Текст книги "Память, Скорбь и Тёрн"

Автор книги: Тэд Уильямс

Саймону казалось, что он в сосновом саду Хейхолта, как раз под окнами обеденного зала. Над кронами тихо покачивающихся деревьев висел каменный мост, который соединял зал с церковью. Юноша не чувствовал холода – да он и вообще не осознавал своего тела – но легкие снежинки кружились вокруг него. Тонкие ветви деревьев уже скрывались под белыми одеялами. Все поглотила тишина. Ветер, снег и сам Саймон существовали в мире, лишенном звука и движения.

Ветер, которого он не мог ощущать, дул все сильнее, и деревья сгибались под его напором, раздвигаясь, как океанские волны вокруг одинокой скалы. Снег все падал и падал, а Саймон шел через коридор, образованный деревьями к открытому месту, полному сверкающей белизны. Он шел дальше и дальше, а деревья отступали перед ним, как солдаты, отдающие честь.

Разве сад когда-нибудь был таким длинным?

Внезапно Саймон почувствовал, как что-то наверху притягивает его взгляд. В конце снежной дороги стояла огромная белая колонна, уходящая вершиной в туманное небо.

Конечно, сонно размышлял он, это Башня Зеленого ангела. Раньше ему никогда не удавалось выйти из сада прямо к основанию башни, но ведь все изменилось, пока его не было… все изменилось…

Но если это башня, думал он, глядя на великолепные очертания, выступающие из снежной мглы, то почему на ней растут ветви? Это не башня. По крайней мере, теперь это не башня. Это дерево – огромное белое дерево…

Саймон сел, широко раскрыв глаза, и потряс головой.

– Что дерево? – спросил Бинабик, который сидел рядышком, зашивая рубаху Саймона иглой, сделанной из птичьей кости. Он сделал последний стежок и отдал рубашку юноше. Тот протянул из-под плаща длинную веснушчатую руку и взял ее. – Что за дерево, и имея ли ты хорошие сны?

– Сон, вот и все, – невнятно ответил Саймон, натягивая рубашку. – Мне приснилось, что Башня Зеленого ангела превратилась в дерево. – Он лукаво взглянул на Бинабика, но тролль только пожал плечами.

– Сон, – согласился он.

Саймон зевнул и потянулся. Не особенно удобно спать свернувшись в расщелине на склоне горы, но и это, много предпочтительней, чем спать на открытой равнине. Это стало понятным, как только они пустились в путь.

Солнце уже взошло, почти незаметное под маской облаков. Глядя с высоты горы, где они приютились, трудно было сказать, гае кончается небо и начинается покрытая туманом долина. Этим утром весь мир казался мрачным и бесформенным.

– В ночи я видывал огни, когда ты предавался сновидениям, – сказал тролль, выводя Саймона из задумчивости.

– Огни? Где?

Левой рукой Бинабик указал на юг, в долину.

– Вон там. Не питай страха, я думаю, они очень далеко. Весьма вероятно, они не имеют с нами никакой связи.

– Я тоже так думаю. – Саймон, сощурившись, вглядывался в серую даль. – Ты знаешь, может быть, это Изгримнур и его солдаты.

– Это сомнительно.

Саймон повернулся и возмущенно посмотрел на маленького человека.

– Но ты сказал, что они отобьются… что они уцелеют!

Тролль раздраженно фыркнул.

– Если бы ты подождал там еще немного, ты бы убедился сам. Я имею уверенность, что они уцелеют. Но риммеры шли на север, и мне сомнительно, что они повернули обратно. Эти огни бывали дальше к югу, как будто…

– Как будто те шли из Эркинланда! – закончил Саймон.

– Да, – слегка раздраженно проговорил Бинабик. – Но они могли быть торговцами или еще путешественниками… – Он огляделся. – Куда теперь бегает Кантака?

Саймон поморщился. Увертки для грудных младенцев!

– Прекрасно. Но что бы это ни было, это ведь ты вчера настаивал на скорости. Или мы подождем, а может еще пойдем навстречу, чтобы поскорее встретиться с этими купцами или… землекопами? – Шутка вышла довольно кислой, а последнее слово и вовсе неприятным на вкус.

