Текст книги "Вопреки року (СИ)"

Автор книги: Master-of-the-Wind

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 103 страниц)

– Если я не ошибаюсь, некоторое время назад он направился в сад…

– Благодарю!

– Но… лорд не желал никого видеть.

– Понимаю, – кивнула Лехтэ и, ни на мгновение не сомневаясь, поспешила в указанном направлении.

«Как мне жить, атар? Что делать? – молча взывал Куруфин, сидя на качелях в самом удаленном уголке сада. – Этого ли ты хотел, когда сам произнес Клятву? Я так не думаю. Впрочем, я никогда уже не узнаю, что двигало тобой тогда, кроме боли и гнева. Или же ничего? И от этого мне так… так тяжело?»

Ответа не было. Только звезды равнодушно глядели на Искусника, и их холодный свет не мог согреть уставшую фэа.

В дальнем конце дорожки показалась тень, скоро принявшая очертания Лехтэ. Она замерла и несколько мгновений стояла, рассматривая поникшую фигуру мужа, а после подошла и уверенно положила руку ему на плечо.

– Мельдо, – тихим, нежным голосом позвала она.

Тот вздрогнул, готовый вместо слов приветствия накричать на супругу от досады.

– Тш-ш-ш, – она приложила палец к его губам. – Не говори пока ничего.

Обойдя подвешенную на цепях скамью, Тэльмиэль села рядом и прижалась к любимому, положив голову ему на плечо.

– Курво… нет, Атаринкэ, просто знай, что я люблю тебя. Любого. И готова разделить любой груз, любую ношу.

– Ты не понимаешь, о чем просишь, – с болью произнес он.

– А ты объясни, – просто ответила она.

Куруфин молчал какое-то время, всей фэа ощущая тепло и заботу супруги.

«Как, как я ей расскажу? Показать? Дать почувствовать? Она же ужаснется, отвернется от того, кем я стал… становлюсь. А впрочем… рано или поздно…»

– Ты же не думаешь, в самом деле, что напугаешь меня? – спросила она. – Я знала еще в Амане, за кого вышла замуж.

Он посмотрел ей в глаза и, вздохнув, распахнул осанвэ.

Первое мгновенье Лехтэ почти захлебнулась – накрывшая ее волна ярости и гнева была так сильна и высока, но она выстояла.

Боль и борьба, ненависть и непреклонность, верность слову и… любовь. Она прожила все эти чувства вместе с ним, понимая, как порой мужу невыносимо сложно контролировать себя, когда в крови набатом звучит Клятва, призывая незамедлительно вернуть Камни и свершить месть.

Выбрав момент, когда он будет способен услышать ответ, она в свою очередь послала осанвэ, вложив всю свою уверенность в нем и в его силах.

– Я с тобой. До конца. И даже дальше, – произнесла она и сжала его пальцы. – Ты меня слышишь? Я никогда не оставлю тебя. Чтобы ни произошло.

Напряжение наконец оставило Куруфина, его фигура расслабилась, а дыхание выровнялось. Он обнял жену одной рукой и прошептал:

– Лехтэ, я… я себя боюсь, понимаешь? Опасаюсь причинить тебе боль. Словом. Делом.

– А ты не думай об этом. Любовь всегда сильнее. Ты же чувствуешь ее. Меня. А я тебя.

Она осторожно потянулась к нему, стараясь вложить в поцелуй все, что не могла сказать словами. Он судорожно вдохнул в ответ и прижал ее к груди так сильно, как только мог, не желая отпускать ее от себя ни на миг. Куруфин коснулся губами ее глаз, плеч, шеи и чуть подрагивавшей от волнения жилки над ключицами.

– Мельдо, – немного хриплым голосом прошептала она.

Искусник немного отстранился и, помолчав, признался:

– Я… я еще плохо контролирую себя. Не хочу…

– Да неужели? – лукаво фыркнула она.

– Не хочу сорваться.

Однако Лехтэ его уже не слушала. Пальцы одной ее руки перебирали волосы мужа, тогда как вторая настойчиво ласкала его грудь, живот и продолжала спускаться ниже.

– Я предупреждал, – хрипло произнес Куруфин, а в следующий миг раздался треск платья, распутывать чью шнуровку у него просто не было сил.

