Текст книги "Память, Скорбь и Тёрн"
Автор книги: Тэд Уильямс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 87 (всего у книги 200 страниц)
В отличие от первых четырех вновь появившиеся дворры, казалось, боялись слишком близко подходить к Мегвин и Эолеру. Они медленно прошли по каменным тропам и расселись тут и там на сотнях скамей, повернувшись лицом к светящемуся Шарду, сжимая в тоненьких пальчиках свои кристаллы. Как умирающая галактика, обширная мрачная котловина оказалась усыпанной мерцающими звездочками.
– Они замерзли, – прошептал Джисфидри. – Они рады вернуться к теплу.
Мегвин подскочила, когда молчание было нарушено. Ей внезапно стало ясно, что здесь, под покровом земли, нет ни пения птиц, ни шелеста листвы под ветром: город казался сооруженным из тишины.
Эолер оглядел кольцо устремленных на него серьезных глаз, прежде чем снова повернулся к Джисфидри.
– Но вы и ваши люди, кажется, боялись этого места.
Дворр смутился:
– Голоса наших бывших властелинов действительно пугали нас, да. Но Шард излучает тепло, а залы и улицы Мезуту'а холодны.
Граф Над Муллаха набрал в грудь побольше воздуха.
– Прошу вас: если вы верите, что мы не причиним вам вреда, скажите, откуда вы знаете имя Джошуа Безрукого?
– Наш Свидетель – Шард, как мы уже вам сказали. Ситхи призвали нас сюда, в эту Обитель Свидетеля, спрашивали нас о Джошуа и о Великих Мечах. Шард долго молчал, но последнее время он снова начал говорить с нами, впервые на нашей памяти за последнее время.
– Говорить? – переспросил Эолер. – Так же, как он говорил с нами? И что такое Шард?
– Он стар. Один из старейших Свидетелей. – Тон Джисфидри снова стал тревожным. Его соплеменники закачали головами, в глазах их была озабоченность. – Он долго молчал. Не разговаривал с нами.
– Что вы имеете в виду? – граф посмотрел на Мегвин, пытаясь понять, разделяет ли она его недоумение. Шард пульсировал, испуская нежное молочно-белое сияние, и Эолер сделал новую попытку. – Боюсь, что я не понимаю. Что значит Свидетель?
Дворр задумался, пытаясь найти слова, которыми он мог бы объяснить то, что никогда до этого не нуждалось в объяснении.
– В далекие дни, – наконец сказал он, – мы и другие, рожденные в Саду, общались через особые предметы, которые могли служить Свидетелями: камни и чешуя, пруды и костры. Через них и через некоторые другие предметы, такие как Великая Арфа Наккиги, соединялся мир детей Сада нитями мысли и речи. Но мы, тинукедайя, забыли многое еще до падения Асу'а и отдалились от тех, кто там жил… кому мы раньше служили.
– Асу'а? – повторил Эолер. – Я уже раньше слышал это название…
Мегвин, слушавшая в пол-уха, наблюдала за тем, как играют, подобно экзотическим рыбкам, краски под кристаллической поверхностью Шарда. На скамьях вокруг дворры также наблюдали это зрелище с несколько мрачными лицами, как будто желание видеть его сияние было позорным, постыдным.
– Когда пал Асу'а, – продолжал Джисфидри, – редкие разговоры сменились молчанием. Говорящий Огонь в Хикехикайо и Шард здесь, в Мезуту'а, стали безмолвны. Видите ли, мы, дворры, утратили способность пользоваться ими. Таким образом, когда зидайя перестали разговаривать с нами, мы, тинукедайя, больше не могли управлять Свидетелем даже для того, чтобы общаться друг с другом.
Эолер задумался.
– Как вы моги разучиться пользоваться этими предметами? – спросил он. – Как можно разучиться, когда вас так немного? – он указал на молчаливо сидящих дворров. – Вы ведь бессмертны?
Жена Джисфидри запрокинула голову и застонала, испугав этим Мегвин и Эолера. Шовене и Имайан, два других спутника Джисфидри, вторили ей. Их жалобы превратились в какую-то жутковатую, исполненную скорби песню, которая вознеслась к потолку пещеры и отдавалась эхом по тьме. Остальные дворры повернулись к ним, головы их закачались, как серые и белые одуванчики на ветру.