– Можно и не болтать чепухи, – недовольно проворчал Бинабик. – Боганики-буккены не разжигают костров. У них имеются другие вещи, которые светятся. А мы – нет, мы не будем ожидать этих разжигающих костры. Мы теперь идем назад, в лес, как я уже говаривал тебе. – Он указал на склон горы за его спиной. – На том краю горы мы уже будем иметь возможность видеть деревья.

Вдруг затрещали кусты, и тролль и мальчик подскочили от неожиданности. Это была всего-навсего Кантака, спускавшаяся с горы странными зигзагами, не отрывая носа от земли. Дойдя до них, она ткнулась носом в руку Бинабика и стояла так, пока он ее не погладил.

– Кантака веселая, хммм? – тролль улыбнулся, обнажив желтые зубы. – Ну, раз мы имеем сегодня днем такую удачу, что облака густые, и дым не очень видный, то, я думаю, мы можем разрешать себе немного настоящей еды. Это благоприятно?

Саймон попытался придать лицу серьезное, озабоченное выражение.

– Я мог бы что-нибудь съесть, если ты так настаиваешь, – произнес он. – Если ты действительно считаешь, что это так важно…

Бинабик в изумлении уставился на него, решив, что Саймон действительно не хочет завтракать, и юноша почувствовал, что смех вот-вот вырвется из него.

Почему я такой дурачок? – подумал он. Мы в страшной опасности, и дальше будет ничуть не лучше.

Не в силах больше выносить выражения лица Бинабика, он расхохотался.

Что ж, ответил он себе, не может же человек тревожиться непрерывно.

Саймон удовлетворенно вздохнул и позволил Кантаке слизнуть с его пальцев остатки беличьего жира. При этом он почти умилился тому, как осторожен может быть волк, несмотря на огромные челюсти и беспощадные зубы.

Догоравший костерок был совсем маленьким, потому что тролль не хотел лишний раз рисковать. Тонкая струйка дыма медленно извивалась вдоль склона горы.

Бинабик, получив разрешение Саймона, углубился в чтение манускрипта Моргенса.

– Я питаю надежду, – сказал тролль, не отрываясь от рукописи, – что ты понимаешь не попробовать того же со всеми остальными волками, кроме моего друга Кантаки.

– Конечно, нет. Это просто удивительно, какая она ручная.

– Не ручная, – подчеркнул Бинабик. – Она имеет узы чести со мной, и это прикасается к моим друзьям.

– Чести? – лениво спросил Саймон.

– Имею уверенность, что ты хорошо знаешь такое слово. Честь. Ты думаешь, такое странно между троллем и волком? – Бинабик взглянул на него и вернулся к манускрипту.

– О, я не очень-то много думаю в эти дни, – легкомысленно ответил Саймон и почесал пушистый подбородок Кантаки. – Я просто хочу вовремя пригнуться и добраться до Наглимунда.

– Ты грубо уклоняешься, – пробормотал Бинабик, но не стал настаивать.

Некоторое время ничто, кроме шуршания пергамента, не нарушало тишину.

– Вот, – сказал наконец тролль. – Теперь имей терпение для слушания. Ах, Дочь Гор, читаю такие слова и еще больше сожалею бедного доктора Моргенса. Ты знаешь про Нирулаг, Саймон?

– Конечно. Где король Джон разбил наббанайцев! У нас в замке были даже ворота, все покрытые резьбой. Там была вырезана вся эта битва.

– Ты имеешь справедливость. Так вот, тут доктор Моргенс пишет про эту битву и как король Джон первый раз имел встречу со знаменитым сиром Камарисом. Можно я буду читать тебе?

Саймон почувствовал мгновенный укол ревности. Доктор вовсе не предназначил свой труд одному только Саймону, напомнил он себе.

…Итак, после того, как решение Адривиса – одни называли его храбрым, другие – самонадеянным – встретить неразумного северного короля на плоской равнине луговых тритингов, перед озером Мирм, обернулось бедствием, он стянул большую часть своих войск в Онестрийский проход, узкий перешеек, между горными озерами Эдна и Клоду…

– Моргенс говаривал тут, – объяснил тролль, – что Адривис, который был император Наббана, не веровал, что Престер Джон может найти большие силы так далеко от Эркинланда. Но пирруинские островитяне, которые всегда не любили наббанаи, они заключили тайный договор с Джоном и оказали ему помощь в доставлении войск. Король Джон у луговых тритингов сумел разделять на ленточки войско Адривиса, о чем наббанайцы, а они были гордые, даже мыслить не могли. Имеешь понимание?