Качели долго поскрипывали в такт, а облако скрыло их от излишне любопытных глаз Тилиона, что вел ладью по небу.

– Нет, – хрипло и устало донеслось в ответ. – Я уже не один раз говорил – учить тебя готов, но служить владыке севера я не буду.

– Ты не знаешь его величия и богатства! – возражал ему невысокий собеседник. – Ты же по достоинству оценил то железо, что я принес тебе в дар. Тогда не сказал, но оно было получено мною от посланников Властелина Ангбанда!

– Какая мерзость! – ужаснулся первый. – И я отковал из него меч…

– Клинок вышел удивительно хорошим, разве ты так не считаешь?

– Теперь нет, – сокрушался кузнец. – Повторяю, я не буду ни служить Морготу, как зовут его мои сородичи, ни довольствоваться его подачками. Убирайся вон из моего леса!

Гном усмехнулся и вышел из кузницы. Во всяком случае, легенды об одиноком кузнеце оказались правдой. Уже за это господин наградит его. А уж то, что заговоренное железо осталось у этого Эола, можно считать маленькой, но победой. Скоро, скоро он примет нужную сторону и нанесет удар по ненавистному Химладу, если тот устоит. Впрочем, тот день придет еще не скоро. Однако мысль, что он, Дори, внес посильный вклад в несомненную победу севера, грела его мелкую душонку ничуть не меньше золота, полученного лично из рук Готмога. А такое доверие стоило не только заслужить, но и оправдать! Довольный собой, гном возвращался к своим соплеменникам, дабы продолжить искать среди них тех, кто не убоится пойти против не только остроухих, но и самого государя, что опозорил имя Махала, связавшись с прОклятыми нолдор.

Ненуэль отложила увеличительное стекло и ссыпала песок, который рассматривала только что, обратно в бутылочку. Анар стоял в самом зените, поэтому, подняв взгляд на острые, словно наконечники копий, пики, она приложила руку к глазам козырьком.

– Как думаешь, шансы найти что-нибудь стоящее у нас еще есть? – спросила нолдиэ у отца, искавшего что-то в седельной сумке.

– Полагаю, что они минимальные, – признался Глорфиндель. – Или стремятся к нулю. Мы объездили уже почти все местные горы.

– Да, это верно, – Ненуэль вздохнула и, встав, помешала в котелке аппетитно булькавший обед.

– У тебя есть какие-нибудь еще мысли, как добиться желаемого результата? Помимо качественного песка.

– Разумеется, есть. Правда не уверена, что они сработают. И потом, понадобится много опытов. Но я не отступлюсь.

– Это верно, – согласился Глорфиндель и улыбнулся дочери. – Когда это нолдор отступали?

Ненуэль рассмеялась и, подхватив полотенце, отправилась к ручью умываться. Хотя она и не смогла в этот раз достичь желанной цели, однако вовсе бесполезной их поездку назвать было никак нельзя. Итариллэ обнаружила большой кусок прозрачного розового мрамора, который вместе с мастерами везла теперь в Ондолиндэ, а лорд Эктелион нашел несколько подходящих мест для будущих сторожевых башен.

Последняя мысль опять, уже в который раз за минувшие недели, коснулась фэа, принеся с собой печаль и тоску. Тот свет, что разгорался в глазах главы Дома Фонтанов все ярче, не находил в ее сердце никакого отклика, кроме острого сожаления о тех днях, когда они были лишь хорошими, добрыми друзьями.

«Неужели теперь все безвозвратно ушло?» – размышляла она, разглядывая яркие золотые блики в воде.

Ручей жизнерадостно скакал по камням и будто что-то напевал – веселое и многообещающее. Ненуэль смотрела на собственное отражение, и ей хотелось плакать от бессилия при мысли, что она ничем не может помочь и вернуть счастье в душу того, кто был всегда с ней рядом. Всю ее жизнь.

Подувший легкий ветер донес чистый, ясный голос, и Ненуэль, оглянувшись, увидела подругу. Наскоро закончив умывание, она вскочила и подбежала к Идриль, приветствуя:

– Alasse. Как твои дела?

– Отлично!

