Текст книги "Вопреки року (СИ)"

Автор книги: Master-of-the-Wind

сообщить о нарушении

Текущая страница: 96 (всего у книги 103 страниц)

Нолдо распахнул знакомую калитку и, впустив друга, вошел следом сам. Вид яблонь и груш, цветущие ирисы вызывали в груди ощущение легкой тоски, однако оставаться в Амане больше было нельзя. Об этом говорил их дедушка Нольвэ, наделенный даром предвидения, и в этом был убежден он сам.

В раскрытом окне гостиной чуть заметно колыхались легкие занавеси – их тоже придется оставить вместе с воспоминаниями детства.

Усилием воли отогнав непрошеные грустные мысли, Тар легко взбежал по ступенькам крыльца и толкнул дверь. Сразу несколько пар глаз обернулись к нему. Жена Россэ, сестра Миримэ с мужем, родители, Ильмон и Линдэ, и дедушка Нольвэ с бабушкой Нальтиэль. В самих фигурах их, в позах и выражениях глаз читалось взволнованное напряжение. Тарменэль улыбнулся и сказал чуть громче, чем следовало:

– Все хорошо, Нгилион согласился.

Он сделал несколько шагов вглубь комнаты и только тут заметил трех новых квенди, которых не было в доме, когда он уезжал поговорить с другом. Карнистира, деверя младшей сестры, он узнал сразу, а вот нис и эльфенка нет.

– Ясного дня, – заговорил первым Фэанарион.

– И тебе тоже, – откликнулся Тар и вопросительно посмотрел на незнакомых дев.

Морьо перехватил этот взгляд и представил:

– Это моя жена Лантириэль и наша юная спутница. У нее пока нет имени, мы везем ее к отцу.

– Рад знакомству, – ответил брат Лехтэ. – Значит, а Белерианде нас ждут два свадебных пира подряд?

– Два? – удивился Фэанарион, не понимая, почему должен дважды праздновать брак с Лантириэль за морем. – Отношения с синдар у нас отличные, так что…

– Тьелкормо тоже скоро женится, – улыбнулся Тар.

– Как? – Карнистир от удивления вскрикнул, и стало ясно, что о грядущих изменениях в жизни брата он ничего не знал. – На ком? То есть да, разумеется, глупый вопрос. Выходит, те слухи, что ходили о нем и Тинтинэ, правда?

– Вряд ли они верны все без исключения, – тот пожал плечами. – Все же атани могут выдумать много невообразимых глупостей. Хотя, разумеется, лично я не могу знать их все.

– Конечно, – Карнистир нахмурился. – Ты прав. А, значит, у меня появился еще один повод поторопиться – хочу успеть на свадьбу брата.

– Уважительная причина.

– Нгилион возьмет нас?

Тарменель задумался и быстро прикинул в уме общий вес всех пассажиров.

– Полагаю, что да, – в конце концов ответил он. – Хотя от обычной еды в таком случае придется отказаться и питаться одним лембасом. И пить через раз. Потому что места для груза уже не остается – судно все-таки маленькое. Мои же сыновья и дети Миримэ отправятся другим кораблем.

– Хорошо, – спокойно согласилась сестра.

Линдэ не преминула уточнить:

– А как же драгоценности Лехтэ?

Тарменэль не выдержал и рассмеялся:

– Разве мог я о них забыть, мама? Если бы они не вмещались, то я бы сам остался в Амане.

Карнистир ухмыльнулся, а Тар уже серьезно добавил:

– Украшения сестры, палантир, несколько лошадей и три новых пассажира. На этом все, иначе Нгилион будет очень сильно ругаться, а в гневе он страшен.

Нольвэ покачал головой и достал из-за пазухи нечто, завернутое в мягкую тряпицу:

– И еще вот это.

Взгляды всех присутствующих обратились к ваниа, и тот, внимательно оглядев напряженные лица, развернул сверток. В ладони деда Лехтэ лежал большой бриллиант.

– Что это? – наконец не выдержала Миримэ. – И откуда?

– Из башни Ингвэ, – пояснил Нольвэ. – Это был первый драгоценный камень, найденный квенди у берегов Куивиэнен вскоре после пробуждения. После переселения в Аман он сиял на вершине Миндон Эльдалиэва. Сегодня утром мастера Арафинвэ сняли его по моей просьбе.

