Текст книги ""Фантастика 2024-150". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Юрий Погуляй

Глава 19

Елизавета не обманула и зашла за мною лично. Я уже был во всеоружии: чистый, нарядный, причёсанный. Галантно поклонился учительнице, которая при взгляде на меня чуть прикусила нижнюю губу, но испуганно одёрнула сама себя и отвернулась. Я же, напротив, взгляд отводить не спешил, вспоминая её без одежды. Ах, гормоны! Что же вы такое делаете!

– Не хочешь вечером отметить мою пятёрку? – весело спросил я её.

– Артемьев, что за разговоры! – громко проговорила она, и едва слышно шёпотом добавила:

– Конечно! Напиши мне.

А затем снова перешла на демонстративно-возмущённый тон:

– Ещё и пятёрку захотел. Ты на тройку сдай хотя бы, Артемьев. С тем как ты готовишься, может ещё год у нас проучишься…

Ну, здесь Лиза, конечно же, погорячилась. Экзамен по физике я сдал легко и припеваючи. Спасибо мне, который был почти заучкой, до того как лишиться души в серой зоне. Да-да, у ботаников есть свои суперсилы. Жаль, правда, что они их и во взрослой жизни пытаются использовать, там как бы надо иные техники прокачивать. Так что учебник был пролистан, и знания сами собой восстановились в памяти, так что на вопрос преподавателя я отвечал без подготовки, под завистливые взгляды одноклассников. Немного испуганный учитель торопливо меня выслушал и без всяких дополнительных вопросов поставил отлично. Он словно хотел поскорее от меня избавиться. Наслушался страшных историй про одарённого ломающего всем в округе руки и ноги, и которого до сих пор не пришли вразумлять из полиции? Ой, пустое. Обижаться на него не хотелось, да и, вероятно, не увидимся мы более.

Настроение было прекрасное. Утро началось отлично: слабость ушла, словно ужасный сон. Я снова чувствовал энергию в контуре, и даже смог дотянуться до океана эссенции, но только для того, чтобы убедиться в его доступности. Протащить что-то в этот мир не решился: пока не время продолжать практики создания. Лишняя нагрузка отбросит меня на уровень обычного подростка, умудрённого сотнями лет жизни в бесцветном мире, и не имеющего за плечами ничего, кроме тяжести прожитых столетий. То есть и радости от новизны никакой нет, и смысла от ещё одной сотни надвигающихся зим.

Княгиня за ночь пришла в себя окончательно и снова увлечённо погрузилась в чтение. Хотя перед моим уходом на экзамен напарница отвлеклась от книги, и показала мне большой палец, поддерживая. Это было так лестно!

Собственно, ничто не предвещало беды. Вернувшись с пятёркой я завалился в кровать прямо в одежде и пролистывал учебник по этике и морали, освежая знания перед следующим экзаменом. Сколько мне ещё изображать из себя прилежного студента-то? Я нахмурился, пытаясь вспомнить хотя бы количество предметов, которые надо обязательно сдать.

На шестом в дверь громко постучали.

– Первая Церковь! Именем Иисуса откройте!

Княгиня мигом растворилась в воздухе. Молодец, мало ли кого нелёгкая принесла. Я неторопливо поднялся с кровати. Стук повторился. В дверь били не переставая, но хоть не кричали при этом. Впрочем колотили недвусмысленно, безо всякого пиетета и уважения. Этого терпеть нельзя.

Щёлкнул замок, и я поднял голову на архидиакона из чёрного духовенства. О том, что это представитель радикального крыла Первой Церкви говорил расшитый золотыми рунами чёрный капюшон. Здоровый дядька, конечно. У них там по рангу быстрее двигается тот, кто кушает больше?

– Артемьев? – с нескрываемым презрением спросил незнакомец в боевой броне. Ему бы в дверной проём протиснуться с такими формами.

– С кем имею честь?

– Это он, – сказал святоша рядом с ним. Вместо левого глаза у него светился красный окуляр импланта. Слева и справа со штурмовыми винтовками в руках стояло ещё двое иноков. Сюда целую армию нагнали? Ради меня? Как мило.

– Именем Иисуса Христа вы арестованы, – почти прокричал архидиакон.