Итариллэ спешилась и, погладив коня по бархатистому носу, принялась его распрягать:

– Мрамор доставлен в город, и я могу наконец начать работу. Это будет восхитительная беседка, я убеждена! Одна из лучших в городе. Она будет казаться почти прозрачной в лучах Анара и как будто парить.

– Представляю! – Ненуэль даже зажмурилась от удовольствия.

– А твои как дела?

Подруга смотрела с надеждой, но увы, порадовать ее было нечем.

– Значит, теперь запрешься в мастерских? – спросила Идриль по окончании рассказа.

Дочь Глорфинделя улыбнулась в ответ:

– Надеюсь, не безвылазно. И в любом случае я добьюсь того, что наши городские мозаики заиграют наконец яркими красками в полную силу.

Идриль кивнула:

– Уверена – так и будет.

Они закончили хлопотать и подсели к огню. Глорфиндель принялся заваривать ароматный травяной напиток, и все ждали только четвертого члена их маленькой команды, чтобы приступить к обеду. Наконец, послышались шаги, и легко перепрыгивая с камня на камень, Эктелион сбежал к ним. Взгляд его упал на Ненуэль, и на лице его опять вспыхнул свет, столь яркий и чистый, что захотелось зажмуриться. И снова на сердце девы легла печаль, что это чувство не находит в ней отклика, тем самым невольно причиняя боль и ему, и ей.

– Ну что? – полюбопытствовал Глорфиндель, поднявшись навстречу другу.

– Место для башни просто отличное – сверху хорошо просматривается пространство на много лиг окрест, тогда как сам сторожевой пост можно будет надежно спрятать между скал. Твари тьмы, вздумай они вдруг явиться, не смогут подобраться незамеченными. А еще…

Он вдруг замолчал и, бросив быстрый взгляд на Ненуэль, опустил руку в карман. Раскрыв ладонь, приблизился и посмотрел с надеждой. Дочь Глорфинделя встала и увидела округлый, почти идеальной формы камень. Темные, практически черные линии в нем чередовались с густо-золотыми, словно небрежно нарисованными блестящей краской.

– Это Тигровый глаз, – пояснил Эктелион, и Ненуэль, оглядевшись, увидела, как все трое внимательно смотрят на нее, ожидая реакции.

«В конце концов, – подумала вдруг она, – разве я непременно должна отказаться от дружбы? И будет ли хоть кому-нибудь легче, если вдруг я оттолкну того, кто всегда был ко мне добр, и вырву из души все хорошее, перестав общаться? Вряд ли».

Она опустила взгляд еще раз посмотрела на камень. Собственная фэа пела и словно звала куда-то. Но куда – дева по-прежнему никак не могла понять.

Ладонь Эктелиона дрогнула, и Ненуэль, подняв взгляд, прочла на его лице мелькнувшую и быстро исчезнувшую острую боль.

– Благодарю вас, лорд Эктелион, – прошептала она и взяла подарок.

Он чуть заметно улыбнулся и взглянул с благодарностью.

Дева, обернувшись к отцу и подруге, внимательно посмотрела на них и объявила:

– Я полагаю, мы возвращаемся в город?

Предложение это было встречено дружным одобрением.

====== Часть 5. Долгий мир. Тень Ангамандо. Глава 61 ======

Над горизонтом неспешно поднялся Исиль, осветив широкое колыхавшееся море трав, стремившиеся к небу темные громады сосен и крепость за спиной, с каждым шагом коней становившуюся все меньше и меньше. Звезды мирно светили, как сто или даже двести лет назад.

– Словно и не изменилось ничего с тех пор, как мы пришли в Белерианд, – проговорил задумчиво Фингон и, ласково улыбнувшись ехавшей рядом жене, пустил коня быстрее.

Поездку на озеро они планировали уже давно, однако пришедшие с северных морских рубежей известия заставили ненадолго отложить прогулку. Тарион докладывал, что крепости полностью возведены, а нолдор исправно несут службу, и первая добыча уже попалась им в руки. Дозорные разъезды за последнюю весну перехватили несколько орочьих вооруженных банд, очевидно направлявшихся в Белерианд. Теперь можно было с уверенностью сказать, что намерения Финдекано дополнительно обезопасить земли нолдор от шнырявших тут и там отрядов врага увенчались полным успехом.