– Зачем? – удивился Тар.

Ваниа с деланным безразличием пожал плечами:

– Скоро ему все равно некому будет светить. Почти некому. А в новом месте он кое-кому пригодится.

– У тебя было видение? – догадался внук.

– Да.

Присутствующие с любопытством обратились к старшему. Тот некоторое время молчал, должно быть что-то обдумывая, а после заговорил:

– Я видел этот бриллиант в венце принца Аркалиона, старшего сына нашего Тьелпэринквара. Он придет в мир через полтора года после…

Тут ваниа запнулся, очевидно не желая сообщать о чем-то, и продолжил более обтекаемо:

– После одного события, о котором пока мало кто знает. Но оно случится. Сын Тьелпэ родится через пятьдесят один с половиной год и, подобно ярчайшему светильнику, озарит жизни не только нолдор, но всех квенди. Его будут любить почти так же сильно, как его отца. Он станет для многих отрадой и утешением. И камень этот будет сиять в его венце. Поэтому я и попросил его снять.

В комнате повисло густое, задумчивое молчание, которое в конце концов прервал Тарменэль:

– По правде сказать, дед, понятней не стало. Я лично уяснил только то, что у моего племянника еще будут дети.

– Я тоже, – вставил Карнистир.

Нольвэ хмыкнул:

– Так и должно быть. Всему свое время.

– Тогда предлагаю всем еще раз собраться с мыслями и взять по паре самых дорогих сердцу вещей. Ибо после захода Анара, когда вновь начнется смешение света Древ, мы отправляемся в Белерианд.

Тишина исчезла, раскололась на мелкте кусочки, ведь все присутствовавшие начали обсуждать предстоящий отъезд, а Тарменэль отошел к окну и долгое время смотрел на сад, понимая одно – то, что истинно дорого его сердцу, он как раз и не сможет забрать.

«За исключением жены и детей с внуками, разумеется», – подумал он и, обернувшись, улыбнулся Россэ.

Когда же ладья Ариэн скрылась за горизонтом, а в небе появились первые крупные звезды, единственные различимые теперь в Амане, все те, кто был в доме Ильмона, отправились через ущелье Калакирья к морю. Там, в Альквалондэ, их уже ждал корабль. Нгилион с командой разместили пассажиров и с помощью Тара подняли якоря.

Еще одно суденышко, направлявшееся в Белерианд, таяло на горизонте. И с каждым часом Лебединая гавань становилась все меньше. Впереди ждал долгий, протяженностью в несколько месяцев, путь.

– Тар, – обратился наконец Карнистир к родичу, – дашь палантир поговорить с братьями?

– Конечно, – кивнул тот. – Пойдем.

– Благодарю.

И оба спустились в трюм, туда, где лежали их сумки.

– Убеждена, что у тебя все получится, мельдо. Иначе просто не может и быть.

Ласковый, напевный голос Ненуэль журчал подобно ручейку, затерявшемуся в траве. Догорал закат, кутая в прозрачное золотистое покрывало высокие травы и верхушки деревьев. Летали птицы, готовясь к ночным балладам.

Тьелпэринквар улыбнулся и, посмотрев на жену, заключил ее в объятия. В глазах его светилось восхищение столь ж сильное, как в день первого свидания у вод озера Иврин.

Они шли по дорожкам сада, и высокие, мощные стены Химлада привычно окружали их. Однако мысль нолдорана летела вперед, через леса и поля, не скованная ничем.

– Благодарю, родная, – ответил он и безотчетным движением погладил Ненуэль по плечу. – И все же, думаю, мне понадобится совет.

– Чей же? – полюбопытствовала она.

– Тех, кто видел зарю эльфийского народа.

– Таких осталось не так уж много, – задумалась нолдиэ. – Впрочем, скоро прибудут в Белерианд твои родичи.

– Да, дедушка Ильмон и прадед Нольвэ из пробужденных, и я от души надеюсь на их содействие. Но до тех пор еще несколько месяцев.

– Может быть, – предложила жена, – тебе побеседовать с владыкой Новэ?

– Хорошая мысль, – согласился Тьелпэ. – Я сам о нем думал.

– Что именно ты хочешь узнать?

