Текст книги "Память, Скорбь и Тёрн"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 128 (всего у книги 200 страниц)

– Я думаю, – тихо сказал Тиамак, – что это неплохой способ. Во всяком случае, благодаря ему никто не голодает и никто не может накопить слишком много. До того как я побывал в Пирруине, мне даже в голову не могло прийти, что где-то существует другой способ ведения дел.

– Но если человек не хочет быть старейшиной, – заметила Мириамель. – Никто же не может заставить его отдать то, что он накопил?

– Ах, но тогда никто в поселке и не будет думать о таком человеке хорошо, – улыбнулся Тиамак. – Кроме того, поскольку это старейшины решают, что для деревни лучше, они могут просто объявить, что прекрасный рыбный пруд, около которого построил дом этот богатый и жадный человек, теперь принадлежит всей деревне. Мало смысла быть богатым и не быть старейшиной, – видите ли, такому человеку начинают завидовать.

Герцог Изгримнур мрачно продолжал скрестись. Тиамак и Кадрах углубились в тихую беседу о некоторых наиболее запутанных вопросах враннской теологии. Мириамель, уставшая от разговоров, взяла на себя обязанность следить за старым Камарисом.

Мириамель без всяких помех могла рассматривать старого рыцаря, потому что он не обращал на нее никакого внимания. Камарис интересовался делами своих товарищей не больше, чем лошадь интересуется разговорами торговцев рядом с ее стойлом. Глядя на его вежливо-равнодушное, но отнюдь не глупое лицо, принцесса никак не могла поверить, что находится в обществе живой легенды. Имя Камариса са-Винитты было почти так же знаменито, как имя ее деда, короля Джона Пресвитера. Она была уверена, что оба эти имени останутся в памяти еще не рожденных поколений. Тем не менее он был рядом с ней – слабоумный старик, которого весь мир считал мертвым. Как это могло случиться? Какие тайны скрываются за его простодушным видом?

Ее внимание привлекли руки старого рыцаря. Шишковатые и мозолистые после долгих лет, проведенных в бесконечных сражениях, а затем на тяжелой работе в «Чаше Пелиппы», они тем не менее каким-то образом оставались благородными: большими, длиннопалыми и изящными. Она смотрела, как он бесцельно теребит ткань своих разорванных во многих местах штанов, и думала, как такие ловкие и осторожные руки могли приносить смерть так быстро и страшно, как говорят об этом легенды. Тем не менее она видела его силу, удивительную даже для человека вполовину младше его, и в те несколько моментов смертельной опасности, которые маленькая компания переживала во Вранне – грозила ли перевернуться лодка, падал ли кто-нибудь в засасывающую трясину, – он действовал с поразительной быстротой.

Взгляд Мириамели снова остановился на лице Камариса. До неожиданной встречи с ним в трактире она, конечно, никогда не видела его – он исчез за четверть века до ее рождения, – но в его лице было что-то беспокояще знакомое. Это что-то она замечала не всегда – призрачный блеск, задевавший ее чувства, словно она стояла на пороге какого-то открытия, узнавания, но это быстро проходило, и знакомые черты исчезали. Вот сейчас, например, тревожащего ощущения не было – Камарис выглядел как красивый старик со спокойным, отсутствующим лицом.

Может быть, это просто картины и гобелены, рассуждала Мириамель; в конце концов она видела огромное количество изображений этого великого человека – и в Наббане, и в Хейхолте, и даже в Меремунде, хотя Элиас вешал их только перед приездом короля Джона, памятуя о дружбе отца с величайшим рыцарем Светлого Арда. Ее отец, считавший себя первым рыцарем королевства, в последнее время не очень-то любил истории о старых временах и особенно о великолепии Камариса…

Мысли Мириамели были прерваны заявлением Тиамака, что они приближаются к Деревенской Роще.

– Я надеюсь, вы простите меня, если мы остановимся здесь и переночуем в моем маленьком доме. Я несколько месяцев не был здесь и хотел бы убедиться, что выжили мои птицы. Мы потратим около часа, чтобы добраться до деревни, а сейчас уже позже, чем я думал. – Он махнул рукой в сторону краснеющего на западе неба. – С тем же успехом мы можем подождать до утра, а потом уже идти к старейшинам.