Он, не откладывая, отправил несколько писем, в том числе отцу и Майтимо. Требовалось усилить гарнизоны крепостей, отправить им дополнительное вооружение и припасы. За хлопотами пролетело несколько недель, и вот теперь, когда последний тяжело груженый обоз покинул Ломинорэ и отправился в сторону гаваней Бритомбара, можно было позволить себе ненадолго забыть о делах и подумать о чем-нибудь гораздо более приятном.

Медвяные запахи трав плыли над полем. Деревья чуть слышно шелестели, словно шептались о неведомом и загадочном, и Финдекано вдруг захотелось остановиться и послушать этот разговор.

– Смотри, дрозд, – Армидель улыбнулась и указала на ветку ближайшей сосны. – Наш старый знакомый.

Нолофинвион проследил за ее взглядом и, заметив в густоте кроны крохотную пернатую пичугу, негромко свистнул.

Дрозд явно удивился и, подпрыгнув на ветке, скосил черный глаз на эльфов. На несколько секунд повисла задумчивая, непроницаемая для посторонних звуков тишина. Фингон снова свистнул, и птица, прочистив горлышко, вдохновенно запела.

Армидель рассмеялась и, подъехав ближе, взяла мужа за руку. Он сжал ее пальцы, между делом ласково погладив ладонь, и, потянувшись, поцеловал в плечо.

Едва заметная в свете Исиля тропинка вилась меж деревьев, и вскоре путники въехали под густые своды.

– Ты знаешь, – заговорила вдруг жена, – мне нравится, что мир меняется быстрее, чем мы успеваем к нему привыкнуть. Прошло всего чуть больше двухсот лет – а сколько всего появилось нового и интересного!

– Значит, самое время исследовать наши земли вновь, – отозвался муж.

Скоро лес расступился, и тропинка вывела их к лесному озеру. Серебряные лучи ночного светила отражались в воде, подобные россыпи бриллиантов, и Армидель, остановив коня, невольно залюбовалась.

Финдекано спрыгнул на землю и, протянув руки, помог жене спешиться. Сняв седельные сумки, он отпустил лошадей пастись, а сам подошел к воде и щедро плеснул себе на лицо. За спиной послышался легкий шорох, и, обернувшись, он увидел, как платье жены соскользнуло с ее плеч, мягкой волной упав к ногам. Армидель переступила через него и, улыбнувшись мужу, распела волосы, позволив им свободно спадать на спину.

– Ну что, – спросила она с веселым вызовом в голосе, – готов к купанию?

– Почти, – чуть хриплым голосом подтвердил Финдекано и, рывком поднявшись на ноги, стал проворно раздеваться, не переставая тем временем любоваться супругой.

Он было хотел направиться к более пологому южному берегу, плавно уходящему под воду, однако порывистая дочь моря первая побежала к высокому уступу. Нолдо ничего не оставалось, как последовать за ней. Теперь озеро блестело далеко внизу. Вспомнив собственный безрассудный прыжок, заставивший Майтимо изрядно поволноваться, он удержал рвущиеся с языка слова и не стал оскорблять дочь Кирдана Корабела просьбами об осторожности. Во всем, что так или иначе касалось воды, ей все равно не было равных. Среди нолдор уж точно.

Он подошел к самому краю обрыва и вслед за Армидель набрал в грудь воздуха. Прыгнули они почти одновременно. Ощутив упругий удар воды, Финдекано открыл глаза и огляделся. Заметив фигуру любимой, подплыл к ней и взял за руку. Она улыбнулась и свободной рукой указала на что-то.

Свет Исиля пронизывал водную толщу, заставляя ее сверкать серебром. Маленькие рыбки юрко сновали, у самого дна отбрасывали длинные смутные тени какие-то коряги и камни.

Нолофинвион приглашающе кивнул, предлагая рассмотреть подробнее, и Армидель последовала за ним.

Несколько раз они всплывали, чтобы глотнуть воздуха, а после вновь ныряли и продолжали изучать придонную жизнь. В конце концов, захватив причудливой формы окаменелую ветку, они, довольные, вышли на берег.

Есть не хотелось, однако, чтобы защитить любимую от ночной прохлады, Финдекано набрал поблизости лапника, сухих опавших сучьев и развел костер, расстелив рядом плащ.

