Текст книги ""Фантастика 2024-150". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Юрий Погуляй

Соавторы: Дмитрий Султанов,Евгений Шепельский,Евгения Максимова,,Евгений Гарцевич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 337 (всего у книги 375 страниц)

24

Его благость Гарбс Керован, глава культа Горма Омфалоса, проживал в районе Семи Морей – престижном квартале, где селились богачи. Квартал сей возлежал на холмах над рекой, и чтобы добраться туда, пришлось нанять экипаж. Свою маскировку мы не стали снимать. С ней было безопасней.

Вилла Керована выглядела весьма помпезно. Три этажа, огромный парк. Много охраны из монахов. И обязательно – личная церковь, где Керован в тихие часы возносил молитвы Омфалосу. Личная церковь – это прерогатива богатых, как известно, приближающая их к богу.

Когда я разбогатею, то поставлю в своем поместье сразу три-четыре церквушки, посвященные разным богам. Возможно, они иногда будут спускаться с небес, пить вино и играть со мной в карты.

Ах да, все боги, кроме Атрея – суть происки Тьмы, совсем забыл слова Лигейи. Все – фальшь. Но церквушки я все же поставлю. На всякий случай. Черт, я шучу. Мне настолько плохо, что я готов лечь и умереть прямо сейчас.

Нас провели к Керовану, едва я показал перстень-печатку Вирны.

Его благость ждал нас в богато обставленном кабинете, беспокойно вышагивая по дорогому ковру и чахоточно кашляя. Выглядел он сушеной грушей-дичкой, навроде тех, что усеивали подножия склепов на кладбище, где я оставил груз. Жидкий хохолок седых волос на плешивой головешке. Коралловая, шитая золотом ряса. Взгляд бегающий, крысиный. Такой, какой бывает только у людей с нечистой совестью.

Керован заметно волновался – груз запаздывал, празднество Разделения близилось. И неизвестно – может быть, культ Сноходца уже получил свой груз для ритуалов, а значит, культ Омфалоса будет посрамлен – что категорически недопустимо.

– Наконец-то! Великая радость! – всплеснул он руками-веточками. – Бахун! Бахун! Ба-а-хун! Где вы пропадали так долго?

– Немножко задержались по пути, – сказал-прохрипел я, едва держась на ногах и закашлял с ним на пару. – Через два часа пожалуйте в «Гостевой домик», на площадь склепов, ту, что рядом с Аллеей Вечной Радости. Ну, вы знаете.

Он знал.

– Учтите, молодой человек… бахун-бахун!.. за опоздание я вычту с вас штраф – пятьдесят процентов стоимости груза!

Мне стоило великих усилий не показать ему кукиш.

– Вы оплатите груз по ранее оговоренной таксе, Керован. Иначе я выброшу его в реку.

Он взвился, заходил по кабинету. Двое дюжих монахов за нашими спинами напряглись.

Керован остановился и взглянул на меня:

– Что мешает мне сейчас… бахун!.. оставить вас здесь, направить своих людей на кладбище и отобрать груз? В этом случае я не заплачу вам ни гроша!

Я пожал плечами.

– Потеряете поставщика. Ну и потом – у меня тоже есть… свои люди. Если ваши люди придут к моим людям, мои люди подожгут повозку с грузом.

Он зажужжал, как швейная машинка из тех, что мы с Олником прикупили в Хараште. Потом закашлял. Я выказал солидарность и закашлял в ответ.

– Гритт с вами, юноша! Ждите меня через два часа!

Дивный старичок. Деньги – это все, что держит его на свете в такие годы. Больше денег – больше энергии, больше жизни. Своего рода финансовый вампиризм. Дано не каждому. Например, мне – точно нет. И слава богам, что нет.

– А слыхали ли вы про знамения Объединения, – молвил я как бы невзначай, ощущая прилив странного куража. – Огромная туча грядет… А кроме тучи, говорят, кое-что случится сегодня и в Академии. Боги недовольны, слишком давно они ждут Объединения! Ведь Разъединение, говорят, было ересью.