– Надеюсь, у тебя есть занавески, чтобы жуки не летали по всему дому, – как-то жалобно сказал Изгримнур.

– Твои птицы? – заинтересовался Кадрах. – От Моргенса?

Тиамак кивнул:

– Ну, во-первых, я и сам воспитывал их, еще до знакомства с доктором. Но Моргенс научил меня искусству, это верно.

– А можем мы использовать их, чтобы отправить записку Джошуа? – спросила Мириамель.

– Только не Джошуа, – сказал Тиамак и нахмурился, размышляя. – Но если вы думаете, что с ним может быть кто-нибудь из носителей свитка, мы можем попробовать. Эти птицы не могут носить послания кому угодно. За исключением определенных людей, которых они обучены искать, они знают только места, как и любая обыкновенная почтовая птица. В любом случае мы обсудим это, когда обоснуемся под моей крышей.

Тиамак вел лодку через сеть ручейков, а некоторые из них были такими мелкими, что всей компании приходилось вылезать и помогать Тиамаку перетаскивать лодку через отмели. Наконец они вошли в проток с медленным течением, который вел их по длинной аллее баньяновых деревьев. Они подплыли к домику, так хитроумно спрятанному, что наверняка никто бы его не заметил, если бы лодку вел не его хозяин. Специальным крюком Тиамак вытащил свитую из лиан лестницу, и один за другим они влезли в дом вранна.

Мириамель была разочарована, увидев убогую обстановку хижины. Ясно было, что маленький ученый непритязателен в своих потребностях, но она по крайней мере надеялась, что найдет в его домике необычную мебель. Там не было ни кроватей, ни столов, ни стульев. Кроме очага, устроенного прямо на полу, под искусно сделанным дымовым отверстием, к принадлежностям домашнего хозяйства вранна можно было отнести маленький плетеный сундучок, деревянный сундук побольше, письменную доску из разглаженной коры и несколько других мелочей. Во всяком случае, здесь было сухо, и Мириамель, за последние несколько дней привыкшая к постоянной сырости, была благодарна и за это.

Тиамак показал Кадраху дрова, сложенные под нависающей крышей за одним из узких окон, после чего предоставил монаху разжигать огонь и отправился на крышу, посмотреть на своих птиц. Камарис, который в маленьком доме вранна казался просто гигантом, несмотря на то что Изгримнур был не намного ниже и уж во всяком случае гораздо тяжелее его, неудобно примостился на корточках в углу.

В окне появилась голова свесившегося с крыши Тиамака. Он был в полном восторге:

– Смотрите! – Он протянул руку с комочком воздушного серого пуха. – Это Драгоценность! Она вернулась и многие другие тоже! – Голова исчезла, как будто ее дернули за веревочку. Через мгновение Камарис подошел к окну и с поразительным проворством тоже вылез на крышу.

– Теперь неплохо было бы отыскать что-нибудь съедобное, – сказал Изгримнур. – Я не очень-то доверяю болотной тине Тиамака. Не то чтобы я был неблагодарной свиньей, – герцог облизнулся, – но кусок говядины мог бы отлично поддержать наши силы.

Мириамель не могла удержаться от смеха:

– Я не думаю, что во Вранне так уж много коров.

– Нельзя быть ни в чем уверенным, – задумчиво пробормотал Изгримнур. – Это странное место. Сдается мне, что здесь может быть все, что угодно.

– Мы встречали Дедушку Всех Крокодилов, – возясь с огнивом, отметил Кадрах. – И вполне вероятно, герцог Изгримнур, что где-то поблизости разгуливает огромная Бабушка Всех Коров, с грудинкой величиной с телегу.

Изгримнур не обиделся:

– Если вы будете хорошо себя вести, сир, я, может быть, оставлю вам от нее кусочек или два.