– Благодарю, мельдо, – откликнулась жена и, сев, протянула руки к огню.

Пламя уютно потрескивало, отбрасывая длинные тени. Искры взлетали ввысь, к небу. Супруги вспоминали прогулки в Бритомбаре, и Нолофинвион, пользуясь случаем, любовался обнаженным телом жены – его совершенством, мягким изгибом линий.

Армидель наклонилась, и волосы густой волной упали вперед, скрыв ее от Фингона. Тогда он придвинулся ближе и, протянув руку, отвел за спину ее длинные серебристые пряди. Жена обернулась и, чуть заметно приподняв брови, понимающе улыбнулась.

– Жаль, что здесь не музыки, – заметила она. – А впрочем…

Поднявшись на ноги, она тихонько свистнула, а птицы, откликнувшись на призыв эллет, запели жизнерадостнее и громче. Вода в озере зашумела, набегая на берег, и легкие облака, набежавшие было на ладью Тилиона, разошлись. Серебряный свет щедро брызнул, вновь осветив ночную землю, и Армидель, подняв руки вверх, к небесам, замерла.

Нолофинвион застыл в ожидании, догадавшись, что сейчас последует, и ему отчетливо показалось, будто он в самом деле теперь слышит музыку. Любимая, прикрыв глаза и обратив лицо к звездам, начала танцевать, и языки огня, смешиваясь со светом Исиля, отбрасывали на ее безупречное тело причудливые блики. Нежная кожа сверкала серебром, и Финдекано казалось, что ничего прекрасней и удивительней он ни видал за всю свою жизнь. Да и не могло быть в мире большего совершенства.

Музыка, что звучала в его ушах, становилась все громче, и он уже не смог бы оторвать от жены восхищенного взгляда, даже если бы захотел. Но такого намерения у него и не возникало. Словно завороженный, он наблюдал за танцем, борясь с желанием присоединиться. Хотелось протянуть руку и коснуться чарующего видения.

«Интересно, – подумал он вдруг, – можно ли второй раз влюбиться в того, кого уже и так любишь? У кого бы спросить? А впрочем… кажется, именно это и происходит».

Скоро предположение переросло в уверенность. Сердце гулко билось, отдаваясь в ушах, горячая кровь нолдо бежала по жилам.

– Мелиссэ, – прошептал он, силясь подобрать слова. Но все мысли и чувства, что роились теперь у него в голове, теснились в груди, укладывались в одно единственное короткое: – Люблю…

Он повторял его, и казалось, что в этом слове уместилась вся суть мироздания, весь замысел Единого.

– Мельдо, – откликнулась Армидель и протянула руки.

Финдекано вскочил, потянулся ей навстречу, и вдруг отчетливо понял, что здесь и сейчас самый лучший момент, чтобы привести в мир того, кто сделает их с Армидель жизнь полнее и совершеннее.

Мысль гулким колоколом ударила в виски, словно призыв. Ребенок. Тот, без кого они уже никогда не будут счастливы, словно птица с одним крылом, которая не может подняться в небо.

Армидель прекратила танцевать и замерла, задумчиво посмотрев ввысь:

– Ты слышишь это?

– Да! Люблю тебя, родная моя…

– И я тебя люблю, мельдо…

Они одновременно сделали шаг друг другу навстречу, и Финдекано заключил жену в объятия.

Песнь, слышимая только им одним, зазвучала все громче, победным гимном устремившись к небу. Муж покрывал лицо жены поцелуями, затем подхватил на руки и бережно уложил на плащ.

Две фэар устремились навстречу друг другу, слившись в причудливом, замысловатом танце, неизменном от сотворения мира и все же каждый раз новом. Сердца их бились в едином ритме, и кровь, бежавшая по венам, соленый пот и жаркие стоны надежно связывали воедино.

– Любимая, – горячо шептал Финдекано, и собственная фэа все звала и звала его куда-то вперед. Мироздание – земля, звезды и сосны – кружились вокруг них все быстрей и быстрей. Ласки мелиссэ обжигали кожу, и он, откликаясь на их общее желание, двигался все быстрее.

Его собственный рык и крик Армидель слились воедино, и в это мгновение показалось, что от их фэар отделились две крохотных искры, а затем слились в одну, и этот огонек засиял стократ ярче и… растворился в роа жены.