– Ересь! Бахун! Бахун! Не будь вы иностранцем, за такие слова я мог бы приказать вас казнить!

– Так говорят в народе, ваша благость. Мы слышали сии разговоры от самой границы с Одирумом!

Он закашлял, сделав большие глаза. Монахи за нашими спинами пустили шепоток сомнений.

– Уходите! Уходите прочь! И никому не говорите об этом!

Мы и ушли.

– Фатик, – промолвила Виджи, когда мы вышли из ворот. – Ты снова за старое…

– Нет, – сказал я. – Новое. Лучше иметь на шее один культ, нежели два. Дешевле, понимаешь? И лучше вместо Разделения с его бурными драками устроить новый праздник – Объединения с всеобщим братанием.

Туча медленно, но верно накрывала город. Скоро, скоро грянет буря.

Теперь – в ставку культа Сегизма Сноходца, на том же экипаже. Нет, сначала – заедем в харчевню. Мне необходимо поесть, иначе я потеряю сознание. Животные, когда болеют, не едят – но человек не животное. Воздерживаться от пищи, когда сводит желудок, я не буду. К тому же я чую инстинктами варвара, что грядет драка. А в бой я иду, только плотно поев. Такая уж у меня особенность.

Его великопреподобие, глава культа Сегизма Сноходца проживал в особняке на другом конце города. Парк не менее обширный, озеро, церковь. Ну просто загляденье.

Перстень-печатка сработал и здесь. Нас провели в особняк, однако не в деловой кабинет. Молчаливый монах поманил нас в темный коридор с запахами мяса и дымом очага. Ловушка? Надеюсь, нет. Коридор шел под уклон, похоже, мы спускались в подвал. Я тайком передал Виджи один из кинжалов.

– Спрячь в рукаве.

– А я? – влез Олник, узрев мои манипуляции (гномы, как известно, видят в темноте куда лучше кошек).

– Смотри по обстоятельствам.

От этих слов бритый затылок монаха-проводника напрягся и пошел складками. Судя по плечам, монах с детства занимался борьбой или же был молотобойцем.

Нашим глазам открылась кухня со стенами из красного кирпича и маленькими зарешеченными окошками. Масса надраенной медной посуды висит сразу над тремя плитами. На отдельной стене – стойка с массой бутылок; рядом выстроились винные бочонки. С других стен свисают связки трав, лука, кореньев, окорока и колбасы. Весьма представительная кухня, надо сказать, тут есть все, что полагается иметь кухне богатого человека, который любит и умеет поесть.

Сидящий за большим деревянным столом человек был одет в лазоревую рясу с позолотой. Он глодал цельную баранью ногу, запивая ее пенным пивом. Замечу меж строк, что потребление мяса и пива за неделю до праздника адептами Сноходца не приветствовалось. Человек был грузен, крепок, как бывший грузчик, поднабравший с возрастом вес.

Я не поверил глазам.

– Хайкрафт? Хайкрафт Сурджи?

Он прищурился. Я отцепил фальшивую бородку.

Это был призрак прошлого, глава одной из местных преступных шаек Хайкрафт Сурджи. Тот, к кому я надеялся обратиться, чтобы набрать головорезов для атаки на Академию.

– Хо-о-о, Фатик! Какая славная неожиданность! – Взмахом руки Сурджи отпустил монаха. – Садись! Бери табурет. И твои спутники пусть присоединятся. Садитесь, ешьте, пейте. Берите доброе вино!

– Его великопреподобие… – сказал я. – Мы пришли, дабы переговорить с его великопреподобием об оккультном карго…

– Хо-о! Фатик, давненько ты не бывал в Талестре. Я и есть его великопреподобие, глава культа Сегизма Сноходца.

Я вдруг взопрел в хламиде студента, под которой была напялена куртка.

– О Гритт.

– Ну, жизнь повернулась ко мне передом четыре года назад, дорогой Фатик. Хо-о! Да садись ты. Или не хочешь есть?