– Думаю, да. – Саймон вовсе не был в этом уверен, но он слышал достаточно баллад о Нирулаге, чтобы узнавать хотя бы имена. – Почитай еще.

– С непременностью. Но один раз я хочу искать место, которое тебе будет очень интересное.

…И вот, когда солнце в последний раз для восьми тысяч мертвых и умирающих скрылось за горой Онестрис, юный Камарис, чей отец Бенидривис са-Винитта принял императорский жезл от своего умирающего брата Адривиса всего час назад, собрал отряд в пятьсот лошадей и повел его на врага в поисках отмщения…

– Бинабик! – прервал Саймон.

– Да?

– Кто, что и у кого взял?

Бинабик засмеялся.

– Принимай мои извинения. Эта такая сеть, в которой слишком много имен, и ее не очень легко сразу вытаскивать, да? Адривис был последний император Наббана, и его империя уже тогда бывала не очень больше, чем нынешнее Наббанайское герцогство. Он имел ссору с Престером Джоном, потому что Джон имел желание объединять Светлый Ард и Адривис понимал, что там будут очень большие конфликтные ситуации. Ну и я не буду измучивать тебя всеми их сражениями, но это была его последняя битва, как тебе известно. Адривис, император, был умерщвлен стрелой, и его брат Бенидривис стал новый император. Это было недолго, когда он тоже скончался вместе со своими заместителями. Камарис был его сын, очень юный сын, не больше пятнадцати, и вот в этот день он стал последним принцем Наббана, так иногда говаривают в песнях. Имеешь понимание?

– Теперь имею. Эти все «аризисы» и «ивизисы» меня сперва запутали.

Бинабик поднял пергамент и продолжал чтение.

…Когда Камарис вышел на поле боя, усталые войска Эркинланда совсем обезумели. Воины Камариса тоже устали, но сам он был смерчем, сеющим бурю смерти, и меч Тёрн, который отдал ему умирающий дядя, казался зигзагом черной молнии. Летописи утверждают, что войска Эркинланда готовы были пасть, но тут сам Престер Джон, сжимая Сверкающий Гвоздь железной рукой в железной рукавице, вышел на поле. Он прорубил коридор в рядах нападающих и вскоре оказался лицом к лицу с галантным Камарисом…

– Вот тот кусок, который именно я желал, чтобы ты услышал, – сказал Бинабик, переворачивая страницу.

– Это здорово! – отозвался Саймон. – А Престер Джон разрубит его пополам?

– Чепуха! – фыркнул тролль. – Как бы тогда он получил возможность становиться ближайшим и самым верным другом Джона? Разрубить его напополам!

…Баллады утверждают, что их битва длилась весь день и всю ночь, но я, впрочем, сомневаюсь, что так и было в действительности. Я позволю себе предположить, что они схватились незадолго до наступления сумерек, и усталым наблюдателям могло показаться, что они сражались весь день напролет…

– Какой великолепный мыслительный процесс производит твой Моргенс! – засмеялся Бинабик.

…Какова бы ни была истина, они обменивались ударами, круша латы противника, даже тогда, когда солнце уже зашло, и вороны насытились. Этой битве не видно было конца, хотя отряд Камариса давно уже был разбит воинами Джона. Никто из эркинландеров не посмел вмешаться в их сражение.

Наконец лошадь Камариса случайно ступила ногой в яму, упала, сломала ногу и придавила своим телом Камариса. Джону предоставилась возможность покончить с противником, и никто не осудил бы его за это – но все очевидцы единогласно утверждают, что он помог упавшему рыцарю выбраться из-под лежащего коня, вернул ему меч, и, убедившись, что Камарис в сознании, продолжил сражение…

– Эйдон! – восхищенно вздохнул Саймон. Он тысячи раз слышал эту историю, но совсем другое дело, когда ее подтверждают ироничные, спокойные слова доктора.