Меня втолкнули в комнату, которая моментально заполнилась рослыми иноками. Все с чёрными капюшонами, все с оружием.

– В чём меня обвиняют? – мягко осведомился я.

– В подселении. В связи с ведьмой. В тёмных ритуалах с человеческими жертвоприношениями! – глаза архидиакона горели ненавистью. – Я тебя сгною, враг рода людского! Ты до конца своих дней будешь молить Господа нашего о прощении. Я лично буду за этим следить.

Вот это номер.

– Вы комнату точно не перепутали? – спокойно уточнил я.

Архидиакон моргнул, растерявшись, а затем снова надулся важностью:

– Ты же сказал, что ты Артемьев! Молчать!

Я поднял указательный палец, пытаясь вставить слово, но после очередного вопля опустил руку. Ладно, сейчас это не сработает. Подселение? Ритуалы? Что за ерунда?

На моих руках сомкнулись кандалы из заговорённого сибирия, и я тут же перестал чувствовать силу. Вот это в планы точно не входило. В спину толкнули.

– Я сам! – огрызнулся я на инока. Что-то в моих глазах заставило священника отступить.

В коридоре было многолюдно. Измученные сиротским бытом зеваки сбежались отовсюду. Наверняка кто-то из младших классов бегал по этажам и стучал в двери с криком, что церковники идут.

Среди встревоженных лиц я разглядел испуганное личико Лизы, а затем наткнулся взглядом на самодовольный взор Семёна. Глаз он не отвёл, а губы его тронула злая полуулыбка. Ох дурак… Завистливый дурак.

– Топай давай, демон! – рявкнули за спиной. Снова толкнули. Я, не отрывая взгляда от бывшего товарища, зашагал по коридору прочь. Ничего себе новости, Сёма!

Во дворе наша процессия столкнулась с ещё одной группой священников, которые волокли растрёпанную Василису Фесенко. Лицо девочки было перепачкано кровью из-за рассечённой брови. Когда-то гордая и независимая ведьма бросила на меня умоляющий взгляд, на что я лишь поднял руки в кандалах из сибирия.

– Всё будет хорошо, – удалось бросить ей, когда мы оказались рядом. – Я что-нибудь придумаю.

– Молчать, демонопоклонник! – рявкнул архидиакон и замахнулся на меня. Я даже не вздрогнул, спокойно и холодно глядя ему в глаза. Священник снова стушевался. – Придумать ты можешь лишь мольбы в адрес Всемогущего Господа нашего, дабы твоя проклятая чёрная душа не попала в ад, где ей самое место.

– Следите за давлением, – вежливо посоветовал ему я. – У вас вены вздулись. Нехорошо может закончиться.

– Ах ты тварь! – почти взвизгнул архидиакон, но справился с собой. – В машину их! Обоих!

На парковке стояло несколько автомобилей Первой Церкви. Четыре патрульных и один массивный храм на колёсах, с золотым куполом на крыше. Окна закрывали решётки с крестами, а под бело-голубой краской была такая броня, что без труда выдержала бы очередь крупного калибра.

– Как тебе вкус славы? – спросил я у Василисы, когда за нами захлопнулась дверь. В свете голубого и золотого цвета было видно, что ведьма беззвучно плачет. – Видишь, как оно бывает?

Мне они сделать ничего не смогут. Доказательств нет. А вот Фесенко может и прижмут. Смотря, что найдут при обыске.

– Мне страшно, Илья… – проскулила она.

– И это правильно, – кивнул я. – Ситуация донельзя неприятная. Но не безысходная. Давай, присядь, поговорим. Успокоимся.

Она всхлипнула, но послушалась. Села рядом, обхватив себя за плечи. Машина церковников тронулась с места.

– Они… Что теперь будет? Что теперь будет, Илья? Я не хочу. Я ничего же не сделала плохого!

Ну, это заявление было, несомненно, спорным и коллегия адвокатов подняла бы подобное заверение на смех.

– Успокойся, – мягко повторил я. – Глубокий вдох, глубокий выдох. Раз-два. Поняла?