– Благодарю, мы недавно поели в харчевне.

– Эх, слабаки! Доброе мясо, доброе вино, что еще нужно для счастья? Я люблю так, по-простому, в обычной кухоньке…

Он создавал обманчивое впечатление жизнерадостного и добродушного человека. Его великопреподобие… Ну надо же…

– Как славно, что ты снова в деле, дорогой Фатик! Так ты привез груз от жирной мерзавки Вирны, х-хо? Она требует называть себя госпожой в письмах. Ну а я в ответ требую, чтобы она величала меня господином! Х-хо-о! Мы уж и отчаялись заполучить груз, говорят, в Брадмуре очень жарко в последнее время.

Глаза у него были маленькие и умные. Взгляд был цепкий, как и у всех людей, что пробились с самых низов.

– Есть такое, – сказал я. – Но мы прорвались. Без потерь.

– Это замечательно, дорогой Фатик! И когда я смогу получить груз? Время, знаешь ли, на исходе.

Это ты можешь мне не говорить, Хайкрафт.

– Сегодня, через три часа, у главного входа в «Гостевой домик».

Главный вход находился в противоположном конце от Аллеи Вечной Радости, стало быть, конкуренты никак не столкнутся друг с другом. Хитроумен, Фатик!

Хайкрафт отхватил здоровенный шмат баранины и прожевал. Затем прищурился весьма хитро.

– Кладбище? Годится. Явимся, надеюсь, до дождя.

– Постарайся.

– Ты выглядишь бледненько, что, не здоров?

– Подхватил в горах простуду.

Тут я закашлялся – совершенно, надо признать, без наигрыша.

– У-у-у, значит, надо лечить. Налей себе вина!

– Спасибо, обойдусь без вина. Требуется еще сделать кое-какие дела.

– Да? Ну смотри… Х-хо!

– А слыхал ли ты, Хайкрафт, про знамения Объединения, – вкрадчиво произнес я. – Огромная туча грядет… А кроме тучи, говорят, кое-что случится сегодня и в Академии. А все потому, что боги недовольны, слишком давно они ждут Объединения. Ведь Разъединение, говорят, было ересью.

Он ужаснулся, перестал жевать, уставился на меня.

– Какая ересь! То, что ты говоришь – страшная ересь, и я могу предать тебя смерти!

– Увы, но крестьяне говорят об этом от самой границы с Талестрой. Говорят, ходят слухи, что сегодня грянут знамения!

– Ох, Фатик! Ересь! Уйди, не могу тебя слушать!

Мы и ушли.

Пожалуй, для объединения культов я сделал все, что мог. Остальное будет зависеть от силы знамений. А уж они будут. О да, будут.

* * *

На экипаже мы вернулись к «Гостевому домику» и стали ожидать. Багрово-черная туча надвинулась вплотную, ветер гонял меж склепов сухие листья. Молчаливые зарницы раз за разом освещали пространство. Но дождя не было. Может, его и не будет. Природа тучи, возможно, была иной. Возможно, из нее посыплются камни. Или жабы. Или камни, жабы и еще что-то столько же привлекательное и аппетитное.

Я чувствовал нарастающую тревогу. Что-то скверное, кроме тучи, приближалось. И я не мог этому помешать.

Наконец, к нам пожаловали адепты Омфалоса под предводительством одышливого кашлюна Керована. Я не ожидал, что он сам явится. Монахов с ним было более двадцати человек, пятеро вели в поводу осликов для груза. К тому времени я велел возницам – Нануку и Ванко – отвести козла подальше и заткнуть ему пасть, чтобы не выдал нас блеяньем. Если культисты узнают, что мы двурушничаем, неизвестно, что будет. То есть – известно: резня.

Олник, Самантий и Тулвар ждали в фургоне.

– Ну, юноша, где наш товар?.. Бахун-бахун!

Я выдал им товар. Керован лично осмотрел каждый кустик вангрии и заглянул в каждый бочонок с моджи.

– Бахун, бахун! Кусты осыпались!

