камарисом. Возможно, она каким-то образом узнала это у самой Первой Праматери во время их схватки. Внезапное появление на сцене Камариса, который мог обладать некой мудростью, полученной от Амерасу, и, кроме того, имел долгий опыт общения с одним из Великих Мечей… – Джирики покачал головой. – Мы не можем знать, но они, по-видимому, решили, что это слишком большой риск. Они, очевидно, думали, что со смертью Камариса меч найдет нового носителя, менее способного помешать их плану. В конце концов, Тёрн не был таким преданным существом, как волчица Бинабика.

Саймон откинулся назад и уставился в пространство.

– Значит, все наши надежды и поиски мечей были ловушкой. И мы попались в нее, как дети. – Он нахмурился.

Изгримнур знал, что он винит во всем себя.

– Это была чертовски хитрая ловушка, – заявил герцог. – Ее, похоже, выдумывали очень долго. И в конце концов у них же ничего не вышло!

– Вы в этом уверены? – Саймон повернулся к Джирики: – Мы знаем, что у них ничего не вышло?

– Изгримнур рассказывал, как бежали хикедайя, когда рухнула башня, – те из них, кто остался в живых. Я не жалею, что он не стал преследовать их, потому что хикедайя осталось мало, а наш народ редко рождает детей. Многие умерли в Наглимунде и многие здесь. Тот факт, что они бежали, вместо того чтобы сражаться до смерти, о многом говорит. Они сломлены.

– Даже когда Утук’ку вырвала у нас контроль над Прудом, – вступила Адиту, – мы все равно боролись с ней. И когда Инелуки начал побеждать, мы почувствовали это. – Долгая пауза была красноречивой. – Но также мы почувствовали, когда умерло его смертное тело – тело короля Элиаса. Инелуки разрушил место за гранью смерти, которое было его убежищем, и рисковал окончательным исчезновением возвращаясь в мир. Он рисковал и проиграл. И теперь, бесспорно, от него ничего не осталось.

Саймон поднял брови:

– А Утук’ку?

– Она жива, но сила ее уничтожена. Она тоже многим рисковала, и это благодаря ее магии Инелуки смог закрепиться в башне, когда время повернулось вспять. Неудача разрушила эту магию. – Адиту пристально смотрела на Саймона своими янтарными глазами. – Я видела ее, Сеоман, видела ее в своих мыслях так ясно, словно она стояла передо мной. Огни Пика Бурь погасли, и залы опустели. Она осталась одна. Ее серебряная маска разрушена.

– Ты хочешь сказать, что видела ее? Видела ее лицо?

Адиту наклонила голову:

– Ужас перед собственной древностью заставил ее спрятать свое лицо давным-давно. Но для тебя, Сеоман Снежная Прядь, она выглядела бы всего лишь старой женщиной. Лицо ее сморщилось и обрюзгло. Утук’ку Сейт-Хамака старейшая, но ее мудрость развращена эгоизмом и тщеславием. Некогда она стыдилась того, что годы сделали с ней. А теперь даже ужас и сила, которыми она владела, оставили ее.

– Значит, могущество Пика Бурь и Белых лисиц иссякло? – спросил Изгримнур. – Мы понесли много потерь, но могли бы потерять гораздо больше – все, Саймон. За многое мы должны благодарить тебя и Бинабика.

– И Мириамель, – тихо сказал Саймон.

– И Мириамель конечно же.

Молодой человек посмотрел на собравшихся вокруг него, потом снова повернулся к герцогу:

– Не только это привело вас сюда, я знаю. Вы ответили на мои вопросы. Теперь очередь за вашими.

Изгримнур не мог не заметить, как возросла уверенность Саймона. Он был по-прежнему вежлив, но по его голосу было ясно, что он никому не уступит. Так и должно было быть. Но где-то под этим скрывалась ярость, которая заставила Изгримнура помедлить, прежде чем заговорить.

– Джирики рассказал мне о тебе, о твоем происхождении. Я думал, что мы первыми принесем тебе эту новость, но что-то в твоем лице сказало мне, что ты сам это обнаружил. Значит, ты знаешь, что ты крови Эльстана-Рыбака. – продолжал Изгримнур, – последнего короля Эркинланда, разделенного столетием с Престером Джоном.

– Основывателя Ордена Манускрипта, – добавил Бинабик.