Говядины не было. Изгримнур вместе со всей остальной компанией был вынужден обходиться жидким супом, сваренным из нескольких видов болотной травы и нескольких кусочков той единственной глупой рыбы, которую Тиамак ухитрился поймать до наступления темноты. Изгримнур сделал бестактное замечание об изысканном вкусе поджаренного на углях голубя, но вранн пришел в такой ужас, что герцог быстро извинился:

– Это просто манера у меня такая, парень. Я дьявольски виноват. Я никогда не стал бы трогать ваших птиц.

Впрочем, даже если бы он говорил серьезно, ему пришлось бы преодолеть гораздо больше препятствий, чем можно было ожидать. Камарис принял голубей Тиамака, как давно потерянных детей; старый рыцарь провел большую часть вечера на крыше, засунув голову в голубятню. Он спустился только затем, чтобы быстро выпить свою порцию супа, а потом снова вернулся на крышу, где и сидел, погрузившись в безмолвное общение с птицами Тиамака, до тех пор, пока его спутники не свернулись на плащах, расстеленных на дощатом полу. Тогда старик вернулся в дом и улегся, но продолжал пристально смотреть в потолок, как будто сквозь камыш крыши мог увидеть, как спят, сидя на насестах, его новые друзья. Он долго не закрывал глаза даже после того, как богатырский храп Изгримнура и Кадраха наполнил маленькую комнату. Мириамель наблюдала за ним, пока дремота не одолела и ее.

Итак, принцесса заснула в домике на дереве. Внизу плескалась вода, а на деревьях вопросительно перекликались ночные птицы.

Она проснулась под птичьи крики, разбуженная лучами солнца, пробивающимися сквозь листву. Песни птиц были хриплыми и повторяющимися, но Мириамели они не мешали. Принцесса спала поразительно хорошо – в первый раз с тех пор, как покинула Наббан.

– С добрым утром, – весело приветствовала она склонившегося над очагом Тиамака. – Что-то очень хорошо пахнет.

Вранн поднял голову.

– Я нашел горшок муки, который припрятал давным-давно. Почему она осталась сухой, не могу понять. Обычно мои запасы долго не держатся. – Длинным пальцем он показал на пузырящиеся лепешки, которые пеклись на горячем камне. – Этого, конечно, мало, но я всегда чувствую себя лучше, если съем что-нибудь горячее.

– Я тоже. – Мириамель блаженно принюхалась. Как поразительно, хотя и приятно, что человек, выросший у ломящихся от изысканных яств столов эркинландских аристократов, может так восхищаться лепешками из простого теста, испеченными на камне. Она знала, что какая-то мудрость была в этом, но казалось глупым размышлять о подобных вещах таким ранним утром. – Где остальные? – спросила она.

– Пытаются расчистить узкую часть протоки. Если нам удастся провести лодку через это место, то добраться до Рощи будет совсем просто. Мы попадем туда задолго до полудня.

– Хорошо. – Мириамель на секунду задумалась. – Я бы хотела помыться. Вы не скажете, где я могу это сделать?

– Неподалеку есть пруд с дождевой водой, – сообщил Тиамак, – но я должен сам отвести вас туда.

– Я могу и сама дойти, – чересчур поспешно ответила она.

– Безусловно, но здесь слишком легко сделать неверный шаг, леди Мириамель. – Стройный вранн был так смущен необходимостью противоречить ей, что Мириамели немедленно стало стыдно.

– Простите, – сказала она. – Будет очень любезно с вашей стороны, если вы проводите меня. Мы пойдем, как только вы будете готовы.

Он улыбнулся:

– Одну минутку. Вот только сниму эти лепешки, чтобы они не сгорели. Первого краба получает тот, кто сделал ловушку, вы не думаете?

Нелегко было спускаться вниз, жонглируя горячими лепешками. Мириамель чуть не упала с лестницы.

Трое их спутников работали в протоке, стоя по пояс в мутной зеленой воде. Изгримнур выпрямился и помахал им. Он снял рубашку, подставив лучам неяркого солнца покрытые красно-коричневой шерстью грудь и живот. Мириамель хихикнула. Старый риммер выглядел совершенно как медведь.