…Так они сражались еще некоторое время, пока наконец Престер Джон, который в конце концов был на двадцать лет старше Камариса, не устал, споткнулся и упал прямо к ногам принца Наббана, Камарис же, тронутый силой и благородством своего соперника, воздержался от мгновенного убийства, приставил Тёрн к вороту лат Джона и попросил его пообещать оставить Наббан в покое. Джон, не ожидавший, что милосердный поступок вернется к нему, оглядел поле Нирулага, на котором не осталось уже никого, кроме войск Эркинланда, немного подумал и лягнул Камариса са-Винитту в развилку ног…

– Нет! – воскликнул потрясенный Саймон. Кантака, услышав крик, подняла сонную голову. Бинабик только ухмыльнулся и продолжал чтение.

…Теперь уже Джон стоял над тяжело раненным Камарисом и говорил ему: «Ты совсем еще щенок, юноша, но из тебя выйдет храбрый и благородный человек. Я окажу твоему отцу и твоей семье все подобающие почести и хорошо позабочусь о твоих людях. Я надеюсь, что ты запомнишь на всю жизнь урок, который я преподал тебе: честь – это хорошая штука, но она плохой помощник. Будешь с честью голодать – не спасешь свою семью, будешь с честью бросаться на меч – не спасешь свое королевство».

Когда Камарис выздоровел, он испытывал такое благоговение к новому королю, что стал самым верным соратником и другом Джона с того дня и до самой смерти…

– Зачем ты мне это читал? – спросил Саймон. Он не мог понять, что уж такое веселое нашел Бинабик в отвратительном поступке величайшего героя страны Саймона… Но все-таки это написал Моргенс, и если хорошенько подумать, его рассказ сделал Джона больше похожим на живого человека и меньше – на мраморную статую Святого Сутрина, пылившуюся на фасаде кафедрального собора.

– Я думал, это будет интересовать тебя, – Бинабик проказливо улыбнулся. – Нет, не поэтому, – быстро продолжил он, когда Саймон нахмурился. – Просто я желал, чтобы ты понял одну сложность, и я думал, что Моргенс объяснит это очень лучше, чем я. Ты не хотел покинуть людей риммера, и я понимаю, что так было благородно. Но и не очень благородно было для меня покинуть мои обязательства в Йикануке. Иногда мы должны преступать благородство, или, точнее говоря, то, что благородно с очевидностью. Имеешь понимание?

– Практически нет, – гримаса Саймона превратилась в ласковую издевательскую ухмылку.

– А, – Бинабик философски пожал плечами. – Ко мухок на мик акваноп, говорим мы в Йикануке. «Только когда это упадает на твою голову, ты имеешь понимание, что это камень».

Саймон стоически обдумывал это, пока Бинабик укладывал в мешок кухонные принадлежности.

Бинабик оказался прав. Пересекая гору, они видели только темный массив Альдхорта, безгранично раскинувшийся перед ними – зеленый с черным океан, застывший за мгновение до того, как разбиться о подножия гор. С другой стороны Старое сердце выглядело как море, о которое может разбиться и сама земля.

Саймон не мог удержаться от глубокого вздоха восхищения. Деревья разбегались вдаль до тех пор, пока их не скрывал туман, и ощущение было такое, что лес уходит куда-то за границы земли.

Бинабик, перехватив его взгляд, сказал:

– Из всех времен, когда важно послушивать меня, это вот теперь. Если мы потеряемся друг друга здесь, то можно уже не найтись никогда.

– Я уже бывал в этом лесу, Бинабик.

– Ты видал только окраины, друг мой Саймон. Теперь мы отправливаемся глубоко внутрь.

– Мы всю дорогу пойдем через лес?

– Ха! Нет, потому что тогда мы шли бы и шли – месяцы, год – кто знает? Но мы пойдем далеко, очень далеко, так что только питай надежду, что мы гости, которых впускают.

Посмотрев вниз, Саймон почувствовал, как по спине забегали мурашки. Темные безмолвные деревья, тенистые пространства, никогда не слышавшие шагов человека… Все эти рассказы городских и замковых путешественников не были забыты, и страхи, порожденные ими, не трудно было вызвать.