– И того, кто на самом деле убил дракона, – сухо сказал Саймон. – И что из этого?

Несмотря на его кажущееся спокойствие, в глубине души Саймона явственно двигались какие-то могущественные течения. Изгримнур был озадачен.

Прежде чем герцог успел сказать что-нибудь еще, заговорил Джирики:

– Прости, я не мог сказать тебе раньше, Сеоман, друг мой. Я боялся, что это только обременит и смутит тебя или побудит к опасному риску.

– Я понимаю, – сказал Саймон, но голос его звучал недовольно. – Как ты это узнал?

– Эльстан Фискерн был первым смертным королем после падения Асу’а, который дотянулся до зидайя. – (Солнце садилось, небо за окнами потемнело. Свежий ветер ворвался в Тронный зал и пошевелил знамена на полу. Белые волосы Джирики тоже затрепетали.) – Он знал нас, и некоторые из нашего народа встречались с ним иногда в пещерах под Хейхолтом – в руинах нашего дома. Он боялся, что знания зидайя могут быть потеряны навсегда и что мы даже можем начать борьбу с родом человеческим, особенно после того, что сделал Фингил. Он был недалек от истины. Мой народ не очень-то любил смертных. Но и род Эльстана не любил бессмертных. По мере того как проходили годы его царствования, были сделаны маленькие шаги навстречу друг другу, мы обменялись небольшими секретами, и хрупкое доверие было установлено. Мы, вовлеченные в этот процесс, держали его в тайне. – Джирики улыбнулся: – Я говорю «мы», но сам я был всего лишь посланцем, выполняя поручения Первой Праматери, которая не могла позволить, чтобы ее непрекращающийся интерес к смертным стал известен даже в кругу ее собственной семьи.

– Я всегда ревновала тебя, Ивовый Прутик, – сказала Адиту, смеясь. – Такой молодой и с такими важными поручениями.

Джирики снова улыбнулся:

– Во всяком случае, что бы ни произошло, если бы Эльстан остался жив, продолжил бы он свою линию или нет – этого не случилось. Пришел огненный червь Шуракаи, и, убивая его, Эльстан сам был убит. Либо оказавшийся его наследником Джон знал что-то о связи Эльстана с нами и боялся, что мы раскроем обман Джона о драконе, либо была какая-то иная причина для его неприязни – я не знаю. Но он решил выгнать нас из наших последних убежищ. Он не нашел их все, и даже не приблизился к Джао э-Тинукай, но причинил нам огромный вред. Практически все наши контакты со смертными прекратились при жизни Джона.

Саймон сложил руки:

– Я сожалею о том, что сделал мой народ, и рад услышать, что мой предок был другим.

– Народ Эльстана рассеялся перед яростью дракона. Возможно, они осели в местах своего изгнания – так мне говорили, – сказал Джирики. – А когда Джон пришел и победил, у них пропали все надежды на то, чтобы вновь вернуться в Хейхолт, так что они берегли свою тайну и снова стали народом рыбаков, живущим близко к воде, как это было в дни предков Эльстана. Но кольцо своего короля они сохранили. В королевской семье его передавали от отцов к детям. Один из правнуков Эльстана, ученый, как и его предок, изучил древние руны ситхи в одном из драгоценных пергаментов и велел выгравировать на кольце девиз, который был гордостью семьи и тайным позором Престера Джона. Вот что берег для тебя Моргенс, Сеоман, – твое прошлое.

– Я уверен, что когда-нибудь он рассказал бы мне это, – Саймон слушал рассказ Джирики с плохо скрытым напряжением. Изгримнур смотрел, ища трещину в характере Саймона, существование которой предполагал, но боялся увидеть. – Но какое все это может иметь отношение к нынешнему дню? Вся королевская кровь в мире не сделает меня меньшим простофилей перед лицом Прейратса и Короля Бурь. Это красивая сказка, больше ничего. В половине благородных домов Наббана течет императорская кровь. Что из этого? – Он воинственно выставил подбородок.

Кое-кто из собравшихся повернулся к Изгримнуру. Герцог неловко поерзал на ступеньке.

– Эркинланду нужен правитель, – сказал он наконец. – Кресло из костей дракона опустело.

Рот Саймона открылся, потом закрылся, потом открылся снова.