– В доме есть еда! – крикнул Тиамак. – А в миске осталось тесто, чтобы сделать еще.

Изгримнур снова помахал.

Перебравшись через густой цепкий кустарник, окаймляющий пятна трясины, Мириамель и Тиамак стали взбираться по склону невысокого холма.

– В этой части Вранна есть несколько таких холмиков, – сказал Тиамак. – В других местах только равнины. – Он указал в сторону на какую-то точку, которая, по мнению Мириамель, ничем не отличалась от любой другой вокруг. – Отсюда не видно. Но там, на расстоянии полулиги находится высшая точка Вранна. Она называется Йа Моледжч – Колыбель-гора. По легенде, здесь жила Та, Что Произвела Человеческое Дитя. – Он поднял глаза, снова смутившись. – Одна из наших богинь.

Мириамель промолчала, и маленький человек указал рукой на впадину в земле, расположенную чуть выше по склону. Там же стояла группа высоких деревьев – снова ивы, заметила Мириамель. Они выглядели более пышными и крепкими, чем прочая окружающая растительность.

– Там. – Тиамак быстро направился к тому месту, где земля уходила вниз.

Это была крошечная ложбинка, всего лишь морщинка на холме, через которую легко можно было перебросить камень. На дне ложбинки тихо плескался маленький стоячий пруд, заросший водяным гиацинтом и лилиями.

– Это пруд с дождевой водой, – гордо сообщил Тиамак. – Вот почему мой отец Тигумак построил этот дом именно здесь, хотя это место довольно далеко от Деревенской Рощи. В этой части Вранна есть еще несколько таких прудов, но этот самый лучший.

Мириамель оглядела пруд с некоторым сомнением.

– Я могу в нем выкупаться? – спросила она. – И не будет никаких крокодилов, змей и чего-нибудь еще в этом роде?

– Несколько водяных жучков и ничего больше, – заверил ее улыбающийся вранн. – Теперь я пойду и предоставлю вам умываться в одиночестве. Вы сумеете найти дорогу обратно?

Мириамель немного подумала:

– Да. Во всяком случае, я достаточно близко от дома, чтобы крикнуть, если заблужусь.

– Верно. – Тиамак повернулся и стал подниматься по склону ложбины. Когда принцесса снова услышала его голос, он звучал уже гораздо тише. – Мы оставим вам пару лепешек, леди.

Он крикнул, чтобы дать мне понять, как далеко он уже отошел, улыбаясь, подумала Мириамель, чтобы я не боялась, что он подсматривает. Даже на болоте есть благородные люди.

Она разделась, наслаждаясь утренним теплом, которое было одним из немногих безусловных достоинств Вранна, потом вошла в пруд и блаженно вздохнула, когда вода дошла ей до колен. Пруд был приятно теплым, чуть холоднее, чем обычная ванна, и принцесса поняла, что Тиамак преподнес ей самый настоящий подарок, один из лучших за долгое-долгое время.

Дно пруда покрывал мягкий ил, который приятно было ощущать под ногами. Ивы, склонившиеся к самой воде и обступившие ее со всех сторон, давали Мириамели удивительное чувство защищенности, как будто она купалась в своей комнате в Меремунде. Пройдя немного вдоль берега, она нашла место, где водяные растения приподнимались над водой. Принцесса села на зеленую массу, как на подушку, и опускалась вниз до тех пор, пока вода не дошла ей до подбородка. Тогда Мириамель плеснула воды на лицо, а потом намочила волосы и попыталась распутать их. Теперь, когда они снова начали отрастать, с ними уже нельзя было обращаться так небрежно, как она делала это все последнее время.

Когда Мириамель подвязывала пояском свою грязную рясу, при этом тихонько ворча на себя за то, что не догадалась захватить из «Чаши Пелиппы» что-нибудь на смену, – шелест листьев у нее над головой внезапно усилился. Мириамель подняла глаза, ожидая увидеть большую птицу или одну из болотных обезьян, и задохнулась от страха и отвращения.