Джисфидри опустил тяжелые веки и положил подбородок на дрожащие пальцы. Когда стенания смолкли, он поднял голову.
– Нет, дитя Эрна, – молвил он медленно, – мы не бессмертны. Мы и вправду живем дольше, чем вы, смертные, если ваша раса значительно не изменилась за последнее время. Но в отличие от зидайя и хикедайя, наших прежних властелинов – ситхи и норнов, мы не живем бесконечно, как горы. Нет, смерть приходит за нами так же, как и за вами, как тать и разбойник, – на лице его отразился гнев. – Быть может, наши бывшие властелины имели несколько иную кровь, чем та, что текла в их жилах со времен Сада, описанного в старинных сказаниях, откуда происходят все перворожденные; быть может, мы просто принадлежим к тем, кто живет меньше. Или так, или действительно существует какой-то секрет, утаенный от нас, которые были всего лишь их слугами, – он обернулся к своей жене и нежно коснулся ее щеки. Исарда спрятала свое лицо у него на плече, причем ее длинная шея напоминала лебединую. – Одни из нас умерли, другие ушли, и искусство общения со Свидетелями ушло с ними.
Эолер покачал головой, сбитый с толку.
– Я внимательно слушаю, Джисфидри, но я боюсь, что до сих пор многое из того, что ты говоришь, остается загадкой. Голос, который обращался к нам из камня, тот, что вы назвали праматерью ситхи, сказал, что Великие Мечи сейчас разыскиваются. Какое отношение ко всему этому имеет принц Джошуа?
Джисфидри поднял руку:
– Пойдемте со мной туда, где удобнее разговаривать. Боюсь, что ваше присутствие озадачило некоторых из наших людей: многим за свою жизнь не доводилось видеть судходайя, – он встал, распрямив хилые конечности, как саранча, взбирающаяся на пшеничный колос. – Мы продолжим в Зале памяти. – Лицо его выразило смущение. – К тому же, дети Эрна, я устал и проголодался. – Он покачал головой. – Я целый век так много не говорил.
Имайан и Шовенне остались позади, возможно, чтобы объяснить своим робким соплеменникам, кто их гости. Мегвин видела, как они собрали остальных дворров в большую группу в центре огромного котлована, где все сгрудились возле мерцающего Шарда. Только за час до этого она была полна нетерпения и радостного ожидания, а теперь радовалась, что подземная арена остается позади. Чудо обернулось разочарованием. Такое сооружение, как Обитель Свидетеля, должно простираться под небесами, усыпанными звездами, как цирки Наббана или театр в Эрчестере, а не таиться под слоем мертвого черного базальта. Как бы то ни было, помощи отсюда ждать нечего.
Джисфидри и Исарда вели гостей пустынными улицами Мезуту'а, их путь освещали кристаллические жезлы, которые казались привидениями, порхающими по узким улицами и широким площадям, по изящным мостиками, перекинутым над сумеречной пустотой.
Лампы, которые принесли с собой Мегвин и Эолер, покоптили и погасли. Единственным источником света было розоватое свечение жезлов в руках дворров. Очертания города казались в этом свете мягче, чем при свете ламп, углы сглаживались, как бы от действия дождя и ветра. Но Мегвин знала, что здесь, глубоко под землей, непогода не тревожила древние стены.
Мысли ее, несмотря на прекрасное зрелище окружавшего ее подземного мира, блуждали, возвращаясь к той злой шутке, жертвой которой она себя осознавала. Ситхи здесь не было. По сути дела, оставшиеся мирные сами взывали к помощи такого малочисленного племени, которыми стали теперь дворры; возможно, участь их еще горше той, что переживают люди Мегвин.