– И?.. – сказал он наконец, недоверчиво глядя на Изгримнура. – Мириамель в добром здравии, у нее всего несколько ссадин. Фактически она осталась такой, какой была. – В его голосе явственно звучала горечь. – Конечно, она скоро сможет править.

– Нас волнует совсем не ее здоровье, – грубовато сказал герцог. Где-то этот разговор пошел неправильно. Саймон вел себя как человек, разбуженный среди ночи непослушными детьми. – Это – черт возьми! – это ее отец!

– Но Элиас мертв. Она сама убила его. Белой стрелой ситхи. – Саймон повернулся к Джирики: – Кстати, поскольку стрела, безусловно, спасла мне жизнь, я полагаю, мы сравняли счет?

Ситхи не ответил. Лицо бессмертного было, как водится, бесстрастным, но что-то в его позе давало возможность предположить, что он огорчен.

– Народ так страдал от Элиаса, что может возмутиться против Мириамели, – сказал Изгримнур. – Это глупо, я знаю, но так уж оно есть. Если бы Джошуа был жив, они распростерли бы ему объятия. Все знают, что принц сопротивлялся Элиасу с тех самых пор, как король обратился ко злу. Но Джошуа мертв!

– Мириамель боролась с Элиасом не хуже Джошуа! – сердито закричал Саймон.

– Мы знаем, Саймон, – сказал Тиамак. – Я прошел с ней долгий путь. Многие из нас не понаслышке знают о ее храбрости.

– И я тоже знаю, – прорычал Изгримнур. Его раздражение усилилось. – Но это сейчас не имеет значения. Она бежала из Наглимунда до того, как началась осада, и она достигла Сесуадры только после того, как Фенгбальд был разбит. Потом она снова исчезла и возникла в Хейхолте в самом конце. – Он поморщился: – А ходят слухи, которые, безусловно, распространял этот сукин сын Аспитис Превис, что она была его любовницей, когда он служил Прейратсу. Ходят такие слухи.

– Но кое-что из этого справедливо и по отношению ко мне тоже. Разве я предатель?

– Мириамель никого не предавала, Бог знает, и я знаю. – Изгримнур сверкнул глазами на Саймона. – Но после того, что сделал ее отец, ей не будут доверять. Люди хотят, чтобы на троне сидел тот, кому они могут доверять.

– Безумие! – Саймон хлопнул себя ладонями по бедрам, потом повернулся к ситхи. Он, казалось, был готов взорваться. – Что вы думаете об этом? – спросил он.

– Мы не касаемся такого рода дел смертных, – сказал Джирики немного скованно.

– Ты наш друг, Саймон, – добавила Адиту. – Все, что мы можем сделать, чтобы помочь тебе, мы сделаем. Как бы то ни было, к Мириамели мы испытываем только уважение, хотя знаем ее очень мало.

Саймон повернулся к троллю:

– Бинабик?

Маленький человек пожал плечами:

– Я не могу говаривать. Изгримнур и остальные должны иметь решение, чтобы улаживать это. Ты и Мириамель мои друзья – вы оба. Если ты желаешь советования – позже, Саймон, мы будем брать Кантаку и рассуждать.

– Рассуждать о чем? О том, что люди врут что-то о Мириамели?

Изгримнур откашлялся:

– Он хочет сказать, что поговорит с тобой о том, стоит ли тебе принимать корону Эркинланда.

Саймон обернулся, чтобы посмотреть на герцога. На этот раз, несмотря на всю свою новообретенную зрелость, молодой человек не мог скрыть своих чувств.

– Вы… вы предлагаете мне трон? – спросил он насмешливо и недоверчиво. – Вот оно, безумие! Мне? Кухонному мальчику?

Изгримнур не смог сдержать улыбки:

– Ты гораздо больше чем кухонный мальчик. Твоими подвигами уже полны песни и сказки между Эркинландом и Наббаном. Подожди, скоро к счету прибавится еще битва в башне.

– Эйдон, сохрани меня, – сказал Саймон с отвращением.

– Но есть и более важные вещи. – Герцог стал серьезным. – Тебя любят и знают. Ты не только сражался с драконом – ты храбро дрался за Сесуадру и Джошуа, и люди помнят это. А теперь мы можем сказать им, что в тебе течет кровь святого Эльстана, одного из самых любимых королей. В самом деле, если бы это не было правдой, я бы попытался выдумать это.