Тварь, висевшая на ветке, была размером с маленького ребенка, но и это было неприятно велико. Она немного напоминала краба и немного паука, но, насколько могла разглядеть Мириамель, имела только четыре суставчатые конечности, каждая из которых оканчивалась кривым когтем. Туловище существа покрывал серовато-коричневый роговой панцирь, забрызганный чернильно-черным и в некоторых местах заросший полосками лишайника. Но хуже всего были глаза существа – несмотря на неправильной формы голову и хитиновое тело, они казались странно разумными. Это заставило принцессу, спотыкаясь, попятиться. Она остановилась только тогда, когда убедилась, что тварь уже никак не может дотянуться до нее, какой бы невероятной прыгуньей она ни оказалась.

Животное не шевельнулось. В том, как оно наблюдало за девушкой, было что-то тревожаще человеческое, но в остальном существо ничем не напоминало человека; у него не было даже рта, который могла бы разглядеть принцесса, – разве что ртом были маленькие щелкающие усики, торчащие из щели в нижней части его тупой головы.

Мириамель содрогнулась от отвращения.

– Пошел вон! – закричала она, замахав руками, словно прогоняя непослушную собаку.

В блестящих глазах застыло выражение, которое показалось ей чем-то вроде насмешливой злобы.

Но у него нет лица, сказала она себе. Как же у него могут быть чувства?! Это просто животное, опасное или нет. Глупо было думать, что у обычного насекомого, пусть даже такого огромного, могут быть какие-нибудь чувства. Тем не менее тварь пугала ее. Хотя она и не сделала ни одного угрожающего движения, Мириамель далеко обошла дерево, выбираясь из маленькой ложбинки. Существо не пыталось следовать за девушкой; оно медленно повернулось и долго смотрело ей вслед.

– Гант, – объяснял Тиамак, когда они снова залезали в лодку. – Очень жаль, что он испугал вас, леди Мириамель. Это безобразные существа, но они крайне редко нападают на людей и почти никогда на кого-нибудь, кто крупнее маленького ребенка.

– Но он смотрел, как человек! – Мириамель содрогнулась. – Не знаю почему, но это было ужасно.

Тиамак кивнул:

– Они не просто насекомые, леди, по крайней мере я так не считаю, хотя многие полагают, что ганты не умнее речных раков. Я видел огромные сложные гнезда, которые они строят, видел, как они ловят рыбу и даже ставят ловушки на птиц.

– Так вы полагаете, что они разумны? – сухо спросил Кадрах. – Это было бы неприятной новостью для отцов Матери Церкви. В таком случае есть ли у них души? Чего доброго, Наббану пришлось бы посылать во Вранн миссионеров, чтобы наставить этих самых гантов на путь истинный.

– Хватит глупых насмешек, эрнистириец, – проворчал Изгримнур. – Помоги мне лучше столкнуть с отмели эту проклятую лодку.

Путь до Деревенской Рощи был недолгим, по крайней мере так говорил Тиамак. Утро выдалось ясное и теплое, но все же ганту удалось полностью испортить настроение Мириамели. Он напомнил ей, насколько своеобразна и чужда сухоземельцам природа страны болот. Это был не ее дом. Может быть, Тиамак и мог счастливо жить здесь, хотя принцесса и в этом глубоко сомневалась, но уж сама она – никогда.

Вранн, действуя веслом как шестом, ловко вел маленькую лодку через лабиринт переплетающихся проток и ручейков, каждый из которых был надежно укрыт зелеными стенами растительности, покрывавшей неустойчивые песчаные берега, – плотные стены бледных камышей и темных стеблей, на которых красовались яркие, но тем не менее какие-то болезненные цветы, – так что каждый раз, когда лодка сворачивала, предыдущий ручей скрывался из виду почти так же быстро, как корма лодки переходила в новое русло.

Вскоре по обеим сторонам протоки стали появляться первые дома деревни. Некоторые были построены на деревьях, как и дом Тиамака, другие стояли на сваях из древесных стволов. Миновав несколько домов, Тиамак подвел лодку к причалу одной из больших свайных хижин и позвал:

– Роахог!