– Дорога была трудной. В Брадмуре неспокойно. Но лепестки на вангрии еще есть.

– Бахун!

– Очень неспокойно было на дороге. И хорошо, что мы привезли вангрию и моджи вообще!

Керован снова сунул острый нос в бочонок с моджи.

– Бахун! Бахун! Ольмерт, подойди! Попробуй напиток!

Монах со статями быка приблизился вразвалочку и капнул себе на ладонь немного галлюциногена.

А я стоял рядом с Виджи и Крессиндой (обе – вооружены, собственно, как и монахи), трясся от лихорадки и думал.

Гритт, яханный фонарь, как же понимать речь мертвецов Брадмура, что я смогу проникнуть все же в закрытую часть Академии? Время на исходе!

Меж склепов и груш-дичек вдруг наметилось шевеление. Там – тут, тут – там, мой взгляд засек шевеление сразу в десяти местах! Что-то светло-синее… О боги, лазоревые рясы культа Сноходца явились на час раньше срока! И, яханный фонарь, совсем не в условленное место!

Над площадью пронесся голос Хайкрафта Сурджи:

– Х-хо! Фатик! Двурушник ты чертов! Я так и знал! Я понял, когда тебя только увидел! Вперед, братья! Руби приверженцев Омфалоса! Уничтожьте груз! В бой! В бой!

На площадь высыпали монахи Сноходца, обнажив короткие тесаки и мечи подлинней. Было их не менее сорока человек – откормленных, бритоголовых и готовых убивать.

Монахи Омфалоса также выхватили оружие, припрятанное в рясах. Не могу сказать, что они сильно удивились – неизбежное столкновение оттягивалось уже слишком давно.

Разгорелась схватка, в которой монахи Сноходца имели очевидное преимущество. Сурджи возглавил наступление на наш фургон. Цветы вангрии и напиток моджи его монахи стоптали, Сурджи понимал, что остальные цветы вангрии ждут в фургоне. Однако оставался еще козел.

Монахи Сноходца атаковали успешно, и несколько культистов Омфалоса пали, обагрив коралловые рясы кровью. Керован избежал смерти, юркой змейкой проскочив меж склепов, и был таков.

Мы отступили к фургону. Бой разгорался, культисты Сноходца успешно теснили приверженцев Омфалоса.

Сурджи был отчаянно смел: размахивая увесистой саблей, он вел десяток человек в атаку на наш фургон.

Олник спрыгнул на землю с топором, Самантий с каким-то ножиком занял место рядом.

– Где козел? Где козел? – страшно орал Сурджи, пропустив вперед себя нескольких монахов.

– Там, где твои руки не достанут!

Я отвел удар тесака, врезал монаху под коленку и ударил в грудь мечом. Кольчуга! Я отбил еще удар, и ловко – да, иногда у меня получается! – отсек монаху ухо. Он взвыл, и я ударил его в горло. Затем пихнул на атакующих и, когда он повалился им под ноги, провел удачную комбинацию, коя заключалась в расколотом черепе еще одного культиста и отсеченной руке другого.

– Кольчуги! На них кольчуги! – крикнул я.

Хорошо подготовились, сволочи.

Адепты Омфалоса кольчуг не надели, и поэтому монахи Сноходца теснили их крайне успешно, усеивая коралловыми рясами площадь. Те и другие дрались яростно и злобно, слышался звон клинков, сдавленные стоны и ругательства.

Нас прижали к фургону. Дело принимало очень скверный оборот. Кажется, мертвецы Брадмура ошиблись.

Вдруг среди склепов раздались резкие команды на знакомом мне языке.

Боевой язык кверлингов! О боги, нет!

Они высыпали на площадь со всех сторон, и было их куда больше сотни – чуть ли не четверть Злой Роты пригласили на рандеву.

Я успел прикончить зазевавшегося культиста, вогнав клинок в ямку меж ключиц, и пробился к самому Хайкрафту Сурджи, решив прихватить его с собой напоследок. Он сделал выпад в мою сторону, который парировала Виджи.