Через минуту после того как Василиса покорно послушала моего совета – ей полегчало. Теперь она пусто смотрела прямо перед собой. Я же внимательно оглядел нашу клеть на колёсах. Тут может быть и прослушка. Прямо не поговоришь, если не хочешь себе ещё проблем добавить. Весьма вероятно, что какой-нибудь инок в наушниках сидит в кабине рядом, курит и внимательно слушает всё, что может быть произнесено в недрах их мобильного храма.

Так, что я имею из доступных ресурсов? После надрыва энергетического контура мощи у меня сейчас нет, что, справедливости ради, и неважно – спасибо кандалам на руках. Плюс ко всему бронемяки остались в дипломате, так что любое силовое решение проблемы отпадало само собой. В целом мне ничего не грозит, в этом я уверен. Никаких связей с демонами и подселенцами они не обнаружат. Я знал, как определяют подселенцев, и если бы во мне сидела чужая душа какого-нибудь матёрого убийцы или бога, то тогда да, была бы проблема. Но во мне сидел только я, пусть и чуточку старше, а больше, вроде бы, никого не наблюдалось. Тёмные же ритуалы фонят так, что закачаешься, и их можно было бы ещё как-то пришить во время разрыва у школы, но сейчас уже поздно. Здесь мне тоже ничего не смогут предъявить.

Остаётся ведьма. С ней действительно получается не очень хорошо. Неожиданно – самое слабое место. Я ещё раз посмотрел на потерянную Васю. Её била крупная дрожь, зубы звонко стучали друг о друга и дыхание стало пусть и глубоким, но прерывистым. Шок отпускает, понимаю. Как же её вытаскивать? Там точно будет обыск, и святоши найдут все, что им понадобится для официальных обвинений. Фесенко и не пряталась толком. Жила себе спокойно, уверенная в своей неприкосновенности, колдовала как не в себя. Там на десяток приговоров наберётся.

Казалось бы, не моя проблема, но… Лояльными ведьмами не разбрасываются, а где-то внутри я отчего-то уже считал её своим человеком. Понятное дело, что с оговорками, но своим. Пусть и вредным чрезмерно.

Своих же, как я многократно убедился за свою долгую жизнь, из дерьма надо непременно вытаскивать. Даже если они очень не хотят из тёплого и насиженного места вылезать.

Хотя проще было бы сейчас придушить её, а потом сказаться испуганными селянином, рядом с которым вдруг что-то страшное стали шептать и чертить руны кровью на полу. Вася ничего такого делать не собиралась, конечно, но что она скажет, мёртвенькая, а? С моей же стороны – любой благоразумный человек в такой ситуации поступил бы просто и чётко, задушил бы колдунью голыми руками. Конец истории. И потом докажите, что ходил я к ведьме как ведьме, а не как к роковой красотке. Девица симпатичная, очаровала, жить без неё не могу. Это просто сыграть даже такому актёру как я.

Нет, не наш метод. Будем выкручиваться.

Машину накренило в повороте, я посмотрел на решётки, сквозь которые виднелось голубое небо, которое тут же скрыли кроны пролетающих мимо деревьев. Так, хватит рассиживаться, пора действовать. Ежкина кошка, а ведь я не успел дочитать учебник по этой этике и морали! Пусть и не самая важная моя проблема, но всё же как-то надо будет навёрстывать.

Не люблю когда в мои планы вмешиваются.

Я поднялся на ноги, оглядываясь. Камер не видно, но не факт что их тут нет. Стены крепкие. Изобразить приступ? Пусть остановятся, а там кривая вывезет? Вырубить монахов и…

И чего? После этого объявить себя в розыск для всей Первой Церкви?

– Что нам делать, Илья? – Василиса посмотрела на меня умоляющим взором. – Я не хочу так… Не хочу…

Что-то лязгнуло о решётку, я обернулся и увидел как призрачная рука просовывает в машину круглое и бронированное.

– Что же это такое? – громко удивился я. – Что за невероятное создание здесь? О видишь ли ты его, Василиса Фесенко?

Два бронемяка подкатились к моим ногам. Один из них смешно принюхиваясь встал на задние лапки:

– Бзибди? Зииии!

– Какие удивительные существа? Я никогда таких не видел! О Боже мой, откуда они взялись здесь? О, смотри, по-моему они хотят выбить дверь!

Василиса смотрела на меня как на сумасшедшего. Я заломил руки:

– О нет, неужели они сделают это!