Но я должен идти, сказал он себе. И кроме того я не думаю, что лес несет зло. Он просто стар… очень стар… И подозрительно относится к чужим, по крайней мере, он заставляет меня так думать. Но зла в нем нет…

– Пойдем! – сказал он голосом чистым и высоким, но когда Бинабик начал спускаться, Саймон сотворил на груди знак древа – просто так, на всякий случай.

Они спустились с горы. В лиге от поросших травой холмов у края Альдхорта Кантака внезапно остановилась и склонила набок косматую голову. Солнце стояло уже высоко, и большая часть росы высохла. Они подошли к волчице, застывшей точно серая статуя, и внимательно осмотрели все вокруг. Ни звука, ни движения не нарушало однообразного спокойствия травы.

Когда они подошли, Кантака заскулила и склонила голову на другую сторону.

Она прислушивалась. Бинабик осторожно положил на землю мешок, так что кости и камни, лежавшие в нем, даже не брякнули, наклонился и прижал ухо к земле.

Волосы упали на лицо Бинабика, он раскрыл было рот, чтобы что-то сказать, но прежде чем тролль заговорил, Саймон услышал и сам: тонкий слабый звук, поднимающийся и падающий, как будто где-то, на расстоянии многих лиг, высоко за облаками летела гогочущая стая гусей. Но он доносился не с неба, а скорее всего несся через пространство между лесом и холмами, с севера ли, с юга ли, Саймон не мог понять.

– Что?.. – начал он. Кантака снова заскулила и тряхнула головой. Тролль поднял коричневую руку, прислушался и, сделав Саймону знак следовать за ним, устремился к мрачному переднему краю леса.

– Собаки, я думаю, – сказал Бинабик. Волк бегал вокруг них, настороженный, взволнованный, то подбегая совсем близко, то исчезая в кустах.

– Я думаю, что они еще очень далеко, очень на юг, в горах, на Фростмарше… но чем очень скорее мы будем заходить в лес, тем лучше.

– Может и так, – сказал Саймон, легко шагая рядом с троллем, перешедшим на легкую рысь, – но этот звук не походил ни на каких собак, которых я когда-либо слышал…

– Это, – проворчал Бинабик, – и мои мысли тоже… и именно благодаря этому мы идем так быстро, как только можем.

Обдумав последние слова Бинабика, Саймон почувствовал, как холодная рука сжала его сердце.

– Стой, – сказал он и остановился.

– Что вынуждает тебя? – прошипел маленький человек. – Они, с несомненностью, еще очень далеко, но…

– Позови Кантаку, – терпеливо сказал Саймон. Бинабик непонимающе посмотрел на него и свистнул волчице. Она была неподалеку.

– Я питаю надежду, что ты имеешь объяснение… – начал тролль, но Саймон указал на волчицу.

– Садись на нее. И поторопись. Если нам надо спешить, я побегу, а твои ноги слишком короткие.

– Саймон, – сказал Бинабик, в его глазах сверкнул гнев. – Я бегал по тонким мостам Минтахока, когда был еще младенцем…

– Но это ровная поверхность, да еще под гору. Пожалуйста, Бинабик, нам надо бежать!

Тролль посмотрел на него, потом повернулся к Кантаке и щелкнул языком.

Волчица немедленно опустилась в траву. Бинабик перекинул ногу через широкую спину зверя и подтянулся, ухватившись за густую шерсть у нее на загривке. Он снова щелкнул, и волчица поднялась, выпрямив сначала передние лапы, потом задние. Бинабик покачивался у нее на спине.

– Умммму, Кантака, – отрывисто приказал он. Волчица бросилась вперед.

Саймон вприпрыжку побежал рядом с ними. Теперь не было слышно ни звука, кроме их собственного тяжелого дыхания, но воспоминание об ужасном вое иголочками страха покалывало затылок Саймона, и черное лицо Альдхорта все больше и больше становилось ласковой улыбкой друга. Бинабик припал к шее Кантаки и очень долго его взгляд не встречался со взглядом Саймона.

Бок о бок они бежали по длинному склону, но только когда серое солнце прислонилось к горам, они достигли переднего края леса, группы нежных стройных березок – маленькой аккуратной служанки, принимавшей гостей злого, старого господина.