А я?

Меня вдруг повело, людские фигуры расплылись перед глазами.

И тут случилось то, что должно было случиться с героем по найму, которого эксплуатируют и в хвост и в гриву, даже когда его грудь разрывает от кровавого кашля, а тело сковывает озноб.

Я потерял сознание.

Быстро, резко, бесповоротно.

Варвар, болеть – вредно!

Интерлюдия V (все еще там же)

Я выгораживаю Шатци

На закате мы развели костры на главной площади поселка и затеяли пиршество. Отчаянное пиршество с отчаянной музыкой и плясками. В ряды Джарси влился не очередной юноша, но – боевой варвар, который отныне будет зарабатывать деньги для клана Мегарон.

После некоторых уговоров с моей стороны явился даже брат Тенезмий, изрядно удивленный таким обстоятельством. Поскольку раньше он регулярно отказывался от празднеств, на него давно махнули рукой и уже давненько никуда не приглашали.

Трамп и другие старейшины пили наравне со всеми: грешно быть трезвым в праздник, если ты полностью здоров.

К этому времени эльфы уже убрались по своим унылым делам. Старейшины определили им для ночевки Медовые озера рядом с поселком.

Я был совершенно трезв, а следовательно, грешен: сложив руки на груди, я смотрел, как Джальтана, сбросив высокие сапоги, лихо отплясывает об руку с братцем.

Ее волосы сверкающей кометой пролетали над кострами, синие глаза озорно блестели.

Мне был знаком этот блеск… С таким же блеском и таким запалом она танцевала со мной год назад…

Теперь она заполучила нового мужчину, новую игрушку, которая дарила ей яркие чувства. Потом впечатления поблекнут, и игрушка будет брошена без зазрения совести. А может быть – и нет. Может быть, это именно я не подошел ей.

Женщины иногда бывают жестоки.

Но то же самое можно сказать и о мужчинах. Когда в их кошачьих усах перестает проскальзывать искра, они молча исчезают в неизвестном направлении, не неся благоглупости о дружбе и приятельстве.

Уж если откровенно, я не знаю, чье поведение более бессердечно.

Расшалившийся дедуля плясал в одной набедренной повязке. Он не подпускал к себе на длину копья ни девочек, ни девушек, ни даже бабушек (некоторые бабушки имели на него виды), и, как мне начинало казаться, правильно делал. Не знаю, что за горькая история крылась в его прошлом: может, никакой, может, он сразу родился умным и осмотрительным.

Конечно, я пытался это вызнать, но всякий раз дело заканчивалось близким знакомством с Указующей Бляхой.

Так или иначе, меня, сироту, не помнящего родителей, дедушка воспитал как следует.

Меня и еще три десятка пацанят.

Не знаю, что он во мне разглядел, раз вручил топор, надумав сделать главой старейшин и воспитателем боевых варваров.

А сегодня я его обманул. Обманул во благо, но обман есть обман, особенно для Джарси.

Музыка неистовствовала. Малиновый шар солнца парил над зубчатой кромкой гор.

Я был у дальних столов, сложив руки на груди, и ощущал себя прокаженным на празднике. Мне не нравилось быть варваром Джарси из клана Мегарон и уж тем более мне не хотелось наследовать должность дедушки. Я противоестественно хотел туда, вниз, к той самой гнилой цивилизации, которую так бичевал мой воспитатель. Тут, наверху, было просто. Там – сложно. Я хотел забыться в этих сложностях. Забыться, пока молод, пока не обзавелся семьей и ответственностью за близких, пока не стал главой клановых старейшин, пока… дедушка не понял, что он ошибся, выбрав меня на роль своего наследника.

Музыканты взяли паузу, чтобы отдышаться и выпить хмельного. По площади раскатился веселый гомон.

Я вздохнул.

Тут меня нелюбезно дернули за локоть.

– Ну? – спросила Мэй, вдова Годрика Вшивого (не спрашивайте о прозвище, он получил его за дело). – С кем ты надумал меня познакомить?