– Но ведь это ничего не значит! – взорвался Саймон. – Неужели вы полагаете, что я не думал об этом? Я судомой, которого немного учил очень умный и добрый человек. Мне повезло с друзьями. Я запутывался в ужасных вещах, делал то, что был вынужден делать, и выжил. И все это не имеет никакого отношения к моему прапра – сколько бы их там ни было – дедушке.

Изгримнур подождал немного после того, как Саймон закончил, давая ему возможность слегка остыть.

– Но неужели ты не видишь? – спросил герцог мягко. – Не имеет значения, меняет это что-нибудь или нет. Как я уже сказал, никакого значения не имеет, правда это или нет. Красный молот Дрора, Саймон, история Престера Джона была мифом – ложью! Мне самому пришлось бороться с этим открытием в последние несколько дней. Но разве это сделало его хоть немного меньше королем? Людям нужно во что-то верить. Если вы не дадите им веру, они возмутятся.

Сейчас они боятся будущего. Бóльшая часть мира была превращена в бойню, Саймон, и выжившие подозрительны к Мириамели из-за того, кто она, из-за незнания, что она делала раньше, и из-за того, что она молодая женщина, если уж говорить прямо. Бароны хотят, чтобы на троне сидел мужчина, сильный, но не слишком сильный, и они не хотят никаких гражданских войн по поводу того, какого мужа выберет царствующая королева. – Изгримнур протянул руку, чтобы коснуться руки Саймона, но передумал и убрал ее. – Выслушай меня. Люди, которые шли за Джошуа, любят тебя, Саймон, почти так же, как они любили принца. Может быть, в каком-то отношении даже больше. Ты знаешь, и я знаю, что совершенно безразлично, какая кровь течет в твоих жилах – в любом случае она красная. Но твоему народу нужна вера. Им холодно, больно, у них нет крыши над головой.

Саймон смотрел на него. Изгримнур не мог не чувствовать напора ярости молодого человека. Он действительно вырос. Он будет грозным человеком – нет, он уже такой.

– И вы хотите, чтобы ради этого я предал Мириамель? – спросил Саймон.

– Не предал, – сказал Изгримнур. – Я дам тебе несколько дней, чтобы подумать об этом. Потом я пойду и поговорю с ней сам. Завтра мы будем хоронить павших, и люди увидят нас вместе. Пока этого будет достаточно. – Герцог покачал головой. – Я не собираюсь лгать ей, Саймон, – это не в моих привычках, но я хотел, чтобы ты сперва выслушал меня. – Внезапно он почувствовал огромную жалость к молодому человеку.

Он, наверное, думал, что сможет спокойно зализать свои раны – а у него их очень много, у всех нас их много.

– Подумай об этом, Саймон, – заключил он. – Мы нуждаемся в тебе. Мы все. Будет достаточно трудно для меня снова собрать мое герцогство, не говоря уж о том, что будет с юным Варелланом, в Наббане и с теми, кто еще уцелел в Эрнистире. Все мы снова нуждаемся хотя бы в видимости защиты Верховного короля и в том, чтобы на троне в Хейхолте сидел кто-то, кому доверяют люди.

Он встал с низкой ступеньки, стараясь не показать, как сильно болит его спина, скованно поклонился Саймону, что само по себе было необычным, и, тяжело ступая, вышел через Тронный зал, оставив остальных собравшихся в полном молчании. Он чувствовал взгляд Саймона на своем затылке.

Помоги мне Бог, подумал Изгримнур, выходя на сумеречный двор. Мне нужен отдых. Долгий отдых.

При звуке шагов он оторвал взгляд от огня:

– Бинабик?

Она вышла на свет. Несмотря на холодную весеннюю ночь и пятна все еще не растаявшего снега, ноги ее были босыми. Плащ трепетал на ветру.

– Я не могла заснуть, – сказала она.

На мгновение Саймон запнулся. Он никого не ждал, а ее меньше всего. После дня поминовения Джошуа, Камариса, Изорна и остальных погибших Бинабик ушел провести вечер со Стренгъярдом и Тиамаком. Саймон остался один. Он сидел перед палаткой и думал. Ее появление, казалось, могло ему присниться, пока он смотрел в костер.

– Мириамель. – Он неловко поднялся. – Принцесса. Садись, пожалуйста. – Он жестом указал на камень у огня. Она села, поплотнее заворачиваясь в плащ.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она наконец.