* * *

Оставленную ими долину еще освещали лучи заходящего солнца, но войдя под сень Альдхорта, они погрузились в сумрачную тень. Мягкая лесная подстилка приглушала их шаги, и спутники неслись через лесную окраину бесшумно, как сами лесные духи. Тонкие лучи света пробивались через хитросплетение веток, и пылинки, поднятые шагами Саймона и Кантаки, плясали в этих тоненьких колоннах свои затейливые танцы.

Саймон начал уставать, пот стекал по его лбу и шее грязными ручьями.

– Мы имеем должность идти очень дальше, – крикнул Бинабик, покачивающийся на широкой платформе спины Кантаки. – Скоро дорога становится очень путанной для скорости, и свет замеркнет. Тогда мы будем иметь отдохновение.

Саймон ничего не ответил, не снижая темпа, дыхание обжигало ему легкие.

Когда юноша наконец замедлил бег до неверного галопа, Бинабик соскочил с волчицы и побежал рядом с ним. По стволам деревьев скользили последние лучи солнца, верхушки деревьев еще были окружены сияющими ободками, как цветные окна хейхольтской церкви. Наконец, когда в темноте было уже почти ничего не видно, Саймон споткнулся о выступавший из земли корень. Бинабик подхватил его, и они остановились.

Бинабик опустился на корточки и осмотрел место их вынужденного привала.

Они находились на небольшом склоне. У его основания змеилось глинистое русло ручья, который представлял собой всего лишь струйку мутной воды.

– Когда ты обретешь немного дыхания, – сказал Бинабик, – я думаю, мы можем перебираться как раз вон туда, – он указал пальцем на огромный дуб, стоявший немного выше по склону. Вокруг огромного, с чудовищными наростами ствола было открытое пространство, потому что мощные корни дерева не давали места другим деревьям. Саймон кивнул, открывая и закрывая рот, как рыба, вытащенная из воды.

Через некоторое время он заставил себя подняться и с помощью Бинабика добрался до дерева.

– Ты знаешь, где мы? – спросил Саймон, вновь опускаясь на землю и находя удобное место у одного из торчащих корней.

– Нет, – весело ответил тролль. – Но завтра, когда я буду иметь время делать определительные вещи… тогда я буду знать. Теперь, если ты окажешь мне помощь собирать несколько камней и сучьев, мы сможем иметь немного огня. А очень позже, – Бинабик быстро поднялся на ноги и принялся собирать хворост, – позже будет приятный сюрприз для тебя.

Бинабик выстроил нечто вроде трехстороннего ящика из камней, чтобы по возможности спрятать свет костра, но маленькое пламя все равно потрескивало как-то ободряюще. Красные отблески отбрасывали причудливые тени, а Бинабик углубился в изучение своего мешка. Саймон лениво наблюдал, как поднимаются в ночное небо несколько беглых искорок.

Они приготовили жалкий ужин из сушеной рыбы, галет и воды. Саймон чувствовал, что его желудок заслуживает лучшего обращения, но все-таки лежать, согревая у костра ноющие ноги, было куда приятнее, чем бежать. Он не помнил, чтобы когда-нибудь ему приходилось бегать так быстро и так далеко без малейшего отдыха.

– Ха! – усмехнулся Бинабик и повернул к юноше торжествующее лицо, освещенное отблесками пламени. – Сюрприз я сулил тебе, Саймон, и сюрприз имею я!

– Ты кажется говорил о приятном сюрпризе? Потому что сюрпризов другого рода мне хватит с избытком на всю оставшуюся жизнь.

Бинабик улыбнулся, улыбка расплылась до ушей.

– Решение в данном вопросе только тебе принадлежит. Произведи дегустацию. – Он протянул Саймону небольшую керамическую баночку.

– Что это? – спросил Саймон. Даже при свете костра на баночке не было видно никаких надписей. – Что-то троллевое?

– Открывай это.

Саймон ткнул пальцем в горлышко и обнаружил, что оно залито чем-то вроде воска. Он провертел дырочку в тонкой пленке и поднес к носу. В то же мгновение он сунул в баночку палец, вытащил и с наслаждением облизал его.

– Варенье! – восхищенно сказал он.

– Имею уверенность, что виноградное, – ответил Бинабик, довольный бурной реакцией Саймона. – Это находка, принадлежащая аббатству, но дальнейшие события изгоняли ее.