Не сразу Финдекано смог прийти в себя. Глубоко вздохнув, он прислушался к голосу ветра, запутавшегося в кронах, и, наклонившись, поцеловал веки любимой. Он лег на спину и, обняв ее, помог удобнее устроить голову у себя на плече. Их пальцы переплелись, и фэар принялись умиротворенно шептаться.

– Мне кажется, – задумчиво проговорила Армидель вслух, – нет, я почти уверена…

– Я тоже, – откликнулся он. – Но отцу и твоим родителям мы сообщим чуть позже. Когда уж точно не останется никаких сомнений.

Прошло чуть больше месяца, и к очередным посланиям, отправленным в Хисиломэ, а следом в Химринг, и касавшимся вооружения и обстановки на северных рубежах, лорд Дор Ломина приписал в конце еще одну короткую фразу:

«Мы с Армидель ждем ребенка».

Королевство изменилось. Возможно, жители, никогда не покидавшие его пределов, и не замечали происходившего, однако пробывшие долгое время в Минас Тирит супруги не узнавали не только привычные им места, но даже и хорошо знакомых синдар. Особенно изменилась принцесса, ставшая еще больше похожей на мать. Но не только внешность Мелиан читалась теперь в ней. Черты, повадки и отношение ко всему, что ее окружало, утратили свойственные эльдар качества. Полумайэ по рождению стала истинной майэ по сути. Магия отныне была верным спутником Лютиэн. Именно она решала все вопросы, что порой возникали у принцессы. Менестрели, как и прежде, славили ее красоту, однако верного Даэрона нигде не было видно. Полностью покоренный, как считала дочь Мелиан, он ожидал свою госпожу в одной из многочисленных пещер Менегрота, где ученица своей матери отрабатывала все новые и новые заклинания, обретая могущество и теряя себя. Дочь Эльвэ спала беспробудным сном, убаюканная сладкими чарами, и не ведала, что творит другая ее часть – иная суть.

Даэрон же почти смирился с долей узника, чьи силы раз за разом насыщали обожаемую им принцессу. Вот только… тонкая ниточка, что протянулась от его фэа куда-то вдаль, за границу Дориата, звала за собой, побуждая жить и не сдаваться. Даже когда кожаные путы больно впивались в руки и ноги, а дыхание перекрывала магия, он продолжал верить, что однажды вырвется из плена, хотя его роа предательски выполняло все, что только могла пожелать весьма уже опытная волшебница. Мелиан научила ее многому и разному, убивая в дочери душу эльфийки и взращивая в ней жажду власти. Лютиэн теперь охотно следовала ее советам, научившись получать удовольствие и новые силы от таких встреч с Даэроном.

«Скоро, уже совсем скоро ты исполнишь свое предназначение! Не пройдет и ста лет, как ты будешь готова послужить Ему. И мне. Во славу Нового Дориата!» – размышляла Мелиан, узнав, как именно использует ее дочь своего подопытного, того, кто когда-то искренне славил ее красоту и был готов по-настоящему в нее влюбиться. Однако вовремя наложенные чары помешали фэа раскрыться, а то, что она порой куда-то устремляется…

«Неужели он думает, что та дева сможет дать ему нечто большее, чем он получает сейчас? Моя Лютиэн прекрасна! Особенно, когда наслаждается его мольбами, муками… но позволяет же прикоснуться к себе. Ах, сколько тогда получает силы! Не то, что я от своего Элу. Впрочем… скоро, уже совсем скоро я преподнесу Дориат Ему! И слуг. Нет, рабов! И тогда… да, да, Мелькор, я вновь испытаю это с тобой! И ни что меня не остановит. Я вновь буду твоей…» – мысли майэ в который уже раз унеслись на север. Мелиан представляла восторг властелина, когда тот узнает о присоединении Дориата к его землям. И награда, вожделенная награда будет ее! Она охватит своими губами, пройдется языком и начнет задыхаться. До слез и боли, пока он, ее владыка, не позволит сделать короткий глоток воздуха, чтобы затем вновь резко его перекрыть…

– Ах! – вздрогнула она.

– Любимая, с тобой все в порядке? – вошедший в их покои Элу ласково обнял разгоряченную мыслями жену.