Когда ответа не последовало, вранн принялся стучать рукояткой весла по одной из свай; грохот спугнул нескольких ярких птиц, которые с криком поднялись в воздух, но в доме никто не отвечал. Тиамак позвал еще раз и огорченно пожал плечами.

– Горшечника нет дома, – сказал он. – В других домах, кажется, тоже никого нет. Может быть, на пристани собрание?

Они двинулись дальше. Теперь дома стояли ближе друг к другу. Некоторые строения казались составленными из множества домиков, самых разнообразных размеров и форм, которые когда-то пристроили к основной хижине. В стенах этих безумных сооружений зияли грубо прорубленные окна, и все это походило на гнездовья скальных сов. Около некоторых домов Тиамак останавливал лодку и звал, но ни разу никто не откликнулся.

– Пристань, – твердо сказал вранн, но Мириамель подумала, что он выглядит сильно встревоженным. – Они должны быть на пристани.

Пристань оказалась огромным плоским доком, доходящим до середины протоки в самой широкой ее части. Дома тесно сгрудились вокруг нее, и даже на самой пристани кое-где виднелись камышовые крыши. Мириамель подумала, что в базарный день это место могло использоваться как конюшня у горожан. Были и другие приметы того, что недавно здесь кипела жизнь: в тени листвы стояли ярко раскрашенные корзины, на концах привязей раскачивались лодки, – но нигде не было видно ни одного человека.

Тиамак явно был потрясен.

– О Те, Кто Наблюдают и Творят! – выдохнул он. – Что здесь могло произойти?

– Они пропали? – Мириамель огляделась. – Как может пропасть целая деревня?

– Ты не видела севера в этом году, моя леди, – сурово сказал Изгримнур. – На Фростмарше полно домов, похожих на прохудившиеся кастрюли.

– Но тех людей выгнала война! А здесь ведь нет никакой войны, во всяком случае пока.

– Кое-кто на севере действительно был изгнан войной, – пробормотал Кадрах. – Других заставило покинуть дом нечто иное, и об этом труднее говорить. Страх в наши дни гуляет повсюду.

– Я не понимаю. – Тиамак потрясенно покачал головой, как будто все еще не мог поверить. – Мой народ никуда не стал бы убегать, даже если бы боялся войны, – хотя я сомневаюсь, что они хоть когда-нибудь слышали о ней. Здесь наша жизнь. Куда нам идти?

Внезапно Камарис встал, раскачав лодку и сильно испугав своих спутников, но старик, выпрямившись, просто потянулся и сорвал желтый стручок, висевший у него над головой. Потом он снова сел и принялся разглядывать свою добычу.

– Что ж, по крайней мере лодки остались здесь, – сказал герцог Изгримнур. – Это то, что нам нужно. Меньше всего я хочу быть жестоким, Тиамак, но нам придется выбрать одну из них и продолжать путь. Как ты говорил, мы оставим нашу лодку взамен. – Он нахмурился, стараясь найти наиболее достойный выход из положения. – Может быть, ты напишешь им письмо на одном из твоих пергаментов или что-нибудь в этом роде, чтобы дать им знать, что мы сделали.

Некоторое время Тиамак молча смотрел на герцога, как будто он внезапно полностью позабыл вестерлинг.

– О, – проговорил наконец вранн, – новая лодка. Да, конечно. – Он покачал головой. – Я знаю, что нам надо спешить, герцог Изгримнур, но, если вы разрешите, я задержусь здесь ненадолго. Мне хочется посмотреть, не оставили ли мои сестры или кто-нибудь другой хоть одного знака относительно того, куда они делись.

– Ну… – Изгримнур окинул взглядом покинутую деревню. Мириамель подумала, что ему не очень-то хочется отпускать Тиамака. Действительно, в этих пустых домах было что-то жутковатое. Казалось, их обитатели исчезли так внезапно, как будто их сдуло ветром. – Я думаю, в этом не будет ничего дурного. Да, мы ведь думали, что это займет у нас весь день. Да, конечно.

– Спасибо. – Тиамак кивнул. – Я бы чувствовал… – Он сбился и начал снова: – До сих пор я еще не делал для своего народа всего, что было в моих силах. Было бы нехорошо просто взять плоскодонку и уплыть.