Бронемяки покатились к двери, остановились рядом. Пропищали что-то друг другу. Тот что был покрупнее деловито кивнул, сообщил:

– Бзи!

И устремился к стене напротив. Бац! – звякнула его броня о металл автомобиля, и почти сразу же громыхнуло о двери. Ещё рикошет, уже с искрами. Ещё. Василиса завизжала, и ей вторил я унылым голосом:

– О нет, что же происходит. Помогите. Кто-нибудь помогите.

Я присел к Фесенко. Второй бронемяк стартовал рядом с первым, и теперь от их ударов в салоне было светло из-за искр и очень громко. Машина дёргалась от каждого удара и ощутимо замедлила ход. Значит и монахи в кабине почуяли неладное. Пока ещё прислушивались к подвеске автомобиля, думаю. Вряд ли кто-то из них мог предположить что творится у них в отсеке для заключённых.

– Какой кошмар, – даже не пытаясь изобразить испуг, громко сказал я, склонился к ведьме и тише добавил, – когда высадят дверь – беги. Связь пруд за Чёртовой Беседкой. Других способов не вижу.

– А ты?

– За себя переживай, – я снова встал и громко воскликнул: – О нет, как же ужасно! Какие чудовищные твари это делают? Никогда прежде не видел ничего подобного. О помогите, помогите же мне.

С грохотом и лязгом дверь машины распахнулась, и бронемяк, пробивший замок, по инерции улетел куда-то в поля. Автомобиль качнулся в торможении, отчего я едва удержался на ногах. Ну, кажется, в кабине наконец-то осознали глубину проблемы. Фесенко вроде бы меня услышала и готовилась к финальному рывку. Ведьма закусила губу, вперив взор в дверь.

Второй бронемяк, не способный остановиться в таком узком пространстве, последовал за товарищем через пару секунд, пробив дыру в борту машины.

За пару мгновений до остановки – Василиса вскочила с лавки и бросилась к двери. Толкнула её, распахивая, и в два прыжка из машины через обочину нырнула прямо в высокую траву. Коротышка скрылась в ней сразу же. Отлично. Теперь ход мой.

– Помогите! – заорал я вываливаясь и потрясая скованными руками (при этом отбрасывая подальше ведьмовской амулет от отравы). – Помогите!

За нами ехала лишь одна патрульная машина, и её экипаж точно видел, как ведьма сиганула из броневика церковников. Значит их и надо задержать. Тем более, что первым из автомобиля вылез уже знакомый архидиакон, на ходу вскидывая штурмовую винтовку.

– Вы подвергли опасности жизнь одарённого, – встал я на линии прицела. Фанатик выругался, шагнул в сторону. Ну сейчас, конечно… Пока вина моя не доказана за выстрел в благородного его отлучат от церкви. Я снова оказался между ним и полем. Чего оружием трясёт, всё равно не увидит ничего.

– Она призвала демонов! – гаркнул я архидиакону. Он, наконец, перевёл взгляд на меня, попытался обойти, но я схватил его за руку. – Вы оставили меня с ведьмой! Оставили с ведьмой беззащитным! Я буду жаловаться! Я обращусь в суд! Вас отправят в такую забытую Иисусом дыру, что…

– Да отстань уже! – он попытался смести меня с дороги, ткнул пальцем в траву глядя на товарищей и закричал:

– Вы, идиоты, не видите…

Я дал ему пощёчину. Экипаж храмового автомобиля, к которому обращался архидиакон, так и не понял, что из машины кто-то сбежал. Значит надо тянуть время и привлекать внимание, любыми способами. Пусть у Фесенко будет фора.

– Вас выгонят отовсюду! – прошипел я. – За вашу халатность!

Святоша опешил. Равно как и остальные монахи. Затем архидиакон побагровел, а спустя мгновение смертельно побледнел. Секунды шли, я смотрел спокойно и уверенно, хотя, честно говоря, будь на месте Первой Церкви кто-то не питающий уважения к законам – лежать бы мне уже в поле, за такие выкрутасы. Одиноким и с десятком непригодных для жизни дырок в теле.