Куруфинвион чуть заметно нахмурился и пожал плечами:

– Сам не знаю. За те века, что минули со дня пробуждения Перворожденных, Враг заметно исказил и окружающий мир, и энергии самих квенди. Мне нужно понять, как звучали они в думах Иллуватара. Только так я смогу найти тот мир, что сможет нам подойти.

– Убеждена, что у тебя все получится, – повторила Ненуэль. – Говорят, владыка теперь на Баларе, но к осени непременно вернется в Бритомбар. К тому времени ты как раз доберешься до побережья.

– Мы, – поправил ее муж. – Ты ведь не думаешь, что я оставлю вас с Индилимирэ? Теперь дороги гораздо безопаснее.

– Но не до конца?

– Нет, – признался Тьелпэ. – Еще остается риск обнаружить случайные отряды ирчей. В другое время стоило бы заняться их искоренением, но сейчас это вряд ли возможно.

Ненуэль хмыкнула:

– В конце концов, раз уж этот мир остается атани, пусть они и занимаются его безопасностью. Квенди сделали все, что могли.

– Согласен.

Тьелпэринквар обернулся к любимой и, прижав к себе, провел ладонью ласково по ее лицу:

– Люблю тебя.

Он сказал это спокойно, как выдохнул. Будто слова, сорвавшиеся с уст, давно стали частью его существа.

– Люблю тебя, – так же эхом повторила Ненуэль, глядя в глаза супругу.

Тогда он наклонился и поцеловал жену. И в этот самый момент запели, рассевшись на ветках яблонь, вечерние птицы.

====== Глава 129 ======

Очертания уплывающего к смертным землям корабля растаяли в алмазно-голубой дали, и Нерданэль, глубоко вздохнув, обернулась в сторону Тириона.

Медленно плывший по небу Анар слепил, обрамлявшие его пышные кучевые облака дарили умиротворение. Воздух дышал зноем, вызывая в памяти печи в мастерских Аулэ, и мысли нолдиэ вновь, уже в который раз за последние дни, вернулись к тому, с кем свела их однажды судьба в дороге, вдалеке от дома. К мужу.

«Правда, до сих пор мне так никто и не сказал, имею ли я право так называть Фэанаро», – подумала с печалью в душе Нерданэль и, немного подобрав подол платья, чтобы не мешал при ходьбе, направилась назад в город.

Фэа радовалась и пела при мысли, что оба ее сына, до сих пор пребывавшие в Чертогах, возродились и отплыли в Белерианд. Туда, где была теперь вся их жизнь. Однако оставался еще Фэанаро.

«В любом случае, – подумала нолдиэ, – и Кано, и Морьо говорят, что он решил возродиться одним из последних. Однако, захочет ли он после возвращения к жизни видеть меня – вот вопрос».

Горло скрутил внезапный спазм, и Нерданэль вновь вздохнула, обратив лицо к небу. В памяти вставали резкие слова, сказанные друг другу при последней встрече, ее нежелание уйти из дома отца, его холодный взгляд. О том, что причиной ее отказа стали чары, муж уже не узнал.

«Должно быть, – мелькнула в голове тревожная мысль, – если наша встреча и состоится, то далеко не сразу. Было бы удивительно, если бы, покинув Мандос, Фэанаро первым делом пошел к отвергнувшей его однажды жене».

Тирион приближался, и Нерданэль, поднявшись на холм, вошла в город и неспешно побрела по узким тенистым улочкам домой. Однако и там она не могла найти себе покоя. Работать не хотелось, гулять в саду не было сил. Взор то и дело останавливался на слишком реалистичных скульптурах того, кто был ей дорог, заставляя вздрагивать. Когда на небо взошел Итиль, а поля за стенами города осветили нежные лучи Тельпериона, Нерданэль попробовала лечь спать, но сон не шел.

«Больше так не может продолжаться», – с внезапным раздражением подумала она и, встав с постели, надела короткую походную тунику, тонкие удобные штаны и принялась собирать сумку.

– Куда ты? – спросил удивленно Махтан, увидев дочь в неурочный час.

– Пойду, погуляю, – ответила та. – Дорога зовет. Как прежде, в юности.

– Присылай осанвэ иногда, – попросил отец.

– Обязательно, – пообещала дочь. – Все будет хорошо.

И, махнув на прощание, она завернула в мягкую ткань палантир и направилась к дворцу, куда время от времени наведывался Финвэ.