Значит, утрачена надежда на помощь, по крайней мере – земную. Спасения для ее людей не будет, пока она сама не найдет какого-то выхода. Почему боги посылают ей сновидения, рождающие надежды, которые тут же разлетаются в прах? Что же Бриниох, Мирча, Ринн и другие совсем отвернулись от эрнистирийцев? Многое из ее подданных, которые сейчас сидят скрючившись в пещере наверху, уже считают опасным сражаться с армией Скали, которая вторглась в их страну, как будто боги настолько ополчились на племя Ллута, что сопротивление могло бы рассматриваться как оскорбление небесных сил. Неужели в этом состоит полученный ею урок: и в ее сновидениях, и в том, что потерянные ситхи оказались лишь испуганными соплеменниками Джисфидри? Неужели боги привели ее сюда, чтобы показать, что ее эрнистирийцы тоже превратятся в малочисленное увядающее племя, как некогда гордые ситхи или искусные дворры, ныне павшие так низко?
Мегвин расправила плечи. Она не позволит подобным мыслям запугать себя. Она дочь Ллута, дочь короля. Она что-нибудь придумает. Ошибкой было полагаться на таких уязвимых земных союзников, как люди или ситхи. Боги пошлют ей знак. Они подадут ей, не могут не подать, знак, подскажут какой-нибудь план, зная, в каком она отчаянии.
Ее вздох встревожил Эолера.
– Госпожа? Вам плохо?
Она отмахнулась от его заботы.
– Когда-то этот город был весь освещен, – сказал неожиданно Джисфидри, указывая своей длинной рукой. – Сердце горы сверкало.
– Кто здесь жил, Джисфидри? – спросил граф.
– Наш народ, тинукедайя. Но большинство из нас уже давно умерли. Немногие остались здесь. Некоторые жили в северных горах, в городе, меньшем по размеру, чем этот. – Лицо его сморщилось. – Пока их не заставили уйти.
– Заставили? Как?
Джисфидри покачал головой, его длинные пальцы теребили подбородок:
– Это было неправильно сказано, наверное. Было бы нехорошо навлекать свое зло на невинных детей Эрна. Не бойтесь. Те немногие, что там оставались, сбежали, оставив зло позади.
Его жена что-то произнесла на щебечущем дворрском наречии.
– Да, это правда, это так, – сказал Джисфидри с сожалением. Он моргнул огромными глазами. – Наши люди оставили те горы, и мы надеемся, что зло тоже осталось там.
Эолер посмотрел на Мегвин, как ей показалось, многозначительно. Этот разговор прошел как-то мимо нее, так как она была погружена в мысли о своем лишенном крова народе. Она слабо улыбнулась графу, давая понять, что его усилия по выяснению всех этих бесполезных подробностей замечены и оценены ею, потом снова погрузилась в свои молчаливые размышления.
Граф Эолер перевел растерянный взгляд с дочери Ллута на дворров.
– Вы можете рассказать мне об этом зле?
Джисфидри задумчиво посмотрел на него.
– Нет, – сказал он, – я не имею права рассказывать так много, хотя вы и являетесь у себя людьми благородными. Может быть, если я надумаю, я вам расскажу побольше. Пока довольствуйтесь этим.
Теперь они двигались в полной тишине, нарушаемой лишь звуком шагов. Светящиеся жезлы напоминали светлячков, блуждающих в ночи.
Зал Памяти был таким же куполообразным, как и Обитель Свидетеля. Он тоже располагался в низине, окруженной лесом башенок, вокруг него был ров из скальной породы, вырезанный так, чтобы создать впечатление разбивающихся о берег морских волн. Купол изображал раковину, вырезанную из светлого камня, который если и не светился, как кристаллические жезлы, все же, казалось, излучал своеобразное сияние.
– Океан безграничный и вечный, – промолвил Джисфидри, указывая на острые гребни каменных волн. – Мы родились на острове, в море, которое окружает вас. Это мы, тинукедайя, построили те суда, которые перевезли по морю всех рожденных в Саду. Руян Ве, величайший из нас, направлял корабли, привел нас к этой земле и спас от уничтожения, – свет загорелся в глазах дворра, в голосе его зазвучали победные нотки. Он твердо покачал головой, как бы подчеркивая значение сказанного. – Без нас не было бы ни одного корабля. Все – и хозяева, и слуги – перешли бы в небытие, – он снова моргнул и огляделся, огонь мгновенно угас в его глазах. – Пошли, люди Эрна, – сказал он. – Вот перед нами Банифа-ша-зе – Зал Памяти.