– Я… – Он помолчал. – Я не знаю. Все так странно.

Она кивнула:

– Трудно поверить, что все кончено. Трудно поверить, что все они навсегда ушли.

Он неловко пошевелился, не зная, о друзьях или о врагах говорит принцесса.

– Осталась еще масса вещей, которые надо сделать. Люди разбрелись, мир перевернулся вверх ногами. – Саймон вяло махнул рукой. – Масса дел.

Мириамель наклонилась, протянув руки к костру. Саймон смотрел, как свет играет на ее тонком лице, и чувствовал, что его сердце безнадежно сжимается. Вся королевская кровь в мире может бежать по его жилам. Реки крови. Но это не имеет ровным счетом никакого значения, если ей на него наплевать. Ни разу за сегодняшний день, полный молитв об усопших, он не встретил ее взгляда. Даже их дружба, казалось, потускнела.

И поделом ей будет, если я позволю им заставить меня сесть на трон. Он отвернулся и посмотрел на огонь, чувствуя себя подавленным и ослабевшим. Но он принадлежит ей по праву. Она внучка Престера Джона. Какое имеет значение, что какой-то предок Саймона был королем два века назад?

– Я убила его, Саймон, – сказала она внезапно. – Я прошла такой долгий путь, чтобы поговорить с ним, чтобы попытаться дать ему знать, что понимаю… и вместо этого убила его. – В голосе ее звучала опустошенность. – Убила его.

Саймон лихорадочно думал, что сказать.

– Ты спасла нас всех, Мириамель.

– Он был хороший человек, Саймон. Резкий и вспыльчивый, может быть, но он был… до того, как моя мать… – Она быстро заморгала. – Мой родной отец!

– У тебя не было выбора. – Саймону невыносимо было видеть, как ей больно. – Ты ничего другого не могла сделать, Мири. Ты спасала нас.

– Он узнал меня в конце. Да поможет мне Бог, Саймон, мне кажется, он хотел, чтобы я это сделала. Я смотрела на него… он был такой несчастный! Ему было так больно! – Она вытерла лицо полой плаща. – Я не буду плакать, – проговорила она хрипло, – я так устала от слез!

Ветер становился сильнее, вздыхая в густой траве.

– А милый дядя Джошуа! – Она говорила тише, но все так же настойчиво. – Ушел, как и все остальные. Вся моя семья ушла. И бедный, измученный Камарис. Ах, Боже, что это за мир!

Плечи ее вздрагивали. Саймон протянул руку и неловко сжал ее ладонь. Она не попыталась отнять ее, хотя Саймон был уверен, что она сделает это. Некоторое время они сидели в полной тишине, если не считать треска огня.

И Кадрах тоже, – пробормотала она наконец. – О Милостивая Элисия, в каком-то смысле это хуже всего! Он хотел только умереть, но ждал меня… нас. Он остался, несмотря на все, что случилось, несмотря на все эти ужасные вещи, которые я наговорила ему. – Она опустила голову, глядя в землю. Ее голос был хриплым от боли. – По-своему он любил меня. Это было жестоко с его стороны, правда?

Саймон покачал головой. Сказать было нечего.

Она внезапно повернулась к нему, глаза ее были расширены.

– Давай уедем! Мы можем взять лошадей и к утру будем далеко отсюда. Я не хочу быть королевой! – Она сжала его руку. – О, пожалуйста, не оставляй меня!

– Уедем? Куда? И почему я должен оставить тебя? – Саймон почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Трудно было думать, трудно было поверить, что он правильно ее понял. – Мириамель, что ты говоришь?

– Будь ты проклят, Саймон, ты что, действительно такой глупый, как люди о тебе думали раньше? – Теперь она держала его ладонь двумя руками, слезы блестели на ее щеках. – Мне все равно, что ты был кухонным мальчиком, мне все равно, что твой отец был рыбаком. Я только хочу быть с тобой, Саймон. Думаешь, я сошла с ума? Я действительно сошла с ума. – В ее смехе было что-то дикое. Она выпустила его руку, чтобы снова вытереть глаза. – Я думала об этом с тех самых пор, как упала башня. Мне этого не вынести! Дядя Изгримнур и все остальные захотят заставить меня взойти на трон. Я знаю, что они собираются сделать это! И тогда я снова стану прежней Мириамелью – только в тысячу, тысячу раз хуже. Это будет тюрьма! А потом меня заставят выйти замуж за еще какого-нибудь Фенгбальда. То, что он умер, совершенно не значит, что не найдется еще сотня таких же, как он. И у меня никогда больше не будет никаких приключений, и я не буду свободной и не смогу делать то, что захочу… и ты уйдешь, Саймон! Я потеряю тебя! Потеряю единственное, что важно для меня!