Бывший нолдоран не спал, бродя по дорожкам сада, и, увидев невестку, вышел ей навстречу, не скрывая удивления.

– Что-то случилось? – поинтересовался он.

– Нет, – уверенно ответила Нерданэль. – Просто хочу пойти погулять. Но долг велит мне передать тебе видящий камень – иных ведь в Амане больше нет.

– Да, это верно, – согласился Финвэ. – Благодарю тебя.

Он принял палантир и, едва заметно кивнув, сделал приглашающий жест. Они пошли вперед по дорожкам сада, окутанные густым серебристым сиянием, и обоим вдруг показалось, что не было этих мучительных, рвущих душу столетий, разделивших жизнь на «до» и «после».

– Благодарю тебя, государь, – наконец проговорила Нерданэль и, простившись, отправилась к городской стене.

Майяр, безошибочно определявшие тех, кто шел встречать возрожденных, поняли, что у жены Фэанаро другая цель, и пропустили ее. Дорога, такая привычная и почти родная, встретила нолдиэ звенящей радостью, и та улыбнулась в ответ, впервые за долгое время.

Фэанаро неспешно прошел в очередной раз по опустевшим залам Чертогов. Серые и унылые, как и прежде, они более не навевали тоску. Оставшись почти полностью пустыми, они словно засыпали, частично растворяясь в изнанке. Желая убедиться в собственном предположении, старший сын Финвэ уже привычно шагнул за тончайшую грань. Мир вокруг изменился, став более четким и резким.

– Выходит, владения Намо и правда поддерживались за счет фэар, что вынужденно обитали в них, – подумал он, ужаснувшись, что владыка Мандоса смог бы создать собственный, изолированный мир, населенный исключительно душами.

– Ты прав, – донесся ментальный ответ. – Нолдор, а в особенности твои сыновья, помешали мне. Но знай, вам недолго осталось наслаждаться жизнью.

Мерзкий шепот прекратился так же внезапно, как и начался.

– Не выйдет, Намо, – строго ответил Феанор. – Эльдар сумеют преодолеть любые сложности!

На этот раз ответом была тишина, хотя присутствие кого-то рядом делалось все более ощутимым.

– Ноло! – воскликнул Пламенный.

Вибрация мироздания усилилась. Фэанаро попытался вновь пробиться к единокровному брату и вытащить его из ловушки, однако, как и прежде, это было невозможно.

– Держись. Скоро я буду в Белерианде и тогда попытаюсь… нет, тогда я верну тебя в твое роа. Верну!

Феанор вновь оказался в Чертогах, решив попробовать убедить нескольких оставшихся там авари возродиться.

Однако эти несколько странные квенди не вняли ему, вновь начав рассказ, что долгие годы стремились избавиться от оков своих роар и достичь высшего блаженства, коим они сейчас наслаждаются.

– Сначала мы отказались есть мертвых животных, – начал один из них.

– Затем рыбу, – продолжил второй.

– Потом мы решили пить только воду и ушли в лес, – закончил третий.

– И нам открылась истина! – вновь заговорил второй.

– Но не сразу, – поправил его первый.

– Мы прошли через очистительные муки плоти! – воскликнул третий, и Фэанаро развернулся, понимая, что эти трое навеки останутся в Мандосе, давая возможность самим Чертогам не покинуть этот мир.

Душа Пламенного неспешно направилась к арке, через которую уже прошли фэар сыновей, верных, синдар, телери и фалатрим. Всех тех, кто уже вновь обрел свое тело.

– Фэанаро? А ты куда? – притворно удивился майа.

– Желаю воспользоваться своим правом и возродиться, – ответил тот.

– А Намо тебе позволил? – уже грозно вопрошал слуга Мандоса.

– Валар объявили свою волю: каждый, кто желает, может обрести роа. Ты не согласен с решением Манвэ?

– Ох, Фэанаро, не горячись, – раздался рядом знакомый хрипловатый голос. – Мои майар бдительны и крайне исполнительны, ведь именно они оберегали покой душ, пока…

Владыка Мандоса замолчал, решив, что не стоит высказываться о том, что он действительно думает о договоре своих братьев и сестер с Тьелпэринкваром.

– Если ты желаешь возродиться, то прошу, проходи, – он указал на арку и пристально посмотрел на майа. Тот незаметно кивнул и пропустил сына Финвэ.