Исарда склонила голову, приглашая Мегвин и графа следовать вокруг застывшего океана к дальней стороне купола, который был расположен не над центром зала, а как желток в яйце. В конце был наклонный спуск в темные глубины.
– Здесь живем мы с мужем, – сказала Исарда. Она говорила по-эрнистирийски не так уверенно, как ее муж. – Мы хранители этого места.
Внутри зала было темно, но войдя впереди них, Исарда провела рукой по стенам. Там, где ее тонкие пальцы касались их, стены начинали светиться бледным светом, более желтым, чем тот, что излучали жезлы.
Мегвин различила рядом с собой четкий профиль Эолера, призрачный и неправдоподобный. На ее состоянии начала сказываться огромная нагрузка долгого напряженного дня. Ноги ее подгибались, а мысли путались. И как это Эолер позволил ей вообще совершить такую глупость? Ему нужно было… нужно было… что? Оглушить ее? Отнести ее, брыкающуюся и визжащую, наверх? Она бы его возненавидела, сделай он это. Мегвин провела рукой по спутанным волосам. Ах, если бы все эти ужасы не произошли, если бы жизнь в Таиге текла в своем привычном русле, с ее мелкими повседневными заботами, а отец и Гвитин были бы живы, и зима настала в свой черед…
– Мегвин! – Граф подхватил ее под локоть. – Вы чуть не ударились головой о притолоку.
Она стряхнула его руку и наклонилась, чтобы пройти в дверь.
– Я ее видела.
Комната, в которой они оказались, постепенно вырисовывалась перед ними. Она была круглой, через каждые несколько шагов в стенах; прорублены низкие двери, вырезанные из камня и подвешенные на бронзовых петлях. Их поверхности были покрыты руническими письменами, не похожими на что-либо, ранее виденное Мегвин, отличные даже от тех, что украшали огромные ворота, которые привели их в Мезуту'а.
– Садитесь, пожалуйста, – сказал Джисфидри, показывая на ряд гранитных табуретов, вырезанных из того же камня, что и пол, и поднимавшихся как грибы вокруг низкого каменного стола. – Мы приготовим поесть. Вы отобедаете с нами?
Эолер взглянул на нее, но Мегвин притворилась, что смотрит в другую сторону. Она была сбита с толку, полна сожаления. Усталость охватила ее. Ситхи здесь нет. Эти жалкие согбенные создания не в силах им помочь в борьбе с такими, как Элиас или Скали. Никакой земной поддержки ждать не приходится.
– Вы очень добрые Джисфидри, – сказал граф. – Мы будем счастливы разделить вашу трапезу.
Разжигание огня в жаровне, вделанной прямо в каменный пол, было достойным зрелищем. То, как бережно обращался Джисфидри с маленькой горсткой угля, показывало, какую редкость представляет топливо в этих местах и что использовалось оно только в особых случаях.
Мегвин не могла не обратить внимания, как изящно двигались дворры. Несмотря на их неуклюжую походку, они выходили и входили в двери в конце комнаты и обходили препятствия с какой-то мягкой танцевальной грацией. Они, казалось, ласкали друг друга нежными мелодичными голосами. Она была уверена, что перед ней существа, связанные древней любовью, настолько привыкшие быть радом, что стали как бы частями одного тела. Не удивляясь более странному виду большеглазых обитателей подземного мира, Мегвин видела двоих, которые, познав ужас и печаль, были все же счастливы друг с другом уже не одно столетие.
– Прошу, – сказал, наконец, Джисфидри, что-то наливая из каменного кувшина в плошки для Мегвин и графа. – Пейте.
– Что это? – тихо спросила Мегвин. Она понюхала жидкость, но не уловила, в ее запахе ничего необычного.
– Вода, дитя Эрна, – ответил Джисфидри, явно удивленный. – Вы что, уже не употребляете воду?
– Употребляем, – улыбнулась Мегвин, поднеся миску ко рту. Она уже забыла, когда последний раз пила из кожаного бурдюка, но, наверное, это было несколько часов назад. Вода стекала в ее горло большими глотками, холодная и сладковатая, как замороженный мед. У воды был привкус, который она не могла определить, что-то от камня, но очень чистое. Если вкус ее соотнести с цветом, то вода была бы голубой, как ранний вечер.