– Ты… Демоново отродье… Да я тебя! – архидиакон забыл обо всём и бросился на меня, но тут же оказался скручен своим же товарищем. Инок, который заламывал руку сопящего начальника что-то испуганно зашипел тому в ухо. Правильно делает. Процедура работы с одарёнными совсем иная, и старший группы нарушил её несколько раз. Это я знал чётко.

– Девка пропала! – крикнули позади. Ну, теперь всё. Дальше, Вася, сама. Я чем мог тем помог. Ты для меня сделала гораздо меньше.

– Клянусь Иисусом, он сделал это назло! Он сделал это назло, братья! – сипел архидиакон. Я же стоял, задрав руки в кандалах над головой, и притворялся веником. Один из иноков спустился в поле и шёл теперь, возвышаясь над травой, в тщетной надежде найти низкорослую беглянку. Он в целом и не пытался спешить. Без чар или собак здесь чего-то ловить бессмысленно.

На дороге от Пушкинских Гор показался ещё один патруль церковников.

– Пройдите в машину, пожалуйста, – буркнули у меня за спиной. Я подмигнул багровому архидиакону, которого уже завалил на землю напарник, и степенно развернулся.

Глава 20

– Вы напали на служителя Божьего, – объевшимся котом улыбнулся мне толстый иерей. Он восседал в кресле из цельного дерева, обложенный подушками с золотой вышивкой. – Страшный грех.

Я сидел на хлипкой табуретке напротив священника. Над головой возвышались каменные белые своды огромного зала. Между мною и служителем духовенства был лишь здоровенный дубовый стол, на котором стоял флажок Российской Империи, хрустальный графин с водой, иконка и неаккуратная кипа бумаг, сдвинутая поближе к краю, чтобы не мешалась вкусному обеду, которым и наслаждался священник.

Иерей потянулся губами к ложке и хлебнул осторожно. Причмокнул, пристально наблюдая за мною. Я видел что у него в ухе торчит наушник. Глуховат или работает по инструкции сверху?

– Это очень-очень-очень серьёзное преступление. Но!

Он распрямился, огладив пышную породу, и поднял вверх указательный палец. О, кстати, вон и камера. Значит мы здесь не одни. Ну, хорошо.

– Мы сможем это уладить, господин Артемьев. Если вы поможете нам, то мы, как и принято верою нашей, проявим смирение.

– Вы мне ещё и условия ставите, ваше преподобие? – фыркнул я и закинул ногу на ногу, но сразу же изменил позу. Ну, не самая удобная для табуретки-то. Не просто так в такие места ставят именно их. Чтобы опрашиваемый и руки не знал куда деть, и ноги. Вот ведь продуманные люди!

– Брат Михаил погорячился, и его можно понять, господин Артемьев. Он истовый слуга Церкви и враги веры для него хуже вони американского, будь он неладен, скунса. Знаете о такой зверушке?

Он, наконец, отставил в сторону тарелку. Водянистые глазки смотрели внимательно и равнодушно, а улыбка прямо сверкала. Да что ж среди местных храмовников один через одного твари? Помню же архидиаконов в Твери, вышедших втроём против лавины моих демонов, чтобы просто сдержать их на пару минут. Никого из них и не могу представить вот в такой вот постыдной ипостаси!

Моё молчание иерей растолковал как интерес:

– Скунс это мерзейшее создание, господин Артемьев, но при этом он же и творение Божие, да святится имя его.

Иерей перекрестился, подняв взгляд к потолку и продолжил:

– Можем ли мы обличать гнев веры, который направлен лишь в угоду блага Всевышнего? Встаньте на место Михаила! Официальная бумага с такими обвинениями не может кануть втуне. Это не анонимка какая-то. Ведьма и подселенец! В сердце Пушкинских Гор. Какой конфуз!

Про бумагу он говорил мне уже не в первый раз. Семён (хотя никто разумеется не сказал мне имени обвинителя) не постеснялся всё сделать по правилам, а не послать электронное письмо без подписи. Дурак, конечно. И теперь наверняка сам и пострадает от своей же инициативы.

Ну, за язык его никто не тянул.

– Вы действовали не по протоколу, ваше преподобие – холодно ответил я. – Вы должны были вызвать меня посредством официального письма через курьера. Назначить встречу. И если бы я проигнорировал указанное вами время, то тогда уже пускать в ход свою кавалерию. Но вы скрутили меня как будто бы… простолюдина!