Мир вокруг закрутился, сжался в точку, затем тут же расширился почти до бесконечности, остановился и вновь завертелся с огромной скоростью. Душа Пламенного прилагала неимоверные усилия, чтобы остаться целой и не отдать ни единого кусочка хищному пространству. Феанору порой казалось, что слышит злой скрежет когтей и лязг зубов, но, кто бы это ни был, он не добился своего. Под недобрый хохот Намо фэа вошла в роа, и старший сын Финвэ открыл глаза.

Облака плыли по синему небу, а рядом шелестела трава. Знакомый с юности свет Лаурелина вновь озарял Благой край. Феанор сделал вдох. И выдох. И снова вдох. Потянулся и медленно встал на ноги.

Тело было его, но словно чужое, напрочь забывшее все навыки, что когда-то имело.

– Так вот что ты хотел, Намо, – подумал он, разгадав злой умысел вала. – Оторвать часть души и дать роа, неспособное творить! Да чтоб…

Он вдруг остановил гневный поток мыслей и в голос рассмеялся.

– Намо, благодарю! Я заново смогу ощутить радость познания мира! – рассмеялся Мастер и направился туда, где, как он помнил, располагались владения Аулэ.

– Нерданэль, любимая моя, если ты еще ждешь меня и не отправилась вместе с сыновьями, то потерпи немного, я… – закончить мысль он не успел. Навстречу ему спешил один из майар Йаванны.

– Приветствую вас, Мастер, – проговорил он. – Ваш отец просил сообщить, что всегда ждет вас у Древ, где теперь его дом до конца Арды. Он также передал это.

Майа протянул Феанору сверток с одеждой, принадлежности для письма и небольшой ящик с инструментами.

– Благодарю, атто, – мысленно потянулся он к Финвэ и мгновенно ощутил искреннюю радость бывшего нолдорана.

Итиль уступил место Анару, потом они вновь поменялись местами. Дни шли за днями. Нерданэль по-прежнему путешествовала, не выбирая цели, и ноги сами несли вперед. В памяти ее вставали счастливые годы юности, когда они вместе с будущим мужем исходили Аман практически вдоль и поперек. В ушах ее звучал звон молота о наковальню в мастерских Аулэ, шелест листвы на деревьях во владениях Оромэ, глухой стук откалываемого камня. Сердце часто билось от радости, на фэа было легко и светло, так что хотелось бежать, неважно куда – лишь бы ощутить привычное счастье движения.

По ночам она ложилась спать, завернувшись в плащ, и ее обнимали травы. Птицы пели над головой, даря утешение и спокойствие фэа. Нерданэль все шла и однажды поняла, что, миновав леса Оромэ, где некогда любил охотиться ее третий сын, пришла во владения Аулэ.

Она остановилась на пороге ведущей вглубь пещеры и долго стояла, не решаясь пройти дальше. В памяти, словно наяву, звучал веселый смех, оживленный гул голосов, перестук молотов. Нерданэль протянула руку и коснулась холодного, чуть влажного камня стен. Фэа живо откликнулась, рванулась навстречу, и тогда нолдиэ глубоко вздохнула и уверенно пошла внутрь горы, где располагались мастерские.

Ей вдруг показалось, что не было этих бесконечно долгих, мучительных лет, что она вновь юна, а в будущем ее ждет нечто удивительное и прекрасное, а с Фэанаро они еще не успели отдалиться друг от друга.

Нерданэль осторожно ступала на влажном каменном полу. Она то и дело останавливалась, брала в руки лежавший поблизости инструмент и принималась работать. Пару раз она сделала несколько крохотных фигурок и оставила их тут же, на столе.

«Может, кто-нибудь найдет их и порадуется», – подумала она.

Однажды зубило неловко выскользнуло из рук, сломав заготовку. Однако нолдиэ не расстроилась – вместо одной крупной фигуры она сделала две поменьше и, как прежде, оставила их на месте.

Дважды она ложилась спать, а просыпаясь, подкрепляла силы лембасом и водой из фляги. Иногда ей казалось, что она слышит удары молота наяву, и шла на этот звук. Наконец, в один из дней, перешагнув порог очередного зала, каменные колонны которого терялись в вышине, она увидела в дальнем его конце знакомую фигуру и вздрогнула от неожиданности.