Я молча указал пальцем. Брат Тенезмий глодал свиное ребрышко у крайних домов.

На полных щеках Мэй обозначились складки:

– Святоша? Ты не сдурел ли, Фатик?

– А ведь он про тебя спрашивал…

Маленькие глаза Мэй сверкнули.

– Иди ты?

– И запинался и краснел как мальчишка.

– Великая Торба!

– Только будь с ним мила, он очень стеснительный.

– Святоша, хм… Суховат…

– В самый-самый раз! Но не говори ему: мол, это ты про меня спрашивал? Застесняется и убежит.

Мэй хмыкнула и оправила подол сорочки, так что та натянулась на тяжелой груди.

– Не учи. Бывай.

– Удачи.

Мэй двинулась к миссионеру напролом. Я мельком пожалел святошу. Я, так сказать, раздул поросячьи страсти, вновь прибегнув ко лжи во благо. Не совершил ли я зла, не сбежит ли завтра брат Тенезмий из клана, тем самым нарушив свою епитимью? Или, того хуже, от безысходности повесится на воротах свинарника?

Кстати, где мой братец? Я увидел только Джальтану. Она точила лясы с простыми парнями: их тянуло к ней, как мух на только что отжатый мед.

Брата не было с полчаса, наконец заволновалась даже Джальтана: внимание парней это хорошо, но куда пропала любимая игрушка?

Внезапно игрушка возникла просто из ниоткуда: соткалась из вечерних теней и нависла надо мной, обжигая чесночным духом.

– Фа… ти-и-ик! – простонала она, издав серию нечленораздельных звуков. – Там… Там такое! Быстрее, за мной!

– А именно? – зевнул я. – Только не говори, что нашел в домике дедушки женские панталоны.

– Хе-хе, хе, хо! – Эти слова его развеселили. Он, несомненно, представил, что дедушка сам носит эти панталоны, когда никто не видит. – Так слушай же!

– Весь внимание. – Я слегка отстранился, ибо брат пропитался чесноком не хуже шпигованной свиной туши.

– На озерах навострились купаться эльфийки! Я тихо пролез по кустам… А они там раздеваются! Гы-гы! Хе! Хо!

– Ну и ну! – сказал я. Я бы не назвал Шатци слабоумным, однако иногда он был слишком инфантилен для взрослого Джарси. Впрочем, нужен ли ум, если есть сила и удачливость? – И что теперь?

– Айда со мной! Тоже… посмотришь… Братец!

Слыхали? Малышу хотелось разделить с кем-то восторг от забавы, вернее даже – умножить. Так ребенок показывает свою куклу взрослому и весело хохочет.

Краем глаза я углядел, что Джальтана пробивается к нам между пиршественных столов. Шатци тоже заметил ее и засуетился.

– Гритт… Побежали, Фатик! Ну… торопись же, пока Джальтана…

И тут на меня снизошло озарение. Зачем мне женщина, которая относится к мужчине как к игрушке, пускай и неосознанно? Зачем мне женщина, неспособная укоренить свои чувства? Сегодня одна игрушка, завтра – другая. Люди редко меняются, и еще реже – в лучшую сторону. Джальтана будет такой всегда. Все ее чувства – короткая вспышка молнии, после которой в душе мужчины остается пепелище. Но на пепелище замечательно растут цветы новой мудрости, новых возможностей… и новых дорог.

Комок в моей груди сам собой рассосался.

Пусть теперь с Джальтаной мучается Шатци. Вот счастья-то брату привалило. Он-то пока не знает, на что способна эта девица, если слегка подогреть ее чувства.

– Голые эльфийки! – воскликнул я, повысив голос ровно настолько, чтобы Джальтана услышала. – В озере? Это же ох-х! Ух-х! Ты чего тут торчишь, болванище! Конечно, хочу! Веди меня, брат!

Я стоял к девушке вполоборота, но даже так увидел, как взлетели на лоб ее светлые брови.

– Двигаем отсюда, – сказал я.