Иерей снова улыбнулся, глазом не моргнув. Эк ты, Илюша, заговорил. Забронзовел, облагородился! Но сейчас это выигрышная карта. Пусть начальник архидиакона Михаил и относился к этому явно со скепсисом. Ну да, ещё неделю назад я был Илюшка из приюта для сирот, которых общество давно вычеркнуло даже из рядов простых людей, а теперь, смотрите ка, одарённый!

С которым у Первой Церкви должен быть особенный режим работы, благодаря множеству жёстких столкновений в прошлом. И этот режим святоши грубо нарушили.

– После чего, ваше преподобие, меня заперли в одной клетке с настоящей ведьмой, – продолжил я, изучая свои ногти. Стрельнул взглядом в сторону иерея. – Ей руки кандалами не связывали!

– Вас удивит, господин Артемьев, но ведьму это бы не остановило. Конечно, это не может никоим образом простить ошибку архидиакона Михаила, однако…

– Я не хочу слушать оправданий. Я требую официальных извинений. За клевету. За неуважение. За унижение.

Священник покачал головой, тяжело вздохнул:

– Да, конечно. Конечно, но всё же нападение… Не забывайте об этом. Вот если бы вы рассказали бы мне больше об этой… Василисе Богдановной Фесенко, верно? Тогда бы мы…

– Я не собираюсь об этом говорить.

– Но вас видели с ней и…

– Весь интернат видели с ней! – вкрадчиво заметил я. – О чём мы говорим, Ваше Преподобие? К чему это всё? Вы уже проверили меня на одержимость, на вселение, на ритуалы. Не делайте такие удивлённые глаза. Пока мы тут сидим меня наверное раз пять просканировали!

– Вы наблюдательны…

– Да, очень. И теперь я жду извинений от церкви. Причём побыстрее, у меня завтра утром экзамен по этике и морали, и мне не хотелось бы из-за этого инцидента ещё и не сдать выпускной экзамен!

Ёжкина ж ты кошечка, Илюша! Какой ты, оказывается, ответственный ученик.

– Но… – не унимался иерей.

– Или же давайте вызовем Исаака Моисеевича и продолжим общение через него.

– Исаака Моисеевича? – растерялся священник. – Какого Исаака Мо… Вы про господина Вольтке? – насторожился он.

Я молча улыбнулся в ответ.

– Удивительное знакомство для человека ваших лет, – пробормотал иерей. Запустил толстые пальцы себе в бороду. О как, задумался! Небось, надеялся, что я спасую и покаюсь на пустом месте. Ну а если и заупрямлюсь, то, как писалось в процедуре взаимоотношений между одарёнными и церковниками, мне пришлют адвоката от уездного собрания. То есть кого угодно и скорее всего ради галочки. Стажёрчика наверняка. А здесь совсем не «кто угодно». Здесь ядовитый зубр известный на всю губернию.

– Хм… Хорошо. Давайте не будем горячиться, господин Артемьев. Господь не любит гневливых. Мы должны проявить смирение.

Я хмыкнул. Смирение. Да я мастер смирения. Я его воплощение на этой земле! Сижу здесь, вместо того чтобы сдать барахло Анфисе, или отправиться в какую-нибудь неизведанную кафешку, чтоб попробовать вслепую коронное блюдо неизвестного пока шеф-повара. А ещё я мог бы быть в администрации, чтобы получить вознаграждение за закрытую зону в Большом Кротово. Да, безмерное безвременье, у меня была масса занятий, вместо которых я более чем смиренно сижу здесь напротив толстого иерея и изображаю невинность.

– Вы правы, – спустя почти минуту тишины тяжело вздохнул иерей. Едва поднялся из-за стола, отдуваясь. Опёрся о столешницу, глядя на меня сверху вниз. По-моему сейчас ему в наушник бубнили инструкции. Интересно кто отдаёт приказы иерею? Ведь, насколько я разбираюсь в рангах Первой Церкви, иерей не самый последний человек в иерархии.

Мне вспомнился тот игумен у школы. Может, он? Хм…

– От имени Первой Церкви приношу вам извинения, – ох нехорошее чувство было в его взгляде. – Очень рассчитываю на то, господин Артемьев, что и вы проявите терпимость по отношению к слуге божьему архидиакону Михаилу. В честь жеста доброй воли.