– Замечательно! – Она позволила Джисфидри снова наполнить ее плошку.
Затем дворры поставили на стол блюдо, наполненное с верхом кусочками бледного, слегка светящегося гриба, а также другие миски с чем-то, как показалось Мегвин, вроде многоногих жуков. Они были завернуты в листья и зажарены над угольями. Чары вкуснейшей воды сразу исчезли, и Мегвин снова охватила невыразимая тоска по дому.
Эолер мужественно попробовал триб – недаром он считался лучшим посланником при различных дворах Светлого Арда. Он осторожно прожевал и проглотил один из курков многоножки, затем принялся перекладывать еду на тарелке, делая вид, что ест. Мегвин достаточно было взглянуть на лицо графа, когда он жевал, чтобы оставить содержимое своей миски нетронутым.
– Да, Джисфидри, почему ваш дом называется Зал Памяти? – спросил граф Над Муллаха. Он позволил нескольким почерневшим кусочкам упасть за подкладку плаща.
– Мы это вам покажем, когда вы кончите есть, – гордо сказала Исарда.
– Тогда, если вы не сочтете это за невежливость, разрешите мне задать несколько других вопросов. У нас уже остается мало времени, – Эолер сокрушенно покачал головой. – Я должен доставить госпожу к людям, которые ждут ее в пещере наверху.
Мегвин с трудом удержалась от язвительного замечания. Да уж, вернешь эту госпожу!
– Вы упоминали смертного, который нам известен под именем Джошуа Безрукого. А голос из камня говорил что-то о Великих Мечах. Что это за мечи и какое они имеют отношение к Джошуа?
Джисфидри соскреб своими пальцами, похожими на ложки, кусочек гриба с подбородка.
– Я должен начать, как мы говорим, еще до начала. – Он перевел взгляд с Эолера на Мегвин и обратно. – В давно ушедшие времена король смертных нарушил договор. Когда пришло время платить, король заспорил о плате, затем убил предводителя нашего народа. Этот король по имени Элвирт был первым хозяином Риммергарда. Меч, изготовленный для него дворрами, был назван Миннеяром.
– Я слышал эту легенду, – сказал Эолер.
Джисфидри поднял паучью руку.
– Вы слышали не все, граф Эолер, если я верно запомнил ваше имя. Наше проклятие над этим клинком было сильным, и мы тщательно за ним следили, хотя он и был далеко от нас. Таков порядок у дворров: то, что нами сделано, никогда не уходит из наших сердец или из нашего поля зрения. Миннеяр принес много горя Элвирту и его племени, хотя он и был мощным клинком.
Он сделал глоток воды, чтобы прочистить горло. Исарда с нежностью смотрела на него во время рассказа, положив руку поверх его руки.
– Мы вам сказали уже, что наши Свидетели веками стояли безмолвно. Менее года назад Шард вдруг заговорил с нами, вернее, как и раньше, что-то заговорило с нами через него. То, что обращалось к нам, было чем-то или кем-то, кого мы не знали. Это было то же самое существо, что пользовалось Говорящим Пламенем в старой обители дворров в Хикехикайо, – что-то, обращавшее к нам нежные и настойчивые речи. Было довольно странно слышать, как Шард и Говорящее Пламя разговаривают с нами, как прежде; но мы помнили про зло, что заставило нас покинуть свой дом (зло, о котором вам, смертным, не нужно знать, ибо оно способно вселить в вас ужас) – посему мы не поверили этому незнакомому голосу. К тому же, как бы много времени ни прошло с тех пор, как Свидетели общались с нами, некоторые из нас все еще помнят те давние времена, когда зидайя говорили с нами и что мы тогда ощущали. На этот раз все было не так. То, что стояло у Говорящего Пламени на севере, казалось, больше походило на холодное дыхание Небытия, чем на живое существо, несмотря на все нежные слова.
Исарда тихо застонала. Мегвин, поневоле захваченная рассказом дворра, почувствовала, как по спине пробежал холодок.