Съев немного, Саймон неохотно протянул баночку Бинабику, который тоже нашел странный продукт весьма приятным на вкус. Довольно быстро они прикончили баночку, и передали липкую посудину Кантаке, чтобы она вылизала ее.

Саймон свернулся клубочком на своем плаще у теплых камней угасающего костра.

– Ты бы не мог спеть песню, Бинабик? – мечтательно спросил он. – Или рассказать историю?

Тролль задумался.

– Я не думаю, что историю это очень хорошо, Саймон, потому что надо спать и мы имеем должность рано вставать. Может быть короткую песню…

– Это было бы славно.

– Но подумав дополнительно, – сказал Бинабик, натягивая капюшон, – я имел бы желание, чтобы ты спел песню. Конечно в тишине.

– Я? Песню? – Саймон помолчал немного. Вдруг сквозь просвет между вершинами деревьев мигнула маленькая звезда. Звезда… – Хорошо, – решил он, – поскольку ты пел мне песню о Шедде и ее звездном одеяле… я спою тебе песню, которую мне пели горничные, когда я был совсем еще мал. – Он немного подвинулся, устраиваясь поудобнее. – Я надеюсь, что ничего не забыл. Это смешная песенка.

Саймон мягко начал:

 
Там, где Альдхорта тень
Даже в солнечный день
Беспросветна, как ночи в аду.
Старый Мундвуд молил и корону сулил,
Тем, кто даст ему с неба звезду.
 
 
Первым Беорнос встал, он короны желал,
Слыл он самым могучим в лесу!
– Я залезу за раз на коричневый вяз
И звезду королю принесу.
 
 
Он на дерево влез, но достать до небес
Не под силу, увы, никому.
Был он сильным, как лось,
Только все же пришлось
Восвояси убраться ему.
 
 
Лучник Осгал пришел, верный лук свой навел
На сиянье небесных огней.
– В золотую звезду я стрелой попаду,
А корона достанется мне.
 
 
Двадцать стрел он послал, но звезды не достал,
И она улыбалась всю ночь.
Чуть бедняга тогда не погиб со стыда,
И Джек Мундвуд прогнал его прочь.
 
 
А звезда все горит, и король говорит,
Обсуждали до ранней зари
Королевский приказ, не смыкаючи глаз,
Но решенья они не нашли.
 
 
И тогда поднялась раскрасавица Храз,
На мужчин посмотрела она.
– Я исполню за час королевский приказ,
Раз корона вам всем не нужна.
 
 
Повелела принесть она крепкую сеть
И забросила в толщу воды.
Забурлила волна, замутила она
Отраженье далекой звезды.
 
 
Но прекрасная Храз говорит через час:
– Я поймала вам с неба звезду.
Старый Джек, посмотри и звезду забери,
Она плавает в этом пруду!
 
 
Долго Джек хохотал, а потом он сказал:
– Вот теперь я женюсь на ней сам.
И корону взяла, и звезду принесла,
А впридачу ей сердце отдам!
 
 
Мы поем и сейчас про прекрасную Храз,
И еще раз споем веселей.
И корону взяла, и звезду принесла,
И Джек Мундвуд женился на ней!
 

В темноте раздался тихий и легкий голос Бинабика:

– Песенка насладительная, Саймон. Спасибо тебе.

Вскоре потрескивание углей прекратилось, и единственным звуком стало мягкое дыхание засыпающего ветра в ветвях деревьев.

Прежде чем Саймон открыл глаза, он услышал странный монотонный звук, понижавшийся и повышавшийся совсем рядом. Он открыл слипающиеся глаза и увидел Бинабика, сидевшего у огня, скрестив ноги. Солнце только что взошло, лес был укрыт островками густого тумана.

Бинабик аккуратно разложил вокруг очага кольцо из перьев. Это были перья самых разных птиц, как будто он по перышку собирал их по окрестностям Альдхорта. Теперь тролль, закрыв глаза, склонился над слабым огоньком и что-то монотонно напевал на своем родном языке. Именно этот звук и разбудил Саймона.