«Фэанаро!» – хотела крикнуть она, но не смогла – в горле пересохло, а язык прилип к гортани.

Муж сидел спиной к ней на неудобном стуле, опершись о собственные колени, и, похоже, думал о чем-то. Через несколько мгновений, должно быть, услышав ее тяжелое дыхание, медленно обернулся и, увидев жену, переменился в лице. Столь же неторопливо, не произнося ни слова, он встал и замер, глядя в глаза той, что некогда была его женой и отказалась разделить его судьбу, оставшись в Амане. Брови Фэанаро чуть заметно нахмурились, но Нерданэль не дрогнула – упрямо стояла она, и в памяти ее вставали бесконечные сцены прежних счастливых лет. Свадьба, рождение сыновей, совместные прогулки. Она чувствовала, ощущала всей кожей, всем своим существом, что муж думает о том же, а еще задает себе многочисленные вопросы. Как и она сама.

Ей вдруг показалось, что за несколько коротких мгновений пролетели столетия. Отгремели весенние дожди, миновало жаркое лето. Вдруг Фэанаро, по-прежнему не произнося ни слова, сделал десяток шагов вперед и протянул руку. Нерданэль, не сомневаясь ни мгновения, преодолела оставшееся расстояние и вложила пальцы. Муж крепко сжал их в ответ, и они, все так же не произнося ни слова, направились вперед, к свету. Плечо к плечу они шли через бесконечно длинные залы, а когда забрезжили яркие дневные лучи, Фэанаро остановился и, наклонившись к жене, коротко, со всей сдерживаемой страстью, поцеловал.

Супруги вновь молчали, потому что уста не могли произнести больше того, что говорили вместо них фэар. Они брели плечо к плечу через поля, и высокие травы обнимали их, ласкали ноги. Наконец, когда Нерданэль начала уставать, они сели прямо в траву. Фэанаро обнял жену, и она устроила голову у него на плече.

Над ними пели птицы, Анар ярко светил в вышине, и Тирион был бесконечно далек. Так же как и былые размолвки.

– Значит, теперь ты будешь здесь жить? Да, атто? – спросил Фэанаро и обвел взглядом приготовленный для работы камень, сложенный посреди поля недалеко от Древ.

– По большей части да, – подтвердил Финвэ. – Путь из Валимара или Тириона слишком далек. С мастерами я договорился – обещали возвести дом поскорее.

Некоторое время сын молчал, а после ответил:

– Понимаю. И, наверное, ты прав. Раз уж все так сложилось… И все же мне отчего-то немного грустно.

– Что делать, – пожал плечами бывший нолдоран. – Ты сам-то как? Чем теперь намерен заняться?

Финвэ и Фэанаро одновременно посмотрели на Нерданэль, и та ответила:

– Мы обсуждали недавно этот вопрос и решили отправиться в Белерианд, к детям. Слишком многое нас теперь связывает с этими землями. Да и с новыми членами семьи хотелось бы познакомиться.

– С какими? – удивился Финвэ.

– У нашего внука Тьелпэринквара родилась дочь, а я ее до сих пор не видела. И еще есть новая невестка, жена Кано, с ней тоже хочу воочию познакомиться.

– А что скажет Махтан?

– Не представляю, – призналась Нерданэль. – Но он в любом случае не изменит моего решения. Я пошлю ему осанвэ.

– А мы прямо от тебя отправляемся на корабль, – добавил Фэанаро.

– Палантир заберете? – спросил его отец.

– Не надо, оставь себе. Ведь это теперь единственный видящий камень на весь Аман. Будем беседовать с тобой.

– Хорошо, согласен.

Нолдор замолчали, не зная, как выразить все те эмоции и мысли, что теперь обуревали их фэар. Любого короткого разговора было бы недостаточно, а на долгий не оставалось ни времени, ни сил.

– Сообщи, как доберетесь, – попросил бывший нолдоран.

– Обязательно, – ответил сын.

Над головами их летали стрижи, о чем-то громко беседуя меж собой на птичьем языке. Пышные серебристые метелки ковыля склонялись, будто прощаясь. Фэар было светло и немного грустно.

– Не будем оглядываться назад, – в конце концов сказал Финвэ. – Что было, то прошло. Передавай от меня привет Тьелпэ. Скажи, я скучаю по нему.