– То, что говорило, – продолжал Джисфидри, – хотело знать о мече Миннеяре. Оно знало, что мы его создали, и ему было известно, что дворры не оставляют своего творения, даже когда она ушло от них, точно так же, как потерявший руку все еще ощущает ее. То, что обращалось к нам через одного Свидетеля и другого, спрашивало, действительно ли северный король Фингил взял меч Миннеяр в Асу'а, когда он завоевал это великое место и там ли меч до сих пор.
– Асу'а, – выдохнул Эолер. – Ну конечно, Хейхолт.
– Это его смертное имя, – кивнул Джисфидри. – Мы испугались этого странного и внушающего страх голоса. Вы должны нас понять: мы были изгоями дольше, чем вы можете себе представить. Нет сомнения, что в мире поднялась какая-то совершенно новая сила, не та, которой подвластно древнее Искусство. Но мы совсем не хотим, чтобы кто-то из наших бывших властелинов нашел нас и снова подчинил себе. Поэтому сначала мы не отвечали.
Дворр наклонился вперед, опершись на локти.
– Затем, совсем недавно, за всего лишь несколько превращений Луны, как сказали бы вы, Шард снова заговорил. На этот раз он заговорил голосом древнейшей из ситхи, голосом, который вы слышали. Она тоже спрашивала о Миннеяре. Ей мы тоже не ответили.
– Потому что вы боитесь снова попасть к ним в услужение?
– Да, сын Эрна. Если вы никогда не вырывались из неволи, вы не поймете этого ужаса. Наши хозяева вечны, мы – нет. Они сохраняют старые порядки, а наши ряды тают, – Джисфидри раскачивался взад-вперед на своем табурете; старая кожа, из которой была сшита его одежда, скрипела, как сверчок. – Но нам было известно нечто, чего не знали вопрошавшие, – сказал он, наконец. В его глазах был такой блеск, подобного которому пришельцы с поверхности земли еще не видели. – Видите ли, наши властелины считают, что меч Миннеяр никогда не покидал пределов Асу'а – и это так. Но тот, кто обнаружил меч под замком, тот, кого вы зовете королем Престером Джоном, переплавил его и выковал заново. Он пронес его по всему миру под именем Сверкающий Гвоздь и принес обратно.
Граф Над Мудлаха удивленно присвистнул.
– Так значит Сверкающий Гвоздь и был старый бич севера – Миннеяр Фингила. Вот это да! Интересно, какие еще тайны унес с собой в могилу Престер Джон? – Он помолчал. – Все же, Джисфидри, мы не поняли…
– Терпение, – дворр слегка улыбнулся. – Вам никогда не удавалось подготовить и обработать камень так, как это умеем мы. Вы горячитесь, как дети. Терпение, – он набрал в грудь воздуха. – Повелительница зидайя сказала нам, что этот меч, один из Великих Мечей, каким-то образом связан с происходящими сейчас событиями и с судьбой смертного принца по имени Джошуа…
– Джошуа Безрукий.
– Да. Но мы полагаем, что это какие-то уловки, потому что она также сказала, что этот меч якобы очень важен в борьбе с тем же злом, которое было причиной исхода нашего народа из Хикехикайо, и что то же самое зло будет вскоре угрожать всему, что живет на земле или под ней. Как может судьба одного смертного отразиться на борьбе бессмертных? – голос дворра задрожал. – Это еще одна ловушка, чтобы сыграть на нашей робости. Она хочет, чтобы мы обратились за помощью, с тем чтобы мы снова попали в их тиски. Вы ее слышали? «Приходите к нам в Джао э-Тинукай». Можно ли так хладнокровно расставлять ловушку прямо на глазах у жертвы?
– Так значит, – вымолвил наконец граф, – жизнь Джошуа каким-то образом связана с этим клинком?
Джисфидри обеспокоенно взглянул на него.
– Так она утверждает. Но как она может говорить, что его судьба связана с Миннеяром, когда она даже не знает, что его переплавили? Она заявила, что никто кроме нас этого не знает и что, возможно, многие судьбы и даже нити всех судеб связаны с этими тремя Великими Мечами, одним из которых является Миннеяр.
Джисфидри встал, на лице его было какое-то загнанное выражение.