Мелиан брезгливо скинула его руку.

– Пшел прочь, жалкий синда!

Одумавшись, она поспешила вернуть супруга, однако тот на удивление быстро исчез.

– Как так?! О, Мелькор, почему так не вовремя?!

Королева поспешила в тронный зал, рассчитывая застать мужа там, возможно, даже среди советников. Однако ее постигла неудача, и Тинголу на этот раз удалось скрыться.

На небольшой поляне своего короля уже ждали.

– Ты был прав, Келеборн, – с горечью произнес он. – Моя Мелиан… попала под чье-то дурное влияние.

– Элу, ты так и не хочешь поверить, что это она стоит за всеми бедами Дориата? – прямо произнес он.

– Ты забываешься! – рявкнул Элу. – Это она оградила нас Завесой…

«Которая тут же сообщает ей обо всех перемещениях».

– … это она, ее магия сотворила и приумножила красоту Дориата…

«Которую готова отдать Врагу!»

– … она… майэ! Родила мне дочь! Вы слышали, чтобы у майяр или валар были дети?! И я нет. А она родила! Мою дочь! Нашу прекрасную Лютиэн…

– Которая меня, по-моему, даже и не узнала, – тихо проговорила Галадриэль.

– Которая очень изменилась в последнее время, – согласился с ней до сих пор молчавший Трандуил.

– Довольно! Я думал, вы хотите поддержать меня, – с горечью произнес король. – А я… я лишь слышу, что во всем виновата моя семья. Такой помощи я не приму!

Тингол развернулся и решительно покинул поляну.

– Может, стоит рассказать как можно большему числу синдар о том, что с тобой сотворила королева? – предложил Ороферион.

– Не думаю, – ответил Келеборн. – Элу сейчас не на нашей стороне. Он еще не готов принять правду.

– Как бы мы не опоздали, – еле слышно произнесла Артанис, глядя прямо перед собой.

– Надо подождать. Тингол сейчас не главное. От него уже ничего не зависит.

Раскаленные печи дышали жаром, и Ненуэль, протянув руку, распахнула пошире окно. В мастерскую мгновенно ворвался шелест листвы и жизнерадостный гомон лета. Отбросив влажную прядь со лба, она широко, немного мечтательно улыбнулась и поднесла образец только что изготовленного стекла к мозаике. Кажется, соединения фтора наконец придали ему тот оттенок, который был нужен.

Более двухсот лет почти непрерывных опытов позволили, в конце концов, получить желанный результат. Перекись марганца сделала мутное стекло прозрачным, и жители Ондолиндэ с радостью заменили им в своих окнах использовавшуюся до сих пор слюду. И все же это было лишь начало пути, по которому стремилась пройти молодая мастерица. Она хотела придать стеклу прочность камня и цвет.

Целыми днями, а часто даже ночами над красной черепичной крышей вился дым. Нолдиэ работала, подбирала варианты, отметала неудачные, и скоро смогла с помощью меди получить голубые и бирюзовые образцы. Эти первые кусочки стали небом на небольшой мозаике, которую она стремилась сложить. Чуть позже с помощью кобальта был получен синий материал. Воодушевленная, она поделилась своей радостью с родителями и пошла дальше, вновь надолго поселившись в мастерской за химическими приборами.

Оттенок кожи – то, что ей никак не удавалось получить. То у нее получались лимонно-желтые цвета, то оранжевые. Разумеется, каждый из них сам по себе был ценен, и Ненуэль, тщательно записав ход опыта в специальный пергамент, складывала кусочки вновь полученного ею искусственного минерала в шкатулку.

И вот теперь, похоже, она сможет выложить лицо. Еще раз критически осмотрев образец, она встала и подошла к низкому деревянному столику, на котором лежала основа будущей мозаики. Темноволосый нэр улыбался, и дева словно наяву увидела свет его глаз, такой манящий и завораживающий. В ушах зазвучала музыка, и Ненуэль, вспомнив танец и свой детский каприз, легко рассмеялась. Приложив полученный только что образец к полотну, она удовлетворенно улыбнулась:

– Идеально подходит.

Теперь стоило попробовать создать нужный оттенок серого, чтобы изобразить глаза. Однако этим она решила заняться завтра, закончив на сегодня работу.