– Обязательно, – пообещал Фэанаро. – Прощай.

Отец и сын обнялись, и супруги, взявшись за руки, отправились на восток, к далеким вершинам Пелори.

Дни сменяли друг друга, похожие на жемчужины в ожерелье нис – на первый взгляд одинаковые, но каждый все же уникальный и неповторимый. Фэанаро и Нерданэль разговаривали, делились тем, что с ними происходило на протяжении минувших столетий, и вскоре обоим начало казаться, что они понимают друг друга так же хорошо, как прежде, в былые юные годы.

Когда густой золотой свет Анара и Лаурелин мерк, уступая место Тельпериону и Исилю, супруги останавливались и разжигали костер. Они жарили овощи, добытую в течение дня в каком-нибудь бурном протоке рыбу, а дым от огня плыл по воздуху, свиваясь кольцами, образуя причудливые фигуры. И Нерданэль улыбалась, наблюдая.

Когда же впереди стало видно ущелье Калакирья, а в небе зажглись крупные серебряные звезды, Фэанаро потянулся к жене, и они впервые за многие и многие сотни лет открыли друг другу объятия.

Спустя несколько дней очередной корабль отплыл от пристали Альквалондэ, унося еще одну группу эльдар из тех, кто желал соединиться со своими близкими в смертных землях, и старший Финвион со своей женой находились в этот момент на его борту. Они смотрели на удалявшийся причал, и Нерданэль вдруг попросила:

– Пожалуйста, мельдо, когда увидишь Тьелпэ, не проклинай его.

– За что? – не понял сначала муж.

– За то, что он отдал один из твоих Сильмариллов валар.

Фэанаро коротко вздохнул, обнял ее за плечи и пообещал:

– Не буду. Он все правильно сделал.

Тем временем Махтан стоял на берегу, провожая отплывавших, и долго глядел кораблю вслед. Фэа говорила ему, что больше дочери своей он никогда не увидит.

====== Глава 130 ======

– Осень в этом году не спешит наступать, – заметила Алкариэль и, обернувшись через плечо, бросила на Кирдана вопросительный взгляд. – Дожди не начались, дороги не развезло, и даже листва еще только слегка побледнела. Почему, владыка?

– Должно быть, все дело в падении Мелькора, – ответил Новэ и, подойдя к окну, посмотрел на виднеющийся вдалеке берег залива, озаренный серебристым светом Исиля. Шептались волны, и звуки эти вместе с криком чаек залетали в укрытую ночными тенями гостиную. – Он больше не искажает, и природа дышит спокойнее. Так, как повелел ей на заре времен Эру.

– Но зима все равно однажды придет? – не сдавалась нолдиэ. – Было бы грустно больше никогда не увидеть снега, не покататься на санках.

Владыка тепло, по-отечески улыбнулся:

– Разумеется. Смена времен года останется, не беспокойся. И они доплывут. Успеют. Сегодня ты вновь пойдешь на берег?

– Да, – подтвердила Алкариэль, и в темных глазах ее зажегся ослепительно-яркий огонь вдохновенного ожидания. – Умом понимаю, что это бессмысленно, ведь от моего местонахождения ничего не изменится, однако там, у воды, мне немного легче. Словно корабль из-за этого, в самом деле, чуть быстрее дойдет до Белерианда.

– Понимаю тебя, – кивнул Новэ. – Меня самого море успокаивает. Раз так, то не буду тебя больше задерживать – беги.

– Благодарю, владыка.

Алкариэль кивнула на прощание и, подобрав юбки, вышла в украшенный цветами и статуями коридор. Сбежав по широкой мраморной лестнице, она ступила в сад и с непроходящим удивлением огляделась вокруг.

Стояла середина осени, однако на клумбах все еще цвели астры, очитки и даже васильки. Обвивший колонны беседки плющ лишь слегка поблек, а звезды сияли по-летнему высоко и ярко.

«Какой необычный год», – подумала нолдиэ и ступила на дорожку, ведущую к морю.

Ладья Тилиона плыла в вышине, озаряя окрестности густым серебряным светом. Дно частично обнажилось, и Алкариэль, ступив на песок, пошла вдоль берега, на ходу разглядывая витые изгибы ракушек и прилепившиеся к камням густые водоросли. Однако взгляд ее нет-нет да и устремлялся вперед, к горизонту. Туда, где небо смыкалось с водой, куда стремились все ее мысли и фэа.