– И я сообщу вам ужасную, поистине ужасную вещь, – сказал он с отчаянием в голосе. – Хотя мы и не можем доверять нашим прежним властелинам, мы опасаемся, что они, возможно, говорят правду. Вдруг злой рок действительно опускается на землю? Если это так, то не исключено, что навлекли его мы, дворры.
Эолер огляделся, пытаясь разобраться в услышанном.
– Но почему, Джисфидри? История Сверкающего Гвоздя может быть глубокой, и темной тайной, но дворры же никому ее не рассказывали. Когда Шард говорил с нами, он не сказал нам об этом. Никаких секретов вы не выдавали. Как вы могли навлечь злой рок?
Дворру было мучительно это слушать.
– Я… я не все вам рассказал. Однажды перед вашим появлением Шард призвал нас. Это был тот самый страшный незнакомец из Хикехикайо, и он снова спрашивал о Миннеяре, этом проклятом мече. – Дворр безвольно опустился на табурет. – В тот раз лишь один из нас оказался в Обитатели Свидетеля – юный Шовенне, с которым вы познакомились. Он был один, а голос нагнал на него ужасный страх. Он угрожал, обещал и снова угрожал. – Джисфидри хлопнул ладонью по столу. – Вы должны понять: он испугался! Мы все боимся! Мы не те, что были, – он опустил глаза, как бы устыдившись, потом посмотрел на жену, ища поддержки. Казалось, в ее глазах он почерпнул отваги. – В конце концов страх взял верх, и Шовенне рассказал незнакомцу о Миннеяре: о том, что тот был переплавлен и стал Сверкающим Гвоздем. – Джисфидри покачал своей большой головой. – Бедный Шовенне, нам не следовало оставлять его одного у Шарда. Да простит нас Сад! Видите ли, наши бывшие властелины, возможно, обманывали нас, но мы все боимся, что ничего доброго не может прийти из тьмы Хикехикайо. Если Праматерь ситхи говорит правду, кто знает, какую власть мы дали в руки злым силам?
Мегвин почти не слушала Джисфидри. Она потеряла нить его рассказа, улавливая лишь отдельные детали. Ее усталый мозг был занят круговоротом мыслей о собственных неудачах. Она неправильно истолковала волю богов. Ей нужна свобода, она должна подумать без помех, ей нужно время.
Граф Эолер надолго задумался. В комнате наступил тишина. Наконец, Джисфидри поднялся.
– Вы разделили нашу трапезу, – сказал он, – теперь позвольте ознакомить вас с нашими сокровищами, а затем вы сможете вернуться на поверхность, где много света и воздуха.
Эолер и Мегвин, все еще не произнося ни слова, позволили проводить себя к одной из дверей на другом конце комнаты. Они последовали за дворрами вниз по длинному коридору, пока не оказались в еще одном помещении, ниже предыдущего. Конфигурация его стен была сложна, как лабиринт: сплошные уступы и повсюду, насколько хватало глаз, поверхность камня была испещрена резьбой.
– В этом зале и в тех, что расположены ниже, находятся карты, – сообщил Джисфидри. – Дворры создавали сооружения не только глубокие, но и широкие. Каждый тоннель, каждая пещера, которую мы сооружали, начерчена здесь. Это история нашего народа, а мы двое являемся ее хранителями. – Он гордо повел рукой. – Карты, лабиринты, тоннели – все то, что пронизывает горы над нашими головами – здесь. Катакомбы Займирита давно засыпаны и безмолвны, но здесь они живут!
Эолер медленно поворачивался, осматривая одну поверхность за другой. Внутренность большого зала была сложна, как многогранный камень: каждая грань, каждый угол, каждая впадина были заполнены тончайшими схемами, вырезанными на живом камне.
– И вы сказали, что имеете карты тоннелей, которое проходят по всему Грианспогу? – медленно спросил он.
– Непременно, граф Эолер, – подтвердил Джисфидри. Пребывание среди карт, казалось вернуло ему хорошее расположение духа. – Вон те и еще многие.
– Если бы могли получить их, это очень помогло бы нам в нашей борьбе.
Мегвин резко повернулась к графу, уже не скрывая раздражения:
– Неужели вы предлагаете тащить стопудовые камни в верхние пещеры? Или каждый раз, когда мы подойдем к развилке, спускаться в эту преисподнюю?