– …Тутусак-Ахкук-Чуюк-Квачиман, Тутусак-Ахкук-Чуюк-Квачиман… – снова и снова повторял тролль. Ленточка дыма вдруг заколебалась, как от сильного ветра, но легкие перышки лежали неподвижно, как будто они были сделаны из камня. Все еще с закрытыми глазами Бинабик медленно провел над огнем раскрытой ладонью; лента вздрогнула, как от толчка, и потекла к одному из углов очага. Тогда тролль открыл глаза и взглянул на дым. Потом он отвел руку, и струйка моментально вытянулась вверх.

Саймон следил за всем этим, затаив дыхание. Когда все кончилось, он вздохнул свободнее и спросил:

– Теперь ты знаешь, где мы?

Бинабик обернулся и довольно кивнул.

– Прими мои утренние приветствия. Да, я думаю, что имею полную известность. У нас будет мало затруднений, но много ходьбы – чтобы находить дом Джулой…

– Дом? – спросил Саймон. – Дом в Альдхорте? Какой он?

– Ах! – Бинабик вытянул ноги и потер икры. – Это не имеет общности ни с одним домом, который… – и уставился через плечо Саймона, замолкнув на полуслове. Юноша в тревоге обернулся, но там ничего не было.

– В чем дело?

– Тихо! – Бинабик все смотрел куда-то. – Ты слышишь?

И он услышал – отдаленный лай, который преследовал их еще вчера. Он вздрогнул.

– Опять эти собаки… Но, судя по звуку, они еще очень далеко.

– Ты все еще не понял. – Бинабик посмотрел на очаг, а потом поднял глаза к несмелым лучам утреннего солнца. – Они проходили мимо нас в эту ночь. Они неутомимо бежали на протяжении всей ночи, а теперь, если мой слух не лжет, они сделали поворот в направлении нас.

– Чьи это собаки? – Саймон вытер разом вспотевшие ладони о край плаща. – Они гонятся за нами? Они могут выследить нас здесь, в лесу, да?

Бинабик разбросал перья носком сапога и начал укладывать заплечный мешок.

– Я не имею знания, – сказал он. – Я не имею ответа ни на один из этих тобою заданных вопросов. Лес имеет такую силу, которая может запутывать охотничьих собак – обычных собак. Во всяком случае, я питаю сомнение, что местные бароны только для чистого спорта будут гонять собак всю ночь напролет, и кроме того я не имел слухов о собаках, которые имели бы такую способность.

Бинабик подозвал Кантаку. Саймон сел и начал торопливо натягивать сапоги.

У него и так все болело, а теперь опять наверняка придется бежать.

– Они Элиаса, да? – мрачно спросил он, запихивая в сапоги стертые ноги.

– Имеет возможность быть. – Подбежала Кантака, и Бинабик перекинул ногу через ее спину, собираясь сесть. – Но из-за чего очень юный помощник доктора делается такой важный для них и где король отыскивает собак, которые имеют возможность пробежать двадцать лиг от восхода до заката?

Они двинулись вниз по склону лощины, потом вверх по другой ее стороне.

– Они близко? – спросил Саймон. – Далеко… этот дом?

– Ни собаки, ни дом не пребывают в непосредственной близости, – ответил тролль. – Хорошо, так я побегу рядом с твоим бегом, когда Кантака начнет уставать. – Бинабик положил мешок на плечи Кантаке и передал Саймону посох. – Пожалуйста, не надо терять это. Желал бы я подыскать для тебя одну лошадь.

– Я тоже, – пропыхтел Саймон.

Они бежали к востоку, углубляясь в чащу леса. Пока они взбирались вверх и скатывались вниз по каменистым лощинам, лай заглох, потом стал вдруг явно громче, чем был когда-либо. Верный своему слову, Бинабик соскочил с Кантаки, как только волчица начала слабеть, и побежал рядом, делая два шага за один шаг Саймона. Зубы его обнажились, щеки раздувались.

Они остановились, чтобы выпить воды и отдохнуть, когда день приближался к середине. Саймон оторвал лоскуток от одного из своих свертков, чтобы перевязать стертые ноги, а потом отдал оба свертка Бинабику, чтобы тот положил их в мешок.

Юноша не мог дальше выносить, как они бьются о его живот, когда он идет или бежит. Они вылили на лоб и щеки последние капли отдающей болотом воды из бурдюка и попытались отдышаться, и тут звук погони возник снова. На этот раз назойливый собачий лай был так близок, что они немедленно снова пустились бежать.