Плеск волн отсчитывал убегавшие безвозвратно минуты, как вдруг пронзительный крик птиц привлек внимание нолдиэ. Она в очередной раз подняла взгляд и вдруг увидела вдалеке стремительно увеличивавшуюся в размерах темную точку. Алкариэль вскрикнула, поняв, что именно это может для нее означать. Стоявшие у причала стражи заволновались, и вскоре один из них отделился, направившись в сторону дворца.

«Должно быть, с докладом к владыке», – догадалась нолдиэ.

Она прижала ладони к груди, словно надеялась таким образом унять вдруг начавшееся бешено колотиться сердце, и неподвижно застыла, не сводя взгляда с приближавшегося корабля. Вот он замедлил ход, и нис вздрогнула.

«Неужели им придется ждать?» – подумала она, и печаль тонкой темной пеленой накрыла фэа.

Она уже не сомневалась, кто именно приплыл сюда, к ней, в смертные земли, и, почти не думая, послала вперед тонкий серебряный луч осанвэ.

«Мелиссэ!» – последовал бурный, похожий на радостный крик ответ, и вскоре Алкариэль увидела, как от борта корабля отделилась лодка.

Далеко за спиной нолдиэ распахнулись широкие парадные двери дворца, и две фигуры, Оростеля и самого Кирдана, стали быстро приближаться, однако Алкариэль не обращала на них никакого внимания. Она вообще уже ничего не видела, кроме белоснежной, немного напоминавшей лебедя, лодки и до боли знакомой фигуры на ее носу.

– Макалаурэ! – громко крикнула она, протянув вперед руку.

– Алкариэль! – донес ответ ветер.

И тогда нолдиэ, не выдержав, сбросила легкие туфли и забежала в море. Вода обняла ее, сразу стало труднее двигаться, однако леди Врат все шла и шла. Сперва она зашла по щиколотку, затем по колено. Было видно, что муж то и дело оглядывается на гребцов фалатрим и что-то говорит им, резко и быстро. В конце концов, он просто перемахнул через бортик лодки и поплыл к ней навстречу.

Алкариэль уже зашла по пояс, когда муж, должно быть, достигнув ногами дна, распрямился, сразу оказавшись в воде по грудь, и она стремительно, насколько могла, побежала к нему.

– Melmenya, – прошептал он, заключая совершенно мокрую жену в объятия. – Алкариэль, родная…

– Наконец-то, – ответила эхом она и крепко, до боли в руках, сжала супруга. – Любовь моя…

Несколько мгновений он рассматривал ее, а после наклонился и, обхватив ладонями лицо, принялся целовать. Жена смеялась от разрывавшего ее грудь счастья, грозившего выплеснуться наружу и смести все на своем пути подобно цунами, и зарывалась пальцами в его мокрые длинные пряди. А ласковые, теплые губы мужа касались ее губ, шеи, глаз, щек, а после снова возвращались к губам. Фэанарион обнимал любимую, ласкал ее плечи, грудь, тонкий стан, и было видно, что он и сам еще с трудом верит, что все происходит наяву, а не во сне.

Море волновалось, то и дело накрывая влюбленных с головой, а после, сдавшись, отступало. Мокрая одежда облепила их тела.

– Любимая, – шептал Макалаурэ.

В конце концов, он зарылся лицом в волосы жены, она спрятала лицо на его груди, и оба так застыли, слушая дыхание друг друга и частое биение сердец.

– Да ты совсем мокрая! – наконец спохватился он.

– Ты тоже, – рассмеялась в ответ жена.

– Оба хороши, – ответил ей муж и, подхватив любимую на руки, понес ее к берегу.

Подошедший Оростель подал другу плащ, и Макалаурэ, поблагодарив, закутал в него жену.

– С возвращением в Белерианд, – приветствовал его Кирдан. – Ясной ночи и долгого дня.

– Благодарю, владыка, – ответил Фэанарион. – Признаюсь, рад вас всех видеть.

Тот посмотрел понимающе, а нолдо обвел новым взглядом побережье с заставленными кораблями пристанями, зеленые сады и далекий дворец.

Исиль стремительно катился к горизонту, однако звезды сияли по-прежнему густо и ярко.