Он ухватился за причальный столб и привязал лодку.

Похоже было, что люди Деревенской Рощи уходили в большой спешке. Беглый осмотр показал, что они оставили в домах множество нужных вещей, не последними из которых были корзины с фруктами и овощами. Пока Тиамак искал каких-нибудь указаний на то, почему же все-таки жители покинули деревню, Кадрах и Изгримнур пожинали плоды этой неожиданной удачи, нагружая свое новое судно до тех пор, пока лодка не осела несколько больше, чем это мог бы одобрить Тиамак. Что же до Мириамели, то она нашла в одном из домов несколько цветастых платьев. Они были грубо сшиты и совсем не походили на те, которые она привыкла носить, но вполне могли подойти в качестве смены монашеской рясе. Кроме того, она обнаружила пару кожаных ночных туфель, в которых можно было замечательно отдохнуть от сапог, – их принцесса снимала всего несколько раз с тех пор, как покинула Наглимунд. Некоторое время подумав, хорошо ли забирать чьи-то вещи, ничего не оставляя взамен, Мириамель постаралась успокоить себя и отнесла в лодку все свои находки. В конце концов у нее все равно ничего не было для обмена.

По мере того как солнце подходило к полуденному рубежу, Тиамак возвращался несколько раз, чтобы сообщить новости, которые, в сущности, новостями не являлись. Повсюду были те же свидетельства поспешного бегства, но ничего, что могло бы хоть косвенно указать на его причину. Единственным возможным ключом к разгадке было то, что в доме, где собирались старейшины, не хватало нескольких копий и другого оружия, – по словам Тиамака, это оружие было собственностью деревни и использовалось только в серьезном бою.

– Я попробую еще сходить к дому Старого Могахиба, – сказал вранн. – Он Глава Старейшин, так что у него в доме я должен буду найти какой-нибудь ответ. Это довольно далеко вверх по течению, и мне придется взять лодку. Я вернусь, прежде чем солнце коснется линии деревьев. – Он показал рукой на запад.

– Хочешь поесть перед уходом? – спросил Изгримнур. – Я мигом разожгу костер.

Тиамак покачал головой:

– Я могу потерпеть до возвращения. На это, как я уже говорил, уйдет не так много времени.

Но прошло полдня, а он все не возвращался. Маленький отряд подкрепился репой – или чем-то похожим на репу, крахмалистыми грушевидными овощами, про которые вранн сказал, что они вполне съедобны, – и мясистым желтым плодом, который они испекли на костре, предварительно завернув в листья. Маленькая коричневая птица, которую Кадрах поймал в силки, дополнила их трапезу. Когда тени протянулись к зеленой воде, а жужжание насекомых стало по-вечернему громким, Мириамель встревожилась:

– Ему пора бы вернуться. Солнце давно уже спустилось за деревья.

– С маленьким парнем наверняка все в порядке, – успокоил ее герцог. – Наверное, он нашел там что-то интересное – какой-нибудь паршивый свиток от этих болотных людей или что-нибудь в таком роде. Скоро вернется.

Но он не вернулся, даже когда солнце село и на небе появились звезды. Мириамель и ее спутники устроили себе постели на пристани – без малейшей радости, потому что они понятия не имели, что случилось с жителями покинутой деревни, – и улеглись, стараясь быть поближе к затухающим углям. Принцесса долго не могла уснуть.

Когда Мириамель проснулась, утреннее солнце поднялось уже довольно высоко. Одного взгляда на расстроенное лицо Изгримнура было достаточно, чтобы подтвердить самые худшие опасения.

– Бедный Тиамак! Где же он? Что с ним могло случиться? Как бы я хотела, чтобы с ним все было в порядке!

– Не только Тиамака стоит назвать бедным, леди. – Намеренно сердитый тон Кадраха не мог скрыть его крайнего беспокойства. – Нас тоже. Как мы выберемся из этих Богом забытых мест без проводника?

Она открыла рот и снова закрыла его. Сказать было нечего.