– Нет, – сказал Эолер, – мы можем скопировать их на пергамент, как это делают монахи-эйдониты, и они всегда будут у нас под рукой. – Глаза его сверкали. – Ведь наверняка существуют тоннели, о которых никто не подозревает! Наши вылазки в лагерь Скали будет поистине казаться колдовством! Вот видите, Мегвин, вы действительно оказали неоценимую услугу своему народу, в конце концов – помощь эта не сравнится с мечами и копьями! – Он обратился к Джисфидри. – Вы разрешите нам это сделать?
Встревоженный дворр повернулся к жене. Пока они обменивались мелодичными фразами, Мегвин наблюдала за Эолером. Граф ходил от стены к стене, разглядывая выступы, испещренные мельчайшими схемами. Она подавила нарастающий приступ гнева. Он считает, что сделал ей комплимент, похвалив ее «открытие»? Она ждала помощи от блестящих легендарных ситхи, а не от горстки пучеглазых чучел с их пыльными картами тоннелей. Тоннели! Хороша Мегвин – заново открыла тоннели! И как он смеет таким образом успокаивать ее?
Находясь в этом промежуточном состоянии между яростью и одиночеством и растерянностью, она вдруг осознала – это было как озарение, – что Эолер должен уйти.
Она не будет знать покоя, она никогда не поймет, чего боги хотят от нее, пока он рядом. Его присутствие обращает ее в ребенка, в сумасбродное существо, которое не способно вести народ в этих опасных обстоятельствах.
Джисфидри, наконец, повернулся.
– Мы с женой должны сначала поговорить с нашим народом, прежде чем что-то предпринять. Это нечто новое для нас и не может быть сделано так просто.
– Разумеется, – сказал Эолер. Его голос был спокоен, но Мегвин услышала в нем сдерживаемое возбуждение. – Конечно, делайте так, как лучше для вашего народа. Мы уйдем и вернемся через день-другой или когда вы только скажете. Но скажите им, что это, возможно, послужит спасению детей Эрна, которым дворры и раньше не раз помогали. Эрнистирийцы всегда думали о вас только хорошо.
Мегвин вдруг осенила новая мысль.
– Есть ли тоннели под Хейхолтом?
Исарда кивнула.
– Асу'а, как мы ее называем, не только строилась ввысь, но и уходила вниз. Теперь ее основание проходит под замком, где правят смертные короли, но земли под этим основанием пронизаны нашими подкопами.
– А эти карты здесь есть?
– Конечно, – гордо ответил дворр.
Удовлетворенно кивнув, Мегвин повернулась к графу.
– Вот, – сказала она. – Это тот самый ответ, которого я искала. Перед нами открыт путь: мы будем предателями своего народа, если им не воспользуемся. – Она погрузилась в сосредоточенное молчание.
Эолер попался на удочку:
– Что вы имеете в виду, принцесса?
– Вы должны найти Джошуа, граф Эолер, – сказала она кратко. Ей понравился властный тон, которым она это произнесла. – Вы слышали, что сказал Джисфидри за столом. Это дело с мечом представляется чрезвычайно серьезным. Я уже подумала о том, что следует дать знать принцу Джошуа, если есть возможность воспользоваться этим для победы над Элиасом. Вы не хуже меня знаете, что пока преуспевает Верховный король, Скали Острый Нос будет держать нож у нашего горла. Найдите Джошуа и сообщите ему тайну меча. Это и послужит спасению нашего народа.
По правде говоря, Мегвин не уяснила всех деталей рассказа дворра, будучи занятой собственными мыслями, но она запомнила, что это как-то связано с мечом его отца и с самим Джошуа.
Эолер был огорошен:
– Отправиться к Джошуа?! Что вы говорите, госпожа? Мы не имеем представления о том, где он находится, да и вообще, жив ли он. Вы хотите, чтобы я бросил свой народ в таком беспомощном состоянии и отправился на бессмысленные поиски?
– Вы же сами заявили, что он жив, – холодно сказала она. – Еще совсем недавно вы мне читали лекцию о том, что он выжил. А теперь мы должны исходить из предположения, что он мертв?