Музыканты грянули плясовую, и кто-то из Боевых варваров Джарси, вскочив, попытался увлечь Джальтану в вихрь танца. Оглянувшись у края площади, я заметил, как кулак девушки входит в соприкосновение с переносицей ухажера.

Путь к Медовым озерам недолог: минут десять бегом. На высоком обрыве росли кусты, и в «окна» между ними я разглядел на том берегу Малого Медка становище эльфов. Дымили костры. Меж фургонами были натянуты веревки с мокрым бельем. Эльфы сидели у костров бледными тенями. Звучала неприятная, царапающая душу своей заунывностью музыка – флейты, свирели и всякое подобное, и даже, кажется, арфа.

– Ниже! – просипел мой брат. – Ни-и-и-же-е-е! Прямо под нами! Тс-с-с!

Под нами в озеро выдавалась скала, похожая на загнутый коготь. Она огораживала часть озера, образуя маленький бассейн с прозрачной водой и чистым песчаным дном. В самом глубоком месте воды мне было по грудь. Старая, растрескавшаяся, с редкими кустами поверх, скала была достаточно высока, чтобы заслонить купальщиков от взглядов со стороны становища. Точнее, купальщиц. Восемь эльфиек… Нагих, как мои ладони.

Честное слово, я думал бросить только один взгляд, но…

Они намыливали друг друга, эдакие длинноволосые стройняшки, подставляя нашим взглядам спины, ягодицы, груди, бока и ножки… В их движениях сквозила ненамеренная чувственность… Легкая, играющая, лишенная всякой угловатости и малейшего намека на пошлость, но от этого возбуждающая еще больше. Невинность – один из самых сильных афродизиаков, а невинность эльфийская действовала вдвойне сильней.

Вогнутые спины, мраморные раковины животов, маленькие острые груди и волосы – уже вымытые от седой дорожной пыли длинные волосы, горящие на закатном солнце красным золотом.

Это было… ожившее полотно художника. Живое произведение искусства, оно двигалось, дышало, плескалось, иногда допускало легкие смешки, шлепки по воде, и распространяло безбрежную, фантастическую чувственность.

– Ептиль, – сказал Шатци, жарко задышав мне в ухо.

– Да-а-а, – только и мог вымучить я. Мозги были всмятку.

Дальше мы созерцали молча, на корточках, заслонившись ветками кустарника по обе стороны «окна». Созерцали до того мига, пока из мира искусства нас не выдернул вал отборной брани.

Шатци вскочил, и первое, что он промямлил Джальтане… Нет, вы ни за что не догадаетесь!

Видимо, мужчины везде одинаковы.

– Это не то, что ты думаешь! – вот что он сказал, ага.

Джальтана сжимала в руках свое копье. Я подумал, что она не будет нежничать и сразу проткнет братца, но девушка обрушила на его голову настоящий ливень непристойностей, скабрезностей, саркастических упреков. Затем она сообразила подбежать к обрыву и заглянуть…

Эльфийки смотрели на нас молча. Глаза у них были… Впрочем, у эльфов всегда большие глаза, но на сей раз вместо миндаля в глазные впадины вставили круглые-круглые пуговицы от тролльих штанов. Вот такие большие, да.

Джальтана взвизгнула, ее щеки пошли бурыми пятнами.

– Это не то, что ты… – в который раз уныло начал Шатци, но Джальтана перешла от слов к делу и стукнула братца по голове черенком копья. Шатци не остался в долгу и зарядил Джальтане в глаз (да-да, наш Кодекс запрещает бить женщин, но только до тех пор, пока они сами не распустят руки). Зря он это сделал. Выронив копье, девушка чисто по-женски вкогтилась в рыжие патлы Шатци и выдрала из них приличный клок. Потом они оба упали и откатились в кусты. Тут вступил в игру ваш покорный слуга. Я попытался оттащить Джальтану от Шатци, но получил локтем в грудь. Пришлось отвесить Джальтане могучий шлепок пониже спины, а братцу врезать под ребра пинка. Затем я с натугой расцепил драчунов, держа Шатци за пояс, а Джальтану – за шиворот кожаной туники. Я не особенно высок, но силенки у меня хватает, я все же воспитанник Боевой Арены и лично дедушки Трампа.