Он встал, потом поднял ее с камня и обнял. Они оба дрожали, и некоторое время он только прижимал ее к себе и держал так крепко, как будто ветер мог унести ее.

– Я любил тебя так долго, Мириамель. – Он никак не мог подавить дрожь в голосе.

– Ты пугаешь меня. Ты даже не знаешь, как пугаешь меня. – Голос ее был приглушенным, поскольку лицо принцессы прижималось к его груди. – Я не знаю, что ты видишь, когда смотришь на меня, но, пожалуйста, не уходи, – настойчиво повторяла она. – Что бы ни случилось, не уходи!

– Не уйду. – Он отстранился и посмотрел на нее. Глаза Мириамели блестели, слезы дрожали на ресницах. Он и сам был готов заплакать. Саймон засмеялся; голос его сломался: – Я не оставлю тебя. Я поклялся, что никогда этого не сделаю, разве ты не помнишь?

– Сир Сеоман. Мой Саймон. Ты моя любовь. – Она всхлипнула. – Как это могло случиться?

Он наклонился и коснулся губами ее губ. Они прижались друг к другу, и звездное небо, казалось, закружилось вокруг них. Саймон сжал ее плечи. Мириамель задрожала и притянула его ближе, уткнувшись мокрым лицом в его шею.

Обнимая ее, Саймон почувствовал, как его захватывает какое-то хмельное, веселое безумие. Приподняв ее, он, спотыкаясь, сделал несколько шагов по направлению к палатке. Он чувствовал соленый вкус ее слез, покрывая поцелуями глаза, щеки и губы. Ее волосы разлетались в стороны и прилипали к его мокрому лицу.

В палатке, спрятавшись от любопытных звезд, они сплелись в объятии, утопая друг в друге. Ветер тыкался в ткань палатки, и это был единственный звук кроме шелеста одежды и прерывистого дыхания.

На мгновение порыв ветра распахнул клапан палатки. В слабом свете звезд ее кожа белела, как слоновая кость. Она была такой гладкой и теплой под его пальцами, что он не мог вообразить, чтобы когда-нибудь ему захотелось коснуться чего-нибудь другого. Он касался ее нежной груди и бедер и чувствовал, как что-то сжимается у него внутри. Это было удивительно и прекрасно. Ее ладони гладили его виски, она пила его дыхание и шептала что-то почти неслышное, тихо вздыхая, когда его губы касались ее шеи и плеч. Он притянул ее ближе, стремясь слиться с ней.

– Я любил тебя так долго, – прошептал он.

Саймон просыпался медленно. Он чувствовал себя отяжелевшим, тело его было теплым и безвольным. Голова Мириамели лежала у него на плече, волосы щекотали его щеку и шею. Тонкая рука упала ему на грудь. Он притянул ее поближе. Она сонно замурлыкала и потерлась головой о его плечо.

Клапан палатки зашелестел. Силуэт – темная фигура на фоне ночного неба – появился в отверстии.

– Саймон? – прошептал кто-то.

С бьющимся сердцем, внезапно испугавшись за принцессу, Саймон попытался сесть. Мириамель издала недовольный звук, когда он осторожно убрал ее руку.

– Бинабик? – спросил он. – Это ты?

Темная фигура протиснулась внутрь, опустив клапан.

– Тихо. Я сейчас зажгу свечу. Ничего не говори.

Раздался тихий щелчок, когда кремень чиркнул о сталь, потом крошечный огонек взвился у входа в палатку. Чуть позже пламя запрыгало на конце фитилька, и мягкий свет свечи наполнил палатку. Мириамель сонно запротестовала и спрятала лицо у плеча Саймона. Он потрясенно задохнулся.

Над свечой маячило тонкое лицо Джошуа.

– Могила не может удержать меня, – сказал принц, улыбаясь.