Он вложил во взгляд сотню тысяч намёков. Проще было прямо сказать: «Баш на баш, братишка, баш на баш. Ты мне я тебе».

– Вы свободны, – подытожил иерей.

Прогремело отодвигаемое кресло, эхо прокатилось по залу, отражаясь от стен и сводов. Священник развернулся и пошёл к черной двери в другом конце холла. Я огляделся, всё-таки слишком большое и пустое место. Но это и хорошо! Потому что у церковников есть допросные и поменьше, но там, наоборот, чересчур тесно от снаряжения, которое они позаимствовали у своих западных коллег. Всякие шипы, тиски, дыбы, крючья и железные девы. Очень рад, что наша беседа ограничилась этим помещением и не зашла дальше.

Позади меня открылась дверь, внутрь вошли двое вооружённых иноков.

– Господин Артемьев, прошу, – прогудел один из них.

Когда я вышел на улицу – шёл дождь. Стоя между белоснежных колонн, я смотрел, как ливень хлещет по листве тополей, а по асфальтовой дороге спешат под зонтами прохожие. На детской площадке напротив храма скрипели качели, а на них с радостным видом восседала десятилетняя девочка, задрав лицо к небу.

Ладно, монахи, за эту вот картину прощаю вас. Тем более, что легко отделался. Правда мог приобрести головняк в лице ещё одной противозаконной подопечной. Которую, кстати, в чемодан не спрячешь.

Хотя… Я задумался. В целом, она туда залезет. Фигурка не дородная, но, право, я не из тех, кто фасует молоденьких девушек по сумкам. В моём случае по дипломатам.

Когда дождь чуть стих, я спустился по ступеням, размышляя как теперь добираться до интерната. Телефон и деньги при задержании иноки Первой Церкви, отчего-то, мне не захватили. Пешком идти до дома? Ну, теоретически, часа за три дойду. Летом, по свежему воздуху – отчего бы и не прогуляться! Ну и что, что прохладно. Зато безопасное приключение. Мне иногда и таких хочется.

Когда я вышел на тротуар – у припаркованной неподалёку машины загорелись фары. Дверь отворилась:

– Илья! Илья! Сюда!

Лиза! Вот вроде бы и радостно, что меня ждали, но с другой стороны не слишком ли она привязалась ко мне? Вдруг это станет проблемой? Становиться любящим мужем и отцом у меня ближайшие годы и десятилетия планов нет. У меня несколько иная миссия, а сроки тут не те, что в потустороннем мире, где время спит, а не бежит галопом.

– Слава Иисусу! Слава Иисусу! – она осыпала меня поцелуями, когда я сел на пассажирское место. – Перепугалась страшно! Ты знаешь про Фесенко?

– Её поймали? – спросил я.

– К сожалению нет. Говорят она чуть тебя не убила! Страшные демоны вырвали дверь у автохрама, чтобы выпустить её на свободу, а затем унесли её прямо в преисподнюю!

Вася молодец, шанс не профукала. А бронемякам комплимент надо непременно передать. Мои страшные ужасные демоны.

– Это правда, Илья?

– Враки, – сказал я, глянул на время на панели автомобиля. Уже вечер! – Есть хочу ужасно.

– О, тогда поехали! Есть рядом очень хорошее место, – оживилась Лиза. За пределами интерната она превращалась в бойкую и милую девочку, строгость учительская слетала мигом. Любопытно, что девушка ничуть не переживала за то, что нас могут увидеть вместе. Ведь, прознав о её связи с учеником, Лизавету Андреевну могут попросить поискать себе другое место работы.

Машина мягко тронулась с места, и когда мы отъезжали я увидел, как из переулка за нами повернул автомобиль, и сомнений не было – это не совпадение. Когда я спускался по ступеням то видел этот персидский кроссовер. Фары погашены, на передних сидениях двое человек. Явно кого-то ждали.

Теперь было ясно кого.

Виду я, разумеется, не подал. Лиза что-то щебетала радостно, рассказывая о своих переживаниях, о том какие слухи пошли по интернату, будто бы старых было мало. Хвалила за отличную отметку на физике и переживала за завтрашний экзамен.