Так мы и застыли на краю обрыва на несколько мгновений, с натугой дыша, причем Джальтана и Шатци перебрасывались бранью через мою голову.

Эльфийки молча смотрели на нас, не стесняясь своей обжигающей наготы. В глазах поблескивали красноватые лучи заката. Внезапно я узнал ту самую, «пожилую» женщину, которая сейчас, казалось, сбросила разом тридцать годков. Она что-то сказала остальным. Взгляды всех женщин сошлись на мне, и Фатик Мегарон Джарси почувствовал себя до крайности неуютно. Это были изучающие, пронзительные взгляды, лишенные каких-либо обвинений. Затем взгляды сосредоточились на брате. И были они еще более изучающие. Губы «пожилой» эльфийки что-то неслышно сказали. Последовали кивки. Утвердительные кивки, если только у эльфов кивок и мотание головой не поменяны местами.

У меня промелькнула мысль, что «пожилая» – провидица, или что-то наподобие. Она что-то разглядела во мне и брате, вернее, разглядела повторно, то, что сначала увидела на площади, а теперь это разглядели и остальные.

Разглядели и мне не сказали.

А эльфийки уже смотрели на Джальтану и Шатци.

И взгляды у них были такие же изучающие и долгие.

Тут из кустов за нашими спинами выломился дедуля.

Лицо у него было не сказать, что очень дружелюбное.

В руках он держал мой топор.

* * *

– У-у-у!

– Но, дедушка…

– Ты – старший! Ты – наставник! Ты – виноват!

– Но…

– А я-то думал сделать тебя главой старейшин… Думал, смена растет… Внучек!

– Ладно, я виноват, дедушка, но…

– Эльфикам потребен проводник через долину Харашты. Они сегодня просили тебя. Именно тебя, охламон! А еще я думал с вами Джальтану отправить. Что, думаешь, дедушка старый, сопливый и ничего не видит? Так вот: хрена лысого ты теперь поедешь. У-у-у!

– А кто поедет, дедушка?

– Шатци. И Джальтана. А с тобой я поговорю… утром. Нет, не тому, не тому я отдал свой топор! У-у-у, подсматривать за голыми эльфийками! Позор на весь клан Мегарон! Надо же, и добро бы это придумал твой шалопутный брат!

– Нет, дедушка, это придумал я…

* * *

Утром на главной площади поселка дедушка проводил публичную беседу с Фатиком Мегароном Джарси. Означенный Фатик лежал пузом на не струганой лавке и внимал посвисту ремня с Указующей Бляхой. Кругом толпился народ.

Шатци не преминул завернуть на площадь. Он ехал на головном фургоне эльфов, одетый в традиционный костюм боевых варваров Джарси – безрукавку и набедренную повязку из шкуры барса, кожаный плащ, а рядом, на козлах, сидела счастливая Джальтана. Ее голова с личиком, которое украшал порядочных размеров синяк, лежала на плече Шатци.

Оба взглянули на меня с высоты. Я нашел в себе силы поднять голову и посмотреть на них, пока дедушка делал очередной замах. Жалость в их глазах не умерила мою боль и позор.

Я понадеялся, что это первый и единственный раз, когда я получаю за беспутного брата. Учитель обязан выгораживать своего ученика, особенно в случае, если сам косвенно виноват в том, что случилось. Если его ученик – брутальный варвар – отчаянный трус в душе.

В первый и последний раз.

В первый.

И последний.

Раз.

БОГИ, КАК ЖЕ БЕЗУМНО Я ОШИБАЛСЯ!

* * *

Чудеса случаются и без эльфийской магии.

Через месяц после отъезда Шатци брат Тенезмий обручился с Мэй, а через три – стал клансменом и главным по свинарникам в нашем поселке.