– У нас нет выхода, – сказал Изгримнур на второе утро отсутствия Тиамака. – Придется выбираться самим.

Кадрах горько поморщился:

– С тем же успехом мы можем предложить себя в качестве легкого обеда дедушке крокодилу. Это сэкономит нам время и силы.

– Будь ты проклят! – зарычал Изгримнур. – И не надейся, что я на карачках поползу помирать! Я в жизни не сдавался, а уж мне-то случалось бывать в настоящих переделках.

– Но никогда раньше вам не приходилось блуждать по Вранну, – заметил Кадрах.

– Прекратите! Прекратите немедленно! – У Мириамели раскалывалась голова. Пререкания продолжались с середины прошлого дня. – Изгримнур прав. Все равно у нас нет выбора.

Кадрах, казалось, собирался съязвить, но закрыл рот и мрачно уставился на пустые дома бывшей деревни.

– Мы поплывем в том же направлении, куда отправился Тиамак, – заявил Изгримнур. – Тогда, если с ним что-то случилось – я имею в виду, если он поранился, или продырявил лодку, или еще что-нибудь в этом роде, – мы на него наткнемся.

– Но он не собирался уходить далеко – только на другой конец деревни, – сказала принцесса. – Пройдя последние дома, мы уже не будем знать, куда он хотел вести нас дальше, верно?

– Нет, будь оно все проклято, а я не спросил его, пока это было возможно. – Изгримнур нахмурился. – А хоть бы и спросил, не много вышло бы толку – в этом проклятом месте у меня просто голова идет кругом.

– Но солнце остается солнцем даже над Вранном, – сказала Мириамель. Наступающее отчаяние уже давало о себе знать. – И звезды тоже. Значит, мы в любом случае можем определить направление на север… к дяде Джошуа.

Изгримнур печально улыбнулся:

– Что верно, то верно, принцесса. Так мы и сделаем.

Внезапно Кадрах встал и, обойдя Камариса, который свесил ноги с пристани и болтал ими в зеленой воде, пошел к выбранной ими плоскодонке. Недавно Мириамель болтала ногами в воде, так же как старый рыцарь, и ее укусила черепаха, но у Камариса, кажется, были прекрасные отношения со всеми обитателями реки.

Кадрах наклонился, поднял один из лежащих на пристани мешков и протянул его Камарису, который легко забросил мешок в лодку.

– Я больше не буду спорить с вами, – сказал монах и наклонился за вторым мешком. – Во всяком случае, давайте нагрузим сколько возможно продовольствия и воды. По крайней мере тогда нам не придется умереть от голода и жажды, – впрочем, возможно, это было бы лучшим выходом из положения.

Мириамель не могла удержаться от смеха:

– Элисия, Матерь Божья, Кадрах, а ты не мог бы быть еще мрачнее, если бы постарался? Может быть, лучше сразу убить нас и избавить от страданий?

– Слыхал я идеи и похуже, – проворчал Изгримнур.

Мириамель опасливо наблюдала, как за кормой исчезает центр Деревенской Рощи. Пусть ее и покинули жители, но во всяком случае когда-то там были люди: признаки их недавнего обитания были повсюду. Теперь она и ее оставшиеся друзья покидали этот относительно цивилизованный островок и отправлялись в страну гибельных болот. Внезапно она пожалела, что они не стали еще несколько дней дожидаться Тиамака.

Все утро они плыли мимо покинутых домов, хотя здания попадались им навстречу все реже и реже. Зелень была все такой же густой и яркой. Глядя на бесконечную зеленую стену, Мириамель впервые подумала, что они зря согласились последовать за Тиамаком в эти места. Вранн казался таким деловитым, таким равнодушным к бессмысленным мелочам вроде мелких людишек…

Первым это заметил Камарис. Хотя он и не заговорил и не издал ни одного звука, его напряжение выдала поза, настороженная, как у собаки, услышавшей чужого. Это заставило его спутников обратить внимание на плывущее вниз по течению пятно.

– Это плоскодонка! – вскрикнула Мириамель. – Там кто-то есть – он лежит! Боже, это, наверное, Тиамак!