Когда мы выехали за пределы посёлка, я убедился, что фары персидского кроссовера следуют за нами. Интересно, кто эти любопытные соглядатаи. За последнюю неделю мне удалось нажить себе недругов просто во всех сферах жизни. Прикрыв глаза, я прислушался к силе внутри. Ну, конечно, хотелось бы ещё денёк контур не напрягать. Однако, если будет стоять вопрос жизни или смерти, то жахнуть разок смогу удалённо. Ну или по старинке – врукопашную полезу.

Место, куда меня привезла Лиза, находилось на холме напротив Савкиной Горки. Между старой башней и нами медленно текла река Сороть. На небольшой смотровой площадке, куда мы приехали, стоял разноцветный вагончик с мигающей надписью «Шаверма».

– Идём, – поманила меня Лиза выходя.

Персидский кроссовер преследователей выключил фары и замер где-то на подъездной дороге. Любопытно, что же там за людишки притаились… Покорно увлекаемый учительницей, я приблизился к закусочной на колёсах.

– Лучшая шаверма, которую я когда-либо ела, – с заговорщическим видом сообщила Лиза.

И, проклятье, она была права. Там, опираясь на железные поручни, глядя на вечернюю реку, я в очередной раз потерял душу. Вкус был божественный. Сочная, нежная, горячая, с овощами гриль и вкуснейшей хрустящей лепёшкой. Соус таял на губах. Я даже замычал от удовольствия.

Лиза явно осталась довольна моей реакцией.

Ягодный морс, который мы взяли, тоже оказался вне всяких похвал. Удивительно, конечно: место на отшибе, простенькое донельзя, а такая вкуснятина.

– Так… Мне нужно в комнату для мальчиков, – сказал я Лизе, когда доел шаверму и аккуратно, совсем неблагородно, облизал пальцы. – Где она тут?

– Тебе – везде, – заметила учительница. Она ещё смаковала свою порцию. Глаза Лизы смеялись.

– Премного благодарен, – улыбнулся я ей и скользнул к краю площадки.

За персидским кроссовером я был уже минут через пять. Осторожно выбрался через заросли, переступил ограждение и подошёл со стороны багажника. Так, в салоне двое мужчин. Один пялится в телефон и курит в открытое окно. Второй в широкополой шляпе держит руки на руле и нервно барабанит по нему пальцами. Оба не одарённые. Это даже несерьезно.

– Чего надо? – спросил я в окно того, кто листал голых женщин на экране смартфона. Застигнутый врасплох мужик чуть ли не подпрыгнул. Телефон упал ему в ноги и он дёрнулся сначала к нему, потом к наплечной кобуре.

– Стоять, Мазин! – одёрнул его водитель в шляпе и нервный тут же застыл, медленно опустил руки на колени. – Добрый вечер, господин Артемьев.

– Я не помню, чтобы заказывал эскорт. Да и вы не совсем в моём вкусе. С кем имею честь?

Обращение по фамилии и явная субординация. Это не от кого-то из местных одарённых. И не от Свиридова. Да и вообще это совершенно точно не убийцы. Данный подвид называется просто: топтуны полицейские, обыкновенные. Странно. К Андрею Обухову прилетали прямо всерьёз, угрожая ордерами, а теперь тайная слежка. Что изменилось?

– Старший урядный стражник Князев, – неохотно буркнул водитель. Закон запрещал им юлить в разговорах с благородными. Как же изумительно жить в Российской Империи, когда ты принадлежишь к одарённым! Нет, простому человеку тоже хорошо, но не так, совсем не так.

– Урядный стражник Мазин, – машинально повторил его напарник, а затем будто очнулся. – Слушай, сопля, ты чего подкрадываешься, как душегуб?

– Мазин! – процедил Князев.

– Именно, Мазин, нельзя так с людьми благородными. Можно и работу потерять, – цокнул языком я, оглядел обоих ещё раз. Нормальные мужики в возрасте. Здесь им явно быть не хотелось, но приказ есть приказ.

– От Посвистова, да? – уточнил я понимающе. Полицейские смотрели на меня угрюмо, но язык не распускали. Разумно, с таким-то начальством надо уметь отмалчиваться. – Спасибо. Ко мне сейчас со всех сторон лезут, охрана не помешает.