День клонился к вечеру. Высокое небо за окнами обрело глубину, и дева, удобно устроившись на ближайшем стуле, достала из кармана лембас и критически его осмотрела. Хлебец был выпачкан в золе и припорошен бурым порошком. Решив, что такой трапезой вполне можно и пренебречь, она вновь убрала свою находку в карман и выбежала в сад.

Деревья мерно шелестели, и Ненуэль, остановившись под самой раскидистой и пышной кроной, прислушалась к тихому, но отчетливо слышимому шепоту собственной фэа. Вновь она куда-то звала, манила. Далеко-далеко, возможно даже за круговые горы, ограждавшие, словно безмолвные стражи, долину Тумладен. Хотелось то ли плакать, то ли петь. А еще было невыносимо грустно от того, что она не может поделиться своими успехами с тем, к кому стремится душа.

«Но ведь так не бывает, чтобы не было выхода, – подумала она. – Нужно только как следует поискать – и способ решения непременно найдется».

Мысль воодушевила, и Ненуэль, погладив шершавый ствол дерева, подумала, что та самая нить, связавшая ее однажды с кем-то далеким, теперь вполне может доставить ему от нее известие.

В памяти всплыла музыка, которую слышала она однажды на празднике, и вновь шепот моря вторил той тихой, нежной мелодии. Дочь Глорфинделя закрыла глаза и запела, всем сердцем мечтая, чтобы ее желание осуществилось.

Песня, рожденная самой фэа, поплыла над садом, постепенно поднимаясь все выше и выше к небу. Она полетела над острыми каменными пиками, над полями, над мертвой долиной Нан Дунготреб и, перемахнув на своем пути через несколько рек, подобно освежающему ветру ворвалась в окна мастерской.

Тьелпэринквар вздрогнул и, оглянувшись на широко распахнутое окно, отложил инструмент.

– Отец, тебе тоже чудится? – спросил он взволнованно.

– Что именно? – уточнил Курво, с легким недоумением посмотрев на сына.

Тот несколько мгновений молчал, и на лице его читался чистый восторг, как будто он слышит прямо здесь и сейчас нечто прекрасное и удивительное.

– Кто-то поет, – наконец ответил он. – Дева. И еще музыка. Ты знаешь, мне кажется, она уже играла однажды на празднике в Бритомбаре.

Искусник прислушался и наконец уверенно покачал головой:

– Я различаю только ржание лошадей и голоса верных. Тебе показалось, должно быть.

– Нет, – уверенно покачал головой Тьелпэ.

Он был убежден, что ничего более восхитительного ему за всю свою жизнь слышать не доводилось. Волнение, родившееся в груди, живо напомнило непонятный сон, виденный давно, много лет назад. Но, увы, сейчас у него не было под рукой флейты, которая могла бы выразить охватившие его чувства.

– Так значит, это были не грезы, – невпопад пробормотал он и опрометью выскочил из мастерской.

Откуда прилетел этот зов, он никак не мог понять. Расспросив нескольких верных, он убедился, что голос различим лишь им одним. Птицей взлетев на крепостную стену, он замер, вслушиваясь и пытаясь угадать направление. Впрочем, получалось плохо. В конце концов, Куруфинвион стал просто внимать, пытаясь запомнить каждую ноту голоса.

«О чем же он мне напоминает? – думал он, то и дело безотчетно хмурясь и кусая губу. – Я словно знал, но забыл, а голос уверен, что помню. Впрочем, когда это нолдор боялись загадок? Я непременно разберусь!»

Дав себе мысленно такое обещание, он убедился, что кольцо аванирэ по-прежнему держится на пальце, и распахнул как можно шире осанвэ.

«Пусть фэа летит за песней и ищет», – подумал он.

Мелодия еще какое-то время звучала, а после стала затухать, становясь все тише и тише, и наконец смолкла. Однако Тьелпэринквар еще долго стоял, не шевелясь, и пытаясь угадать, не голос ли собственной судьбы он только что слышал.

Светильники привычно прогоняли темноту наступившей ночи, а Нолофинвэ все мерил шагами кабинет, изредка останавливаясь у палантира с протянутой ладонью, которую, однако, тут же убирал прочь.